Текст книги "Синие цветы I: Анна"

Автор книги: Литтмегалина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Мы вышли на конечной, и Науэль уверенно, как уличный пес, устремился по темным переулкам.

– Науэль…

– Что?

– Купи мне сигарет.

– Каждые сутки, выкуривая пачку, ты сокращаешь свою жизнь на сто минут.

– И на двадцать четыре часа, – сказала я примирительно. – Сегодня явно не лучший день для прощания с вредными привычками.

– Ладно. В баре. Нам сюда, – Науэль нырнул в узкий грот меж облупленных домов. – Осторожно, шею не сверни.

По узким разбитым ступенькам мы спустились к залитой водой площадке перед дверью и вошли в подвальный бар. Внутри было темно и безлюдно – вероятно, посетители собирались позже. Пахло подкисшим пивом – едва уловимо, но Науэль все равно поморщился. Он подошел к стойке, купил мне сигарет и зажигалку, спросил о чем-то бармена. Тот уставился на него во все глаза, но указал на дверь в служебное помещение. Прежде чем войти, Науэль оглянулся на меня с ничего не выражающим взглядом, точно проверял, на месте ли его хвост. На месте, на месте, всегда за тобой.

– Виг! – окликнул Науэль.

Не заставив себя ждать, из полумрака выступил здоровенный щетинистый мужик и расплылся в зубастой улыбке.

– Вилеко! Тысяча лет! Опа, да ты уже меньше похож на девочку!

– Опа, да ты еще меньше похож на человека, – бросил Науэль, разглядывая подошедшего с откровенной снисходительностью.

– Ты с девкой! – поразился тот.

– Не рекомендую это комментировать, – Науэль поджал губы.

Щетинистый бросил на меня любопытный взгляд (неприятные у него были глаза, темные и суетливые), но Науэля послушался.

– Дай угадаю, зачем пришли.

– Томление сердца замучило, – бесстрастно сообщил Науэль и стянул капюшон, открывая свои белые волосы, стянутые в хвост.

Пользуясь тем, что им не до меня, я расковыряла пачку и вытащила сигарету – не могла больше ждать. Когда дым защекотал горло, я зажмурилась от удовольствия. Выдохнула. Мне казалось, дым, расползаясь, образует мягкий кокон, сквозь который я слышала:

– Небольшой, легкий.

– Дамский вариант?

– О, ну что ты. Пистолет – оружие дальнего боя, нивелирующее разницу в силе. По умолчанию вариант для настоящего мужика. Хрупкие девочки отбиваются коготками.

– Забыл уже, какая ты злючка.

– Всегда рад напомнить.

– А теперь ты вспомни, куда дел мою первую игрушку.

– Подарил младшему братику. Живее к делу.

– Хех, ты серьезно думаешь, я храню всю это дерьмо здесь? Времена поменялись, законы ужесточились. Я не хочу загреметь на двадцать лет.

– Очень ты боишься бумажных законов, – фыркнул Науэль. – Да даже если боишься, сказать тебе заклинание для храбрости?

– Отойдем-ка, кой-чё объясню.

Они скрылись за зеленой дверью в противоположной стене подсобки, оставив меня раскуривать вторую сигарету и размышлять о том, как круто свернула моя жизнь. Науэль хочет приобрести оружие. Что за цирк ждет нас дальше? Меня ничего не беспокоило, пока не догорела сигарета. Я во сне, все не по-настоящему. Реален только дым, повисающий серой дымкой, и пепел, осыпающийся на грязный иллюзорный пол.

Они вернулись минут через пятнадцать. Что-то неуловимо изменилось в Науэле, и я поняла, что теперь оружие у него есть.

Виг не хотел отпускать нас так просто. Я уловила жгучий, почти нездоровый интерес Вига, не позволяющий ему послать Науэля подальше. Напротив, он стремился растянуть эту встречу до предела.

– Слыхал я сегодняшние новости. Много там сказали интересного, в том числе и то, что ты как будто бы проявляешь безучастность к недавним событиям, хотя они непосредственно тебя касаются. Я уж было решил, что ты сгинул от греха подальше, но вот и ты, прелесть, зашел проведать старого друга. А мы как раз тут с парнями обсуждали, может ли такая малышка, как ты, пришить кого-нибудь.

Науэль достал пистолет из кармана.

– Проверим?

На колючей физиономии мелькнул страх.

– Эй ты, в людей не целятся.

– Ну, это в людей, – пожал плечами Науэль, убирая пистолет. – Ты для этого продаешь их – чтобы в людей не целились?

Виг ничего не ответил, только стиснул челюсти. Он был на грани бешенства. Я отступила подальше, не понимая, как Науэлю удается сохранять хладнокровие. Но Виг, отодвинув свою злобу с таким усилием, как если бы это был шкаф, вдруг заговорил с почти умиротворяющей интонацией («хорошая собачка, добрая собачка»):

– Ты видел Кристел?

– Не так давно. Она рассказала, что ты спускал через тридцать секунд, и велела передать – если вдруг меня угораздит в тебя вляпаться, – что она умерла.

– Где ты видел ее? В Льеде?

– Твое ли это дело? – ответил Науэль вопросом на вопрос, отворачиваясь.

– Тот раз был первым и последним. Я не причиню ей вреда.

– «Я не причиню ей вреда», – передразнил Науэль. – Если она и хочет тебя видеть, то не иначе как мертвым.

– Если бы ты не влез, она бы не ушла от меня.

– Если бы я не влез, ты бы уже сидел за убийство. Возрази мне.

– Тебя не учили – не суйся, куда не просят? – настаивал Виг. – Однажды тебя пришибут за это.

– До сих пор не пришибли как раз-таки благодаря этому моему счастливому качеству, вследствие которого мне все либо чем-то обязаны, либо я что-то про них знаю. В твоем случае и то, и то.

Виг проследовал за нами в бар и там с отчетливо проступившей злобой сказал:

– Как же ты теперь без папочки, Эль-девочка? Видать, грядут большие проблемы, если ты засуетился, как крысеныш.

– Грядут. Но это не мои проблемы, – безмятежно отозвался Науэль. Даже если он был уверен в обратном, он определенно не стал бы делиться своими опасениями с Вигом. Вытащив из кармана колоду карт, Науэль раскрыл ее веером, рубашками к себе. – Вытащи любую карту, запомни ее и верни обратно, не показывая мне.

Виг выбрал, подозревая подвох, но подчиняясь любопытству. Науэль привычным движением перетасовал колоду, затем выдернул одну карту.

– Эта?

Кустистые брови Вига поползли вверх, приподнимая морщины на лбу.

– Эта. Как ты…

– Дарю, – холодно произнес Науэль, прижимая карту ко лбу Вига.

На обратной стороне карты теперь было написано розовым маркером: «Мудак».

У меня распахнулся рот от удивления. Рванув меня за собой, Науэль стремительно вышел.

На улице я выхватила у него колоду. На остальных картах надписи отсутствовали.

– Как ты это сделал? – спросила я.

Он не ответил, рассекая темноту, стремительный и мрачный, как оборотень.

– Зачем ты купил пистолет? Ты что, собираешься из него стрелять?

Науэль даже споткнулся.

– Аннаделла, ты меня шокируешь, – признался он. – Что еще, по-твоему, с ним можно делать?

Я сникла и замкнулась, но разбитая телефонная будка напомнила мне о моем намеренье.

– Я все-таки хочу позвонить в полицию.

– Смысл в полиции? Эти дегенераты не способны даже разыскать собственные жопы.

Я жалобно посмотрела на него.

– Даже если выстрелы слышала вся округа, у нас такой район, что не уверена, что кто-то отреагировал. Янвеке… вдруг он до сих пор лежит там, на кухонном полу? Мертвый и беспомощный.

– Он либо мертвый, либо беспомощный, – возразил Науэль, но достал из кармана монетку.

Прижав к уху грязную липкую трубку, я дождалась соединения. Ответила женщина, что меня почему-то обрадовало. Я назвала адрес Янвеке, затем начала рассказывать о произошедшем подробно, припоминая все детали, но вскоре телефон запищал мне в ухо, напоминая, что необходимо бросить следующую монету.

– Монетку, – попросила я Науэля. – Монетку.

Он не отреагировал.

– Ваше имя? – спросила женщина-полицейская на другом конце телефонного провода.

– Анна Маурис, – сказала я и дернула Науэля за рукав, но уже зазвучали короткие гудки. – Почему ты не дал мне монетку?

– Вперед. Пора убираться из города.

– И как мы уедем? На автобусе?

– Отличая идея. Уверен, нас уже ждут на автовокзале, собираясь устроить торжественные проводы. Серьезно, вокзал – это последнее место, куда стоит отправиться. Чтобы засечь беглеца, достаточно встать у кассы и ждать.

– Считаешь, все настолько серьезно?

Мы прошли мимо фонаря, и я успела заметить, как Науэль округлил глаза.

– У нас два трупа. Ты считаешь, все недостаточно серьезно?

Я не знала, что мне вообще думать. Тревога наморозила во мне большой ком льда, ощущающийся в груди холодом и тяжестью. Мне хотелось сесть на асфальт и заплакать, но еще сильнее было нежелание подвергать себя насмешкам со стороны Науэля. Так что я просто пожаловалась:

– Я хочу есть.

У Науэля стало такое выражение лица, как у человека, припомнившего нечто важное.

– Точно. Покормить.

Прозвучало так, как будто он говорил о собаке.

Мы заскочили в магазин, где Науэль покидал в корзину странный набор продуктов. К тому времени, как мы оказались в переулке, где стояла тьма-тьмущая, я валилась с ног. Казалось, сейчас не менее полуночи, хотя на самом деле было едва ли больше девяти вечера.

Науэль отобрал у меня зажигалку, чтобы использовать ее в качестве фонарика.

– Знаешь ли ты, – изрек он, на секунду озаряя мрак, – что более половины машин в Роане красные. Красный… цвет, связанный с жаждой внимания и стремлением выделиться из толпы. Забавно, что, когда каждый стремится выделиться, в конечном итоге все становятся похожими.

Он прогулялся вдоль сгрудившихся в переулке спящих машин, рассматривая их как на выставке. Желтый огонек то вспыхивал, то гас.

– Что ты делаешь? – осторожно поинтересовалась я.

– Думаю, – он зажег зажигалку. Его лицо, высвеченное колеблющимся светом, приобрело жутковатые черты, глаза наполнились лихорадочным блеском.

– Вот эта заурядная малютка не будет привлекать к себе внимания, но, насколько я разбираюсь в машинах, бегает она шустро и работает стабильно. Вполне подходящий вариант.

– Ты собираешься угнать машину? – ужаснулась я.

– Ну можно это и так назвать, – согласился Науэль. Он посветил зажигалкой в лобовое стекло.

– Нам нельзя.

– Почему? – осведомился Науэль с искренним любопытством.

– Это небогатый район. Кто-то копил на нее деньги… может быть, до сих пор выплачивает кредит… Мы не можем просто взять ее и уехать.

– Да, просто взять и уехать не получится. Она на сигнализации.

– Это не смешно, Науэль, – мне было нелегко решиться на спор с ним, но все во мне протестовало против того, что он собирается сделать.

– Какая же ты зануда, – рассмеялся Науэль. – Успокойся, она застрахована.

– Откуда ты знаешь?

Он снова посветил на лобовое стекло.

– Видишь? Наклейка страховой компании. А вот эта, зелененькая, наклейка производителя сигнализации. Большое спасибо тому, кто придумал их наклеивать. Угонщикам, заранее предупрежденным, что их ожидает, стало работать значительно легче. Ох, как же противно бухаться в чистых джинсах на грязный асфальт.

– Я не могу так, – промямлила я.

– Предлагаешь идти пешком? Собственная жизнь для тебя дешевле этой железки?

Мучимая угрызениями совести и ощущая себя соучастницей, я наблюдала за его действиями, и мои щеки наливались жаром. Аккуратно опустившись на колени, Науэль посветил под машину. Его движения были уверенными и спокойными, как у профессионального угонщика.

– Провод питания сигнализации соединяется с генератором, – объяснил он, извлекая из кармана раскладной нож. – И если мы его подрежем… она вырубится. Готово? – он ударил по двери машины кулаком. Сигнализация молчала. – Готово, – подтвердил Науэль и извлек из кармана следующее орудие преступления – блестящее, похожее на отвертку.

– Откуда это у тебя? – уныло осведомилась я.

– Подарок. Есть у меня один приятель… он называет себя «Волшебные Пальчики».

– Хорошо, что не «Сахарная Попка».

– Такой приятель у меня тоже есть.

– Не сомневаюсь.

Замок щелкнул, и, отперев дверь, Науэль забрался в темное нутро автомобиля, где возился еще минут десять, прежде чем позвать меня. Его голос звучал безмятежно, даже заторможенно. Я была на грани истерики, когда вползла на сиденье. Приборная доска была снята, и на меня таращились оголенные механизмы.

– Это преступление.

– Угу. Так вот, тот приятель, который Волшебные Пальчики, рассказал мне историю. Он получил заказ на одну тачку. Говорит, такая была красотка, он едва не зарыдал, когда увидел. Ну, не то чтобы из эстетических чувств, но от жажды обладать, понимаешь? Модель на заказ. Обожаемая и охраняемая. Цвета молодой вишни. С уникальной охранной системой.

Когда он впервые услышал вопли ее сигнализации, он понял, что это любовь, потому что она первая, что не сдалась ему сразу, с тех пор как в семь лет он решил подгадить своему папаше, откатив его лапочку на самую злачную окраину. Он наводил справки, всех перебаламутил, но так и не узнал, как ему найти подход к этой красотке. Для него уже стало делом чести увести ее.

Как он только не развлекался. Кружил вокруг, как ворон. Полночи кидал в дверцы мячиком, чтобы хозяин издергался и отключил проклятую систему, вопящую каждые двадцать минут. Все соседи орали благим матом. Но хозяин не сдался и в четыре утра увез свою деточку на охраняемую стоянку. Мой приятель был чудовищно зол. Это уже походило на битву за дамочку.

Как-то ему свезло столкнуться с ее владельцем в лифте. Тот, конечно, не знал, что перед ним тот тип, что не дает ему жизни уже месяца три, но Пальчики так сверлил глазами, что хозяин что-то заподозрил. Так что они до самого двадцать второго этажа взглядами обещали друг другу страшные пытки. И чем все в итоге закончилось?

Я не высказала предположений, но ожидала смерти одного или обоих действующих лиц. Истории Науэля, начинавшиеся со слов «один мой приятель…» почти всегда заканчивались чьей-то нелепой гибелью.

– Это все происходило три года назад. Шарахнул кризис, и многие накрылись. Может на нервной почве, может, от чего-то другого, но хозяин красотки ушел в отрыв и по пьяни угробил себя вместе с машиной. В газетах были фотки. Все так сожалели об этом случае. Писали, что тачка у него была преотличная.

– Они жалели машину?

– Ну конечно. Не мужика же.

Почему в байках Науэля люди такие неизменно мерзкие и циничные?

– Поехали уже, – взмолилась я.

– Поехали, – он переплел синий и красный провода на приборной панели.

Услышав, как заурчала машина, я отвернулась, настороженно вглядываясь в темноту за окном. Утром кто-то проснется и не найдет свою собственность на месте. Бедняга. Мне очень, очень стыдно, даже если его утрату и покроет страховка. Мы протискивались по узким улочкам, под колесами шуршали мелкие камни. Я закрыла глаза. Нас ждут опасности? Какие? Как далеко нам удастся убежать? И есть ли где-то место, достаточно далекое для того, чтобы нас оставили в покое?

– Ты хотела есть, – напомнил Науэль.

Я достала из пакета пончик и запакованный в пленку стакан уже остывшего кофе. Есть почему-то расхотелось.

– Приготовься к возможным сюрпризам, – предупредил Науэль. Ветка пышного куста проскребла по стеклу, заставив меня дернуться. Редкие фонари висели в темноте, как светлячки-переростки, тяжелые и тусклые. – Но, я думаю, обойдется. Я буду очень внимательным.

– Мне словно снится сон, – пробормотала я. «Надеюсь, он не превратится в кошмар. Хотя… уже, наверное». – Науэль?

– У?

– Ничего.

Мимо нас с ревом пронеслась машина, едва не чиркнув нам по борту. Я снова вздрогнула.

– Расслабься. Нельзя так реагировать. Сразу палить по нам никто не станет. Хотя бы потому, что они не знают, что это мы. Дай мне кусочек шоколада.

Я достала шоколадку из пакета. Распаковала, отломила дольку. Вскоре мы свернули с узкой улочки на шоссе и встроились в ряд машин, довольно шустрый в честь субботнего вечера.

– Люди – это безопасность. Эти будут стараться убрать нас по-тихому. Без свидетелей.

– Кто – эти? – несмотря на попытки Науэля меня успокоить, ко мне все ближе подкрадывалась паранойя.

– Пока не знаю. Но узнаю. И тогда им станет очень, очень плохо, – Науэль производил впечатление самой бесчувственности. Я знала, что чем сильнее он злится, тем невыразительнее становится его голос. Значит, сейчас он в бешенстве.

– Можно я закурю?

Он дернул плечом, что означало его обычное «когда-ты-уже-бросишь». Мне захотелось ответить, что только смерть разлучит меня с моими сигаретами, но в данной ситуации собственная шуточка показалась мне горькой, как хина.

– Я так полагаю, какая-то версия событий у тебя уже есть, – первая же затяжка придала мне достаточно смелости, чтобы продолжить.

– Как минимум я в курсе, что они приходили не за деньгами. Их главной целью был Эрве.

– Но зачем его убивать?

– Я не знаю. Он был тишайшим человеком, очень порядочным. Не представляю, чтобы он враждовал с кем-то или влез в какие-то криминальные дела. Тем не менее за ним начали слежку задолго до ночи убийства, и это факт, – Науэль брезгливо сморщил нос. – Выдыхай свой дым в другую сторону.

– Извини, – я слегка приоткрыла окно и просунула сигарету в узкую щель, стряхивая пепел.

– Они наблюдали за квартирой, знали, когда мы приходим и уходим. Знали, что в ночь с пятницы на субботу я отсутствую, и Эрве остается один. Как бы еще они могли проведать о тебе, кроме как проследив за мной? Я даже твоего полного имени никому не называл. Но иногда я провожал тебя до дома… Я должен был заметить их. Должен… – Науэль потер глаза кончиками пальцев. Я поняла, почему его тушь была вся размазана, когда я нашла Науэля на складе. – Слепой кретин. Витаю в черных тучах целый месяц.

– Каких черных тучах? – спросила я, но он меня как будто не слышал.

– В ночь убийства, незадолго до встречи с тобой, я разговаривал с Эрве по телефону-автомату. В городской квартире Эрве не оказалось, так что я позвонил в загородный дом, где располагается его маленькая частная клиника. Эрве известил меня, что вернется в город поздно. Его голос показался мне взволнованным, но момент и место были не лучшими для расспросов. Вероятно, когда Эрве вошел в городскую квартиру, его уже ждали внутри. Звук выстрела привлек бы внимание соседей, поэтому они ударили Эрве ножом. И тут – раньше, чем ожидалось – возвращаюсь я.

Я открыл дверь своим ключом, а это значит, что на тот момент дверной замок поврежден не был. Не удивительно – у них было более чем достаточно времени в предшествующие недели, чтобы подобрать подходящий ключ. В прихожей было темно, но в комнатах горел свет. Я услышал, как в спальне Эрве хлопнула дверца шкафа. Я направился туда, но по пути остановился у приоткрытой двери кабинета, привлеченный беспорядком внутри. Все записные книжки и бумаги Эрве были извлечены из ящиков и грудой свалены на столе. Раздался слабый стон… Я шагнул в кабинет и увидел Эрве. Он находился между столом и диваном. В последнем усилии Эрве попытался мне что-то объяснить, но хватило его буквально на одну фразу.

– Что он сказал? – во мне тускло, как окурок в ночи, затлела надежда.

– Я не понял. Он был обескровлен. У него путалось сознание. Может, в его словах смысл и вовсе отсутствовал.

– Понятно, – протянула я и подавленно замолчала.

– Застигнутые врасплох, убийцы Эрве начали палить в меня и этим сами установили себе временной лимит – благоразумные соседи едва ли бы сбежались на выстрелы, но полицию вызвали. Оставалось всего несколько минут на то, чтобы наспех инсценировать грабеж и смыться. В новостях, рассказывая о происшествии, продемонстрировали варварски раскуроченную дверную ручку – видимо, ее выбили ударом молотка. И только я знаю, что дверь взломали после того, как убийцы проникли в дом, а не до того. Бумажника или какой-либо наличности в квартире обнаружить не удалось, из чего полиция заключила, что их забрали грабители. В действительности Эрве всегда воспринимал городскую квартиру как перевалочный пункт, красть там было нечего. Он относился к деньгам сдержанно – оплачивал дочерям учебу в хороших университетах, не скупился на медицинское обслуживание, но пустой роскоши и бессмысленных трат не одобрял. Он пользовался банковской картой, крупных сумм наличности с собой не носил. Поэтому забрать его практически пустой кошелек могли с единственной целью – пустить пыль в глаза полиции. Зато не тронули его наручные часы. Они выполнены в минималистичном стиле и выглядят просто, чем Эрве и приглянулись. Но по факту часы сделаны из платины и стоят бешеных денег. Подарок от благодарного – и весьма богатенького – пациента. Настоящие грабители обычно разбираются в таких вещах.

– Но зачем потребовалась имитация грабежа?

– Как минимум для того, чтобы отвлечь полицию от истинного мотива убийства. Рассматривая то видео в новостях, я заметил, что записные книжки Эрве пропали. Но откуда полиции знать, что они вообще были? А так ситуация яснее ясного: домушники заприметили пустующую квартиру, влезли в нее, тут нагрянул хозяин, вот его и пырнули ножом. Только вот сомневаюсь, что эта версия станет основной. Мое бегство с места преступления не осталось незамеченным. Гораздо проще повесить всех собак на меня.

– Нет, если ты отправишься в полицейский участок и дашь показания.

– Да? Милая, полицейский участок – это не то место, где заканчиваются мои проблемы. Это место, где они начинаются. В лучшем случае там решат, что я все вру, выгораживая себя, и задержат меня по обвинению в убийстве. В худшем – возьмут с меня подписку о невыезде и отправят гулять. Тут-то меня и встретят. Днем я перемещался быстро и соблюдал осторожность. Тогда эти типы решили потрясти тебя. С тобой они даже не пытались быть аккуратными. Кого интересует женщина из бедного квартала, где еще и не такая херня случается?

– Да что им нужно?!

– Я нежелательный свидетель. Кроме того, если Эрве владел некой потенциально опасной для них информацией, они могли предположить, что он поделился ею со мной, следовательно, этой ночью собирались покончить с нами обоими. Что ж, они сильно преувеличили нашу с Эрве близость. Я в тотальном неведении.

– Тем не менее они намерены довести свой план до конца, – резюмировала я. – Добавив в список на отстрел и мое имя – как подружки нежелательного свидетеля.

– Похоже на то, – протянул Науэль.

Мне бы его спокойствие. Я закурила вторую сигарету. Науэль отобрал ее у меня, брезгливо схватив кончиками пальцев, и выкинул в окно, из которого в салон вливался поток холода.

– Дай мне докурить, – сказала я и застучала зубами. – Меньше всего сейчас мне следует опасаться сигарет. Мы как в черном туннеле. Пока что я не вижу выхода.

– Не будь столь пессимистичной. Моя злость и стены пробивает. Мы разберемся в происходящем.

– Что значит «разберемся», Науэль? Ты намерен вступить в разборки с бандитами?

– А ты думаешь, я позволю им безнаказанно вваливаться в мою жизнь и резать моих приятелей? Они проклянут тот день, когда связались со мной.

– Главное для нас – это перебраться в безопасное место, где они не найдут нас.

– Если найдут, это будет их проблема, поверь мне. «Я твой сладкий пирожок. Ну-ка, съешь меня, дружок!» – процитировал Науэль рекламу выпечки.

Я решила не продолжать спор. Даже Науэль не настолько безумен, чтобы в это ввязываться. Сейчас он разозлен, но, остыв, откажется от своих безрассудных намерений. Скудно освещенные окраины за окном… Скоро мы покинем город. Мне представилось тело Янвеке, лежащее на полу в темной кухне, и глаза снова защипало. Нет, его должны были уже забрать оттуда. Впрочем, городской морг едва ли лучшее место. Поворошив воспоминания о начале дня, я попыталась отыскать знаки близящегося бедствия. Ничто не предвещало такого развития событий. Просто резко все ухнуло и покатилось.

Вскоре Науэль свернул с шоссе на дорогу поменьше и попустыннее.

– А у тебя вообще есть права? – запоздало решила утончить я.

– После того, как мы стали свидетелями двух убийств, едва не были убиты сами и, сделав вывод, что от нас так просто не отстанут, угнали машину, отсутствие у меня прав едва ли главная наша проблема. Еще спроси, есть ли у меня разрешение на ношение оружия, – над ветровым стеклом болталась тряпичная игрушка, мягко постукивая в стекло. Науэль сорвал ее и выбросил в окно. – Достала. Мы выезжаем из города. Постарайся расслабиться и получить удовольствие. Только уползли на заднее сиденье. Вероятно, они ищут двоих. Вот пусть двоих и ищут. Если что, плюхайся на дно машины и убедительно изображай, что тебя нет.

Я не знала, как изображать, да еще убедительно, что меня нет, но перебралась на заднее сиденье с максимальной неуклюжестью, которую Науэль, к счастью, не стал комментировать. Колени дрожали. От волнения чувствуя себя совершенно обессиленной, я легла и сжалась в клубочек, ощущая щекой шероховатую обивку сиденья. Темнота салона окружала меня, прохладная и плотная, как грязная вода. Героини романов, попадая в переплет, воодушевлены предстоящими приключениями, а я почему-то только боюсь и хочу курить.

Когда машина преодолела поворот, раздался свисток, пронзительный, как крик птицы, и Науэль надавил на тормоза. Я мгновенно соскользнула с сиденья. Началось? Я зажмурилась. Науэль вышел из машины.

– В чем проблема? – спросил он. Он говорил спокойно, но как-то непривычно, не так, как обычно.

– Просто проверка. Ваши документы.

Полицейский… Я не знала, радоваться или наоборот.

– Счас, – сказал Науэль, скомкав слово, и полез в салон с несвойственной ему неловкостью. – Где-то, где-то. Что о погодке скажете? Не блеск, да? – он шарил долго, но свет в салоне не включал, чтобы полицейский не увидел развороченную приборную панель. Науэль продолжал говорить все в той же странной манере, делающей его речь неразборчивой – ставил ударение иначе, проглатывал последний слог. В звучании исковерканных слов было что-то знакомое, но мне было так непривычно слышать их в исполнении Науэля, что я не сразу догадалась, где мой слух уже ухватывал подобную речь. После нескольких минут недоумения я узнала искаженный говорок нищих окраин.

Обшаривая поверхности, Науэль говорил с полицейским о том о сём, какой-то простодушной ерунде. Его словно подменили. Полицейский понимал два слова из пяти, отвечал невпопад и, наверное, уже не чаял отвязаться. Наконец Науэль выбрался из машины и протянул полицейскому что-то.

– Динки, – сказал Науэль. – Динки здесь не видали?

– Динки? – совсем замороченно повторил полицейский. – Кто такой «динки»? – и, после короткой паузы, во время которой он взглянул на то, что протянул ему Науэль, недоуменно спросил: – Карта?

– Да, кто такой «динки»? – спросил Науэль уже своим голосом и, резким движением схватив полицейского за шею, приложил его головой о машину. БУ-У-УМ!

Я взвизгнула.

– А кто ты? – прорычал Науэль яростно, но его жертва была безмолвна. – Кто ты?

Приподнявшись, я выглянула в окно. Вздохнув, Науэль схватил за ноги лежащего на асфальте полицейского, подтащил его к обочине и столкнул с насыпи. «Сегодня все неправильно, – подумала я, – ВСЁ». Происходящее действительно напоминало сумбурный, непонятный, пронизанный тревогой кошмар.

Науэль легко впрыгнул в машину, и мы сразу тронулись с места.

– Зачем ты его ударил? – спросила я.

– Это был один из них, – сообщил Науэль таким тоном, как будто уведомлял, что дождь начинается.

– А вдруг он…

– Подохнет? Нет. Самое страшное, что ему грозит, это рвота и постельный режим. Ну и еще простуда, все же не август, чтобы валяться на земле.

– Ты не мог быть уверенным в том, что это один из них, – возразила я. Мой голос звучал плаксиво, что мне самой не понравилось, а Науэля и вовсе могло привести в тихое бешенство. – Не мог, но все равно его ударил…

– Во-первых, с каких это пор здесь дежурит полицейский. Во-вторых, он не показал свое удостоверение, хотя и тискал его в руках, а это непрофессионально и подозрительно. В-третьих, он был смуглым. Видеть полицейских мне доводилось гораздо чаще, чем хотелось бы, и все как один соответствовали национальным стандартам. Это негласное правило, но оно действует. В-четвертых, значок крепится справа, а не слева. В-пятых, у него обувь не по форме. В-шестых… блядь, он даже не знает, кто такой динки. Ну что за идиоты. Будет сложно научиться презирать их больше. Впрочем, оно нам на пользу.

– Что именно?

– Пока что все, к чему приложились шоколадные ручки, выглядит кособоко. Недостаток опыта очевиден. Вероятно, сама ситуация для них так же свежа, как и для нас.

Когда позже мы проехали мимо поста полиции, на нас даже и не посмотрели.

– К слову о водительских правах, – вяло отметил Науэль, скользнув взглядом по ярко освещенной изнутри полицейской машине. – Как и все прочие права, они доступно изложены на банкнотах. И особо подробно – на крупных. По виду нашей кобылки легко догадаться, что крупных купюр у нас нет, а свистеть задешево безмерно утомляет.

Лично я была только рада, что нам дали спокойно проехать.

– Те… которые напали на Эрве… Они тоже были смуглые?

– Один из них. Не то чтобы совсем смуглый. Полукровка. Но все равно кшаанцев наблюдается избыточное количество. Дьобулус будет в восторге.

Я не знала, кто такой Дьобулус и почему он будет в восторге, но не стала спрашивать.

– Они в принципе не редкость. В Роане много иностранцев.

– Не редкость. Но не до такой степени.

Я перебралась на переднее сиденье и стиснула в пальцах пачку с сигаретами. Посмотрела на надменный профиль Науэля, едва различимый в темноте. Как по мне, так Науэль чересчур спокоен для человека, который только что приложил кого-то головой о железку.

– Ты говорил, как шпана.

– Была возможность научиться. Раньше только так и разговаривал.

– Зачем?

– Чтобы все от меня шарахались.

Мне всегда становилось не по себе от таких его высказываний.

– Как ты холоден, – протянула я, машинально выдыхая дым в его сторону. Науэль отмахнулся от него.

– А я должен рыдать?

– Я бы никогда не смогла ударить человека по голове.

– Рад за него, – безразлично отозвался Науэль, поленившись придумать более остроумную реплику. Он сунул в рот жвачку и по салону расползся запах клубники. Науэль не признавал жевательной резинки без сахара. Ему нравились те, которые были максимально приторными на вкус и запах, с наклейкой или вкладышем под оберткой.

– Кто такой динки?

– На полицейском жаргоне бродячий подросток уязвимого вида, – с сухим раздражением объяснил Науэль. – Которого можно забрать в участок и делать с ним что только вздумается. Знаешь ли, далеко не все люди видят проблему в том, чтобы причинять боль другим. Да и кто его хватится.

Я кивнула. Старые фотографии Науэля объясняли понятие «динки» яснее любых слов. Во мне смешивались жалость и осуждение, теперь изрядно разбавленное пониманием, хотя я и не поверила Науэлю полностью. Неужели мир и люди в нем настолько плохи?

– Предлагаю немного срезать, – объявил Науэль и резко свернул влево.

С крутой обочины мы почти скатились в темноту, и я проглотила взвизг, вцепившись в сиденье. Колеса сминали разбухшую от влаги траву.

– Мы застрянем тут намертво, – пессимистично предрекла я.

– Мне не привыкать разрабатывать дорожку там, где никто раньше не ездил, – усмехнулся Науэль.

– Рада, что при всей серьезности ситуации ты еще способен пошло шутить, – съёрничала я.