Текст книги "We began it all (СИ)"

Автор книги: LittLe_firefLy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Norma: Scratched becomes completely broken ==========

Before I knew you, before I saw your face

Life had its reasons for keeping love away

Spring turned to summer and summer then turned to fall

Then came September, we began it all

Before I go, please know that I love you

With all of my heart, my heart, my heart is beating for you

I want you to know that I’ll be thinking of you

Wherever I go

Wherever I go

“September” by Spoken

хХхХх

Норме всегда казалось, что уж она-то отлично знает, как выглядят сломанные вещи. Потому что, если вдуматься, она сама довольно близка к тому, чтобы оказаться причисленной.

Хотя иногда она ощущает в этом осознании значительное преувеличение. Ведь вот же она. Вечная Норма Луиза. Живая и сильная. А всё оттого, что в своё время подучилась выживать и приспосабливаться. И эти навыки помогают.

Поглядите хорошенько. Норма широко улыбается, даже когда на самом деле ей хочется свернуть чью-нибудь шею или испуганно забиться в угол, закрыв лицо руками. Норма повышает голос, чтобы быть точно уверенной, что хотя бы кто-то да услышит её слова и то, что за ними стоит. Норма чуть прищуривается каждый раз, когда входит в незнакомое ранее помещение, окидывая его незаметным внимательным взглядом и на автомате прикидывая в голове несколько способов побега, на всякий случай. Норма зрительно преувеличивает каждую свою эмоцию, рассчитывая найти благодарную публику, потому что ей хочется запомниться. Хоть чем-нибудь. Пожалуйста.

“Пожалуйста” – популярное слово в её лексиконе.

Норма умеет умолять, да. У неё было достаточно времени отточить это мастерство.

Пожалуйста, братик, миленький, не нужно этого делать, только не снова, я прошу тебя, не нужно, нет, я не хочу, пожалуйста, оставь меня, ну пожалуйста

Пожалуйста, папочка, перестань, это не его вина, наверное, это всё я, я виновата, прости, пожалуйста, я, я виновата

Пожалуйста, убери от меня руки, ты, чудовище, видеть тебя не хочу

Пожалуйста, успокойся, Сэм, хватит, пожалуйста, не при ребёнке

Психологи великодушно рекомендуют оставлять прошлое позади, но что поделаешь, иногда оно не просто тащится за тобой мёртвым грузом: оно с наслаждением превращает в мёртвое всё, что ты можешь создать в настоящем. Куда бы ты ни сбежал, где бы ни находился.

Пожалуйста, уйдите с моей земли, Вы не имеете права, клянусь богом, в следующий раз я застрелю Вас

Пожалуйста, нет, о нет-нет-нет

Пожалуйста, Норман, помоги, спаси меня, Норман, где ты

Пожалуйста, не смотрите так, всё в полном порядке, нет необходимости проверять

Пожалуйста, уезжай отсюда, я серьёзно, Дилан, покинь этот дом, тебе здесь не место, послушайся хоть раз, просто уйди

На самом деле, даже лучшие из талантов иногда пропадают втуне. Умения не всегда можно применить с пользой – на некоторых людях они просто не срабатывают. Но это не для того, чтобы человек сдался после ряда неудач, но затем, чтобы привести его к совершенству.

Пожалуйста, выслушайте, честное слово, я не причём

Пожалуйста, Зак, господи, остановись, во имя всего святого

Пожалуйста, не убивай моего сына, только не убивай моего сына

Пожалуйста, сэр, уезжайте, я ничего не знаю, у меня нет этих денег, у меня ничего нет

Пожалуйста, пойми меня

И совершенство вполне себе достижимо, иначе Норма не была бы настолько хороша в том, чтобы быть Нормой. Ведь всякое случалось. А сколько ещё предстоит? Норма старается не думать об этом слишком много.

хХхХх

Поганые вещи происходят. Это такой у Вселенной наиглавнейший закон. Норма могла бы написать огромный философский трактат на эту тему, знаете, с элементами мемуаров.

Каждый раз, когда случаются тёмные времена, она утешает себя тем, что уже сталкивалась с чем-то подобным, и всё оно проходит, так или иначе. Остаются, правда, последствия.

У Нормы есть масса наглядных свидетельств этих самых последствий. Шрам на ноге. Старший сын. Мотель, близкий к разорению. Обвинения в убийстве, дурная слава и косые взгляды горожан. Пистолет, которым она теперь даже почти умеет пользоваться. Этого всего хватило бы на недурную коллекцию, приводящую в восхищение любителей и вызывающую зависть у знатоков. Норма с лёгкостью выменяла бы её хотя бы даже на какой-нибудь просроченный проездной талон. А впрочем, не жалко, забирайте даром, окей. Но желающих совершить бартер закономерно нет.

xXxXx

Потом, её растрёпанный и запыхавшийся малыш прибегает к ней, просится под крыло, изнутри колотясь в чём-то, близком к отчаянью.

Она сама пережила за эту ночь тысячу чужих ночей; она воочию видела, как страшный-престрашный человек упал, и как всплеснулась вода, и как свершился праведный суд; она всё ещё дрожит, но тут такое дело: Норману худо. Ему нужна его мама. Норма привычно берёт себя в руки, она подчиняет себе своё тело, свои мысли, своё дыхание, ради сына.

Норма привычно берёт его за руки, прижимает к себе, успокаивает, игнорирует холод вокруг и этот нелепый солоноватый запах ржавого железа. Она уверенным тоном убеждает своего ребёнка, что всё будет хорошо. Теперь-то уж наверняка.

Должен же этот чёртов город когда-нибудь перестать приносить неприятные сюрпризы, верно?..

хХхХх

Мисс Уотсон, ужасная женщина, она едва снова не пускает всё к чертям. Ну честно, как же она не вовремя, со своими мутными глазами, кружевным бельём и перерезанным горлом. Стерва.

хХхХх

Расследование завершается достаточно быстро. Шериф Ромеро, демонстрируя всегдашний свой профессионализм, и его новый заместитель ловят мистера Плохого парня и садят его за решётку. Это бой-френд погибшей, тот ещё подозрительный тип, и его следы обнаруживаются повсюду в доме Уотсон, и его отношения с жертвой последнее время оставляли желать лучшего, и он был критически пьян и непредусмотрительно одинок в ночь убийства, и, господи, да кому это важно, виновен он в действительности или нет? Пф. Ему самое место в тюрьме.

– Я же говорила, малыш, всё будет хорошо, – шепчет Норма на ухо младшему сыну самым доверительным тоном, когда хорошая новость достигает их, и Норман скромно улыбается, он и так прекрасно знает – мама никогда не ошибается. Это тоже вселенский закон. Может, даже, поважнее предыдущего.

А вечером того же дня героический шериф Ромеро даже приезжает к дому над мотелем, чтобы лично рассказать о том, что злодей обнаружен и наказан. Норма кивает головой и самыми лучшими словами расхваливает оперативную работу правоохранительных органов, шериф держится отстранённо, но слушает комплементы не без удовольствия, Дилан закатывает глаза и уходит к себе наверх уже через пять минут этого действа, а Норман остаётся.

Он не двигается с места, и это, признаться, слегка огорчает Норму, потому что в визите шерифа Ромеро есть что-то такое, что заставляет её спросить, можно ли, наконец, называть его просто Алексом, и что-то, что позволяет тому удивительно легко согласиться. И, если бы не присутствие сына, Норма с радостью предложила бы гостю посидеть на кухне, выпить кофе и поболтать наедине. Ну, то есть, Норма бы болтала, а шериф со всей возможной своей хмуростью делал бы вид, что терпит это через силу и, честное слово, остаётся у Бэйтсов только потому, что его приковали к стулу за щиколотку… хотя, эй, постойте-ка, его ведь никто не приковывал, чёрт возьми, он просто хочет находиться именно здесь.

Всё было бы мило, но Норман никак не уходит; даже когда Норма тонко намекает ему на это, легонько подталкивая в сторону лестницы, он продолжает быть рядом, как натренированный сторожевой пёс (о, да бросьте, просто верный щеночек). Поэтому, вероятно, шериф ещё немного задерживается, и неловко топчется, пытаясь найти дополнительную тему для разговора, и злится на себя за испытываемую неловкость, и, в конце концов, бросая что-то резковато-вежливое на прощание, убирается восвояси.

Норман удовлетворённо выдыхает, прежде чем поцеловать мать в щёку и уйти умываться перед сном. Норма тихонько ворчит, обращаясь к какому-нибудь божеству на свободной линии, жалуясь на всех мужчин в её окружении. Ведь те, как один, сложные, трудно читаемые и, дай ей бог терпения, упрямые до невозможности.

Может, кто-то наверху нарочно устроил кастинг с этими критериями отбора, и всех, кто подошёл под категорию, презентовал Норме? Во всяком случае, особой благодарности за такую заботу она как-то не чувствует.

хХхХх

Однако же шериф Ромеро – человек интересный. Нет, конечно, он не тот тип мужчин, которые будут водить вас на весёлые городские праздники, устраивать романтические вечера, раскованно целовать вас в шею. С другой стороны, и не тот тип, что будет держать взаперти азиатских невольниц, шантажировать вас разоблачительными уликами, целиться в ваших детей из заряженного оружия. Да, Ромеро не такой, и это настоящее везение, если спросите Норму. Уж кто-кто, а она способна оценить эти очаровательные плюсы по достоинству.

В общем-то, Алекс остаётся верным себе даже в период ухаживания (и – да, Норма сама слегка в шоке, когда осознаёт, что происходящее – именно ‘ухаживания’, ха-ха, кто бы мог предположить). Он хмурится даже чаще, чем прежде; он беспардонно ругает Норму, когда она проявляет в очередной раз свою неосмотрительность; он осаживает её, когда она пытается закатить пафосную сцену или начать небольшую истерику; он мастерски держит Норму в неких расплывчатых рамках, а его неумелые, мрачные приглашения на свидания больше смахивают на попытки похищения, но Норма не жалуется. Временами, конечно, возникает желание хорошенько пнуть этого мужчину, но преимущественно, чувства, которые она испытывает рядом с ним, это благодарность и, ох, наверное, безопасность.

По этой причине, вероятно, Норма не спорит с Алексом, когда в каком-то разговоре он скупо замечает, словно между делом, что всё у них серьёзно.

По этой же причине Норма решается, наконец, выложить Норману начистоту. Теперь можно. И, в конце концов, мальчик заслуживает знать.

хХхХх

– Что за важная новость, мама?

Норман сидит за пустым кухонным столом, спина идеально прямая, руки покоятся на коленях, в глазах добродушное любопытство. Норма улыбается (её малыш такой замечательный), и слегка лохматит волосы на его макушке, и рассказывает о своих новых отношениях.

Спустя три минуты, как она заканчивает, Норман всё ещё сидит за пустым кухонным столом, его спина напряжённо прямая, руки неосознанно сжались в кулаки на коленях, и глаза лишены сколько-нибудь понятного выражения. Норма улыбается нервно (почему её малыш молчит?), и тянется к его макушке, но отчего-то останавливает руку на полпути, и, вместо того, оборонительно подбоченивается, впиваясь пальцами в собственные бёдра.

Что-то не так. Что-то очень, очень не так.

– Э-э, поздравляю вас с шерифом, то, что вы вместе, даже хорошо, – комментирует с едва слышной неуверенностью в собственных словах Дилан, напоминая Норме, что тоже находится в комнате. И Норма хотела бы сказать ему, мол, держи своё мнение при себе, ведь оно никого не интересует, но через секунду до неё доходит, что, кажется, он поддержал её, и это ей на руку.

– Конечно же, хорошо, – быстро соглашается Норма, глядя на младшего сына с надеждой.

– Вроде бы, шериф неплохой мужик, да и, в конце концов, он тут единственный, кто обладает иммунитетом против твоих заскоков. – Продолжает Дилан, и Норма торопливо кивает Норману:

– Так и есть, милый, слышишь? Твой брат прав. Алекс чудесный человек, и если он будет на нашей стороне, это только к лучшему, понимаешь? – Норман хранит молчание. – Хотя с ним порой трудно, но он нравится мне, и я ему очень небезразлична. Думаю, он меня любит.

Норман мотает головой, а Дилан вполголоса странным тоном вопрошает: «Чтоб меня. И как ты только это делаешь?..», хотя Норма не понимает сути вопроса, впрочем, ей нет большого дела, потому что она продолжает всматриваться в глаза младшего сына, пытаясь найти там что-нибудь, напоминающее одобрение. Ей нужно это.

– Он будет защищать меня, – приводит Норма последний значимый аргумент, на что Норман резко вскидывается:

– Это лишнее, он нам не нужен! Я тебя защищаю!

Дилан хмыкает, и Норме страсть как хочется дать ему затрещину за неуместную иронию, но вместо этого она приближается к Норману и прижимает его голову к себе, умиротворяя.

– Я знаю, дорогой, защищаешь, и спасибо тебе. Просто, Алекс… – Норма не знает, как закончить предложение и только молча гладит притихшего сына по волосам, словно рассчитывая, что вдруг случится чудо, и он сам поймёт. Отчего-то так выходит, что самая нестерпимая горечь ситуации заключается даже не в том, что чудес как таковых не бывает, а в том, что Норма уже давным-давно поставлена об этом в известность, но как последняя кретинка на что-то надеется.

хХхХх

Счастливые семьи по определению совершенны. Они демонстрируют собой оплот всего лучшего, что было придумано и освоено человечеством. Даже одна-единственная счастливая семья самим фактом своего существования перекрывает ужас таких напастей, как войны, болезни, голод или насилие. Она как бы говорит окружающему миру о том, что у него ещё есть шанс.

Норма всегда мечтала именно о такой семье, и, закрывая глаза, ей иногда удаётся представить, что её мечта исполнена. Что она никогда не бежала, чтобы спастись, никогда не придумывала историй, чтобы забыть, никогда не чувствовала необходимости, разговаривая с людьми, отводить взгляд.

Но штука в том, думается Норме устало, нейтрально и почти философски, штука в том, что в настоящей счастливой семье, поймите правильно, не пытаются всеми силами выжить нового её члена. Не-а.

хХхХх

Надо отдать Алексу должное: при всех его недостатках, он старается. Действительно старается стать частью жизни Нормы и её мальчиков. Не навязывается, привычно сохраняет дистанцию, выглядит прохладно вежливым и как бы вынужденно заинтересованным, но на деле старательно заботится о них.

Норма прыгала бы от восторга вокруг ритуального костра, воздавая благодарности в кои-то веки снизошедшим до милости для неё богам, если бы не одно “но”. Не сказать, чтобы фатальное, но весьма себе весомое такое “но”.

Её сыновья не принимают Алекса. Никак.

Что бы Норма ни предпринимала, как бы достойно её бой-френд себя ни вёл, это как будто никому не нужно. Обидно даже. Столько стараний впустую.

Норман внешне дружелюбен с Ромеро, но не подпускает к себе и близко. И, как только появляется возможность, демонстрирует своё пренебрежение. Всё поведение мальчика буквально кричит: дайте мне мизерную возможность, и я навсегда вышвырну ЭТО из моего дома, как мусор.

Дилан строит из себя этакого большого, понимающего взрослого, который выше мальчишеских выходок брата, но на поверку каждое его слово, обращённое Алексу, есть тонкое высмеивание, каждое действие – плохо завуалированное унижение.

Мальчики в кои-то веки кажутся идеально слаженным тандемом в своей кампании против шерифа как потенциального отчима, удивляя Норму единством. Она, конечно, не была посвящена в подробности того конфликта, который между её сыновьями спровоцировала та маленькая вертихвостка Мартин, но, Норме казалось, это в любом случае достаточная причина, чтобы Дилан и Норман терпеть друг друга не могли хотя бы ближайшие несколько лет.

Однако её надежды беспочвенны: даже несмотря на то, что Брэдли проводит в доме Бэйтсов оскорбительно много времени (причём, Норме даже кажется, что старший сын намеренно выбирает такие часы и места для встреч с девицей, чтобы мать увидела и, простите, подавилась своим осуждением), уделяя внимание исключительно Дилану, в обход Нормана, мальчики находят общий язык, дабы сплотиться перед общим врагом.

Норму, собственно говоря, почти смешит и откровенно бесит само определение «враг» по отношению к Алексу Ромеро, но её упёртые как бараны дети, судя по всему, предпочитают рассматривать его именно с этой точки зрения.

– Господи, Дилан, – как-то утром обращает Норма сыну с осуждением. – Уж ты-то!

– М-м? – тянет тот вопросительно, делая вид, что не понимает, о чём речь.

– Ты ведь сам говорил, что наши отношения с Алексом – удачная идея. Я надеялась, что хотя бы ты будешь на моей стороне!

– Я ни на чьей стороне, – бурчит Дилан. Он сейчас всё тот же подросток со скверным характером, каким был пару лет назад. Это задевает Норму. Или даже злит. Она всплёскивает руками и восклицает:

– Почему ты не можешь просто меня поддержать?

– А с какого перепуга я должен? – Дилан цедит сквозь зубы, но не выглядит по-настоящему сердитым или опасным. Норма качает головой: тьфу на тебя, вредный ты. Зачем ей вообще было поднимать эту тему? Этот ребёнок бесполезен, от него помощи никогда не дождёшься.

Она уже почти готова гордо уйти, тем самым прекращая эту неприятную беседу, как что-то в атмосфере этой конкретной комнаты меняется с неслышным хрустом ломающегося льда; сын ловит Норму за запястье, тянет к себе, заглядывает в глаза.

– Ты вправду хочешь быть с Ромеро?

Норма моргает, на секунду действительно задумавшись над заданным вопросом, но затем спохватывается и вырывает руку. Ну, что за глупости. Она не собирается обсуждать такие интимные вещи.

Тем более, прости господи, с Диланом.

хХхХх

Когда – для пробы – Алекс ненадолго подселяется в дом над мотелем, положение вещей слегка меняется.

Норма, случается, умеет видеть мелкие перемены, незаметные чужому глазу: иногда это помогает быстро сориентироваться в ситуации и подобрать наиболее эффективную манеру поведения; так выходит, что в этот раз она улавливает разницу сходу.

Отношения между Ромеро и мальчиками натягиваются ещё больше, и это, конечно, минус. Но Дилан всё реже появляется дома, видимо, не желая сталкиваться с бой-френдом матери, что бесспорный плюс, разумеется.

А хотите секрет? Есть изменение даже ещё лучше, чем это. Норман. Норман теперь старается чаще бывать подле матери. На самом деле, этот ребёнок и прежде не упускал шанса оказаться рядом и как можно ближе, но теперь, потребность становится практически манией. Замечая это, Норма не может не улыбаться: Норман любит её.

Если намеренно упустить из внимания некоторый брак, то, в целом, этот её сын практически идеальный.

Норма ведь почти наверняка знает, как выглядят сломанные вещи, и для неё более чем очевидно, что Норман к их числу не принадлежит. Он немного странный (а кто из нас нет?), и имеет свои недостатки (например, немного крови на руках), но это ничего. Это не страшно. Норман всё равно… цельный. Он правильный мальчик, с понятиями и принципами. В нём ощущается какая-то монументальная непогрешимость.

Норма по жизни старается на всё смотреть насквозь, и то, что она видит, глядя на Нормана, несказанно восхищает её.

хХхХх

Дилан кажется более спокойным, стоит шерифу Ромеро временно съехать. Чтобы сын слишком уж не радовался, Норма считает своим долгом тактично напомнить ему лишний раз: Алекс никуда не делся из её жизни, и скоро он вернётся в их дом, возможно даже, навсегда. Норман расстроено бормочет что-то, прижимаясь к её плечу, а Дилан взрывается:

– Конечно, давай! Пусть въезжает. Милости прошу, Алекс, или Зак, или Сэм, или ещё кто-нибудь, ты ведь не остановишься, пока не протащишь половину Америки через свою постель, верно? Так что, вперёд. Пускай твои сволочные любовнички толкутся возле нас постоянно…

– Дилан! – возмущённо прерывает Норман, а Норма сперва шокировано молчит, а затем позволяет себе как следует рассердиться.

– Следи за языком, молодой человек! Ты будешь проявлять уважение, пока находишься под крышей МОЕГО ДОМА!!

– Иди ты к чёрту, Норма! – голос Дилана вибрирует выходящим из под контроля напряжением. – Как меня всё здесь достало!

– О, серьёзно? Тогда почему бы тебе не собрать свои манатки и не найти себе новое жильё, а? – интересуется Норма зло и ехидно. – Ты ведь уже давно собираешься. Что тебя держит?

Дилан задыхается, захлёбываясь кислой слюной, раскалённым воздухом, собственным ответом. Ему требуется время, чтобы заговорить, на полтона тише.

– Ну и отлично. Съеду завтра же.

У Нормы все внутренности, кажется, формируют один болезненный комок, но она заставляет себя улыбнуться победно:

– Грандиозная новость. Как раз освободится комната, чтобы мне было, куда тащить вторую половину Америки, так?

Дилан секунду смотрит на неё, словно ожидая, что она вот-вот заберёт все свои слова назад, но потом он просто качает головой, самому себе обращая разочарованное «Да ну нахуй», и уходит слегка нетвёрдой походкой. Норма качает головой тоже, и ей хочется произнести те же волшебные слова, но странное чувство накатывает на неё, сродни оцепенению; в итоге, она не говорит вообще ничего.

Понимающий Норман дарит ей утешительное объятие, крепкое-крепкое, и трётся носом о её ключицы, очень уязвимо и знакомо. Это заставляет плохие мысли улетучиться из головы Нормы довольно быстро, вытесняясь безграничным умилением.

хХхХх

Как показывает время, Дилан не успевает съехать, а Алекс, в свою очередь, заселиться.

хХхХх

Буквально на следующее утро после той громкой сцены, в дом Бэйтсов тактично и будто бы нехотя стучат. Норма обнаруживает на пороге помощника шерифа, бледного и сосредоточенного. Он немного растерянно сообщает ей, пользуясь простыми словами и сухими фактами, мол, Алекс Ромеро погиб при исполнении. В перестрелке. Минувшей ночью. Мне жаль, мэм. Сочувствую Вашему горю. И всё такое. До свидания.

И… ладно. Ладно. Она сможет это вынести. Ладно.

Норма вежливо прощается с полицейским, поочерёдно закрывает двери, одну и вторую, отступает на несколько шагов назад, в холл, и вот в этот момент что-то в ней даёт крохотный сбой. Кажется, кто-то воткнул толстые спицы куда-то под её коленные чашечки, задевая некие важные нервы и разрывая мышцы, потому что ноги перестают держать её, и Норма опускается на пол так быстро, будто падает. О боже, думает она, ладно, просто…ладно. Мысли образуются медленно, Норме вдруг кажется, что она совершенно точно не может вспомнить, как выглядит Алекс, он вроде смуглый, и глаза…глаза, кажется, тёмные, и фигура у него хорошая, только, разве что, несколько пулевых отверстий портят общую картину, и Норма откидывается на спину, чтобы, не видя, глядеть в потолок. Просто прелесть, как она тут лежит, лежит и не помнит, не помнит Алекса, или даже не знает его, о, конечно, это было бы стократ лучше, ладно, спасибо, ага. Теперь можно закрыть глаза, можно не помнить и не знать ничего, и, возможно, ей даже удастся игнорировать это мерзкое ощущение, когда слёзы затекают в уши…

хХхХх

Норма уже изрядно напивается к моменту, когда Норман звонит ей по пути из школы и предупреждает, что задержится с приходом домой. Сегодня один из тех дней, когда мальчик постигает у Уилла Дикоди непростую науку превращения мёртвой натуры в экспонаты былой привязанности и, одновременно, подвергается атакам внимания Эммы, странной девочки с материнским комплексом, всю жизнь умирающего ребёнка, сочетающего в себе невероятную сообразительность с не менее невероятной глупостью.

Норма неприлично пьяна, когда Дилан приходит домой. Они виделись совсем недавно, только вчера, когда обменивались «любезностями», однако, при первом же взгляде на старшего сына, у Нормы возникает ощущение, будто Дилан вернулся из многолетнего путешествия. Тем не менее, она не собирается снисходить до него. Его проблемы – его. Она и так всегда делала больше, чем могла. Норму можно упрекнуть в каких угодно грехах, но не в том, что она плохая мать. Выкусите.

– А, – говорит Норма тихим и почти даже незлым голосом, – это ты.

Она благополучно сидит в полутьме гостиной, прямо на полу возле дивана. И хотя ей хочется уйти, ей кажется, она физически не способна самостоятельно изменить свою локацию на данный момент. Она многое отдала бы, чтобы Норман был здесь и помог ей подняться. Или, может, выслушал ещё одну её исповедь. К сожалению, Норме есть, что ему поведать.

Лицо Дилана вытягивается в удивлении, когда он замечает мать.

И, хотя её состояние предельно очевидно, да и две пустые бутылки вокруг говорят за себя, он всё-таки осведомляется:

– Ты что, пила? – на что Норма ухмыляется широко, отрицательно мотая головой:

– Не-е-е. Я трахалась. В твоей комнате. С Америкой.

– Дура, – отзывается Дилан негромко, приближаясь, и со вздохом присаживается на пол рядом с ней. – Что ты несёшь?

Хм. Норма не знает. Но, секундочку, ей известно кое-что другое. Оно заставляет её изрядно разбавленную алкоголем кровь закипеть в жилах чистой яростью.

– Это всё ты. – Выговаривает Норма, неуклюже, но с силой пихая сына плечом. – Твоя вина.

– Что? – удивляется тот; в его глазах молниеносно мелькает какой-то яркий, галактической величины страх, который тут же резво прячется за расширившиеся зрачки.

– Шайка твоя бандитская, вот что. Вы убили Алекса. У меня так редко что-то получается хорошо, а вам, выродкам, нужно было разрушить и эту малость!..

– Шерифа убили? – перебивает Дилан, почти без вопросительности в интонации. Норма смотрит на него неприязненно:

– Ты мне скажи.

– Я в него не стрелял, если тебя это интересует! – раздражается вдруг парень.

Норма крепко жмурится и шепчет лихорадочно быстро, проглатывая звуки:

– Но кто-то ведь стрелял, правда? Да, кто-то стрелял, и Алекс мёртв, а я ведь даже, ох, я даже не любила его, не по-настоящему, не сердцем. И теперь мне придётся жить с этим. Почему я должна всегда с чем-то жить? Почему я не могу – просто? Почему я?

Её глаза резко распахиваются (так, что поначалу всё видится разрозненным, разбитым на отдельные точки), и взглядом Норма буквально впивается в лицо сына, пытаясь обнаружить где-то там ответы, которых нет. Потому что юноша, не мигая, придвигается чуть ближе и проговаривает чётко, спокойно, почти физически раня:

– Точно, Норма. Почему ты?

хХхХх

А то, что происходит потом, органично присоединяется к её чёрному списку эпизодов, которые милосерднее даже мысленно не поминать.

Потому что трещины расходятся, внедряясь глубже и глубже, расползаются швы и со звоном разлетаются осколки, и, ну правда, какого чёрта, этого ведь просто не могло (и не должно было) произойти, нет?.. Наверное, она не сможет больше широко улыбаться, или повышать голос, так ни до кого в итоге не дозвавшись; наверное, спасаться бегством ей больше нет нужды, это так странно, так впервые. И сколько ни пытайся преувеличить эмоции, сколько театральности ни примени, ничего не выйдет уже – эта пора миновала.

Норма озирается вокруг, теряя остатки целостности.

Здесь, снаружи, распространяя неповторимый аромат, гниёт какая-то почти литературная безысходность, пока где-то внутри Нормы, зрея новой бессмысленной жизнью, доламываются последние её целые части, вынуждая готовиться в последний раз перечеркнуть всё.

И (это важно) Норма делает очередной глубокий вдох и медленный, словно через силу, выдох.

Норма дышит, понимаете. Просто потому, что ещё может.

Комментарий к Norma: Scratched becomes completely broken

Мои извинения за отходы от канона и моя благодарность каждому, кто всё-таки читает это. Вы грандиозны.

Кстати, впереди ещё 2 главы всего ^_^ Спасибо за внимание.

========== Dylan: Stuck turns totally dead ==========

Years ago a future was laid before me

And I took the task and ran with it as far as I could go

I always wanted to be a part of something like this

You believed in me and it’s all I needed

Before I go, please know that I love you

With all of my heart, my heart, my heart is beating for you

I want you to know that I’ll be thinking of you

Wherever I go

“September” by Spoken

хХхХх

Дилану всегда казалось, что уж он-то отлично знает, как выглядит смерть. Этакое буйство полного отсутствия чего бы то ни было. Не банальная тёмная фигура в плаще с капюшоном, зажавшая косу в костлявых пальцах, но воплощение самой идеи умирания – некая мощная, всепоглощающая, разрушительная сила, исполненная неколебимого спокойствия и красоты.

И всё мёртвое, что с этим связано, оно впечатляет. Как архитектурный шедевр прошлых лет, как рукотворный кошмар кровопролитий, или как многообразие животных форм планеты. Как огромные светлые глаза на красивом бледном лице.

Хотя есть вероятность, что у Дилана просто слишком богатое воображение.

хХхХх

Никто бы и не догадался, исходя из его простоватой внешности и поведения свойского парня, но Дилан, по натуре, очень вдумчивый, экономный, толковый и хозяйственный человек.

И тому существует масса доказательств. В том числе, его умеренная страсть к собирательству всего важного, и нужного, и полезного. И бесполезного, правда, тоже. Но – ш-ш-ш, это тайна.

хХхХх

К примеру, Дилан коллекционирует выгодные знакомства. Он как-то сразу нутром чует людей, которые могут ему пригодиться, так или иначе. Будь то девушка, глядящая влюблёнными глазами и способная зайти очень далеко, или же мужчина, держащий власть. В любом случае, Дилан отменно ориентируется в системе взаимодействия: умеет безошибочно разделять своих знакомых по категориям пользы и убыточности, чтобы, делая быстрые выводы, потом рационально использовать свои социальные контакты.

Это выручало его не раз. В конце концов, поглядите на него сейчас: у него есть прибыльная работа с перспективой карьерного роста, свободные денежные средства, регулярный секс, дружеская поддержка криминальных элементов и уникальная возможность провернуть какое-нибудь грязное дело, даже не замарав рук. К чести Дилана, он пользуется данной возможностью лишь однажды, когда иного выхода просто не находится (когда Норма и Ромеро не оставляют ему вариантов), зато в его душе плещется обида и гнев, и это всё решает.

Чего у Дилана нет, так это способности столь же хладнокровно и чётко, как чужих людей, классифицировать и родных.

У Бэйтсов – чёртов иммунитет против любого логического подхода.

Дилан их просто не понимает. А как следствие, не может распознать. Именно по этим причинам без исключения все поступки Дилана, относящиеся к семье, совершены в той или иной мере в состоянии странного аффекта. Дилан ненавидит себя за это, но не то, чтобы он мог что-то с собой поделать.

Так что, ему иногда кажется, это будет длиться вечно. Никакого просвета. Он просто, знаете, застрял.

хХхХх

Осознание этой элементарной истины (пошаговое такое, просветление за просветлением), Дилан копит с детства.

хХхХх

Воспоминания о самом раннем периоде жизни у Дилана достаточно расплывчатые, но один эпизод он помнит потрясающе чётко: похороны. Кладбище не мрачное и не величественное; кажется, вообще – никакое. Серо-коричневый холодный колорит преобладает, погода прохладная и прозрачный туман чуть заметно стелется понизу на отдалении, обволакивая обветшалые надгробия и безобразные старые статуи в виде небесных существ. Пахнет только земляной сыростью. Это скучно.