Текст книги "Вторые шансы не бесконечны (СИ)"
Автор книги: Little_Finch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
========== Hurts ==========
~•~
Губы горят.
На самом деле это не единственное, что он чувствует, но единственное на чем может сконцентрироваться. Пальцы скользят по перилам, ноги топочут, пересчитывая ступеньки… Это все ерунда, этого всего не существует.
Его губы горят. И вот все тут.
Он хочет облизать их, прикусить… Что угодно, лишь бы убрать это ощущение, пожалуйста!..
Но он не может.
Губы горят, и он ничего не может с этим сделать, потому что целовал их Баки, и… Ладно, это пустяк на самом деле, но…
Нет. Совсем не пустяк.
В голове сумбур.
Он вылетает из подъездной двери, как пробка из бутылки. Ненависть к Флориде, к ее вечному/нескончаемому теплу чуть тормозит его, перекидывает на другой поток мыслей.
Если бы было холодно, как в Канаде, например, или же за полярным кругом, он бы в миг остыл. Голова бы охладела, он бы понял, что убегать не стоило.
По крайней мере не в полшестого утра и не без каких-либо объяснений.
Но на улице уже тепло. Или хотя бы веет теплом.
Невыносимо.
Он запахивает куртку и с силой пинает какой-то камешек на своем пути. Нарочно быстро крадется у самой стены, чтобы не было видно из окон.
Хотя Баки и не проснется. Только если к одиннадцати или, минимум, к десяти пятнадцати…
Баки проснется только когда сам захочет, и уж точно не сделает этого из-за того, что из его объятий пропал мелкий худощавый мальчишка.
Стив вздыхает. Дергает руками вверх и проходится пальцами сквозь волосы.
Кусает нижнюю губу, но лишь изнутри. Будто какой-то барьер/стена/преграда.
Он все еще помнит, как коснулся этими губами губ Бакса и… Тот замер так пораженно/ошарашенно. В первый миг даже чуть не оттолкнул его, Стив почувствовал, но…
Прикосновение подушечек пальцев к подбородку будто обожгло. Он вздрогнул, но не отстранился. Только зажмурился, так отчаянно.
Это оказалось совсем не так, как он думал. Все же порно, любого жанра и вида, не самый хороший учитель для самых-самых новеньких…
Бакс целовал его исступленно и медленно. Дразнил, касаясь нежной кожи языком, проводя по ней или оттягивая самый край зубами. Нежно так, аккуратно.
Зажмурившись на несколько секунд, Стив остановился и глубоко вдохнул. Внутри творилось черт знает что, хотелось кричать так громко и неистово.
Недалеко был пустырь, можно было бы сходить, выкричаться, только вот… Вряд ли поможет.
Вокруг, за углом, на улицах, рядом и около… Нигде не было ни единого живого человека. Город будто вымер весь.
Примерно как он вчера, когда понял, что никаких принуждений не будет. Когда осознал, что Баки даже не попытался углубить поцелуй. Когда понял, что тот просто взял, выключил телевизор, за которым они действительно засиделись, а затем повел его в постель. И уложил спать. Накрыл одеялом.
Вот тогда, – лежа в темноте, пялясь в стену, скользя глазами по тёмной мебели в сгустившихся потемках, – именно тогда он и вымер. Как город в полшестого утра – однозначно и полностью.
От удивления. От онемевших губ. От сердца, что никак не могло успокоиться.
И от Баки, что обнял со спины, переплел их ноги, согревая его вечно ледяные лодыжки, и усмехнулся куда-то в затылок.
Во многом он также вымер от того, что понял: даже оборачиваться не нужно, чтобы составить живой образ этой усмешки. Он же знает Баки всю жизнь будто и…
Телефон появляется в руках неожиданно. Он пишет Локи, потому что больше на ум никто не приходит. Еще потому, что тот вроде как разбирается во всем этом: и в гомосексуализме, и в проблемах внутреннего мира… В проблемах в общем.
Стив не надеется, что ему ответят. Он кидает мобильник в глубокий карман куртки и бредет дальше.
Конец февраля – не самое красивое, что бывает в мире. Даже здесь, во Флориде.
Деревья какие-то куцые/лысые. Ему бы побольше зелени, но вокруг одни лишь палки да веточки. Все, что остается – ждать действительно хорошей весны, всего этого цветения и…
Баки любит осень. За дожди, за увядание ради обновления, за Хеллоуин, за пестрые краски.
Новый вздох. Все еще не холодно. Все еще горят губы. Все еще сумбур в голове.
Самое странное, что вчера он ведь заснул. Да, ошалело гипнотизировал стену с десяток минут, но потом… Потом он все же заснул. Спокойно. Как обычно.
И спал тоже спокойно. Как обычно.
Только под утро, пытаясь перевернуться на другой бок, почувствовал препятствие и будто окаменел. Проснулся мгновенно, будто из воды, задыхаясь, вынырнул.
Сначала пару минут лежал, осматривал посветлевшую комнату, пытаясь не довести самого себя же до инфаркта. А когда сердце вроде как утихомирилось, медленно выполз. И из объятий, и из постели.
Как собирался не помнит, очнулся уже на лестничной клетке, когда чуть не полетел носом вниз, запнувшись о собственную же ногу.
Что больше всего не понятно, так это откуда такая реакция… Это же его Баки. Это же его решение.
Так почему же…
Он передернул плечами, втянул голову и накинул капюшон. Не то чтобы озяб, но внутри стало как-то сыро.
Бакс ведь проснется и… Ничего не увидев рядом, ему станет больно. Да. Станет больно.
Судорожно проверив телефон, Стив не нашел входящего сообщения и поджал губы.
Уже хотел остановиться, вернуться назад, но… Вдруг понял, что барьер не только на губах.
Он будто бы одновременно и внутри, и снаружи, за спиной.
Ни о каком возвращении не могло быть и речи. Хотя бы сейчас. Хотя бы как можно дольше.
Если бы сейчас появился кто-то, если бы спросил о том, что он творит… Стив бы ответил чётко и ясно.
Он не знает.
Не относится к гомофобам, но от лучшего друга бежит быстрее, чем бежал бы от огня. Не хочет причинить боли, но и развернуться, хотя бы остановиться, не может тоже.
Он не знает.
По-глупому не знает, что чувствует. И это медленно выжигает изнутри.
Он пишет Локи вновь, спустя час, когда находится в нескольких кварталах от его дома. Ответа вновь не получает, заходит в кофейню, пьет кофе. Возникает желание задержаться там чуть подольше, но в помещении воздуха будто бы не хватает.
Он не может перестать думать о том, как изменится выражение лица Бакса, когда тот проснется. Как он будет носится по комнатам, как будет пытаться дозвониться.
И в его голове все представляет так живо. Ведь он знает Баки полностью, до самых кончиков…
И это не то чтобы пророческие способности, Стив просто знает, что не будет брать трубку. Это пока что единственное, что он знает.
Спустя два часа, когда он пытается не заснуть под дверью дома Одинсонов, губы, наконец, затухают. Скорее всего благодаря кофе, но…
Стив не знает. Он на пробу проводит по ним языком, от одного уголка до другого, но барьера больше не чувствует.
Зато он чувствует себя полным идиотом. Из-за этой пустоты, из-за небольшой дырочки, что образовалась в груди и начинает все быстрее увеличиваться.
Он понимает, что это непоследовательно. Сначала жаждать как бы метания и жар кончились, а потом думать лишь о том, чтобы вернуть… Их?.. Конечно же, нет, но волнение… Это томление, ощущение призрака чужих губ на своих…
Застонав, мальчишка бьется затылком в стену дома и трет лицо ладонями. Создается ощущение, будто его сознание кто-то разрывает на лоскуты, но вот соединять их после даже не думает. В висках пульсирует.
Телефон начинает звонить неожиданно, и тупая горечь в его голове чуть усиливается. Стив нервно ежится и, помедлив, все же вынимает его из кармана. Расслабленно выдохнув, снимает трубку.
– Только не говори мне, что это действительно произошло! Ты полный идиот, ты знаешь это, Стив?! – Локи напряженно повышает на него голос и по звукам носится по комнате, одеваясь. – Ты вообще!.. Ты!.. – вздохнув, он возвращает себе самообладание и говорит спокойнее, уже сбегая по лестнице: – Ты где сейчас?.. В центре?
– Мм, нет, я… – он откашливается и отвечает именно в тот момент, когда входная дверь начинает открываться. – Я у тебя под дверью…
– Ч-что?.. – мальчишка выглядывает из-за двери и удивленно смотрит на него. Стив сбрасывает звонок и неуверенно, разбито улыбается. Локи вздыхает, подает ему руку. – И давно ты тут сидишь?.. Замерз?
– Нет-нет, только голова болит. У тебя не найдется таблетки?
– Да, конечно. Посидим внутри?.. – Локи быстро разувается и ускользает на кухню. Стив проходит внутрь и останавливается на коврике.
Его плечи чуть распрямляются, потому что груз, лежавший на них все это время, осыпается легкой пылью. Не полностью, но хотя бы самую малость.
Ему хватает этого, что бы вдохнуть глубже. Вдохнуть эту же разлетевшуюся пыль внутрь и почувствовать, как забиваются легкие…
Баки ненавидит пляжи и песок. Последний раздражает его до яростного онемения тем, что может забиться куда угодно, и потом его еще год из себя выскребать придется.
Но Баки любит море. Любит брызгаться соленой водой, нырять и долго не выныривать, проверяя его, Стива, выдержку. А после он любит долго лежать на траве, – совсем рядом с пляжем, но все же не на песке, – и греться под лучами яркого солнца. В такие моменты он похож на кота, особенно когда бока уже немного пригреет.
– Нет, я… Я хотел бы прогуляться где-нибудь на свежем воздухе, если ты не против. – Стив кивает в благодарность, перенимая из его рук стакан воды и таблетку. Локи кивает, распределяя по карманам ключи, телефон и пару купюр.
Невзначай говорит:
– Хорошо. Гулять, так гулять… Но ты же знаешь, что вечером тебе придется вернуться к нему, да?..
Стив успевает проглотить воду до того, как закашливается. Стакан в его руках чуть не падает на пол.
Баки ненавидит общественный транспорт за кучу людей, вечные пробки и ужасающую жару летом. Он влюблен лишь в свой потрепанный мотоцикл, перешедший ему от отца, и в быструю езду.
А еще влюблен в Стива.
Думать о том, чтобы вернуться, он пока что не то чтобы не может, но…
Ему семнадцать и он привык к тому, что его любовный интерес – женский пол. Это не навязано ни обществом, ни его семьей, – которой по большей степени не было дела до него все время его жизни, – это просто… Просто привычно, разве нет?.. Просто нормально, когда тебе нравятся девушки, разве нет?..
И когда неожиданно открываешь в себе, что влюблен в собственного лучшего друга… Становится немного страшно, разве нет?!
Когда понимаешь, что совсем не знаешь себя. Когда теряешь суть себя самого, потому что оказывается… Оказываешься…
Стив знает, что его страх глуп, что он не имеет смысла и основы, но тем не менее он боится. Боится тех изменений, что медленно расцветают внутри него. Боится, что в процессе этих изменений потеряет не только себя, но… Баки?..
Если уже его не потерял. Прямо сейчас, стоя здесь, а не греясь рядом с его пышущим жаром телом и не смотря на умиротворенное спящее лицо…
Он все еще не знает. Мысли в голове вновь путаются, а пальцы дрожат.
– Да… Да, я знаю, что должен буду вернуться. – Стив передает в его руки стакан и тут же прячет пальцы в карманы. Разворачивается.
– Отличненько. А теперь пойдем покорять вагончики с мороженным и магазины с книгами и комиксами!.. – Локи полу улыбается ему, но улыбки в ответ не получает.
Бок о бок они выходят в несильно прохладное февральское утро.
~•~
Они прощаются в центре где-то уже под вечер. Стиву до дома идти буквально пару кварталов, а Локи…
Его забирает Тор.
Мальчишка смотрит, как его друг, усталый, но все еще воодушевленный из-за прошедшего дня, забирается в джип, а затем Тор дергает его на себя, целует. Локи позволяет, но проходит пара секунд и парень получает подзатыльник. Они оба смеются.
Стив разворачивается так резко, что линия горизонта чуть вскакивает перед глазами. Случайно задев плечом какую-то женщину, он дергано извиняется и срывается на бег.
С самоконтролем всегда все было в порядке, но сейчас он просто не может не представить, как выглядели бы они с Баксом, если бы были счастливы… Если бы были вместе…
Потому что вот это… То, что есть сейчас… Оно не то чтобы хрупкое или какое-то не такое. То, что есть сейчас, по его личному мнению, одно большое дерьмо.
Они все еще лучшие друзья. Они заботятся друг о друге, они поддерживают друг друга, они… В буквальном смысле уничтожают друг друга.
Без шуток и иронии. По его мнению, он убивает их обоих. Но на самом деле во всем виноват Баки.
Тогда, полтора года назад, когда он узнал о чувствах… О, сколько же эмоций и чувств он тогда пережил! Казалось, у него либо сердце разорвется, либо мозг вспыхнет, будто спичка – по щелчку.
Но дело в том, что тот гештальт они смогли закрыть. Точнее закрыли вынужденно. Да. Взаимными усилиями они соскребли весь мусор, собрали все кости и все мясо, а спрятав все это в шкаф, обтянули его толстой цепью.
Чтобы никогда-никогда. Чтобы сохранить дружбу.
На самом деле, чтобы было легче возвращаться домой, – в их на тот момент уже общий дом – и не думать, что тебя хочет трахнуть тот, кто ждет на кухне и уже, возможно, приготовил ужин.
На самом деле, чтобы было легче в жару ходить с голым торсом и не думать о том, что тебя смущается тот, в кого ты влюблен, и, возможно, это что-то да значит.
Ох, на самом деле им уже не десять и все сказки про пони и радугу давно сгорели в старом, как мир, камине под названием – «взрослость»! И на самом деле ни один гештальт не может быть закрыт, если никто не умер или хотя бы не настрадался вдоволь!
На самом деле все эти полтора года он только и думал о том, что Баки любит его. Думал только о том, как тот относится к его девушке; о том, как он спит и где проводит ночи, когда не возвращается домой; о том, что думает, чего так никогда и не скажет, что ему в нем нравится и чего бы он хотел…
Хватит, блять!
Стив задушено хрипит и, наконец, останавливается. Оглянувшись, понимает, что пробежал на два квартала дальше чем нужно.
Все дело в том, что его совесть, его вина… Они сжирают его, начав с потрохов. Он становится меньше и весь как-то сдувается. Он видит.
И все эти полтора года, узнав о родных, но все же чужих чувствах, он знает, что Баки испытывает боль.
Продолжает улыбаться, больше не касается его так легко и часто как раньше, больше не откровенничает так беззаботно, больше не проводит с ним так много времени и… Продолжает улыбаться. Продолжает испытывать боль.
Откашлявшись, Стив утирает рот тыльной стороной ладони и стискивает челюсти. В кармане начинает звонить телефон, но он уже даже не смотрит.
Это Бакс. Это вызов под номером тридцать четыре.
И во всей этой ситуации, – где шкаф с их главным расчлененным скелетом, как слон, стоит посреди комнаты, – он видит лишь два определенных выхода.
Либо он отказывается от Баки.
Либо он соглашается на Баки.
Мысленно эти идеи возможно довольно примитивны, мол, как ты можешь так отзываться о Баксе, он тебе не вещь и не игрушка!..
Ох, боже, простите, блять за то, что определил его как проблему, потому что он и есть, черт побери, проблема!
Самая основная его проблема. Самая настоящая. Самая важная. Самая живая.
Телефон перестает звонить, но проходит секунда и начинает снова. Стив рывком вынимает его из кармана и быстрым движением вытаскивает аккумулятор. Оттолкнувшись от стены, за которую держался, разворачивается и медленно идет домой.
Существует такая прелестная вещь… Выбор без выбора.
Чаще всего он предполагает два и более вариантов, но на самом деле человек видит лишь один.
Не потому, что он слеп или глуп. Просто потому, что на другой или несколько других у него не хватает храбрости решиться.
Потому, что жизнь может измениться кардинально. Просто встать с ног на голову. Именно из-за того, второго и страшного выбора.
Так вот к делу… Он не может отказаться от Баки.
Потому что Баки – его друг. Он его брат. Он его семья. Он его поддержка. Он его опора. Он его…
Чертов гребаный воздух.
Баки не любит, когда по всей квартире валяет его, Стива, одежда. Он обожает давать ему подзатыльники за неаккуратность или проскальзывающий в речи мат, но только когда они остаются наедине. А еще у него в портфеле всегда есть ингалятор, жаропонижающее и чуть ли не годовой запас пластырей.
И поэтому для него Баки, – весь и полностью, цельный и единственный, – это самый огромный в мире «выбор без выбора».
Не потому, что он боится отказаться от Баки. Да, тогда ему придется уехать/вернуться к матери в другой чертов штат, перевестись в другую школу и лишиться кусочка своего сердца, огромного количества возможных приятных воспоминаний, а также его лучшего друга. Да, тогда ему возможно будет так больно, что каждый день будет «плохим» на протяжении оставшейся жизни. Да, тогда его жизнь действительно изменится.
Но он не боится этого. Для взрослости это нормально – когда все валится из рук, рушится и идет не по плану.
Но Стив не боится этого. Не боится потерять Баки, хоть и знает что обречет себя на вечную боль. С другими болями сжился и с этой сживется.
Но выбор все же является для него «без выбора», потому что он не видит смысла отказываться от Баки. Это просто… Просто не нужно ему.
Потому что он любит Баки.
А это… Это как раз-таки единственное, что нужно, чтобы согласится на Баки.
Просто симпатия, просто какое-нибудь теплое чувство, которое позволит ему стать с Барнсом действительно близкими людьми… Оно у него есть. Наравне со страхом. Это тоже вечное и, как говорится, воды у моря не отнять, да?..
Создается ощущение, что у него где-то сзади маленький пушистый заячий хвост, а сам он – невыносимый трус, но это не так. Просто его жизнь меняется. В вагонетке под названием «невозврат» он медленно катится высоко вверх к главной кульминации, к той самой точке.
И, продолжая сравнение, – чтобы было ясно и не было пересудов хотя бы внутри него самого, – он не видит то, что после, не видит обрываются ли рельсы у самой земли или еще далеко в воздухе.
Хотя… Подумать о том, что рельсы могут не обрываться, у него просто не хватает духу. Потому что это слишком смело. Слишком сладко. Слишком невероятно.
Бакс, который касается его. Ничего такого, он просто касается кожи его плеча или лопаток, касается его запястья, касается его души…
Раньше так было часто. Раньше этого было много. Стив соврет если скажет, что не скучает по этому. По их утренним, после совместных ночевок, соревнованиям, кто первый успеет в ванную. По прогулкам чуть ли не до самой ночи. И по взгляду…
Многие говорят, что глаза – зеркало души. Он заметил уже давно, что глаза – это зеркало чувств.
В глазах Баки, – когда бы тот на него не посмотрел, с раздражением/весельем/радостью/грустью, – он всегда видел такой взгляд, который буквально кричал, совсем ни от кого не скрываясь:
– Да ты у меня под кожей сидишь, ты понимаешь! У меня дороже тебя никогда и никого просто! Я же тебя…
Полный или остаточный, перекрытый другими чувствами, этот взгляд всегда был.
Стив, конечно же, заметил его не сразу, а когда заметил… В нем самом появилось что-то такое стальное и очень-очень крепкое. Вместе с мыслью о том, что Бакс так сильно чувствует его, – как самого настоящего и самого лучшего друга, – внутри Стива появилась странная уверенность и сила.
Он понял, что именно у него всегда сможет найти одобрение, у него же сможет найти и поддержку, и помощь. К нему он может прийти со своей проблемой хоть в три часа ночи, но все же получит какой-то отклик.
И, просто к слову, его мать любит его. Он любит ее тоже.
Но ее взгляд, когда она смотрит на него, полон только обреченности. И с этим ничего не поделаешь.
Это просто есть.
Его собственный дом вырастает перед ним неожиданно. На четвертом этаже, на кухне, горит свет.
Стив замирает перед подъездной дверью, неспешно набирает код, правильно лишь раза с третьего, а затем заходит. Придумывать слова оправдания было бы нечестно и глупо, но он бредет по лестнице точно на казнь или вечную каторгу.
Будто заранее знает, что переступив порог, попадет в свой личный круг ада, повторяющийся раз за разом и до бесконечности.
И будет больно. Он готов к тому, что будет больно до крошащихся зубов.
Баки ждет на кухне. Стив слышит отзвук упавшей ложки, когда открывает входную дверь и позвякивает ключами. Неспешно разуваясь и стягивая куртку, он смотрит только в пол. На постеленном ламинате странные причудливые узоры и годовые кольца, а чуть дальше сильные стройный ноги.
Парень все же вышел встретить его и, оперевшись плечом на дверной косяк у входа в кухню, теперь стоял и, скорее всего смотрел на него. Стив чувствовал, как его взгляд скользит от макушки до пяток и обратно. Тут же покрывался мурашками.
Теперь все взгляды Барнса стали иметь совершенно другой смысл, а ему… Ему просто так сильно хотелось, чтобы тот вновь посмотрел на него как раньше. Будто у них нет проблем, будто между ними нет проблем и будто бы кроме них…
Будто бы кроме них никого нет. Не было. Быть не могло.
Стив вешает куртку на крючок и, не поднимая глаз, достает телефон. Смотрит на него, но в пол, пока проходит мимо друга.
Только вот тот его никуда не пускает.
Он выставляет руку и ставит барьер ему поперек груди. Стив отскакивает как ошпаренный/ошарашенный/дикий. Чуть не выпускает телефон из рук, отступает почти что к самой двери.
Глаза в глаза. Смотрит затравленно, но все же не испуганно. Ждет, что Баки что-то скажет.
Но тот молчит. Смотрит на него, почти не моргая, пока Стив нервно сглатывает раз за разом, переступает с ноги на ногу.
И он не знает, что парень видит в нем. Сам мальчишка видит человека, которым восхищается, которого… Любит?..
Возможно. Возможно он любит его намного больше, чем сам думал. Любит и снаружи, и внутри.
Стив прочищает горло.
– Бакс, я… – во рту пересыхает, язык становится вялым и будто распухает. Он откашливается снова. – Бакс, дело в том, что я…
– Прекращай мямлить, Роджерс!
Голос грубый и злой. Тон – подавляющий.
Стив не пугается. Такого Баки он знает тоже. Такого до крайности рассерженного, обиженного и… Задетого за живое.
– Я, мм, я просто хотел извиниться и…
– Ох, правда?! Действительно хотел извиниться? – парень встает ровно и делает шаг. Даже нет, пол шага. Стив стойко остается на месте. – И за что же, скажи мне, ты хотел извиниться?! За то, что свалил, не оставив ни записки, ни хоть какого-то предупреждения? Или может за то, что не удосужился взять трубку? Я звонил тебе почти сорок раз, Стив, неужели нельзя было догадаться, что я просто волнуюсь?!
– Я… Бакс, я лишь… – он сжимает мобильник в ладони и чувствует как корпус врезается в пальцы. Он хочет зажмуриться, но не может.
Виноват здесь лишь он, ему и отдуваться.
– Иногда, вот в такие моменты, мне кажется, что я тебе все только усложняю! Со своей заботой, со своей постоянной опекой. В такие моменты ты настолько прожженный эгоист, Стив, что мне хочется не просто тебя ударить!.. Я бы тебя с удовольствием убил сейчас, честно. – он делает еще шаг, а его руки сжимаются в кулаки. Мальчишка вздрагивает, ошарашенно и… Больно?..
Ему действительно больно. Больно из-за чужих слов, больно из-за того, что не может заставить себя признаться в страхе. Не вслух даже, хотя бы молча. Хотя бы самому себе, черт побери.
Барнс продолжает:
– То, что произошло вчера, совершенно ничего не изменило. Я понимаю, это ново для тебя, но я – это все еще я, черт подери! Джеймс Бьюкенен Барнс, который волнуется и беспокоится за тебя! А ты ведешь себя, как вспыльчивая ветреная малолетка! Убегаешь куда-то, не берешь трубку! Ни одни нормальные отношения на этом не строятся, идиот!..
– Нормальные?.. Где ты нашел здесь кого-то нормального, Барнс?! – оскорбления задевают и боль отходит на второй план. Он тоже может быть страшен в гневе. Он тоже умеет бороться со своим страхом и делать то, чего делать до паники не хочется. Только вот прямо сейчас, вместо того, чтобы спокойно сказать «я испугался», он говорит кое-что совершенно диаметрально противоположное: – Ты говоришь об этом так, будто бы это что-то простое, что-то обычное, но мне до чертиков страшно, ясно тебе?! Потому что я бреду и вообще не знаю куда! Внутри меня что-то происходит и, да, я боюсь этого! Можешь считать меня трусливым дерьмом, но я боюсь этого! А ты говоришь об этом так просто, что… Что… Я лишь хочу попытаться остаться нормальным, Бакс, я не хочу становится кем-то!.. К-кем…то…
Он поджимает губы и закусывает щеку изнутри. Баки отшатывается и на его лице такая невероятная обида, что у Стива ноги подгибаются. Он еле может заставить себя дышать дальше и не впадать в панику.
– Ох, ты хочешь остаться нормальным?.. Ясно. Отлично. Конечно, кому же захочется становится таким поломанным, больным и отвратительным, как я, да, Роджерс?! – он рычит, срывает с крючка свою куртку и сминает ее в сжавшемся кулаке. – Я никогда не думал, что мой лучший друг и, уж прости, любовь всей моей жизни, такой грязный и отвратительный лицемер и гомофоб! Ты – лжец, Роджерс! А я – гей. И это просто есть. – он делает два резких шага, наклоняется прямо к его лицу и с ненавистью шипит: – Можешь уже бежать блевать, я же подошел так близко, вдруг еще заразишься моей неправильностью, а?!
Стив зажмуривается, а Баки, пихнув его плечом, выходит. Входная дверь хлопает оглушительно, но мальчишке все равно.
Он зажимает рот ладонью и в бесшумных рыданиях опускается на пол.
Достигнув кульминации, рельсы все же обрываются. И оборвал их не кто иной, как он сам.
~•~
========== like ==========
Комментарий к like
Чтобы после не возникло вопросов, да: там флешбэк внутри флешбэка.
Я, черт побери, в очередной раз раздвигаю рамки возможного.
М. Зяблик
~•~
Полтора года назад.
Солнце медленно катится к закату под углом около восьмидесяти или может семидесяти пяти градусов. Стив нахмурившись отводит от него взгляд. Глаза побаливают, все, что вокруг, становится одним лишь ярко-желтым пятном.
В пальцах крутится колпачок от закатившейся под книжный стеллаж ручки. Он не знает, что ему теперь делать.
Со стуком отложив его на подоконник, мальчишка трет закрытые веки и поджимает губы. Учебный год только начался, прошло-то всего ничего, каких-то полтора месяца!..
У него проблемы.
На самом деле одна, но весомая. Как известно ничто не предает слову большей весомости, чем множественное число…
Поэтому у него проблемы.
В библиотеке пусто. Даже, скорее, пустынно. Ему постоянно кажется, что вот-вот прокатится перекати-поле, а затем подует ветер и песочные барханы медленно перетекут на полметра в сторону.
Да, в библиотеке пусто. Он приходит сюда каждый день после уроков, и он всегда один.
Многие считают, что начало года – продолжение летних каникул. Еще больше людей думают, что весь учебный год – летние каникулы.
Стив пускает усмешку, качает головой.
Лезть за укатившейся ручкой бесполезно, только пыли на джемпер соберет, а потом будет выглядеть, как… Перекати-поле?.. Возможно.
Значит остается только вернуться за стол, вытащить из кармана с запасными ручками новую и продолжить изучение латыни. Но у окна так хорошо…
Он видит пустое футбольное поле, небольшой пролесок, что за ним, и деревья. Их листву колышет легкий теплый ветер, и Стиву кажется, что он чувствует его дуновения на своем лице.
Вздыхает.
В моменты посиделок тут, ему кажется, что школьная программа – самая скучная и ужасная вещь в мире. На самих уроках еще терпимо, но здесь, среди пыльных полок заставленных знаниями и науками всех мастей и видов…
Находясь в десятом, Стив даже не переживает о предстоящих выпускных экзаменах. Всю школьную программу он уже выучил, теперь взялся за университетскую.
Если за два года успеет выучить и ее, то получит высшее экстерном. Это было бы неплохо.
Особенно когда на встрече выпускников пару лет спустя, он увидел бы лица своих одноклассников и лицо Б… Нет. Подожди. Постой.
Брови сходятся где-то у переносицы, губы сжимаются в ниточку.
Футбольное поле уже пустое, а значит скоро он придет. Он придет, затем они поговорят.
Стив хотел бы наврать себе, что все будет в порядке, но знает, что все изменится. Уже изменилось. Он изменился.
Письмо с откровенными посланиями, со словами, с запятыми и точками, прожигает его задний карман. Руки так и тянутся взять его, перечитать, но на самом деле выбросить.
Если Баки скажет, что это ложь, Стив готов забыть и вернуться назад. Он действительно сможет это сделать ради Бакса, он знает.
Только если тот скажет, что это ложь. Чертова дурь. Беспросветное вранье.
Скрестив руки на груди, мальчишка зажмуривается, но когда открывает глаза все остается по-старому. Окно, за ним поле, сзади шум захлопывающейся дверь, шипение негодующего библиотекаря и шаги.
Раз-два.
Раз-два.
Как маятник. Как капли воды, стекающей с поднимающейся все выше чаши, на том самом устройстве для казни.
Как только вода вытечет полностью, лезвие отсечет ему голову и… Как же оно там называлось-то?
– Стив?..
Шепот крадется между полок, он встряхивает головой и поводит плечами. Все будет в порядке. Баки скажет, что это – фигня, а затем все будет в порядке.
– Стив, ты где?..
Он молчит. Ждет, пока друг сам его найдет, пока скажет что-то, заметив его, пока подойдет и коснется…
У Стива под кожей, будто бы лава вскипает. Сама кожа, как истончившаяся гранитная порода, покачивается на обжигающих волнах.
Ему до одури хочется узнать, что он почувствует, когда Барнс дотронется до него. Ведь теперь, – пока что, Стив, пока Баки не опровергнул, – все иначе, чем хотя бы утром и…
Он просто хочет удостоверится, что не отшатнется. Что не почувствует неприязни. Что не захочет развернуться и ударить лучшего друга.
– Ох, вот ты где?.. Спрятался, ужас просто. – его голос так близко, что хочется обернуться и заглянуть в знакомые глаза. Только бы увидеть там хитрый прищур и ничего больше, только бы…
Прежде чем письмо перекочевало в его карман, Стив прочел его три раза. Стив три раза пытался привести себя в чувство ингалятором и водой.
А сердце все продолжало биться, как сумасшедшее, и он… Он просто путался. В собственных же ногах/руках/мыслях.
И до жути надеялся, что это не правда, что все – фальшь, потому что… А как реагировать-то? Какой ответ он должен дать на такой раздражитель?
Это ведь не плохая оценка. Это не масштабная катастрофа. Это не чья-то смерть.
Это его лучший друг и он… Он просто…
Сильная ладонь опускается на его плечо и чуть сжимает. Мальчишка стоит также, как и стоял, пол под ним не проваливается, черти не утаскивают его в ад. И он не думает о том, чтобы сбросить руку.
Все еще стоит.
– Что-то случилось?.. Ты хмурый.
Он становится рядом. Бок о бок.
На миг Стив чувствует то самое «я с тобой до конца», но миг заканчивается слишком быстро. Вздохнув, он разворачивается и идет назад к столу, за которым остались его книги. Сильная ладонь безвольно соскальзывает, прикосновение разрывается. Стив кидает:
– Нужно кое-что обсудить…
Бакс отзывается через мгновение:
– Что-то с матерью?.. Я могу как-то помочь?..
Ему бы хотелось спросить тоже самое. Может ли он как-то помочь? И что вообще нужно делать в такой ситуации? Что сказать, как себя повести?..
