Текст книги "Вторые шансы не бесконечны (СИ)"

Автор книги: Little_Finch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Стив поджимает дрожащие губы и жмурит глаза до теперь уже белесых пятен. Второе плечо встречает очередной жёсткий укус с распростёртыми объятиями, потому что в этом укусе на самом деле много-много нежности. Стив знает. Стив верит в это.

Баки материт его, Баки обзывает его плохо и неправильно, но Стив не слушает. Стив старается не дрожать и давит всхлипы.

Стив знает, что на самом деле Баки любит его. Все, что он говорит – шутка.

И глупому понятно, что ещё пара искусанных кусочков кожи и его сдернут на пол. Его развернут, нагнут над столешницей и просто изнасилуют, но… Стив примет это. Он знает, что сможет принять это, потому что это будет его Баки. Баки будет касаться его, и даже если и останутся синяки, Стив будет точно знать, что хотя бы в одном из них была нежность. Хоть где-нибудь она была точно-точно.

Ведь его Баки любит его. Его Баки смотрит на него так тепло-тепло и никогда не сделает больно нарочно. Его Баки…

Губы касаются затвердевшего от холода соска, а затем его прихватывают зубы, и… Стив всхлипывает от простреливающей боли. Он всхлипывает, вздрагивает и запрокидывает голову так высоко, что выше уже просто некуда. Еще миг и он просто завалится назад, ударяясь головой о навесной шкаф.

Шея ноет. И плечи тоже. Завтра он вряд ли сможет встать с постели. Главное, чтобы не поднялась температура.

Но зато на его теле теперь много-много нежности и…

– С-стив?..

Голос Барнса потерянный, и Стив понимает, что все испортил. Он опять все испортил. Своим глупым страхом, который заполнил каждую клеточку его тела, и своими глупыми слезами, которые все ещё никак не останавливаются.

– П-прости… Прос-ти, я… Я с-сейчас соберусь… Я… – Стив трет кулачками глаза, мотает головой пытаясь улыбнуться. Ему так больно, как никогда не было. Он все ещё убеждает себя, что это любовь его Бакса.

И трёт глаза. Жёстко. Больно.

Не так больно, как на его нежной, чувствительной коже застыли чёрные синяки и укусы, но все же…

– Стив…

Его голос дрожит. Стив пугается, что действительно сделал что-то не так. Стив дергается и распахивает глаза.

Баки смотрит так испуганно/загнанно/снова больно. Его глаза собирают оставленные им же метки, но они не могут стереть их. Его глаза увлажняются.

– Эй… Эй, я люблю тебя, слышишь?.. – Стив пытается улыбнуться, но не может контролировать трясущиеся, чуть посиневшие губы и текущие слёзы. Его ладони охватывают потерянное, побледневшее лицо Баки. И он шепчет, прерывается на всхлипы и попытки нормальных вдохов, но не останавливается: – Ты можешь…продолжать, хорошо?.. Я люблю тебя, и все будет в порядке… Ты можешь делать все…что хочешь… Правда… Я правда люблю тебя…

Баки приоткрывает рот, пытается что-то ответить, но не может. На его лице так много потерянности. А затем по щеке скатывается слеза.

– Нет-нет, стой… Я больше…не буду… – Стив испуганно дергается, корчится от прошившей боли, но продолжает говорить. Он не хотел расстраивать своего Баки. Он лишь хотел, чтобы тот был рядом. – П-прости меня, я… Я больше…не помешаю, хорошо?..

Вновь дернувшись, Стив запрокидывает голову и зажмуривается. Он уверяет себя, что готов принять всю нежность, которую Баки сможет дать ему. Он уверяет себя, что не сломается.

Неожиданно рядом с его головой открывается навесной шкафчик. Баки осторожно опускает его руки и достаёт аптечку. В своей собственной голове он мечется от стенки к стенке и просто рвет на себе волосы, понимая, что только что чуть не сделал. Хочется заорать. Хочется закричать и сделать больно себе, ведь… Он скользит взглядом по плечам Стива слишком быстро. Он просто не может смотреть на это и игнорировать это.

Мысль о том, что это его рук дело добивает. И все устои, все ценности будто бы в одночасье рушатся, ведь… Это же его крошка-Стив. Его лучший друг. Его первая любовь. Тот самый человек, которого он поклялся защищать всегда и от всего, но от себя, от себя самого защитить не смог, и…

Руки трясутся. Совсем немного, почти незаметно. Баки чувствует, что готов упасть на колени и вымаливать прощение. Он знает, что себя простить уже никогда не сможет, но Стив, его слабый, маленький кроха… Он ведь не заслужил этого.

Стив распахивает глаза, пораженно смотрит, и ему кажется, что он потерял Баки навсегда. Он опять сделал все неправильно, и он больше не нравится Баки.

Ни тела, ни мозгов… Ни даже банального послушания.

– Н-нет, не надо… Слышишь?.. Я… Я исправлюсь, правда… П-подожди… – он смотрит, как Баки с непроницаемым лицом достаёт обезболивающее, и понимает, что именно тут все и закончилось. Он уже даже выговорить ничего не может.

Плечи отзываются болью, каждый раз, когда он двигает руками, но Стив все же подтягивает колени к груди и ставит пятки на столешницу. Он прячет лицо в ладонях и просто старается не скатиться в банальные рыдания.

Теперь Баки точно уйдёт. А времени больше не осталось.

Со дня на день он уедет поступать в университет.

И больше не вернётся.

– Выпей таблетку, пожалуйста. – он говорит спокойно и так привычно мягко, что Стив замирает. Поднимает влажные, покрасневшие глаза.

Баки не смотрит на него с ненавистью или злобой. Лишь с виной и болью, но и… С нежностью.

Стив икает, всхлипывает и берет из тёплых ладоней белый кругляш таблетки. Запивает его водой, что подают ему те же руки.

– Я не должен был срываться так на тебе. Прости меня. – Баки не смотрит ему в глаза, а затем достаёт мазь. И все ещё не смотрит.

Стив дергается, все ещё удерживая чашку.

– Нет… Нет, слышишь, все в порядке, я правда не думаю, что… Что случилось что-то плохое и… – он качает головой, кусает нижнюю губу, только бы не кривиться от боли, а затем Баки встаёт напротив и затыкает его одним лишь взглядом.

Осторожно забрав у него чашку, парень подхватывает его маленькую ладонь и тянет выше, к своему лицу. Стив действительно готов к тому, что сейчас ему прикусят пальцы или вгрызутся в запястье, и он зажмуривается так безнадёжно, он подбирается и даже дышать перестаёт.

А Баки мягко целует тыльную сторону его ладони. Баки шепчет, и если бы Стив на мгновение отвлекся от налета испуга и подкатывающей истерики, он бы даже увидел насколько трудно ему дается этот шепот. Все эти слова.

– Прости меня. Я… Я должен был прекратить это ещё давным-давно, но… Мне было больно весь этот год. И год до этого. И… – медленно перевернув его ладонь и все ещё не поднимая глаз, Баки целует в самый центр и вздыхает. Он только что упал в собственных глазах ниже некуда, и он даже не знает, что с этим делать. Стив, такой глупый и зеленый еще совсем, будто бы даже и не понял, что только что чуть не произошло, но… Стив не виноват. Виноват лишь он, Баки, и все тут. – Я не должен был вымещать это все на тебе. Я соберу вещи уже завтра и…

– Баки.

– Я… Я все понимаю… И… Боже, да на тебе же живого места нет… Я уеду уже завтра и ты…

– Джеймс. Бьюкенен. Барнс.

Слёзы заканчиваются. А он сам неожиданно подбирается. Повышает голос, привлекая внимание.

Теперь, буквально в один миг, ему становится ясно. Стив понимает всё от начала и до конца. Стив понимает и причины, и следствия.

Никто не способен терпеть боль слишком долго без последствий. Все это время на самом деле помощь была нужна не ему, а Баки.

Это видно и по его глазам, таким глубоким и безнадёжным. Это видно и по его губам, хмуро поджатым и скорбным.

Превозмогая боль, Стив поднимает обе руки и берет родное, любимое лицо в свои ладони. Стив улыбается и теперь это удается ему намного лучше, чем минуту или две назад.

Баки было больно все те года, что он испытывал свою невероятную и прекрасную влюбленность. И Баки просто решил, что достоин отмщения, что достоин равноправия, что достоин справедливости… Это было правильно. Это было честно.

И Стив понимает это. Стив больше не обманывает себя, и он принимает и понимает желание Барнса сделать ему так же больно.

Тут больше нет виноватых. Баки страдал тогда, Стив пострадал сейчас. Не прямо в этот момент, но все эти месяцы.

Их честный бой можно считать завершенным.

Мягко поглаживая чужие щеки, Стив неожиданно спокойно и мягко говорит:

– Я люблю тебя всем своим сердцем, Джеймс Бьюкенен Барнс. И я знаю, что чувствуешь тоже самое. – его большие пальцы утирают соль с чужих щёк, а Баки смотрит побито. Потому что это он принёс боль. Потому что это он вовремя не остановился. Стив сдвигается ближе к краю, спускает ноги и неуклюже обхватывает голенями подтянутые, сильные бедра. Судорожно душно краснеет, все же продолжая говорить: – Я не сержусь на тебя. И я прошу тебя не сердиться на меня. Прошу тебя не сердиться на нас обоих. Хорошо?..

Баки отводит глаза в сторону, и Стив готов поспорить, что уже завтра его вещей здесь не будет. Баки опять сбежит, только теперь не от чувств, а от вины.

И Стив не может ему этого позволить.

– Давай же, хмурая булочка, посмотри на меня… – он разбито улыбается шире, и на сердце становится, наконец, легко. Баки и в правду любит его, и Баки чувствует себя виноватым. Они оба чувствуют себя виноватыми.

Стив собирает себя не в кучу, но по крайней мере в кучку. Он сметает свои осколки и пылинки, он все еще работает и над собой, и над «ними», и он не собирается останавливаться. Их с Баки тандем слишком дорог и слишком ценен. Он сам намного выше собственной боли.

– Последний раз ты называл меня хмурой булочкой, когда мне было десять…

Все, что теперь остаётся – это разобраться подобно взрослым. Они оба настрадались вдоволь, и теперь пришла пора простить друг друга.

Стив Баки простил. Стив знает, что Баки его тоже простил.

И проблема лишь в том, что себя Баки…сможет ли простить?

– Я помню. А ты помнишь?.. – его тонкие прохладные пальцы касаются щёк и крыльев носа. Они оглаживают брови, медленно зарываются в волосы. Стив все ещё слабо улыбается, но внутри него на самом деле вновь расцветает сад. Целый великолепный сад из чувств, нежных и трепетных, и эмоций, светлых и радостных. – Я тогда упал… На набережной, помнишь? И разбил колени… На левом до сих пор небольшой шрамик, и… – тёплая широкая ладонь опускается на его голое колено, и Стив чувствует, как мысли теряются. Душно покраснев, он отводит глаза и откашливается. Продолжает: – А ты тогда разозлился и расстроился, больше меня, помнишь?.. Потратил последние несколько центов, отложенные на проезд, чтобы купить мне булочку, а я скормил её чайкам…

Баки медленно оглаживает его колено большим пальцем, и в его взгляде скользит тихая усмешка. А ещё что-то такое привычное и родное.

Он не может поверить, что его мальчик действительно настолько сильный, но в то же время он и не удивляется. Внутри расцветает гордость, она заполняет собой каждую его клеточку и это так тепло, так невероятно… Баки понимает, что должен простить себя. Но не ради себя, а ради того, кто находится напротив. Ради своего и ничьего больше Стива Роджерса.

И он говорит:

– Ты вечно был таким. Этих чаек кормили все, кому не лень, а ты был пострадавшим. – его ладонь скользит выше, но в этом прикосновении нет подтекста. Это лишь прикосновение кожи к коже. И Стив вздрагивает, пытается не отводить глаз, но ничего не выходит. Внутри все трепещет от этого чувства, когда Баки рядом и просто касается его. – Вечный жертвенник… И тогда, и сейчас… Я так чертовски виноват и…

– Мы с тобой тысячу лет вместе, Бакс. И я не хочу терять тебя. Сколько раз мы с тобой ругались, ну?.. – Стив перебивает его, все ещё держит его лицо в своих ладонях и чувствует, как Барнс опускает вторую ладонь совсем рядом с другим его бедром. Баки близко, слишком близко, и Стив пытается не концентрироваться на этом. Пытаясь говорить чётко, продолжает: – Все будет в порядке. И мы тоже будем в порядке. Я…

Баки перехватывает его взгляд, и неожиданно слова заканчиваются. Стив продолжает верить, что все у них наладится, когда Баки медленно поднимает руки и спускает его ладони к себе на плечи. Стив достаточно храбр, но прямо сейчас не может произнести и звука.

Голос Баки спускается до шепота:

– Ты все ещё боишься?..

Стив закусывает губу изнутри и видит напротив такой привычно-любимый хитрый прищур. По позвоночнику бегут мурашки, ведь он точно знает, что сейчас случится нечто хорошее.

Теперь ему не нужно убеждать себя в лживой нежности и любви, потому что все по-настоящему. Боль закончилась. И страдания закончились.

Теперь все по-настоящему.

– Я стараюсь не…не бояться… – щеки вновь горят, но это приятно. Баки смотрит на него мягко и спокойно.

Стив тоже шепчет, а затем медленно скользит кончиками пальцев в короткие тёмные пряди на затылке. Баки опускает обе ладони по бокам от его бедер, но его тёплые большие пальцы все равно касаются, поглаживает нежную кожу.

Он шепчет:

– Ты помнишь, как я целовал тебя?..

Стив нервно сглатывает, опускает глаза в пол, и слышит как Баки смеется над кончиками его ушей, что тоже покраснели чертовски сильно.

– Ты говоришь очень смущающие вещи. И я… – он откашливается и чувствует, как сердце начинает биться быстрее. Он одновременно и надеется, и не может поверить, что Баки сделает это. Тихо-тихо бормочет: – Я все помню…

Баки все ещё посмеивается. Неожиданно его ладонь опускается на талию, и от неё по коже Стива разбегаются мурашки. Такие маленькие, пугливые, но до ужаса довольные.

Стив с сомнением смотрит на Баки, и уже не помнит о багровой шее и плечах. Он не помнит о душевной боли. Он не помнит о боли физической.

– Если хочешь, я могу снова тебя поцеловать… – эта хитринка во взгляде Баки не пугает, но все же заставляет засомневаться. Стив поджимает губы, его руки замирают, а пальцы больше не перебирают любимые тёмные пряди так нежно.

Он не замечает, как напрягает бедра, сжимая их и Баки, что стоит меж них, теснее.

– Почему…ты спрашиваешь меня?.. – он все ещё не двигается, нервно сглатывает. Вздрагивает от прохлады, скользящей из форточки. Да, на улице почти что лето, но все же он никогда не отличался хоть каким-то сносным здоровьем, так что… Тем более уже вечер. Даже летом вечера прохладнее, чем дни.

Еще вздрагивает от того, что перемена в Баки пугает. Такая резкая, невероятно заметная… Стив взволнованно хмурится.

– Я не хочу, чтобы ты боялся меня… – чужая теплая-теплая ладонь медленно скользит по пояснице, и это тепло, но мурашки все-таки бегут и бегут. А Баки все смотрит и смотрит.

Но лишь в глаза. Ни на плечи, ни на шею.

– Я не… Не боюсь тебя, я лишь… – глаза день некуда. Совершенно. Стив нервно барабанит указательным пальцем по затылку Баки, шевелит пальцами ног, перебирая воздух. А затем слышит:

– Ты весь «черный» и я лишь… Я лишь хочу сделать тебе немного приятно. Я лишь хочу загладить…свою вину. – Баки поджимает губы и эта хитринка в его глазах будто бы крошится, трещит по швам. Ладонь поднимается выше, медленно опускается на его щеку. Стив, наконец, собирается с силами и понимает взгляд, сглатывает.

Он верит Баки, но уже и не знает, что думать. Теперь вроде бы все ясно, они поругались, они вроде и помирились, но… Все слишком туманно. Слишком мутно. В голове много мыслей, но ни одной весомой или стоящей.

А Баки так близко. Всегда был так близко, но сейчас, именно в этот момент, это будто бы становится более явным и ощутимым. Настоящим?..

– Я… Я думаю, что ты…можешь. – вновь судорожно сглотнув, Стив зажмурился. Он не знал чего ожидать, не знал, что произойдет. Не знал, даже может ли сделать хоть что-нибудь сам.

– Чшш. Расслабься, хорошо?.. Я просто поцелую тебя и… В прошлый раз… В прошлый раз тебе ведь…понравилось?..

Безнадежность. Вот, что он слышит в почти и не дрожащем даже тоне чужого голоса, и вот во что они превратились за эти месяцы.

Стив не может ни кивнуть, ни двинуться, но неожиданно его язык без костей, будто бы решает взять дело в свои руки. Тихо-тихо он начинает шептать:

– Твои губы…очень и очень теплые… И твои руки такие…сильные… – его пальцы ныряют глубже в пряди и забираются выше, а он сам напрягается так, будто бы собирается прыгнуть с самой высокой вышки и продуманный угол входа в воду должен быть идеально точным, но он сомневается, он подрагивает, он…

Он слышит, как Баки неожиданно потрясенно шепчет:

– Ты вновь покраснел… Боже…

А затем целует его. Медленно-медленно касается его губ своими, замирает, давая Стиву мгновение, чтобы привыкнуть, а затем… Он больше не кусает его. Он не подавляет и не давит. Он не вгрызается в его губы, переполненный агрессией или страстью.

Стив ощущает, как через каждое прикосновение чужих губ в него перетекают чужие же чувства. Они наполняют его легкостью, нежностью и мягкостью. Они наполняют его… Счастьем?..

Кто знает. Стив не знает и не хочет загадывать. Боится загадывать.

Его пальцы мягко, неторопливо массируют кожу головы Баки, в то время как его губы медленно двигаются, пытаясь распробовать этот тончайший, невесомый привкус его парня. Парня ли? Наверное. Возможно. Ему хочется верить в это.

Баки никуда не торопится. Он не пытается подстраиваться под Стива, а лишь неторопливо ведет его за собой. Осторожно и трепетно. Мягко. Да, конечно же, он знает, что Стив умеет целоваться. Он сам не раз видел, как тот целовал напоследок свою бывшую девушку, но…

Это не имеет смысла. И веса. Сейчас Стив с ним и Стив слепо следует за его губами, уже, похоже, начиная задыхаться от чувств и от самого происходящего. Баки не трогает его тело. Он обещал не Стиву, но себе самому точно.

Возможно, когда-нибудь он коснется его вновь, но не сегодня. И не завтра. Его губы неожиданно вжимаются в губы Стива чуть более твердо, а затем раздвигают их сами. Язык мелькает, за мгновение касается кромки зубов, внутренней стороны щеки, и…

Баки дергается назад, будто обжегшись. Все его обещания летят в пропасть, если это касается Стива. Стива, который теперь лишь его и ничей больше.

Так вот он отшатывается, хочет отскочить, убежать, скрыться. Он ведь никогда не хотел навредить, но все, что он делает – лишь вредит. Сначала привязанностью, теперь ревностной злобой, а позже – нуждой.

Ведь на самом деле он нуждается в Стиве, как путник, что находится в центре пустыни, в воде. Он нуждается в Стиве всегда, каждую минуту, каждую секунду своей жизни, а Стив…

Стив никуда его не пускает. Его пальцы комкают темные пряди, удерживая голову на месте и сталкивая из лбы, а его дыхание рвется. Он обводит языком приоткрытые, влажные губы.

И не отпускает. Ни в ту секунду, ни через минуту. Баки прикрывает глаза. Он уже не может понять, что происходит и что нужно сделать, чтобы не стало еще хуже. Он потерялся.

А Стив наоборот неожиданно понимает, что нашелся. Наконец, нашелся. И больше не боится. Не боится ощутить напор и сжигающее внутренности желание своего Бакса. Не боится говорить, не боится вернуться назад, вернуться к собранному, а не разбитому состоянию.

Их с Баки тандем важен. Они танцуют дуэтом, и это лучший танец, который только можно увидеть. Один ведомый и один ведущий, но они могут меняться ролями. Они подхватывают друг друга, если один из них забывает нужное па. Они поддерживают и помогают друг другу.

Они умеют танцевать по отдельности. Они делают это не так уж и плохо.

Но это чувствуется, будто танец умирающего калеки. Чувствуется, когда по отдельности.

Стив чувствует, что Баки напряжен. Он перебирает его пряди нежно и бережно. Он знает, что Баки не развалится, но также знает, что и ему тоже не просто. Он шепчет:

– Расслабься… Сделай глубокий вдох и слушай только мой голос, Баки. Слушай только мой голос. – Барнс не открывает глаз, но этого и не требуется. Стив целует его в лоб. Стив целует местечко между его напряженных бровей. – Я не сержусь на тебя. Я не злюсь и не обижаюсь на тебя. Я понимаю тебя. – его поцелуи легкие, как, банально, крылья бабочки. Его поцелуи честные и открытые, как, явно, его чувства. – И я готов принять все, что ты захочешь мне дать. Потому что я доверяю тебе, Джеймс Бьюкенен Барнс. Я готов доверить тебе свое тело, я готов доверить свою душу и свои чувства. И я бы доверил тебе свою жизнь, если бы потребовалось. – он выцеловывает закрытые веки. Он целует его щеки, его подбородок. А затем касается губами челюсти. Замерев где-то рядом с ушной раковиной, шепчет: – И я знаю, что ты чувствуешь все это также.

Баки вздрагивает. Не открывая глаз, бормочет:

– Я даже обнять тебя не могу… Ты ведь весь… Весь черный и…покрыт следами моих зубов. – в его голосе безнадежность, его губы поджимаются, за секунду до выпуская тяжелый выдох. Стив улыбается мягко и так понимающе. Кажется, будто бы все это время они брели в темноте. Спотыкались, натыкались друг на друга, думая, что это пресловутые монстры, и начиная отбиваться… Сейчас же они бредут вместе. Да, все еще в темноте, но по крайней мере друг рядом с другом.

Все еще улыбаясь, он придвигается чуточку ближе. Не полностью, потому что этот «шаг» Баки должен сделать сам.

– Ты можешь обнять меня. Медленно, аккуратно и очень-очень мягко. – его прохладные пальцы массируют напряженный затылок, его губы целуют висок Барнса. – Давай же…

Баки не срывается с места, сгребая его в охапку. Но и не выжидает десяток минут, застревая в сомнениях. Они со Стивом прошли действительное через долгое и многое, поверить в его открытость и честность не так уж и сложно. Поверить в его выдержку, поверить в его милосердие.

Баки медленно опускает ладони на его поясницу, приближается, осторожно подтаскивает Стива ближе. Впритык. Без места и без воздуха между ними.

– Ты же намажешь мне плечи?..

– Ты еще спрашиваешь, дурилка.

– И я… Я могу поспать сегодня с тобой?

Легкое молчание. Стив не надеется на положительный или отрицательный ответ, Стив знает, что не расстроится, если услышит отказ. А Баки медлит. И сам не знает почему, но неожиданно слишком остро чувствует какой Роджерс чертовски хрупкий в его руках.

Это ошарашивает.

– Конечно, если ты хочешь…

Стив больше не отвечает. Коротко царапает затылок Баки, и тот тут же неторопливо отстраняется. Подхватывает тюбик мази. Они делают все в тишине: Стив молчит, терпит; Баки молчит, поджимает губы. Слой мази толстый, немного липкий, но он все же надевает на друга футболку. Не говорит, что скоро все впитается, не говорит, что мазь легко отстирывается.

Они больше ничего не говорят. Баки помогает ему соскользнуть со столешницы, Баки закрывает форточку, Баки не спрашивает будет ли Стив пить чай, Баки лишь подает ему руку и Стив не сомневается.

Они идут в его комнату.

Оказывается, Баки за прошедшие месяцы успел купить толстые шторы, которые не пропускают свет в эти дурацкие, короткие, серые летние ночи. Стив думает, что это удобно. Особенно, когда Барнс включает тусклый свет ночника, что встроен в его часы-будильник, и задвигает эти тяжелые гардины.

Теперь все воспринимается иначе. Стив не отводит глаз, наоборот пытается раз за разом перехватить взгляд Баки, и ему это удается. Тот смотрит на него уже не побито, но все же неуверенно.

И тем не менее он забирается на кровать. Подвигается ближе к стене, оставляя ему, маленькому и худенькому, слишком много места, и Стив замирает, все еще не отводя взгляда от чужих глаз. Приоткрывает рот, будто бы хочет что-то сказать.

Но так ничего и не говорит.

Баки смотрит на него, смотрит, а затем неожиданно чувствует, как стук сердца отдается где-то в горле: Стив медленно, чуть смущенно стаскивает шорты.

Он не пытается совратить его. Они оба знают об этом. Оба знают о том, что Стив ненавидит спать в пижамных штанах, но зато обожает большие футболки.

Баки не знает, как давно он мечтает о том, чтобы лишь увидеть его в своей футболке. Чтобы начать иметь хоть какое-то право подойти и забраться под эту футболку пальцами, огладить ладные, стройные бедра, коснуться поясницы и…

Баки прикрывает глаза и так и не снимает футболки. Он тоже ненавидит спать в чем-либо кроме нижнего белья, но он даже не собирается раздеваться. Падает на спину, прикрывая глаза где-то на том моменте, как Стив полностью стягивает шорты.

Они все еще не говорят. Дверь в комнату чуть прикрыта, шторы задвинуты, ночник все еще тускло подсвечивает небольшой закуток у постели. Стив бросает шорты где-то рядом с тумбочкой, Стив забирается под покрывало. Оно совсем легкое, невесомое; он смотрит на так и не двинувшегося с места Баки.

Тот дышит размерено, держит глаза закрытыми, а руки закинутыми за голову. Стив поворачивается к тумбочке и выключает ночник. Проходит пара секунд, а затем он слышит, как Баки стягивает домашние штаны. Тоже забирается под простыню.

Стив не ждет, просто потому, что ждать больше нечего, и подвигается ближе. Он все еще не говорит ни слова, и это молчание неожиданно чуть давит. А затем Баки двигается к нему на встречу.

Они укладываются рядом, Стив старается не ложиться на больные плечи, Баки чуть забирает его в свои объятья.

И это не кажется неправильным. Это кажется идеальным. Только вот…

Стив неожиданно не может пролежать спокойно и минуты. Что-то такое зудит под кожей, и кажется будто бы лишь поцелуй его Бакса сможет это усмирить.

Он не маленький, конечно же, знает, что это, но все же… Ему не верится. После того, что случилось на кухне, после прошедших трех месяцев, это кажется не таким уж и правильным.

Нет. Не так. Он просто не уверен, что сможет добежать до финишной ленточки, но обнадеживать и себя, и Барнса совсем не хочется, но все же…

Баки дышит спокойно. Стив лежит настолько близко к его грудине, что даже слышит его сердцебиение. Подняв правую руку, он неторопливо, осторожно и медленно пару раз стучит указательным пальцем чуть ниже ключицы Баки.

Тот не отвечает. Ни в тот момент, ни после второго стука.

Стив сглатывает, потрясенно моргает, считывая каждый миг неожиданной реакции своего организма на такую близость, а затем бормочет:

– Ну, ты же не спишь, правда?.. Ну, Бакс…

Баки вздыхает. Тяжело и вымучено. Стив знает, что он устал; Стив начинает чувствовать себя в тысячу раз более неловко.

Его указательный палец становится на ключицу, а затем туда же опускается вся ладонь. Стив будто утопающий цепляется за ворот чужой футболки, Стив вздрагивает, Стив сглатывает, Стив жмурится, Стив обкусывает губы, Стив чуть дергается, подтягивая колени выше…

– Баки…

– Уже поздно, вчера ты напился, тебе лучше…

– Поцелуй меня.

По телу проходит дрожь, а затем ладонь ползет выше и хватается за плечо. Баки каменеет, это понятно, даже если не видеть его во тьме комнаты, но все же Стив легонько давит на него, пытаясь придвинуть к себе.

Выходит со скрипом.

– Это не лучшая идея… Это совсем не…

– Плевать, слышишь… Бакс… Бакс, я прошу тебя. – он не может потянуться вверх, потому что тогда шея взвоет. Он жмурится до белесых пятен.

Баки больше не отговаривает его. Стив буквально чувствует, как его изнутри раздирают противоречия.

Он больше не может говорить; сказал бы, чтобы Баки забросил все эти моральные/душевные метания как можно глубже, но просто не может. Сорвано дышит, обводит языком пересыхающие губы и понимает, что готов потянуться наверх, даже через боль, потому что внутренности медленно иссыхают и плавятся. Пальцы скребут по чужой футболке/коже, и он зажмуривается так безнадежно.

Начинает казаться, что все становится ирреальным. Все становится чудным и чудным. Стив не знает как и почему делает то, что делает; Стив не знает откуда у него на это столько смелости.

И Баки, похоже, не знает тоже, ведь он вздрагивает. Рвано выдыхает, медленно приподнимается, а затем нависает над ним. В потемках не видно глаз, не видно выражения лица. Все неожиданно оказывается слишком интимным.

– И откуда вот в тебе столько, а?..

Он успевает услышать в чужом голосе восхищение, но не успевает ответить. Баки ощутимо сдерживается, но все же позволяет ему, Стиву, увидеть его демонов через маленькую щелочку.

Баки не кусается, но движения его губ суматошны, жадны, и Стива почти что подкидывает на покрывале, от этого осознания: Баки жаждет его, как никого больше. Он отвечает голодно, не отстает ни на миллиметр, давится порванным, заглатываемым кусками воздухом.

Баки не касается его, все еще нависает и целует без остановки. Стив и рад бы отстранить его, но… Нет, не рад, черт побери, он покусывает нижнюю губу Барнса, а затем сам, первый, забирается ему в рот языком. Он не знает откуда в нем это, он не знает, почему внутри все взывает и кричит о том, что нужно больше/ярче/сильнее.

Он будто ребенок дорвавшийся до сладкого. Его ладони соскальзывают вниз по чужой сильной груди. Баки давит воздухом в поцелуй, а Стив фыркает. Стив думает над тем, что был бы не прочь пососать и вылизать его язык, и ему не стыдно за такие мысли.

Он, возможно впервые в жизни, не думает над тем, что получится в конце, после таких его действий. Он не волнуется об этом. Он потирается кончиком языка о слизистую щеки Баки, а его ладони, наконец, опускаются на его подтянутую задницу.

Баки вздрагивает, пытается оторваться, откатиться, но он все же помнит, что у Стива больные плечи и шея, и лишь из-за этого остается на месте. Он не хочет дергать его…попусту?..

Кто знает. Градус сумасшествия будто бы возрастает, воздух сгущается. Стиву требуется пара секунд, чтобы собраться с мыслями, оторваться от заманчивых губ, а затем он шепчет:

– Я хочу тебя…

И Баки срывается на долгий горловой стон, и его отзвук застревает у Стива комом в горле. Он сглатывает его, запрокидывает голову и медленно опускает одну ладонь на пах Барнса. Тот сжимает зубы, шумно выдыхает.

– Твои плечи…

– Не начинай… Секс – одно из лучших болеутоляющих.

Баки не успевает удивиться тому, как просто его вечно смущенный Стив говорит такие слова, как «секс», как неожиданно чужая узкая прохладная ладонь проходится по очертаниям его стояка под тканью белья. Рвано выдохнув, Баки зажмуривается и понимает, что попал в ловушку. Он не может коснуться Стива, потому что тогда может совершенно случайно потерять равновесие и попросту упасть на него, и все, что ему остается – стоять вот так, нависая и преклоняя голову перед фантазиями этого неуемного ребенка.

– Ты… Ты…

Мысли заканчиваются. Стив чувствует, как лицо вспыхивает, стоит ему услышать тихий пораженный хрип Баки, а затем медленно оглаживает пальцами его член. Тот средний, чуть толще и чуть длиннее, чем у него самого. Стив чувствует, как у него пальцы трясутся, а затем медленно перекатывает в ладони чужую мошонку.

Судорожно сглотнув, шепчет:

– Ты… Ты чувствуешь…

– Конечно же, я чувствую, черт, Стив…

Он опускает голову и тянется к губам Баки. Ему не хватает совсем чуть-чуть, он касается своими губами его, но настолько легонько и невесомо, что от недостатка тактильного контакта в животе скручивается болезненный узел. Но Баки чувствует его, чувствует его полно и обстоятельно, и склоняется.