Текст книги "Вторые шансы не бесконечны (СИ)"
Автор книги: Little_Finch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Я знаю, что ты очнулся. У тебя пульс сбился, Стив…
Имя. Как много может значить собственное имя, произнесённое другим человеком?.. Почему так много?
Извечные вопросы с очевидными ответами, но все же без них. Стив любит Баки, Стив знает об этом, но Стив не может признаться себе в этом.
Или может.
Боится или не боится.
Хочет или не хочет.
Храбрится или трусит.
Это кажется простым, но есть столько отягощающих составляющих, что иногда не то что определиться, даже вздох сделать сложно. Или открыть глаза.
Стив делает и то, и другое.
У его постели действительно сидит Баки. С мешками под глазами, с белками глаз, исчерченными сетью сосудиков, и с тоскливым, поникшим взглядом.
Стив поднимает слабую руку, снимает маску и делает первый нормальный вдох. Руку Баки не отпускает. Никогда не отпустит.
Молчание затягивается, но он не спешит разорвать его. Медленно, преодолевая боль, слабость и кучу проводочков, да трубочек, Стив переворачивается на бок. Закашливается, но берет ладонь Баки в свои руки.
Тот не говорит ни слова, но не отстраняется. Не отшатывается. Не отшвыривает его руку.
Тихо-тихо Стив шепчет:
– Что… Что с ним случилось?..
Отец Баки мёртв, но Баки здесь. Баки здесь, с ним. Баки держит его за руку.
Стив очень хочет верить, что когда-нибудь эта боль между ними закончится, но теперь он даже не уверен может ли верить ещё хоть во что-нибудь. Бога нет, это уже и так понятно. Был бы, не позволил бы, чтобы его дети страдали так сильно… Или может они страдают, потому что и правда заслужили это?
Стив чувствует, как из уголка глаз стекает крохотная слеза, и зажмуривается. Сжимает ладонь Барнса сильнее. Цепляется за неё и него одновременно, потому что это последний оплот, последний рубеж и последний бастион.
Если он потеряет Баки, он потеряет себя.
– Ребекка сбежала, а у него сердце не выдержало. Но не волнуйся, её уже нашли, и… – его голос обычный и спокойный. Он говорит ему не волноваться, и Стив уже даже не пытается отговорить себя слышать эту невероятную заботу.
Он погряз по самую макушку и уже ничто не способно его вытащить. Он безнадёжно влюблен в Джеймса Бьюкенена Барнса, и кажется, будто бы он родился только для этого, но… Даже здесь он оплошал.
– Почему ты тут?..
Стив не хочет перебивать. И перебивает. И плачет.
Баки вздыхает так невероятно глубоко и тяжко, будто бы он, Стив, самая главная его проблема. И это определённо самое глупое/правдивое туше.
– Потому что я твой брошенный сторожевой пёс, Стив. Куда же я могу от тебя деться?..
Он не отвечает, лишь зажмуривается сильнее. А затем начинает шептать. Шепчет быстро и будто пьяно, ведь знает, если остановится, не скажет уже никогда.
– Я без тебя не могу… Жизни без тебя не представляю, слышишь?.. Ну совсем, совсем никак, Бакс… Я не думал, что это так глубоко, но… Но я правда сожалею… И я не знаю, как мне ещё загладить свою вину перед тобой, я… Я просто хочу, чтобы эта боль закончилась… Я не хочу больше делать тебе больно… – подтягивая колени к груди, он давится хрипом, потому что в его ребрах, похоже, появилось пара трещин. Но все же он продолжает шептать. До конца, до бесконечности. – Я… Я готов на все… Все, что ты захочешь, я… Только не уходи от меня, хорошо?.. Просто не уходи и… И делай, что хочешь…со мной.
Это больно. Не ему и не им обоим, но его любовь – больно. Его любовь сама по себе больная. И больше нет никаких характеристик, их просто не осталось. Стив сжимает его ладонь, – теплую, большую и мягкую, – двумя своими, – бледными, костлявыми и холодными, – а затем слышит, как Баки повышает уровень обезболивающего.
Он молчит, нажимает кнопку несколько раз. Стив ощущает ещё большую лёгкость, и боль уходит, но лишь физическая. За миг до того, как пропасть в невесомости сна, он сжимает веки и закусывает губу. Сквозь дрожь и безмолвные рыдания шепчет:
– Пр-рос-ти…
~•~
Его выписывают. День, два, неделя… Ребра кое-как срастаются, мучения не заканчиваются.
Всё возвращается на круги своя.
Он держит спину прямой. Он держит подбородок на пару градусов выше.
По ночам уже не плачет, но тихо-тихо поскуливает. Пытается зажимать рот ладонью, но боль от этого не проходит. Лишь становится сложнее дышать.
Но не так сложно, как, когда он возвращается в их с Баки квартиру и понимает, что теперь они снова живут вместе. И Баки снова с ним не разговаривает.
Стив пытается. Правда пытается и вставать по утрам, и не смотреть в зеркало, и не смотреть на Барнса, и… Пора экзаменов встает поперёк горла, и первый из них он попросту пропускает. Просто не приходит и всё.
Небо на землю не падает.
В тот день Стив просыпается во время, но не может выбраться из-под одеяла. Ребра не ноют, если во время выпить обезбол. Сердце не болит, если притворяться все ещё спящим.
Он тайно и тихо надеется, что Баки заметит его состояние и придёт к нему, но этого, но не происходит. Ему никто не звонит. К нему никто не приходит.
Ровно в тот миг, когда в школе ученики берут в руки ручки/карандаши/себя и начинают решать тесты, он поднимается с постели. А затем, не сделав и шага, падает в обморок.
Это не истощение, только если моральное. Это не от боли в грудине, только если в самом тёмном уголке его ссохшегося сердца.
Проснувшись, Стив слышит радио, играющее на кухне, и чувствует все ещё теплую грелку под боком. На тумбочке стоит сок, он сам накрыт одеялом.
Это Баки. Баки снова нашёл его, Баки снова позаботился о нем. Баки…
Все, что он может – скрутиться маленьким, костлявым и жалким эмбрионом и заплакать. Все, что он может – ничего.
~•~
– Ты думаешь…это хорошее решение?.. – его тело и душа истощены. Он стоит и по-глупому смотрит на удостоверение с чужим именем и датой рождения. Но со своим фото.
В любой лжи должна оставаться частичка правды. Как гнусно.
– Тебе нужно расслабиться. Просто слушайся меня и старайся не потеряться. – Локи кивает, и тащит его в сторону входа. Стив доверяет Локи и просто отключает голову.
Прошло уже несколько недель. Прошло уже слишком много. Экзамены позади, Баки – выпускник, он сам – ничтожество. Ничего не изменилось.
День-два и Барнс уедет. Уедет и больше не вернётся.
Стив все ещё плачет по ночам, плохо спит и мало ест. Стив все ещё убеждает себя, что могло быть и хуже. Как такового примера этого самого «хуже» у него нет, но все же… Он старается не раскисать. Он старается.
И если ещё неделю назад, – когда Барнс уехал на свои последние соревнования, – ему казалось, что теперь-то все изменится, то… Сейчас ему уже ничего не кажется.
Баки уезжал безразличным. Баки вернулся ещё и злым. Стив знал его достаточно хорошо, чтобы различать такие вещи в тончайших деталях и движениях, но Стив ничем не мог помочь.
Стив перестал надеяться. Стив лишь стал больше стараться.
Приодевшись в лучшие джинсы и обычно-белую рубашку, он «вышел в люди», а казалось будто « выжил из собственного разума».
Это был клуб и там было шумно. Уровень громкости превышал все возможные границы, а уровень гомосексуальности… О нем даже и говорить было нечего, ведь он превышал все возможные высоты.
Локи говорил, что ему нужно отвлечься, и Стив не то чтобы не сомневался в его словах, но…
Стив устал. Погряз в депрессии и безразличии.
Стив забрел в гей-клуб. Решил потерять что-то, чего уже давно не было и попросту, хоть на секунду, перестать ощущать боль.
Он мог бы бояться, но спину прикрывал Локи. Больше тут добавить было нечего.
И цели напиться не было. Но он пил. Раз-два и в какой-то момент, час-два-три спустя, стало легко.
Во взгляде друга не было порицания, но и поощрения не было тоже. Он позволял ему, Стиву, напиваться так, будто бы знал какую-то великую тайну. Тайну, которая позволяла ему не бояться и не напрягаться.
– Я хочу…танцевать… – он не икал и определённо точно не знал, какой по счёту бокал/шот/стакан выпил. Локи следил за его заказами, так что волноваться все еще было не о чем.
За количеством Стив сам запретил ему следить ещё на входе.
– Танцпол твой!.. – лёгкая таинственная улыбка, но Стиву на самом деле и дела до неё нет. Какая к чертям разница, кто и что от него скрывает, если у него больше ничего и никого нет?! Он пуст и вокруг пусто, чёрт побери!..
Он делает шаг и идёт танцевать. С алкоголем все становится проще.
Стив больше не думает ни о Баки, ни о Джеймсе. Стив больше ни о чем не думает.
Стоит ему окунуться в потоки разноцветных софистов, как почти тут же сзади прижимается чужое тело. Стив откидывается назад, позволяет вести себя, позволяет положить руки себе на бедра.
Он убеждает себя, что не разревется прямо здесь, в центре пьяной, шальной толпы из-за того, что сзади не его Джеймс Бьюкенен Барнс. Он убеждает себя, что не нужно бояться чужих прикосновений. А ещё убеждает себя в том, что ему не нужен кто-либо, чтобы прикрывать спину и поддерживать.
Баки больше нет.
Его нет рядом, его нет в поле досягаемости.
Он больше никогда не улыбнётся этой своей улыбкой, которая сама по себе предполагает что-то большее. Он больше никогда не посмотрит так тепло и мягко.
Стив больше не сможет укрыться в его объятьях. Стив не сможет посоветоваться с ним. Стив не сможет поехать за ним в университет.
Стив больше ничего не сможет.
А Баки может все. Всегда мог. Он ведь и сильный, и здоровый, и смешной, и…
Глаза намокают. Он ничего не может с этим поделать, и поэтому закрывает их.
Хриплый прокуренный голос шепчет:
– Мне нравится, как ты двигаешься… Как насчёт покататься на моей машине, крошка?..
Стив в шаге от истерики, а алкоголь – монета с двумя плоскостями. Минуту назад он был легким, сейчас же он нестабилен.
И уже хочется ответить, как неожиданно его дёргает в сторону. Точнее назад.
– Эй, какого!.. – голос звучит возмущённо, а затем раздается звук удара. Стив не оборачивается и все ещё танцует. Ему нет до этого дела, а внутри… Внутри появляется это дурацкое облегчение от того, что ему не придётся ехать на чьей-то машине и не придется вылизывать чей-то рот.
– Пошёл отсюда!.. И не лезь к нему больше, придурок! – другой голос звучит знакомо, но Стив не узнаёт его. Он все ещё слишком пьян и все ещё пытается запихнуть все свои глупые чувства как можно глубже.
Это как пытаться закрыть шкаф, в который напихано через край… В какой-то момент он просто откроется сам собой. И ты уже ничего не сможешь с этим поделать.
– Никогда бы не подумал, что до такого дойдёт… – новый голос не исчезает. Он такой мягкий и спокойный. Ему не нужно пытаться перекрикивать музыку, чтобы быть услышанным, но и хрипло шептать на ухо не нужно, чтобы привлечь внимание.
Стив вздыхает, когда лопатки касаются чужой груди. В этот раз в него не вжимаются бедрами и не пытаются так вульгарно трахнуть через одежду. На бока опускаются тёплые, даже через ткань рубашки, руки, а затем они обнимают его поперёк живота.
Стив запрокидывает голову, видя на обратной стороне век отсветы прожекторов, и вздыхает. Неожиданно становится так спокойно, когда обоняния касается тонкая ниточка знакомого запаха.
Он не помнит его, но думает, что знал когда-то. В прошлой жизни, наверное, когда мог улыбаться и не плакал так часто, будто бы девчонка с играющими гормонами.
– И вот зачем ты пошёл сюда, а?.. Послушал этого пройдоху… Напился… – рядом с ухом голос делает шумный долгий вдох, и у Стива сердце так больно сжимается, что губы вздрагивают.
Он не может и не успевает закрыться от воспоминания, как Баки любил закрываться носом в его волосы, когда они, валяясь друг на друге, устраивали кино-вечера. Колени подгибаются.
– Хочешь я отвезу тебя домой?.. Тебе больше нечего здесь делать, Стив…
Его имя звучит знакомо, но он не помнит, чтобы говорил его. И он не концентрируется на этом.
Не концентрируется на том, откуда голос знает, где он живёт.
Все кажется незначительным и слишком простым. Этот парень, что позади, внушает доверие.
Стив сжимает его предплечье своими прохладными пальцами и тихо шепчет:
– Я согласен…
Парень позади внушает доверие. Его присутствие дарит успокоение и расслабленность. И Стив, судорожно сглатывая и цепляясь за его теплую ладонь, понимает, что, похоже, нашёл того, с кем мог бы попробовать.
Они прорываются сквозь толпу, и парень держит его крепко. Не до боли, но все же так, чтобы не потерять никогда-никогда.
Стив убеждает себя не бояться и надеется не оплошать. Все-таки секс – это просто секс. А целоваться он и так умеет.
Душный клуб по сравнению с чистой, тёплой улицей, как отчуждение Барнса и его поцелуи. Несравнимо.
Стиву не приходится бежать, потому что парень, что все еще держит его за руку, никуда не торопится. Он выводит его наружу спокойно, неспешно. Выводит так, будто бы совсем не собирается украсть его на эту ночь. На эту и несколько следующих?.. Возможно.
Уже завтра к полудню он скорее всего протрезвеет, и останется лишь надеяться, что это парень не выкинет его на улицу в тот же миг. Все же он довольно…мягок и осторожен прямо сейчас.
И не похож на тех, кто привержен к одноразовые связям.
Хоть и судить так довольно опрометчиво, Стив не слишком заботится о том, что будет. Парень, лицо которого определено слишком красиво, доводит его до парковки, а затем останавливается рядом с мотоциклом. Пару неловких минут спустя, Стив уже обнимает его за талию и ловит светлыми прядями встречный ветер. Спина парня такая широкая, что… Он не будет говорить этого вслух, возможно, никогда, но все же если у них выйдет довольно хороши вечер, Стив действительно был бы не против и после оставаться за такой широкой и сильной спиной.
Отрицать нельзя: все, что он будет делать дальше – искать замену Баки. Второго такого же Стив никогда не найдёт, это и так понятно, но хотя бы что-то похоже… Попытаться стоит.
Вот у этого парня, например, широкая, тёплая спина и нежная осторожность в каждом движении. До Баки ему далеко, ведь в Баки и нежности больше, и спина у него чуть уже, но все-таки это хоть что-то. Хоть какая-то попытка жить дальше.
Они едут не долго, но и не коротко. Стив успевает расслабиться и окунуться в алкоголь в собственной крови, наконец, полностью. Он больше ни о чем не заботится: ни о том, что его ждёт, ни о том, как ноет сердце о мысли, что… Нет. Мыслей нет. Желаний нет. Ничего нет.
Парень тормозит у одного из подъездов спального района, помогает ему слезть с мотоцикла и определённо не ожидает, что Стив упадёт к нему в объятья. Упадёт, обнимет и, привстав на носочки, тихо, смущённо прошепчет:
– Ты же…возьмёшь меня…этой ночью?..
Стив не знает откуда у него столько храбрости, но уже в подъезде понимает, что это было лишним. Парень ему так и не ответил, а он сам… Неожиданно засомневался, что делает все верно.
Поднимаясь по знакомой лестнице, Стив судорожно пытается найти пространство для отступления. Ведь его Баки ещё не уехал. Его Баки все ещё где-то там в их квартире. Он точно ждёт и точно волнуется.
Часы давным-давно пересекли рубеж полуночи.
Они заходят в квартиру, Стив зевает и незаметно оглядывается. Осторожно разувается, ставя кеды с краю.
Он уже хочет спросить, где он мог бы переночевать на диване или может на стуле в кухне, как парень неожиданно оборачивается, подхватывает его за руку и подтаскивает к себе. Жёстко перехватив пальцами подбородок, целует.
Стив не успевает сориентироваться, лишь замечает, что осторожность пропала из его движений. Но появилась жажда, неутолимая и повсеместная. Она в касаниях пальцев, что резко оглаживают плечи, пробегают по спине и опускаются на ягодицы; она в прикосновениях губ, что прихватывают его собственные, игриво ласкают, желая пробраться глубже, глубже… До самого сердца. До самой души.
Парень вжимает его в стену и беззастенчиво проскальзывает языком в его рот. Стиву нравится этот напор, который все же оставляет ему пути к «бегству», но и не нравится одновременно.
Это не Баки. Это должен был быть он, но это не он.
– Ст… Стой!.. Стой! – он упирается в грудную клетку парня ладонями и толкает. Тут же отворачивается, отплевываясь и пытаясь набрать больше воздуха.
– Почему же?! Ты ведь сам этого хотел, мм?! – парень, похоже, зол. Стив его понимает, он бы тоже разозлился, если бы перед его носом повертели сладким, а затем отобрали. Но неожиданно он чувствует, как шеи касаются все ещё до дикости жадные губы, и вздрагивает.
Нет. Это ему не нужно. Ничего ему не нужно.
– Я… Я перепутал… Я… Я занят, у меня… У меня есть парень! – крик получается довольно громким, а парень замирает. Каменеет, вцепляясь в его плечи жестче.
– У тебя есть парень? – звучит зло, но и обречённо. Стив не видит лица парня, но чувствует его дыхание на своей коже. Пытается отпихнуть его дальше. – И кто же он?..
– Он… Он самый-самый лучший, а ты… Отойди от меня. Я… Я не хочу, я передумал… – все еще пытаясь отпихнуть парня, Стив дергается, почти ужом извивается, лишь бы убраться подальше. Подальше, да побыстрее.
Он не предаст Баки. Ни за что не предаст его. Даже если Баки уже и нет, даже если никогда и не будет.
Стив знает, что он – ненормальный. Он сумасшедший и спятивший. Ведь только спятивший будет тянуться к человеку, которой не просто отвернулся, который уже давным-давно ушел прочь.
– Передумал?! – парень срывается на тихое, напряженное рычание, и Стив каменеет. Замирает, вздергивая подбородок выше. – Но зачем же ты тогда пошел туда, а?.. Зачем поехал со мной, если у тебя есть «парень»?! – голос насмехается, высмеивает его и Баки одновременно. Дернувшись, Стив вновь пихает его в грудь.
– Я запутался. Запутался, я не хочу… Не трогай меня… – его голос слабеет, ноги слабеют тоже. После нескольких часов пьянки и часа танцев ему самое то поспать бы. Поспать бы день, два… Поспать до самого-самого своего конца.
– Ты уже предал его!.. Поцеловал меня, приехал ко мне в дом… – сделав полшага назад, этот парень прибивает его плечи к стене и пытается заглянуть в глаза. Стив не ведется, зажмуривается и пытается не концентрироваться на его словах. А затем слышит: – Думаешь, он примет тебя назад, после того, что ты сделал?.. Не ври себе, Стив, ты уже поцеловал меня… От того, что ты переспишь со мной ничего не изменится. Давай же…
Стив чувствует, как парень приближается, и даже дыхание задерживает. Чужие губы медленно касаются его собственных.
Внутри него борятся противоречия. Стив хотел бы верить, что его Баки простит его, что он примет его, что он просто раскроет свои объятья и обнимет его, только вот…
Он знает, что Баки вновь откажется от него. Откажется так же, как отказывался последние месяцы.
Стив всхлипывает. Собрав все оставшиеся силы, он отпихивает парня, а затем и сам отшатывается. Вжавшись в стену, оглядывается, дико и резко.
Шепчет сухими, потрескавшимися губами:
– Он простит меня… Он добрый, он нежный и он любит меня… – отрицательно, потрясенно качая головой, он пятится к знакомой двери чуть дальше по коридору. Все еще шепчет: – Я сильнее этого… Я… Я все выдержу, потому что я… Я тоже люблю его.
Парень ошарашенно дергается, вскидывает руку ему вслед. Уже хочет что-то сказать, но Стив скрывается за дверью раньше.
~•~
Он просыпается утром, но лишь укутывается в одеяло сильнее. Даже не смотря на то, что на улице уже почти лето, Стив все еще спит укрывшись теплым одеялом. В отличие от Баки, который укрывается лишь тонкой простыней.
Стив кутается, зажмуривается, стараясь дышать глубже и игнорировать сухость во рту и головную боль. А затем засыпает. Сон тучный, душный и тяжелый. Но все же пустой.
Он ничего не слышит, ни о чем не думает. Он спит долго и, наконец, высыпается.
Когда вновь открывает глаза, на часах уже почти девять вечера. Голова не болит, на тумбочке стоит бутылка воды.
Стив выпивает ее всю, думает над тем, чтобы еще немного поваляться в постели, но неожиданно понимает, что ему срочно нужно в туалет. Кое-как поднявшись, все же идет туда.
В квартире тихо, но по пути он вроде как замечает Баки сидящего на своей постели в своей комнате.
Стив не будет притворяться, что страдает от дырявой памяти или может действительно не помнит того, что произошло вчера. Но даже если он сейчас пойдет и начнет выяснять, что именно произошло вчера, то… А что выйдет в итоге?..
Ни-че-го. Это очевидно и явно.
Поэтому Стив просто и спокойно посещает туалет, а затем и душ. Неторопливо вымывается, неторопливо чистит зубы и приводит себя в порядок.
Он старается не думать о том, как вел себя вчера, что делал вчера, и как чуть…не сделал то, что не нужно было, вчера. Он думает о закончившемся учебном году, думает о том, что нужно бы найти подработку или же вновь дать объявления о репетиторстве, думает… О чем угодно, только бы не о Джеймсе Бьюкенене Барнсе, который находится в соседней комнате, и который целовал его вчера так требовательно, касался так жадно и…
Чайник прерывает его мысли, что все же перекинулись на Баки. Точнее его свист.
На самом деле Стив и не замечает, как делает все обычные, бытовые вещи буквально на автомате. Приходит в себя, когда понимает, что стоит у открытого холодильника уже минут этак десять, а предупредительная лампочка мигает, при этом издавая неприятный, пищащий звук.
– Если он начнет размораживаться, всю воду будешь сам убирать. – позади раздается голос Баки, и он вздрагивает. Подхватывает коробочку йогурта.
Он не отвечает и даже глаз на Баки не поднимает. Судорожно гремит ящиками, пытаясь вытащить чайную ложку.
Их кухня неожиданно кажется слишком маленькой для них двоих. Баки наливает себе кипятка в кружку, он сам опускается на стул, стараясь дышать спокойно и размеренно.
Баки делает себе чай, на пару мгновений замирает у столешницы, а затем спрашивает:
– Не хочешь поговорить?..
У Стива по позвоночнику бегут мурашки, но он не отвечает. Даже глаз не поднимает. Ну, а что он может сказать?.. Что еще он может сказать?!
Баки садится за стол, судя по тому, как начинает прожигать его взглядом, еще и пялится без устали. Но Стив неторопливо и спокойно ест, затем поднимается.
Ему действительно больше нечего сказать Баки. Все, что мог, он уже давным-давно сказал.
Да, он любит Баки. Да, он хочет быть с ним. Да, он устал от боли.
И что?.. Что теперь?
Он не знает. Он устал, вымотался и… Он выкидывает упаковку в мусорку, моет ложку и наливает себе чая. Баки все еще молчит, а значит он не так уж и хочет что-либо выяснить.
Но неожиданно звучит.
– Вчера ты сказал, что любишь меня. А еще говорил, что сделаешь что угодно. Все, что я захочу. – Он злится. Чертовски сильно. То, что Стив сделал вчера; то, как он поперся в этот гребаный клуб… За все прошедшие месяцы Баки успел испытать множество чувств и эмоций, но до той обиды и злости, что сейчас кипела внутри, казалось не доходило еще ни разу. Или может доходило, но он просто забыл.
Прямо сейчас он, кажется, действительно был готов ударить Стива. Или сделать еще что-нибудь. Эта жестокая, грозная ревность внутри него выжигала буквально все. Она застилала глаза, она выкручивала легкие.
И он кажется был готов пойти на любые меры… Был готов сделать что угодно…
Что угодно только бы убрать из груди эту боль, это раздражение и усталость. Только бы…
– Да. Я так говорил. – Стив ставит чашку, все еще пустую, даже без чайного пакетика, и неожиданно оборачивается. Переплетает руки на груди. – И что с того?.. Будто бы тебе действительно есть до меня дело?
В его глазах Баки видит вызов, и это злит еще больше. Гневно поджав губы, он делает медленный вдох.
– Даже если и нет… Вчера ты был готов отдаться первому встречному, как я понял. И, если вдруг это было не очевидно, я могу пояснить: ненавижу пользоваться чем-то, что уже было использовано другими. – он поднимается и говорит совершенно не то, что хотел сказать. Он злится. Он сжимает руки в кулаки. Но не смотрит в глаза. Не смотрит и даже не собирается смотреть.
Потому что глаза Стива сломают его волю, сломают его злость, сломают…его. Так было всегда и, возможно, так будет и сейчас. Баки просто не верит уже ни во что и просто ничего не видит, ни будущего, ни возможности счастья.
Он просто устал от боли.
Стив делает судорожный вдох, пятится в сторону стены, вдоль столешницы. Баки пугает, пугает его злой взгляд, направленный будто бы сквозь него, пугают его сжатые в кулаки пальцы.
– Ничего не было. И ты знаешь это. Я не…
– Тебе лучше заткнуться прямо сейчас… – его пальцы лениво барабанят по поверхности стола, когда он проходит мимо. И Баки поводит плечами. Будто бы дикое животное. Опасное животное. – Маленькая жалкая потаскуха.
Стив вздрагивает и беспомощно приоткрывает губы. Но так ничего и не говорит. Замирает, вцепляется пальцами в столешницу.
Баки в ярости и это видно невооруженным взглядом. Стив не знает, чего ему ожидать, но в то же время понимает, что вряд ли сможет спастись целым.
Его нежный и добрый Джеймс Бьюкенен Барнс не убьет его, но… Стив действительно готов к тому, что ему придется ползти к постели, настолько он будет искалечен.
А ведь он даже разозлиться не может. Он не хочет злиться. Баки подходит и дерганым, жестким движением подсаживает его на поверхность. Его пальцы нагло вплетаются в волосы, затем больно оттягивают их, заставляя запрокинуть голову.
Стив молчит и даже не ойкает, Баки больше не говорит ни слова. В каждом его движении злость и слепая ярость, но Стив убеждает себя, что все в порядке. Баки имеет право злиться, Баки имеет права на его тело.
Стив не злится. На его губах расцветает малюсенькая счастливая улыбка, а затем его Баки, – его милый, нежный и самый-самый лучший Бакс, – кусает его. Не до крови, но все же чертовски больно. Шея взвывает, а он сам вздрагивает, хватается за собственные бедра, за ткань своих домашних шорт.
Только бы уцепиться за что-нибудь, только бы убедить себя, что все в порядке. Только бы убедить себя не шевелиться.
Он ничего не делает и ничего делать не собирается. Он устал от этого игнорирования, от этого тотального одиночества. И теперь кажется, хотя скорее становится ясно, что Стив готов выдержать, что угодно лишь бы не лишаться Баки. Раз уж они не могут быть вместе и не могут быть счастливы по-настоящему, видимо, все, что ему остается – это.
И тогда, почти три месяца назад, все ведь началось из-за его страха. Из-за страха таких отношений, из-за страха такой близости. Стив просто насмотрелся не самого лучшего качества фильмов для взрослых, Стив просто боялся, что Баки будет слишком жестким.
Теперь-то он уже понял, что подхваченный им стереотип оказался глупым и пустым, теперь-то он перестал бояться, но… Баки кусает его вновь. Баки неторопливо оставляет ему метки-кровоподтеки, которые не сойдут до конца и в ближайшую неделю, в ближайший месяц.
Стив боялся боли, но убедил себя, что бояться нечего. Сейчас Стив чувствует боль. Боль охватывает его плечевой пояс, боль щиплет в носу, боль увлажняет судорожно сжатые веки.
Неожиданно Стив четко и ясно понимает, что без боли не получится. Что на самом деле все, что нужно было Баки – его тело. Тело, которое можно укусить; тело, которое можно ударить; тело, которое можно натянуть без подготовки; тело…
Стив правда любит его, любит его и доброго, и злого, и даже… Даже кусающего его нежный, чувствительный кадык. Даже обкусывающего его острые худые плечи. Теперь он уже не думает о том, что может не подойти Баки в каком-либо плане. Теперь Стив уже не думает ни о чем.
От боли под веками расцветают красивые, яркие цветы. Почти как те, что медленно умирают внутри него. Он непонятливо, судорожно носится по своему маленькому прекрасному саду чувств и не понимает, почему все гибнет. Почему бутоны закрываются, почему солнце исчезает…
Это же его Баки. Его милый и любимый Баки. Ну и что, что он обгладывает его словно кость; ну и что, что злится, изредка бьет кулаком по столешнице и все не останавливается. Ну и что, что Стив уже дышать не может от боли.
Его шея… Покрыта чернющими пятнами.
Его плечи… Покрыты следами вандализма и насилия.
Его ключицы… Совсем скоро тоже заискрят метками и засосами.
Стиву не нужно смотреть в зеркало, потому что он чувствует. Комкает в пальцах ткань шорт и запрокидывает голову так сильно, чтобы слезы стекали к вискам и терялись в волосах.
Он, кажется, вот-вот потеряет сознание, но неожиданно цепляется за невероятно глупую и лживую спасительную мысль. На самом деле это нежность. Нежность везде и всюду. Нежность его Баки.
Каждый лиловый след… Каждая гематома и каждый будущий шрамик…
Нежность. Нежность. Нежность.
Баки кусает его. Стив поджимает губы, обкусывает их изнутри и чувствует, как слёзы, уже не первые за этот десяток минут, скатываются к вискам.
Зато теперь Баки хотя бы признал, что не уйдёт от него. Признал это всеми этими метками, всеми этими знаками принадлежности… А раз он не уйдет, значит будет рядом. Будет рядом и больше не будет игнорировать.
Ведь не будет же?..
Баки кусает его вновь, там где шея переходит в плечо и там где уже кажется наливается кровью еще один синяк, и Стив зажмуривается так сильно. А затем запрокидывает голову дальше/выше, действительно позволяя все. И мысленно, и физически.
Он ничего не требует. Он понимает, что не получит ни грамма удовольствия, но он убеждает себя, что это все – нежность.
Нежность, которая теперь принадлежит лишь ему. Ему одному.
– Тебе этого мало, да?.. Лживый лицемер… – Баки рычит, злится, похоже, думает, что он, Стив, какая-то мелкая шлюха. Хотя какая разница, что он думает, ведь теперь он не уйдёт. Теперь он не бросит его.
Баки оставляет ему кровоподтек на плече. Еще один. И Стив все ещё убеждает себя, что там есть нежность. Что она есть в каждой оставленной Баксом фиолетовой капле и каждом укусе. Ведь Баки же все ещё любит его и…
Он через голову срывает с него футболку. Зло, раздраженно. Один край немного рвется.
Ткань трещит почти что оглушительно, но это бессмысленно. Бессмысленно, ведь Стив чуть дергается безвольной куклой и лишь вновь позволяет ему. Слёзы не останавливаются, и он только пытается не вздрагивать и не всхлипывать. Об удовольствии нет и речи, но Баки здесь, Баки рядом, и Стив не будет его отталкивать.
Он сам сказал и сам же себя предложил. Он не будет отступаться от своих слов.
Ключицу пронзает острая боль, и пальцы сводит судорогой, когда Стив впивается ими в собственные бедра. Кожа зудит, наливается кровью и болью и на ключицах, и на ногах.
Он верит, что это просто иная форма нежности. Он верит, что выдержит все, чего бы Баки не захотел, ведь…
Стив ведь любит его. Теперь он понимает и… Он ничего не может с этим поделать.
Ему больно. Ему самую малость холодно, потому что Баки не касается его, лишь вгрызается зубами и губами в его тело, будто в кусок мяса.
Но все в порядке. Все будет в порядке.
Это всего лишь физическая боль, а не душевная. На самом деле в Баки просто слишком много нежности.
