Текст книги "Выданная замуж насильно"

Автор книги: Лейла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Это грех! Харам!

– Я ему скажу, что развод – это халяль! Наша религия допускает разводы, если люди больше не любят друг друга. Даже король Марокко решил позволить разводы. Так что ты думаешь? Я уже насмотрелся на тебя на полумертвую! В тот день, когда ты прекратишь разводить вокруг панику, у тебя все получится.

А у меня нет никакого желания видеть тебя в морге. Ну? Решилась? Все в твоих руках.

– Да, хорошо.

– Хорошо? Обещаешь?

– Да, обещаю.

Он тут же позвонил моему отцу и попросил о встрече. Врач догадался, что меня выдали замуж под давлением отца: слишком уж часто я попадалась ему на пути в ужасном состоянии.

– Позвольте, я проясню ситуацию, месье. Я хочу встретиться с вами утром в восемь. Если вы не приедете, то попросту потеряете вашу дочь – ее решено перевезти в психиатрическое отделение! Это будет где-то в 10:30 утра! Спасибо, всего доброго.

Не уверена, что с моим отцом когда-нибудь разговаривали в таком тоне. Если бы он был французом, ничего бы не вышло.

Утром отец пришел во время. Они говорили наедине около часа. В кои-то веки мужчина заступился за меня.

– Все в порядке. Я говорил с твоим отцом; сказал, что у вас ничего не получится с мужем, что развод – это однозначно халяль, и ему придется это признать. Ты тоже должна признать; женщину нельзя обвинить за требование развода. А теперь собирайся. Я не хочу больше тебя здесь видеть ни с чем, кроме вывихнутой лодыжки!

Отец ждал меня у выхода. Он не сказал ни слова, не посмотрел на меня. Мать была дома с моим сыном. Я, зомби, прошла прямо в спальню, задернула занавески и легла спать. Она заглянула в комнату, чтобы разбудить меня и накормить.

– Уходи.

Я даже не видела ее. Просто сказала "уходи" целому миру.

Я никогда не опускалась ниже. Почти три недели я не ела и не пила, и у меня началось обезвоживание. Врач прописал мне только витамины, на случай, если у меня опять будет передозировка. Я позволила себе сохнуть, как верблюд, потерянный в песках. Я не могла вылезти из постели, ни вообще пошевелиться. Я уложила себя в постель, чтобы умереть.

Риад пытался время от времени зайти в комнату, но я не осознавала этого. Рядом всегда была моя мать, она плакала от бессилия, что не может накормить меня, но мне было все равно. Тогда она позвонила Маривонн, чтобы та пришла и спасла меня.

– Я больше не знаю, что делать. Никому нельзя войти в ее комнату, она лежит там, в темноте, не ест, не пьет, моя дочь умирает. Я чувствую, что моя дочь умирает.

Маривонн, добродушная "мамочка", в бешенстве ворвалась в мою спальню.

– Что за чертовщина?

– Уйди, Маривонн, уйди; не хочу тебя видеть.

– Думаешь, так от всего отделаться? Слишком просто!

Она раскрыла шторы.

– Черт возьми, Маривонн! – закричала я, с головой забравшись под одеяло. – Ты не имеешь права вот так врываться ко мне, убирайся!

– А вот что я тебе на это скажу. Сначала встань. Я сегодня же отведу тебя к врачу! Посмотри на себя, я не хочу, чтобы твоя смерть была на моей совести.

Она бесцеремонно растрясла меня и вытащила из кровати. Маривонн весила килограммов восемьдесят, а я была легче перышка.

– Посмотри на свою мать! Посмотри, как она рыдает! Посмотри на сына! Я тоже прошла через это, но я не разваливалась на куски, как ты. Я не позволяла себе умирать, как ты! У тебя сын. Поднимай свою задницу, мы едем!

Наш доктор дал мне пощечину, увидев меня в таком состоянии. Потом грозил отправить в психушку, но вмешались мои друзья, сказав, что тогда меня могут лишить родительских прав. Мне пытались найти палату в больнице – безуспешно. Так что я двинулась домой, волоча ноги, как зомби. Мать заботилась о Риаде по ту сторону двери комнаты, где я пряталась ото всех.

Я поднималась время от времени, чтобы посмотреть в окно. Пустое пространство завораживало, и я любовалась им. Вставала, смотрела и возвращалась в постель. Настанет день, когда мне хватит смелости. Может, завтра. Это был своего рода ежедневный ритуал "А что, если прыгнуть?"

Я усердно принимала витамины, которые дал врач, но никто не мог заставить меня есть, и пить, только намочить водой губы. Глотать стало практически невозможно. Когда опускалась ночь, меня охватывала паника: ужасно принадлежать смерти и не иметь смелости прыгнуть. Однажды я попыталась перерезать себе вены, этого оказалось мало, тогда я почти удавилась поясом. Но около моей кровати стоял беспроводной телефон, он зазвонил, и я машинально ответила.

Если честно, я не хотела умирать, скорее, хотела показать "им", что могу умереть из-за них. "Они" – это мои родители, в особенности отец: тогда бы он осознал, насколько был не прав, и почувствовал себя виноватым. Но каждый раз, когда я пыталась, что-то меня останавливало. Возможно, другая я, притаившаяся в этом анорексичном теле.

Потом мне рассказали: я была так несчастна и настолько ничего не соображала, что даже пыталась сказать своему отцу: "Я хочу умереть, чтобы начать существовать для тебя; я хочу умереть, чтобы быть оправданной".

Потом, после восемнадцати дней паники и анарексии, граничащих со смертью, на которую все-таки решился разум, кое-что произошло. Дверь в комнату приоткрылась, и внутрь проскользнула маленькая мышка – мой сын. Он вскарабкался на постель и забрался на меня, лег на мамину грудь и уткнулся мне в шею.

– Знаешь, мамочка, – услышала я его голосок, – я тебя люблю! Сильно-сильно и всегда буду любить!

Чудесным образом этот голосок достучался – другие, голоса моих друзей и тех, кто думал, что любит меня, не могли достучаться годами. Мне стало ясно: я не имею права поступить так с этим маленьким человечком. Он – моя жизнь, а я – его. Без меня он обречен на страдания. Без меня он станет жертвой того воспитания, против которого я боролась. Мы с ним должны быть вместе всегда, как он сказал. Смерть выпорхнула в окно...

Он нашел и нажал на верную кнопку, чтобы поднять меня на ноги. Я вдруг вспомнила все: день, когда я узнала, что беременна, неподдельное счастье, когда я разговаривала с ним, свернувшимся у меня под сердцем: «Обещаю тебе, чтобы не случилось, я всегда буду рядом. Нас с тобой теперь двое, нас всегда будет двое". Если бы я ушла и оставила его одного, я бы не сдержала слово. Все это время меня удерживал именно он. Риад, мой лучик солнца!

Я взяла его на руки и крепко сжала в объятиях.

– Я тоже всегда буду любить тебя. Всегда-всегда. Не бойся, мама всегда будет рядом.

Сначала я села. Дальше нужно было встать. Если у меня получится, я выиграла. Я вышла в гостиную, напрягая изо всех сил мышцы, чтобы держаться прямо, и включила телевизор. Риад ни на секунду не отходил от меня. Он сел рядышком, и мы вместе смотрели на мелькающее изображение. Вечером мне удалось проглотить кусочек хлеба и медленно запить его стаканом воды, пока он ел свой ужин, сидя напротив меня. Было нелегко держаться, но я устояла перед порывом лечь в кровать. Ради него. Постепенно я снова начала видеть все в цвете, хотя поначалу и это было странно: мир как незаконченная, неяркая акварель.

После долгих месяцев волокиты, возни с бумагами, судебных разбирательств в Марокко и во Франции, то и дело просыпающегося чувства ненависти, я получила свой развод – к великому разочарованию отца и матери. Отец больше не высказывал этого так жестко, но все равно оно никуда не ушло.

Позже, много позже я пыталась получить прощение отца, вернуть его уважение и в особенности любовь.

– Между нами говоря, ты-то знаешь, что я никогда не хотела за него замуж!

– Это дело прошлое, дочка, время назад не воротишь.

– Но, папа, если бы ты послушал меня тогда, до этого никогда бы не дошло! Муса стал французом, и больше ему ничего не было нужно. Он и тебя использовал точно так же, как и меня. Что ты выиграл? Хоть кому-нибудь из нашей семьи стало лучше?

И, в конце концов, я услышала слова, которых я ждала так долго.

– Это было ошибкой!

Я отвоевала Риада, но у меня так и не появилась возможности жить спокойно. Брак по принуждению остался семейным секретом. Я по-прежнему верила, что Аллах не поддерживает традиции, которые убивают любовь между людьми. Девушки, насильно выданные замуж, не осмеливаются признать это. Они лгут всем вокруг, притворяются, что всю жизнь любили человека, которого выбрал для них отец. Ложь, притворство, молчание, подчинение, отчет за каждую мелочь в своей жизни, семья, соседи – мне была невыносима сама мысль о подобном будущем.

Я не была ни достаточно смелой, ни беспечной, как другие девушки, чтобы сбежать от родителей. Я их любила, хотя они причинили мне боль. Мне хотелось заставить их изменить свое мнение, доказать матери, отцу, братьям, что мы рождены для того, чтобы быть свободными, жить и любить. У меня ничего не вышло, потому что я упорно делала все сама.

Я осталась в живых благодаря Мартине и друзьям, которые никогда не давали упасть на дно. Тогда это была единственная моя победа. С тех пор я одержала множество новых. Я научилась быть независимой и не причинять никому боль. Я люблю своего отца – всегда его любила. И моя история – способ рассчитаться с ним. Я точно знаю, когда нужно было набраться смелости и сказать: "Папа, я очень тебя люблю, но не хочу за него замуж". Так надо было поступить в самом начале: не идти в гостиную с подносом чая, не хитрить и не провоцировать его. Следовало принять помощь, которую предлагала Мартина и мои друзья, чтобы добиться своего. Требовалось сразу твердо и решительно поговорить с отцом. В городе всегда найдется тот, кто поможет тебе разобраться со своей проблемой. Единственный важный совет – не молчать!

Мои родители стали шире смотреть на многие вещи. Они продвинулись вперед и осознали, что обычай выдавать дочерей замуж насильно только заставляет их страдать.

Отец никогда не обращался со своими сыновьями так нежно, как с Риадом. Дедушка и внук просто обожают друг друга, они все время вместе. Своим появлением Риад осчастливил его. И я тоже счастлива, что подарила своему отцу такое чудо.

Мои отношения с родителями сильно изменились. Я никогда не общалась с ними так, как сейчас. Они всегда любили друг друга, и отец делал все возможное, чтобы обеспечить нам хорошую жизнь. Он никогда не поднимал руку на маму, и я не слышала, чтобы они ругались как, например, мы с Мусой. Родители слепо следовали традициям и не понимали, что губят жизнь дочери. Заслуга моей трудной, нелепой борьбы заключается, возможно, в том, что они, наконец, осознали это. Я уверенна, моей младшей сестре не придется походить тот же путь.

Иногда я вспоминаю утро после моей свадьбы, перед брачной ночью. Отец плакал, обнимая меня. Он любил меня и не хотел, чтобы мне было больно. Я боролась не против него, а против традиции, но подошла к этому не с той стороны. Страх и ярость помутили мой рассудок.

Еще одна победа – далеко не последняя по значимости – состоит в том, что я живу сейчас в собственной квартире со своим сыном, хотя и не далеко от родных.

Последнее испытание, которое мне еще предстоит пройти, – воспитание Риада. Однажды мне придется рассказать ему об отце и объяснить, что Муса придерживался традиционных взглядов на семью и вовсе не заслуживал за это ненависти. Мы оба были жертвами.

Риад, сын мой, я расчистила тебе тропу. Ты не будешь женоненавистником или рабом своей матери. Когда-нибудь ты сам выберешь женщину, которую полюбишь, и я обещаю, что никогда не буду строптивой свекровью.

Я прошла курс психотерапии, который был мне необходим. Теперь я лучше понимаю себя и соответственно, других людей. Всем сердцем я желаю быть достойной любви сына. Как и раньше, я боюсь будущего. Особенно мужской любви. Она так влечет меня и пугает в равной степени.

Я и сейчас бываю той испуганной мухой, но теперь меня поддерживает сын. Тем не менее, я могу рассказать свою историю только анонимно. В том, что я правдиво описала, кто-нибудь обязательно увидит вызов обычаям, поэтому я должна уберечь от осуждения тех, кого люблю. Пусть пройдет время. Однажды – надеюсь, при моей жизни, – эта история станет лишь преданием!

Конец.