Текст книги "Самое главное (СИ)"
Автор книги: Лэрт Раота
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Давай, Джас. Идем со мной! И будет здорово… помнишь, как вначале, когда мы разбирались с натуралами? И будет еще веселее!
– Коди, ты убил людей… много людей… – Джастин пытается что-то втолковать, но видит, что это бессмысленно. – Ты должен пойти в полицию.
Белл тихо смеется, глядя с жалостью на Тейлора:
– Ну что ты… конечно, нет… у меня еще есть небольшая работа. Сегодня, через час у «Вуди». Там какая-то вечеринка, будет народу под завязку… знатно рванет.
Джастин чувствует, что лоб покрывается липким потом от ужаса… бежать, бежать к Брайану, в полицию… в «Вуди»! Спасать людей, а потом уничтожить этого безумного кретина!
Джастин, думая только о тех, кому грозит смерть, поворачивается, чтобы бежать к дверям, но цепкие пальцы Коди хватают его за запястье:
– Нет, Джастин, сейчас ты мне не сможешь помешать… никто не сможет!
Взмах руки – и на висок Тейлора со всей силы опускается тяжелый пистолет, мгновенно погружая в беспамятство.
Но за секунду до того, как отключиться от действительности Джастин слышит отчаянный крик и смутно видит знакомый силуэт, который врывается в двери тира. За ним маячит еще кто-то, но всего остального Тейлор уже не видит.
***
– Джастин! Джастин… блять, очнись, ты меня слышишь? – слышится как будто издалека и Тейлор словно поднимается откуда-то со дна моря, ощущая себя так, как будто толща воды, которая давит на грудь, становится легче, неохотно выпуская его из смертельных объятий.
Голова раскалывается так, что глаза открывать больно. Джастин и не открывает – он просто сжимает знакомую ладонь в своей руке. А еще – туман полный в мыслях… он помнит только то, что должен сказать что-то очень важное.
– Бен, ты уже позвонил Карлу? – это Брайан… как хорошо, что он здесь… и в то же время хуёво-то как. Сейчас его так взъебут, что даже выговор от трех Дебби одновременно был бы детским лепетом по сравнению с тем, что может устроить злой мистер Кинни.
– Да, он будет через пару минут, – это Бен Брукнер, кажется… ну да, он, конечно, Брайан же его Беном назвал.
– Джастин! Ты меня слышишь? – прохладные пальцы ложатся на лоб, пробегаясь по саднящей коже. Взрывы в голове утихают… взрывы… блять!
– Брайан, слушай… – шепчет Джастин, пытаясь приподняться и открыть глаза. – Это важно…
– Помолчи сейчас… Джей Ти, мать твою! – Кинни, кажется, очень зол, но в голосе беспокойство. – Тебе лучше не говорить, пока «Скорая» не приедет… а она уже едет.
– Ты не понимаешь… Коди… в «Вуди» бомба… сейчас будет взрыв… быстрее… Брайан, быстрее туда! Там же люди! – Джастину кажется, что он кричит изо всех сил, на самом деле, он еле слышно хрипит, вцепившись в руку Брайана, который, слава небесам, все понимает и не думает, что Джастину отшибло мозги… то есть отшибло, но не до такой же степени, блять!
– Бен, скорее, звони Карлу, пусть немедленно посылает в «Вуди» саперов и эвакуирует всех оттуда, – Брайан мгновенно реагирует, да и Бен тоже не тормозит, и Джастин слегка расслабляется, но руку Кинни не отпускает. В течение минут двадцати в тире царит совершенная тишина – пока, наконец, Брайану не звонит Хорват и не сообщает, что все в порядке – люди эвакуированы, бомба обезврежена.
Джастин выдыхает, и только теперь понимает, что у него просто дико болит голова, что пол-лица залиты кровью и от Брайана он получит по полной программе таких нял, что лучше бы Коди его убил.
И тут, словно в кино, события начинают происходить с какой-то ёбанной скоростью: приезжает полиция, и вместе с нею «Скорая», Хорват, бледный и напряженный требует объяснений, полицейские уводят Коди, который до этого со связанными руками сидел в углу на полу и презрительно улыбался… он точно полностью ёбнулся мозгами, совсем будет неудивительно, если его не в тюрьму, а в сумасшедший дом посадят.
– Едем в больницу! – непререкаемым тоном говорит Кинни, и когда Джастин пытается возражать, смотрит на него так, что Тейлор мгновенно затыкается. Потому что видит в глазах Брайана страх… опять этот блядский страх, который делает Кинни другим!
– Со мной все в порядке, лучше домой… – начинает Джастин и замирает снова.
– Нет, в больницу, – и Тейлор больше не спорит, когда его на носилках вносят в «Скорую». Не стоит еще больше расстраивать Брайана, который сидит сейчас рядом с ним и избегает его взгляда.
Джастин ловит руку Кинни и прижимает к груди. Ёбанный пафос, но по хуй.
У них сейчас и так все непросто, отношения то ли есть, то ли нет, и взрыв этот, и «Я тебя люблю!»… слишком много всего между ними, чтобы говорить об этом, да еще и в такой нервной обстановке. Поэтому остаются только жесты и сильно колотящееся сердце, к которому Джастин прижимает руку Кинни.
И изо всех сил надеется, что Брайан поймет. И, возможно, простит… хотя в этом не стоит быть слишком уверенным.
Потому что Джастин уверен в том, что он любит Брайана, и возможно, взаимно, но вот в том, что они будут вместе не уверен совершенно.
И остается только простить и уйти.
Чтобы Брайан Кинни оставался самим собой.
Причина и следствие
В больнице Джастина осматривает доктор, выписывает какие-то лекарства, предлагает остаться на пару дней, поскольку у него сотрясение мозга средней тяжести. Ничего страшного, но, может, во избежание последствий стоит побыть под присмотром врачей?
Брайан, находящийся все время рядом молчит. Джастин видит, что он хочет что-то сказать, но сдерживается, давая самому Джастину право решать.
– Нет, пожалуй, лучше болеть дома, – отказывается Тейлор. – Так что, полагаю, ничего плохого со мной не произойдет.
– А у вас есть кто-то, кто сможет о вас позаботиться? – задает врач вроде бы совершенно нейтральный вопрос, который ставит Солнышко в такой тупик, что он сам хренеет от своей неуверенности. И молчит как черепашка, блять.
– Есть, не сомневайтесь, – мгновенно отвечает Брайан, заполняя паузу, но смотреть на Джастина избегает, что нервирует еще больше. Какого хрена он так себя ведет?
– Ну, тогда все в порядке, – доктор смотрит на Кинни и Тейлора, чуть усмехаясь, но как-то по-доброму, что не вызывает у Джастина никаких неприятных эмоций. В отличие от Брайана, который, кажется, недоволен. – Тогда вам следует немедленно отправиться в постель… я имею в виду – побольше отдыхать и спать.
– Я прослежу за этим, – шипит разозленный Кинни и чуть ли не силком вытаскивает Джастина из кабинета.
Джастину смешно, но голова все еще болит, да и злить и так уже раздраженного Кинни кажется не лучшей идеей. Все-таки за то, что он попёрся к Коди и никому об этом не сказал, он чувствует себя виноватым. Но Брайан пока молчит и самому акцентировать внимание на скользкой теме Тейлор не хочет. Тем более, что полноценно дискутировать, спорить, орать и потом упоённо трахаться в пылу спора он пока не может – Коди его приложил весьма солидно, так что, при малейшем напряжении начинается тошнота и в глазах темнеет, а сознание начинает выделывать коленца, норовя пропасть напрочь и повалить его на землю, как какое-то грёбанное бревно.
Да и Брайан, кажется, пока ничего не говорит именно из-за его самочувствия. Но Джастин знает, что Кинни ничего не забывает, и нет даже призрачной надежды на то, что он забудет, как Тейлор полез на рожон.
Брайан выводит Тейлора на свежий воздух и так же молча ведет к своему «Корвету», ни о чем не спрашивая и ничего не объясняя.
– Куда мы едем? – Джастин задает формальный вопрос, лишь бы нарушить это раздражающее молчание. Он прекрасно знает куда.
– Домой, – односложно отвечает Брайан и заводит машину. Он тоже знает, что Джастин знает. И тоже поддерживает дурацкую игру. Но говорить с Тейлором он пока не готов. Сейчас он очень зол и взбешен, но высказать все в лицо больному человеку с приличной гематомой на голове и сотрясением мозга не может. И трахнуть его по этой же причине тоже не может. И вообще… ничего, блять, с этим уебантом сделать не может, потому что слишком счастлив от того, что он жив и рядом.
Ничего, вот пусть только ему станет лучше… тогда Брайан ему все припомнит. А пока – надо привезти этого ёбанного супергероя домой, напоить лекарством, которое дал врач и уложить в постель, причем, совсем не для того, чего дико хочется. Он должен находиться в состоянии покоя, спать и не нервничать хотя бы несколько суток. И упаси его небо вставать, рваться куда-то по своим гребанным делам или совершать очередную хрень, требующую каких-то активных шевелений. Брайан почти всерьез раздумывает о том, чтобы привязать Тейлора к кровати... но мысли, приходящие в голову при этой идее настолько далеки от мыслей доброго самаритянина, что Кинни с трудом успокаивает свое воображение и член, как-то очень нехорошо оживившийся… то есть, хорошо, но не вовремя.
– Вообще-то, мне надо на работу к Дебби… я и так должен тебе кучу денег, поэтому мне надо поскорее тебе все вернуть, – Джастин знает, что сейчас сильно рискует, но ему обязательно, вот просто позарез, блять, надо, чтобы Брайан проявил хоть какие-то эмоции. Он молчит и не разговаривает с ним с того самого момента, когда они ехали в «Скорой помощи» в больницу. Но тогда он хоть позволял держать его за руку. Джастин грустно усмехается: конечно же, для Брайана все эти романтические штуки – сущая тошниловка. Но уже только за то, что он все это терпит, Джастин ему очень благодарен. И в очередной раз возвращается к мысли о том, что он должен уйти, чтобы Брайан не ломал себя под его характер, настроение и представления о жизни. Внутри жжет как раскаленным железом и вообще – очень больно, но… так надо. Ведь нормальный, еще позавчерашний Брайан Кинни уже высказал бы ему все, что думает о нем и его ёбанных авантюрах, отвез бы домой в его обшарпанную комнату и оставил бы одного думать о своем поведении.
Впрочем, Джастин чувствует, что он не совсем справедлив: вряд ли Брайан его бросил бы в таком разбитом состоянии. Так что просто оставил бы его в больнице… наверное. Трудно судить, несмотря на то, что за последние пять лет их общения Тейлор изучил поведение любовника вдоль и поперёк. Но после этого траханного взрыва он уже и в этом не уверен. Поэтому и знает, что будет лучше исчезнуть, дать Брайану забыть обо всем и вернуться к привычному образу жизни и мыслей. Новый Брайан совсем другой, словно новый человек в старой оболочке. И Джастин не хочет, просто дико, блять, не желает мешать Кинни жить по-прежнему из-за того, что у него еще остались какие-то чувства к бывшему уже бойфренду. Тейлор слишком сильно любит его для того, чтобы позволить себе настолько эгоистично пользоваться его великодушием, принимая за любовь.
Джастин криво усмехается, просто потому, что так легче принять трудное решение. Но легче не становится.
А Брайан, услышав эпическую хуйню про кафе, работу и деньги останавливает машину, припарковываясь на первой попавшейся обочине, и, не убирая руки с руля, смотрит вперед. И желваки на его скулах от бешенства ходят так, что Джастину хочется открыть дверь и свалить со всей скоростью, на которую он сейчас способен. Нет, не стоило вот так вот болтать, видимо, Брайан, и вправду, переживает.
– Слышишь, ты… – Брайан с трудом удерживается сейчас от крепких слов, чтобы не тревожить больного блондинистого засранца с его сотрясением. – Я не желаю выслушивать сейчас твои тупые шутки, поскольку все они – пиздёж и провокация. Я очень хотел бы быть далеко от тебя в эту секунду… как можно дальше. Потому что ты меня так бесишь, что я уже почти, блять, готов к тому, чтобы просто уебать тебя с ноги в челюсть. Потому что ты сейчас ведешь себя крайне… неблагодарно. Я не жду от такого идиота, как ты благодарности, но, по крайней мере, ты мог бы просто не пороть хуйню.
– Ладно, не надо… я специально, ты же знаешь… – бормочет Джастин, опуская глаза. Ему действительно стыдно за свое поведение. – Я просто хотел, чтобы ты мне что-нибудь сказал… и перестал молчать. Прости.
– Вот и поговорили, – внезапно спокойно заключает Брайан, и поворачивается к Тейлору. Лицо серьезное, но где-то на дне ореховых глаз притаилась его знакомая ироническая усмешка, от которой становится трудно дышать и голова кружится… или это от сотрясения? Нет, ну надо же, вот сволочь!
Не сговариваясь, они внезапно в один и тот же момент тянутся друг к другу и несколько минут просто сидят, обнявшись, закрыв глаза, не столько целуясь, сколько просто смешивая дыхание. В этом жесте нет страсти, но есть то, о чем Джастин боится говорить сейчас, а Кинни сказал только вчера.
– Поехали уже, – Брайан, как всегда, неожиданно отстраняется, и они едут дальше. Домой.
По крайней мере, пока Джастин называет так это место про себя. Вслух не стоит – слишком много дерьма происходит, когда начинаешь мечтать о чем-то в голос, забывая о том, что рядом есть кое-кто с совершенно противоположными взглядами на жизнь.
Брайан привозит его в лофт, и усаживает на диван и наливает воды.
– Эй, Микеланджело, выпей лекарство, доктор сказал – через час, – Кинни и лекарство приносит, охуеть.
Брайан, кажется, сам хуеет от себя, по крайней мере, когда он ловит себя на мысли о том, что мелкого больного ушлепка надо чем-то покормить, а в холодильнике, кроме пива и воды нет ничего, он аж вздрагивает, и в голову почему-то приходит грёбанный куриный суп. Брайан улыбается воспоминаниям, хотя смешно тогда совсем не было – мало кто в один момент теряет любовника и приобретает рак. Хотя, справедливости ради следует сказать, что ему охуительно повезло, что он избавился от второго. Но вот Джастина чуть не лишился по своей вине. Солнышко тогда устроил ему скандал… настойчивый пиздёныш, все равно не ушел, хотя Брайан в то время был уверен в обратном, когда решил выгнать его сам, чтобы не было больно видеть, как он уходит от ставшего несовершенным Кинни. Но он не ушел, потому что любит его. Тогда точно любил.
– Почему улыбаешься? – Джастин смотрит в лицо Кинни, который, кажется, сейчас думает о чем-то хорошем и очень для него приятном, судя по его рассеянной улыбке.
– Да так, – Брайан смотрит на побитое Солнышко и хмурится, вспоминая, что он, вообще-то, злится, и сильно. И еще Тейлору не высказал все, что он думает о нем и его ебанной эскападе с походом к Коди Беллу в одиночку. Но сейчас это было бы совсем тупо – высказывать все человеку с сотрясением мозга, который вчера еще и пострадал при взрыве.
Солнышко, сволочь, да что ж тебе все время неймется?
– Брайан, я знаю, что ты злишься, – вполголоса говорит Тейлор, и Брайан даже не пытается сделать удивленное лицо.
– Еще бы ты не знал, – хмыкает он, но спохватывается почти сразу же. – Джастин, давай договоримся: я все тебе выскажу чуть позже, когда твое сотрясение мозга пройдет… если там, конечно, есть чему сотрясаться.
– Надеюсь, осталось кое-что, – Джастин рад, что Брайан хоть стал с ним нормально говорить, хотя о том, что его больше всего интересует он пока заводить разговор не рискует, да и не время, наверное. Он же решил, что им надо расстаться, хотя каждый раз внутри словно нож в сердце проворачивают, стоит только подумать, что Брайана больше не будет рядом. Но так будет лучше… он слишком любит Брайана, чтобы перекраивать его под себя. Пусть даже Брайан делает вид, что ему это нравится, и сам верит в это, но он, Джастин, прекрасно знает своего партнера. Бывшего партнера… надо привыкать к этой мысли.
– Брайан, спасибо, конечно, но мне следует вернуться к себе, – Джастин, хоть и погано себя чувствует, все равно решает прояснить кое-какие моменты. – Я же говорил, что это теперь не мой дом, а только твой.
Он готов к возражениям со стороны Кинни, и в то же время хочет, чтобы Брайан его переубедил. Хотя бы просто попробовал. Но Кинни, как всегда, поступает совершенно непредсказуемо.
– К себе? – Кинни улыбается, даже где-то благожелательно, но Джастин задницей чует, что это только видимость. – То есть, в твой клоповник размера конуры для карликового пинчера? Полностью разъебанной конуры, кстати…
– Да, – Джастин не спорит, потому что понимает, что Брайан прав. – Возможно, это не дом моей мечты с конюшней и теннисным кортом, но это то место, которое мне по карману и где я могу делать что захочу.
– Можно подумать, тебе здесь нельзя делать то же самое, – ворчит Кинни. Очень мирно так ворчит, подозрительно мирно. – Да ты и делал… разве у нас были проблемы с квартирным вопросом?
– Не в этом дело, – Джастин задумчиво качает головой. – Просто…
– Просто потому, что это изначально не наш дом, а мой? – перебивает Кинни, покусывая губу. Опять он злится. – Но раньше тебя это не смущало!
– Раньше все было по-другому, – тихо говорит Тейлор, и Брайан молчит. Да, раньше, мать вашу, все было по-другому. И он, Брайан Кинни, тоже был другим, вернее, казался. И хочется побиться головой обо что-то твердое. Потому что он так хорошо пять лет подряд притворялся куском дерьма и Джастин настолько в это поверил, что за этим образом, который он знает, увидеть другого Кинни просто не может. Охуеть как позитивно, блять.
– Я же говорил, что люблю тебя, – Брайан пожимает плечами, пристально глядя на занервничавшего вдруг Тейлора. – Джастин, это что еще за хуйня такая? Да почему ты сейчас ведешь себя как маленький чертов пизденыш?
– Я тоже люблю тебя, Брайан, – вздыхает он, но больше не говорит ничего. Пока просто сил не хватает сказать Брайану, что его «люблю» означает «мы не можем быть вместе».
Джастин устало прикрывает глаза – у него сильно болит голова и, кажется, что-то еще. Где-то у солнечного сплетения… душа, кажется. Он просто не может ответить так, чтобы Брайан понял и не возражал. Сил нет с ним спорить и что-то доказывать. Попробуй, докажи мистеру Кинни, что что-то делается для его же блага, если он в это, блять, не верит. Бесполезно и даже опасно. Так что, лучше промолчать.
Брайан видит, что Тейлору становится плохо и сразу же прекращает разговор, садясь рядом с ним на диван, а Джастин с облегчением укладывает голову поудобнее у Кинни на плече. Ёбанная романтика… но хорошо-то как.
Брайан осторожно обнимает Джастина, и прижимает его к себе, почти невесомо касаясь губами здоровой шишки на голове. Они сидят и молчат, и Джастину кажется, что за все пять лет у них еще не было момента ближе и лучше.
И то, что такого больше никогда не будет, рвет душу почище любой бомбы и бьет сильнее любого пистолета.
Джастин все решил. И Брайану придется смириться с этим для его же пользы.
Шиворот-навыворот
Джастин вскоре засыпает от действия лекарств, а Брайан осторожно укладывает его на диван и укрывает пледом. Те чувства, что он сейчас испытывает, не поддаются анализу... просто охуительно хорошо – и этим все сказано. Заботиться, поправлять подушку под головой, не давать напрягаться, когда любимый человек болеет – в этом столько кайфа, оказывается. Который, блять, портит только сам любимый, мать его, человек, сомневаясь в нем и его чувствах и заставляя дико беспокоиться.
То, что вернуть Джастина будет трудно он и так знал. Упрямство Солнышка не поддается описанию, а если в дело вступают какие-то гребанные, понятные только ему принципы, то это вообще хуйня полная, переубедить его практически невозможно. Правда, у Брайана пару раз получалось, значит – получится и теперь. Надо только найти настолько весомые аргументы, чтобы эта блондинистая побитая голова не смогла их опровергнуть.
Брайан осторожно встает и идет в зону кухни, чтобы сделать пару звонков. В конце концов, Джастина сейчас в первую очередь надо лечить и кормить. И если с первым он справится, то вот со вторым без помощи не обойтись – готовить сам он не умеет, а еда из китайского ресторана рядом с домом совершенно не подходит человеку, который должен лежать в постели и правильно питаться и всякое такое. Все-таки – куриный суп. И прочая хренотень.
Брайан задумчиво берет трубку телефона, мысленно готовясь к оглушительной атаке, которую придется выслушать. Потому что за то, что Дебби не рассказали с самого начала про Коди, Солнышкины похождения, расследование Брайана и Бена… в общем, за все скопом и по отдельности он сейчас, блять, получит таких пиздюлей, что мало уж точно не покажется. Но ладно, пусть Дебби кричит, сколько влезет, лишь бы суп приготовила. Насколько Брайан помнит тот, что по её рецепту готовил ему Джастин, он очень даже неплох.
Ну что, Брайан Кинни, готов к тому, что тебе сейчас отъебут мозг без смазки и презерватива? Тогда вперед, а то Джастин скоро проснется, а кормить его нечем.
И Брайан, глубоко вздохнув, набирает знакомый номер.
***
Дебби, вдоволь наоравшись по телефону, приходит через полтора часа, и Брайан пропускает её в лофт, попутно заметив, что мама Майкла притащила с собой еще и огромную сумку, судя по всяким умопомрачительным запахам – с едой.
– Так, освободи стол и холодильник от этой своей хрени и мусора, я сейчас все разберу, – командует Дебби, но, заметив упреждающий и беспокойный взгляд Кинни на диван, замолкает.
– Потише, ладно? – вполголоса говорит Кинни, и Дебби согласно кивает, существенно понижая уровень громкости. – Он должен больше отдыхать, доктор сказал. Чтобы быстрее поправился. Я дал ему лекарство… да, блять, дал лекарство и нечего на меня пялиться, как на экспонат в ёбанном паноптикуме.
– Больно нужно – пялиться на тебя, – Дебби за словом в карман обычно не лезет, но сейчас она какая-то тихая, даже на себя не похожа. – Как он?
– Сотрясение, я уже тебе говорил, – любезно улыбается Кинни, и в его улыбке – пара тонн льда и невъебенно сильное желание, чтобы Дебби отвалила с идиотскими вопросами, на которые он не далее, как час назад терпеливо отвечал по телефону. – И я просто попросил помочь с тем, чтобы его нормально накормить, а не с тем, чтобы впридачу к готовке ты выносила мне мозг и мешала ему спать.
– Ну, твой мозг как-нибудь перетерпел бы, – хмыкает миссис Новотны, – но Солнышко мне, и вправду, будить не хочется.
– Вот и хорошо, – напоказ радуется Брайан. – Поэтому ты можешь все оставить и заняться своими делами – я сам разберусь. Уж подогреть и положить в тарелку я смогу.
– Ладно, – покладисто кивает Дебби. – Я сегодня, блять, само смирение. Но за удовольствие видеть заботливого Брайана Кинни это очень маленькая цена.
Брайан кисло ухмыляется, но молчит, никак не комментируя. В свете последних событий комментировать не хочется ничего. Просто – быть рядом и уберечь от любой гребанной неприятности любой, блять, ценой.
– А ты не слишком сейчас трясешься над ним? – осторожно произносит Дебби, выкладывая снедь на стол и в холодильник.
– А что, разве это чье-то ебанное дело? – вежливо интересуется Кинни, весь внутренне ощериваясь, как какой-то психованный ёж.
– Я к тому, золотко мое, что если ты собираешься снова вести себя как полное дерьмо, то лучше и не начинать строить из себя заботливого, блять, мужа, только потому, что ты испуган взрывом, и до тебя, наконец, дошло, как страшно потерять того, кого ты любишь… и вот, пожалуйста, лицо попроще сделай, да? – Дебби успевает делать сразу несколько дел одновременно. А еще – следить за его лицом, на котором, судя по её замечаниям, все как на бумаге написано.
– Не лезь не в свое дело, – Кинни старательно обороняется, да вот только старые фразы, которыми было так удобно отбиваться от доебывающихся доброжелателей почему-то сейчас работать отказываются. – Не лезь… – повторяет он еще раз и замолкает.
Дебби… она же все давно знает, сто лет как. Так что скрывать бесполезно. Он уже три года назад в разговоре с ней признал, что настойчивый голубоглазый засранец все-таки проник за его броню, которой он отгородился от всего мира. И открещиваться от очевидного было бы самым настоящим мудозвонством с его стороны. Потому что кто-кто, а Дебби все видит и знает.
– Он не хочет продолжать отношения, – говорит Брайан так, словно они продолжают старый разговор.
– Переубеди, – Дебби совершенно не удивляется, словно она ждала чего-то подобного.
– Он собирается уйти, – Кинни криво усмехается, закуривая очередную сигарету.
– Не отпускай, – пожимает плечами Дебби, колдуя над кастрюльками и тарелками.
– Он не верит мне.
– А ты чего, блять, хотел? Ты все эти пять лет был важный, как хуй бумажный… никаких бойфрендов, никакой ёбанной любви, только трах… скажешь, нет? Молчишь, золотко?
– Давно не слышал, чтобы ты так ругалась, – Брайан понимает, что ответить, в принципе, нечего. То есть абсолютно. Потому что все это правда от первого и последнего слова. И исправить то, что было за все эти годы уже нельзя. Хуёво.
– Да потому что уже достали вы оба. Ладно Солнышко, он ради тебя на многое закрывал глаза, но вот ты меня просто, блять, поражаешь, – Дебби внимательно смотрит на Кинни. Словно хочет в душу ему заглянуть. – Ты же даже не можешь нормально сказать ему, что ты его любишь или что он тебе нужен.
– Могу… только это уже бессмысленно, – Брайан улыбается, но Дебби видит реальное положение дел и понимает, насколько Брайану сейчас погано. И это отлично, черт побери! Наконец-то этот человек стал хоть немного взрослее.
– Я знаю, Брайан, ты хочешь остаться вечно молодым и прекрасным, вечно веселиться и трахать парней, – говорит Дебби, жестом прося у Кинни сигарету.
– Это не трава, это обычные, – ехидничает Кинни, зная, что Дебби не курит табак, только очень редко, когда волнуется. – И да, я хотел бы таким оставаться вечно, это естественное желание каждого человека. И тем более педика.
– Не умничай, – обрывает его Дебби, прикуривая. – Да, естественное. Для идиота. Потому что только идиот не понимает грани между мечтами и реальностью. Наши тела стареют, Брайан, и никакая мечта не способна оставить тебя молодым и красивым навечно. Единственное, что делает нас интересными и нужными – это, блять, любовь. Именно она… и перестань кривляться. Когда ты становишься не таким прекрасным и стройным, когда у тебя появляются морщины и по утрам начинает болеть спина, всегда есть кто-то, кому на это наплевать. Тот, кто любит тебя и не видит твоих недостатков или промахов. Тот, кому по хуй, что у тебя на животе появилась складка или член не стоит так, как десять лет назад. Потому что эти критерии не действуют, когда есть любовь, забота, понимание, нежность… ну, дальше сам продолжишь, основное я уже назвала. И, знаешь, Брайан, лично мне стыдно, что я сейчас стою тут и должна говорить тебе все то, что знает любой, самый тупой педик на Либерти-авеню. А блестящий и ослепительный Брайан Кинни как будто в первый раз слышит.
Брайан закуривает еще одну и молчит. И это молчание говорит Дебби о многом, но самое главное – это то, что Кинни любит Джастина и действительно очень изменился за последние несколько лет. Теперь главное – правильно сказать это Джастину.
– Он просто не верит в то, что это не случилось за один ёбанный момент, он считает, что это из-за взрыва, и я откажусь от него, стоит мне прийти в себя, – тихо говорит Кинни, отворачиваясь. Смотреть на Дебби немного неловко, он еще никогда в жизни не вел ни с кем таких разговоров.
– Неудивительно, – Дебби даже не спрашивает подробностей, все и так ясно.
– Но ведь… Я ведь уже давно…
– Что давно? – все понятно, но миссис Новотны не может успокоиться, пока все не прояснит до конца. Тем более, она видела, как заворочался, а потом замер на диване Солнышко. Пусть послушает, может, если он услышит, как Брайан рассказывает такие несвойственные ему вещи кому-то еще, это заставит его задуматься. И передумать.
– Люблю его, – слова звучат так просто, словно Брайан каждый день их по сто раз произносит. – Только… ему уже, кажется, не нужна никакая любовь.
– Дурак ты, Брайан Кинни, – снисходительно говорит Дебби, помешивая что-то на плите. – Полный и безнадежный дурак. Именно это ему и нужно.
– Что именно? Дурак под боком? – сегодня явно не его день – он постоянно несет такую херню, что самому уныло становится от этой серости.
– Остри, остри… любовь ему твоя нужна. Говорить о ней. Чувствовать её. Видеть в твоих глазах. А не наблюдать каждый день в этом вашем траханном «Вавилоне», как кто-то тебе отсасывает или лапает тебя за член. Я не педик, конечно, но, знаешь, неприятно как-то, даже если вы, два идиота, придумали себе какое-то соглашение, только чтобы оградить свою ёбанную, никому не нужную свободу. Никто на неё не покушается, ясно? И то, что нормально любить кого-то одного – тоже пора понять. Ничего нет страшного в том, чтобы любить, Брайан… и вот только не надо про то, что стоит кого-то впустить в душу – и тебе сразу разбивают сердце и прочую хуйню.
Кинни усмехается – он, и вправду, хотел сказать нечто подобное, только не такими слюнявыми словами. Хотя, какая разница?
– Я не уверен, что нужен ему, – Брайан задумчиво смотрит в окно. – Зачем ему старый и больной клубный мальчик с одним яйцом?
– Так стань для него другим, для тебя это уж точно не проблема, – пожимает плечами Дебби. – А вообще – ты несешь такую хрень, что мне опять за тебя стыдно. По-моему, уже пора признать, что Солнышко совсем не так эмоционально незрел, как ты. И способен отличить просто трах от любви. И если бы он не любил тебя, ушел бы уже лет сто назад.
– Так он и собирается.
– Ну, а вот тут ты сам виноват. И старость и одно яйцо уже точно ни при чем. В общем, Брайан, минутку самобичевания пора заканчивать. И да, можешь не просить – я никому не скажу, что ты вообще способен об этом говорить с посторонними. Но вот с Джастином тебе сделать это просто обязательно. Я уже не говорю о том, чтобы заняться с ним любовью. Не обычным этим вашим трахом, хоть он, наверное, и охуительный, а именно любовью, которую ты всегда держишь в себе и боишься, что она вырвется наружу и тебе придется многое объяснять. Но если ты не сделаешь этого, то будешь последним гребанным мудаком.
– Да, мама, – отвечает Кинни.
И больше они об этом не говорят.
Через четверть часа Дебби уходит, дав Брайану кучу наставлений о том, как что разогревать, наливать и на какую полку холодильника ставить.
Брайан тихо уходит в зону гостиной и садится за компьютер поработать и успокоиться. Разговор с Дебби стоил ему многих душевных сил, но он был необходим.
А потом, когда Джастин проснется, он будет кормить его, и развлекать, и, может, сделает как-нибудь осторожно то, чего хочется больше всего – трахнет его. Ну, или займется с ним любовью – это все настолько давно связано и сплетено, что одно от другого не отличишь.
Он еще не знает, что Джастин уже с полчаса лежит под одеялом с открытыми глазами. У него раскалывается голова, и очень сильно колотится сердце. А еще – счастливая улыбка на пол лица.
И он совершенно не понимает, что ему делать дальше.
Большое и малое
Джастин незаметно наблюдает за погрузившимся в работу Кинни. Он знает до последней черточки его лицо и тело, но каждый раз не может не испытывать восторга и упоения художника, нашедшего свой идеал. И Джастин уверен, что дело тут не только во внешней визуализации, а в восприятии. Даже через тридцать лет он будет видеть Брайана прекрасным, как в первый раз.
