Текст книги "Шпилька (СИ)"

Автор книги: Лера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

  – Слышу хорошо, – буркнул Джозеф. Мы так и стояли – я, чуть согнувшись, его руки на моем животе. Что дальше – непонятно. Я положила свои ладони на его, ощутив как они слегка вздрогнули.

  – Мы ложимся?

  – Да. – Ладони как будто неохотно убрались прочь, и я вполне благополучно добралась до кровати.

  Какое-то время мы возились, укладываясь. Наконец, улеглись на вполне благопристойном расстоянии друг от друга. Мне было смешно и страшновато одновременно. Смешно от того, что оба делали вид, что все идет как и должно. А страшновато... не понятно. То ли я боялась каких-то поползновений, то ли боялась, что их не последует. Насколько я понимала, Джозеф тем временем решал схожий вопрос – стоит меня обнимать, или же не стоит. В итоге обнял, но как-то на редкость неудачно – скованность во всем теле, одна рука тут же стала затекать, в плечо больно уперлось что-то острое. Я сопела, но менять положение пока не спешила. Потом, все же, аккуратно вытащила руку, потом переложила ногу, потом отодвинула его локоть, и устроившись таким образом вполне удобно, затихла. В ожидании. В нем же и уснула.

  На завтрак все ели копченый окорок. Я бодро жевала вкусное мясо и победно поглядывала на Джозефа. Тот тоже сосредоточенно работал челюстями. Дед, как выяснилось, по утрам только кофе пил. На данный момент он этот кофе как раз варил. Судя по запаху, в составе преобладала сосновая смола. Вполне вероятно, что в таком вот пойле варят грешников в аду. По крайне мере, у меня от одного только запаха такой прилив сил и энергии случился... Надо заказать деду хорошего кофе, – неожиданно подумала я. Отличный кофе, который пахнет, а не воняет и от которого в голове наступает прояснение, который очень вкусно пить на завтрак и просто так – посреди дня, просто потому что захотелось. Я со стуком отставила кружку. Дед и Джозеф уставились на меня.

  – Я хотела бы уточнить, – нарочито робко начала я. Джозеф ободряюще мне улыбнулся, дед похлопал по руке.

  – Что, Спайра, – почти ласково спросил Джозеф. Я скромно потупилась, закусывая губу, чтобы не засмеяться.

  – Мне для работы нужно кое-что поменять в доме. Хотя бы на втором этаже. Можно?

  – Мне без разницы, – пожал плечами Джозеф и снова взялся за мясо. Дед потрепал усы и неопределенно дернул костылем.

  – Комнату мою с кухней не трогай, а остальное – на здоровье, – в конце концов, решил он. Я просияла и поблагодарила. Ну, теперь у меня руки развязаны.....

  – Я в город, – поднялся Джозеф. – Тебе надо?

  Я отрицательно помотала головой и улыбнулась:

  – Надо, в конце концов, распаковать чемоданы. – С этими словами я улизнула наверх.

  Чемоданами и правда, стоило заняться, потому что сколько можно таскаться в этом дорожном костюме? Мало того, что он мне надоел, так я в нем еще и выгляжу, как чучело! Платья, юбки и прочие женские предметы гардероба мне удивительно не шли. Более-менее приемлемо я выглядела в брюках и рубашках. На худой конец – в брюках и блузке с манжетами.

  Я встала рядом с чемоданами и потерла руки. Ну, Сила как будто улеглась, теплым пушистым клубком улегшись где-то за грудиной. Этот теплый комок всегда меня согревал – даже в самые унылые моменты жизни. Это как будто мелкий зверек – заберется на руки, лизнет хозяина в нос, мол, не унывай, я же рядом, погладь меня, и тебе тут же полегчает!

  Я шмыгнула носом и раскинула в стороны руки. Маг из меня, конечно, посредственный. Как говорил дядюшка – Сила есть, ума не надо. Ну, пока и чистой Силой обойдемся....

  Вещи бодро летали по этажу, меняясь местами. Мои – в шкафы. Из шкафов вылетали женские платья прошлого десятилетия, аккуратно складывались в чемоданы. Надо будет потом для них отдельный шкаф организовать....

  Всего на этаже было семь комнат. В самом начале коридора помещалась спальня, рядом с ней как будто, детская. Напротив детской была пустая комната. Кабинет будет мой. Остальные комнаты были какими-то неопределенными, как будто хозяева и сами не очень были уверены, что они нужны. Какое-то время я задумчиво гладила резную дверцу пузатого шкафа. В шкафу за слюдяными окошками стояли старые стаканы, разномастный сервиз и какие-то статуэтки.

  Мебель двигать сложнее, но я справилась. Теперь обставлены были две комнаты – спальня так называемая и кабинет. В предполагаемую детскую я отправила оставшуюся мебель и ненужные вещи. Дверь закрылась с трудом, я с опаской на нее посмотрела и подперла простеньким заклинанием.

  Теперь самое интересное – из оставшихся четырех комнат сделать рабочую лабораторию. Три сундука и пять сумок, на вес почти пустые. За них я в свое время выложила небольшое состояние. Зато они безразмерные и вес у них тоже фиксированный. Килограмм каждая и ни граммом больше. Мечта любой женщины, чего уж там.

  Я мерила шагами пустые комнаты и мечтала снести между ними стены. Увы, почти все стены были несущими, поэтому придется в стенах делать дверные проемы, а стены еще и магией подпирать. А лучше – укрепить обычным путем, мало ли.... Со стороны коридора послышались шаги.

  – Спайра? – окликнул Джозеф. Я встрепенулась и вышла из пустой комнаты. Джозеф с удивлением оглядывался.

  – Я здесь, – сообщила я. Он перевел на меня взгляд, замер на пару секунд, потом протянул мне небольшую связку бумаг:

  – Тебе пришли какие-то письма. И много.

  – Это еще не много, – вздохнула я, перебирая конверты. Извещение из банка, извещение от управляющего заводом, письмо от старшего Законника общины, письмо от партнера. Письмо от последнего заказчика. Его я вскрыла, пробежала глазами и поморщилась.

  – Неприятные новости?

  – Не очень, – согласилась я. – Заказ отменили.

  – Придется возвращать деньги?

  – Нет, просто неприятно, – я снова поморщилась и села на маленький диванчик. Джозеф подумал, и сел рядом. Диванчик придушенно скрипнул и затих. – Я пока не уверена, что это значит. То ли репутация фирмы летит к чертям, то ли этот просто нетерпеливый самодур.

  – Чего сразу самодур?

  – До срока сдачи заказа осталось три месяца. За три месяца я даже в одиночку и в этой дыре успела бы выполнить заказ. – Пояснила я. – Поэтому пока не очень понятно. Слухи, знаешь ли.... Сайрес все-таки, приличная скотина, успел подгадить.

  – Каким образом?

  – Раструбил на весь город, что я выхожу за него замуж. Репутация у него, знаешь ли, сомнительная. Он собирался на мне жениться и убить этим двух зайцев – деньги к рукам прибрать и свою репутацию поправить. Вышло все наперекосяк.

  – Это точно. Перекосяк – это еще мягко сказано, – охотно согласился Джозеф. Он все время косился на мои ноги, и это начало меня смущать.

  – Дед меня костылем не прибьет за брюки? – поинтересовалась я, вытягивая ноги. Таким образом я намеревалась проверить реакцию Джозефа. Результат превзошел мои скромные ожидания.

  – Не должен. – Рыжие вообще краснеют быстро, сильно и заметно. Отсвечивая малиновыми ушами, Джозеф вылетел за дверь. Я смущенно улыбнулась и подобрала ноги под себя. Потом спохватилась, собрала письма и ушла в свой новый кабинет. Корреспонденцию следовало изучить рассортировать по полочкам. Это было моим больным местом, пунктиком, навязчивой идеей, назови как угодно. У каждой вещи должно быть свое место. Письма сортировались по адресам отправителя и имели свое отведенное место в столе. Учебная литература сортировалась по направлениям, школам и новизне. Разумеется, для каждого направления имелась своя полка. Научные издания сортировались по темам и дате выпуска. Реактивы, материалы, детали, декокты тоже сортировались и имели свое строго определенное место. Бардака в своих комнатах я не признавала, не принимала и искореняла. Чужой бардак меня никоим образам не касался и не волновал.

  Разложив письма, я удовлетворенно вздохнула и огляделась. Теперь можно приниматься за задний двор. В сарай я лезть не собиралась, хотя интерес, конечно, был – что там. Не успела я дойти до конца коридора, как дверь на этаж с треском распахнулся. Джозеф, красный, как помидор, несся на меня, размахивая каким-то письмом.

  – Что такое, – удивилась я и осеклась. Какой-то внутренний голос подсказывал, что лучше бы мне сейчас слиться со стеной и притвориться, что я – фреска.

  – Это я тебя хочу спросить, что это такое! – прорычал Джозеф, тыча в меня несчастным письмом. Я осторожно его взяла и пробежала глазами текст. Пожала плечами. По моему мнению, тут совершенно не с чего было так беситься. О чем я и сказала. Зря совершенно. Письмо было из банка. Господин Штоберт поздравлял господина Стилла с тем, что на его имя открыт счет в банке и годовой процент уже на него переведен.

  – Если ты не в состоянии связно выразить свою мысль, разговора не получится, – сухо проинформировала я. Джозеф поперхнулся воздухом, закашлялся до слез. Я заботливо похлопала его по спине. Откашлявшись, он перевел на меня красные от слез и злости глаза и отчеканил:

  – Я к твоим деньгам не притронусь. Ясно?

  – почему? – полюбопытствовала я.

  – потому что это твои деньги, а не мои!

  – У мужа и жены бюджет общий, – начала забавляться я.

  – Только муж должен зарабатывать, муж! На то он и мужик!

  – А жена что делать должна?

  – Детей рожать, жрать готовить и дом вести!

  – Прелестно. А если жена не чувствует в себе тягу к этому достойному занятию? – я сложила руки на груди и подперла спиной стену.

  – Конкретно ты можешь делать все, что захочешь, – он оперся руками на стену по бокам от меня.

  – Не злись, – я примиряющее дернула его за бороду. В ответ получила дикий взгляд, но бодать меня не стали. – Ну, я не виновата, что мой дядя оставил такое завещание, а Законники уже пустили его в ход!

  – Не виновата, – неохотно согласился Джозеф.

  – Я, конечно, немного виновата, что мы с тобой поженились.... Но и ты тоже хорош.

  – Я?!

  – Тихо, не кипятись. Сидел бы себе дома, не лез бы к Сайресу, знать бы меня не знал сейчас, – я поправляла кружевные манжеты.

  – Не уводи разговор в сторону! – снова завелся Джозеф. Я вздохнула. Упертый какой, а....

  – Джозеф. Я не имею права прикасаться к тем деньгам, что положили тебе на счет.

  – Значит, пусть лежат! Я завещаю их тебе!

  – Прекрасная мысль, – иронично согласилась я. Джозеф снова стал наливаться краской. – Ты можешь написать доверенность по управлению этим капиталом на имя деда.

  – Дед меня вообще прибьет тогда, – проворчал Джозеф. – Закопает в тихом месте, в Сковородке, и дело с концом. А на твое имя я могу написать доверенность?

  – Не знаю, – я пожала плечами и уставилась в окно.

  – Спайра.

  – Что?

  – Могу, или нет?

  – Наверное, можешь, – неохотно сказала я. Джозеф ухватил меня за руку и потащил к лестнице.

  – Куда, Господи? – простонала я, подозревая худшее.

  – В банк, Спайра! – подтвердил Джозеф, – в банк. – Пока я от этих денег не избавлюсь, не успокоюсь, понятно тебе?

  – Понятно, – пожала я плечами. Джозеф выводил из стойла черного жеребца. Мы с ним опасливо косились друг на друга. – Я на этом не поеду.

  – Куда ж ты денешься? – хмыкнул Джозеф и закинул меня на спину этой зверюги. Зверюга повернула голову и попыталась тяпнуть меня за коленку. Я взвизгнула и отпихнула ощеренную морду.

  – Тихо, тихо, Мальчик, – забубнил Джозеф, прижимая меня рукой к себе. Я молчала и злилась. Лошади меня терпеть не могут. Неохотно соглашаются везти меня, если я помещаюсь в карете. Если же я помещаюсь верхом на лошади – лошадь непременно несет, подкидывает крупом и черт знает, что еще вытворяет. Мальчик пока слушался Джозефа и вез нас вполне спокойно, хотя и косился на меня с неудовольствием.

  – Я сейчас отсюда свалюсь, – мрачно предрекла я, не зная уже, за что уцепиться. Джозеф крякнул и пересадил меня удобнее. Сидела я теперь удобно, но в совершенно неловком положении – между его раздвинутых ног, откинувшись спиной на грудь Джозефу. Большая рука надежно прижимала меня поперек живота. Щеки почему-то покраснели. У меня.

  – А как приличные люди, в карете, мы не могли поехать? – недовольно спросила я. Джозеф хмыкнул мне в ухо и положил подбородок на плечо. Борода щекотно прошлась по моей щеке, дыхание – по уху. Я втянула голову в плечи и покраснела еще больше.

  – Мы и так как приличные едем, – решил он. – Не ворчи.

  Я подавила в себе возмущение и заткнулась.

  ***

  Эти чертовы длинные ноги в совершенно неприличных черных узких брючках постоянно притягивали его взгляд. Слава богу, Спайра сидела в седле спокойно, не крутилась, иначе бы вышел полный парафин. От нее славно пахло – чистой одеждой и чем-то цветочным, едва уловимым. Он постоянно пытался как раз таки, уловить этот запах, даже нос сунул ей в волосы. Волосы тоже пахли, очень слабо. Он жадно внюхивался, втягивал носом воздух возле ее шеи, уха.

  – Ты чего так страшно сопишь? – испуганно пискнула Спайра и уставилась ему в лицо своими невозможными глазами. Тонкие пальчики цепко держали его за ладонь, острая коленка упиралась ему в бедро.

  – Ты пахнешь какими-то цветами, а я не могу понять, какими именно.

  – Ничем таким я не пахну, – недовольно объявила она. – Какими еще цветами!

  – Цветами, я же чувствую!

  – Тебе мерещится. Степь цветет, а тебе кажется, что от меня!

  Джозеф перевел взгляд на унылый желтый простор до горизонта, и согласился, что степи самое время цвести, да. За что тут же поплатился – шишкастый кулачок ощутимо ткнул его в ногу. Он удивленно потер место и сильнее прижал ее к себе. Она пискнула, а он снова с удовольствием стал внюхиваться.

  Управляющий банком тут же уставился на ее ноги, а Джозеф снова разозлился. Мало того, что он дурак дураком сейчас будет выглядеть, так еще этот засранец малолетний пялится на его жену! Спайра поправила манжеты, перчатки, пробежала пальцами по поясу, и села, не дожидаясь приглашения. Еще и ногу на ногу закинула.

  – Генри Уиллис, если ты сию же секунду не перестанешь таращиться на мою жену, я тебя пристрелю, – пообещал он зловеще. Спайра фыркнула и сложила руки на коленях. Генри покраснел, как рак и поспешно сел на свое место.

  – Извини, Джозеф, я первый раз вижу леди в брюках.

  – Если не возражаете, я в них и станусь, – сказала вежливая Спайра. Генри поразил их воображение и покраснел еще больше – видимо, у него было все в порядке с воображением тоже.

  – Я слушаю вас, господа, – важно сказал Генри. Спайра оглянулась на Джозефа и сделала жест пальцами – мол, притащил меня сюда, сам и отдувайся. Джозеф тяжело опустился на стул и принялся излагать дело.

  Из банка они вышли через два часа. Спайра была безмятежна и аккуратно поправляла перчатки. Перчатки, кстати, были красивые – черная кожа, кружевные вставки, закрывали только ладони, пальцы оставляя голыми. Джозеф покосился на них и рывком посадил жену в седло. Он был зол. Представление, которым они в очередной раз побаловали окружающих, было занимательным и скромным. 'Муж-самодур и смирившаяся жена', – вот как оно называлось. Плюс ко всему, ему еще пришлось тащиться к Законникам, заново излагать свои мысли, тащить Законника в банк. Спайра к Законникам не пошла, мотивируя это тем, что ей не хочется смущать людей своим видом. Джозеф ехал к Законникам и представлял, как Генри сейчас юлит и кружит вокруг Спайры, и наливался злостью по самые уши.

   Наконец, процедура была закончена, Спайра получила доверенность, ловким движением убрала ее за корсаж и поднялась. Законник отбыл, Генри попытался было предложить чаю, кофе и еще какие-то услуги, но осекся под взглядом Джозефа.

  – Ты доволен? – какое-то время они ехали молча, но надолго ее не хватило.

  – Доволен. – Буркнул он и снова повел носом. Этот цветочный аромат, черт бы его побрал совсем! Все умные мысли выветрились из головы и он снова принялся ее обнюхивать. На этот раз она ничего не сказал – просто прикрыла глаза и откинула голову ему на плечо. Он вздохнул, маясь непонятно от чего и потерся подбородком об гладкую бледную щеку.

  ***

  На следующее утро Джозеф объявил нам с дедом, что у него есть заказчик, и он через два дня отбывает в Сковородку. Дед дернул плечом, а я растерялась, не зная, как реагировать. С одной стороны, уезжает, и ладно. Мне спокойнее, дергать никто не будет, от работы отвлекать. А работы у меня непочатый край, между прочим! С другой стороны, я уже к нему привыкла как-то. Скучать, конечно, не буду, но....

  – Если ты не против, я бы хотела посмотреть твое снаряжение, – мирно сказала я. Джозеф подозрительно на меня глянул, но повода отказать, видимо, не нашел.

  – Ну, позавтракаем, да посмотришь.

  Дед молча шуршал у плиты, не вступая с нами в разговор. Я временами поглядывала на его ссутуленную спину и почему-то радовалась, что останусь не одна в этом доме. Странно, обычно одиночество меня никак не волновало.

  – Ты надолго?

  – Этот тип хочет посмотреть Храм Трех богов, – Джозеф принялся за кофе. – Если все будет путем, то мы доберемся туда за три недели. Ну, четыре. Плюс обратно столько же.

  – Понятно, – прикинула я, сколько у меня времени. – А что это за Храм? Никогда не слышала.

  – Храм как Храм, – пожал плечами Джозеф. – После Ералаша в Пустыне много всяких непонятных штук появилось.

  – Ты так говоришь, будто застал его, – ехидно вступил дед. Джозеф закатил глаза.

  – Дед, а ты же застал, – больше утвердительно, чем вопросительно сказала я. Дед погладил усы и кивнул.

  – Застал. Мне десять лет тогда было.

  – Я пошел, – сообщил Джозеф и поднялся. – А вы общайтесь.

  – Иди-иди, – проворчал дед.

  – Как это было? – осторожно спросила я. Мало ли, вдруг ему не хочется разговаривать на эту тему, а я со своим любопытством....

  – Страшно, – усмехнулся дед. – Враки это все, что небо было не видно, что темно было, или наоборот, молнии там всякие. Враки, не было такого ничего. Белый день, а от того еще страшнее.

  Я подумала, и согласилась. Когда страшное происходит днем – страшнее. Жутче как-то.

  – Вот представь, сидишь ты себе на крылечке, смотришь, как куры по двору ходят. А вдруг, раз – и нет ничего.

  – Как... нет? – не поняла я.

  – Да вот так. Как будто кто-то рисунок с песка стер. Вот, вроде только был и двор, и куры, и маманя белье развешивала. И нет ничего – ни двора, ни кур, ни мамани, ни неба, ни земли. Как будто в сплошную белую простынь все провалилось. А потом простынь рвется, и обратно тебе и куры и двор и маманя и небо с землей. Только у курицы вместо глаз пуговицы, дерево из стены растет, у мамани на головы не волосы, а перья, а простынь в стенке тазика и не вытащить ее никак – внутри жести она.

  – Кошмар какой, – пробормотала я, не рада уже сама, что начала этот разговор.

  – Кошмар. Папаша потом долго ждал, что маманя будет яйца откладывать. Так и не дождался, – хрипло засмеялся он.

  – А мама....

  – Заикалась долго, а потом – ничего, отошла. Из дома только больше не выходила никогда. – Дед допил свой адский кофе и налил заново кружку.

  Я сидела и не знала, куда девать глаза, по спине гуляли мурашки. Я все пыталась представить десятилетнего мальчишку, на глазах которого мать пропала, а потом появилась снова. Сморгнув слезы, я виновато отвела взгляд. Дед усмехнулся и потрепал меня по руке.

  – Все слишком перепуталось. Не только у нас! Везде перепуталось. Что там умники говорили, почему этот Ералаш случился?

  – Из-за неконтролируемого потока Силы вокруг земли. И из-за того, что некому было эту Силу использовать.

  – Во-во. Отродясь у нас колдунов не было, про что и речь. А потом – как грибы после дождя полезли! – восхитился дед. – Про звезды еще что-то было, я уж не помню.

  – Парад планет был, – откашлялась я. Меня немного отпустило. – Ткани миров сошлись, произошло... ну, как будто короткое замыкание.

  – Тряхануло будь здоров, – согласился дед. – Ох, и кавардак был, когда все стряслось! Одно слово – Ералаш. Крылатые когда первые появились, у нас их чуть хором не перебили, паника такая была – ты бы видела, – дед засмеялся хриплым смехом. – Только я тебе знаешь, что скажу?

  – Что?

  – Человек такая скотина, которая ко всему приспосабливается. Вот мы ко всему и приспособились. И отлично устроились, я так скажу!

  – Это точно, – от дверей сказал Джозеф. Сколько он там стоял – не знаю. – Дед, я, кажется, упряжку сломал.

  – Упряжку, – медленно повторил дед. Джозеф кивнул. – Упряжку, говоришь.

  Я с облегчением вздохнула. Джозеф специально отводил деда, отвлекал, уводил разговор в сторону. Успешно, к слову сказать – они уже во дворе ругались. Я потерла лоб, потом прижала ладони к горящим щекам. Дура. Не зря дядя никогда не хотел разговаривать со мной на эту тему. Впрочем, он никогда особо со мной не разговаривал – на любую тему.

  ***

  Он с тоской посмотрел на точеную попку, обтянутую черной тканью, и тяжело вздохнул. Спайра увлеченно копалась в нижнем отделении шкафа, недовольно бурча что-то себе под нос. Недовольна она была им, разумеется. Им, его очками, респиратором, плащом, ботинками, палаткой – словом, всем, что он обычно брал с собой в Сковородку.

  – Давай сюда очки, – решительно велела она, тряся перед носом каким-то куском кожи. Он еще раз вздохнул и отдал очки. – Сядь вон туда, не смотри под руку, – снова велела она. Джозеф начал злиться, но тем не менее, сел, куда она показала, скрестил вытянутые ноги, руки сложил на груди и стал смотреть на нее.

  – Вон в той коробке лежит вощеный шнур, возьми кусок и сделай себе нормальную шнуровку на ботинках, – проворчала она, не отрываясь от процесса.

  – Спайра, мне тридцать пять лет, а не пятнадцать, – раздраженно сказал он, но шнур, тем не менее, вытащил и даже отмерил.

  – Это здорово. Ты меня старше на восемь лет, – хмыкнула она.

  – Отлично, – согласился он, ковыряясь с ботинками. Ботинки были заслуженные – удобные, внутри мягкие, снаружи прочные – никакая змея и змеенос не прокусят. Шнурки, правда, потерлись. Но это же не повод тыкать его носом, как маленького!

  – Господи, что ты со стеклами сделал, – вздохнула она, поднимая упомянутые стеклышки на свет.

  – Ты зачем их вытащила, – возмутился он, мигов забыв про шнур и ботинки.

  – Затем, что надо твои очки привести в порядок! Или ты хочешь ослепнуть?

  – Не хочу, но разбирать-то их зачем было? Вполне можно было стекла и так протереть! – завелся он. Спайра презрительно хмыкнула.

  – По ним видно, что ты их именно 'просто протираешь'. Очевидно, полой плаща. Когда видимость становится совсем нулевой и идешь ты по приборам!

  – Какая, к черту, видимость!

  – Нулевая, – хладнокровно отозвалась она и опустила на лицо свои очки. – Не подходи сейчас, я с реактивами работаю.

  – Не собирался даже, – буркнул он и вернулся к шнуркам. На столе что-то шипело, воняло, скрипело и бренчало. Закончили они одновременно – он заново зашнуровал ботинки и полюбовался на свои ноги. Спайра стащила с лица очки, свесив их на грудь и подняла со стола что-то переливающееся и красивое.

  – Иди, примерим. Кажется, я с ремешком не угадала. – Она смешно дернула носом. Джозеф с подозрением уставился на совершенно новые очки в руках Спайры.

  – Что это?

  – Твои очки, которые я привела в божеский вид. Теперь я не боюсь, что ты ослепнешь и мне всю жизнь придется водить тебя на поводке, – ворча, Спайра водрузила ему на нос очки, дотянулась до затылка, стала закреплять ремешок. Джозеф прислушивался к ощущениям. Края плотно прилегали к лицу, как будто закупоривая глазницы. Нигде не жало, не терло, не мешало, видимость была замечательная, хоть и затемненная, но так и полагалось – среди бела дня в пустыне без таких очков и правда делать нечего. Если, конечно, не хочешь, чтобы жена тебя всю жизнь водила на поводке.

  – Здорово, – искренне сказал он. – Спасибо тебе, – он стащил очки, тоже повесив их на грудь. Подумал и дотронулся губами до ее губ, которые были совсем рядом. Губы были сухими и теплыми, удивленно дрогнули. Глаза тоже удивленно распахнулись, и тогда он рассердился – на себя, на нее, на всех подряд. Положил руки на талию, потянул на себя. Она неуверенно положила ладошки ему на плечи. И почему ему казалось, что она холодная – теперь эти ладошки казались ему огненными, прожигающими ткань рубашки. Наверное, и на теле следы останутся....

  – У тебя талия как у куколки, – сказал он, просто, лишь бы что-то сказать, не молчать. Она чуть улыбнулась и посмотрела вниз. Он тоже посмотрел. Его ладони казались еще больше. Он свел большие пальцы вместе. Между средними осталось пару сантиметров, не больше.

  – Это у тебя руки большие, – кашлянув, ответила она. От громкого стука они вздрогнули оба. Она хотела отойти, но он напряг руки, и она осталась стоять рядом.

  – Что это такое?

  – Дед. Костылем в потолок стучит, – пояснил Джозеф и нехотя убрал руки. Она тут же отошла к двери к лестнице, свесилась через перила и вопросила:

  – Дед?

  – Обедать идите! – откликнулся дед, что-то роняя на кухне.

  – Пошли обедать, – обернулась она к нему и первая стала спускаться. Он плелся сзади, рассматривал узкую спину в белой блузке и мрачно вспоминал, какая она на ощупь. По всему выходило – то ли бархатная, то ли шелковая, то ли еще какая. Но хотелось проверить и уточнить. Усмехнувшись собственным мыслям, он только головой покачал.

  – После обеда разберемся с твоим оружием.

  – Вот к моему оружию ты близко не подойдешь, – тут же вспылил он. Спайра смерила его удивленным взглядом из-за плеча, фыркнула и поинтересовалась:

  – Почему? – дед уже сидел за столом, прислушиваясь к их светской беседе.

  – Потому что ты тут же все раскритикуешь, будешь язвить, ворчать, все разберешь, начнешь чинить или еще что-нибудь придумаешь! – на одном дыхании выпалил он и перевел дух. Спайра с дедом посматривали на него с совершенно одинаковыми выражениями лиц – снисходительного интереса.

  – Спелись, – простонал он и упал на стул. – Не дам, понятно?

  – Понятно. Можно, я тебе тогда дам то, что считаю нужным? Пользоваться, или нет – сам решишь.

  – И тогда ты от меня отстанешь? – быстро уточнил он. Дед отчетливо хмыкнул.

  – На какое-то время, – согласилась Спайра. Потом улыбнулась и решила пояснить, – я к тебе уже привыкла. Мы с тобой подружились, можно сказать. И мне не хотелось бы... чтобы с тобой что-то случилось, дорогой друг.

  Он молча наворачивал жаркое, но при ее словах кусок встал поперек горла. Какая, к черту, дружба?! Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной, это все знают! Потом он скис окончательно. То есть, она в нем видит не мужчину, а... друга. Бесполое существо, с которым хорошо болтать и которого можно не стесняться. Прекрасно.

  Он отодвинул от себя тарелку. Аппетит пропал начисто. Даже мысль о том, что она за него беспокоится – больше не грела.

  Слава богу, ему завтра в Сковородку.

  ***

  Мы с дедом стояли на крылечке и смотрели, как Джозеф выходит за ворота. Я хмурилась – все мне казалось, что он что-то забыл, не взял. В последний момент, пока он не видел, я сунула ему в рюкзак маленький клубок бытового заклинания. Наспех нацарапанная на бумажке инструкция прилагалась. Чистая вода в неограниченном количестве в пустыне точно лишней не будет.

  Я перевела взгляд на деда и вздохнула.

  – Дед, пошли чай пить, – бодро сказала я, беря его под руку. Дед кивнул и тяжело оперся на костыль. – Может, все-таки, кухарку наймем? – робко заикнулась я, и дед тут же взбеленился:

  – Через мой труп! Еще чужой тетки тут не хватало! Начнет ворчать, лезть вовсе щели, учить меня вздумает! Думать забудь даже, Спайра!

  Слава богу, выражение лица у него теперь было воинственное, усы встали щеткой, и костыль стучал куда бодрее. Я виновато кивала и радовалась молча.

  Когда Джозеф уходил, не оборачиваясь, бодро насвистывая что-то под нос, я поняла одну вещь. Каждый раз, когда он уходит – дед с ним прощается. Как будто навсегда. Потому что не знает – вернется внук или нет. Горло у меня опять сдавило, и я мрачно отхлебнула из кружки. Дед возился с чайником.

  – Дед, ты как к прогрессу относишься?

  – Никак, – фыркнул он. – Я здесь, прогресс там где-то, мы друг к другу никак не относимся!

  – Здорово, – ухмыльнулась я. Дед с подозрением на меня уставился.

  – Это ты чего задумала, а?

  – Прогресс привнести, – созналась я, улыбаясь. – Ты как?

  – Прогресс, говоришь, – прищурился дед, вытягивая больную ногу под стол. – А и неси его.

  – Сейчас приду, – я быстро смоталась к себе, взяла карандаш с бумагой.

  – Это чего? Письма будем писать?– любопытный дед заглядывал мне в руки и кажется, совсем не грустил.

  – Нееет, – протянула я, расчищая себе место. – План дома рисовать будем! Ты-то всяко лучше знаешь дом!

  – Понятное дело, раз я его строил, – фыркнул дед, садясь рядом. – Давай, с флюгера начинай.

  – Дед, а пустырь за домом чей? – поинтересовалась я, накидывая план дома.

  – Ничейный, – дед пожал плечами. – Там же безродная земля.

  – Это хорошо, – задумалась я. Потом пририсовала к заднему двору еще пустырь, там обозначила некое строение.

  – А такого нет там, – решительно заявил дед.

  – Нет, так будет, – хмыкнула я.

  – И что будет?

  – Маленькая-маленькая, совсем крошечная электростанция, – скромно сказала я. Дед поперхнулся кофе и уставился на меня.

  – Ну, ты даешь, – восхищенно протянул он. – А еще чего будет?

  – Водопровод, – мечтательно протянула я. – Первым делом.

  – Пока до нас трубы дойдут, ты состаришься, – фыркнул дед, с интересом смотря, как я быстро чиркаю на обороте бумаги цифры. – Это чего?

  – Это расчеты. – Пробормотала я, с головой уходя в цифры. Периодически я вскакивала и бежала замерять ту или иную комнату. Потом сбегала посмотреть на пустырь. Пустырь был большой. Я жевала старый мундштук и думала.

  – Тока не говори мне, что ты еще и куришь, – возмутился дед, вставая рядом со мной во дворе.

  – Нет, не курю, – я продолжила жевать. – Бросила года три назад.

  – Спайра!

  – Дед, честно, бросила, – встрепенулась я. Дед сердито на меня смотрел. – Просто, когда грызу мундштук – лучше думается. Дед, поехали к шерифу, а?

  – На кой ляд тебе этот прохиндей? – прищурился дед.

  – Джозеф его так же называет, – улыбнулась я.

  – Не переводи стрелки, – сердито велел дед. – Так, зачем тебе шериф?

  – Пустырь будем покупать.

  – Так он ничей, кому он нужен?

  – Это он сейчас не нужен. А как только там встанет подстанция и все остальное – сразу всем понадобится,– хмыкнула я. Дед усмехнулся и кивнул.

  – Только с шерифом я буду разговаривать,– дед потер руки в предвкушении. Я тоже потерла – мысленно.

  Поездка много времени не заняла, и через час мы уже вернулись домой. Дед довольно посмеивался:

  – Этот дуралей решил, что я совсем тронулся.

  – У вас талант валять дурака. – Хмыкнула я. – И у Джозефа тоже.