Текст книги "Муж на час (СИ)"
Автор книги: Лера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– Мальчики, идите обедать, – звонко оповестила с кухни Зоя. – У нас все готово.
– Ну слава богу, – обрадовался ее муж, поднимаясь с корточек. – Я уж думал, вы нас голодом заморите! Захар, пошли!
– Иди, я сейчас, – самому себе давно придуманные правила запрещали подобные выкрутасы. Впрочем, как и принятие помощи от хозяев.
– Никаких сейчас, а сию минуту, – звонко возмутилась Зоя. – Или вам нужно отдельное приглашение с герольдом, фанфарами и ковровой дорожкой?
– Военный оркестр, пожалуй, подойдет, – согласился он, не поднимая головы. В кухне пискнули, следом раздался звук поцелуя, и Захар усмехнулся. Молодожены, они все такие.
– Захар, – неожиданно раздалось совсем близко, и он резко вскинул голову. Нина стояла рядом, опираясь спиной о стену и зябко передергивая плечами. – Не заставляйте меня вас уговаривать.
И тут она улыбнулась по-настоящему. Ему одному. Не вежливой равнодушной улыбкой, а очень женской, ужасно милой, невыносимо красивой.
– Не буду, – голос неожиданно сел, и он кашлянул. – Руки помою, и приду.
На кухне царил совершенно правильный натюрморт – борщ, тарелки, горчица, хрен, плошка со сметаной, черный хлеб, чеснок, какие-то свернутые трубочки, и все это благоухало, пахло, манило совершенно невообразимо. Желудок жалобно скукожился, и Захар поскорее сел, махнув рукой на свои правила. Похоже, в этом доме все малость с прибабахом, так что…
* * *
Как интересно устроены мы, люди. Я всегда тяжело привыкала к квартирам. Мы с мамой трижды переезжали, и все три раза я очень тяжело это переживала. Потом я стала учиться, жила сначала в общаге, потом на съемной квартире, потом сняла комнату, потом мы с Костей поженились и стали жить на съемной квартире, потом год жили у его родителей. Словом, цыганский табор. Мама как-то обмолвилась, что где-то в прабабках у меня была цыганка, но эта информация подтверждения не получила. Так вот, каждый мой переезд давался мне с огромным моральным трудом, я вздыхала, маялась, плохо спала, прислушивалась к шорохам по углам, не могла заснуть без света… И это притом, что вокруг меня всегда были люди. Подруги, одногруппницы, мама, свекровь, муж. А теперь живу одна, и никаких тебе трепетных переживаний. Переросла, что ли? И квартира-то далека от предела моих мечтаний – первый этаж в четырехэтажном доме сталинского дома (считай, дом строили в 1965-м, елки-палки, меня тогда еще и в проекте не было), окна во двор, и двор унылый – скрипучие качели, ржавая горка, чахлые деревца. А чувствую себя на своем месте, никаких переживаний по поводу и без. Здорово.
Я вздохнула и вытащила себя из ванны. Что может быть лучше горячей ванны после долгого серого дня? Что-нибудь вкусненькое перед телевизором. Телика у меня нет, а потому вполне его заменит какой-нибудь приятный фильм на компе. Милое дело. Например, формулу любви можно пересмотреть… Уно, уно, уно, уно моменто… Прелестно. Я, похрюкивая от удовольствия, устроила тарелку с овощами и мясом на тумбочку, развернула плед, и почти устроила свой зад в свежеобустроенном кубле, как зазвонила сотка. Крякнув от досады, я подняла трубку.
– Да? – отрывисто сказала я.
– Привет, – на том конце провода Машка что-то жевала.
– И тебе привет, – с облегчением ответила я, двигая тарелку ближе к себе. – Ничего, если я пожую?
– Жуй, жуй, – согласилась Машка. – Как дела?
– Все ничего, – подумав и прожевав кусок, ответила я. – А у тебя?
– И у меня, – поведала Машка. – Что тебе подарить на новоселье?
– На новоселье? – поразилась я, и сразу же спохватилась. Точно. Новоселье.
– Даже если ты не собралась его отмечать и звать гостей, это совершенно не значит, что я не могу заявиться к тебе в гости с Вадиком, подарить подарок и внести в твое новое жилище капельку обжитости.
– А Вадик привнесет художественную роспись на стенах, – подхватила я, с удовольствием вспоминая Машкино собственное новоселье.
– Это мы запросто, – согласилась подруга. – Так что?
– У тебя в зале на подоконнике какое-то чудное растение растет, – задумчиво начала я. – Оно как, сильно привередливое?
– В зале? – судя по шуму, подруга как раз шла в зал. – А, плющ. Нет, он не очень капризный.
– Вот такое хочу, – определилась я.
– Нинка, ты рискуешь, – засмеялась Машка.
– Чем, интересно? – хмыкнула я.
– Ты знаешь, как еще плющ называют?
– Как?
– Мужегон! – победно возвестила Машка. – Как только в доме появился этот горшок, так мы с Вовкой и разбежались, как в море корабли.
– Да ну, глупости, – махнула я рукой, едва не пролив чай. – Маш, ну не говори мне, что ты веришь в такие… глупости!
– Это просто народное название, – не стала нагнетать Машка. – Хочешь плющ, будет тебе плющ, договорились.
– Тогда считай, как ты работаешь в эту пятницу, – предложила я.
– Работа, – вздохнула Машка. – На сутки.
– В субботу вечером?
– Не, я еще невменяемая буду.
– В следующую пятницу?
– Да, – после некоторого раздумья сказала Маша. – В следующую пятницу – да.
– Вот и хорошо. Тогда я вас с Вадькой жду к…
– Семи, – подсказала подруга. – Как раз я его заберу от родителей, и доеду до тебя.
– Славно. Договорились.
– А кто еще будет?
– Зоя с Толиком, может, Егор с Юлей.
– Слушай, а она так и работает в Олимпии? – заинтересовалась Машка.
– Бог с тобой, золотая рыбка, она в декрете, – засмеялась я. – Ей рожать через пару недель, какие тут банкеты! А что?
– Да у нас сотрудница дочку замуж отдает, вот и поинтересовалась…
– А…
– Слушай, Нин, а ты завтра вечером чего делаешь? – неожиданно спросила Машка.
– Да ничего, вроде, – я пожала плечами. – А что ты хотела? С Вадькой посидеть надо?
– Не, пошли гулять?
– Гулять? – опешила я.
– Ну да, – независимо подтвердила подруга. – Пошарахаемся по городу, зайдем куда-нибудь пиццу поедим, да по домам. Как тебе?
– Неожиданно, – созналась я. – Но заманчиво.
– Мы сто лет нигде не были, – с воодушевлением продолжила подруга. – А так хоть проветримся!
– Вадьку застудить не боишься?
– Не боюсь, – категорично ответила Машка. – Он мне третий день ноет, что к тебе хочет.
– Ой, да ладно, – польщено засмеялась я. Симпатия Машкиного сына мне льстила.
– Во сколько? – по-деловому спросила подруга.
– В шесть? – предложила я. – У меня в четыре последний клиент, в салон завтра не надо.
– Заметано. И одевайся тепло, я не дам тебе полчаса побродить и засесть в пиццерии.
– Ладно, ладно, мать командирша, – проворчала я.
– Где встречаемся?
– На памятнике, – быстро прикинула я удаленность этого места от Машкиного дома и моего последнего адреса.
– Целую в пятку, – воодушевленно сказала Машка. – До завтра.
– Чао, – я положила нагретую от разговора трубку и глянула на часы. В принципе, учитывая завтрашний ранний подъем, ложиться надо уже сейчас. Что я и сделала.
* * *
Я потихоньку поглядывала на часы и начинала выплясывать лезгинку возле памятника Неизвестному солдату. Машка опаздывала минут на десять, а я пришла минут на пять раньше, так что подмерзла я уже изрядно. Выудив из кармана телефон, я принялась набирать Машкин номер, как возле откуда-то сверху раздался негромкий голос:
– Здравствуйте, Нина.
– Вечер добрый, – растерялась я, задирая голову. – Ох, Андрей Робертович, я вас и не…
– Не узнали? – так же тихо рассмеялся мужчина.
– Не ожидала вас встретить. – Смутилась я. В его присутствии я всегда смущалась.
– Взаимно, Нина. Какими судьбами, ждете кого-то?
– Да, подруга запаздывает, – кивнула я. Отчего-то стало резко теплее, и я взбодрилась. – А вы тут как?
– Решил прогуляться, – он пожал плечами и я тут же воровато отвела взгляд. Неприлично, когда тебе так нравится… крестный папа твоего пациента, фактически, работодатель. – С работы вышел, смотрю, первый снег пошел, ну и…
– Решили прогуляться, – закончила я, улыбаясь.
– Точно, – он тоже улыбался, не отводя внимательного взгляда светлых глаз. – Нина, у вас номер не изменился?
– Нет, – снова растерялась я. – А что?
– Настя снова говорила, им вроде как опять массаж назначили, – пояснил он, выуживая из кармана навороченный телефон. – Так что, вполне вероятно, что мы с вами снова будем кататься.
– Гхм, – кашлянула я не слишком уверенно. Как вспомню, как мы с Костиком ругались именно из-за этого…
– Что-то не так? – тут же спросил Андрей.
– Нет, все в порядке, – сверкнула я дежурной улыбкой. – С чего вы взяли?
– Нина, – строго сказал он. – Если мне не изменяет память, в прошлый раз вам муж устроил сцену ревности…
– Мне тоже вспомнилось, – с нервным смешком кивнула я. А какой нормальный муж, скажите на милость, не будет нервничать, если его жена катается час в день с посторонним мужиком?!
– Если это проблема, я мог бы поговорить с ним, и заверить в абсолютной невинности наших поездок, – спокойно продолжил Андрей.
– Нет необходимости, Андрей Робертович, – деревянно мотнула я головой. – Не кем объясняться.
– Неожиданно. – Помолчав, ответил Андрей. – Я правильно понял, что вы развелись?
– Совершенно верно, – я сверкнула очередной стеклянной улыбкой.
– Очень неожиданно, – повторил он, и я с накатившим раздражением спросила:
– Да что неожиданного-то?
– Он идиот. Вы не из тех женщин, которых бросают. И от которых уходят просто так. – Ответ меня сразил наповал, и во рту махом пересохло от злости и неловкости.
– Андрей Робертович, – медленно и тяжело начала я. – Во-первых, наше с вами шапочное знакомство не дает вам полного представления о моей личности. Во-вторых, не зная ситуации, вам не стоит составлять какое-то определенное мнение, которое может оказаться ошибочным…
– Нина, Нина, – покачал он головой, и засунул руки в карманы. – Ну, о чем вы говорите! Я не двадцатипятилетний мальчик, который может составлять мнение на основе кукольной внешности и тому подобной чепухи! Не буду вас потчевать линялыми истинами о том, что вы встретите еще своего мужчину, свое счастье, и так далее, но поверьте, уж я-то понимаю, что вы можете осчастливить любого мужчину.
– Андрей Робертович, – мне неожиданно стало смешно. – Вот вы сейчас договоритесь, и я вас так осчастливлю! Век помнить будете!
Он сочно расхохотался, закинув голову назад, и я невольно засмотрелась. Есть на что. От полного конфуза меня спас Вадик:
– С первым снегом! – с таким вот боевым кличем ребенок совершил классический прыжок мартышки на дерево. Я успела подхватить щуплое дитячье тельце и слегка подкинула кверху.
– И тебя! – получив причитающийся мне поцелуй, я отпустила ребенка на землю.
– Здравствуйте, – поздоровалась Машка с Андреем. – Привет, счастье мое, – приветствий хватило и на мою долю.
– Здравствуйте, и всего доброго, – весело ответил Андрей, делая шаг назад, и только сейчас я поняла, как близко ко мне он стоял – практически, вплотную. То-то мне тепло было так, еще немного, и мы б слились в объятиях, чего доброго. – Нина, рад был вас увидеть.
– Взаимно, – проблеяла я, провожая взглядом его широкую спину.
– Тааак, – обвиняющее протянула Машка, цепляя меня под локоть одной рукой, во вторую руку ловя Вадьку. – Я, значит, тут переживаю, как бы Нинок в монастырь не ушла, планы строю, мужиков всех знакомых на вшивость вспоминаю, а она тут с красавцем-мужчиной стоит, улыбается!
– Маша, – простонала я, прижимая ладонь к горящим щекам.
– Что, Маша, что, Маша, – не меняя тона продолжила подруга. – Колись, давай!
– Помнишь, я тебе рассказывала, что мы с Костей ругались из-за того, что меня один мужик в пригород к девчонке возит?
– Ну?
– Вот то самый мужик и есть, – созналась я.
– Во как, – задумчиво хмыкнула Машка. – Есть из-за чего волноваться.
– Точно, – согласилась я. – А самое смешное, знаешь, что? Он мне сцены ревности закатывал, а сам уже вовсю с этой Эльвирой крутил.
– Сука. – Коротко охарактеризовала подруга.
– Кто именно? – уточнила я.
– Оба двое. И Костик, и эта… цыганка Сэра!
– Она цыганка? – поразилась я.
– А я откуда знаю, – поразилась Машка. – У меня просто такой странный ассоциативный ряд! Это ладно, хрен с ними…
– Маш, – перебила я ее.
– М?
– Он мне жутко нравится, – почти шепотом признала очевидное я.
– Слава тебе, Господи, – подняв лицо к небу, с чувством заявила Машка. – Слава!
– Маша, – дернула я ее за локоть. – Прекрати!
– Нин, – Машка глянула на меня неожиданно серьезно. – Ты знаешь, у меня после развода еще два года на мужиков не стояло. И до сих пор как-то не очень… Так что, то, что тебе хотя бы просто кто-то понравился, это уже очень хорошо.
– По-моему, это странно, – без особой уверенности сказала я. Машка повела плечом презрительно. – Как-то я же должна…
– Мудака этого любить?! – взвилась Машка ракетой.
– Маша, Маша, спокойнее, – забормотала я. – Щас твой сына от тебя же нахватается слов…
– Я их и так знаю, – меланхолично ответил ребенок, а я охнула, потому что пребывала в полной уверенности, что ребенок целиком поглощен машинкой на веревочке.
– Вот, видишь! – обвиняющее зашипела я. – Мы сейчас с тобой тут наговоримся, а Вадька потом…
– Вадька чужих секретов не разбалтывает. – Отрезала любящая мать. – Ладно, давай уже развлекаться!
– Давай, – согласились мы с Вадькой. – А как?
– А как-нибудь, – пожала плечами Машка. – Вон, дойдем до пиццерии, да посидим там…
– А кто мне угрожал, что будет таскать по городу до посинения? – ехидно подколола я. – Не ты ли?
– Я тогда была сытая и отдохнувшая, – покаялась подруга. – А сейчас я с работы и не жрамши, и осознала всю глубину своих заблуждений.
– То-то же, – довольно проворчала я. – А то грозилась тут… Гулять давай! Снег первый в этом году!
– Ну Нин, – жалобно проныла Машка, – давай вон до следующей догуляем, и все, а? И Вадька, по-моему, скоро мерзнуть будет!
Я радостно зафыркала.
– Вадь, тебе холодно?
– Мне не холодно, но я хочу коктейль! И пиццу!
– Эх, вы, – ласково протянула я, притягивая их обоих к себе. – Ладно уж, пошли!
* * *
В пиццерии оказалось тепло, просторно, и пахло замечательно, и Машка с Вадькой тут же оживились, закрылись папкой меню и тут же заспорили. Спор был о том, можно ли Вадьке колу, или нельзя. Вадька напирал на то, что он уже большой и ему много чего можно и даже нужно, а любящая мать сообщала, что раз уж он такой взрослый, то и пусть для начала начнет спать в отдельной комнате на отдельной от матери кровати.
– Ужас просто, – Машка вытерла лоб и стянула шарф с шеи. – Мы укладываемся, как нормальные люди, поем колыбельную, почти засыпаем, а потом нам хочется обниматься.
– И вы обнимаетесь, – предположила я, зная Машку. Подруга энергично покивала.
– В итоге, засыпаем в обнимку.
– Я, конечно, не знаток, – я повела носом и стала выглядывать нашу официантку, – но, по – моему, это как раз и нормально. Засыпать в обнимку.
– По – моему, тоже, – Машка сопнула носом и повесила куртки на спинку стула. – Но нам тесно.
Я зафыркала и тоже пристроила свое пальто на стул.
– Нина, ты бы халат сняла, – хмыкнув, предложила Машка. – А то, что о нас люди подумают!
– Тьфу ты, – я стала сдирать с себя халат. – Забыла напрочь!
– Девушка, а вы врач, да? – с соседнего столика ко мне обращался подвыпивший мужичок.
– Я? Я врач, да, – не стала спорить я. – Только вам ко мне рано еще, мужчина!
– Чегой-то? – не сразу въехал мужичок.
– Я патологоанатом, – мило улыбнулась я, под Машкино хихиканье. Мужской интерес ко мне увял, не успев трансформироваться в головную боль, и Машка, финально хрюкнув, спросила:
– Морочим людям голову, да?
– А ты прикинь, что бы началось, если бы я ему честно ответила, что я массажист, – предложила я, слегка раздражаясь.
– Ну да, – согласилась подруга. – В следующий раз говори, что ты проктолог. Тоже интересно сразу отпадет.
– Не факт, – усмехнулась я. – А вдруг у человека проблема по профилю?
– Риск есть, – признала Машка, оживляясь. Оживление относилось к пицце, замаячившей на горизонте. Некоторое время мы сосредоточенно ее уничтожали, а Машка учила Вадьку вести себя в общественном месте. Ребенок из вредности шумел и порывался побегать по залу, Машка эти попытки безжалостно пресекала, я за всем этим наблюдала и тихо маялась от нехороших предчувствий.
– Ты чего скуксилась? – неожиданно спросила зоркая подруга. Я поморщилась и покрутила в воздухе ладонью. – А словами?
– Маетно мне, – вздохнула я.
– По поводу, или как? – тут же стала уточнять Машка.
– Да как тебе сказать, – затосковала я еще больше.
– Словами, – рыкнула подруга, а я сморщилась еще сильнее. Сформулировать мои смутные и неясные предчувствия было делом нелегким.
– Вадьку побереги, – выдавила я неохотно, а с Машки мигом слетела вся бравада.
– У тебя опять эти… Видения, дежа вю, или как оно там?
– Нет у меня видений, что я, баба Ванга, что ли? – проворчала я, отпивая сока. Меня немного попустило, и я подняла взгляд на подругу. Машка отдала на растерзание ребенку свой телефон, и теперь беспокойно меня рассматривала.
– На бабу Вангу не тянешь, – согласилась она. – А чувствуешь себя как?
– Нормально, – удивилась я. – А что?
– Передачу смотрела я недавно, – Машка помигала мне бровями. – Там в аккурат про людей икс говорили. Что их поначалу, когда дар только проявляется, коматозит со страшной силой. С непривычки.
– А про детей индиго там ничего не рассказывали? – кисло спросила я. – Какой дар, нафиг?!
– Индиго это цвет такой, при чем тут дети, – пробормотала подруга.
– Ну, как же, – язвительно продолжила я. – Ребенок-индиго – только что письку в рюмку совал, а тут же Солженицына читает!
Машка фыркнула в кружку с чаем и укоризненно на меня посмотрела.
– Нина!
– А что, – продолжила резвиться я, – ты вон рен-тв смотришь, а я Камеди. И там и там достоверность информации примерно одинаковая!
– А зачем письку в рюмку совать? – подал голос ребенок, и мы с Машкой схватились за голову.
– Совершенно не нужно ее никуда совать, – строго сказала Машка. – Это просто шутка такая, очень глупая! – последнее относилось ко мне и Камеди, очевидно, и я фыркнула.
– Увижу с рюмкой – голову откручу, – пообещала любящая мать, и Вадька кивнул, принимая угрозу к сведению.
– Мам, а давай мороженого! – предложил Вадька.
– С ума сошел? – окончательно обозлилась Машка. – Снег на дворе, какое мороженое?! Опять болеть?
– Мы же не на улице, – резонно ответил Вадька, а я снова непедагогично фыркнула, за что тут же огребла пинок по голени под столом.
– Предлагаю по пирожному, – возвестила я, пытаясь хоть как-то реабилитироваться. Идея всем понравилась, и через пару минут мы увлеченно пробовали сладости из чашек друг друга.
– Нин, ты как вообще? – неожиданно спросила Машка, а я неопределенно пожала плечами.
– Да нормально, в общем-то. Как будто. Непривычно очень, – выпалила я, наконец.
– Ну да, – кивнула подруга, облизывая ложку. – Как еще-то. Вы пять лет женаты были, до этого почти три года встречались, итого восемь лет.
– Ужас какой, – пробормотала я, расстраиваясь. – Это в следующем году будет десять лет, как я школу закончила, вот страх-то!
– А в чем страх-то, Нинусь?
– Да в том, – с досадой сказала я, – что я за эти десять лет ничего не добилась, не достигла, не повидала…
– Себя не показала, – весело подсказала Машка, и я злобно на нее уставилась. – Ерунду не городи, Нина.
– Жизнь у меня ерунда, – пробормотала я.
– Жизнь слишком странная и загадочная штука, чтобы ее можно было измерить количеством побед, или поражений, увиденных или неувиденных мест, или не показанных мест…
– Маша! Я только о том, что я как была десять лет назад… никем, так этим же никем и осталась.
– Мда, – протянула подруга и подперла щеку ладонью, и с тоской обвела зал взглядом. – Тяжелый случай с нашей коровой.
– Ну тебя, – пришла я в крайнее раздражение. – У меня даже ребенка нет.
– Не торопись, – серьезно посоветовала Машка. – И поверь мне, ребенок – не панацея от депрессии. Прости меня. Я больше не буду спрашивать, как ты.
– Да при чем тут…
– При том, что я дура и тебе душу разбередила. И вообще, мы сто раз уже все обсудили, обжевали, пережевали, пережили…
– С этим я вполне справляюсь сама, в плане разбередить душу и все такое, – заверила я подругу, возвращаясь к нормальному расположению духа. – Осталось ответить самой себе на один вопрос, и можно смело шагать в будущее.
– Боюсь даже спрашивать, что это за вопрос такой, – пробормотала подруга, одевая сына.
– Вопрос, Маня, простой до безобразия. Все случилось так, как случилось, потому что я плохая, или потому что он козел.
– Он мудак, – авторитетно заявила Машка. – И никогда мне не нравился.
– А вопрос, если копнуть глубже, звучит так: «как проще – обвинить во всем его, но и признать, что за восемь лет не разглядела истинную суть человека и бездарно просрала лучшие годы. Или же признать за собой вину и ступить на путь самопознания и самосовершенствования.»
Машка длинно присвистнула и оглянулась на окна пиццерии.
– Тебе чай с коньяком, что ли, подали? Подарок от шеф-повара?
– Дура, – беззлобно констатировала я.
– Ты зато умная за двоих, – хмыкнула Машка. – Давай хоть по порядку.
– Давай, – согласилась я.
– Он мудак. Примем это как данность. И мудаком он был всегда, просто тебя это не касалось по двум причинам. Или по одной.
– Это как? – против воли заинтересовалась я.
– Просто он любил тебя, и не проявлял свои… мудаковские свойства. – Невозмутимо растолковала Маша. – А ты любила его, и все тревожные звоночки с энтузиазмом оправдывала перед собой, друзьями, родней и всеми прочими. Итог один – вы друг друга любили.
– Маш, я не уверена, что так бывает. – Запротестовала я. – Ты щас какую-то фееричную розово-очковую идиллию нарисовала…
– А не так было дело? – хладнокровно осведомилась безжалостная Машка. – Я продолжу. Итак, прошла любовь, завяли розы, и вся его мудачья натура поперла со всех щелей, пошатнула твою и так подвявшую феерию, и вот мы имеем результат.
– А в чистом остатке – что так, что так, я дура. – Задумчиво проговорила я, останавливаясь. Мы пришли в Машин двор, и теперь ребенок рвался потоптать снежную целину, хрупким снежком прикрывшую холодную черную землю.
– Ты там что-то про путь развития и самосовершенствования говорила складно, – прищурилась подруга.
– Мам, можно я с горки скачусь? – дернул ее Вадька.
– Только не на заднице, – предупредила она, и мы встали в паре метров от их подъезда. Вадька усвистался на горку, а мы вернулись к теме разговора.
– Так вот, радость моя, – слегка снисходительно сказала Маша. – Саморазвитие и самосовершенствование – вещь очень полезная и нужная, но только в отрыве от ковыряния в больных ранах. Ты чувствуешь разницу между самопознанием и самоедством?
– Ощущаю, – хмыкнула я, и хотела что-то еще сказать, иронично и умное, но тут Машка рванула в сторону двора, почти сразу же раздался визг испуганного ребенка, мужской голос – очень громкий, грозный и тоже испуганный. А я только видела, как подруга гигантскими прыжками сжирает несчастные тридцать метров до Вадьки, который тоже бежит навстречу ей, а за ним какая-то неясна бурая тень. Машка каким-то фантастическим прыжком перекрыла последние два метра, сбила сына с ног, и сама кулем упала на него сверху. Раздался дикий грохот раз, другой, и на двор опустилась звенящая тишина. Все это произошло секунд за тридцать, наверное – я успела сойти со ступеньки и сделать шага три, наверное. «В ушах звенит» – подумала я, – «а вовсе не тишина звенящая».
Вполне по-спортивному преодолев низенький заборчик и спотыкаясь об какие-то кирпичи, я добежала до Машки и Вадьки, ухватила кого-то из них за рукав и стала тянуть вверх. Рядом кто-то заковыристо ругался – то ли в телефон, то ли на нас, то ли просто в пространство.
– Это чего было? – пропыхтела я, отбиваясь от шарфа, лезущего в рот. – Вадька, ты ревешь от страха, или болит что-нибудь? – я, наконец, подняла ребенка и попыталась навскидку определить наличие травм. Ребенок подвывал противным голосом на одной ноте, и вопроса моего, кажется, вообще не услышал. Машка причитала рядом, тоже на одной тональности, прижимала Вадьку к себе и была совсем невменяемой.
– Так, хорош голосить, – велел кто-то рядом очень решительно. – Угомонись, бабы!
Мы, как будто этой команды и ждали, замолчали и повернулись на звук. Источником звука оказался невысокий мужик в странной одежде. На нем форма, – сообразила я и шмыгнула носом.
– Здравия желаю, – проворчал он, таращась на Машку.
– Ты волка совсем убил? – финально всхлипнул Вадька и уставился куда-то круглыми черными глазенками.
– Совсем, – совершенно серьезно ответил мужик, сделал шаг к нам и охнул, припав на одну ногу. – Блин!
– Так. – Подруга быстро пришла в себя, и снова стала руководить. – Все домой, быстро. Спаситель, вас это тоже касается, у вас вон брюки в грязи, и с ногой что-то. Нина, помоги ему!
– Не надо мне помогать, – прогнозируемо ответил мужик, но снова охнул, и я торопливо подставила плечо под его руку. – Сам дойду, женщина, сказано вам.
– Свалитесь – придется всю форму чистить, – злобно предрекла я, придерживая его. – А так только штаны! Да не упирайтесь вы, – прикрикнул я в сердцах. От пережитого волнения меня потряхивало и странно вело голову. Мужик, слава богу, перестал упираться, даже как-то более сноровисто перебирал ногами, и мне вдруг подумалось, что ему не впервой так передвигаться – уж больно привычно у него получилось. Машка что-то бормотала, Вадька громко говорил, мужик сопел, я тоже несла какую-то ахинею – словом, у всех на нервной почве открылся словесный понос. Мы вывалилась в крохотную Машкину квартиру, и я с облегчением сгрузила нашего бравого героя на пуфик. Пуфик под героем жалобно крякнул. Герой охнул – Вадька с размаху облокотился ему на ногу – разувался. Машка кинула пуховик под вешалку, я сунула туда же свое пальто, и мы уставились на мужчину. Тот придерживал Вадьку под локоть, пока ребенок стаскивал штаны от комбинезона.
– Господи, а что было-то? – с чувством спросила я, упинывая свои сапоги к двери. Машка проводила их взглядом, и подняла глаза на меня.
– На Вадьку кинулась какая-то дикая псина. Понятия не имею, откуда она взялась, у нас в районе отродясь бродячих псов не водилось! – Машка взялась за щеки обеими руками.
– Она не просто бродячая была, – мрачно сказал мужик. – Она еще и бешеная была. Фу, господи…
– А вы ее пристрелили, – буднично сказала Машка и сгребла сына на руки. – Господи, как я испугалась, кто бы знал!
– А уж я-то как труханул! – усмехнулся мужик, нагибаться к ботинкам, и только тут я заново вспомнила, что у него что-то с ногой. – Я собак с детства боюсь, до ужаса.
– Дайте, помогу, – пробормотала я, садясь перед ним на корточки. – Да не паникуйте вы, если там вывих, я вправлю, я умею. Делов-то…
– А меня Маша зовут, – неожиданно сказала подруга, нерешительно улыбаясь.
– Николай. – Помолчав, ответил тот. – Я новый участковый в вашем районе.
– Вы самый лучший участковый на свете, – совершенно искренне выпалила Машка, продолжая улыбаться, и он начал улыбаться ей в ответ – всю эту умилительную картину я наблюдала краем глаза, выбрала момент, когда они уже совсем долго смотрели друг на друга, улыбаясь все шире, и… Дернула за ногу, вправляя вывих. Хруст, два непечатных слова, и я с умным видом встала, отряхивая руки.
– Маш, наковыряй льда с холодилки своей, надо приложить. И штаны какие-нибудь найди, пока мы форменные будем чистить. – Скомандовала я, косясь на Николая. Он растирал пострадавшую ногу и продолжал таращиться на Машку, как на восьмое чудо света. Ну, хоть у кого-то жизнь наладится, – подумалось мне, и я тихонько поковыляла в кухню.
* * *
Домой я неслась на всех парах – с Машкой со вчерашнего вечера мы так толком и не поговорили – я, едва все успокоились более-менее, вызвала такси и уехала к себе. Поминутно поскальзываясь и балансируя руками для ровности, я заскочила в свой любимый переулок и врезалась в кого-то.
– Извините, – жалобно вякнула я, таращась на человека.
– Здравствуйте, Нина, – твердые пальцы ухватили меня пониже локтя, выравнивая положение.
– Здравствуйте, Захар, – с некоторой оторопью поздоровалась я. – Извините, скользота такая, а в моих ботинках только в шоу выступать…
– Звезды на льду? – хмыкнул он, не выпуская моей руки.
– До звезд мне далеко, – созналась я. – К парнокопытным ближе.
– Не наговаривайте на себя, – мы довольно шустро двигались по направлению к моему дому.
– Не буду, – промямлила я и заткнулась. О чем разговаривать дальше, я не представляла.
– Как поживаете? – задал он вполне светский вопрос, а я повела плечом неопределенно.
– По-всякому, – решила я ответить честно.
– Вы зря так поздно ходите одна, – вдруг сказал Захар. – У нас тут не самое мирное место.
– Ну, тут у меня выбора нет, – развела я руками и снова чуть не брякнулась на землю. – Да что такое, завтра же наждачку наклею на подошву!
– Мужа попросите встречать. Или он позже вас с работы приходит?
– Нет у меня мужа, – буркнула я, отворачиваясь в сторону. Неожиданный вопрос о муже как-то меня сбил с вполне рабочего настроения, в котором я прожила последние несколько дней.
– А это? – с легким недоверием спросил Захар, поднимая мою руку, и только тут до меня дошло, что все это время он за нее меня и держал. Я посмотрела на свою ладонь как на чужую и поморщилась.
– Это… это кольцо обручальное.
– Ну, – подбодрил меня Захар.
– Ну что, ну, – вздохнула я, опуская руку. – Разошлись в том году, развелись полтора месяца назад.
– А кольцо зачем носите тогда?
– Во-первых, – вздохнула я, – это кольцо я ношу пять лет, и без него чувствую себя голой. Во-вторых, у меня довольно специфичная работа, и иногда проще демонстрировать кольцо при отсутствии мужа, чем объяснять, что я не сплю со всеми, кому этого захочется! – под конец тирады я почти злилась. – А в-третьих, какое вам дело!
– А кем вы работаете? – похоже, третью часть списка Захар проигнорировал намеренно.
– Массажисткой. – Буркнула я.
– В салоне?
– В салоне иногда подрабатываю, когда с заказами плохо. А так, вообще, на дом езжу.
– Ну, немудрено тогда…
– Да как раз наоборот, – с досадой возразила я, недоумевая на себя, с чего это я взялась объяснять постороннему, по сути, человеку, специфику своей работы. – На дом я только к детям езжу.
– К каким детям? – не понял Захар.
– Ко всяким, – я пожала плечами и подбодрилась, завидев свой дом. – В основном, к тем, которым массаж прописал невропатолог. В поликлинике с массажистами туго, за копейки никто горбатиться не хочет, а массаж штука важная. Еще массаж прописывают деткам с врожденными… патологиями. Посттравматический массаж, без него вообще никак и никуда… Словом, разные бывают случаи. – По мере приближения к моему дому, темп нашей ходьбы снижался плавно, но неуклонно.
– И что, этим можно на жизнь заработать? – с недоверием спросил Захар. Я скривилась и неопределенно пожала плечом.
– Пока сама не поняла. Раньше основу бюджета составлял заработок мужа. Но и основные траты были связаны с ним. Сейчас пока еще не поняла.
