Текст книги "Мальчик в шкафу (СИ)"

Автор книги: Leka-splushka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Было бы оно само, не было бы оно таким адресным!

Но когда у особо рьяного противника присутствия мамочки на уроках взорвался в руках портфель...

В общем, про визиты в школу я велела мелкому забыть.

Он ушел в свою каморку под лестницей, заперся в ней и прорыдал с надрывом до самого ужина.

Дадличек ходил тихий и виноватый, мусоля конфетину, которой я попыталась его отвлечь.

Старшего брата он любил. И хотя по малолетству не мог понять всех связанных с этим невыносимым мальчишкой странностей, всегда искренне огорчался раздорам в семье.

Я пыталась его отвлечь, а сама боялась однажды преуспеть в этом начинании. Потому что это дорога к краху семьи.

Дома проблемы? Не переживай, малыш.

Дома проблемы. Не переживай, малыш.

Малыш, дома проблемы, почему тебе все равно?

Эх, подсказал бы кто – что мне делать-то?

К ужину мальчишка выбрался из своей норки совсем тихим и поникшим.

Вот лучше бы так там и сидел, со своим распухшим носом и зареванными глазюками.

Скотина неблагодарная! Урод! Сволочь! Так бы и высказала ему все что думаю про ненормальность, ненормальных и их придурошных родителей!

Умерла она! Как ее хоть звали, гадость эдакую?

Где у нее и муженька ее, алкоголика-тунеядца-козла такого, все друзья семьи, ровесники, кузены и кузины? Чтоб их черти взяли!

Он же мелкий совсем, ему товарищи по играм нужны, а не матерящаяся тетка с ее сыном-карапузом. В таком возрасте разница в два года – это не пропасть, это бездна.

Так ее *** *** ******!

Ругалась я про себя, а потому без огонька, скучно и мало.

На следующее утро малой не встал к завтраку. Без писка отправился к Фигг, пока я провожала Дадличку. Отказался играть в школу и снова заперся в своем чуланчике.

Да, ***** ***** ****** *** *** *******! Чтоб **** ****** ****** **********! Ну что я могу поделать-то???

Ну сам-то он головой своей может соображать? Нет?!

Когда мелкий не вышел к следующему завтраку, Вернон озабоченно нахмурился.

На третье утро с рыком вытащил паршивца за шкирняк и поволок на улицу, к машине.

Только и гавкнув, что поговорит с ним по-мужски на мое охреневшее: “Куда вы?”

Вернулись они в то время, в какое и обычно муж возвращается с работы.

Это он его к себе в офис что ли возил? Или на производство?

А не повернулся ли дражайший супруг? Не двинулся ли рассудком?

Чем это может помочь зареванному шестилетнему пацану, которому не с кем играть и который хочет в школу?

Я вот, кажется, выход придумала. И отличный выход! Ивонн немного помогла, если честно.

Церковный хор ведет очень странная тетка, как выяснилось. Экзальтированная до крайности, да еще и крайне недалекая.

Увидела как-то на крестинах отблески от вспышки фотоаппарата, да как закричит: “Благодать! Благодать сходит!”

И таких случаев не один и не два.

Если вдруг в ее присутствии начнут передвигаться вещи, никто не поверит ей, что это напрямую связано с моим сыном. Я надеюсь. По крайней мере, другого выхода что-то не видно.

– Слышишь меня, поросенок? Записала вас с Дадли в хор при церкви. Занятия в понедельник, четверг и субботу с воскресеньем. Основной педагог с придурью и выкрутасов твоих может и не заметить, но там еще литургика и сольфеджио. Если будут жалобы, ты у меня так получишь, что сам не рад будешь своему учебному рвению. Все понял?

– Ага! – А счастья-то сколько, ну что ты тут сделаешь?

– Иди уже, с обедом мне поможешь. Слей фасоль и запусти в кастрюлю. Только фасолины себе в нос не суй.

– Что я глупой? Мама Туни, она туда и не влезет же!

– Это как совать, – хмыкнула я, вспоминая свой старый испуг и ошалелые морды врачей. – Пошли, зубы мне не заговаривай, Супермен! – И я прихлопнула мальчишку по плечу. Он сдавленно зашипел.

Эм? Что это?

Мелкий виновато втянул голову в плечи.

– А ну-ка, сними рубашку, – сузив глаза, но еще не веря собственным мыслям, процедила я.

– Да, ма, да ладно же.

– Сни-май.

Он нехотя стянул рубаху. На плече наливался крупный багровый синяк. Еще несколько россыпью улеглись на предплечье.

Кажется, бил кулаком. Мужчина. Я булькнула горлом. Перед глазами закружилась карусель.

– Марш к себе и сиди там. Цыц! Быстро пошел!

“Мужской разговор”, значит?

Вот так матери семейств и становятся мужеубийцами.

– Вернон, ты где там? Я иду.

На родной постельке очень хорошо себя жалеть.

Лучше ревется только в душе. Но я там уже просидела столько, что в какой-то момент ясно почувствовала – еще чуть и отрастут жабры.

Потому лежала на кровати и рыдала взахлеб.

Ыыыыыыыыыыыыыы!

Дверь заперла.

Но и так утешители под ней не толпились.

В слезах и уснула.

Утром рано меня разбудил этот бизон бесчувственный. На работу ему видите ли. Рубашки в шкафу в спальне, видите ли!

В несвежей иди!

Устав стучать, этот... этот... этот *** ***** ***** выломал дверь!

Вошел, чуть прихрамывая, забрал рубашку, костюм, подобрал галстук, повернулся ко мне:

– Не надо от меня в моем доме двери запирать. В следующий раз сразу выбью.

Тихо так сказал. А я опять в слезы.

Ненавижу его!

– В туалете хоть сейчас выбивай! – Высунулась я в коридор, чувствуя, что если в этот же миг не выскажусь – лопну.

В ответ супруг со всей дури захлопнул за собой входную дверь.

Дробно посыпалась на пол какая-то ерунда. Кажется, штукатурка отлетела.

Я так же шваркнула за собой дверь и снова упала на кровать – рыдать.

За окном зло взвыл мотор нашей машинки и, резко газанув, эта сволочь смылась на работу.

Вытерев слезы, я принялась собирать сундуки и чемоданы.

– Мальчики! Мы едем к бабушке в гости! В долгие-долгие гости.

У мамы я резко вспомнила, почему так старательно выбирала домик подальше.

Н-да, идея с чемоданами была неидеальной.

Все Ивонн – подруженька. Сама она родом из Литтл Уингинга. И чуть ссора с мужем, забирает вещички и к маме. За пару недель перебесятся оба, а там он ее забирает обратно.

Предложила и мне как-нибудь попробовать такой вариант решения семейных проблем.

Нет, это не для меня.

Я уже через час была готова вызывать такси.

Проблема в том, как все удивятся: “Туни, ты приезжала только на чай? А почему с таким количеством вещей?”

Невыразимо страдая, через двадцать минут по приезду уволокла мальчишек на прогулку и большую часть дня провела на старой детской площадке, сбежав оттуда, только после того, как заметила излишне пристальное внимание сальноволосого чернявого носатого мужика в длиннополом черном плаще. Как есть эксгибиционист, прости Господи!

Раньше в нашем задрипанном городишке кого только не водилось, но таких извращенцев не было. Пьющих мужиков полно. И пусть они не в дугу и воняют, как прорвавшаяся канализация, но нрава простецки-рабочего и запросто могут оторвать все то, чем психу хотелось похвалиться.

Цивилизация, блин, добралась. Толерантность!

Вернулась домой, пожаловалась отцу, обсуждающему в тот момент за бутылочкой виски мировую политику с нашим соседом Саймоном Стоксом. Мужчины живо подорвались с места и прихватив крикетные биты умотались в сторону площадки.

Мама укоризненно глянула на меня.

Я-то что?

Я не при чем вообще!

И вообще, может они в крикет играть пошли?

В десять вечера приехал муж.

С цветами и коробкой любимых тещиных конфет. Мама заулыбалась и бодро выпихнула меня из дома вместе со всеми моими чемоданами.

Подкидыш уже пристегивал Дадли ремнями безопасности.

Ладно, будем считать, что мои извинения за то, что подумала невесть что про родного мужа, приняты.

Ну откуда мне было знать, что он придумал то же самое, что и я. Только не про церковный хор, а про секцию бокса?!!!

А мне чего конфет не купил?

Знаешь, бывают такие вкусные, с персиковой начинкой. Муж только хмыкнул.

====== Проблемное наименование ======

Этот невидимый мальчишка не может не приносить проблем.

Вот с тех самых пор, как его подкинули. Честно.

Это же с ума сойти!

Вот и опять. Забираю Дадличку из школы и слышу от него:

– Мам, я сегодня у школьного психолога был. Она сказала Гарри имя можно дать.

– Какому Гарри? – Не понимаю я всю глубину проблемы, размышляя о том, как там негодник в своей секции бокса. Синяк-то у него от того, что стоял, разинув рот, тренера слушал, а тот демонстрировал серию ударов по воздуху. То-то удивился, наверное, бедолага, когда воздух в ответ ойкнул. Ну да пусть спасибо скажет, что сдачи не дал. Мне Вернон долго припоминал эпично-катастрофические последствия просмотра “Супермена”.

– Ну, невидимому мальчику. – Недолго думает и приводит еще несколько синонимов, чтобы мама поняла уже, – паршивцу, гаденышу, мальчишке, Грегуару. Ну, мама! Ну, моему брату же!

Я обмерла. Потом попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Усадила своего малыша на ближайший заборчик и присела так, чтобы оказаться с ним на одном уровне:

– А что еще сказала психолог?

Дадличек нахмурился, уморительно серьезно пытаясь воспроизвести не только слова, но и выражение лица неизвестной мне женщины:

– Не надо бояться дать имя невидимому другу.

Ох ты ж, гм.

– Радость мамочкина, а как ты вообще попал к этой тетеньке в кабинет?

Мой карапуз теперь обезьянничает папочку, всплескивая короткими пухлыми ручонками:

– МаТу! – младенческая привычка сокращать мое имя. Догадайтесь, это сокращение от какого обращения? Я уже говорила, что от паршивца одни неприятности? – Ну ты сама разрешила!

Точно. Подписывала разрешение на стандартные тесты у детского психолога. Поди откажись – он же выявляет случаи насилия в семье. Скажешь нет, обретешь проблем по самые гланды с Детским сервисом.

Но зато теперь вот, кажется, мы обрели проблемы с психологом. Что она подумала о нашей семье, услышав бред про невидимого мальчика? Эх, Дадли! И ведь объясняю, объясняю, что при посторонних о брате разговаривать нельзя. Нельзя даже смотреть в его сторону!

Пятый год же уже ребенку! Мальчишка, который паршивец, в его возрасте очень хорошо знал, кому и что сказать, чтобы получить желанную конфету. И когда чужие в доме гостили, научился уходить либо в сад, либо в свою каморку.

А правда, как так получилось, что серую приблудную кошку мы окрестили быстро, а у пацана до сих пор только какие-то обзывалки? На кличку условно похоже только мое “Маугли”.

На ужине, рассказывая мужу о приваливших проблемах, опять подняла этот вопрос. Еще и удивилась, что в списке “обзывалок” у Дадлички оказался Грегуар какой-то.

Мой бесчувственный бегемот пожал плечами и сказал ужасную вещь, от которой меня словно изморозь покрыла:

– Так ты ж его Грегуаром и звала. Дурацкое имя, я тебе и тогда говорил. Я всегда сокращал до Грега. Но вообще мне больше нравилось, когда ты его Чарли называла, в честь принца.

– Я называла его Чарли? Когда?

– Да всю дорогу. До самого того момента, пока мне ножи в зад не прилетели.

– Ножи? В зад? – Тут я вспомнила фотки. А, вот он о чем. Я тогда так испугалась, что от шока сама же поверила в то вранье, которое выдумала для полиции. А потом ошарашенно разглядывала проявленные снимки и слушала Вернона, как в первый раз, словно это не со мной было.

– А потом я его Грегуаром звать начала?

– Да, через месяц примерно. А весь месяц злилась на него и вообще по имени не обращалась.

Захотелось заплакать, жалея себя и подкидыша. Ножами он явно несознательно управлял. Целил-то в тортик.

Вот только я совершенно не помнила ни процесс выбора имени, ни как обращалась к мальчишке “Чарли” или хотя бы “Грегуар”. Нормальное имя, что Вернону не нравится?

– А когда я перестала его “Грег” называть?

– Да как Дидиккинс в школу пошел. Вернулась от Фигг вся встрепанная, лицо бледное. “Воняет там,” – говоришь, а сама ну прямо не своя. Я не стал допытываться. Неужели не помнишь? Там еще в дверь кто-то звонил, я подошел, а уже нет никого. Еще подумал, что ты обычно не в состоянии так быстро коммивояжеров выпроводить. Все время ведь с ними в дискуссию вступаешь, когда нужно просто резко и неожиданно дверь закрывать. Чтоб нос на двери остался.

– Ага, чтоб иск получить. Потому я и не люблю, когда ты дверь открываешь.

– Хм.

– Я совсем этого не помню. Ты хоть понимаешь, что это может значить?

– Что те, кто подбросил нам мальчишку – рядом. Наблюдают.

– И никогда никуда не уходили.

– Эксперимент ставят, ссссук...

– Вернон! Не при детях.

Дети сидели притихшие. И если Ди-ди просто хлопал глазенками, то подкидыш выглядел изрядно ошарашенным.

– Я пирожное есть не хотел. У Фигг. В тот день. Оно горчило. А она заставляла. Пришла мама Туни и сказала, что мы больше в тот дом не пойдем. А потом мы пошли, а она меня по имени не называла никогда. А Фигг меня называет Гарри.

– Гадкое, простонародное имя. Чарли куда лучше. Или хоть Грег. – Поджала я губы. Не хватало еще, чтобы чокнутая старуха давала имя моему подкидышу. Вот ей подбросят, тогда и пусть именует, как хочет.

– Мне нравится Чарли. Можно, меня так теперь всегда будут звать?

– Парень, ты слышал, о чем мы только что говорили? Не хочу тебя пугать, но выходит все так, что в любой момент мы забудем этот разговор. Понимаешь?

В глазах мальчишек тут же блеснули слезы. У Чарли – от огорчения, у Дадлички – из солидарности. Он у меня такой чувствительный и отзывчивый мальчик!

Я тоже сидела на слезах. Защитить нас было совершенно некому.

Вернон ушел куда-то на ночь глядя, хлопнув дверью.

Чарли попытался гипнотизировать взглядом ножи, получил по макушке, ложку (для более безопасных экспериментов) и направляющий в гостинную профилактический поджопник.

Дидиккинс в приказном порядке был отправлен спать.

Мы смотрели на ложку.

Думали.

Думали.

И придумали.

По крайней мере, я придумала.

В смысле, я не придумала ничего лучше, чем позвонить Эрни.

И пусть только попробует что-то у меня стырить, клептоман чертов!

Эрни приехал, потаращил глаза. Согласился, что проблема не тривиальная. И сделал естественный для него вывод – надо пыхнуть.

Я сказала: “Нет”.

Но была послана.

Эрни пыхнул. Впал в нирвану. И заявил, что мальчика видит.

Я уточнила – того ли он видит мальчика? И что было в косяке?

В ответ была послана.

После чего Эрни разложил иголки по журнальному столику, пошаманил над краской, уверенным движением подгреб к себе мелкого и мрачным готическим шрифтом выбил ему на левой руке татушку: Чарльз Вернон Дурсль.

– Потому что если не помнишь, как зовут вещь, ее надо надписать. С мальчиками то же самое, – пояснил мне Эрни в процессе работы.

Я материлась на его креатив, но творить не мешала.

Нанесение татухи – дело не быстрое. Я сидела, ходила, волновалась за мужа, костерила Эрни, припоминая ему ворованные запонки (в ответ добилась только пафосного: “Молчи, мелочная женщина”, произнесенного сквозь зубы и новый косяк).

Внезапно из кухни донесся грохот и рев Дадлички.

Я бросилась туда на предельной скорости, доверив Эрни заканчивать тут в одиночестве.

Оказалось, в открытое окно пролезла кошара миссис Фигг. И они с Ди-ди, который прокрался на кухню за печеньками, друг друга запалили.

Сперва сынуля прыгнул на “кисю” сверху и ухватил за хвост, как привык поступать с миссис Грей.

А потом “кися” показала сынуле, что у ее вида бывают зубки и коготки.

И когда я увидела результат... Черт!

*****!!!

Покусала сына кошка знатно.

Я испугалась.

Очень испугалась.

Тварь забилась под стол и шипела.

Я визжала, тыкала под стол шваброй со всех сил и боялась Дадличку взять на руки – он, весь в крови, укусах и царапинах, спрятался за меня и ревел во весь голос. Утешало только, что умирающие так не голосят.

Прибежали Чарли и Эрни. Эрн метнулся вызывать скорую, а подкидыш, сжав зубы, скинул майку и ловко поймал в нее злющую кошатину.

Подумал и замотал еще в несколько полотенец.

– Пирса кусала собака, так врачи велели ее привезти, чтобы на бешенство проверить. Иначе сорок уколов в живот, – очень серьезно пояснил он свои действия. Мальчишка всегда с болезненным любопытством наблюдал за жизнью и играми других детей. Его памяти можно было доверять.

Меня трясло.

Приехали врачи.

Я попросила Эрни дождаться Вернона. Не хотелось оставлять Чарли одного в пустом доме. Да еще после такой встряски.

Но продержали нас в больнице не долго.

Обработали укусы и царапины перекисью, вкололи два укола Дадли и один (с успокоительным) мне, да столпились перед клеткой с кошкой.

“Снежинка” – как было написано на ошейнике – рычала, словно снежный барс, и грызла прутья. Как-то верилось, что со временем вполне себе перегрызет.

Прибежавший ветеринар сообщил, что это совершенно новый вид, неизвестный науке. Спросил, где такие водятся, и начал вслух грезить о научных исследованиях.

Я посоветовала все записи и улики дублировать, чтобы инопланетяне не утащили. На что доктора посмеялись, вызвали мне такси, посоветовали дома свертеть надежную шапочку из фольги и ждать, когда отпустит. Если к утру действие успокоительного все еще не завершится и желания снять шапочку не возникнет – вызывать врача. Потому что на лекарства бывает индивидуальная непереносимость, а они за меня отвечать не хотят. Шутники.

Дома меня ждал взволнованный старший сынок (теперь уж надписан как “Дурсль”, не откажешься от него) и дрыхнущий на диванчике в гостиной Эрни. По журнальному столику были разбросаны всякие штуки для тату, 4 узких диктофона и упаковка микрокассет к ним.

Чарли сообщал новости по классической схеме. Сперва плохую: “Папа как узнал, где вы и почему, схватил ружье и побежал к миссис Фигг. Недавно совсем. Вы минут на пять разминулись”. А потом хорошую: “А Эрни мне предложил красивую картинку набить! Смотри!”

Счастливое возможностью похвалиться дите перевернуло левую руку тыльной стороной (имя кололи на той стороне руки, что погрубее). И вот на тонкой детской коже, поверх просвечивающих вен, этот уб... скотина наколол какую-то стремную страховидлу – череп, из него ползет змея и вокруг все в розочках. Ну все, Эрни, хана тебе.

– Я сам картинку выбирал, – продолжал хвастаться бестолковый мальчишка, – череп – это мысли. Всехние – мои, твои, папы Вернона и Дадлика. Змейка защищает. А розочки – для красоты.

Паршивец погладил “змейку” и зашипел ей что-то явно на нечеловеческом, возможно даже на неземном языке. Рисунок плавно извивался в такт словам.

Захныкал Дадли. Он тоже хотел себе картинку. А врачей и уколы – не хотел.

На улице, через два квартала (даже точный адрес знаю), раздался ружейный выстрел.

Я отбыла в спасительный обморок.

====== О пользе татуировок ======

Мне бы очень хотелось быть нормальной семьей, как все прочие нормальные семьи. И даже обычней и нормальней, чем наши соседи слева.

Только вот у меня есть невидимый племянник. О котором не молчит мой общительный сынуля.

И муж у меня, блин. То в психушке, то в больнице. Теперь вот в тюрягу загремел.

Вообще-то, в камеру предварительного следствия. Но от этого не легче.

Представляю, каким потоком яд льется с клыков соседушек.

Особенно тех, что слева.

Я, признаться, с перепугу решила, что муж пошел на охоту непосредственно за старухой Фигг (если еще и припомнить ее явное участие в проводимом над нашей семьей эксперименте), а он, оказывается, нацелился на фиговых скотин. Этих хитрозадых тварей, ненавидящих все живое в нашем милом городке. И охота шла на равных – ему до кости прокусили руку в трех местах и располосовали лицо (глаз чудом уцелел). Гады явно не были просто котиками. Слишком уж умны и непугливы.

Вообще-то, этих “кись” ненавидят в Литтл Уингинге многие. И мой сын – не первый, кому пришлось обращаться к докторам и ставить уколы.

Вот только местные мужчины ни за что бы не взялись за оружие. Они лишь писали многочисленные жалобы, которые терялись в бюрократической волоките. Надо полагать, не без помощи тех же сил, которые обеспечили нас невидимым мальчиком и его проблемами.

Мальчишки, скрывшись в каморке старшего, тыкали пальчиками в шевелящуюся змейку, и Чарли показывал Дадли, как нужно правильно шипеть. Эрни все еще дрых на диванчике. Я пила сердечные капли. А мой отец бегал по знакомым и искал самого лучшего адвоката, который вытянул бы Вернона из неприятностей. “Из очередной вашей задницы”, – как совершенно верно охарактеризовал ситуацию папочка.

Учитывая, что у трех полисменов были подранные котами родственники (слишком дальние, чтобы поступить, как мой муж), они особо не зверствовали. А может и вовсе отпустили бы моего мужа, прикрыв глаза на трагическое превращение в фарш двух недостаточно вертких котиков. Вот только третьего “кися” старушка в героическом броске прикрыла собой. Идиотка чертова!

“Не увидеть” такое бобби не могли. И адвокат тоже особо не поможет. Пора мне морально готовиться к худшему.

Ну, а на следующий день после того, как я оплакала себя, детей и мужа, бурление в городке прекратилось, старуха исчезла из городка, как и не было ее, муж вернулся из тюряги и на нем не было ни царапинки, а мы, наконец, увидели своего врага.

Разумеется, нашу память Чарльзова змейка не защитила. Я и не ждала особо. Ну, почти.

Когда я открыла дверь, полагая, что пришел нанятый отцом адвокат, в комнату шагнули двое: старикашка с дважды сломанным носом (идея Вернона с дверью, по-видимому, не столь уж плоха) и неказистый мужичок с блядским выражением лица.

Один махнул какой-то корявой палкой на Эрни. Другой, похожей, но не корявой, а узловатой – на меня. Сказали, что последние дни прошли как обычно, ничего удивительного. Вернон помогает миссис Фиг с переездом к заболевшей племяннице. Вместо нее мальчишку надо водить к поселившемуся в том же домике Мундунгусу Флетчеру. Очень удобно.

Я открыла глаза. Слегка кружилась голова и “плавали цветные мухи”, – как описывает это состояние моя мамочка. Надо, наверное, провериться на сахар. И сердце проверить.

Что-то муж задерживается у чокнутой старухи. Неужели соблазнился на ее протухший чай? Мужики способны иногда такую дрянь сожрать! И похвалить! А что вообще бесит – дома будет вкуснее, дороже и лучше, но сожрет и промолчит, гадина бесчувственная!

Э... Эрни? Ты как тут оказался?

Я чего-то не помню? Мальчишка что-то опять отчудил? Паршивец! Как я устала от всего этого! Этот Маугли меня в могилу сведет!

– Все, Эрни, тебе пора домой!

Я решительно выставила сонно и удивленно моргающего Эрни за порог, вместе со всеми его штуками – иглы, диктофоны какие-то... что он тут устроил у меня в гостиной?

Выбросила бычки в мусорку и решительно направилась в ванную комнату. Мне срочно нужно зеркало. Если появились новые татухи, а прошлую ночь я в подробностях не помню, то может так оказаться, что муж мой вовсе не у миссис Фигг. И это будет жопа.

Внизу хлопнула входная дверь:

– Туни, я дома! Что у нас пожрать? Я голодный – нет сил. Дохлое это дело – соседкам помогать!

Ага, мой милый бесчувственный бизончик вернулся. Значит, он не строчит заявление на развод. Хорошо. И как я вовремя Эрни выставила.

Разогреть обед и все подать было делом пятнадцати минут.

После чего как-то вспомнилось, что подозрительно долго не слышала и не видела шкодников.

Печенья... ага, нет. Значит, где Дадличек я приблизительно знаю.

А где паршивец?

– Мальчики, обедать!

Довольный и отфыркивающийся, как белый кит, с влажными после быстрого умывания усами, муж пришел первым. Потом, со скрипом, как в дешевеньком фильме ужасов, из своей каморки показался негодник. К груди он судорожно прижимал нашу новенькую видеокамеру. За его спиной робко и испуганно жался Дадличек.

Чего это они?

– Так. Мальчишка, рассказывай!

– Меня Чарли зовут.

– Что?

– Меня. Зовут. Чарли. – Зеленые глаза были полны непролитых слез, но попыток приблизиться мальчишка не делал. И камеру из рук не выпускал. Мы с мужем удивленно переглянулись.

– Чарли, так Чарли, – через пару секунд пожал плечами мой спокойный и голодный супруг, – садитесь уже оба. И камеру положи. Увижу на ней хоть царапину – на месяц сладкого лишу! Обоих.

На лице сыночка отразился ужас. Прежние страхи были им успешно забыты. Сейчас было важно только одно – что он помнил про царапины на камере? Там были какие-то? Или нет? А то папочка шутить не станет.

– Там видео. Пожалуйста. Я снял. Пожалуйста. Посмотрите. – Слезы уже прорвали плотину, но говорил Маугли пока чисто, без всхлипов. Просто катились по щекам крупные горошины слез.

Мы ничего не понимали.

Аккуратно высвободив камеру из рук мальчика я не смогла сдержать вскрика – кассета была та самая, на которую записывали первое сентября.

Засранец не нашел ничего лучше, чем испортить дорогое мне событие своими детскими глупостями! Ну, он у меня получит! И Вернон тоже огребет – сколько уже можно было просить все переписать как надо?! Ну, я им устрою!

– Посмотрите. Пожалуйста. Меня Чарли зовут, – мальчишка непонятно с чего сорвался в истерику. Вернон (твердить ему не успеваю, что не надо так делать), потянул мальчишку за руку к себе, чтобы успокоить и вдруг замер. Я мельком глянула на левую руку ребенка и показавшееся из-под кофточки грязное пятно. Вот же поросятина!

– Это татуировка. – Неверным голосом сказал Вернон и неверяще посмотрел на меня.

Под силком стянутой с паршивца кофтой обнаружились две огромные татухи – Черт! Эрни, козел! – кожа покраснела и воспалилась. Змея, выбитая на тонкой детской коже словно бы шевелилась. С другой стороны было наколото: “Чарльз Вернон Дурсль”.

******, Эрни!

– И как это понимать? – муж медленно наливался дурной кровью.

– По-ик – Ревел подкидыш.

Стремясь оттянуть момент с объяснениями (очень неприятными объяснениями), я включила телевизор и подсоединила к нему камеру.

Отвлечемся на домашнее видео.

Надеюсь, паршивец не много времени снимал.

Ну просто в голове не укладывается, какой гаденыш! Полно же других кассет!

Сперва камера показала черноту, которая пыхтела и насморочным, как после долгого рева, голосом рассказывала, что будет гадким кошкам гадкой миссис Фигг за то, что они покусились на братика. Кары были ужасающие.

На зрителей надвигалась еще более черная стена чуланчика, с пробивающимся в щель лучиком.

– Я и не видел, что там дырка есть. Надо заделать. Мальчишке же пыль летит, наверное, – пробормотал муж.

– Я Чарли, – сурово поправил мужа мальчишка. А сам носом – шмыг, шмыг.

– Дидиккинса укусила сучья тварь Фигг? Когда? – Догадайтесь, кто в семье самый умный и услышал самое важное? Я убью эту старую кошелку и все ее клубки шерсти!

Дадличек сидел тихо-тихо, прижавшись к моему боку.

Наконец, камеру пристроили так, что в щель, на треть экрана, стала видна входная дверь и немножко коридора, даже кусочек гостиной выглядывал. Остальное пространство загораживала доска. Камеру выключили, пошла картинка с первого сентября.

– Все? – спросила я, но ответ был уже в телевизоре. Солнечный день начала осени вновь сменился темным чуланом. В прихожей уже хозяйничали два мужика – тощий седой и бородатый дед с залысинами и сломанным носом (муж пихнул меня легонько локтем в бок – нос на двери!) и ворюга, глазками своими бесстыжими облизывающий персидскую вазочку из луженой меди, тонкую чеканку которой я очень любила рассматривать. Подарил кто-то на свадьбу. Убей, не помню – кто. Я и про вазочку только что вспо... **** **** ***** *****!!! А ну поставь на место, *** **** **** ****!!! Ах ты ж, ****** ***** ****!!! А ведь я бы на Эрни подумала.

После такого убедительного доказательства, мы без лишних вопросов и возмущенного фырканья выслушали рассказ о вчерашнем дне. Про суперского дядю Эрни, гадкую кошку, отправленную на опыты, и злых полисменов, арестовавших папочку. И про папочкину идею, которую воплотили в жизнь его сыновья, пока родители занимались не пойми чем. Кому-то звонили и где-то бегали.

– Тут бы повернуть камеру, плохо видно. Что там делают, в гостиной?

– Чарли сказал сидеть тихо-тихо. Обнял меня и сказал думать: “Нас тут нет”, – доверительным шепотом произнес сынуля.

– Я в комиксе читал. Так от телепатов прячутся. Закрыл собой Ди и прятался.

– Вопя: “Никого нет дома?”

– Сработало, – насупились на меня мальчишки. Чарли явно гордился своей идеей и своей сообразительностью вообще. Но потом, не сумев пойти против правды, прибавил. – Только чем сильнее мы думали, тем сильнее змейка щипалась.

Поговорили о змейке. Ну надо же. Мальчишка говорит, что я первый раз в обморок упала. Так что запрыгивание на диван с ногами – уже почти спокойная реакция.

– Я вырасту и защитю вас.

– Чарли, так неправильно говорить, – иногда филолог-лингвист во мне просыпался не только для того, чтобы вспомнить подходящие к случаю фонемы. Но тоже не всегда к месту.

– А я все равно. Узнаю, как. Вырасту и защитю, – мальчишка сжал губы. Получилось очень похоже на то, как это обычно делаю я. Смешной.

Мы сидели в молчании. По экрану, при свете яркого солнца, под осенним, пронзительно-синим небом, десятки первоклашек скакали и прыгали, знать не зная, какое дерьмо случается иногда в совершенно обычной жизни.

Комментарий к О пользе татуировок Низл (англ. Kneazle) (КММ:

XXX

) – зверек, похожий на кошку с пестрым, крапчатым или пятнистым мехом, несоразмерно крупными ушами и львиным хвостом. Довольно разумны, отличаются независимым характером, часто бывают агрессивными.

====== Защита ======

На следующий день мужу обязательно нужно было присутствовать на рабочем месте.

Мы экипировались так, словно могли больше не вернуться в наш уютный домик. (Во всяком случае, все золотые и серебряные украшения я с собой забрала).

У каждого (даже у Дадли) в кармане лежал диктофон и пара сменных кассет.

Чарли сжимал в руках тяжеловатую для него видеокамеру.

Ну, с Богом!

Я сидела на переднем сидении и смотрела в окно, совершенно не воспринимая картинку. За спиной возились мальчишки, успокаивая, внушая что все в порядке, все на виду, живы, здоровы и при своей памяти.

Ветерок перебирал волосы, навевая какие-то воспоминания. Такое легкое дежавю, вспомнить бы, к чему именно оно относится.

Думалось только о происходящем. Об открытии вчерашнего вечера, будь оно неладно! Иногда кажется, что спокойней было бы забыть все. Совсем все. И жить, не барахтаясь.

Ситуация патовая.

Глупо. Все-таки глупо со стороны тех сил надеяться, что мы с Верноном не будем бороться за себя и свою семью. Несмотря на все пораженческие настроения, я, подыхая, буду ползти вперед, лишь бы закрыть собой сыновей. А Вернон вгрызётся перед смертью в нападающих. Чтобы дать мне время доползти и закрыть мальчишек.

С другой стороны, смешно нам надеяться победить силу, способную настолько филигранно влиять на память. А кто знает, может, и не только на нее. Может быть, так же они могут воздействовать и на мотивацию, и на поступки. Привести в замешательство, заставить делать то, что нужно им, даже если ты при этом будешь все осознавать и сопротивляться.

Вот как я вижу наше будущее, если они только заподозрят, что мы узнали об их контроле и пытаемся сопротивляться:

Чарли мгновенно вновь станет “мальчишкой” и “паршивцем”. Это уж, как повелось. Неизвестно, правда, останется он хотя бы “Маугли”?