Текст книги "Устрашимый (СИ)"

Автор книги: Лана90

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Кто-то, конечно, должен был ответить за всё. И за убийство мошенника, не тому выучившегося в тюрьме, и за созданный на корабле бордель, и за политические провокации, и за общий бардак, из-за которого это всё стало возможным, и за то, что капитаном является человек, непонятно как сдавший экзамен на лейтенанта, и за то, что адмиралу досталась должность помощника, когда другим адмиралам доставались эскадры, и за вынужденный отъезд из Порта Ройал, где губернатор один остался разбираться с Беккетом, и за жизнь на Тортуге, и за кораблекрушение, и за побег Воробья, и за второй побег Воробья, и за выбор Элизабет, и за все ошибки, которые только накапливались и не поддавались никакому исправлению. Кто-то должен был, так почему бы не боцман, до которого сейчас проще всего дотянуться?

Рука сама собой легла на рукоятку револьвера, и это привычное движение неожиданно вернуло способность к здравому рассуждению. Он боевой офицер. Адмирал. Он не может, как мальчишка фор-марсовый, сорвать злость на первом встречном, не думая о последствиях. Не боцман, потому что сегодняшний процесс не над боцманом. Он над Баддом. Пусть боцман туп и злобен, его участие в развлечениях каптенармуса должно быть доказано. Кто точно участвовал, так это лекарь, но он тем более будет всё отрицать. Но как-то действовать нужно… Адмирал за шиворот поднял боцмана на ноги, и уже тише, хотя и сквозь зубы, объявил решение:

– Значит так, примерно через час у суда заканчивается перерыв. Вы придёте давать показания и приведёте с собой лекаря и… Вы знаете матросов по кличкам? – боцман отчаянно закивал, – И Датчанина. Это через час. А теперь мы пойдём к кладовщику. Вернитесь на палубу.

Ванты вновь затрещали. Адмирал посмотрел на фляжку. Хотелось воспользоваться служебным положением, но надежда, что от одного глотка ничего не будет, погасла несколько мгновений назад. Боцман как мог быстро выбрался с русленя. Ничего не оставалось, кроме как полезть следом. Самое худшее, конечно, будет, если мальчишка наврал про носовой руслень. Тогда провокатора придётся искать по совсем другим приметам. Но об этом лучше было даже не думать.

Итак. Необходимо допросить Датчанина. Может быть, стоило сначала допросить лекаря? Впрочем, очередность не важна. И если боцман и врач всё же вдвоём были в сговоре с каптенармусом, нельзя, чтобы у них было время обсудить ответы. Скорее всего, готовые ответы у них уже есть, но пока не обсудили детали, к ним можно будет подкопаться… Если сговор был. И если получится соотнести его с делом Бадда.

Так адмирал рассуждал уже после разговора с кладовщиком, грызя паёк и стараясь определиться с дальнейшим расследованием. Всё должно быть предельно ясно: дело серьёзное. Неужели остальные судьи трибунала этого не понимают? Хотя он чаще них видел судебные процессы. Хоть какая-то польза от пиратов… Адмирал прикрыл глаза и прислонился к стене. Датчанин. Что сказано о нём в списках? Имя совершенно невыговариваемое, придётся читать с листа… Старый матрос, но на “Неустрашимом” не так давно, как предполагал Норрингтон, и, должно быть, команда к нему не так уж и привыкла. Перевели с “Агамемнона” лишь два года назад. Славный корабль и небезызвестный. Из тех, что ходят по морям, а не плавают как “Неустрашимый”. Да, на Тортуге бы эту шутку оценили…

– Командооор! – до боли знакомый голос.

– Адмирал.

– Ооо! Прошу прощения, бывшшший командор! Мои поздравления! Где же ваша эскадра, адмирал? – сволочь, но как всегда прав. И не стоило спрашивать в первую встречу, где его корабль. Не тема для шуток. Слишком жестоко. Хотя пират, похоже, считает обмен остротами справедливым. Если б не обстоятельства, можно было бы развлечься подобным парированием, сказать, что присмотришь себе эскадру, как только туман окончательно рассеется, но сейчас даже не хочется разлеплять глаза, чтобы взглянуть на собеседника, такой выдался идиотский и утомительный день. Но пират не отстаёт, – А, понимаю, понимаю… Как честный человек, когда вернулись, правдиво указали в рапорте Тортугу?

– А что нужно было указывать? Исла-Круз? Я недостаточно плохо выглядел, чтобы сойти за выживавшего полгода в джунглях.

Ответом был заливистый смех.

– Ко… Адмирал! Вы всерьёз решили, что кто-то над этим задумается?

Сейчас, наблюдая за ходом сегодняшнего расследования, самое время было усомниться в людской внимательности.

– Казалось, разница между выжившим на обитаемом и необитаемом острове очевидна.

– Ха! Кому очевидна? Вам? Ну хорошо, допустим. Назвали бы любой другой остров! Как будто мало их в Карибском море! Придумали бы историю, как к вам попало сердце Джонса! Чему вас там учат в королевском флоте?

– Историю… – адмирал усмехнулся, – Как я доплыл до Исла-Круз на связанных черепахах?

– Ну нет, это моя история! – знакомый голос зазвучал непривычно обиженно.

– Я не умею придумывать убедительные истории и не умею скармливать неубедительные.

– Только похищать бумаги о помиловании и сердца под шумок. Почти честный человек, не так ли? А назвал бы любое место, кроме Тортуги, вёл бы сейчас в бой собственную эскадру, смекаешь?

Адмирал смекал и мысленно проклинал всё на свете, начиная с собственной глупости и заканчивая глупостью Вира и болезнью Бадда.

– Может, найдётся пара идей, что сейчас делать?

– Адмирал, – произнёс пират уже совсем не своим голосом, – Проснитесь. Проснитесь, сэр!

Норрингтон проснулся. Прошёл час. Вестовой пришёл сообщить, что боцман привёл Датчанина, и заседание продолжается.

========== Часть 10 ==========

Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик.

(И. Бродский)

Боцман, с непривычно заискивающим взглядом, ждал у дверей капитанской каюты. Рядом с ним, выпрямившись, насколько позволял возраст, стоял Датчанин. В первый момент, адмирал заметил, что гротовый внимательно разглядывает его. Старость пока не лишила Датчанина ни зоркости, ни наблюдательности. Норрингтон догадывался, что сказал бы ему гротовый, будь они равны: “Мутный ты, парень. Может неплохой, но мутный. Как ты оказался в помощниках, адмирал? Чем проштрафился у себя на Ямайке? Почему так стараешься с нынешним расследованием? Надеешься помочь Билли или совесть нечиста? При чём тут я? О чём собрался меня расспрашивать?”. Но стоило адмиралу приблизиться, умное лицо гротового с внимательным взглядом, превратилось в тупую покорную маску с глазами-пуговицами: “ты парень, может и мутный, но ты адмирал, а я матрос, я не знаю чего от тебя ждать и боцман тебя, такого вежливого боится”. Не раболепство, всего лишь соблюдение субординации и глубокое недоверие. С унтер-офицерами было проще. Но допросить Датчанина было необходимо. Он общался с Баддом чаще прочих.

В капитанской каюте все, кроме подсудимого, состроили до того вежливые физиономии, что Норрингтон понял, только что говорили о нём и не в самом лестном тоне. Выбор был демонстративно этого не заметить, либо не менее демонстративно заметить.

– Если меня все уже обсудили, продолжим суд над Баддом. Прошу вызвать следующего свидетеля.

Датчанин вошёл. Равнодушная маска на мгновение исчезла, когда он обменялся взглядами с Билли:

“Хоть увиделись, Детка”

“Ты здесь? Тебя-то зачем допрашивать?!”

“Не знаю, господам виднее”.

Возможно, стоило провести очную ставку еще до заседания? Но кто же знал. И сейчас надо начинать допрос.

– Вам известно, зачем вас пригласили сюда?

– Всякое болтают, сэр. Не могу знать, сэр.

Всё ты отлично знаешь.

– Идёт расследование убийства каптенармуса, Джона Клэггарта. Вам есть, что сообщить об этом деле?

– Он впервые не явился на вахту, сэр. Многие заподозрили неладное.

Опять клещами тянуть. Почему бы им не рассказать всё как есть, заодно и Убогому помогли бы.

– Это не имеет отношения к делу, – как ты и сам знаешь, но не сознаешься и будешь до последнего ссылаться на свою старость и мнимую немощь, – Я буду говорить, поправьте меня, если где-то ошибусь. Вы приглядывали за обвиняемым с тех пор, как он появился на корабле. Я прав?

– Да, сэр, – снова маска, но глаза уже не оловянные. Интересно, о чем он думает. Что его пытаются приплести? Наверняка.

– На прошлую ночную вахту вы явились как обычно? Не опоздывали и не отпрашивались?

Старик как будто даже немного обиделся.

– Так точно, сэр.

– Может быть, отлучались со своего поста? – тут Норрингтон вспомнил, что приказал боцману привести еще и доктора, но тот, как ни боялся теперь адмирала, не привел. Надо было спросить, где шляется доктор и почему не пришёл. Джеймс этого не сделал и теперь жалел. Стоило сначала допросить доктора, задать кое-какие вопросы на счёт покойного каптенармуса и результатов обследования тела. С другой стороны, возможно, у доктора пациент? Если настолько тяжёлый, что нельзя оставить его и явиться в суд, всё может складываться совсем скверно. Лишь бы не эпидемия. Датчанин тем временем отвечал:

– Никак нет, сэр.

– Хорошо. Вы можете подтвердить, что обвиняемый ночевал вчера на верхней палубе?

– Да, сэр. В такую жару мало кто остается на жилой палубе.

– Можете не объяснять мне про жару и обычаи большинства матросов. Я сам был матросом в водах карибского бассейна, – взгляд Датчанина стал заинтересованным. Взгляды офицеров и подсудимого тоже. Чтобы представить блестящего офицера драющим палубу требовалось неплохое воображение. Сказал бы кто-то коммандору Норрингтону года два назад, что ему суждено драить пиратскую посудину, принял бы за плохую шутку. Но адмирал Норрингтон уже понял, что от судьбы можно ждать чего угодно, – Вижу, теперь всем интересно меня слушать. Превосходно. Итак. Вы своими глазами видели обвиняемого на палубе в прошлую ночную вахту?

– Да, сэр, – лицо Датчанина снова стало непроницаемым, но в глазах сохранилось некоторое любопытство и даже относительное доверие.

– Хорошо. Он все время оставался на верхней палубе или может быть спускался? Как вы понимаете, даже если он не спал после отбоя или как-то нарушил технику безопасности, у него есть более серьезные проблемы.

Датчанин метнул взгляд в сторону Бадда. Он не знал, как ответить, чтобы не навредить подопечному.

– В мои годы уже трудно доверять глазам, – опять этот тон, опять вполне бодрый старик дряхлеет на глазах, адмирал, ни разу в жизни не ударивший ни одного подчинённого, понял, что мечтает выбить всё притворство из старого хрена, – но молодёжь порой любит поболтать после отбоя, а если болтать на палубе, можно всех перебудить… Ребята будут не рады, сэр. Так что да, я понимаю, к чему вы клоните, сэр. Он спускался с кем-то на руслень, – желание избить сразу пропало и сменилось благодарностью. Может теперь дело пойдёт проще. Старик, по крайней мере, подтвердил историю с русленем.

– У вас есть предположение, с кем? – старик снова обменялся взглядами с Баддом. Проклятая солидарность взяла верх.

– Никак нет, сэр.

– Но вы уверены, что спускался именно Бадд?

– Билли с его ростом не узнать трудно, – сложно было спорить. Но провокатора рано или поздно вычислить удастся. Обязательно удастся.

– Хорошо… Попробуем вычислить хотя бы должность собеседника, – и попробуем заставить старую занозу проникнуться немного большим доверием, – Я был матросом на небольшом судне. У нас не было определённых обязанностей, обязанности распределялись по утрам, как левая нога капитана захочет, и время побудки выбиралось каждый раз примерно так же. Но будь я матросом на линейном корабле, где опоздание на вахту грозит наказанием, я бы не ложился спать далеко от места службы. Откуда пришёл собеседник Бадда? Вы должны были видеть.

И снова свидетель обменивается взглядами с подсудимым… Куда это годится… Стоило посвящать его и выродков из командного состава в подробности плаванья на “Жемчужине”. Ещё растреплет, и подчиняться перестанут…

– Я не следил за палубой всю ночь, сэр…

– Но сейчас постараетесь вспомнить или вычислить, потому что если вы этого не сделаете, вашего подопечного повесят, и я ничем не смогу ему помочь! – нельзя было выдавать раздражение. Такие люди больше ценят спокойную уверенность. Но изменить что-то уже поздно. Тем не менее, адмирал ошибся. Маска Датчанина как будто начала осыпаться.

– Он шёл с юта… Ютовый, сэр.

– С юта? Я понимаю, вы не хотите выдавать сослуживца, но с каких пор на линейных кораблях ютовые подходят поболтать к фор-марсовым и не получают по зубам?

Старик мрачно вздохнул.

– От Билли не получали… Сэр.

– Чтож. Хорошо, пригласим ютовых, задернем занавески, вы попытаетесь опознать, кто из них лез ночью на руслень. Надеюсь, мистер Бадд вам поможет… Только ещё один вопрос… На палубу обвиняемый возвращался один? – в лице старика что-то дрогнуло, адмирал поспешил успокоить, – Не подозреваю, что был убит ещё кто-то из команды, помню, на утреннем построении присутствовали все, но хочу знать, этот ютовый вернулся на палубу или ушёл через пушечный порт?

– Должно быть, через пушечный порт, сэр.

– Спасибо. По крайней мере, мы наверняка знаем, что у человека, которого мы ищем, узкие плечи. Оставайтесь здесь, матрос. Можете присесть. Капитан Вир, с вашего позволения я велю боцману привести подозреваемых для опознания.

По лицу капитана, равно как и остальных офицеров, можно было понять, что история службы на “Чёрной жемчужине” им сейчас интереснее суда и тем более муторного опознания. Но на быстрое разбирательство суд уже не надеялся. Задавать свои вопросы теперь тоже никто не пытался. На вопрос второго помощника, капитан просто махнул изящной ручкой, мол, валяйте, что уж. Адмирал поблагодарил и вышел из каюты.

Боцман ожидал за дверью, как и было велено. В глубине души адмирал его даже пожалел. Но вопросы оставались.

– Вы привели только Датчанина, но не лекаря. Почему?

– Он сейчас кого-то лечит, сэр. Что-то срочное, сэр.

Ну, если всё-таки эпидемия… Попомнит тогда капитан фор-марсового Дженкинса…

– Тогда прямо сейчас не зовите. Выстройте на палубе всех ютовых, которых не было на вахте этой ночью.

– Так точно, сэр!

========== Часть 11 ==========

Генерал! Пусть меня отдадут под суд!

Я вас хочу ознакомить с делом:

сумма страданий дает абсурд;

пусть же абсурд обладает телом!

(И. Бродский)

Адмирал уже собрался осматривать ютовых, выстроившихся на палубе с не самым дружелюбным видом (почти все прессованные, стояли по стойке смирно, рож не корчили, ртов не кривили, но взгляд на вроде бы спокойном лице иногда может сказать слишком многое), но тут понял, что боцман собрал не всех.

– Вас просили свистать всех ютовый, не несших вчера ночную вахту, – взгляд боцмана метнулся к адмиральской кобуре, пришлось говорить как можно мягче, что на самом деле звучало ещё более пугающе, – Не могли же вы отправить на ночную вахту человека в очках? Где Новичок?

Адмирал не вспомнил фамилии Очкарика и порадовался, что знает кличку, данную парню остальными. Мало общаясь с другими офицерами и, тем более, с матросами, Джеймс неважно запоминал клички и под настроение придумывал свои. Обращался по званиям или по должностям. Кто бы мог подумать, что теперь это начнёт мешать. Впрочем, кто сказал, что боцман помнит Очкарика по фамилии? Судя по виду боцмана, он сейчас ярче всего помнил, как адмирал на него сорвался.

Впрочем, толстяк быстро взял себя в руки.

– Он в лазарете, сэр.

Джеймс отогнал воспоминание о том дне, когда впервые увидел Очкарика в лазарете. Если бы только тогда он не стал слушать мольбы ютового и донёс бы на Клэггарта капитану, всей истории бы не было!.. Но теперь уже ничего нельзя изменить. Видимо, самой судьбе было угодно, чтобы все ошибки адмирала Норрингтона оказывались непоправимыми. И ладно, тогда не донёс, но и теперь так завертелся с этим проклятым процессом, что совсем забыл заранее сообщить Очкарику о смерти Клэггарта. Ещё хорошо, если парень сам угодил в лазарет, без посторонней помощи. Морской дьявол знает, как горе очкастое могло выдать себя перед командой, и как команда могла это воспринять!

– Ясно. Вводите всех в каюту капитана по одному. Кого старик опознает, оставьте там для допроса. К допросу я вернусь.

Вот так. Теперь это забота боцмана. Можно навестить больного в лазарете. Чем дрыхнуть в перерыве, лучше бы вызвал к себе Очкарика, и с парнем сейчас было бы всё в порядке… Или хотя бы почти всё.

В лазарете стоял тяжёлый запах крови, спирта и каких-то трав, заставивший бывшего алкоголика с тоской вспомнить Тортугу (и отданную на склад боцманскую фляжку с грогом). В следующую секунду Норрингтон заметил сидящего на койке Великана-капрала с кружкой какого-то отвара в руках. Почти по-детски испуганное выражение лица странно сочеталось с огромным ростом и внушительными мускулами. Должно быть, в трюме бедняга постоянно скребёт затылком потолок… И не только в трюме. Как давно он служит и был ли хоть раз в настоящем бою? Здоровяк хотел было вскочить, чтобы поприветствовать адмирала по форме, но был жестом оставлен на прежнем месте. Было не до него. Сухо ответив на приветствие доктора, по всему виду, тихо клянущего бурный денёк, Норрингтон прошёл к соседней койке.

Больной не выглядел ни искалеченным, ни избитым. В первый момент Джеймс не понял, что не так с Очкариком и почему ему позволили пропустить вахту. Ютовый выглядел неправдоподобно спокойным. Очков на нём сейчас не было, но он не щурился, прямо глядя перед собой, будто бы сквозь предметы. Вскоре Норрингтон заметил пятна на форме и стянутые бинтами запястья.

– Здравствуйте, сэр, – голос ютового был таким же неестественно спокойным, как и взгляд. Никакого страха перед начальством или немого укора. Обычное безразличие или, скорее, отстраненность. Парень повернул голову, но во взгляде внимания к старшему по званию было не больше, чем к ящику с лекарствами или к ширме. Кстати, было бы неплохо её передвинуть, а лучше бы выгнать всех лишних… Но доктор, которого после необходимо будет допросить, в кой-то веки на рабочем месте, а Великану сейчас как раз нечего делать в трюме.

Тем не менее, капрал залпом допил отвар, отдал честь и удалился. Доктор после “С вашего позволения, сэр, я отнесу капитану медицинский отчёт” так же покинул лазарет. Поспешность обоих Норрингтону не понравилась, но всё-таки была на руку. Так было проще собраться. На самом деле, он понятия не имел, что может сейчас сказать бедному мальчику. Ютовый неожиданно взял инициативу на себя.

– Билли осудят, сэр?

– Об этом пока рано говорить. Есть много сопутствующих обстоятельств, – говорить о деле было проще, чем выражать пространные соболезнования (в чём? в избавлении от растлителя?) или чуть менее пространные извинения, но всё же не следовало посвящать посторонних в подробности, – Не считаю себя вправе разглашать их, пока процесс не окончен.

Матрос прикрыл глаза.

– Его не за что судить, сэр.

– Поверьте, есть за что. Но суд примет к сведенью факторы, смягчающие вину, – адмирал понял, что говорит с больным мальчиком как законник. Что-то неуместнее даже представить трудно. Он сменил тон, – Не забивайте этим голову. Лучше объясните мне… что произошло.

– Сэр? – ютовый приподнялся, непонимающе щурясь. Сейчас взгляд у него был почти как у Датчанина, когда тот пытался прикинуть, какой ответ от него хотят услышать. Почти. Очкарик всматривался, пытаясь понять суть вопроса. Ещё не хватало, чтобы считал себя в числе подозреваемых.

– Я имею в виду… – найти формулировку помягче оказалось не так просто, – ваши руки.

Ну не в Клэггарте же дело. Теперь парень мог осознать своё положение при этом милом джентльмене, не подпадая под его сомнительное обаяние. Хотя, возможно, ютовый как раз и осознал. Бестактный, должно быть, получился вопрос.

– А, руки… – Очкарик усмехнулся, будто перед ним стоял не Ямаец, а какой-нибудь Туземец. Может быть, даже не злой, может быть даже сочувствующий, но до того наивный, что только время тратить объяснять такому для чего нужны бинты. Норрингтону это не понравилось.

– Матрос, объясните старшему по званию, почему вы пытались вскрыть вены.

– Если прыгать за борт, с палубы и мачт увидят, сэр.

Исчерпывающее объяснение. Адмирал поджал губы. Будь оно проклято это корыто с гордым названием, где даже смерть достойно встретить нельзя. И то хорошо, что парень не додумался позаимствовать нож Кинкейда, а то на корабле сейчас было бы два трупа. Само собой, Очкарик не успел бы воспользоваться единственным наследством от покойного Дженкинса. Кинкейд баковый и ютовому за первый же шаг к своим вещам свернул бы шею.

– Матрос, на этот вечер у меня уже запланировано одно судебное разбирательство.

– Да, сэр, – повисла очередная пауза, и адмирал уже решил, что ничего не добьётся, но ютовый продолжил, – Это из-за меня, сэр.

Брови адмирала поползли вверх. Что за мысли у Очкарика? Почему из-за него? Считает, не угодил господину каптенармусу, поэтому тот переключился на Бадда? Сложно представить, что он подал Клэггарту идею подставить Бадда. Как будто не так велико было его влияние на Клэггарта, если оно вообще было. Пролез в капитанскую библиотеку и вообразил себя Цезарем при Никомеде? Норрингтон вспомнил цицероновское “всем отлично известно, что дал тебе он и что дал ему ты”. Плохо, если история действительно стала известна всем. Жаль парня.

Очкарик продолжал. Всё тем же неестесственно спокойным голосом, с полной уверенностью в своих словах.

– Я убил их обоих.

– Не придумывайте, матрос. Начать с того, что этим утром погиб только один человек. Разве что вы как-то причастны к смерти Дженкинса, – адмирал мрачно усмехнулся.

Очкарик не улыбнулся в ответ и не успокоился.

– Билли казнят. Что бы кто ни делал, Билли казнят. И мистер Клэггарт мертв. Это из-за меня.

“Что бы кто ни делал”… речь о суде или команда уже решили взять инициативу в свои руки? Сейчас это совсем ни к чему. И почему он убил? “…С юта, ютовый сэр” зазвучал в голове голос Датчанина и тут же стих. У парня очки, как он лез на руслень с его зрением?

– Допустим. И всё же объясните мне, почему Вы так считаете?

– Мистер Клэггарт велел мне проверить Билли. Предложить ему деньги за участие в бунте… Я не хотел… – Очкарик всхлипнул, – Я действительно не хотел. Я сказал ему, что не хочу. С ним было можно разговаривать, он не был плохим человеком… И я нравился ему… Раньше. Пока не понравился Билли. Но я не хотел его подставлять, он был не виноват!

– Тогда кто же подставил?

– Я. Я подставил, сэр. Когда я отказался, мистер Клэггарт пришел в ярость. Я никогда не видел его в такой ярости. Никогда, сэр! Он накинулся на меня, обещал запороть… – Очкарик дотронулся до плеча. Ворот сдвинулся, и Джеймс увидел след от стека, – Я согласился. Решил, что Билли всё равно откажется, а нет так… сам выберет свою судьбу. Но я был уверен, он откажется, а мистер Клэггарт увидит, что я слушаюсь его… Я подумал, если он будет мной доволен… Я думал, всё станет как раньше. Я всегда делал всё, что он скажет, и он был доволен мной. Я не хотел, чтобы он погиб! Я не думал, что Билли убьет его! Я надеялся, когда я доложу, что он отказался, мистер Клэггарт со временем просто забудет о нём… Я и доложил, что Билли отказался! – Очкарик расплакался.

Джеймс растерялся, хотел было похлопать Очкарика по плечу, потом вспомнил о следе от стека и передумал. Слова утешения не шли на ум, а чувство неловкости только нарастало. Следовало, наверно, позвать капеллана, как-никак выслушивать исповеди его работа. Вот только едва ли несостоявшийся самоубийца и состоявшийся мужеложец захочет пообщаться с этим духовным лицом. Спасение души спасением души, а сохранение тайны исповеди никто не обещает. Норрингтон понимал, что и сам выслушивает сейчас эту историю только потому, что был невольным свидетелем “свидания” в лазарете. Знал бы, чем всё обернётся, донёс бы. Какого воробья тогда пожалел?! Ну отправились бы на виселицу два распутника, а может и только один! Ну стал бы доносчиком! К морскому дьяволу чистоплюйство! Дженкинс был бы жив, Бадд не сидел бы под трибуналом, а главное, сам бы сейчас не возился с этим проклятым делом!

Или всё же не донёс бы? Он смотрел на зарёванного перевязанного Очкарика и не знал, как к нему относиться. Ютовый совершил подлость, и совершил её, чтобы продолжать разврат, к которому каптенармус, хоть и был растлителем, всё же не принуждал. Но, как ни странно, то, что мальчик рассказывал о своих отношениях с Клэггартом, было до боли понятно. Надеяться, что глупый флирт Элизабет с простолюдином – всего лишь детская прихоть, не замечать, как меняется ее лицо, стоит ей хоть мельком обменяться взглядами с кузнецом, не допускать мысли, что она всё же решится на подобный мезальянс, верить при новой встрече, что она передумает, и каждый раз наталкиваться на каменную стену реальности – он сам через всё это проходил. Но всё же Элизабет была женщиной, и прелестной, к ней был совсем другой счёт. К тому же, она никогда не обращалась с ним как Клэггарт с матросом. По крайней мере, не била стеком. Тут мелькнуло непрошеное воспоминание. Бутылкой по голове как-то ударила. Но он был сам виноват. Сам напился и разбушевался. Она даже помогла потом встать, даже не побрезговала поднимать из навозной лужи. И вообще это было один единственный раз, а Очкарика он и раньше видел зареванным. Хотя тот тогда не рассказал почему… Как вообще Очкарик влюбился… в такое?? Да, влюбился, развратом это безобразие не назовёшь. Помимо сострадания и брезгливости ютовый вызывал к себе и некоторое любопытство, притом, связанное непосредственно с делом. Как он лез на руслень?

Очкарик не унимался. Надо было хоть немного успокоить. В конце концов, кто без греха, а утешение порой нужно всем. Ему самому есть в чём раскаиваться. В отличие от его подлостей и глупостей ошибки мальчика еще не поздно исправить. По крайней мере, некоторые из них. И это нужно не ему одному.

– Послушайте… Мистера Клэггарта уже не спасти, но вы можете помочь мистеру Бадду, если согласитесь дать показания, – ютовый перестал плакать и повернулся к адмиралу, – Но сначала вы ответите мне на несколько вопросов. Вы готовы?

Очкарик кивнул.

– Где проходил ваш разговор со старшим фор-марсовым?

– На площадке, к которой канаты цепляются… Возле носа. Сэр? Сэр, с вами всё в порядке?!

Сэра интересовали только два вопроса: как долго это существо в море и зачем? Элизабет в свой первый день на борту всё запомнила.. Ну, может быть, что-то во второй. Десятилетняя девочка!

– Всё в порядке… Почти всё. Руслень, к которому крепятся штаги… Просто запомните слово “руслень” и на процессе употребите именно его. Носовой руслень. Справитесь?

– Да, сэр. Носовой руслень, сэр. Я запомню. Дома все говорили, я умный… – “а здесь не говорят” мысленно продолжил за него адмирал. Ну ничего. Сейчас главное, чтобы не сбился на допросе.

– Хорошо… Вы носите очки. Как вы сумели слезть ночью на руслень?

Кажется, этот вопрос немного развеселил ютового.

– На ощупь, сэр. Я их снял. Ночью я не вижу ни в очках, ни без очков, сэр.

Настала очередь адмирала чувствовать себя не самым умным моряком на “Неустрашимом”.

– И… Вы не боялись сорваться?

Ютовый пожал плечами.

– И ваше зрение не помешало вам найти Бадда на палубе?

– Нет, сэр. Он всегда в жару спит возле мачты. Я подошёл, окликнул.

Кажется, всё необходимое было выяснено, хотя спокойнее от узнанного не стало. Не хватало ещё одного вытащить, а другого подставить. Или подставить и никого не вытащить. Убийство каптенармуса, по тем или иным причинам, всё же произошло. Казалось бы, самое высокое звание на этом корабле, один из самых высоких постов. Он может наказать почти любого, но почти никому не может помочь. И всё же стоит постараться. Тем более, парень не обязан рассказывать суду о… ну да, о своей личной жизни. Его грехи и наклонности относятся именно к ней, хотя и имеют некоторое отношение к делу. Адмирал перевел взгляд на забинтованные руки ютового.

– Как скоро вы сможете подойти к каюте капитана?

– Когда прикажете, сэр, – Очкарик неуклюже заворочался на койке, приподнимаясь. Не разбирали бы это проклятое дело уже целый день, Норрингтон может и дал бы ему отлежаться, но чем сильнее затягивался процесс, тем хуже могли быть последствия для всего корабля. Как там сказал парень? “Что бы кто ни делал, Билли казнят”? Ещё не хватало, чтобы кто-то, кроме него самого, начал что-то делать. Адмирал знал, как всё делается на “Неустрашимом”. Он помог раненому ютовому слезть с койки.

***

Норрингтон вёл перевязанного, зареванного Очкарика в капитанскую каюту, и ему казалось, что все смотрят на него, как на душегуба. Со стороны зрелище и впрямь должно быть впечатляло, а тут ещё его сегодняшняя стычка с боцманом. Сейчас как раз начиналась следующая, “собачья”, вахта, так что зрителей было больше, чем он надеялся. У самой капитанской каюты ещё оставались ютовые, то ли еще не участвовавшие в опознании, то ли поучаствовавшие, но так и не отпущенные боцманом. Судя по виду, с каким толстяк поклонился, вторая версия была ближе к истине.

– Вы что, запускаете по одному? Откуда такая толпа?

– Старик никого не опознал, сэр. Прикажете отпустить?

Адмирал тихо сквозь зубы прошипел популярное тортугское выражение.

– А что ещё, по-вашему, с ними делать? Некоторым из них сейчас на вахту, мне казалось, это можно не напоминать. Вы тоже возвращайтесь на свой пост, но будьте готовы явиться по первому требованию.

– Так точно, сэр! – вот за этот молодцеватый ответ захотелось снова сгонять боцмана на руслень, но сейчас было не до того.

– Вольно. Выполняйте.

Опознание прошло не совсем так, как представлял себе адмирал. Датчанин сохранил маску тупой почтительности, только глаза чуть округлились, остановившись на окровавленных бинтах Очкарика. Зато Бадд чуть не подскочил. Но сейчас все могут начать вилять. Следует свериться с их собственными словами.

– Лейтенант Сеймур, передайте, пожалуйста, протокол допроса.

Лейтенант, измученный заседанием не меньше других, передал тяжёлую стопку листов, явно жалея, что не может огреть ею старшего по званию.

– Благодарю вас. Гротовый, вы со своего поста видели, что Бадд спускается с кем-то на носовой руслень, но вы не разглядели, с кем именно?

– Да, сэр. Глаза у меня уже не те, что прежде, – Датчанин снова заговорил как немощный старик, дряхлея на глазах. В случае отставки, найдёт место в любом театре. Если проводить дни в библиотеке, как доблестный Звёздный Вир, можно и поверить. Старик, конечно, молодец, не хочет подводить ни одного из мальчишек. Вот только они и без него основательно влипли. Особенно Бадд.

– Мистер Бадд, вы утверждаете, что не разглядели в темноте собеседника и не опознали по голосу, потому что разговор проходил на руслене и вам мешал шум воды?

Приступ заикания помешал матросу подтвердить вслух, но он кивнул.

– Хорошо. Встаньте, пожалуйста, рядом с ютовым, Будьте добры, оба держите руки за спиной. Юношеская горячность уже наделала достаточно бед сегодня, – адмирал оглянулся на капитана. Даже такой простой приказ во время злополучной очной ставки не пришёл в умудренную античностью голову. Впрочем, может и пришёл, но не помог. В конце концов, подробности капитан не сообщил. Заставить его и Бадда разыграть убийство каптенармуса, чтобы выяснить детали? Жестоко и, как будто, можно обойтись. Да и Вир может отказаться… Адмирал встал по другую руку от фор-марсового, – Гротовый, вы сказали, что узнали мистера Бадда по росту. Его рост соотносился с ростом собеседника примерно как сейчас соотносится с ростом ютового или как с моим?