Текст книги "Не отрекайся от меня (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Глава 5
Кэйси Иден
Забыв про все знакомые ориентиры, я бросился к двери вдогонку за Виктором. Конечно же, обо что-то споткнулся и чуть не упал, но Эбриль успел поймать меня на лету, схватив за талию, и тут же нарвался на мою безудержную ярость.
– Пусти! – кричал я, беспорядочно молотя кулаками по груди брата. – Зачем ты так? Он спас меня! И он первый, кто захотел встретиться со мной еще раз, и это было не из жалости! Я тоже хочу любить и быть счастливым! Я тоже хочу жить, как все! Эрбиль, мне двадцать пять, а ты до сих пор обращаешься со мной, как с несмышленым ребенком! Кто дал тебе право решать за меня, что можно, что нельзя?
– Кэй, есть же и другие альфы, – он произнес это тихо и терпеливо, словно убеждал меня, что сломанную игрушку можно заменить на новую. – А этот... Виктор тебе точно не подходит, он обманщик, который пользуется тем, что ты не можешь видеть.
– Но почему? Что с ним не так? Ты встретил его в первый раз и уже делаешь такие выводы! Вик добрый человек, мне хорошо с ним! Ты даже не поговорил с ним и сразу прогнал, навесив на него ярлык негодяя! – я вырвался из рук брата и снова ударил, но промазал и кулак пришелся в пустоту.
– Ты лучше сядь и успокойся, – он снова подхватил меня и усадил на стул. – Скажи мне, что ты знаешь об этом человеке? Он спас тебя? Но от чего? Когда это с тобой случилось?
– Я не хочу об этом говорить, – упрямо заявил я. – Просто оставь меня в покое! Не вмешивайся в мою жизнь! Это ведь ты виноват в моем несчастье, Эрбиль, так? Когда мне было десять, я случайно услышал ваш разговор с отцом, но не хотел поверить. Из-за тебя я стал таким, ты отнял у меня свет солнца! Но этого тебе показалось мало, и ты изолировал меня от всего мира! Отвадил от меня одного за другим школьных друзей, выгнал Карея, думая, что мы влюблены друг в друга, хотя это было неправдой, теперь и Виктора обидел! Скажи, зачем ты так жесток со мной?
– Кэй, что ты говоришь такое? – в голосе Эрбиля растерянность и боль, но я сейчас не мог остановиться. – Я беспокоюсь за тебя! На морде этого урода все написано большими буквами! Отребье, низкий человек, который опустился до того, чтоб обмануть слепого...
– Еще раз скажешь это слово, я побью тебя! – мне под руку попалась коробка с тортом, и я с размаху запустил ей в брата, ориентируясь на звук его голоса. – Оставь меня, убирайся из моего дома! Ты думаешь, легко мне ничего не видеть? Считаешь, я лишен не только зрения, но и всех эмоций? Я ведь не робот, Эрбиль, я живой! И мне нужны друзья и собеседники, любовники, в конце концов! И мне плевать, что ты на этот счет другого мнения!
– Кэйси, прости... Но он не тот, с кем следует общаться!
– Проваливай отсюда, я не буду слушать... – взрыв гнева иссяк внезапно, и я поник, чувствуя, как горькая безнадежность снова охватывает все мое существо. Рука наткнулась на бутылку с вином, я крепко обхватил ее и отхлебнул пару раз прямо из горлышка, потом еще и еще. Внутри разлилось жидкое тепло, добавив толику мути в мозгах к тому, что уже было.
– Он напоил тебя? – брат вроде только сейчас заметил мадеру. – Я не ошибся! Этот тип пытался соблазнить тебя! Кэй, ты не должен доверять ему! Ответь, он приставал к тебе?
– Уйдешь ты или нет? И без тебя паршиво.
– Да, хорошо, я ухожу. Но мы с тобой еще поговорим об этом. Больше не пей, это ни к чему... Лучше торта поешь, он правда, чуть помялся, но не суть, – он сжал мое плечо, вздохнул и вышел.
Зря я с ним так. Наговорил всего, даже про тот злосчастный день, когда услышал правду о пожаре. Хотя, если подумать здраво и спокойно... отец всегда был к Эрбилю несправедлив, мог и соврать в пылу ругани, так что верить ему на слово было опасно. Я и не верил, но иной раз мысль о том, что то несчастье было не случайно, всплывала у меня в душе. Однако я не спрашивал об этом брата, может, боясь услышать то, чего так не хотел? А вот сегодня, не сдержавшись, вылепил зачем-то, идиот! Эрбиль всегда был добр ко мне, заботился и опекал, иной раз даже лишку.
Остыв от стресса, я стал думать более спокойно. Что ему так не понравилось в Викторе, если отреагировал так бурно? Эрбиль довольно выдержан, он бы не стал себя вести подобным образом, не будь причины. Хотя его реакцию можно расценить и по-другому, как ярко выраженный комплекс старшего брата, который в каждом новом человеке не видит ничего, кроме угрозы младшему, причем слепому.
Между слепыми и обычными людьми всегда есть грань, я это знал и не пытался пересечь ее. Тот, кто привык оценивать мир зрением, и тот, кто полагается на слух и обоняние, имеют в жизни разные приоритеты. Мой брат, как и любой нормальный человек, считал, что обмануть незрячего – словно отнять конфету у ребенка, но это далеко не так. Слепые слышат интонации и фальшь в голосе собеседника куда отчетливей, чем зрячие, и даже по дыханию, смеху и прочим звукам способны уловить, когда им говорят неправду.
Я, потерявший зрение в пять лет, всегда жил в мире запахов и звуков, и все свои знакомства, а особенно с обычными людьми, оценивал с таких позиций. Мои хозяева на работе, постоянные покупатели, домовладелец и его сынишка, продавцы ближайшего продуктового магазина, – вот те немногие, с кем я общался ежедневно, или очень часто. Весь остальной мир был мне незнаком, порой опасен, однако в целом снисходителен к слепому. Мне часто помогали, даже если я об этом не просил: подсказывали, как идти, переводили через дорогу, читали вывески, ну и так далее, по обстоятельствам. Особого участия и доброты я от людей не ощущал, но и обмана или пакостей тоже никто не делал.
Поэтому я всегда шел по улицам спокойно, защищенный своей слепотой, словно щитом, твердо уверенный, что мне никто не причинит вреда. Случай с ограблением лишь подтвердил мою уверенность, и даже то, что на меня потом напал один из негодяев, стал только следствием его ошибки, – не разобравшись, он подумал, что я зрячий.
Я как-то спрашивал у Виктора о том вечере, но он ответил односложно: «Я просто мимо проходил». Как бы там ни было, он спас меня, и я был благодарен. Сначала я не знал, кто он такой, только по голосу определив, что мой спаситель молод. Мне понравилось, как пахла его куртка, которую он накинул тогда на мои плечи, такую мог носить только хороший человек, усердно работающий, не курящий, не пытающийся произвести на омег впечатление дорогим парфюмом.
Но почему он убежал тогда так быстро, осталось для меня загадкой. Сын моего домовладельца тоже ничего не смог мне объяснить, – он видел альфу мельком и при плохом освещении. Зато я узнал его имя и место его работы, и долго думал, как же мне туда попасть? Хозяин магазина мне помог, он собирался ехать на свою ферму за цветами и по пути подбросил до автобуса, наказав кондуктору высадить меня на нужной остановке.
Я был так счастлив, что нашел владельца куртки, и стал еще счастливее, когда он вдруг сказал, что хочет снова встретиться со мной. Он говорил так хорошо и искренне, что я ему сразу поверил и согласился. С тех пор он часто приходил и ждал меня недалеко от магазина, и мы гуляли или шли куда-нибудь поужинать. Я оставлял в покое трость и доверял ему вести себя, и он ни разу не подвел меня. С ним было хорошо, надежно, я чувствовал себя спокойно и легко.
Мне не мешало даже то, что я ничего не знал о нем, ни разу не касался его лица и не имел представления о том, как он выглядит. Несколько раз порывался попросить разрешения прикоснуться, но всякий раз что-то меня останавливало. Так было лучше, – ничего не знать, хотя наверно и являлось признаком неуверенности, но я старался не задумываться об этом, и потом, лежа без сна в своей постели, любил представлять себе его черты, наделяя своего нового знакомого всеми достоинствами, какие только мог себе вообразить.
Зачем он захотел встречаться со слепым? Разве на свете мало зрячих? Об этом тоже думал, но потом решил, что мне без разницы. Пусть даже он женат или помолвлен, я все равно ничем не наврежу его омеге, потому что наши встречи только на время, а потом он неизбежно оставит меня в моей темноте и вернется в свой яркий мир солнечного света. Я понимал границу между нами и многого не ждал, встречая каждый новый день, как праздник, где я кому-то нужен.
Сегодня с самых первых минут я понял, что настал тот самый день, когда он перейдет границу дружбы. Внутри меня все странно зазвенело, хотя это неправильное слово, я просто не сумел найти другого. Я волновался, потому и согласился выпить, решив, что это мне должно помочь в мой первый раз быть не таким зажатым. Отталкивать его, отказываться и изображать из себя недотрогу я не собирался, возможно, это мой единственный на свете шанс узнать, что же такое близость с альфой и телесная любовь. Было немного страшновато, но и любопытно тоже, поэтому я твердо для себя решил, что все равно пойду на это и позволю Вику взять меня.
Вино ударило мне в голову мгновенно, но дело свое сделало, и я действительно воспринимал все, что происходит словно бы со стороны, хотя и реагировал на каждое его прикосновение необычайно остро. Единственное, что мне показалось странным – Вик словно бы спешил куда-то, дрожащими руками рвал с меня одежду, скороговоркой бормотал разные глупости, которым я не слишком верил, но все равно слова приятно щекотали слух, ласкал меня небрежными рывками, и я еще смог удивиться, что в голову пришло такое представление об этом, как будто бы я знал, с чем можно все сравнить...
Потом... Признаться, я давно уже подсознательно томился по альфе, особенно в дни циклов, однако то, что я почувствовал потом, не шло даже в сравнение с моими наивными представлениями об этом «процессе». Первые касания его руки к промежности и члену было изумительно приятны, я даже застонал, чего никак не ожидал от себя, но стоило ему засунуть палец внутрь, как тело тут же взорвалось довольно сильной болью. Я вздрогнул и застыл, весь сжался, на минуту остро пожалев о том, что вообще решился допустить самца так далеко до своего невинного тела. Думал, что он не обратит внимания на мое робкое сопротивление и станет действовать чуть ли не силой, но он остановился, вышел из меня и что-то снова бормотал, и голос был такой молящий, что я послушался его и перестал сжиматься, впился пальцами в ворс ковра и с ужасом и любопытством ждал, что будет дальше.
А дальше БЫЛО НЕЧТО! Сначала боль, ужасная, все рвущая на части, первым порывом было закричать, но я сумел сдержаться. Хотел познать любовь и альфу, так терпи, наивный дурачок. Но почему омеги так желают секса, они же не мазохисты поголовно, в самом деле? Возможно, так невыносимо больно только в первый раз?
Я все-таки наверно заскулил, и Вик опять остановился, потом поднял меня за бедра и поставил на колени. Поза мне показалась стыдной, краска бросилась в лицо, однако боль уменьшилась, и я почувствовал себя намного лучше. Он начал двигаться во мне, и мыслей не осталось, я словно превратился в яростный сплошной огонь. Меня трясло, крутило и несло неудержимым шквалом незнакомых ощущений, я перестал принадлежать себе и принимал его в себя уже охотно, беззвучно умоляя, чтоб это сладкое безумие подольше не кончалось...
***
– Кэйси, ты дома? – тонкий голосочек Ибара. – Можно к тебе зайти?
– Конечно, заходи, – сын моего хозяина сейчас как раз кстати, иначе я свихнусь от всяких размышлений. – Смотри, мне Эрбиль торт принес, давай попьем чайку.
– Но почему брат Эрби не остался, Кэйси? Он тоже любит торт с малиновой начинкой. Я слышал громкие голоса, вы поругались с ним? И торт помялся...
– Я неосторожно уронил его. А с братом мы, бывает, и поспорим, он такой зануда. Сиди, пойду поставлю чай.
– Еще я видел парня, ну того, с которым ты встречаешься. Он тоже быстро выбежал отсюда. Наверно, брату Эрби не понравилось его лицо, я угадал? Он из-за этого с тобой поспорил?
– А что у Виктора с лицом? Ну-ка скажи мне, Ибар. И вообще, как он тебе, на внешний вид?
– Да он нормальный, – отозвался мальчик, – с левой стороны. А вот с другой у него страшное лицо, все сморщенное и в рубцах, но если не смотреть туда, то ничего.
– Шрам, что ли? – счел нужным уточнить я, – от ожога? Такой вот, да? – Я приподнял штанину и показал ему лодыжку, где у меня остался след от давнего пожара. – Похоже, посмотри?
– Ну да, наверно, похоже, – отозвался Ибар. – Папа сказал, что этот парень одинокий и несчастный, вот и прилип к тебе. Ты ведь его не видишь. Такие никому не нравятся, даже если на самом деле очень хорошие и добрые. Ты не бросай его, Кэй, а то он расстроится.
***
Хм, страшный шрам на правой стороне лица. Это существенно меняло дело, превращая Виктора в такого же изгоя, как и я. Теперь мне ясно, почему он захотел со мной встречаться, а не сказал мне правду из боязни, что я побрезгую им, как и остальные. Это давало некую надежду, – два одиноких человека, которым некем заменить друг друга, могли быть вместе очень долго. Конечно, я не думал о семье, тем более, о детях, но расставаться с ним сейчас, так сразу, не хотелось.
Он записал мне в телефон свой номер, и я попробовал связаться с ним, но он не отвечал. Наверно, думает, что хочу ругать его и упрекать за то, что не сказал мне правды. Я мучился все воскресенье, а потом решился снова поехать на цементный завод, хоть он мне и сказал, что там не любят визитеров. Скорее, тоже врал, боялся, что друзья или вернее сослуживцы, расскажут мне о нем и о его лице. Но я был должен с ним поговорить и прояснить это недоразумение, и если даже он не согласится больше общаться со мной, хотя бы извиниться перед ним за грубость брата.
Поехал вечером после работы, а не в перерыв, как прошлый раз. Вахтер узнал меня и был приветливее, сразу предложив немного подождать «в прихожей».
– Вы не переживайте, я не пропущу его и сразу же скажу вам, – обнадежил он. – Немного поскучайте, ничего? Осталось пять минут, сейчас ребята выйдут.
– Кэйси? – в голосе Виктора удивление и радость. – Признаться, я не ожидал, что ты придешь...
– Ты не отвечал на мои звонки. Вик, извини за брата, он ничего такого не хотел, просто переживает за меня.
– И ты проделал этот путь, чтобы извиниться?
– Ну... если честно, то не только. Я не навязываюсь, но хочу тебе сказать, что для меня твоя внешность не проблема. Если не против, то давай продолжим наши встречи, как и прежде. И зря ты ничего не говорил. Шрамы на теле или на лице ничего не значат для меня.
– Кэйси, – он задышал сильнее, – ты мне нравишься, и это правда. Но как же брат...
– Мне двадцать пять, и я решаю сам, с кем мне общаться. Вик, можно я коснусь тебя? – не дожидаясь разрешения, я протянул руку к его лицу, но он перехватил ее и прижал к здоровой щеке, с горечью прошептав, что «лучше не надо».
Так мы и стояли некоторое время. Моя ладонь на его щеке, а он закрыл глаза и не двигался. Вокруг было тепло и тихо, ничто не нарушало этот момент истины, и мое сердце впервые плавилось от нежности к другому человеку. Я слышал его дыхание, ощущал знакомый запах и чувствовал себя счастливым. Сейчас со мной был человек, который радовался мне и хотел видеть. Неважно, что им двигало, пусть и обычное желание альфы к омеге, сейчас мне это было все равно. Устав от одиночества, так важно ощущать рядом с собой тепло другого человека, знать, что сегодня и завтра он будет с тобой. Просто сидеть за одним столом, варить ему кофе, о чем-то говорить, касаться руки, – все эти мелочи порой так много значат!
Хотелось расспросить его о том, что с ним случилось, ведь он был очень симпатичным парнем, пока не получил свое увечье. Но это все потом, когда мы( может быть!) станем друг другу ближе и сможем больше доверять. Пока достаточно и этого, – вот так стоять и чувствовать, что он со мной.
– Пойдем куда-нибудь поужинаем, Вик, – не отрывая от его лица руки, тихо сказал я. – Мы ведь с работы оба.
– Пойдем. Потом к тебе? Ты пустишь меня, Кэйси?..
– Вот противный! Мог бы и не спрашивать...
Глава 6
Виктор Роу
...к лицу безжалостно и неумолимо приближалось пламя. Я чувствовал его жгучее прикосновение, рыжие языки лизали кожу, волосы потрескивали... Из глотки вырывался протяжный мучительный вопль, а где-то рядом смеялись мои мучители. Пытки огнем им было мало, кто-то пинал меня ногой в живот, добавляя к ужасной боли новые порции физических страданий. Скорей бы пришла смерть и избавила от этой нечеловеческой муки, или хотя бы накрыло сознание спасительным небытием, но ни того, ни другого мне не было даровано, и истязания продолжались, бросая избитое тело в пучину ада...
– Жги ему морду, Патрик, чтобы стал уродом и больше не смел приближаться ни к одному приличному омеге! – дьявольский смех босса терзал сильнее пламени. – Забыл свое место, подзаборная тварь, осмелился поднять кверху поганые зенки! Кастрировать мерзавца! Я лично отрежу ему все, что болтается между ног! Подайте мне нож, быстро! Как смел коснуться моего сына, вонючий нищеброд?! Забыл, кто вытащил тебя из дерьма и дал возможность жить прилично? Нож мне, я долго ждать буду, скоты?
– Босс, посмотрите влево, – испуганно пробормотал Патрик, убирая от моего лица факел, – ваш сын...
Превозмогая боль и чуть не выворачивая на сто восемьдесят шею, я тоже сумел посмотреть в ту сторону. У двери стоял Лой, мой любимый, – единственный сын босса, с которым мы бросились в пропасть запретной любви, невзирая на строгие рамки дозволенного, и были пойманы на месте преступления накануне ночью. С тех пор моя жизнь превратилась в кошмар, где не существовало ничего, кроме телесных страданий. Избитый, окровавленный, я долго валялся связанный в холодном сарае, и вот теперь меня выволокли перед лицо взбешенного босса для окончательной и мучительной смертельной расправы.
Я знал, что пощады не будет, и мне не выбраться живым из этого мрачного полутемного ангара, служившего банде домом. С трудом различив мутным взором точеную фигурку Лоя, я, даже будучи полуживым от боли, невольно содрогнулся, – настолько страшен был омега в своей решимости спасти меня, глаза его горели адским огнем, в каждой руке он держал по пистолету.
– Откуда ты здесь взялся, идиот? – взревел босс. – Ослы, я ведь велел вам запереть свихнувшегося дурака! Чего вы на него уставились? Схватить немедленно...
– Назад! – негромко, но от того еще более жутко, произнес Лой. – Я хоть и омега, но сын гангстера! Вы знаете мои способности, ублюдки! В меня стрелять вы не осмелитесь, а я без жалости убью любого, кто сделает хотя бы шаг, потом покончу с собой, и папочкин выгодный брак, который он так лелеет, накроется медным тазом!
– Не слушайте его, он потерял рассудок!
– Я не шучу, – омега выстрелил и один из бандюганов свалился замертво. – Вторая пуля полетит в тебя, отец. Тогда я стану боссом, и вся эта свора недоумков будет вынуждена подчиниться мне. Если я нужен тебе, прикажи им отойти, а нет – убей меня первым. Но одному тебе не победить клан Марфи.
– Чего ты хочешь? – босс сбавил тон.
– К чему ненужные вопросы? – с горькой иронией обронил омега. – Отпусти Виктора, ты знаешь, он ни в чем не виноват. Я соблазнил его, хотел, чтоб первым меня взял любимый человек, а уж потом и твой ублюдочный зятек! Казни меня, если желаешь крови, инициатором был я, не Вик! Я обещаю, что мы больше не увидимся. Я подчинюсь тебе и выйду замуж, будешь счастлив и доволен... ПАПА!
– Нет, Лой, не надо, не губи себя, – прохрипел я из последних сил, – мне все равно уже не жить...
– Ты будешь жить, Вик! – крикнул он. – Только попробуй умереть, дурак! Мне надо знать, что ты живешь, что ходишь по земле, смеешься, думаешь и дышишь! Без этого я не смогу существовать! Прости, я виноват, не смог тебя спасти, и ты... твое красивое лицо...
– Ну хватит этих тошных откровений! Я сыт по горло! – рявкнул босс. – Выкиньте эту падаль на помойку с глаз долой, – не поворачиваясь, он презрительно плюнул в мою сторону, – а сдохнет, я не виноват. Лой, ты теперь доволен, мелкий сволочонок?
– Назад! – снова заорал омега. – Вы отвезете Виктора к больнице, иначе сделка будет недействительной! Я сам проверю, будет ли ему оказана необходимая помощь!
– Вот ведь упрямый, весь в меня, – фальшиво засмеялся босс, – ладно, твоя взяла, к больнице. И денег на лечение суньте в карман. Но если только я узнаю, что ты с ним виделся, больше не пощажу...
... проснулся я весь в холодном поту, и долго приходил в себя, с трудом глотая пересохшим ртом прохладный воздух. Щеку и шею дергало спазмами боли, как будто факел все еще неумолимо и безжалостно жег мне лицо...
Проклятье, как же так? Я уже давно перестал мучиться этим кошмаром, так почему же он опять вернулся? Неужели так сильно скомкал мою волю вчерашний разрыв с Кэйси и последующая пьянка, когда я тщетно пытался утопить в дешевом пойле всю овладевшую моей душой чудовищную тоску?
В дверь кто-то сильно и нетерпеливо дубасил. Как долго это продолжалось, пока я плавал в своих болезненных воспоминаниях и ничего не слышал? Наверно, Март, кому еще ко мне ломиться в воскресенье утром...
– Эй, дурелом, ты спишь там, что ли? – конечно, он. – Или заночевал у своего красавчика, а я тут зря снимаю двери с петель? Да нет, тут ты, я же слышал, как орал во сне! Небось вчера нажрался, вот и снится всякая хрень.
– Чего тебе? – бросая на подельника хмурый взгляд, я наконец, откинул с двери защелку. – Сегодня выходной, дрых бы до обеда, не мешал другим.
– Вик, ну и рожа у тебя, страшнее чем всегда, – ехидно усмехнулся он, – и перегарищем несет, как из пивной. Я думал, ты давно омежку трахаешь и спишь там у него в чистой постельке, а ты валяешься тут у себя в гадюшнике, на всех чертей похож. Что-то случилось, нет? Неуж отшил тебя слепой красавчик?
– Заткнись, – все так же хмуро отозвался я, – если пришел хамить, то убирайся.
– Вик, может хватит? – бесцеремонно отодвинув меня плечом, он пролез в мою халупу и вынул из холодильника банку пива. – Ну сколько можно в благородного играть? И все ради чего? Судя по роже, ничего тебе не откололось от невинного омежьего тельца, угадал? А вот характер у тебя стал хуже! С тех пор, как ты связался с этим цветиком, мы даже ни разу на дело не ходили! А у меня долги, знаешь ли, того и гляди на счетчик поставят.
– Моя какая проблема? В казино шастать поменьше надо. Говорил же тебе, что азартные игры до добра не доведут.
– Ну ты даешь, урод! – с места в карьер взъелся Март. – Проповедником заделался, что ли? Совсем с катушек слетел с фиалочкой своей! Значит, так, слушай сюда. Мне наплевать на всю эту любовь-морковь, если свихнулся – не моя забота, но дело забывать нельзя. Я подсмотрел тут один магазинишко, торговля идет хорошо, значит, и касса должна быть приличная. Вторник освободи от своих свиданок, там по вечерам один кассир, и тот омега, обчистим живенько, проблем не будет.
– Отвянь, Март, мне сейчас не до налетов! На душе тухло, можешь понять? – я тоже достал банку и отхлебнул из жестянки холодного пива. – Хочешь бабок, так дуй один, чего меня за собой тянешь? С омегой не справишься?
– Вот же паршивец! – заорал Мартин. – На душе у него тухло, понимаешь! А мне до этого какое дело? Так и сидеть на мели, пока тебе перед слепым интеллигенцию разыгрывать не надоест? Хоть на шухере постоишь, урод, а из дела не выйдешь, понял? Начали вместе, так и дальше продолжим, задний ход делать поздно.
– Ладно, захлопни свою пасть, – довольно равнодушно посоветовал я, – вместе так вместе. Без разницы, хоть и в тюрягу попадем, где в этом мире лучше?
Я сам не знал, с чего так было мутно на душе? Может, действительно влюбился, вот же идиот! Таким, как я, нельзя влюбляться, это верх идиотизма. Да нет же, что за ерунда? Мы больше не увидимся, он меня и на порог не пустит, да я и сам к нему не сунусь. Зачем, – слушать истеричные испуганные вопли? Конечно, братец расписал ему меня во всей «красе», теперь цветочек слышать обо мне не пожелает. Чистюля и идеалист, зачем ему какой-то бандюган с кошмарной рожей?
Все, Виктор, хватит, ты ведь все-таки добился своего. Трахнул омежку, так чего скулишь? Было неплохо, но пора забыть. Март хоть и дуб, но прав, надо вернуться к прежней жизни, работать, шастать по борделям, глушить дешевое пойло в забегаловках, пугать прохожих, грабить магазины. Таков он, твой привычный мир. Муть на душе только лишает твердости и расслабляет тело. А копы загребут? Подумаешь, проблема! Весь этот подлый мир – тюрьма, в нем нечего терять.
***
Но оказалось, что терять мне все же есть чего! Когда увидел в понедельник сидящего «в прихожей» Кэйси, подумал, сердце остановится от неожиданности! Сначала не поверил собственным глазам, потом адреналин ударил в кровь. Хотелось броситься к нему, схватить в охапку и унести куда-нибудь, где никого не будет, кроме нас двоих. Но, я как будто бы споткнулся о невидимую стену, сказав себе, что рано радуюсь, и Кэй скорей всего пришел сказать мне все, что думает о проходимце, то есть обо мне, швырнуть в мою рожу кучу обвинений и уйти.
Все наши сгрудились возле вертушки, мешая проходить другим, и пялились на нас, как на восьмое чудо света. Конечно, Кэйси этого не знал, смотрел незрячими глазами в никуда и напряженно вслушивался в гул голосов, а я был зол на них, как никогда, готовый расшвырять по сторонам всю любопытствующую кодлу, чтоб не отсвечивали тут.
Не оставалось ничего другого, как самому зайти в «прихожую», закрыв собою вход. Дверей там нет и проем довольно узкий, так что я заслонил все обозрение парням. Вот вам, любуйтесь, сволочи, моей спиной!
– Кэйси? Признаться, я не ожидал, что ты придешь... – давно я так не ждал ответа от омеги. С душевным трепетом, со страхом и надеждой. Да что со мной такое, в самом деле? Я что, действительно запал на этого слепого парня? И что мне делать, если он сейчас мне скажет, что я мерзкий тип, обманщик и урод?
– Ты не отвечал на мои звонки. Вик, извини за брата, он ничего такого не хотел, просто переживает за меня, – он неуверенно и чуть смущенно улыбнулся.
Я задохнулся, широко раскрыл глаза... Чего угодно ждал, но чтобы извиняться! Такого со мной никогда не случалось, за всю мою несчастную шальную жизнь. Никто, ни разу не просил у меня прощения, да что прощения, за человека не считали!
– И ты проделал этот путь, чтоб извиниться? – не веря своим ушам, недоверчиво спросил я.
– Ну... если честно, то не только. Я не навязываюсь, но хочу тебе сказать, что для меня твоя внешность не проблема. Если не против, то давай продолжим наши встречи, как и прежде. И зря ты ничего не говорил. Шрамы на теле или на лице ничего не значат для меня.
– Кэйси, – я не припомню, чтоб когда-нибудь испытывал такое острое волнение. Голос мне изменил, и остальное я уже шептал, – ты мне нравишься, и это правда. Но как же брат...
– Мне двадцать пять, и я решаю сам, с кем мне общаться. Вик, можно я коснусь тебя? – не дожидаясь разрешения, он протянул руку к моему лицу, и я хотел ему позволить, но в последний момент вдруг дико испугался, перехватил его ладонь и прижал к здоровой щеке.
– Лучше не надо, – с горечью прошептал я, не замечая, что сильно сжимаю его пальцы, – ты не обижайся, ладно? Быть может, чуть попозже, но сейчас я не хочу тебя пугать...
Было тепло и тихо, я расслабил хватку, и нежное прикосновение его руки бросало меня в волны незнакомых раньше чувств. Хотелось плавиться от счастья, сходить с ума и говорить ему какие-нибудь глупости, гладить запястье, слушать дыхание и просто ощущать его, так близко, рядом, – стоит шагнуть вперед, и он окажется в моих объятиях... Но здесь нельзя, наверняка еще кто-то остался из парней, и ждет момента, чтоб увидеть что-то интересное. Потом, когда останемся одни, будем любить друг друга, и совсем не так, как в первый раз. Пусть оба мы неопытны в постельных ласках, но это не помеха, у нас получится, все будет хорошо.
– ...ты пустишь меня, Кэйси?
– Противный, мог бы и не спрашивать...
***
Мой Лой, единственный, кого я целовал когда-то! С ним было все впервые, – первый поцелуй и первая любовь, окончившаяся так горько и печально! С тех пор я превратился в зверя, бесчувственного и жестокого, которому чужды любые проявления эмоций. Лишь похоть, злость, ирония и жажда унижения того, кто был слабее, – ни нежности, ни ласки, ничего... Да кто бы принял поцелуи от урода? Меня терпели только шлюхи, имея за соитие двойную плату.
И вот теперь, впервые за тринадцать лет я целовал омегу, задыхаясь от избытка чувств! Кэй отвечал мне так же страстно, хоть и неумело, мы оба отдавались поцелую без остатка, постанывая, что-то бормоча в те редкие секунды, когда отрывались друг от друга и жадно хватали воздух, чтоб тут же снова впиться в желанные губы и пить с них нежность, таинство желания и дрожь предчувствия безумной близости, которую мы оба так хотели получить сейчас. Он обещал не прикасаться к правой обожженной половине моего лица, и я доверился ему, но чувствовал, что если бы он даже и забыл об этом, нечаянно дотронувшись до жутких шрамов, это не изменило бы его ничуть, и он по-прежнему горел со мной в одном костре дремучей первобытной страсти...
Я взял его совсем не так, как в первый раз, всей сутью ощущая, что ему сейчас гораздо лучше. Он снова тихо и со всхлипами стонал, но вовсе не от боли. Я не спешил, растягивая удовольствие, которое мы остро чувствовали оба, и каждый мой толчок как будто добавлял огня в огромный пышущий экстазом вихрь невыносимого блаженства. Наши тела слились в одно и двигались в едином ритме навстречу бешеной разрядке, мы стали неразрывным целым, родней сиамских близнецов, оба дышали, осязали, жили той сокрушительной священной близостью тел и сердец, которую и называют истинной любовью.
Я медленно и глубоко вторгался внутрь горячего трепещущего тела Кэйси, при этом умудрялся целовать его, везде, где доставали губы. Забыв про свой ужасный вид, про образ жизни и сомнительное прошлое, наивно верил, что мы будем вместе вечно...
– Вик, как хорошо, – почти благоговейно прошептал мой сладкий мальчик, когда мы оба взорвались безумным вихрем, и я без сил упал на смятую постель с ним рядом. – Я рад, что мы с тобой нашли друг друга...
– Кэй, я люблю тебя, – таким же тоном отозвался я. – Не отрекайся от меня... Пусть что угодно люди говорят, не отрекайся...
Теперь он знал, что я урод, принял меня таким, правда, не зная степени уродства, но это было далеко не главным. Словно верхушка айсберга, где остальные тайны скрыты в глубине под толщей воды, так и меж нами оставалось слишком много лжи, и это мучило меня. Я чувствовал потребность все сказать ему, но знал, что это глупо. Он не поймет, прогонит, испугается, поэтому молчал, откладывая трудный разговор, и каждый новый день брал у судьбы словно взаймы, хотя и понимал, что отдавать мне будет нечем.
