Текст книги "Не разгадывай мои загадки. Люби их (СИ)"

Автор книги: Lady_Rose aka Gluck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

А Билл вслушивался так, будто кроме звука низкого голоса Ансельма в мире больше вообще звуков не существовало. О такой внимательности говорило его сосредоточенное лицо с широко раскрытыми глазами, сложенные сзади руки и своевременное кивание головой в конце каждого предложения. В середине монолога мужчины мне уже стало совсем скучно, и я только и делал, что разглядывал своего странного и сейчас такого милого мальчика. Вот реально, какого чёрта я вообще на эту выставку пришёл, если рядом стоит тот, кем можно вечно любоваться? Бл*. Честно говоря, задолбался я уже его захваливать, но ничего поделать с собой не могу…

***

Из галереи мы вышли в каком-то совсем нехорошем настроении. Во-первых, потому что одну, из очень нравившихся Биллу картин, выставленных на аукционе, нёс впереди шедший мужчина, засунув её заполиэтиленинную в подмышку, а во-вторых, потому что мальчику так и не удалось хотя бы близко подойти к его любимому художнику. Мне даже стало как-то неудобно от всего этого. Будто это я всё подстроил, хотя ни в чём и не виноват. Подобное часто у всех бывало… Особенно когда случилась какая-то беда, а ты, начиная себя успокаивать своей невиновностью, потихоньку переходишь в поиски причин своего оправдания. Вот и у меня также. Поэтому я как-то опустил голову вместе с ним, чувствуя моросящий дождь, мелкими, дрожащими от ходьбы, каплями облепивший виски и щёки. А вроде днём была тёплая погода с ярким солнцем… Ну вообще это только на руку, Билл ведь больше любит дожди. Но что-то тихо-тихо пищит внутри, что на дождь ему на данный момент глубоко насрать. Если бы не его мать, шагающая впереди нас с большим чёрным зонтом, то можно было бы подойти к нему, приобнять, поцеловать... Глядишь и легче станет.

– Маам, а где мой зонт? – крикнул парень сипловатым голосом, ускоряя шаг. Мать его ходила быстро, почти бегала. Это я заметил сразу. Появилось ощущение, будто все свои скрытые эмоции она вкладывает в нервные движения ног, сохраняя лицо невозмутимым.

– Кажется, у меня в сумке был… Ты ведь зонты не любишь, с чего это вдруг? Повезло тебе – я его на всякий случай для Тома прихватила. – У меня внутри приятно потеплело от её слов… Ведь знает меня всего день-то толком, зато заботится как о родном сыне. Честно говоря, я так скучал по подобной заботе. Моя мать хотя бы напомнить вспомнила. Ну, хотя, наверное, я тоже отличаюсь такой рассеянностью и пофигизмом. И почему от родителей дети берут все самые худшие привычки?

– Да что-то простывать, кажется, начинаю… Не хотелось бы усугубить ситуацию в последний день перед отъездом. – Фрау Каулитц недолго порылась в большой кожаной сумке солидного вида, но со слегка потрескавшимися ручками, и достала почти точно такой же зонт, как и у неё самой. Отличались они только оттенком. У Билла – синий, почти голубой, а у матери – фиолетовый. Любит же этот индиговец близкие к нему цвета…

Парень шмыгнул для пущей уверенности матери в его словах, и раскрыл свой огромный зонт, показывая мне взглядом, чтобы я залез под него с Биллом вместе. Дождь стал слепым, постепенно показывая нам всё больше и больше солнечного света, отчего под этим просвечивающимся зонтом всё стало цвета индиго и лицо Билла, наконец, показало мне свою счастливую улыбку с прикушенной нижней губой.

– Стой… – шепнул он мне на ухо, слегка касаясь губами мочки из-за такого маленького расстояния между лицами, и остановил за край пиджака. Внутри проскочило почти мимолётное ощущение падающего комка сухих листьев от груди до низа живота и его голос, как ветер раздувал эти листья, щекоча ими.

– Чего мы встали? – Билл только хихикнул и немного опустил зонт, полностью прикрывая наши лица. Этот цвет индиго практически резал глаза, хотя и был достаточно мягким. А может я, наконец, тоже стал обладать такими способностями и вижу не только цвет зонта, но и как изнутри светится Билл? Эх, хотелось бы верить. Пока я пытался побеседовать на эту тему с собственной совестью, парень коснулся моей щеки кончиками пальцев, провёл ими до уха и, нежно потянув за мочку моё лицо ещё ближе к своему, поцеловал. В этот момент казалось, что мы целуемся впервые. Даже немного закололо кончики пальцев. Мягкие губы касались, снова исследуя, очень осторожно, аккуратно, а язык лишь просился, дразняще лаская только приоткрытые губы.

– Зачем ещё нужны зонты в дождь, знаешь? – тихо начал он шептать, поглаживая гладким пальчиком мою скулу и наполняя лёгкие запахом настолько близких губ. Какая-то смесь ванили с корицей от недавно съеденных булочек в буфете галереи и мяты от жвачки. – Одни их используют, чтобы не намочить причёску, другие – чтобы не растёкся макияж, а я использую только чтобы прятаться от чужих глаз, но никак не от дождя. Дождь ведь не осудит и не накажет, так зачем от него прятаться? – карие глаза в этой тени казались почти чёрными, а губы – бледно-голубыми. А потом тяжёлые веки опустились и я больше не видел его лица, но вместо этого чувствовал тепло дыхания, мягкость губ и стук сердца, которое у него, казалось, взбесилось и решило продолбить дорогу в мою грудную клетку.

*20*

Туманный вечер

Уезжать из Берлина не хотелось абсолютно. Было ощущение, что там и был наш мир. В последний день мы до ночи вдвоём гуляли по мокрым улицам, освещённым несколькими десятками фонарей с, прибитой каплями, пылью на их поржавевших шапках, болтая и смеясь. Пили холодное пиво и целовались, делясь хмелём на языках, и едва уловимым друг другом запахом спирта. А потом пришли в номер отеля и долго нежились на кровати в мокрой одежде… Так, обнявшись, и уснули.

И уже только сидя в самолёте и слушая один плеер на двоих – я понял, что это был наш единственный на последующие месяцы совместный отдых без лишних глаз сестры или того же Адама. Но ведь это был волшебный отдых, так? А значит, можно будет его с удовольствием смаковать в памяти, кусая губы и закатывая глаза. Здравствуй, обыденность!

***

Родители меня не встретили. Такое ощущение, что они вообще забыли, что я уезжал куда-то в другой город на все выходные и спокойно (со слов Эллен) ушли к друзьям пить. Только позвонили – прилетел, мол, или нет. Ну да ладно, у них своя жизнь, не десять лет мне уже вроде… А сестра стала какой-то ещё более раздражительной. Будто и не рада была она меня видеть вовсе. Шикала постоянно, бросала какие-то косые взгляды, а от вопросов всё время норовила уйти. Либо у неё начались месячные, либо её кто-то обидел. Тут одно из двух. Но, видимо, она заметила моё обеспокоенное лицо и решила изобразить кривое подобие заинтересованной улыбки.

– Ну, как съездили? – то, как она оживлённо старалась спросить – можно сравнить с последним маленьким глотком воздуха утопающего, которого уже по-любому никто не спасёт, а дышать, сука, хочется. Ровно на такой момент хватило её оживлённости, и ровно настолько она проявлялась в выражении её лица.

– Замечательно! Выставка, конечно, скукотень полная, но зато компания превосходная… – щёки невольно загорелись, распространяя свой жар на кончики ушей, как только мозг выдал картинки нашего совместно проведённого с Биллом времени. – А с тобой-то что случилось?

– Да что ты заладил со мной да со мной, с порога про морду недовольную спрашивать начал! Настроение у меня плохое, встала не с той ноги. – Резко ответила Эл, принимаясь судорожно хватать в руки первые попавшиеся подушки на диване в гостиной и стараясь разгладить на них все складочки, которые найдёт.

– Сейчас восемь вечера, встала ты, как максимум в два. За это время настроение могло легко подняться, учитывая, что ты весь день сидела и читала эти рассказы о счастливой любви. Так что харе выпендриваться и давай рассказывай, что случилось? – сестра никогда не отличалась хорошим умением скрывать любые свои эмоции, также как и я. Поэтому играть сейчас роли счастливых людей попросту глупо. Лучше уж пусть выскажется мне, чем каким-то своим подружкам в Интернете или чего хуже…

– Мы с Адамом поссорились. – Выпалила на одном дыхании. Честно? А мне от этих слов легче стало. – Точнее…не совсем поссорились… – чёрт, а вот это уже никаких приятных облегчений внутри не вызывает. Моментальная остеклянелость глаз и мелкое дрожание губ девочки ни о чём хорошем сейчас не говорит. У меня тем временем кровь от щёк и ушей быстро перетекла в глазные яблоки, и зубы, казалось, раздавят сейчас друг друга от такого сильного сжатия челюстей.

– Что эта скотина тебе сделала? – как можно более спокойно спросил я, уже догадываясь, что молодой парень явно не просто так всё это время вежливо общался с моей наивной сестрёнкой.

– Не злись,Том! Это ничего особенного… просто он полез ко мне, а я его отшила. – Эллен выставила вперёд руки, показывая мне свои ладони, и посмотрела в глаза, стараясь успокоить. Но как-то у глаз, наполненных слезами, это очень плохо получается.

– Какого чёрта он вообще к тебе лез?.. – шикнул я, – «Друзья-друзья»! Видали мы таких друзей, знаем! А ты ещё ходишь вся размалёванная и в коротких юбках! – не знаю, что именно меня так задело в её словах больше: то, что Адам хотел трахнуть мою сестру или то, как она сама сейчас на грани истерики пытается изобразить спокойствие.

– Ты чё охренел что ли? Это вообще твоё дело – в какой одежде я хожу и, как сложится Моя личная жизнь? – возмущённо пискнул голос напротив.

– Что он делал?! Сейчас пойду и с корнем ему яйца вырву! Будет знать, как мою несовершеннолетнюю сестру в постель тащить! Слэшер, блядь, недоделанный! Рассказы ему твои нравятся! И я хорош, блядь! Надо было его с первого дня отсюда нахрен выгнать! То он за мной по пятам шагает, то к тебе вон руки распускает! Убью урода! – внутри меня будто всё резко закипело и заледенело одновременно, отдавая неприятным покалыванием под кожей. Хотелось что-нибудь разбить. Что-нибудь тяжёлое, но ломкое. Чтобы при ударе об пол аж в ушах зазвенело от грохота.

– Том! Ты слышишь меня или нет?! Ничего такого не было, говорю тебе! И вот только не надо сейчас делать глупостей! Забей, не увижу я его больше. Успокойся…

– Я, блядь, спокоен! Говори его адрес!

– Идиот, успокойся! Это не твоё дело! – её голос срывался, не смотря на довольно уверенный тон, и с каждой секундой Эл всё чаще сглатывала, стараясь сдержать слёзы.

– Какого хрена я должен быть спокойным, если ты сейчас заревёшь, и я знаю из-за кого! Мне тупо смотреть на тебя, обнимать и приговаривать «всё, хорошо»? Я тебе не твоя сопливая подружка!

– Дебил! Ты чё из мухи слона делаешь?! Он ведь меня не…

– Да срать я хотел сделал он что-то с тобой или нет! – закричал я на весь дом до того, что даже, кажется, по стенам верхних этажей пролетело эхо. – Он пытался. Давай мне его адрес. Сейчас же. – Добавил уже тихо, протягивая руку и стараясь ещё сильнее не напугать и без того дрожащую сестру.

– Что за тупая мужская привычка: чуть что – сразу бить морду… Я думала, что хоть у геев этого нет! Не дам я тебе ничего.

– Не дашь – я возьму сам. Я прекрасно знаю, где лежит твоя записная книжка и мне ничего не стоит заглянуть в неё. – Я сам удивился своему тихому и ровному голосу, хотя внутри всё уже кипело на пределе и от её обидных слов в мой адрес и от того, что могло бы случиться с моей сестрой и этим озабоченным ублюдком, пока я нежился в отеле с Биллом и разглядывал настенную мазню.

Эл вдруг резко села на диван и спрятала лицо в ладонях. Её колени и пальцы дрожали. Нет… Я не верю, что всё закончилось так хорошо, как она утверждает. Девушки не рыдают и не трясутся в истерике, если просто отшили парня. Я прекрасно помню, как мне отказывали. Помню, как гордо поднимали носы или насмеивались, или просто опускали глазки и говорили, что не готовы. Но они не злились, не раздражались и уж ни в коем случае не истерили. Эти мысли тоже крутятся в голове, но нужно стараться их отогнать, по крайней мере для того, чтобы не разозлиться самому ещё больше.

– Элли… – ласково убрав ладони от её лица, я осторожно заглянул в заплаканные глаза, стараясь не показывать всего своего внутреннего кипятка. – Не волнуйся, я ничего плохого не сделаю. Просто пойми, что я не могу спокойно сидеть здесь с тобой, зная по чьей вине ты плачешь… Всё ведь было совсем по-другому, да? – сестра мне больше ничего не ответила, а только медленно потянулась к столику у дивана, на котором лежала ручка и пара стикеров.

***

Дверь его дома вся в каких-то узорах с облупившийся краской, как в страшных фильмах про вампиров. Пока я шёл до этого дома – представил себе все возможные виды наших разговоров. И даже сейчас, стоя у его двери, и выискивая ответы на свои вопросы в надверных узорах, я всё ещё представляю себе встречу. От своей выжатой из пальца вежливости с мягким «здравствуй» и змеиной улыбкой, до сильного толчка в грудь с порога с обвинениями, но ни я никак не мог представить точную его реакцию на мои слова, ни дверь подсказать не стремилась. И сейчас стало как-то до влажности ладоней страшно. Кажется, будто сам же пришёл в клетку со зверем, да ещё и обмазанный всеми видами пахучих специй к мясу и яблоком во рту для красоты. Осталось доготовить меня снаружи – внутри и так давно уже всё горит.

Наконец, плюнув на свой чёртов страх и волнение, я уверенно нажал на звонок и крепко сжал челюсти, приготовившись морально к выходу своих эмоций. Дверь мне открыл высокий мужчина в фирменной рубашке и домашних шортах. Он непонимающе уставился на моё лицо, от чего появились морщинки на его лбу, а ярко-зелёные глаза сощурились. Стойкое ощущение чего-то до боли знакомого. Очень уж эти глаза похожи на глаза теперь ненавистного мне человека.

– Здравствуйте, я к Адаму. Он дома? – изо всех сил стараясь произносить его имя, не повышая тон, спросил я и с интересом посмотрел за спину этому человеку.

– Да, – спокойно ответил мужчина, продолжая так же с интересом меня разглядывать, будто нашёл в моём лице кучу каких-то изъянов и теперь мысленно критикует. Такой же неприятный тип, как и его сын. Чёрт, как же выбешивает вся эта ситуация… – Сейчас позову. – Довольно резко прервал он процесс своего разглядывания и зашёл обратно за страшную дверь.

Буквально через минуту скрип пола за порогом и громкий хриплый крик родителям о чём-то только им понятным окончательно залил мои глаза нескрываемой злостью. Казалось, что ещё секунда и тело перестанет слушать дурацкие запреты разума и, поломав все барьеры из наигранного спокойствия, начнёт жить своей убийственной жизнью… Дверь распахнулась и Адам, поправляя, падающую на глаза и незалаченную на данный момент, чёлку кивком головы пригласил войти. Мне кажется или сердце сейчас само проломит мне рёбра и кинется на этого ублюдка с кулаками? Ноги вроде идут, лицо не меняется, но сердце-то вырвется сейчас!

– Какие люди! – долетел до ушей радостный(?) возглас, – Проходи на кухню, я сделаю чай… Чёрный или зелёный? – непринуждённо спросил тот же голос Адама, поднявшего тёмные брови, резко контрастирующие с белым цветом его волос на голове.

– Я сейчас из твоих яиц питательный коктейль сделаю, скотина. – Совсем тихо прошипел я ему в лицо, уже из последних сил удерживая руки у швов на джинсах, а сердце там, где ему положено быть. Парень только высокомерно поднял голову и громко промычал, прикусывая щеку изнутри и ещё выше поднимая брови.

– Значит так, да? Ну, пойдём, поболтаем… – насмешливым тоном почти пропел он, будто только и ждал этих моих слов. Такое ощущение, что я не угрозу только что озвучил, а спросил у него «как дела?».

Рука Адама резко схватила меня за локоть, разворачивая к коридору, ведущему в гостиную, и потащила меня за собой. Такая холодная, что появилось желание выдохнуть, чтобы увидеть пар изо рта. Все гладкие мышцы, поднимающие на теле волосы, резко сократились, будто проклёвываясь сквозь кожу. Я пошёл за ним, почему-то даже не стараясь выдернуть руку, хоть и где-то в голове витала маааленькая мысль, что сейчас это прикосновение совсем неуместно. Дойдя до угла – он повернул меня к себе, сильно толкнув спиной на стену, после чего прижал меня к ней лопатками, упёршись руками в ключицы. Я расширил глаза, по инерции обхватив пальцами его запястья.

– Какого хрена ты делаешь, идиот?!

– Не злись на меня, Том… По-другому ты бы не пришёл.

– Ты что вообще больной? Отпусти! Ты… – я запнулся, бегая взглядом по его лицу. В глаза будто кто-то напускал дыма, а колени затряслись. Тело прогнулось вперёд, довольно легко оттолкнувшись от стены. – Ты… – голос почти пропал, поэтому получалось только сипеть. Глаза сами собой прикрылись. В голове пролетела дурацкая мысль о том, что здесь никто не заметит моих действий. Эта мысль словно пряталась от меня самого, показываясь разными своими сторонами настолько быстро, что я попросту не успевал её ловить и держать. Что-то вроде бегущей строки с размытыми буквами.

– Том… – казалось, что его голос и дыхание было везде и кроме этого у меня ничего не получалось услышать и почувствовать. – Она была не против. Просто не понимала, что делала…Как и ты сейчас. Правильно? – от такого близкого дыхания губы онемели, и их немного покалывало. Руки парня переместились с моих ключиц на, обхватывающие его запястья, пальцы и крепко сжали. В теле появилась необъяснимая лёгкость, которую, несомненно, захотелось подарить, что я и сделал, выливая несказанные и потерянные слова действиями. В головном тумане снова пролетела еле заметная мысль, шепнувшая, что губы Адама и его язык гораздо горячее рук.

*21*

Открытия

Адам с каким-то рыком остервенело отпустил мои руки, будто злясь на себя за что-то и отошёл ближе к окну, подкуривая сигарету. В голову, наконец, мысль за мыслью стали натекать осознание происходящего, стыд, злость и растерянность. Теперь уже тело никого не хотело слушать, поэтому приходилось стоять у этой стены неподвижно, как книжный шкаф рядом, и прибывать в полнейшем шоке. Как это? Что это вообще? Какого хрена?

– Прости меня. – Хрипло выдохнул парень и затянулся новой порцией дыма, сильнее отворачиваясь от меня и стараясь прикрыть, до этого мешающей, чёлкой глаза. – Говорят, что любовь находят по запаху… – он хохотнул и нервно дёрнулся. – Наверное, они правы. Дерьмо и шоколад одного цвета…Только почему-то шоколадом объедаются, а дерьмо смывают в унитаз. – Скривившись Адам потушил сигарету о край фарфоровой тарелки на маленьком столике и повернулся ко мне, глядя в глаза. – Я ведь для тебя дерьмо, так?

Мне словно перетянуло горло невидимой нитью от давящего непонимания. Хочется столько всего сказать. Хочется наорать, кинуться с кулаками, но в то же время расспросить, что это было и как мне на это реагировать, хочется даже понять и пожалеть. Но мозг выбрал снова из всех возможных какой-то тупой левый вариант – бежать. И я трусливо сбежал.

***

Дома меня встретила сестра. Она стояла в махровом халате, с полотенцем на голове и держала тремя пальцами кружку за ушко. Растерянное лицо и опухшие красные глаза, напоминающие два разваренных вареника с вишней. Я ещё долго стоял и просто громко дышал, стараясь унять бешеный пульс от длительной и быстрой пробежки. А когда отдышался, захотелось, чтобы воспоминания вдруг превратились в пыль, чтобы их можно было сейчас стереть и не париться. Но мозг – это тебе, сука, не тумбочка или статуэтка. Его просто так не протрёшь тряпочкой, чтобы следы прошлого не мозолили глаза день ото дня. Чёрт… Впервые в жизни хочу заболеть. Жаль, что до склероза мне ещё далеко.

– Ну что?.. – сипло спросила сестра, отпивая глоток из кружки. В нос ударил уютный запах свежезаваренного кофе.

– Ты зачем пьёшь кофе на ночь? Между прочим, завтра в школу, если ты не помнишь. – Постарался я быстро перевести тему разговора, что бы только не вспоминать о том, что произошло несколько минут назад.

– А срать я хотела… Не пойду я никуда. Ты можешь себе представить, ЧТО будет с моими глазами на утро, если я сейчас возьму и лягу спать? Меня ж за*бут спрашивать от какого аллергена рожа так распухла…

Давно я не слышал от своей сестрёнки такого лексикона. Видимо давно её не пропирало на такое количество слёз за раз. И только теперь я её понял. Это настолько отвратительно – не понимать, что с тобой происходит и делать что-то. Делать будто по принуждению, но в то же время не быть связанными или прикованным. После произошёдшего у Адама дома – внутри появилось непонятное отвращение к себе. Будто разум с организмом поссорились и теперь не могут понять из-за чего. И об этом определённо не хочется говорить. Кому захочется рассказать о своём полном подчинении ненавистному тебе человеку? Неважно, что он сделал – поцеловал тебя или ударил. Если он сделал это по своему желанию, а ты не мог сопротивляться – это унизительно.

– Том… – она посмотрела на меня, стараясь сделать как можно более спокойный вид и собираясь с мыслями. – Я его не отшивала. Более того, он вообще ко мне не лез… Мы ссорились. Причём ссорились из-за какой-то фигни. Дошло до криков и матов, а потом… Я его толкнула и дальше совсем не понимала, что делаю. Будто все эмоции внутри перепутались и… Мы переспали. – Эл начала бегать взглядом по линолеуму от волнения облизывая губы. – И ладно если бы это было по любви или хотя бы по страсти… Но это было так, будто где-то на мне нажали кнопку и включили такой режим, независимо от согласия. Поэтому после стало очень мерзко. Я не хотела говорить, чтобы ты не злился на него и тем более не ехал к нему, но при этом я знала, что моё состояние меня выдаст. Прости… Не стоило вообще начинать с ним общаться. – Она села на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж и, поставив рядом с собой кружку, продолжила рассказывать, с какой-то долей ностальгии в голосе. – Знаешь, он был моим самым любимым читателем...Хоть и комментировал редко. Впервые он написал мне личное сообщение, когда я всё-таки решилась сделать баннер к рассказу с вашей фотографией. Написал, что очень хотел бы увидеться со мной, что могли бы вместе приготовить что-нибудь и поговорить об идеях по поводу последующих глав и…

– Стоп. Ты нас фотографировала?!!

– Ну да… – она виновато опустила голову. – Однажды когда вы прощались здесь у двери. Я спряталась за лестницей и сфотографировала без вспышки… Вы так были поглощены друг другом, что даже не заметили.

На фотографиях всё видно.

Внутри будто что-то щёлкнуло. Билл ведь не просто так сказал, что не любит фотографироваться. Это не выглядело как какой-то обычный каприз или бзик, связанный с внешностью или просто непереносимостью фотокамер. Это было больше похоже на какое-то табу. Он будто боялся, что такие же люди, как он, увидят то, что не хотелось бы. Увидят цвет.

– Элли, в следующий раз, когда тебе говорят нельзя – воспринимай это как «нельзя», а не как «можно-пока-никто-не-видит». А сейчас, – я поднял с лестницы кружку с пахучим напитком и строго посмотрел на сестру. – Иди спать. И больше чтобы никаких знакомств из Интернета не переносились в жизнь, ясно?

Она только обняла колени своих худых ножек и несмело кивнула, зарываясь носом между чашечками.

***

На утро голова болела жутко. От вопросов, ответов, каких-то мысленных решений и выводов. Даже сон был совсем без сновидений, будто у мозга просто не было на них времени. Или желания. Кому захочется показывать какие-то знаки или цветастые картинки, если в голове такой кавардак и без этого? Моя сестра лишилась невинности в четырнадцать лет с каким-то восемнадцатилетним педиком-гипнотизёром. Этот же педик-гипнотизёр каким-то образом сделал так, что вместо кулака получил от меня поцелуй! А теперь два главных вопроса: Нахрена этому педику-гипнотизёру всё это надо? И что сделает Билл мне, когда всё это узнает? А он узнает. У меня сегодня настолько сильно болит голова, что стараться как-то скрыть свои мысли будет бесполезно.

Подойдя к нашему дереву и кинув рюкзак рядом на влажную траву, я закурил, стараясь всеми силами не думать о вчерашнем дне. На другой стороне по-весеннему прекрасной улицы показался знакомый силуэт с поднятой к солнцу головой и расправленными плечами. Билл выглядел так беззаботно и радостно, что все переживания и страхи с каждым его приближающимся шагом растворялись сами собой, уступая место идиотизму влюблённого. Влюблённого предателя. Чёрт…

– Привет, радость моя. – Улыбнулся парень, кинув рюкзак рядом с моим и потянувшись к моим губам за приветственным поцелуем. Я неохотно ответил на него, стараясь не чувствовать себя скверно от того, что эти губы целовали не только его… Билл резко распахнул глаза и отстранился от меня, шокировано прислонив к своим губам пальцы и мягко стирая с них отпечатки нашего поцелуя. Ну вот и всё. – Что это значит? Как это… Кто?

– Адам.

– Идиот! Я тебе говорил держаться от него подальше! За что ты на него разозлился?

Сказать, что я был шокирован такой реакцией – ничего не сказать. Я ожидал осуждения, скандала, обиды, даже насмешки, но никак не таких слов. Медленно перебирая в голове его предложения, одно за другим, я старался найти между ними связь и ответить что-то подобающее, но так и не смог понять, поэтому Билл начал говорить за меня.

– Он обладает способностью делать человеческие эмоции противоположными с помощью воздействия на тактильные анализаторы. Грубо говоря, если ты его любишь, коснись он тебя хоть пальцем – и ты в этот момент будешь его ненавидеть, а если сильно злишься на него – набросишься с поцелуями. И не зависит это от тебя самого. Это не контролируется, понимаешь?.. Не контролируется ни тобой, ни им.

– Откуда ты..?

– Чем ярче аура – тем сильнее эмоции человека. Насколько ты знаешь, если человек эмоционально наполнен – он в любом случае невольно делится этим с окружающими. Но для того, чтобы действовать на эмоции других, поворачивая их противоположной стороной – нужно иметь настолько яркий цвет, что от него чуть ли не глаза начинают слезиться. Вот у него такой. Я жалею, что не сказал тебе раньше… Но я боялся, что ты, узнав это, начнёшь ограничивать в общении с ним сестру, из-за чего она будет злиться на тебя, а ты – на него и в конце концов это приведёт к тому, к чему привело. Я надеялся, что мои сомнения по поводу его чувств к тебе не оправдаются и что он не будет выводить тебя, чтобы получить. Но я ошибся. Он настолько любит тебя, что готов даже на такое… – Билл остановил свой монолог, от волнения прикусив губу и бросив взгляд на носы своих кед. А после резко выдохнул и снова посмотрел мне в глаза. – Насколько далеко вы зашли?..

– Дальше поцелуя и не зашли… Он отпустил меня и извинился. А я трусливо убежал. – Находясь в какой-то прострации, ответил я. От всех слов, что мне только что на блюдечке выложил Билл, становилось всё дурнее, а голова готова была сорваться с шеи с сумасшедшим криком «это какой-то пизд*ц!!».

– А на что злился-то?

– Он трахнул мою сестру.

Билл некоторое время молчал, просто глядя на меня с открытым ртом, а потом поднял брови и удивлённо улыбнулся, после чего эта улыбка переросла в какой-то истерический смех.

– Да ну нах*й! Бл*дь! П*здец какой-то… Короче пошли в школу. – Больше одного мата за раз я раньше от него не слышал. Да и таким шокированным никогда не видел. Обычно было так, что он знает всё обо всех и ничему не удивляется. Оказывается, что бывают удивления и в его жизни, хоть и неприятные.

*22*

Важный экзамен. Для души и знаний.

Весь этот день в школе был словно в тумане. Вроде обычные лица одноклассников и всё те же наезды учителей по всё тому же поводу, что на выходных все пинают балду, а не учат материал на понедельник. Что за бред? Вы в своём уме? Вот покажите мне пальцем того, кто всё домашнее задание делает на выходных? Я похлопаю ему стоя. Да и к тому же после таких насыщенных выходных как-то совсем не хочется думать об учёбе. Также как и о предстоящих…

– Экзамены! – ко мне подбежала одноклассница, нервно теребя свои растрёпанные каштановые локоны и ежесекундно облизывая пересохшие от волнения губы. Её голос перекрикивали другие голоса и вскрики, столпившихся учеников у стены с бумажками. – Вывесили расписание предстоящих экзаменов! Том, у нашего класса математика в следующий понедельник!

Как кувалдой по башке со всего размаху. Ну, отлично! Мало мне проблем было! Два индиговатых парня со сверх-способностями, сестра, странным образом лишившаяся девственности, так теперь ещё и экзамен через неделю, к которому я нихрена не готов! Отлично, Томас, так держать!

– Не волнуйся, любимый, мы справимся… – тихо прошептал мне знакомый голос на ухо, и лёгкое незаметное прикосновение к коже тёплой влажной ладони на мгновение расслабило.

– Надеюсь на это… – как-то слишком обречённо вздохнул я, опустив голову, повисшую от тяжести мыслей и дредов.

– У нас же были уже пробные экзамены – и мы справились. Причём ты написал на отлично. Тогда не понимаю, чего паришься. – хохотнул Билл, заглядывая мне в глаза и ласково улыбаясь.

– Так то – пробный… А это то настоящий.

– Да не парься ты! Хочешь – будем вместе заниматься.

– Ооо, нет! – засмеялся я, пододвигаясь ближе к нему и, оглянувшись по сторонам, резко припал к его левому уху. – Если мы будем заниматься математикой также, как занимались немецким, заставляя друг друга выстанывать правила правописания во время петтинга, то мне кажется, что кроме самого петтинга мы опять ничего не запомним…

– Хм… Ну ладно, – кокетливо начал Билл, опустив взгляд, будто пытаясь спрятать тенью от ресниц покрасневшие щёки. – Только обещай мне, что обязательно всё выучишь и будешь решать задачи с примерами днями и ночами, вместо того, чтобы страдать фигнёй, вдалеке от меня! – с наигранной строгостью наказал парень, тряся наманикюренным пальчиком перед моим носом. Мне осталось только улыбнуться и уверенно кивнуть.

***

На этой неделе у нас осталось всего два зачёта, поэтому я решил не уделять подготовке к ним должного внимания. К тому же если учитывать, что эти два предмета – биология и физ-ра. Биологию у нас ведёт классная руководительница, поэтому как-нибудь да полюбому выкрутимся, ну а уж с чем-чем, а с физ-рой у меня точно никаких проблем нет. Поэтому, распрощавшись длительными поцелуями с Биллом – я поспешил домой и зарылся в учебники и тетради, вовсю решая примеры. Говорят, что математика – гимнастика для ума. Вот и начну его тренировать. А то что-то слишком слабенький какой-то последнее время, мысли нормальные найти не может, шокируется вечно. Привыкать должен, необычные люди его всё-таки окружают.

Сестра всё время пока я готовился, сидела около компа с чипсами и, судя по заново опухшим глазам, наконец, решилась прочитать нечто грустное и гипердушещипательное. Понимаю её… Теперь будет вся в депрессии ещё, как минимум, недели две. Очень жаль, что всё так получилось, конечно, но время уже назад не повернуть. Знай я в тот чёртов день, когда соглашался поехать с Биллом в Берлин, что здесь такое произойдёт – забил бы на эту чёртову выставку и остался бы с сестрой. Всё же, как бы я не любил своего парня и как не уважал бы его интересы, но всё-таки честь сестры и её безопасность для меня гораздо важнее каких-то скучных берлинских выставок с фальшивыми людьми в роскошных залах.