Текст книги "Рельсы (СИ)"

Автор книги: Lady Trickster

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Как же хочется спать…

Ветер.

Тёплый, пахнущий степью.

Разве после смерти можно что-то чувствовать?

Солнечный свет падает на лицо. Прикосновение прохладной ладони ко лбу.

– Тём. Проснись.

Я с трудом открываю глаза.

Аглая.

Глаза тёплые. Она мне снится?

– Тём.

Она улыбается.

– Спасибо, что поверил. У тебя всё получилось.

Едва шевелю губами. Если это сон, то предсмертный.

– Ты… знала?

Она кивает. Шудхэр, какая же она красивая в солнечных лучах. Я хочу запомнить её. Такой.

– Я поняла в конце-концов. Я ведь тоже вижу ниточки… Или, точнее, Линии, как их тут называют. Я не стала говорить тебе. Хотела, чтобы ты сделал выбор сам. У тебя свободная воля, ты единственный в этом городе, у кого она есть.

Прикосновение обветренных губ.

– Ты сыграл не по правилам. И победил.

Она убирает волосы с моего лба. Её лицо заслоняет собой солнце.

– Идём домой. Я помогу. Вставай, обопрись на меня. Я сильнее, чем кажется.

Хватаюсь за протянутую ладонь. Тело едва слушается.

– Ты не утащишь меня… одна.

Она улыбается одними уголками губ.

– А кто сказал, что я одна?

Меня подхватывают со спины две пары знакомых рук.

– Да уж, потяжелел ты, Учитель. Эй, Спичка, страхуй слева, инквизитор одна не управится!

– Я ведь просила меня так больше не называть.

– Простите великодушно, милостивая госпожа!

– Хватит паясничать!

– Эй, помогите, я его один не удержу, ну!

Не могу удержаться от смеха. Всё болит.

Аглая подхватывает меня, не давая упасть. Я вижу тонкую жилку, которая бьётся на шее.

– Пойдём. Я помогу. Сегодня переночуем в твоей берлоге, а завтра утром переберемся в дом твоего отца. Рубин обещал привести Лару, вот и познакомлюсь с ней, наконец, в нерабочей обстановке. Все вместе наведем порядок, так что перевезти вещи сможем в ближайшие пару дней…

Она так быстро говорит, на щеках горит лихорадочный румянец. Может, от палящего солнца. А может, она просто боится сказать мне что-то, и именно поэтому говорит так много…

– Аглая… Я ведь не до конца здесь, верно?

Она не смотрит на меня.

– Я уже знаю. Говори, не бойся меня расстроить. Мне здесь недолго осталось, верно?

Аглая поднимает на меня лицо. Какая же она красивая сейчас.

– Ты умираешь, Тём. Ты умираешь там, на рельсах, у вагона, где меня расстреляли. Совсем один. И мне очень больно от того, что я ничего не могу изменить.

Я вижу слёзы в уголках глаз. Вытираю их рукавом рабочей робы.

– Не волнуйся так. Я ведь всё понял, сам. Это был мой выбор… И знаешь… Ведь в этом месте самым важным всегда было то, во что мы верим, верно?

Она молчит.

– Поверь и ты в меня. Пожалуйста. Верь в меня до конца.

Аглая кивает.

– Я верю. Не бойся. Я буду с тобой. До самого конца. До твоего последнего вдоха там. И когда…

Она говорит что-то еще. У меня начинает шуметь в ушах. Кажется, уже...

Я не успеваю услышать её последние слова. Меня поглощает тьма.

Когда ты откроешь глаза

самое первое, что ты увидишь

будет моё лицо.

====== Сделка (Ночная) ======

– …Да.

Попутчик улыбается. Белые зубы. Очень белые.

– Ты дашь мне… одну минуту?

– Попрощаться? Хорошо, только поторопись. Вряд ли у тебя есть больше этой самой минуты, знаешь ли.

Закрываю глаза.

Я стою перед ней. Нам не нужно ничего говорить. Солнце садится. Осеннее тепло между нами. И самое главное – где-то между слов. Она улыбается. Одними уголками губ, как умеет только Аглая Лилич, правительственный инквизитор.

Если Попутчик говорит правду, моё время почти истекло. Если он прав, я должен попытаться. Останусь здесь – умру. И твоя память умрёт вместе со мной. Некому будет тебя помнить. Я не знаю, как работает Внутренний Покой. Никто мне этого не объяснял, кроме пьяного бакалавра, который и сам не мог понять до конца. Но разве память человека жива не до тех пор, пока его кто-то помнит?

Я должен постараться спасти их. Спичку, Мишку, девочку Ласку на кладбище, Стаха и Форель, Марию и Викторию и даже заносчивого Бакалавра. Иначе всё было напрасно. Все эти двенадцать дней боли, потерь, страха.

Она смотрит на меня с пониманием.

Тогда иди.

Свет опадает. Её одежда, волосы медленно рассыпаются темными клочьями сажи.

Всё хорошо. Мы оба знали, что так случится. Я знаю, что в этом месте ничего не исчезает без следа. А значит, и я всегда буду где-то рядом. Прорасту савьюром или белой плетью. И когда твоё дыхание рассеется в этом мире, я встречу тебя.

И возьму тебя за руку.

Последние клочья сажи уносит ветром. Голос, как эхо, как воспоминание.

А теперь иди. Ты нужен им.

Снова ночь. Я снова стою перед вагоном. Меня трясет. Разжимаю кулак. На ладони лежит чёрная блестящая шпилька.

Попутчик с нетерпением протягивает руку.

Свет софитов бьёт в глаза.

– Пришли в чувство? Славно, славно.

Стук трости по деревянному паркету.

– Итак, мы постепенно подбираемся к кульминации нашей постановки. Не забываем, сцена пути – одна из основополагающих. Ведь может оказаться, что путь – важнее цели. Минимум декораций, максимум действия! Ваша ноша тяжела, Бурах. Как же нам это показать? Вы идете в гору и катите перед собой валун. Ваши мышцы дрожат. Что Вы чувствуете? Вы ходите путями Бураха. А это были трудные, невыносимые пути. И каждый шаг отнимает силы. Фокус – на актёре. Наша сцена – его внутренний мир. Все по местам. На счёт три, с первой сцены. Я хочу видеть невыносимые страдания! И-и раз, два!..

Тусклый свет одинокой лампочки. Стук колёс. Скрип перьевой ручки. Аглая склонилась над своими заметками и пишет, пишет без остановки. Улыбается, одними уголками губ. Непонятно – то ли мне, то ли своим мыслям.

Я не могу.

Не могу…

Что, если я не раскрою рта? Буду стоять здесь, прислонившись к трясущейся холодной стенке вагона, смотреть на неё. Будет ли этот поезд идти вечно?

Аглая поднимает ко мне лицо. В глазах застыл немой вопрос. Она ждёт, когда я заговорю первым. Я жмурюсь, пытаясь проснуться.

Улыбающаяся Аглая. Распущенные волосы. Тёплые руки.

“Я укрою эту землю своим покровом. Всё, что тебе дорого. Все, кого ты любишь. Они будут в безопасности, я прослежу. Я прикоснусь к сердцу Города, и оно снова забьется. Я чувствую, что я могу это сделать. Теперь, когда нет больше этой невозможной Башни. Я сумею защитить всех. Здесь всё правильно, всё на своих местах. И таким останется. Просто будь со мной. Что бы ни случилось теперь, ты не должен ничему удивляться. Обещай только, что не усомнишься во мне...”

Прости, родная. Этому уже не сбыться.

Ты смотришь на меня. Ждёшь вопроса. Или ответа? Язык не слушается, и горло будто каменное. Но я всё равно подхожу ближе. Я хочу взять тебя за руку. Я хочу хоть на секунду вновь ощутить твоё тепло. Снова. Но я робею перед тобой. Не было нашего бегства, не было теплой ладони по дороге в Шехен, не было ночи в степи. Эту чужую, строгую и собранную Аглаю, я могу коснуться только словами.

Проблеск узнавания в глазах. Отчаяние. Она поняла. Но я уже не в силах ничего изменить.

За скрежетом тормозов она не слышит моих слов, но читает их по губам. Я вижу слёзы, блеснувшие в уголках глаз.

Я люблю тебя.

Поезд останавливается. Свет сигнальных костров бьёт в глаза. Пять угольно черных фигур в военной форме.

– Всем выйти из вагона с поднятыми руками!

Светает.

Степь. Я двигаюсь в город. Город – это на север. Кружится голова. Спотыкаюсь. Падаю. Возможно, теряю сознание на долю секунды. Лежу с минуту, собираясь с силами. Встаю. Иду дальше. В голове шумит от выстрелов. Дым костров разъедает глаза. Светится впереди Многогранник в дымке, как огромное фосфоресцирующее осиное брюхо. Город близко.

– Вид у тебя невесёлый... Значит, из больнички пришел?

Шуршание тряпки. Скрипит табуретка.

– Чего-то ты припозднился. Я тут пока тебя не было бинты прокипятил, на верхней полке лежат. И штуку эту, стеклянную, выбросил, она была в какой-то дряни зелёной, все равно не отмывалась. А ты чего это в крови весь? И лицо такое странное.

Язык не слушается. Вагон. Винтовки. Изломанное, исковерканное тело на рельсах. Зачем? Зачем всё это теперь?..

Ты прольёшь реки крови. Любимой, родной крови…

Спичка смотрит на меня, ждёт ответа.

– Это… не моя кровь.