Текст книги "Зеркала (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

А уже через пару дней в драке с Берсерком Хайд срубил на корню электроснабжение Дома. Так, молча, оставив за страшной тайной право на страшную тайну, Дом выбрал себе нового хозяина.

Его предназначение и отведённую стенами роль, должно быть, можно было понять, только став хозяином Дома. Но подчас даже такие люди, те, кого без прикрас можно было назвать сильнейшими, те, кому другая сторона была открыта в самой полной мере, те, чья власть над Домом была неопровержима и абсолютна, не могли дать толкового объяснения. Иные были недостаточно образованы и начитаны, иные не могли правильно понять свои чувства – никогда они не были одинаковы или хоть немного схожи.

Но выпускники, повзрослев, уходили, выбрав нового хозяина Дома или предоставляя Дому самому сделать этот выбор, и размеренная жизнь ребят продолжалась. Из цикла в цикл совсем скоро они и думать забывали о том, что ещё недавно Дом мог на ушах стоять из-за смертей, неожиданно встревоживших его обитателей. Всё улегалось так же быстро, как и начиналось когда-то. И этот год не стал исключением.

Лишь иногда, собираясь по утрам в туалет, Чейни мог видеть, как Хайд, который чистил зубы, будто бы разговаривал с кем-то в зеркале. Но всегда, когда Чейни подходил к нему, юный хозяин Дома смолкал. Эта игра в молчание продолжалась ровно до тех пор, пока, стоя у соседней раковины, Чейни будто бы невзначай не произнёс:

– Расслабься, я их тоже вижу.

***

Через два года в доме появился Микки, который был на эти же два года младше Чейни или Хайда.

Мальчишка совсем маленький и невзрачный, он смотрел на мир вокруг и на обитателей Дома большими перепуганными глазами и каждому, кто видел чуть больше, чем остальные, становилось ясно – в отражении мальчик давно не видел только себя.

Их первое совместное воспоминание – воспоминание, объединившее их троих, – было огорожено стенами спальней, пропитано разлитым по кровати содержимым маленькой аптечки, стащенной из медпункта, заполнено гулкими пересмешками коридоров и хохотом тяжёлых стен. Микки сидел на своей кровати с разбитой губой. Чейни здесь же перебирал цветастые пузырьки с непонятными надписями, а Хайд с прокушенным носом, царственно вскинув руки, прямо в кроссовках забрался на гору подушек.

– Итак, наконец-то все десять кроватей у нас заполнены! – официально поприветствовал новенького хозяин Дома.

Микки – тихий, послушный мальчик. Умный – куда не просили, не лез; догадливый – знал и замечал больше обычного. Между Хайдом и Чейни выбрал Чейни и почему-то привязался к нему. С тех пор их можно было постоянно увидеть вместе.

– Нет, – ответил Чейни, когда Хайд спросил у него, не надоедает ли ему постоянное общество Микки. – Он довольно… незаметный, знаешь? – Чейни задумался, почесал затылок. – А ещё, я думаю, он – контактор.

Они находились вдвоём, и поэтому Чейни мог позволить себе это спросить. Секретов вообще и тем более секретов такого плана у них давно не было.

– Это точно? – нахмурился Хайд.

– Нет, – Чейни вздохнул. – Я думал, ты знаешь.

Хайд сделал вид, что усердно думает, а потом развёл руками:

– Нет, я так не считаю.

Чтобы выяснить, правда это или нет, они решили проследить за Микки, но в первый же день были пойманы с поличным. Конечно же, два подозрительно спокойных и подозрительно подозрительных хулигана Дома не могли остаться незамеченными.

– Что вы делаете? – подловив их за слежкой, тут же спросил Микки. Чейни и Хайд шарахнулись в сторону, но Чейни нашёлся максимально непринуждённым ответом:

– Эм… А на что ты смотришь?– кивая в сторону зеркала над раковиной в туалете для мальчиков.

– На себя, – нахмурился Микки. – На что ещё смотрят в зеркало?

– А… эм… кого-нибудь кроме себя ты там видишь? – уточнил Хайд.

– Вы что, дураки?

Разняв драку Хайда и Микки, поглазеть на которую во чуть не сбежались все остальные, Чейни, спрятавшись в чулане от воспитателей со своей маленькой аптечкой на коленках молча обрабатывал ссадины Хайда.

– Знаешь, я вот теперь думаю, что я бы тоже так ответил, – сказал тот. – Понимаешь, нельзя же никому рассказывать.

Они действительно никому об этом не рассказывали, но всё равно все здесь друг о друге знали. То, что Микки якобы контактор, они приняли за должное. Но тот случай, казалось бы, вообще не подорвал доверительное отношение Микки к Чейни. Их дружба – сомнительная и явно на соплях держащаяся дружба их троих – даже почти не пострадала. И время шло, сминая детские годы, сминая юность, меняя приоритеты сказками на стенах.

Прошло время, и однажды Хайд задался вопросом:

– Слушай, по-моему, он на тебя запал.

– Чего? – лицо Чейни вытянулось от удивления.

В тот вечер они забрались на чердак, в укромное местечко, скрытое от вездесущих воспитателей, дорогу куда им показала Киви, приглядывающая за очаровательной находкой. Киви поставила кипятиться маленький чайник и разложила на столе небольшой сервиз. Девушка заваривала в чайнике странную траву, собранную на внутреннем дворе поздним летом и засушенную.

И смеялась.

– Чего? – повторил Чейни, обозлившись. – Этого не может быть!

– Если понадобятся советы, обращайся, – подначивающее улыбнулась девушка.

– Я буду твоим шафером на свадьбе. Ну, или его. – Хайд прямо-таки взорвался хохотом и проглядел момент, когда Чейни набросился на него с кулаками.

Шутки. Тупые шутки Хайда. Дружба и преданность – не себе и не друзьям, а порядкам Дома – были здесь превыше всего. Хайд знал и Хайд шутил над этим, воспринимая это как что-то весёлое. А Чейни понимал, что рано или поздно Дом сделает из Микки такого же, как и все они. И что сейчас Микки так тянется к нему – к ним – только потому, что все они – контакторы. А это слишком серьёзно и слишком важно, чтобы быть поводом для смеха.

Они понимали, какого это: знать что-то без возможности это понять. Микки – ещё нет. Когда Чейни и Хайд спустились с чердака, изрядно потрёпанные и побитые, они нашли Микки одного в комнате с книжкой в руках.

– Почему вы подрались? – спросил тот, как только Хайд, обидевшийся на весь мир, упал на свою кровать.

– Потому что, – проворчал Чейни.

– Я не хочу, чтобы ты дрался, – пробормотал Микки. – Это опасно.

– Да здесь даже просто сидеть опасно! – вспылил Чейни. – К тому же… Эй, я не проигрываю, ясно!

Микки с сомнением посмотрел на него, а затем перевёл взгляд на второго незадачливого бойца, который выглядел гораздо увереннее. Не похоже было, что победителем из этой драки вышел именно Чейни.

– Жених и невеста, – фыркнул Хайд, отвернувшись к стенке. Недолго думая, Чейни запустил в него подушкой.

========== Фаллен, Киви и дешёвая подделка, часть 2 ==========

О том, кто такие контакторы, беспричинно не распространялись. Шептались время от времени, находя на стенах непонятные слова, желая разгадать их значение – из выпуска в выпуск это повторялось, Великой Тайной слухами растекаясь между детьми Дома и всё не достигая воспитателей. О том, кто такие контакторы, подчас не знали даже сами контакторы. Только чувствовали неуловимо, не всегда способные чувства эти распознать и правильно объяснить.

Однако каждый раз, стоило только времени приблизиться к выпуску, держать язык за зубами становилось невозможно. Особенно тем, кто был вовлечён в это. Особенно тем, кто знал, что он вовлечен.

Те, кто ещё вчера считались мелкими, уже выросли, и на мир стали смотреть, соответствуя запросам возраста; вокруг выпускников царило загадочное напряжение, и этот выпуск не должен был стать каким-то исключением. Вокруг взрослых ребят поднимался шум, его устраивали они сами, его устраивали младшие, непослушными хвостами вьющиеся вокруг. Они только и делали, что раздражали хозяина Дома, и к Хайду стало наблюдаться повышенное внимание кроме прочего ещё и со стороны воспитателей. Особенно отличался в этом новенький, по прозвищу Ресторатор. Он в Доме был всего пару лет, ещё ни одного выпуска не пережил, никаких законов Дома не знал. И поведением своим – правильным для мира за стенами, но в них абсолютно нелогичным – вызывал настороженность на лицах старших. Его внимание не было ослаблено детьми, как это давно произошло с остальными. Этот воспитатель мог стать настоящей проблемой.

– Надоел, – ворчал Хайд за ужином. На столах был расставлены маленькие ручные фонарики-переноски, работающие от батареек, потому что всё электричество в доме снова отключилось. Однако детей это нисколько не заботило – даже наоборот, они веселились, находя в этом что-то удивительно прекрасное.

– Мешает шпынять мелких? – проворчал Микки, который сидел напротив, безынтересно ковыряясь в тарелке с едой.

– Но, согласитесь, – заметил Чейни как бы невзначай, – новичков в Доме давно не было.

– Новички после выпуска появятся, – Хайд со скучающе грустным видом вздохнул.

– А вы уже решили, куда пойдёте после?

Осторожный вопрос Микки, озвученный взволнованным и едва ли не дрожащим голосом, заставил Чейни и Хайда задуматься. Действительно, путей у них было не так много, размышлял Чейни. У ребят, столь тесно привязанных к жизни в стенах, вне Дома не так много шансов… выжить? Этой темы здесь, как правило, избегали. А если и говорили о ней, то это ни разу не происходило в радостном ключе, но сегодня произнесённый вопрос почему-то раззадорил Хайда. Он ухмыльнулся злобно, а затем, наклонившись над столом, сказал в лицо Микки:

– А ты уверен, что не останешься здесь навсегда?

Перепугавшись, Микки тут же вскочил со своего места. Так неожиданно, что Хайд и сам отпрянул, когда Микки неловким движением руки уронил стакан и компот разлился по столу. Недовольное ворчание и упрёки в сторону Хайда послышались ото всех, кто сидел вокруг, а Микки выскочил из-за стола и быстрым шагом покинул столовую.

– Хайд, придурок! – разозлился Чейни. Он схватил тарелку Микки с недоеденным ужином и перевернул её на голову Хайда, устремившись вслед за Микки в темноту коридоров неработающего электричества.

– Э, я не понял! – крикнул Хайд. Парни за их столом сидели, едва сдерживая смех, кое-кто и вовсе не мог уже это делать.

– Вторая взрослая! – с другого конца столовой Ресторатор сделал им замечание.

– А ну стоять!

Проигнорировав любые слова в свой адрес, Хайд унёсся из столовой вслед за остальными.

Чейни догнал Микки в конце коридора первого этажа.

– Постой! – он остановил его, схватив за плечо. – Хайд не хотел ничего тебе сделать. Он просто…

– А тебе самому не страшно? – прервал его Микки. – Навсегда остаться здесь. В этом месте.

На самом деле Чейни не скрывал, что всегда видел людей в зеркалах. Но вот только они никогда не разговаривали с ним, как с Хайдом. Или, в чём Чейни был убеждён, как с Микки. Чейни тоже был контактором, но он был не таким, как остальные. Каким-то неправильным, слишком слабым, можно сказать (если так, конечно же, вообще можно про них говорить).

Что он мог ему ответить? Если бы они знали, кого именно из них заберут, было бы гораздо легче. Эта неизвестность подчас пугала больше самого факта, что кому-то нужно будет остаться. Вот только Микки боялся как раз обратного. Когда их догнал Хайд, Микки разнял несостоявшуюся драку, не позволив Чейни ответить на выпадку хозяина Дома.

На второй этаж они поднимались втроём, Чейни и Хайд стреляли друг в друга злобными взглядами, Микки шёл впереди, подсвечивая путь фонариком Хайда. Старшие за последние несколько лет все обзавелись фонариками, на случай неожиданных отключений электричества, происходящих в последнее время слишком часто.

Они нашли его в коридоре, когда фонарик заморгал, заставив всех остановиться. Хайд выхватил его из рук Микки и с ворчанием постучал по разъёму для батареек. Они уже тогда должны были заподозрить неладное. Чейни почувствовал, как намокают его старые кроссовки с почти что стёршейся подошвой, как обувь прилипает к полу и при отрывании носка слышится странный хлюпающий звук.

Когда фонарик загорелся вновь, вспышка осветила человека, лежащего посреди коридора в луже собственной крови.

***

Ресторатор был пьян, но понимал всё вплоть до последнего произнесённого Генералом слова. И каждое из этих слов находило в нём отклик, особенно когда речь пошла о событиях не столь отдалённых.

– Откуда ты впервые узнал про контакторов? – спросил Ресторатор. Язык заплетался, едва связывая слова, но Генерал был уверен: тот, кто раньше являлся его воспитателем, а теперь – другом и коллегой, явно знал, о чём Генерал пытался недоговаривать.

– От старших, – ответил он. – Тебя тогда ещё в Доме не было. Об этом всегда мало говоили, но только не в выпускные годы. До своего выпуска я встретил здесь ещё два. Таких, как я, ещё поискать надо. А ты? Тебе-то кто рассказал?

Ресторатор прервался, заканчивал разливать бутылку по стаканам.

– Кондратенко, – по слогам выговорил он. – Подлый трус. Выложил всё на духу, стоило его прижать. Даже Карелин для приличия поломался.

Это было на него не похоже. Почему на самом деле Гнойный так быстро назвал имена всех контакторов, задумался Генерал. Из размышлений, которые так и не обрели результата, его вырвал голос Рестора.

– Я ещё в прошлый раз понял, что здесь что-то не так. Люди умерли, а это как будто мимо остальных прошло. Как будто все привыкли к этому и считают это нормальным. Ну так что было дальше? Нашли вы труп Светло, и?

– А дальше ты и сам знаешь. – Генерал тяжело вздохнул.

– Нет, – возразил Ресторатор. – Расскажи мне, как ты сам всё это видел.

– Микки закричал. Прибежали вы с Кацубой, отправили нас троих в комнату…

***

Гнойный сидел на подоконнике и перебирал в руках браслет-ремешок. Маленьким ножиком парень вырезал в коже ещё одну дырку, потому что браслет растянулся от постоянного одёргивания и теперь спадал с запястья. Замай как-то сказал, что Гнойному надо больше есть, а то скоро с него начнёт спадать и вся одежда, но Гнойный не обратил на его слова внимания.

Фаллен сидел рядом и болтал ногами. В коридоре было темно, тихо и пусто. Если бы Гнойный был здесь один, эта тишина наверняка бы давила на него. Но болтовня Фаллена смягчала острые углы, привносила лёгкость и беззаботность, и всё вокруг становилось таким естественным, что ощущение Дома стиралось вовсе. Гнойный любил такие моменты.

– Ты не держи не него зла, – произнёс Фаллен. – Он так сделал не потому, что хотел.

Гнойный фыркнул.

– Из-за него я теперь хожу со вспоротым животом. Это вы боли не чувствуете, знаете ли.

Фаллен помрачнел.

– Он должен был вытащить из тебя Сонечку, понимаешь? Ты дорог мне. Я бы не смог этого сделать. И ты не смог бы этого сделать.

Гнойному больно было это признавать, но это было правдой. Руки опускались бессильно, когда он видел, как Фаллен говорил об этом с такой простотой. Здесь всё должно происходить вовремя: ни раньше, ни позже. Так и с той поры прошло больше пяти лет – за это время Дом заставил его всё забыть.

Теперь же всё вставало на свои места. И очевидные провалы в памяти, и неприязнь к миру за стенами, и недоговаривающий Фаллен. Во благо, конечно же. Фаллен дружил с Гнойным. Но Гнойный – это не Соня. И он не нужен тому месту; он требовался лишь для того, чтобы защищать Сонечку всё это время. Вместе с Соней пришли воспоминания и осознание: он не мог и не хотел её ненавидеть. Он по-настоящему желал защитить её. Хотел, чтобы она перестала всё это чувствовать. Вот только он всегда был слаб.

Соня старшая из них, самая смелая, самая сильная. Она появлялась, когда Славе грозила опасность. Пока он был маленький, она всегда принимала удар на себя. А потом что-то неожиданно оборвалось. Соня не выдержала – она тоже не была железной – и приняла решение спрятать Славу в Доме, где те люди не смогли бы до него добраться. Гнойный смотрел на неё и отчаянно желал стать таким же, он не мог находиться в стороне и в то же время ему недоставало силы, чтобы занять место Сони. И в тот раз, когда Фаллен разговаривал с Соней, когда она сомневалась, что сможет вытащить его, когда она не смогла сделать этот шаг, потому что боялась не выдержать и исчезнуть, Гнойный впервые сам вышел вперёд. Это Гнойный был тем, кто вернул Фаллена на эту сторону в дождливую ночь. Это воздав к его решительности, Дом сделал Гнойного, а не Соню своим хозяином.

Так всё и произошло. В мире за стенами Сонечка защищала Славу; здесь Слава, уже ставший Гнойным, защищал Сонечку. Но ничего не происходило просто так; близилась пора платить по счетам. И платить они будут оба.

– Я думал, что только ты можешь проявлять себя в этом мире, – признался Гнойный.

Фаллен кивнул.

– Да, до недавнего времени я тоже так думал. Но Микки был изначально самым слабым из нас. Понимаешь ли, он не должен был сюда отправиться. Но так получилось. Ему пришлось потрудиться, чтобы стать сильным, и вот – ему это удалось.

– А Микки, выходит, был знаком с Генералом. То есть, с Чейни?

– Они были друзьями, кажется, – Фаллен задумался. – Не уверен, было ли между ними что-то большее, но Микки ушёл вместо Чейни. Вряд ли это произошло просто так.

Фаллен зевнул и опустил голову Гнойному на плечо.

Когда всё закончится, они станут никому не нужны. Они исчезнут. Но это так же будет означать, что они освободятся ото всех. Что будет ждать их, размышлял Фаллен. Выдернутый из цикла проводник, который не должен был возвращаться, и тот, кто после перехода и разделения навсегда исчезнет. Им обоим не было места ни в том мире, ни в этом. Оставалось надеяться, что кто-то из них найдёт выход из этой петли, прежде чем они исчезнут окончательно.

Но к какому бы выводу Фаллен в результате своих размышлений не приходил, единственная вещь была постоянна. Он будет вместе с Гнойным, а это значит, всё остальное неважно. Они же лучшие друзья, в конце концов. Гнойный ему единственно настоящий друг.

Думая об этом, Фаллен закрыл глаза.

***

В комнате было тихо и не было никого, кроме них. Ребята расселись по своим кроватям и молчали, окружённые гробовой тишиной. Осознание того, что они увидели, глушило любые звуки, доносящиеся из коридора. Лишь единственный раз донельзя побледневший Хайд тихо произнёс:

– Так вот как это происходит? – и, не сменив позы, продолжил бездумно смотреть перед собой. Картина мёртвого парня, лежащего на полу с раскинутыми в стороны руками и с теперь уже навечно застывшей на губах усмешкой, всё не выходила из головы.

– Знаешь его? – едва слышно, будто голос его мог разбить тишину, ставшую им одновременно и смертельным оружием, и защитой, спросил Чейни. Хайд кивнул.

– Фаллен из первой группы. Самый старший из всех. – И тише добавил. – Проводник, значит?

Горько усмехнувшись, он забрался с ногами на кровать и откинулся на подушку, заведя руки за голову.

– Интересно, кто следующий? – вслух задумался он.

Микки вздрогнул. Леденящая кожу волна воспоминанием прошлась по его спине, когда он заговорил.

– Три, – так же тихо, как и Хайд до этого, вспомнил он. – Там, на стене.

– Ага, – согласился Хайд. – Огромная тройка кровью.

Он старался говорить непринуждённо и даже, казалось, храбрился, но напряжение из тихого голоса скрыть ему не удалось. Шутки продолжали быть шутками, но, подойдя к той грани вплотную, мог спасовать даже он.

– Но, вообще, знаете, – сказал Хайд, – я не боюсь.

Кто знал, может быть, это и было правдой.

Этой ночью все ходили, как на иголках: от воспитателей до детей. В комнатах поселились тишина и молчание, для таких ночей привычные, только у малышей изредка раздавались смешки. Воспитатели заглядывали к ним в комнаты и успокаивали тех, кто не мог уснуть. Как и всегда в подобную ночь, взрослые не давали воспитанникам Дома покидать их спален. Взрослые были перепуганы, дети взволнованы, а для Дома, казалось, не произошло ничего необычного.

Микки никак не давался взрослым. Сколько бы те не пытались что-то у него узнать, он только мотал головой, забиваясь всё дальше в угол кровати. В конце концов Хайд накричал на воспитателей и выставил их из спальни. На недовольство хозяина Дома отозвались фонари во дворе, единогласно замерцавшие искрами и погасшие вспышками-салютами один за другим.

Всю ночь Микки провёл на руках у Чейни, тот успокаивал его, а Хайд рассказывал сказки, услышанные им в детстве от старших. Бессмысленные сказки, как для людей за стенами, так и для тех, кто жил в них. Набор кем-то придуманных слов, собранных воедино, потому что нигде им места не нашлось. Дом подбирал отовсюду всё такое ненужное. Особенно ненужное он оставлял в себе навсегда. Сломанные вещи, забывающиеся истории.

Выброшенные люди.

Стоило ли оплакивать тех, кому в мире за стенами не нашлось бы места? От кого и так все на свете уже отказались? Дом давал этим детям единственный шанс на счастливую жизнь, ту жизнь, где у них могли быть друзья и надежда на будущее. Вот только понимание этого приходило слишком поздно. И приходило оно только к остающимся здесь навсегда.

Всю ночь Микки провёл на руках у Чейни, тот успокаивал его, а Хайд рассказывал сказки, услышанные им в детстве от старших. Такими они втроём друг друга и запомнили.

Умирал Микки тоже у него на руках, когда через несколько дней ранним утром Чейни нашёл мальчишку в душевой с исполосованными руками. Микки сидел на полу, усыпанном стеклом разбившихся зеркал. Он уходил последним.

Умирая, Микки тянулся рукой к лицу Чейни.

– Не хочу, чтобы ты уходил, – прошептал он, перешагивая границу.

С той поры Чейни понял две вещи. Во-первых, кто бы там за стенами его не ждал, он ни за что не покинет это место. А, во-вторых, он должен обязательно докопаться до правды. Чейни не знал, что заставило его принять первое решение, но, думая о втором, приходил к выводу, что просто не мог поступить иначе. Это был третий выпуск, который он видел, его выпуск, никто в Доме не пробыл здесь так долго, но даже не это было главным. В тот день, когда Микки умирал на его руках, Чейни вдруг подумал, что забирающий этих детей Дом специально мешает взрослым понять, что происходит здесь на самом деле. Что они не предпринимают ничего, не потому что не пытаются или не хотят, а потому что просто не способны поверить в происходящее. И что если кто и может этому помешать, то только человек, бывший ребёнком Дома.

В тот момент не верилось, что всё это происходило потому, что Дом сам его не отпустил, только другим образом не отпустил, не так, как остальных. И Чейни стал Генералом. А потом появился Слава, который, как и Генерал (теперь уже), мог видеть других людей в зеркалах, который видел, как Микки уводил детей из коридора на первом этаже, будучи даже в Дом не принятым. Он был особенным, ещё не очутившись в этом месте, Слава уже знал о нём больше остальных и, возможно, даже больше Генерала.

Слава был контактором. Тем, кто, находясь по одну из сторон, связывает обычный мир с тем, который виден за зеркалами.

И больше всего на свете Генерал не хотел, чтобы Славу постигла судьба его товарищей. Генерал старался всячески оградить мальчика от прошлого Дома. Но тем самым только потерял его доверие.

***

Соня шла по коридору медленно, шаг за шагом отмеряя поступью секунды: один шаг на две. Она не знала, как его можно было позвать и где его можно было найти, поэтому просто ждала, когда он сам появится здесь. Ночью коридоры были пусты, и пробегающие мимо тени Соню почему-то не трогали.

Тени бегали и в зеркалах, и в коридорах, и будь на её месте тот, другой, они были бы к нему снисходительнее. Но мальчик, который всегда собирал детей, должен был придти и сюда, и он пришёл, стоило только полуночи напомнить о себе, ненаписанными буквами замерев на стенах. Микки опасливо остановился в стороне, не проявляясь полностью. Нахмурился, смерил человека перед собой взглядом.

– Соня.

Девушка в теле парня, та самая, разбитая, не принятая миром за стенами. Та, кто не была хозяином Дома, но была защищаемой им всё это время. Не Гнойный, хоть они и делили одно тело на двоих. Та, кто была нужна Дому, как не нужен был никто за всё время.

Соня, которая знала о том, что всё так закончится, с самого начала.

– Я вытащу Чейни из Генерала, – сказала она. – Не путайся под ногами.

– Не облажайся, – насупившись, пробурчал Микки себе под нос. Он растворился в воздухе, уводя тени за зеркала. Он не хотел доверять ей, но…

…но, кажется, другого выхода у них не осталось.

========== Задержка в летоисчислении. Востребованная смерть ==========

– А Ресторатору хоть бы что, – громогласно заявил Букер. – Ещё вчера он, бухущий в стельку, двух слов связать не мог, а сегодня уже как стёклышко. Мне бы так, – мечтательно произнёс парень, вспоминая вчерашнюю ночь, наполненную прогулками по коридорам и неожиданными встречами. И тут же получил затрещину от объекта своего воздыхания, который в этот момент проходил мимо.

За завтраком в столовой, как обычно, было многолюдно и на удивление шумно, хотя собрались в это утро не все. Казалось, будто Дом возвращался в привычное течение жизни, и не было всех этих событий, изрядно потрепавших нервы воспитателям и детям – удивительная отходчивость. Молчали даже стены, молчали в тревожном ожидании чего-то, известного им одним. Сведущие шептались о третьем, но шёпот этот стихал, не успевая разнестись по Дому.

На первом этаже вчера вечером вставили нормальные окна, так что в столовой было тепло и относительно спокойно. Во всяком случае, порывы ветра не свистели, сметая всё со столов. Дом едва успел оправиться от шума, наведённого непогодой и странными происшествиями, а радио уже вновь объявляло о штормовом предупреждении.

– Да оно неделю об этом предупреждает, – щурясь, проворчал Замай. – Переключите его на что-нибудь уже!

***

Чейни проснулся с жуткой головной болью – разве что желудок на изнанку не выворачивало, и на том спасибо. А воспоминания о минувшей ночи как назло врезались в память и так ясно виделись, что выворачивать едва не начинало уже от них. Чейни разлепил глаза и увидел разложенную на столе открытую аптечку. Гнойный курил, в одних джинсах сидя на подоконнике, и выбрасывал пепел в открытую форточку. За окном ветер шумел и гнул к земле ветви деревьев. Этот гул застилал слух и в нём тонули любые звуки.

– Понравилось? – хмыкнул Гнойный, протягивая руку к толстовке Генерала, висящей на спинке стула. Или к толстовке Чейни, хотя теперь она по праву могла считаться толстовкой Гнойного. В тот день, когда имена должны были быть так важны, они вдруг стали бесполезны и бессмысленны. Ветер трепал волосы, когда Гнойный натягивал толстовку на худые плечи. Повязка на его боку была новой, он сменил её сам этим утром, и вид у парня был болезненный и осунувшийся. Лицо раскраснелось – наверняка поднималась температура.

Сколько он просидел так, пока Чейни не проснулся? Почему не ушёл?

Чейни искал, что ответить, и не нашёл ничего кроме:

– То, что сказал Микки – это правда? – жалкого вопроса, который не годился даже под дешёвое оправдание.

– Правда, – сплюнул Гнойный. – Я оказался в доме по той же причине, что и Рикки. Вас ведь никогда это не интересовало. Пока мы не сделаем что-то из ряда вон выходящее, вы никогда нами не заинтересуетесь.

К горлу подступил горький комок, изнутри прошедшийся по органам колкими иглами, выпускающими с кровью горечь от невозможности что-то сделать и глупости простых мыслей об этом.

– Тебе было одиннадцать.

Чейни закрыл лицо руками.

– Мне было девять.

Гнойный потушил сигарету о ладонь и выбросил её в форточку. Он не соврал, но… В тот раз девять было не ему. Это переживал не он, а Соня. И сегодня ночью в этом теле тоже был не он, а Соня. Она терпела всё это одна, и если раньше Гнойный не мог ей помочь, то сейчас она сама не позволила ему это сделать. Выросла девочка, усмехнулся он, закрывая глаза и слушая, как чужими словами звуки вырываются наружу.

– В одиннадцатый день рождения мы познакомились с Фалленом, – говорила Соня. – Он сказал мне, что надо делать, чтобы попасть сюда.

– Проводники обычно уходят безвозвратно, но Фаллена я вытащил, – продолжил за неё Гнойный. – Он должен был исчезнуть, но хотел исчезать навсегда. И Фаллен вернулся. А третьим забрали не того. Произошла задержка в летоисчислении. И поэтому Окси сказал, что в этот раз заберут пятерых. Всё должно вернуться в цикл. Иначе быть беде.

Чейни слушал его, боясь что-либо спрашивать или вообще прерывать. Едва ли не с трепетом, вперемешку разделённым со страхом. Ресторатор вчера, должно быть, слушал его точно так же. И для него в словах Чейни, как и для Чейни сегодня в словах Гнойного, открывался свой, лежащий под поверхностью смысл.

– Я не назвал Рестору и половины контакторов, – говорил Гнойный. – Назвал лишь самых вероятных. Я не знаю, кто из них уйдёт.

– Я знаю точно, я уйду я, – Соня склонила голову, прикоснувшись горячим лбом к остывшему окну. – Другого не может быть.

Она замолчала и чтобы уничтожить неприятную паузу, Чейни спросил:

– Ты воспринимаешь это как спасение?

– Мне всё равно, со мной будет Фаллен. – Гнойный достал из пачки очередную сигарету, зажал её в зубах и поднёс к другому концу зажигалку. В руках хозяина Дома задрожал огонёк.

– А как же те, что остаются? Почему вы не думаете о них?

Эти слова его рассмешили.

– Ты так сильно хотел забыть то, что произошло шесть лет назад, что остался единственным, кто это не забыл! – воскликнул Гнойный. – Фаллен мне всё рассказал. Про тебя и про Микки. Да, вы не были знакомы, но это не помешало ему всё узнать.

Его речь переменилась холодной усмешкой.

– Хорошая из меня получилась замена, правда? – улыбнулась Соня.

– Что ты такое городишь?

– А что не так? У меня есть опыт. Не ври, что тебе не понравилось. – Её губы озлобленно скривились на мгновение.

Гнойный затушил вторую сигарету о ладонь, не успев сжечь ещё и половины.

– Как хозяин Дома, я знаю всё о том, что происходило в его стенах. А обо всём, что я не знаю, мне рассказывают зеркала. В ту ночь, когда вы все не дали мне поговорить с Фаленом, я был так зол на тебя. А ведь я уже тогда знал, что ты видишь во мне лишь замену тем, кто ушёл в тот день…

– Это не так! – возразил Чейни.

– Тогда какого чёрта после всего ты продолжаешь нежничать со мной!

В окно ударил сильный ветер и Гнойный захлопнул форточку. Мимо, сыпя искрами, на землю рухнул оборвавшийся провод линии электропередач. В комнате Чейни погас свет, погрузились в темноту коридоры и комнаты соседнего крыла. Небо затянуло непроглядными чёрными тучами, тревожно нависшими над городом.

Гнойный сплюнул на подоконник.

– В гробу я видел эту вашу осторожность, – прорычал он.

Стоило ему спрыгнуть с окна и сделать шаг в сторону, как парень оказался прижат к стене. Но это ни разу его не напугало и не вывело из себя. Напротив, он с усмешкой и вызовом продолжал смотреть на воспитателя сверху вниз, не вкладывая в этот взгляд ровным счётом ничего, кроме пустого пренебрежения, и от этого становилось только больнее.