Текст книги "Зеркала (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Вода продолжала лить с неба, ко всему безразличная, и Слава сжал зубы от досады. Надувшись, он поднялся, отбросил фонарик в кусты и зашагал прочь. Выходит, помощь от кого-то – это не то, на что он мог здесь рассчитывать. Неужели порядки Дома распространяются и на земли в округе? Странное чувство возникло в его груди. Это место было связано с Домом. Слава обернулся: он был там, за его спиной. В этой непроглядной темноте он его не видел, а чувствовал. Дом горел огнями, спокойный, не торопился отойти ко сну и замер словно, чего-то терпеливо выжидая. «Джуб придурок, – подумал Слава. – Если знал, почему нормально не мог рассказать?» От обиды его губы задрожали.

Хлопушками взрываясь в ночном воздухе, сыром и холодном, на тысячи осколков разлетелись окружившее кладбище жёлтые огни. Со звоном стекляшки падали на землю, погружая ночь в полнейший мрак. Все, кроме одного. Лишь один фонарь остался светить, тусклым светом, дрожащим, неровным, озаряя небольшой участок вдали. Слава поспешил направиться к нему.

Его глазам предстала свежая могила. С даты, на ней указанной, и полугода не прошло. Памятник был дешёвым, новым, искусственные цветы ни развалиться, ни растрепаться не успели. Они были воткнуты в землю под камнем и мокли, склоняя неестественного цвета лепестки к земле. Человека, похороненного здесь, звали Ваня Светло – это Слава смог прочитать в дрожащем угасающем свету. Но это имя не имело смысла, потому что поверх символов на камне кто-то нацарапал «FALLEN». Кто-то провёл чем-то острым, глубоко вонзая в неподатливый материал правильные слова. Слава немного знал английские буквы.

Он перелез через ограду и подобрался к могиле, потянулся дрожащей рукой к памятнику и, восторженно шепча, легко коснулся его.

– Я тебя нашёл! Фаллен – это ты!

Порыв ветра метнул капли дождя ему в лицо, закружил их водоворотом и стих быстро, смывая проливной стеной, ставшей едва ли не привычной, своё присутствие. В стеклянном потоке, лившемся с неба, мелькнула человеческая фигура. Это был взрослый мальчик. Он кивнул, растянул улыбку до ушей и нацепил на нос большие очки с тёмными стёклами. А потом прошептал что-то одними губами.

Поблагодарил.

Слава почувствовал, что усталость валит его с ног. Он вымок до нитки и продрог, но он был счастлив. Не смотря ни на что, он почему-то был счастлив. Взрослый мальчик потрепал его по волосам, после чего кивнул за спину и помахал рукой. Где-то за ним сейчас находился Дом.

Нужно возвращаться, понял Слава.

За его спиной раздались шаги и кто-то сильный схватил его за плечо, резко разворачивая.

Ресторатор втолкнул Славу в сторожку, где пьяный в хлам рыжий и кучерявый мужчина неприятной внешности, трезвея на глазах, оправдывался.

– Да я думал, это белочка! – он бросил возиться со своими драгоценными бутылками и дрожащими руками достал с полки небольшое полотенце, на удивление относительно чистое. Генерал выхватил его из рук побелевшего от ужаса сторожа и накинул Славе на голову.

– Хованский, – Ресторатор схватил сторожа за воротник, принимаясь покрывать его отменной руганью. Генерал сказал ему быть полегче, но Славе было всё равно. Он не слушал, что говорят эти люди. Он не слушал, что происходило вокруг. При виде Генерала сердце сжалось от переполнившей его обиды и злости.

– Ты зачем это сделал? – воспитатель склонился к мальчику, набросил на его плечи свою куртку, большую и тёплую. В его голосе было слепое беспокойство, ни капли укора, но от этого всё становилось только ненастоящим и чужим.

– А ты зачем мне соврал? – дрожащим голосом прошептал Слава. Его плечи опустились, в глазах застыли слёзы, полные горечи и обиды, и Слава закричал.

– Ты сказал, что не знал его! А он из твоего выпуска был, между прочим! Я видел даты! Тупой Генерал, ненавижу тебя!

И изо всех оставшихся сил оттолкнул воспитателя.

***

Рестор вышел из своей комнаты, тихо прикрывая дверь. В коридорах Дома стояла мертвецкая тишина. Даже дождь за окном, разливаясь вовсю, обходил окна и стены Дома стороной. Генерал ждал в коридоре, где уже погасили свет. Он стоял спиной к стенке и смотрел в пол. По его коротким волосам и кофте стекала на пол вода.

– Будет лучше, если он не вернётся сегодня к своим, – сказал Ресторатор. – Он зол на тебя, подавлен и… надо проучить Никиту. Поэтому не рассказывай никому, что Слава нашёлся.

– Они уже сами всё узнали, – вздохнул Генерал. – Мы всегда узнавали о таких событиях первыми.

Он тоже был подавлен и тоже не пытался это скрыть. Но как бы то ни было, это именно на него ложилась вся ответственность. Ему отвечать перед Директором, ему теперь вечно упрекать себя за неосмотрительность.

– Почему ты ему правду о Светло не рассказал? – спросил Ресторатор.

Генерал горько усмехнулся.

– А кто-нибудь вообще здесь знает эту правду?

Старуха отыскал их, подсвечивая коридор телефонным фонариком.

– Нашли? – вздохнул он устало.

– Нашли, – ответил Рестор.

– Значит, мои не соврали и можно идти спать. Кстати, а как вы узнаёте обо всём первыми? – подразумевая детей Дома, Старуха смотрел на Генерала. Ресторатор вытер пот со лба.

– Кость, иди к себе. Все вопросы остаются до завтра.

Когда Ресторатор вернулся в комнату, он обнаружил Славу неспящим. Мальчик лежал на диване с открытыми глазами, красными от слёз и бормотал под нос проклятия.

– Тупой Генерал. Предатель. Ненавижу его.

Ресторатор взъерошил ему волосы.

– Понятия не имею, как, но все здесь обо всём однажды узнают. Так что и ты когда-нибудь поймёшь, почему он так поступил. А пока что, – Ресторатор прописал щелбан непослушному мальчишке, – не смей линять из Дома. Понял?

Слава что-то пробормотал в ответ и тихо всхлипнул.

***

Об этом всюду перешёптывались, но открыто не говорили. За ночь все стены в Доме загадочным образом оказались исписаны странными посланиями.

Генерал, отвыкший от столь неожиданных перемен, молча следил за порядком в столовой и размышлял о событиях минувшей ночи. Стены – это то, что волновало детей Дома. Он посмотрит на них в другой раз, а пока что ему стоило сделать что-нибудь, чтобы перестать бояться прошлого. Он всё ещё тот же слабак, каким был раньше. Не смог спасти старших, не остановил друзей, а теперь ещё и Славу под опасность подводит.

Там, на кладбище, где не должно быть ни души, в темноте за дождём он видел фигуру человека, которого там быть не должно. И это не было бы так страшно, если бы это был Фаллен – Генерал не мог его не узнать, как не мог не узнать каждого из них, и тот силуэт – в особенности.

– Ты станешь сильным, ты обязательно станешь сильным, – говорил ему ослабевший голос. – И тогда мы обязательно будем вместе. Я должен проложить дорогу остальным. Я расскажу тебе одну тайну. Сохрани её, прошу. Раз в шесть лет зеркала забирают троих…

По спине Генерала пробежал неприятный холодок.

Слава пришёл в столовую в компании Ресторатора и с пластырем на лбу. На Генерала он даже не взглянул, прошагав к столу под внимательные взгляды и смешки ровесников. Он ел без особого аппетита, большую часть завтрака смешал в кашу и размалевал по тарелке. А на выходе из столовой и вовсе сцепился с Джубили.

– Ну всё, достал! – закричал он. Слава толкнул его, набросившись на мальчишку с кулаками, и прежде чем Джубили успел упасть на пол, все окна зашлись трещинами и со звоном разнесли осколки разбившегося стекла по столовой. Воздух утонул в девчачьем визге, и все вокруг словно застыли.

А перед глазами Генерала развернулась совершенно иная картина. Хайд с криком летел на Берсерка, роняя его на парту. Пока все разбегались в стороны, Чейни рвался вперёд, чтобы остановить его, но стол под ними уже проломился, уронив тяжёлого Берсерка на пол. А с потолка на Хайда осыпался всполох ярких искр потухших ламп. Одна за другой они вспыхивали, перегорая.

Коридоры и комнаты Дома бесконечно долго погружались во мрак.

Мальчик смотрел на свои наручные часы, кожаным потрескавшимся ремешком перетянувшие запястье. По их стеклу змейкой пробежала трещина. Из столовой на другом конце коридора доносились крики детей и воспитателей, которые изо всех сил безуспешно пытались малышню успокоить.

Освобождённый от общей суеты ребёнок вздохнул и перевёз взгляд со своих часов на стену, исписанную красными посланиями.

– Хорошая работа, – поблагодарил его голос, донёсшийся из-за спины. – Ты отлично постарался.

– Так значит, у Дома появился новый хозяин? – не обрачиваясь, спросил мальчик.

– Это не твоя забота, – оборвал его голос. – Не встречайся с ним. Не дай ему узнать, кто ты такой.

Ребёнок Дома удивился.

– Но он тоже контактор.

– Он другой.

– Тогда для чего он появился здесь?

– Это не важно. Главное, ты должен знать, для чего здесь появился ты.

Мальчик вздохнул, пожимая плечами.

– Да знаю я.

– Вот и чудно.

– А ты уже уходишь?

– Мы не можем находиться здесь постоянно. Уйду я – придут другие. Кто-нибудь из нас постоянно будет присматривать за вами.

– Не скучайте, – тихо попрощался мальчик. – Вы всегда выглядите такими одинокими.

В тишине коридора он услышал удаляющиеся шаги, обернулся, чтобы убедиться, что здесь никого не осталось, а потом вернул взгляд на стену. Всё вокруг молча сообщало жителям Дома торжественную весть.

ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ У ДОМА НОВЫЙ ГНОЙНЫЙ ХОЗЯИН ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ЦИКЛ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ОСОБЕННЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ВОЗОБНОВИЛСЯ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ ГНОЙНЫЙ

========== От Славика до Гнойного и Сони, часть 1 ==========

– Ты слышал? У нас будет новенький.

– В старшей, что ли?

– Чего это они? В июне выпуск, нам год остался.

Гнойный, разгоняя мелочь с лестниц, взбирался по стремянке на чердак Дома. Он ворчал как Старуха, и мысленное сравнение с этим воспитателем вызывало на его губах полуусмешку. В любой другой день он мог бы и улыбнуться даже, пребывая в хорошем настроении, но сегодня с рассвета мир словно обернулся против него. И именно поэтому он полз сюда сам, а не заставлял девчонку спускаться. Если уж Дом и вредничал, то вредничал одинаково в отношении всех. Мелких не трогал обычно, вот и сновали они везде, неразумные, шумели и выводили из себя. Даже Замай с Букером в свои худшие времена раздражали Гнойного меньше, чем эти неразборчивые детские голоса, с какого-то перепугу радостные. В такие дни вообще нельзя быть радостными. Скоро выпуск, а значит приходила пора приучать мелких к порядкам Дома, между делом подумал Гнойный.

Он поддел плечом и откинул наверх квадратную деревянную дверь, больше напоминавшую люк, и сразу же закрыл глаза рукой – на него осыпалось скопище пыли. Парень задержал дыхание и подождал, пока она уляжется. Кашлять было нельзя, привлекать внимание к этому месту – тоже, привлекать внимание воспитателей тем более. Это тайна. И она должна оставаться тайной, и Гнойный приложит все усилия, чтобы ни один человек не нашёл их здесь. Особенно этот докучающий Генерал, который очень любит появляться в неподходящее время в неподходящем месте. Бывший выпускник Дома, чтоб его.

Гнойный и сам без пяти минут выпускник. Более того, он – хозяин Дома, единственный признанный им человек. Старший, обладающий неоспоримым авторитетом, уважением среди всех и каждого (учителей не в счёт). С ним даже воспитатели считались (не в счёт этого Генерала, будь он проклят дважды). Отряхнув пыль с футболки, лица и волос, Гнойный протёр глаза и вскарабкался по лестнице на самый верх.

Под скатной крышей разместилось небольшое чердачное помещение, где было свалено огромное количество мусора и старой бесполезной утвари; в числе последней было очень много зеркал. Даже слишком много. Большие и маленькие, карманные, настенные, огромные прямоугольные, они стояли всюду: у стен, у мешков с мусором, кое-где даже подпирали балки. И в этом беспорядке в углу у маленького окошка, пробитого в наклонной крыше, стояли аккуратный столик, полочка с сервизом, куда были подтянуты провода удлинителя, старые матрасы, осыпающиеся сухими трупиками клопов, и мешки с тряпками. Сидели или на них, или на деревянном голом полу.

Но просто так забравшись на чердак, это место нельзя было увидеть. Если, конечно же, не знать, куда смотреть. Сообразительная хозяйка укромного уголка крайне умно обустроила здесь всё, скрыв своё убежище за бесчисленными фальшивыми отражениями.

– Ты создаёшь много шума, – с укором произнесла она, когда Гнойный опустил дверь-крышку обратно.

– А ты должна чаще спускаться, – бесцеремонно ответил тот, отряхнув руки. – И убираться, – пробормотал парень, рассматривая количество грязи на свой одежде.

– Если буду убираться, они поймут, что здесь кто-то есть.

Гнойный прошёл по зеркальному лабиринту едва ли не с закрытыми глазами. Он знал, что нужно обойти, где надо перешагнуть, где – наклониться, чтобы попасть в единственный уголок, пригодный для времяпровождения. Там, у окна, вглядываясь в октябрьский утренний туман, окруживший Дом, сидела девушка. Миниатюрная, стройная и ловкая, как кошка – иные сюда ни за что бы ни пробрались. Она отличалась особенно дикими повадками, но в присутствии хозяина Дома становилось послушной, какой и полагалось становиться таким, как она.

Девушка расчёсывала волосы старым гребнем, обнаруженным случайно среди этого хлама (как и всё здесь, что создавало относительный уют, пригодный лишь для детей Дома). Сквозь щели в крыше ветер продувал чердак насквозь, дыры эти были заделаны неумело распотрошёнными матрасами и завалены мешками, но здесь всё равно сквозило, а те, кто приходил сюда, всё равно сюда приходили. Гнойный упал на матрас рядом со столиком и широко зевнул. Девушка отложила в сторону гребень.

– Приходил Микки, – сказала она. – Он ищёт Сонечку. Не знаешь, есть в Доме человек с таким именем?

– Знаю, что в Доме нет никого с таким именем.

Девушка ловко перебралась поближе к Гнойному и положила голову ему на колени.

– Каково быть хозяином Дома? – неожиданно спросила она.

– Ничего необычного.

– Но ведь ты знаешь обо всём, что происходит в его стенах.

– Я знаю больше многих, но абсолютно всё неизвестно даже мне.

– Знаешь имена тех, кто уйдёт?

– Нет, но знаю всех контакторов. Только это секрет, и даже тебе я его не скажу.

– А я скажу тебе свой секрет. Микки предупредил, что в этом году это произойдёт раньше обычного.

– Что ж, – Гнойный вздохнул, – тогда нам осталось не так много времени.

В столовой на первом было оживлённо. В отражениях зеркал буднично мелькали люди, не существующие в реальности. Гнойный, грязный, как чёрт, спустился с чердака к обеду и всё время только и ловил на себе недовольные взгляды воспитателей. Впрочем, он давно не видел другого выражения на их лицах, тем более, если речь шла о нём. В общей суматохе кто-то поставил Гнойному подножку, и тот едва не запнулся. Тень, призрачная, неуловимая, шепнула на ухо, чтобы он не задерживался, и исчезла, никем не замеченная.

Все новости за последние часы Гнойный узнал у Букера за пару минут. За столько же времени он пообедал и ушёл из столовой.

– Хозяин Дома весь в делах, – пробормотал Замай, ковыряясь в тарелке. – Совсем скоро так о друзьях забудет, – с усмешкой протянул он.

Они прятали такие места. Чердак. Площадка под лестницей у запасного выхода. Закрытые душевые в конце второго этажа. Разваливающаяся стена старого сарая. Пара кладовок. И ещё с десяток того, чего просто так не перечислишь, потому что даже когда коридоры пустели, они могли заиметь свойства таких мест. Обнаруженные однажды, они качеств своих не утрачивали, обретая их вновь, когда про них забывали. Это был секрет Дома, известный лишь некоторым его воспитанникам. Не страшащимся того, что здесь происходило. Тех, кто стремился к этому, кто сторонился иных возможностей.

– Привет, – раздался сзади весёлый голос и кто-то обнял Гнойного за плечи, повиснув на них.

Прикосновение это ощущалось странно. Непроявившимся полностью – вот как о нём рассказывали. Это чувство одновременной принадлежности чему-то и вместе с тем непринадлежности было известно только таким, как Гнойный. Оно не поддавалось детальному описанию, потому что не было необходимости описывать его кому-то. Стоило заговорить с тем, кто понимает тебя, как нужда в таких словах отпадала, потому что никто из них не разбирался в себе настолько, чтобы понять, на что это чувство всё-таки походило. Гнойный мог ощущать его прикосновения, но он чувствовал их не телом. Для того, кто стоял за его спиной, телесный контакт никогда не имел особенного значения.

– Фаллен, не виси на мне, – недовольно пробормотал Гнойный, остановившийся посреди опустевшего коридора.

– Но я скучал! – раздался полный возмущения голос из-за спины. – Итак, со всеми делами наконец покончено, и теперь я весь твой.

– Тебя не было слишком долго. – Гнойный сложил руки на груди.

– И ты не представляешь, какая это морока – разносить приглашения! – пожаловался Фаллен. – Но, в общем, мы нашли парня, который откликнулся. И теперь все в сборе.

– Значит, это буду я, Хима и тот парень? – Гнойный спиной чувствовал, как Фаллен улыбается своей хитрющей лисьей улыбкой, на которую только он и был способен.

– А вот всё тебе расскажи, – промурлыкал он.

Да куда уж ещё больше секретов, вздохнул хозяин Дома. Он ещё мог понять, почему некоторые вещи прятали от остальных, но зачем их было прятать от него? Между тем что-то в Фаллене изменилось. Его прикосновения стали более… человечными, что ли?

– Проявляешься? – догадался Гнойный.

– Ага, – Фаллен уткнулся носом ему в затылок. – Время приходит. Пока оно есть, нужно пользоваться моментом.

***

Хозяин Дома стоял в конце коридора у открытого окна и смотрел на осень, окутавшую внутренний двор. Уже давно пожелтели и осыпались деревья у ограды, легла к земле трава под ударами первых заморозков. Они пришлись на конец сентября, однажды встретив воспитанников Дома ранним утром искрящимся инеем на замёрзших травинках. Зима в этом году будет холодной, подумали тогда все, и мелких в этот день на улицу не выпустили. Рабочие как раз заканчивали менять стеклопакеты в окнах на первом этаже.

К зиме всё уляжется. Времени у них оставалось не больше месяца, а то и в разы меньше. Чувствовал ли Гнойный что-то особенное? Порывы холодного воздуха сносили любые его мысли: дурные и хорошие, успокаивающие и ободряющие. Свежий воздух опустошал, вымывая из воспоминаний суетливость утра. Гнойный ловким движением запрыгнул на подоконник и достал из кармана пачку сигарет; в ней ещё оставалась пара штук.

Замай нашёл его, когда Гнойный докуривал последнюю, стряхивая пепел в окно. Хозяин Дома сидел на подоконнике, обхватив колени руками и подтянув их к груди. Для остальных он бы и вовсе слился со стенами своим бледным и нездоровым видом. Он продрог до костей, но не слезал, безразлично разглядывая свои владения, растянувшиеся до забора и кое-где – дальше, о чём знали немногие. Его воспоминания об этом тоже были подёрнуты временем, но теплились на уровне интуиции: в ту ночь было слишком темно, разбивался свет и шёл ливень; земля превращалась в кашу под ногами, а он мчался вперёд, уже и не вспомнить, зачем.

– Тебя Директор искал, – предупредил Замай.

– Чего хотел?

– Поговорить.

Директор был тем, кто не признавал хозяина Дома. Его все признавали: старшие, мелкие, воспитатели даже, когда успокоить кого-то требовалось; этим воздух пропитан был, об этом кричали стены, птицы, голосами крошащие холодную ночную тишину, но только не Директор, решивший откуда-то, что у него в этом месте есть какая-то власть. Гнойный закатил глаза, сбрасывая ноги с подоконника. «Ты что, серьёзно?» – так и читалось в его взгляде.

– То есть просил передать, чтобы ты новенького не прессовал, – объяснил Замай. Гнойный фыркнул. С какой это стати Директора вообще стало такое волновать?

– Гной, я серьёзно. Пацан, кажется, того…

– Здесь все «того», – невозмутимо отбросил хозяин Дома.

– Он типа немой.

– О-о. А вот это новость. Молодец.

Парень ухмыльнулся и затушил сигарету о ладонь. Кажется, огонёк веселья загорался в этих умирающих от скуки и уныния коридорах.

– Но, опять же, с какой стати меня должно это волновать? Неужели мы в свой последний год собираемся прерывать традицию, которую прокладывали столь усердно наши старшие товарищи?

– Нет в тебе ни капли сострадания, Гной.

– А где было ваше хвалёное сострадание, когда Джуб из меня мелкого дурь выбивал? – Гнойный с усмешкой потрепал Замая за щёки.

– Это ещё вопрос кто там у кого из вас что выбивал, – отмахнулся тот.

Да, у них было не так много развлечений. Не так много обычаев, которые перетекали из выпуска в выпуск, но именно этот здесь чтили едва ли не охотнее всех. Гнойный и сам прошёл через это, и не раз проводил других. Он и слышать ничего не желал о каких бы то ни было поблажках. Только не в его время. Впрочем, в череде нескончаемого тревожного ожидания такое событие могло скрасить пару-другую дней, которые уж слишком одинаково проходили. Всем вокруг было известно: Гнойный не сделает ни шага назад.

Выбравшаяся с чердака Хима появилась в столовой только на ужине, чем вызвала крайнее возмущение воспитателей женских групп. Впрочем, они не столько её не рады были видеть, сколько негодовали из-за того, что она снова уселась к мальчишкам.

– Эй, ты столики не попутала? – саркастично заметил Букер.

– Цыц, – огрызнулся Гнойный. И все вокруг него покорно замолчали, уткнувшись в тарелки.

– А пускай только прогонят, – болтая ногами, Хима потянулась. – Есть новости, – весело доложила она. – Кличка новенького – Рикки, определён во вторую старшую, то есть к Генералу, то есть к вам.

– О-о-о, – поднялся одобрительный гул со всех сторон.

– Тихо! – рявкнул Гнойный, разгоняя нарастающее волнение. – Что ещё?

– Шестнадцать лет, городская неженка, хотя родился не в городе. Состоит на учёте в дурке. Несколько месяцев назад его изнасиловали. С тех пор не разговаривает.

Над столом повисло неловкое молчание. В лице не изменилась только Хима, наблюдавшая за реакцией остальных, те самые остальные, которые наблюдали за реакцией Гнойного, и Гнойный, который в словах девушки, казалось, не услышал ничего странного.

– Гной, ты всё ещё уверен?.. – начал было Букер, но Гнойный ему даже договорить не дал.

– Несчастные ссыкуны!

Он с шумом поднялся со своего места и вышел из столовой, оставив недоеденный жалкий ужин остывать.

– Да кто против-то? – крикнул Букер ему вслед. Проводив Гнойного взглядом, он повернулся к остальным и развёл руками. Хима пожала плечами, притянув к себе хозяйскую тарелку.

Кем они были в конце концов, чтобы решения того, кого выбрал Дом, оспаривать?

Они ни на что не подписывались, они сами никого не выбирали, но каждый из них будет делать так, как скажет хозяин Дома, а тот в свою очередь в лепёшку расшибётся, но каждого здесь защитит, только дорогу ему не переходите. Дом сам определяет хозяина, но только от хозяина будет зависеть, какой атмосфера в Доме будет в следующие шесть лет. Но никто не пребывает здесь достаточно долго, чтобы сравнить больше двух выпусков.

Предыдущий хозяин Дома, Хайд, рос здесь с раннего детства, и каким он должен был стать, знал не понаслышке. Он сохранил те власть, силу и самоотверженность, характерные предшествующим ему людям. А вот Гнойный стенам этого места был чужд, он предыдущего выпуска не видел. Не был знаком со старшими, не знал, каким ему нужно было становиться. Это только Генерал, быть может, и помнил. Тот, кто ещё предыдущий выпуск видел. Как пылающее пламя сменялось блеском металла, а после – губительным для всего разрушающим одиночеством. Хозяева Дома всегда по грани ходили, держались её осторожно, сохраняли нейтралитет, помогали выбирать уходящих, защищали остающихся, но Гнойный всех их переплюнул. Сильнее его не было за последние выпуски и в то же время не было людей, настолько затянутых в неназванное место.

Хима не знала подробностей. Она смотрела в спину человека, за которым согласилась идти, и думала о том, что он не ту сторону себе выбрал. Нет, ей, вообще-то, было всё равно. Её только собственный путь интересовал, а о себе она давно всё знала. В этом выпуске она после хозяина Дома сильнейшая. А таким одна дорога.

– Вытягивать его надо, – как бы невзначай пробормотала Хима. Но её никто не понял. Девушка оглядела столовую. Ни среди приближённых Гнойного, ни среди всех людей, собравшихся здесь, не было сильных ребят.

– Темнит Гной, – тихо произнёс Букер.

– Так вы его друзья или кто? – упрекнула его Хима. – Вот и придумайте что-нибудь. В крайнем случае, не оставляйте его одного. А то и вправду уйдёт.

– Куда?

Букер и Замай переглянулись. «Не, не эти», – мгновенно сообразила девушка. Слишком просты и точно ничего не знают. Кто же тогда будет третьим?.. «Неужели… – в её голове затесалась шальная мысль. – Тот новенький!»

Хима в спешке доела ужин Гнойного и, провожаемая удивлёнными взглядами, убежала из столовой. Ей нужно было срочно кое-что проверить.

========== От Славика до Гнойного и Сони, часть 2 ==========

Он на их сообразительность и не рассчитывал никогда. На честность и преданность – да, возможно. Но взять того же Джубили – трус трусом, как от такого вообще что-то можно ожидать? Они не пойдут толпой, окей, договорились. Если у остальных вдруг чувство жалости единожды за последние пять лет проснулось, Гнойный сделает всё сам. Это не вопрос его желания или выбора. Он должен был сделать это.

Букер и Замай нашли его ближе к ночи.

– Да, да, – вздохнул первый, – постоим на стрёме. Мало ли.

Но, вообще, это даже лучше, что они идти не хотели. Поговорить с этим парнем с глазу на глаз тоже надо было. О нём говорил Фаллен или нужно было ещё кого-то к зиме ждать? Две-три недели – не такой уж и большой срок, но если этот срок последний, он будет тянуться вечностью. А затягивать причин не было. Да и решать это всё равно не ему. Мыслить трезво мешала взявшаяся из ниоткуда неуверенность, надо было с Химой посоветоваться, подумал Гнойный. А вот раздражительность имела под собой вполне понятную причину. Почему-то они долго не могли найти этого парня, а искать там, где никто не стал бы это делать, смысла не было. Он и дня не пробыл здесь, он просто не мог этого знать.

Но Дом подчинялся лишь выборочным законам логики, и Гнойный уже винил себя за то, что не проверил такие места в первую очередь. Комнаты с большими зеркалами. Закрытую душевую в левом крыле второго этажа. Он щёлкнул пальцами, чтобы Замай и Букер остановились, опустил ручку и толкнул дверь от себя.

Он действительно был здесь. Парень стоял у раковин и смотрел в своё отражение. Он был один и по ту сторону, и по эту. Увидев Гнойного, он с опозданием отпрянул от раковины, одёрнул рукава тёмно-синей толстовки и спрятал руки за спину. Запуганный невзрачный мальчишка. Чужой этим стенам, но смотревшийся в них так естественно, что это могло свести с ума.

– Ну привет, новенький, – Гнойный толкнул парня и прижал его к стенке. – И как же звали тех, кто тебя сюда пригласил?

Рикки – так его, кажется, назвали, – раскрыл рот от испуга, дрожащими губами сделал глоток воздуха, грязного и спёртого, которым не надышишься, даже если очень постараться. Он плотно сомкнул губы и, не моргнув ни разу, смотрел вперёд растерянно. Сквозь Гнойного, сквозь мраморную темноту, рассеянную светом из коридора, отражённым большим зеркалом над раковинами.

– Эй, отвечай, когда с тобой говорят. – Пригрозив, Гнойный одёрнул его за воротник толстовки, оттянул его и глазам парня открылись тёмные пятна синяков, усыпавшие плечи и ключицы. Рикки беззвучно вскрикнул, задыхаясь. Гнойный метнул взгляд к зеркалу, там, в полумраке, всё виделось иначе, и то, что было скрыто по эту сторону, выявляло себя. Рукава толстовки Рикки потемнели.

– Твою мать, – Гнойный схватил парня за руку и задрал рукав вверх. Во всю длину предплечья алели свежие продольные надрезы.

– Живо ведите Генерала! – заорал Гнойный.

Воздух вокруг них замер тишиной.

– Букер, ты чего, оглох?

Топот унёсся из коридора быстрее ветра. Гнойный стащил с сопротивляющегося Рикки толстовку и отбросил её на раковину. Врезал парню мимоходом, когда тот попытался вырваться. Стянул футболку с себя, достал из-под раковины осколок стекла – ему ли, хозяину Дома, не знать всех этих лазеек, – порезал ткань неровно и перетянул Рикки руку выше предплечья, останавливая приток крови.

Только это он и успел сделать. По наитию, скорее, нежели чем-то иным руководствуясь. Даже не сразу понял, почему бросился его останавливать. Лишь когда Рестор оттащил его в сторону, в голове начало проясняться.

Те, кто уходят первыми, должны быть самыми опытными. Этот парень только что чуть всё не испортил. Его ведь и в самом деле могли забрать!

Большое стекло над раковинами разошлось по дальнему углу паутинкой трещин.

Рестор втолкнул Гнойного в свою комнату.

– Да не делал я ему ничего, клянусь, – оправдывался тот. – Ну, ударил для профилактики, когда вырываться начал. Но не я порезал его, не я! А синяки не успели бы появиться за такое короткое время!

– Слава, что за чепуху ты мелешь?

– Не верите – спросите Букера, да я минуты с ним не пробыл! Букер всё время за дверью стоял!

Ресторатор ударил его под дых. Гнойный согнулся и упал на колени. Скалясь, он снизу вверх смотрел на воспитателя первой старшей, на человека, который всем воспитанникам дома был единственно опасным врагом, потому что был сильным и непреклонным, и с какого-то перепуга по-настоящему обо всех беспокоился. Но прогибаться под ним, будучи хозяином Дома, Гнойный не имел права. Поэтому он быстро поднялся, хоть и дышал тяжело и стоять пока ещё трудно было.

– Сядь, – огрызнулся Рестор. – Не можете вы людей равных себе по силе жертвами выбирать?

Рестор был злым. А злой Рестор – один из самых опасных врагов Дома, желал он блага ему при этом или не желал. Это все знали. Попадаться под руку тут кому угодно можно было, но только от воспитателя первой старшей – этого зловредного лысого дядьки – можно было огрести так, как ни от кого в Доме. Его, в общем-то, и не звал никто. Просто Гнойный на мгновение забыл, что почти всё свободное время Генерал и Рестор проводят вместе.

Когда пришёл Генерал, выглядел он ни на йоту не спокойнее. На Гнойного смотрел с упрёком и едва ли не с презрением, которое если и хотел скрыть, то не очень-то и пытался.

– Сидите тихо, – сказал он. – Буду звонить Гевиксману, пусть сам решает, что с тобой делать.

В гробовой тишине он набрал номер. Рестор не сводил с Гнойного испепеляющего взгляда. Тот хотел сказать ему что-нибудь язвительное, но Генерал уловил его намерение.

– Умолкни, – отрезал он. Генерал перевёл разговор в режим громкой связи.

– Здравствуйте, это Денис, – представился он. – Я по поводу новенького. Скажите, у него… По всему телу гематомы. Живого места буквально нет. Почему вы об этом не предупредили?