Текст книги "Отступник (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Там Лорк сможет забыть все, что делали с ним этой ночью…

Когда он открыл глаза, Маатан сидел у очага и задумчиво смотрел на котел, из которого поднимался белесый парок. И хотя Лорк не пошевелился и ничем не выдал своего пробуждения, жрец щелкнул пальцами.

– Поднимайся, поешь и отправляйся загонять овец. Ни к чему им болтаться по степи.

Скрипнув зубами от ярости, Лорк выбрался из шатра. Нашел родничок, бивший неподалеку от лайдо, умылся и напился. Тело ныло и болело так, словно Лорк накануне бегал по степи от зари и до заката. Взяв одну из лепешек, он сунул ее за пояс штанов и отправился ловить овец.

Потянулись дни. Маатан вставал с рассветом, будил Лорка и отправлял его заниматься каким-нибудь делом: стирать рубахи и штаны, собирать корешки и травы, стричь овец, носить в лайдо воду.

Лорк был бы счастлив заниматься всем этим вечно, лишь бы отсрочить наступление вечера. Но стоило кибитке Заришах появиться над самым высоким курганом, жрец тащил Лорка в лайдо и укладывал к себе на кошму. Это было мучительно, невыносимо и сводило с ума вернее, чем перебродившее молоко хабтагая, в которое кинули плоды нереиссы.

Маатан оказался неутомим, и Лорк начал считать, что мужской силой с учителем поделились боги. Больше всего его злило, что днем Маатан обращался с ним совсем иначе – заставлял до изнеможения заниматься работой, без размышлений награждал тычками за неправильно высушенные коренья или за то, что собранные травы недостаточно мелко нарезаны.

Злость требовала выхода, но не ученику спорить с учителем. Единственное, на что отважился Лорк: продолжал про себя звать Мортон-лая Маатаном, чтобы хоть так – пусть и глупо, по-детски – обидеть, не признавая нового имени жреца.

Лорк ждал, когда его начнут учить магии, но учение все не начиналось, и он всерьез заподозрил, что нужен Маатану совсем для другого.

К тому же учитель день ото дня становился все озабоченнее. Вечерами долго всматривался в небо, на котором Заришах куталась в свое покрывало, и даже показал Лорку камень Чин, кроваво горевший совсем рядом с богиней.

– Земле Вай нужны новые ученики, и боги разрешили Заришах взять свое сокровище раньше, чем обычно.

Почему-то при взгляде на небесный купол стало не по себе. Камень Чин казался зловещим и недобрым, Лорку даже почудилось, что богиня ночи прячется в своей кибитке от его пронзительного света. Но на осторожный вопрос Маатан только пожал плечами и ничего не ответил.

А однажды утром Лорк увидел, как учитель спорит с другими лаями.

Спор был беззвучным – Маатан, как обычно, уселся неподалеку от шатра и поднял руки, призывая Силу. Белая накидка мягкими волнами стелилась по земле, и Лорк опять удивился, что на тонкой белой ткани так и не появилось ни единого пятнышка грязи.

Обычно Маатан тянул из воздуха что-то неощутимое – Лорк уже знал, что это были те самые разноцветные ленты, которые ему довелось увидеть один раз, – а затем заплетал их в такую же невидимую косу и отпускал. Эта коса называлась “венок гармонии Вай” и хранила равновесие мира от рассвета до рассвета. Но в этот раз гармонии не получилось. Маатан дернул очередную невидимую ленту, сжал пальцы, словно скомкал ткань в кулаке, а затем отшвырнул в сторону. Он делал так еще несколько раз, и к полудню небо затянули тучи, налетел порывистый ветер, заставивший Лорка с учителем укрыться в шатре.

Гроза оказалась сухой – небесный огонь поджег траву недалеко от лайдо, и Маатан тут же выскочил наружу – Лорк не видел, что там происходило. Ни одной капли дождя так и не упало из серых низких туч, но огонь прибило к земле, словно сильным ливнем.

На следующий день повторилось то же самое, только теперь небесный огонь убил несколько овец из и так небольшой отары. Маатан запретил Лорку высовываться из шатра, а сам уехал к дальнему кургану на Нариш и вернулся поздно вечером. В эту ночь он не трогал ученика, и Лорк обрадовался, что сможет вволю выспаться. Но под утро его разбудила буря, какой он за свою жизнь не помнил.

Маатана на привычном месте не оказалось, и Лорк осторожно выглянул наружу. Ветер гнал по степи обломки ветвей, пыль, вырванные с корнем кустики, трепал полог шатра и пригибал к земле высокую траву. Жрец стоял неподалеку, закутавшись в свое невыносимо белое покрывало, ни одна складка которого не шевелилась под порывами урагана.

Лорк даже рот открыл от удивления – Маатан казался сейчас намного выше, чем был в действительности, и от него исходило еле заметное сияние.

“Волшебство”, – сообразил Лорк и постарался стать незаметным. Он уже начинал понимать, что бурю, каких не бывает в степи в разгар лета, послала не гневливая Томо, а кто-то другой. Пожалуй, Лорк даже догадывался, кто именно. Не зря Маатан вскинул руки, и с напряженно вытянутых к небу ладоней вдруг сорвался ослепительно сияющий белый шарик и ударил в нависшую над лайдо тучу.

Туча дрогнула и пошла радужными полосами, разрываясь на разноцветные куски. В прорыв тут же заглянул Го, Маатан опустил руки и повернулся к ошалевшему от увиденного ученику.

– Отправляйся в Ойчор, – сухо сказал он Лорку. – Быстро, пока они снова не начали пытаться разрушить лайдо.

– Они? – потрясенно спросил Лорк и встал на ноги. – Это же не боги, учитель?

– Нет, – все так же сухо ответил тот. – Это лаи. Они требуют, чтобы ты исполнил долг ученичества.

– Какой долг? – Лорк выбрался из шатра и задрал голову к безмятежно-синему небу. – Что я им должен?

Маатан вдруг скривился, будто пожевал горькой смолы. Чувствовалось, что ему очень не хочется объяснять ученику, в чем состоит долг. И все же он разлепил сухие губы.

– Я уже говорил тебе: сейчас у лаев есть только двое учеников, если не считать тебя. Они слишком малы, чтобы удовлетворять их плотские потребности. Но каждый из лаев – полноценный взрослый мужчина. А если не выбрасывать излишки Силы вместе с семенем, она становится неуправляемой.

Лорк почувствовал, как колени стали мягкими, словно речная глина.

– Ты же говорил – это только по согласию, учитель, – пробормотал он, ощущая липкий пот, выступивший между лопаток. – Я не хочу.

– Ты уже не можешь отказываться, если делил кошму со мной, – Маатан опять сморщился. – Это я не хочу, чтобы ты отправлялся в чужие лайдо. В конце концов… у них есть овцы.

Снова, точно пробуя силу, налетел ветер. Маатан не глядя отмахнулся, и ураган умер, не родившись.

– Это война, – жрец посмотрел Лррку в глаза. – Скоро они опять наберутся мощи и попробуют разрушить наше лайдо. Поэтому ты должен уехать под защиту храмовых стен Ойчора. Жрецы – посвященные жрецы – никогда не поднимут руку на Великий город.

Как ни претила Лорку мысль делить кошму даже не с одним жрецом – с несколькими, но бежать от опасности он не привык. К тому же Маатан сам назвал его учеником, и недостойно ученика бросать своего наставника. Поэтому он покачал головой.

– Ты говорил, что я должен быть с тобой всегда, а сам гонишь меня прятаться. Я стал твоим учеником, но я воин, жрец. Я умею стрелять из лука так, как никогда не научится ни один лай. Я умею метать нож. И я редко проигрывал в кулачных боях. Я смогу защититься сам и защитить тебя, если они вздумают явиться сюда.

– Да? – с непонятной насмешкой в голосе сказал Маатан, сделал два быстрых шага вперед и неожиданно толкнул Лорка ладонью в лоб. – Я запрещаю тебе поднимать руки. Но ты можешь попробовать.

Лорк был бы рад доказать жрецу, что может все, но кисти налились каменной тяжестью, и он только беспомощно шевелил пальцами. Жрец, склонив голову к плечу, рассматривал его, пока очередной порыв ветра не прошелестел в траве. Тогда он развернулся лицом к Ойчору и бросил:

– Садись на Нура и отправляйся к отцу. Я сам приеду за тобой, когда моя война закончится.

Лорк очень хотел плюнуть и остаться. Но ноги против воли сами понесли его к загону, в котором щипали траву хабтагаи.

К вечеру он оказался перед воротами города. Стражники – все те же северные наемники, когда-то охранявшие ваев, а теперь служившие Нотон-куну – долго расспрашивали Лорка, кто он таков. Лорк с трудом понимал гнусавый северный говор, но все же смог объясниться, и вскоре резные ворота медленно отворились, пропуская его за кольцо высоких стен.

Нотон-кун не спешил посылать гонцов в стойбище за остатками племени – сначала город следовало окончательно присвоить. Занять лучшие дома, наградить тех, кто оказался достоин награды, наказать непокорных, успокоить торговцев. Вождь Тьмы племен никогда и ничего не делал второпях. И город приводили в порядок, чтобы он снова мог жить своей жизнью: убитых сожгли на погребальных кострах, рабов раздали старейшинам, женщин – героям. Стены домов отмыли от копоти и снова покрасили белилами, лавкам разрешили открыться, а наемники встали на сторожевых башнях в дозор.

Лорк видел все это, но как-то отстраненно. Все еще под властью морока он ехал на хабтагае по шумным даже вечером улицам, не глядя по сторонам и не задумываясь о том, сколько сил приложил его отец, чтобы жизнь в Ойчоре продолжалась как ни в чем не бывало.

Во дворец его не пустили. Хотя на страже стояли морты, без сомнения, знавшие, кто именно слез с хабтагая перед золочеными дверями.

Лорк даже узнал в одном из стражников Тарса. Друг детства обзавелся шитой серебром безрукавкой и шелковыми синими шальварами. Древко копья он держал у ноги, но когда Лорк попытался шагнуть ближе, острие немедленно уперлось ему в грудь.

Тогда Лорк сел на землю, держа в руке повод. Рано или поздно отцу доложат о его прибытии. Может быть, сочтут гонцом от Верховного жреца Мортон-лая.

Колдовство продолжало действовать, оно требовало, чтобы Лорк встретился с Нотон-куном. Но пытаться пройти во дворец силой означало оказаться на копьях. Поэтому разумнее всего было подождать.

За ним пришли глубокой ночью, когда Ойчор затих, погрузившись в сон. Впрочем, настоящей – степной – тишины в городе не водилось. За высокими глиняными заборами брехали собаки, перекрикивались стражники, вышагивающие по темным улицам, бряцало оружие.

Сидя на теплой земле, Лорк размышлял о том, почему Тарс отказался его узнавать. Дело было в его новой должности охранника дворцовых ворот или в самом Лорке? За размышлениями он не заметил, как из проулка слева вышел человек, и поднял голову только когда плеча коснулась чужая рука.

– Иди за мной, – сказал человек, и Лорк узнал Бесана.

Брат тоже изменился – вместо привычной меховой безрукавки и кожаных штанов на нем были такие же шальвары, как у Тарса, и куртка с поблескивающими в свете факелов золотистыми полосками. Рядом с ним Лорк почувствовал себя оборванцем-кордом. Вдобавок он заметил на поясе Бесана саблю – очевидно, снятую после боя с кого-то из убитых вай. У самого Лорка не было даже ножа, и он ощутил острую зависть к брату.

Бесан нырнул в какую-то калитку, Лорк остановился, не зная, можно ли тащить с собой Нура. Но проем казался достаточно высоким, чтобы хабтагай прошел внутрь. К тому же брат нетерпеливо окликнул из темноты, и Лорк перешагнул невысокий порожек, оказавшись в саду.

Нура ему все же пришлось оставить – подскочивший мальчишка выдернул из пальцев Лорка повод, чмокнул, приказывая хабтагаю идти следом, и увел куда-то. А Лорк поспешил за Бесаном, с любопытством вертя головой.

Впрочем, он почти ничего не видел – только смутно темневшие деревья да блестевшую под ногами песчаную дорожку. Впереди возвышалась громада дворца, но брат вел Лорка куда-то вбок, а не ко входу, ярко освещенному факелами. И в конце концов остановился перед дверцей в белой стене, отчетливо видной даже в темноте.

– Здесь лестница, – Бесан толкнул дверь, и та с легким скрипом открылась. – Поднимайся наверх, в башню. Отец велел поселить тебя ближе к небу. Завтра утром он выслушает, что ты хотел ему сказать.

Лорк не возражал – больше всего на свете он сейчас хотел спать. Да и ничего срочного Маатан передать Нотон-куну не велел, просто отправил ученика подальше от гнева лаев. Поэтому он молча кивнул брату и вошел в башню.

Подниматься пришлось долго – Лорку даже показалось, что его и правда отправили к самому куполу небес. Но когда он уже готов был остановиться и сесть прямо на каменные ступени, лестница сделала очередной поворот, и перед Лорком открылась небольшая круглая площадка. Он осторожно подошел к краю, огороженному рядом плотно пригнанных друг к другу камней, и осмотрелся.

Башня возвышалась над Ойчором – с высоты были видны стены города, улицы, крыши домов. А еще отсюда было видно небо.

Заришах уже снова полнела. Ее светлый лик отчетливо вырисовывался на темном небе, и совсем близко горел багровым огнем Камень Чин. За время, прошедшее с того дня, когда был взят Ойчор, сокровище богини ночи стало огромным. Пожалуй, ненамного меньшим, чем кибитка самой богини. За Камнем Чин тянулся длинный светлый полог, затмевавший кобылиц Заришах. Лорк плохо помнил, как выглядел Камень в прошлое появление – он тогда чаще смотрел на землю, чем в небеса, а по ночам, утомленный дневной беготней, спал как мертвый. Но свет небесного сокровища внушал необъяснимую тревогу и какой-то безотчетный страх. Лорку даже показалось, что он видит алые отблески на пологе Заришах.

На каменном полу нашлись кошмы, сваленные одной кучей. Лорк встряхнул их, расстелил и улегся, положив под голову свернутую в узел куртку. От камня башни шло еле заметное тепло, глаза закрывались, и Лорк перестал думать о богах и небесных камнях. Не его это было дело – разбираться с божественными сокровищами.

Утром ему пришлось объясняться с отцом. Нотон-кун хотел знать, по какой причине Лорка отослали из лайдо, а рассказать все без утайки в присутствии братьев тот не мог. Лгать Лорк тоже не умел, пришлось обойти настоящую причину, сообщив только, что Маатан велел ему отправляться к отцу и дожидаться, пока жрец приедет за ним сам.

В бегстве из лайдо его обвинять не стали, хотя по выражению лиц братьев Лорк сообразил, что те так и подумали. Но бежать в Ойчор было бы глупо – понятно, что Правитель города неминуемо узнал бы про побег. Нотон-кун это прекрасно понимал. Лорк подозревал, что отец о чем-то догадывается, но тот молчал и кивал. А затем велел сыну вернуться в башню.

16.01.2013

15.

Чем больше проходило времени, тем беспокойнее становилось вокруг. И не только из-за Камня Чин, увеличивающегося с каждой ночью – никогда раньше он не бывал таким ярким, – но и из-за крепнущего недовольства лаев. По вечерам Мортон, пряча беспокойство, наблюдал за багровым огнем на небе, по утрам во время Обряда вынужден был показывать свое могущество, чтобы ни у кого из Круга и мысли не возникло бунтовать, а по ночам неутомимо любил своего ученика.

Лорку по-прежнему, несмотря на все усилия, не нравилось делить с ним кошму – Мортон чувствовал. Но ни за что не променял бы это прекрасное непокорное темное тело на чье-либо другое, пусть и более покладистое. Ему нужна была не просто близость, а близость с Лорком, и он торопился насытиться ей, наесться до отвала, словно предвидел неизбежную голодовку – разлуку.

Но надежды не оправдывались, близость не делалась менее желанной, и каждую ночь Мортон снова и снова целовал, гладил и брал несопротивляющегося ученика. Точно пил – и не мог напиться. Казалось, он не ведал по ночам никакого стыда, изучая тело Лорка до самых укромных уголков. Казалось, он помнил до мелочей запах его тела и вкус семени. Казалось, ощущение масла под пальцами, смешанного с каплями пота, давно должно было стать привычным, так же как сама необходимость подчинять ученика с его помощью, но почему-то все это только еще больше возбуждало.

Лорк был вызовом, и каждую ночь Мортон принимал этот вызов, и побеждал, делая ученика своим и даря ему наслаждение, которого тот, может быть, и не хотел.

И каждое утро Мортон принимал другой вызов – от жрецов Круга, и тоже побеждал, делая Круг своим, принуждая его смириться и принять волю Правителя, назвавшего Маатана Верховным жрецом Мортон-лаем.

Никогда раньше лаи не имели отличий один от другого – все они были равны в Круге. Нотон-кун – по незнанию, или намеренно, – сломал привычный порядок. И испытать силу сопротивления остальных Мортону пришлось уже следующим утром. И следующим. И следующим.

Обряды превратились в бесконечную демонстрацию Силы. Пока ее хватало. Но только пока.

Лаи будто всерьез пытались оспорить право Правителя решать.

Это было неправильно – Мортон всем своим существом чуял, что так не должно быть. Лаи всегда были вне Великого города. Кто бы ни получал в руки золотой жезл – их это никогда не касалось. Да, теперь с помощью Мортона власть получил не вай, а морт – так что с того? Боги позволили ему, и его воля стала столь же непререкаемой, как и любого другого Правителя. Круг обязан был подчиниться.

Да только не хотел.

И когда Мортон услышал условие, озвученное серым Ыто-лаем, ему с трудом удалось совладать с собой и кое-как завершить Обряд. Лаи требовали себе его ученика! Его неправильного, оберегаемого и жадно желаемого Лорка собирались принудить к близости с каждым, как когда-то Маатана. Только Маатану было, в общем-то, все равно, а Лорку каждая ночь давалась с трудом. Но самое главное – не все равно было Мортону. Он ни с кем не собирался делиться.

Потому и прятал Лорка, пока Го вершил свою дорогу, отсылая подальше от лайдо. И загружал работой, и никогда не прикасался к нему днем, и даже к Силе приобщать боялся, чтобы остальные посвященные не углядели его сокровище. Однако разве спрячешь то, что спрятать нельзя? Как замаскируешь, например, чистый белый свет своей магии, яснее ясного говорящий о том, что проблем с подчинением Силы у тебя нет?..

В конце концов, когда Заришах почти готова была вновь показать свое лицо миру Вай, лаи взбунтовались, и в стойле погибли несколько овец. Это одновременно и рассердило, и насмешило Мортона. Если бы он не дорожил еще какими-то заветами Круга, от шатров остальных жрецов не осталось бы ничего, кроме остовов. Слишком слаба была сила лаев, даже совместная. А смести лайдо поодиночке для переполненного Силой и любовью Мортона не составляло никакого труда.

Однако следовало подумать – во имя чего вести войну с собственным племенем. Войну, которая отразится не только на жрецах, но и на всем мире Вай. Еще никогда лаи не вступали в противоборство между собой. По крайней мере, в преданиях, передаваемых от учителя к ученику, ни о чем подобном не говорилось.

Но от мысли о требованиях посторонних мужчин, желающих близости с его учеником, закипала кровь. И пусть совсем недавно Мортон принял бы такие требования как данность, теперь все изменилось.

Он не мог причинить вреда Лорку. Тот совсем плохо сочетался с привычными для выросшего в лайдо ученика вещами, и каждое принуждение, особенно к близости, заставляло его чувствовать себя униженным. Пока Лорк скрипел зубами и гнулся. Но сейчас он выполнял поручения и отдавал долг ученика одному Мортону, которому согласился служить и отдаваться добровольно. И у учителя не было права а, главное, желания сломать своего ученика.

Не исключено, что через несколько лет такой жизни воспитанный как воин юноша привыкнет, смирится со своей судьбой и примет ее до конца. Но не в ближайшие несколько дорог Го.

Кроме того, разве не Мортон выпросил Неотданного у мортов? Разве не он, отступив от правил и рискуя навлечь на себя неудовольствие богов, провел обряд вступления в ученичество? Разве не он сумел договориться с Силой, тогда еще ему не положенной? И разве не он обязан беречь ученика не только в добром физическом, но и душевном здоровье?..

Обо всем этом Мортон размышлял, пока ездил к дальнему кургану в поисках свежей травы зур, которая поднимала со смертного ложа самых безнадежных больных. Она появлялась лишь незадолго до прихода великана Тана, быстро отцветала и так же стремительно умирала, поэтому на время сбора оставалось день-два.

Мортон специально не взял с собой Лорка, чтобы дать себе время на раздумья. И он придумал.

Лаи чувствовали ученика только через учителя – удалившийся от лайдо Маатан был тому наглядным примером: Круг не сумел его отыскать в стойбище мортов и счел мертвым. Значит, необходимо было удалить Лорка как можно дальше от себя. Совсем расстаться с ним Мортон еще не был готов и решил пока отправить Лорка к Нотон-куну.

В эту ночь, проигнорировав зов плоти, Мортон не прикасался к ученику. Лорку надо было отдохнуть, а воздержание никогда не представляло для лая особой трудности. Вот и сейчас больше болела душа. Хотелось привычного уже тепла тела под боком и одолевало невнятное беспокойство.

Он знал, что снова поступает не как добропорядочный лай. Прячет свое, скрывая от общего. И знал, что рано или поздно за все своеволия придется дать ответ. Но поступить иначе не мог.

К тому же утро принесло с собой бурю недовольства – Круг уже требовал, а не просил. И это еще больше раздражало, побуждая настоять на принятом решении.

Лорк, конечно, попытался сопротивляться. Заставив его подчиниться своей воле, Мортон отчего-то испытал непрошенную нежность. Хотелось, как ночью, прижать его к себе, плюнуть на всех и не отпускать. Что он, не справится с несколькими любителями загрести чужое добро?.. Но Мортон вовремя себя одернул.

И смотрел вслед хабтагаю до тех пор, пока тот не скрылся вдали, ласкаемый лучами встающего Го.

18.01.2013

16.

Честно говоря, Лорк с удовольствием бы погулял по саду, вышел в город пройтись и поглазеть на захваченные сокровища вай, но один из охранников совершенно недвусмысленно ткнул его копьем в бок, когда Лорк собрался свернуть на дорожку, ведущую к калитке.

Это было как-то совсем неправильно – он не являлся пленником или рабом. Да даже у рабов, похоже, имелось больше свободы, чем у Лорка. Во всяком случае, они без проблем выбегали за ворота, открывшиеся с рассветом. Что вообразил Нотон-кун, почему он предпочел запереть младшего сына в башне, откуда тот не мог выйти, оставалось догадываться.

Впрочем, сидеть на самом верху Лорка не заставляли, и он посвятил день тому, что бродил по башне, заглядывая во все двери подряд. За первой оказалось просторное светлое помещение, где на полу стоял поднос с едой: горячее мясо, горка сдобных лепешек, кувшин с водой и кучка спелых ярко-красных плодов. Пол застилали разноцветные яркие кошмы, на которые Лорк и уселся, чувствуя, как отчаянно забурчало в брюхе. Наевшись, он отправился исследовать башню дальше, но ничего интересного больше не нашел.

К вечеру, утомившись бродить по лестнице вверх-вниз и еще дважды поев, Лорк уселся на пороге, с наслаждением вдыхая вечерний воздух. Стояла какая-то странная ломкая тишина, только перекрикивались стражники вокруг Дворца, да где-то очень далеко сердито кричала женщина. За весь день Лорку не довелось ни с кем поговорить – похоже, отец запретил разговаривать с сыном даже рабам, приносившим еду. Может быть, в другое время Лорк бы обиделся на подобное отношение. Но сейчас, размышляя над случившимся, он склонен был согласиться с отцом. Кто знает, может быть, Нотон-кун подозревал Круг лаев в заговоре? Может быть, счел сына лазутчиком жрецов, намеренно засланным в город? Или действительно решил, что тот сбежал, и отправил гонца к Маатану – выяснить точно, зачем Лорк приехал в Ойчор.

Последняя мысль радости не доставила. Неизвестно, что скажет гонцу Маатан. Вдруг выложит истинную причину, и все узнают, кем на самом деле стал при Верховном лае Лорк? Впору подниматься на башню и прыгать вниз, прямо на деревья с чудными плодами.

За размышлениями Лорк пропустил момент, когда в воздухе раздался непонятный гул. Го давно уже должен был скрыться за курганами, но небо оставалось светлым, хотя и приобрело странный розоватый цвет. Так бывало, когда ожидался ветреный день, однако небо светилось совсем с другой стороны, а не там, где Го встречался с Андарро.

Неожиданно во всем городе завыли собаки, заревели хабтагаи, стоявшие в просторном загоне за башней, издалека донеслось и овечье блеяние. Лорк поднялся, чтобы лучше рассмотреть, что творится вокруг и что же светится там, на другом краю Нижнего мира, но земля неожиданно дрогнула и ушла из-под ног.

Ничего подобного Лорк раньше не испытывал. Упав на землю, он сначала даже не понял, что случилось, и попробовал подняться. Но новый толчок снова сбил его на дорожку. А потом начался кошмар, подобного которому не насылала даже Киешат.

Первой рухнула башня. Наверное, Лорк родился под счастливой звездой, или боги хранили ученика лай – каменное навершие разбилось с другой стороны сада, и оттуда сразу же послышались крики.

Земля продолжала ходить волнами, словно твердь внезапно стала не прочнее воды, и Лорк торопливо пополз в сторону от качавшейся и трескавшейся башни. Он успел добраться до стены – тоже разламывающейся на части от земных толчков, и в этот момент его бывшая темница рухнула окончательно, обдав Лорка каменным крошевом и удушливой пылью. Чихая и кашляя, пытаясь протереть запорошенные глаза, он слышал крики ужаса, стоны, предсмертные вопли, но ничего не видел в облаке, накрывшем сад. Зато хорошо слышал подземный гул и непрекращающийся грохот – словно совсем рядом с небес падали камни.

Потом налетел горячий ветер, прибивший пыль, и на мгновение Лорк увидел зарево в полнеба, сгибавшиеся от урагана деревья и груду камней, в которые превратился дворец. Тянуло гарью, слышался треск пламени, от людских криков звенело в ушах. Как во сне Лорк смотрел на клонившиеся и ломавшиеся деревья, вывороченные пласты земли, рассыпавшиеся вокруг обломки башни, а затем остаток стены дрогнул и с душераздирающим скрежетом свалился прямо на него.

19.01.2013

17.

Вечер прошел почти спокойно – уставший на своей дороге Го спускался к брату Андарро, а Мортон, сидя у откинутого полога, сплетал собственный венок Силы. Он понимал, что сплести гармонию не выйдет и завтра, и послезавтра – то тех пор, пока жрецы не признают свое поражение или не вспомнят, что Вай выше лаев, и что именно лаи для Вай, а не наоборот.

Целый день он ощущал напряжение, висящее в воздухе. Но так и должно было быть, раз он решился поколебать гармонию мира, пусть и чуть-чуть, самую малость. Однако сегодня он не сплел необходимого заклятья, и мир гудел, не желая утихомириваться. А нити Силы в венке то и дело напрягались, когда кто-нибудь из лаев пытался освободиться.

Это было преодолимо. Это было не страшно. Мир Вай сильный, он потерпит.

Мортон находился в шатре, разводил огонь, когда почувствовал неладное и выскочил наружу. В загоне тревожно метались и блеяли овцы. Небо темнело, и по степи шуршал сухой холодный ветер – первый вестник наступающих со стороны гор холодов. Неожиданно взревела Нариш и забилась в путах.

Мортон непроизвольно ухватился за свою магическую сеть, но лаи не пытались вырваться, лишь тревожно притихли.

И вдруг вдали, за еле видимыми на горизонте горами, стало разгораться невиданное пламя. Оно поднималось все выше, под ногами еле слышно загудела земля, и Мортон испугался. В груди заныло и застучало, виски сдавило: он понял, что надвигается что-то очень, очень страшное, перед которым споры лаев – ничто. Подняв голову, Мортон неожиданно сообразил: с купола небес исчез Камень Чин. Кто-то похитил главное сокровище Заришах! Кто-то более могущественный, чем боги Вай.

И, больше не думая, он дернул свои силки, распуская узел венка, закричал беззвучно: «Помогите!».

Цветные ленты тут же бросились врассыпную, стремясь к хозяевам, а вовсе не на противостояние неведомому. Мортон собрал всю доступную ему Силу, поднял перед собой и завопил, снова призывая собратьев на помощь. Первый порыв ветра ударил в лицо, засыпая глаза песком.

Отклика от лаев Мортон так и не дождался, а напомнить им еще раз о Долге не успел – вдалеке с тяжким грохотом в небо ударил огонь, и земля затряслась. Воздух сделался колючим, все вокруг накрыла удушливая пыль.

Мортон напряг все силы, растягивая свое белое покрывало, стараясь накрыть им все вокруг: землю, траву, метавшихся овец, осыпающиеся курганы…. Несущаяся со стороны гор волна не ослабевала, напротив – набирала ярость и мощь. А белое покрывало Мортона становилось все тоньше и тоньше, пока не начало лопаться и рваться…

Он не понимал, что происходит, и думать об этом было некогда, но, кроме прочего, чувствовал хлесткие удары, бившие куда-то в живот. С каждым ударом в душе что-то обрывалось, и в конце концов он осознал, что перестал чувствовать жрецов Круга – совсем. Он остался один, упрямо стоя на ногах посреди содрогающейся степи. Ветер уже ревел, обжигая, мимо пролетели остатки овечьего загона, с лайдо сорвало войлок, но остов каким-то чудом еще держался, впаянный в землю тьмой предыдущих Оборотов и вложивших в него силы лаев.

У края мира беззвучно рухнули горы, в тот же миг с оглушительным треском из рук Мортона исчезла Сила, и его, совершенно беззащитного, снесло, как пушинку, и покатило по степи.

Он почувствовал, что куда-то падает, сверху сыплется земля, услышал такой грохот, словно купол небес обрушился вниз, а потом провалился в темноту.

20.01.2013

18.

Было так странно видеть себя откуда-то сверху: руку, торчавшую из-под обломка стены, запорошенную пылью голову. Все остальное скрывали ветви упавшего дерева.

Лорку даже показалось сначала, что на самом деле там, внизу, кто-то другой. Он попробовал наклониться, чтобы разглядеть лежавшего, но вместо этого неожиданно поднялся выше остова полуразрушенной башни – и тогда только понял, что умер.

Честно говоря, Лорк ожидал увидеть Моро, распахивающего перед своим сыном полог пиршественного шатра. Но отец воинов не спешил спускаться с небес, и тогда Лорк решил осмотреться.

От некогда величественного дворца осталась груда дымящихся развалин. Золото куполов сделалось неотличимым от камня стен – все скрывало медленно оседавшее облако темно-серой пыли, сквозь которое багрово светили первые огни начинающегося пожара.

Сад, который накануне Лорк разглядывал с верхушки башни, превратился в непонятное месиво из обломков, поваленных деревьев и вывороченной корнями земли. Кое-где лежали люди – то ли мертвые, то ли раненые, Лорк не мог разобрать с высоты своего медленного полета. Он подумал, что надо подняться еще выше – и мгновенно оказался так высоко, что в первое мгновение даже испугался. Но затем вспомнил, что душа не может упасть и разбиться.

Он всегда думал, что Ойчор громаден, но сейчас Золотой город лежал перед ним как на ладони. Лорк видел метавшиеся по улицам крохотные фигурки людей и хабтагаев, остатки домов, рухнувшие стены и разгоравшиеся пожары. Земля не желала успокаиваться – она шла медленными волнами, как вода бескрайнего озера Кох от дыхания снежного великана. Над дальними горами поднималось алое зарево, словно полмира горело за каменистой грядой, находящейся – страшно представить – в тьме дней пути хабтагая. Но на фоне этого огня горы казались кучкой небрежно наваленных глыб.