Текст книги "Отступник (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

05.01.2013

4.

Пленник заговорил, когда вдалеке показались огни стойбища.

– Почему твои братья тебя не любят?

От удивления Лорк едва не выпустил из рук повод. Он был уверен, что жрец им попался немой. Богам, конечно, все равно – они слышат молитвы не ушами, а с людьми служители Круга общаются мало. Покосившись на пленника, Лорк ответил, дернув плечом, за которое тот цеплялся:

– Моя мать – рабыня. Отец – Вождь Тьмы племен, великий Нотон-кун. Он назвал меня своим сыном, но братья не считают меня равным себе. Они – дети свободных женщин.

– Твоя мать попала в земли ваев издалека? – жрец тепло дышал Лорку в шею. – Ведь это от нее у тебя такая черная кожа?

– Да, – хмуро ответил Лорк. – Она из южных земель. Но моему отцу нет до этого дела.

Ему вдруг пришло в голову, что они до сих пор не знают имени пленника. Конечно, настоящего он им не назовет, настоящее знают только Посвященные и Великий Тогомо, но ведь должно же быть у жреца хотя бы прозвище.

– Как звал тебя твой наставник?

Пленник помолчал. Наверное, размышлял, стоит ли довериться сыну рабыни. Затем неохотно ответил:

– Маатан.

Лорк фыркнул. Мужчина за его спиной выглядел старше Рагана, а назывался мальчиком. Впрочем, Лорк не знал, как у лаев принято звать учеников. Вполне вероятно, им вообще не полагалось полноценного имени до того дня, как в лайдо поднимется новый шатер.

– А как звали твоего наставника?

Маатан не ответил, и Лорк решил не настаивать. Хуже нет – прогневить богов неуместным любопытством. Лорк в глубине души и так считал, что они с братьями совершили непотребное, напав на ученика жреца и похитив его до Посвящения. Боги пока что были милостивы к мортам, но кто знал, как далеко простиралось их терпение?

К стойбищу подъехали, когда Го поднялся над дальними курганами. Наверное, отец направил дозорных, потому что братьев ждали. Всадники на боевых хабтагаях вскинули копья к небу, приветствуя Рагана. Лорк сморщился. Старшего сына Нотон-куна любили за храбрость, силу и ловкость, а мнение чернокожего сына невольницы мало кого интересовало. Лорк же считал своего брата хвастуном и задирой, а его самым выдающимся умением – умение исподтишка делать пакости.

Новый шатер из шкур белых хабтагаев Лорк заметил сразу. Нотон-кун ждал у входа, рядом стояли старейшины. Такой шатер ставили только на время Большого Даавана – для самых почетных гостей. В последний раз в нем жил Миарчи-кун, вождь Южной тьмы и старший брат Нотон-куна со своими женами.

Теперь в шатре предстояло поселиться Маатану, и Лорк даже немного позавидовал пленнику. Ему самому в такой роскоши жить не доводилось, да и вряд ли когда-нибудь придется. Разве что каким-то чудом он станет великим вождем, в чем Лорк сильно сомневался. Таких чудес с сыновьями рабынь никогда не случалось, даже если отцы принимали их в род.

Раган заставил своего хабтагая опуститься на колени, спрыгнул на землю.

– Мы исполнили твою волю, отец. Ученик жреца теперь с нами, и проход на Ойчор открыт.

Лорк стукнул кнутом Нура по основанию шеи, приказывая лечь. Слез сам, обернулся, протянул руку пленнику. Хотя, наверное, теперь Маатана следовало бы называть гостем.

– Спускайся, можешь опереться на меня, если устал. Раган представит тебя Нотон-куну и старейшинам стойбища.

Впрочем, воспользоваться предложением Маатан не успел. Лорка довольно грубо оттолкнули в сторону, и Бесан с Мараком, схватив жреца за плечи, сдернули его с хабтагая, швыряя на пыльную землю к ногам отца. Лорк даже зажмурился, представив на мгновение, что вот сейчас Тогомо отстегнет с пояса пламенное копье и метнет его в мортов, посмевших непочтительно обращаться с его избранным служителем. Но ничего не случилось. Только над стойбищем пронесся резкий порыв ветра – словно предупреждение. И Нотон-кун торопливо шагнул к Маатану.

– Извини моих неразумных сыновей за их грубость, жрец. Ты приехал сюда не по своей воле, но не считай себя пленником. Я предлагаю тебе почетное место у моего костра, богатый шатер и самую жирную пищу. Останься с нами, и морты восславят твое имя.

В шатер Лорка не позвали. Да он и не ждал приглашения. Сыну рабыни не пристало сидеть на одной кошме со старейшинами стойбища, пусть у него и были на это все права.

Нос Нура пересох, и Лорк повел хабтагая к колоде, полной воды. Он привык, что о Нуре никогда не заботятся рабы, приставленные к животным. Лорк всегда сам чесал его шерсть, выбирал колючки, поил и кормил. А однажды даже вырезал нарыв на крупе Нура. Наверное, так получилось и лучше: хабтагай ходил за Лорком подобно псу и при случае мог затоптать некрупного хищника, защищая хозяина.

Обтерев Нура травой, Лорк спутал его передние ноги поводом, хотя в этом не было особой необходимости, и отправился в свой шатер, который делил с несколькими молодыми воинами племени. Все они были детьми невольниц, и с ними Лорк чувствовал себя на равных.

На кошме у очага сидел только Тарс, остальные, видимо, шатались по стойбищу или проводили время с женщинами. Лорк опустился рядом с другом, протянул руку к котлу и ухватил пригоршню теплых зерен.

Тарс покосился на него.

– Как?

– Слава Го, – коротко ответил Лорк и сунул зерна в рот.

– Хорошо, – кивнул Тарс.

Гадая, о чем отец и старейшины говорят с Маатаном, Лорк растянулся на кошме, лениво глядя в огонь. До похищения он никогда не видел жрецов, и ему не с кем было сравнивать, но немногословный и, очевидно, не злой пленник Лорку, в общем-то, понравился. Во всяком случае, лай обращался с ним лучше, чем братья, и даже залечил руки. А еще – избавил от необходимости искать растопку для костра. Чудесный порошок исправно горел каждый вечер, согревая путников, не гас от ветра и утренней сырости. Жаль, что такой порошок Тогомо даровал только жрецам. Высушенный и перемешанный с сухой травой помет хабтагаев давал больше вони, чем тепла.

Полог откинулся, и Лорк приподнялся на локте. Вошедший Бесан сощурился, презрительно оглядев выцветшую занавесь и вытертую кошму.

– Жрец хочет поставить свой шатер, служение запрещает ему пользоваться чужим. Иди помоги, отец велел.

Лорк не сомневался, что помогать Маатану отец отправил не его одного, но ничего не сказал. Братья нередко сваливали на него свою работу, но это, скорее, служило своеобразным признанием родства. Никому чужому они не стали бы передоверять поручения Нотон-куна. И хотя вставать с мягкой кошмы очень не хотелось, Лорк все-таки поднялся и вышел наружу.

Жрец уже распустил завязки своего тюка и выложил на землю туго скатанное войлочное полотнище. Лорк приблизился, присел на корточки.

– Отец сказал, тебе нужна помощь. Я принесу жерди и помогу закрепить войлок.

– Жерди не нужны, – Маатан достал из середины свертка несколько упругих толстых прутьев. – Если Го будет милостив, я выращу основу для шатра прямо здесь. Хочешь посмотреть?

– Хочу, – Лорк опустился на землю. – Ты вырастишь их колдовством?

– Силой, – жрец начертил на земле круг. – Я сказал куну, что на полет стрелы вокруг не должно быть любопытных глаз, кроме твоих.

– Я вижу, что никого нет, – Лорк кивнул. – Но подумал, братья просто не захотели тебе помогать.

– Братья? – Маатан покачал головой и воткнул прутья в землю. – Нет, им нельзя. Никому нельзя, только тебе. У тебя знак, хотя тебя и не отдали жрецам.

Лорк взглянул на свою руку.

– Боги ошиблись...

Маатан опять покачал головой.

– Боги никогда не ошибаются, морт. Они отмечают избранных для служения, когда на плаще Заришах горит Камень Чин. Их взгляд может упасть не только на земли вай.

Лорк благоразумно не стал возражать – Маатан наверняка знал о служении намного больше любого морта. Другое дело, что самому Лорку знак не приносил ничего, кроме неприятностей. Поэтому вместо бесполезных разговоров он раскатал на траве тяжелый войлок и принялся пропускать кожаные завязки сквозь отверстия. Краем глаза он следил за Маатаном, сосредоточенно бормотавшим что-то в центре круга. Лорк не понимал ни слова, наверное, это был какой-то тайный язык, дарованный жрецам богами.

Сначала ничего не происходило, но потом Лорк заметил, как воткнутые в землю прутья дрожат и увеличиваются. Земля рядом с ними тоже подрагивала, точно там стремительно росли корни. Лорк подобрался ближе, прижал ладонь и пальцами ощутил живое быстрое движение.

– Это колдовство? – он повернулся к довольному Маатану.

– Да, – ответил тот и погладил один из прутьев, уже доросший до груди. – Шатер в лайдо стоит от Посвящения и до ухода лая – всегда на одном месте. Его можно вырастить только один раз.

– Тогда ты напрасно вырастил его тут, – Лорк покачал головой. – Мы уйдем отсюда, как только снежный великан Тан выпустит из своих пещер зимние ветры. Или даже раньше, если отец решит идти на Ойчор. Тогда тебе придется бросить свой шатер. Или ты нарежешь новые прутья?

– Не знаю, – Маатан оглядел получившийся высокий – в два человеческих роста – частокол. – Я попробую, хотя так никто никогда не делал.

Вдвоем они стянули вершины прутьев и туго связали их кожаным ремнем, а затем начали натягивать на них войлочное полотнище. Когда работа была закончена, Лорк сел на землю и потер ноющие ладони о штаны.

– Кто помогает жрецам ставить шатер в лайдо?

– Никто, – Маатан сел рядом. – Каждый делает свое жилище сам. Это тяжелый труд, но чем больше ты затратил сил, тем грознее твоя магия. Го никому ничего не дает даром.

Спал Лорк беспокойно. В эту ночь сны мучили его сильнее обычного. Взлетая к вершине небесного шатра, он раз за разом падал в Нижний мир следом за уходящим Го. Сражался со снежным великаном, пытался удержать в паутинных сетях безумную Томо, крался в зачарованных лесах Одноглазого Шая.

Обычно он просыпался среди ночи, вставал, пил воду, снова ложился и засыпал уже спокойно до самого утра. Но в эту ночь Лорк так и не смог выбраться из вязких кошмаров.

Утром его отправили к забойщикам. Нотон-кун собрался устроить в стойбище дааван и велел зарезать для праздника три десятка баранов. Лорку поручили рубить туши. Чтобы не измазать в крови куртку и рубаху, он разделся до пояса, оставшись только в коротких, до колен, штанах. Взял в руки острый топорик и принялся сноровисто разделывать убоину.

Вокруг уже дымили костры, женщины таскали воду в котлы, резали коренья, перебирали зерна. Носились дети, ругались старухи, собаки дрались из-за отлетевших кусочков мяса.

Лорк даже немного удивился – все-таки накануне произошло, на его взгляд, достаточно серьезное событие, а стойбище жило своей жизнью, как ни в чем не бывало. Но, поразмышляв, он решил, что все правильно. Нотон-куну подчинялись тьмы мортов, и эта огромная толпа самых разных людей – воинов, охотников, скотоводов, рабов, мужчин и женщин – просто поглотила нового человека, как вода принимает в себя мелкий камешек.

05.01.2013

5.

Сила была разлита в воздухе – она звенела песней коричневой пичужки в сгоревшей листве ближайшего деревца, пахла умирающей травой, шептала водой близкого ручья, рассыпалась мелкими камешками по берегу, взбиралась к небесному куполу пронзительной синью. Маатан чувствовал ее, как и время прихода Обряда, но не мог подчинить. И это сводило с ума не хуже беспутной Киешат, туманило разум бессильной злостью.

Когда время ежедневного Обряда истекало, проходила и злость, просачивалась водой в прожаренный Го песок, сменяясь безразличием. Маатан вставал с земли, на которую опрокидывала его Сила, отряхивался и продолжал жить дальше – вдали от Ойчора и своего предназначения.

Круг искал его, шарил жадными руками, но зацепить не мог. Как и Маатан – дотянуться навстречу. Сила раз за разом проходила мимо, сметая его с пути и даже не замечая. Маатан знал, что она всегда была способна нащупать жреца, как бы далеко он ни находился от лайдо. Но ученики никогда не уходили из Круга до Посвящения…

Мысль о том, чтобы самому дойти до Ойчора и добраться до Правителя, казалась чудовищной и неосуществимой. Ойчор – не то место, куда Маатан мог позволить себе войти. Останавливал не страх, а что-то другое, глубинное, связанное со служением. Жрецам не полагалось видеть, как живут вай.

Впрочем, как живут морты им тоже видеть, вероятно, не полагалось, хотя об этом Ото-лай никогда не упоминал. Кто же мог предположить, что морты доберутся до одного из Избранных?..

Маатан старался не подавать вида, но на самом деле с большим любопытством следил за жизнью стойбища. Порой суетная и бестолковая, она привлекала его, давая новые впечатления и знания. Нет, за несколько дней он не стал ощущать себя среди людей своим – такое, наверное, вообще было недостижимо. Но со стороны наблюдать оказалось забавно.

Бродя между шатрами, Маатан видел, как сталкиваются зависть и страсть, обида и доброта, подлость и нежность. Обязанностей у него не имелось, пропитанием гостя-пленника обеспечивали, так что забот у Маатана было немного.

В первые дни ему даже предлагали женщин: едва откинув утром полог, Мааатан обнаруживал около шатра рабынь, готовых его обслужить, но неизменно отправлял их восвояси.

В конце концов к нему прислали Лорка с вопросом – почему. Тот не стал ходить вокруг да около, спросил напрямую:

– Ты отказываешься от женщин, потому что они рабыни? Если хочешь, Нотон-кун пришлет тебе любую из тьмы племен, подвластных ему, только выбери.

– Если Нотон-куну больше не нужен жрец – я так и сделаю, – ответил Маатан.

– Служение запрещает близость? – изумился Лорк. – Боги настолько жестоки к своим слугам?

– Нет, – покачал головой Маатан. – Близость не под запретом. Но только с теми, кто отмечен. Как ты, – он не отказал себе в удовольствии провести пальцами по темному предплечью со светлым узором.

Кажется, Лорк едва удержался от того, чтобы не шарахнуться прочь.

– Со мной?

– И с тобой я могу тоже, – согласился Маатан.

– Но я же мужчина! – Лорк вскинул голову, точно уже готовился защищаться.

– Конечно, мужчина, – спокойно согласился Маатан. – Боги не отмечают женщин.

Лорк не стал больше ни о чем спрашивать и надолго замолчал, время от времени кидая непонятные взгляды.

– Не обязательно говорить это твоему отцу, – посоветовал Маатан. – Расскажи только, что если я проведу ночь с женщиной – не пройду Посвящение.

Лорк кивнул и вышел, не опустив полога.

Маатан смотрел ему вслед – высокому, худому, легко ступающему по земле, – и в очередной раз думал, насколько же тот не похож на своих коренастых, приземистых и длинноруких соплеменников. Неудивительно, что они его задирали. Родись Лорк девушкой – возле его шатра мужчины постоянно затевали бы драки за право обладания. И необычный цвет кожи только прибавлял бы ему очарования в их глазах.

Нотон-кун не хвастал – ему действительно подчинялись тьмы мортов, и когда в стойбище собралось достаточно воинов, он снова пригласил Маатана в свой шатер.

В отличие от большинства своих старейшин, Нотон-кун был жилист и подвижен, хотя лицо его уже избороздили морщины. Приземистый, как все остальные, он, однако, не выглядел низким, широкий лоб говорил об уме, а резко обозначенная нижняя челюсть – о несокрушимой воле. Впрочем, человек с другим нравом и не смог бы объединить кочевников – где уговорами, где обманом, а где и силой.

– Садись, жрец, – указал Нотон-кун на кошму слева от себя, – и проси богов послать нам Тали-удачу. А перед дааваном принесешь жертву за успех похода. Морты ждали его тьму Оборотов.

Он был еще и отважен, Вождь Тьмы племен. Недаром собирался идти на Ойчор. Похоже, Нотон-кун был твердо уверен, что боги – особенно Тали и отец воинов, грозный Моро – на его стороне.

Маатан не смог бы, даже если бы захотел, помочь мортам – ни советом, ни волшбой: Сила по-прежнему не подчинялась ему, а о Великом Ойчоре он знал не больше их. Так что ему ничего не оставалось, как действительно заняться жертвенником и творением молитв в надежде, что боги все-таки его услышат.

Когда последние слова прозвучали, и дым от кострища с жертвенной овцой рассеялся, Нотон-кун дал сигнал к началу даавана.

До позднего вечера Маатан смотрел, как соревнуются молодые воины. Они бегали, стреляли из лука, метали копье, сражались на ножах, демонстрировали свое умение справляться с хабтагаями. Лорк был среди них, и в состязании всадников даже победил, обойдя ближайшего соперника на две головы хабтагая.

Зрители реагировали очень бурно – кричали, подбадривали своих, потрясали оружием. Молодые женщины призывно улыбались, обещая ласку и нежность победителям. Впрочем, некоторые засматривались и на побежденных, не скрывая своей заинтересованности. Особенно ярко это стало видно, когда начался праздничный пир.

По всему стойбищу разгорелись костры, темноволосые девушки сновали среди них, разнося горячие лепешки. Отовсюду слышались бой бубнов, звуки урмов и воинственные песни.

Маатана пригласили к костру Нотон-куна, и он сидел рядом с вождем, лениво перебирая поджаренные зерна на своем блюде и прикидывая, как бы уйти восвояси. На сегодня, кажется, с него было довольно впечатлений, а из-за набитого живота тянуло задремать с открытыми глазами. Завтра, пожалуй, придется провести покаянный обряд…

Рядом в темноте то и дело брякали браслеты, но саму женщину Нотон-куна было почти не видно, словно их обслуживала сама ночь. Еще в начале пира, когда она только появилась поблизости с бурдюком вина, Маатан понял, что вот эта чернокожая рабыня и есть мать Лорка – такая же гибкая и стройная, как он, несмотря на годы. Только глаза юноша получил от отца – раскосые и синие, – все остальное досталось ему от красавицы-матери. Та оказалась немногословна, и за все время, что она обслуживала своего хозяина и его гостя, Маатан не услышал ее голоса.

Нотон-кун сделал знак рукой и сам склонился к Маатану:

– Сын рассказал мне о том, что служение запрещает тебе близость с женщинами, жрец, – негромко поведал он. – Если хочешь, я могу подобрать для тебя мужчину. Конечно, не из воинов. Но у меня много рабов, среди них есть очень покладистые, они не откажутся провести с тобой время.

– Не стоит, – покачал головой Маатан. – Лорк не совсем верно передал тебе мои слова. До Посвящения близость с любым человеком невозможна. Прости, если огорчил тебя отказом.

– Не огорчил. Я понимаю, – Нотон-кун важно кивнул. – Боги ревнивы, и не хотят делить привязанность своего служителя с кем-то из сотворенного ими мира, – он, не глядя, протянул руку назад и погладил по бедру находящуюся за спиной рабыню. Помолчал. – Тогда скажи, могу ли я сделать что-то еще, чтобы тебе легче было справляться со служением?

Маатан едва не напомнил, что до похищения отлично сам справлялся с любыми тяготами, но вовремя прикусил язык. Подумал. Сила не подчинялась ему, хотя он продолжал ее ощущать. Рано или поздно морты это заметят. Ведь Маттан вряд ли сможет противостоять Кругу, когда тот начнет убивать воинов. И мудрый Нотон-кун не станет защищать незадачливого «жреца» от озверевшей толпы, справедливо решившей, что ее обманули.

– Не позволишь ли ты мне взять ученика? – спросил Маатан, которому вдруг пришло в голову, что если Избранных будет двое, то с Силой станет проще справиться. – Я знаю, что не могу еще называться жрецом, но…

– Если ты считаешь нужным – бери, – перебил Нотон-кун. – Ты назовешь человека сам, или мне надо кого-то к тебе прислать?

– В твоем стойбище уже есть человек, которого выбрали сами боги, – возразил Маатан. – Теперь он должен решить, согласен ли вступить на путь, уготованный от рождения. И тут ни я, ни ты не можем ему указать. Но я должен спросить, как ты отнесешься к моему предложению. Ведь он твой сын.

Нотон-кун невольно обернулся в сторону наложницы.

– Я скажу Лорку, – уклончиво ответил он. – А ты можешь идти. Го даровал нам сегодня очень длинный день.

Маатан поднялся на ноги, поклонился вождю, кивнул в сторону матери Лорка и отправился к своему шатру.

09.01.2013

6.

Услышанное от Маатана так напугало Лорка, что он несколько дней старался держаться как можно дальше от шатра жреца. Конечно, он знал, что отец не отдаст его Маатану для позорных забав, но страх все же поселился где-то глубоко внутри, ничем не напоминая о себе днем, зато изводя кошмарами по ночам.

Лорк даже принес в жертву капризной Киешат новорожденного ягненка, но подношение не помогло. Кошмары стали такими сильными, что Лорк, просыпаясь, уже не мог отличить сон от яви и с ужасом ощупывал свое тело, пытаясь отыскать раны от жертвенного ножа.

Даже дааван не радовал. И хотя Нур снова оказался быстрее и выносливее других хабтагаев, победа не доставила Лорку удовольствия. Ему все время казалось, что Маатан наблюдает за ним слишком пристально, с каким-то тайным умыслом.

Поздно ночью Лорка позвали к отцу. Еще утром он не придал бы этому особого значения – Нотон-кун нередко отправлял сыновей с разными поручениями, – но, глядя на Заришах, Лорк испытал мгновенный ужас. Он никогда не любил ночь, несущую кошмары в подоле плаща, а теперь и вовсе струсил, ожидая самого худшего. Лорк был воином и не знал большего позора, чем участь наложника. Пожалуй, если бы ему дали выбор, он предпочел бы скитаться по земле безродным кордом.

Нотон-кун сидел перед жарко горевшим очагом, пощипывая струны урма и глядя в огонь. Лорк присел на корточки у входа, не решаясь нарушить размышления отца. Кто знает, может быть, именно в эти мгновения тот решал судьбу младшего сына?

– Ты отмечен богами, – не поворачивая к нему головы, сказал Нотон-кун, и у Лорка упало сердце. – Жрец сказал, что готов взять тебя в ученики. Он не прошел Посвящение, но боги не отняли у него тайное знание. Я не хочу заставлять тебя – ты воин, Лорк, ты доказал свое право управлять боевым хабтагаем и держать в руке копье. Но два жреца лучше одного. Я собираюсь войти в Ойчор не позднее той ночи, когда Заришах полностью откроет свое лицо. И я не доверяю Маатану.

– Жрецы учатся волшбе всю жизнь, – ответил Лорк, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Ты уверен, отец, что он не лжет тебе в попытке скрыть свою слабость? Что, если Маатан задумал предательство, и в Ойчоре нас ждет гибель? Одно умелое копье лучше, чем жрец-недоучка. Я убью много ваев до того, как Моро возьмет меня на свою ладонь.

– Я знаю, – Нотон-кун отложил урм и наконец повернулся. – Но если жрец задумал предательство – как мы о нем узнаем без верного человека рядом?

Лорк вздохнул.

Отец мог приказать – и Лорку ничего бы не оставалось, как пойти в ученики к Маатану. Но Нотон-кун был мудрым вождем: он давал сыну возможность самому принять нужное решение.

Ночь Лорк провел без сна. Волшба пугала. На нее было интересно смотреть со стороны, слушать у костра рассказы о могучих лаях Круга, завидовать тем, кто своими глазами видел чудеса. Но делать добровольный шаг к богам? Пытаться овладеть непонятной чуждой силой, способной смести с лица земли тьмы и тьмы людей, как ваев, так и мортов? У младенцев, отмеченных богами, не имелось выбора – их бросали у лайдо в надежде на милость жрецов Круга. Скольких лаи внесли в шатры, а скольких оставили умирать от холода или под полуденными поцелуями Го – Лорк не знал. Но подозревал, что выживших было немного. Маатан говорил, что избранные дети рождаются редко, но не говорил, что их рождается мало. А власть жрецов над собственной жизнью и смертью давала им право отказываться от учеников так долго, как они того желали.

Лорк избежал участи покидышей – только для того, чтобы спустя почти семнадцать Оборотов после рождения все же оказаться у шатра лая.

Маатан вышел, щурясь на встающего из-за курганов Го. Лорк поднялся с земли, стараясь не смотреть в глаза жрецу.

– Отец сказал, ты хочешь взять ученика. Я согласен, Маатан. Хотя не уверен, что из воина можно сделать лая.

Жрец пожал голыми плечами и наклонился к жбану с водой, освежаясь. Стряхнув в пыль капли с лица и рук, повернулся к Лорку, окинул с ног до головы пристальным взглядом.

– Ты никогда не станешь лаем, не обманывай себя. Скорее всего, до смерти так и останешься учеником. Тебя научили слишком многому, а разум жреца должен быть чист, чтобы вместить в себя новые знания. Но ты сможешь овладеть Силой, которую щедро дали нам боги. Ты сможешь пропустить эту Силу через себя и управлять ею, как любимым хабтагаем. Ученичество – не такая уж большая плата за могущество и близость к богам.

– Я готов, – торопливо повторил Лорк, боясь передумать. – И я хотел бы учиться быстро, потому что очень скоро отец поведет воинов на Ойчор. Если мне не придется сражаться с копьем в руке – я хотел бы делать это волшебством.

Маатан усмехнулся.

– Я учился почти тридцать Оборотов, а ты надеешься овладеть силой за несколько дней? Сколько тебе было, когда отец впервые разрешил тебе подойти к хабтагаю? Ты считаешь, магия более покорна и проста, чем твой Нур? Ты глуп, морт. И хотя боги отметили тебя своей милостью, они не вложили достаточно ума в твою голову. Отправляйся к Нотон-куну и передай ему, что мне не нужен такой ученик. Я подожду, пока у мортов родится кто-то более умный.

Лорк сжал кулаки. Вернуться к отцу? Если сейчас только братья издеваются над ним, то после отказа жреца начнут потешаться даже рабы. Скажут – это тот самый Лорк, который предложил жрецу научить его волшбе за две дороги Го.

– Я готов делать все, что потребуется, жрец, – слова давались с трудом. – Не суди меня за то, чего я не знаю. Я вырос не в лайдо, я не знаю, как долго нужно учиться, чтобы овладеть дарами богов.

– Хорошо, – чуть помолчав, довольно кивнул Маатан. – Но ты должен делать все, что я тебе велю. Даже ту работу, которую выполняют женщины и рабы.

Лорк вздрогнул. Почему-то в первую очередь он подумал не о стирке грязной одежды и не о том, как правильно сварить зерна с бараниной. Ему представилась кошма – и все то, чего требуют от красивых невольниц их хозяева. И сразу же вспомнились грязные сплетни о лаях и их учениках, которые вечерами пересказывали у костров, смеясь и цокая языками.

Но Маатан не дал ему времени на страх. Взял за руку, провел пальцами по знаку богов, поднял взгляд к небу.

– Когда золотоносный Го встанет над шатрами, я проведу обряд принятия в ученики. А сейчас добудь мне мяса, я голоден. И вынеси из шатра кошмы, выбей их.

Лорк вздохнул, развернулся и пошел к кострам, над которыми жарились туши.

Обряд оказался простым, но каким-то неприятным. Лорку все время казалось, что жрец зацепил его чем-то невидимым изнутри прямо за сердце, и тянет этот крючок из груди, причиняя странную тягучую боль. Хотя Маатан не делал ничего непонятного: налил в плошку молоко, расставил вокруг резные фигурки богов – Лорк узнал солнечного Го и грозного Моро, скрытную Заришах и гневливую Томо, – затем надрезал тонким ножом кожу на большом пальце правой руки и капнул несколько капель крови сначала в огонь очага, затем в молоко. Обильно измазал идолов жиром и забормотал что-то, подняв лицо к дымоходу.

Все это время Лорк сидел на корточках, внимательно глядя на жреца. Говорить ему было запрещено.

Когда в дымоход проник первый луч света, Маатан достал из мешка искусно вырезанную голову Тогомо и кинул ее в плошку. Молоко неожиданно забурлило, словно стояло на огне, Лорк от удивления открыл рот, а жрец, подняв плошку на вытянутой руке, поклонился каждому идолу и протянул питье ученику:

– Пей все, до капли.

У молока оказался странный вкус. Лорк точно знал, что его надоили от белого хабтагая – он сам принес Маатану кувшин, – но почему-то напиток посвящения имел отчетливый вкус и запах смолы дерева Учи. Наверное, все дело было в Тогомо – голова верховного бога ваев оказалась покрыта коричневой запекшейся коркой. Маатан разломал ее и бросил в огонь. А затем принялся собирать идолов и укладывать их назад в мешок.

Лорк думал, что должны прозвучать какие-то слова – одобрение или что-то еще, – однако жрец просто отправил его стирать одежду. Лорк сжал зубы, сгреб в охапку накидку Маатана, штаны, куртку и побрел к реке.

До вечера он молча терпел ухмылки женщин, занимавшихся той же работой, что и Лорк. Только получалось у них ловчее и быстрее. Когда начало темнеть, пришел Нотон-кун, постоял в отдалении, покачал головой, но промолчал. Уложив мокрую одежду в корзину, Лорк с тоской подумал, что завтра к шатру жреца обязательно пожалуют братья и уж они-то молчать не станут, в отличие от рабынь. Но что-то менять все равно уже поздно – вряд ли связь жреца и ученика можно прекратить по одному желанию.

Разложив выстиранное на камнях вокруг шатра, Лорк зашел внутрь и привычно опустился на корточки у входа. Маатан сидел у очага, перед ним стояло блюдо с кусками мяса и горкой лежали горячие лепешки. Лорк сглотнул слюну и опустил голову. Кто знает, может быть, ученикам полагалось ложиться спать голодными. Или он слишком долго возился с одеждой, весь день пытаясь оттереть песком жирные пятна.

– Принеси свои вещи, – негромко сказал Маатан. – Теперь ты должен спать здесь.

Ничего особенного у Лорка не было – пара рубах, куртка, штаны. Он намного больше дорожил оружием, чем вещами, но копье, лук со стрелами и даже тяжелый боевой нож Маатан в шатер приносить запретил.

– Наша сила в другом, – строго сказал он Лорку, вручая лепешку, обильно политую жиром. – Она не терпит иной силы, запомни это.

Лепешка не насытила, только раздразнила, но взять еще одну Лорк не решился. Расстелил кошму у входа, привычно завернулся в шерстяную накидку и закрыл глаза. Он ждал знакомых кошмаров, но ночь выдалась безмятежной, и проснулся Лорк от легкого толчка ногой в бок. Вскочил, пытаясь сообразить, где находится, и удивляясь тому, что упрямая Киешат вдруг решила оставить его в покое.

– Пойдем, – негромко сказал Маатан и зябко поежился. – Я покажу тебе Силу.

Ополоснув лицо и пробормотав несколько благодарственных слов поднимавшемуся из-за курганов Го, Маатан двинулся в сторону от стойбища. Лорк заспешил следом, едва успев промыть слипающиеся спросонья глаза. Он вскоре приноровился к широкому шагу жреца и даже решился было задать несколько вопросов, но тут Маатан неожиданно сел в траву, сплел пальцы обеих рук в какую-то немыслимую фигуру и застыл, подняв лицо к куполу неба. Потоптавшись, Лорк сел рядом. Попытался сотворить из пальцев что-то похожее, но не смог и тоже уставился в наливающуюся цветом голубизну.

Сначала ничего не происходило, и Лорку очень быстро наскучило разглядывать черные точки птиц. Он вздохнул, покосился на жреца, и в этот момент странный сухой жар опалил лицо. Лорку почудилось, будто перед ним взмахнули горящей головней, он отшатнулся, затряс головой, зажмурился. А когда снова открыл глаза – увидел.

Воздух вокруг был пронизан разноцветными лентами. Они летели из ниоткуда в никуда, свивались между собой, сплетались и расплетались, образуя удивительные, невиданные узоры. И Лорк как-то сразу понял: вот это и есть – Сила. И потянулся, пытаясь поймать хотя бы одну, зажать в кулаке, присвоить…