Текст книги "Небо на двоих (СИ)"
Автор книги: Korolevna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Часть 3
Лето пронеслось галопом, словно ретивая лошадь, пришпоренная наездником. Лизка закопалась в учебниках, готовилась к вступительным экзаменам. Справилась блестяще, поступила на бюджетное отделение филфака МГУ. Вместе с ней за компанию покорять Воробьевы горы отправилась и Вика, правда, она оказалась студенткой договорной основы. После стрессов и волнений, связанных с поступлением, девчонки уехали на дачу, где и провели время, ничем особенным не занимаясь.
От Романа вестей не было. Мобильник постоянно находился вне зоны действия сети. Сам он на связь не выходил.
В сентябре начались занятия. Лиза сразу же окунулась с головой в студенческую жизнь, не пропускала ни единой лекции, исправно готовилась к семинарам, делала всё, чтобы отвлечься и перестать думать о Ромке. Получалось плохо. Мысли сплетались в змеиный клубок, больно жалили и пугали. Страх за его жизнь постоянно дёргался внутри, как марионетка в руках кукловода.
Лиза молилась: отчаянно, страстно, слепо, не зная ни единой церковной молитвы. Она выросла в атеистической семье, но реальность выбивала ее из колеи, заставляла искать спасение в надежде и отчаянной вере – с Ромкой ничего не случится. Он вернется домой. Пусть не ее, пусть просто брат, но вернется.
Погода расщедрилась, решила побаловать бабьим летом. Солнечный свет запутался в пестрой листве на деревьях. Теплый ветерок нежно касался лица, дарил невесомое настроение покоя. Впервые за несколько месяцев Лиза почувствовала, как сердце начало биться равномерно. Тиски тревоги разжались, высвобождая предвкушение спокойствия.
Вика, Лиза и их одногруппница Ева Лозинская сидели в открытом уличном кафе, потягивали кофе, болтали о преподавателях и парнях. Если первые попадались на факультете в изобилии, разных возрастов и степени обремененности отношений с женщинами, то последних можно пересчитать по пальцам.
На филологическом всегда учатся одни девчонки. Те, кто решил выйти замуж и поступил в университет в поисках будущего мужа – крупно прогорел. К последним «неудачницам» относилась и Ева. Яркая, стервозная, уверенная в себе рыжая девчонка могла бы стать моделью, но вместо этого она мечтала подцепить сына какого-нибудь бизнесмена и всеми правдами-неправдами поступила в МГУ. Однако мечтам так и не удалось осуществиться. Весь мужской костяк пяти курсов десяти кафедр давно был занят, свободными остались те, кого занимать, даже на время, абсолютно не хотелось. Оставалось надеяться, что можно подобраться поближе к студентам других факультетов.
– Вот я и говорю, этот третьекурсник с юрфака – Макс – лакомый кусочек. Только уж слишком нахраписто с ним нельзя. Скользкий тип, поймет, что женить хотят и уйдет. Ну, ничего, я умею ждать и добиваться своего, – промурлыкала Ева, размешивая ложкой сахар в чашке с кофе.
– Да зачем тебе замуж? – удивилась Вика. – Я вот просто развлекаюсь. Рано пока о ярме думать. Успеется, как моя мама говорит.
– Я тоже развлекаюсь. Но плох тот солдат, кто не хочет стать генералом, – Ева хихикнула. – Лизка, а ты?
– Я? Учусь. Мне профессия нужна, буду переводчиком. Замуж и потом выйти можно. В Европе, вообще, не приняты ранние браки. Все после тридцати женятся.
Ева ей не нравилась еще со времен вступительных экзаменов. Слишком навязчиво от нее пахли новомодные духи «Kenzo». С того памятного утра после выпускного Лиза буквально физически не переносила подобные ароматы. Теперь же Лозинская узрела в Вике родственную душу и решила обрести единственную подругу среди однокурсниц. Лизку она воспринимала, как досадное недоразумение и лишний балласт, который приходится таскать за собой.
– Далась тебе эта учеба. Диплом сейчас можно купить. А вот замуж выйти – наука, – Ева подняла палец вверх в знак назидания. – Кстати, о развлечениях. Оглянитесь назад.
Девушки послушно обернулись. На парковочной зоне, около кафе, остановилась черная БМВ. Сердце Лизы подскочило к горлу, она дернулась всем телом. Облегченно выдохнула. Слава Богу, живой! Вернулся. Окружающий мир вновь наполнился яркими красками и громкими звуками. Дышать стало легко и свободно. Лизка поняла: всякий раз, когда ее личный Бес уезжает, то забирает часть ее души с собой, погружает в летаргический сон. И когда она видит его, может прикоснуться, почувствовать тепло, только тогда вновь становится живой.
Ромка, как всегда, выглядел модным тусовщиком в шмотках из бутика: обтягивающая черная майка, светлые джинсы, стильные туфли, солнцезащитные очки классической формы. Он посмотрел по сторонам, замер на несколько секунд и достал мобильный, принялся с кем-то разговаривать, не заметив столик, за которым сидели подруги.
– Знаете, кто это? – с сальной улыбочкой, заговорщицким тоном спросила Ева.
– Прикинь, знаем! – съязвила Вика.
– Девки, это лучший самец человечества! – торжественно выпалила рыжая.
– Да в курсе мы, – отмахнулась Кузьмина. – Давно, между прочим.
Лиза дернулась. Ей показалось, что сейчас она услышит нечто неприятное, гадкое, как раздавленный таракан. Хорошее настроение сдулось воздушным шариком.
– Это ты на него просто так смотришь и слюни роняешь. А я точно знаю, – мерзко хихикнув, Ева продолжила: – Возвращаюсь с выпускного. Туфли в руках. Пьяная. Прическа растрепанная. Душа требует приключений, а тело – любви. Мимо пролетает машина, потом резко по тормозам и ко мне задним ходом. Из окна высовывается красавец неземной и кричит: «Эй, рыжая, садись». Села. Как услышала голос, плюнула на всё и села. Никогда так не делала. Девки-и-и, – протянула она манерно, – полный улет. Зверь. Я потом засосы от родителей неделю шифровала.
– Да иди ты! – Вика выронила из рук чайную ложку. – Врешь! Бес с малолетками не связывается. Морали и лекции читает, воспитывает, помогает – это да. Но чтобы снял и отвез куда-то… Не верю!
– Какой отвез?! Мы в машине прям, на заднем сиденье. Потом, правда, спросил, как зовут, и доставил к порогу дома. Молча. Я его имени так и не узнала, – Ева явно собой гордилась. – Погоди, а ты откуда знаешь и как ты его назвала?
– Бес. Это его позывной в спецотряде, – тихо сказала Лиза, пытаясь не свалиться в обморок от дикой ревности, досады, невыносимой боли. – Мой сводный брат. Роман, спецподразделение ФСБ.
– Ого! – рыжая присвистнула. – И как, Лизка, ты тоже пробовала сводного братишку? Да будь он родным, я б плюнула на всё и грешила с ним хоть каждую ночь.
– Слушай, хорош трепаться, – не выдержала Вика, понимая, что подруги на долго не хватит. Она сейчас либо свалиться в обморок, либо разнесет всё кафе, да еще приложит особо наглую девицу приемчиком, которому ее научил Ромка в целях самообороны. – Ну, переспали. Бывает и не такое в жизни.
– Нет, мы не переспали, Викуля. Мы банально и грубо трахнулись. И это было чудесно, – Лозинская закатила глаза, картинно облизала губы. – Может я плохая, но мне так хорошо.
Ева продолжала смеяться, а Лиза побледнела, вцепилась в белую скатерть на столе. Ей показалось, что сейчас она наброситься на вульгарную девицу и растерзает ее на месте. Но спустя мгновение ярость ушла, пропала кровавая занавесь, застившая глаза. В сердце шевельнулся нож, раскрылась рана. Хотелось заткнуть уши и спрятаться под столом, как в детстве. Не зря ей не понравились духи! Ведь чувствовала, знала, сразу поняла. Ромка предпочел другую, более раскованную, не такую неопытную. Сказки о том, что каждый мужчина мечтает быть «учителем» можно не брать во внимание. Ее предали, унизили, растоптали.
Подошел предмет девичьего раздора собственной персоной. Роман снял очки, повесил их на ворот майки. Улыбаясь, поздоровался с девчонками, поцеловал Лизку в макушку. Та дернулась, молча встала и направилась в сторону небольшой аллеи, находившейся на противоположной стороне улицы. Она не слышала окриков, не понимала, что хочет сделать, не заметила, как переходя улицу, ей сигналили автомобили. Просто шла, будто в гипнотическом трансе, давясь разорванной в клочья любовью, растерзанной надеждой на лучшее.
Слезы застыли в глазах, но так и не пролились. Лиза начала задыхаться. Почувствовала, как ее плечо сдавила стальная хватка. Ромка резко развернул ее к себе, потащил к лавочке, примостившейся между двумя кленами. Девушка покорно села. Посмотрела на недоумевающего Романа остекленевшими от непролитых слез глазами.
– Рыжик, ты что? – он удивленно вскинул темную бровь. – Убежала, молчишь.
– Не хотела тебе и Еве мешать. И сколько раз можно тебе говорить: я – золотистая! – выкрикнула Лизка в отчаянии.
– Какой Еве? Ты о ком? – поморщился Рома.
– Ну как же? Ева. Рыжая. В машине, – медовым голоском пропела Лиза.
– Лизка, что-то я не понимаю, старею и слышу плохо. Еще раз. Кто такая Ева?
– За столом с нами сидела. Тебя глазами пожирала. Но ты привык же, что бабы рядом штабелями укладываются. Подумаешь, еще один трофей! Или скажешь, что ты ее не узнал?
– А должен был?
– Ты же с ней спал! Хотя нет, не спал, – процедила Лиза. – Банально трахался.
– Буду я их всех помнить, – буркнул Роман в сторону. – Девчонка, когда же ты вырастешь? – Он буквально застонал. – Я взрослый мужик, понятное дело, что женщины у меня были.
– Мне на других твоих плевать. Но она… Ты же… От меня к ней ушел… Случайно увидел, а она с выпускного шла. Чем она меня лучше?! Ей тоже семнадцать! – Лиза обхватила себя руками, принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Или ты не знал?
– Лиза, – обреченно обронил Ромка. Немного помолчал. Продолжил, пытаясь не смотреть ей в глаза: – Догадался. Уже после. Я тогда не соображал ничего. Хотел то ли напиться, то ли подраться, то ли…, – он осекся, попытался приобнять девушку. – Лиз, надо поговорить. Поехали домой, я хочу с отцом и твоей мамой увидеться.
– Убери руки! Никуда я с тобой не поеду!
– Лизка. В машину! – скомандовал Роман. В голосе прорезались металлические нотки, приводившие в ужас любого бойца его отряда.
– И не собираюсь! – Лиза ударила его по протянутым рукам. – Не смей ко мне прикасаться.
Ромка рассмеялся:
– Командую десятью мужиками. Они у меня приказы выполняют лучше Цейса. А с одной девчонкой справиться не могу! Лиза, – вкрадчиво произнес он, – я тебя в охапку сгребу и на руках отнесу, в багажнике домой поедешь.
Девушка поежилась. А ведь с него станется. Сила медвежья. Не вырваться, не спастись и не убежать. Раз решил, то так и будет. Не смогла перечить. Посмотрела в глаза – утонула, попала в ловушку свинца и синей воды с зелеными вкраплениями. Забылась обида, что он предпочел другую, более раскованную и умелую; вспомнились жаркие поцелуи, нежные прикосновения, первое желание, томление, эйфория от близости сильного мужского тела. Боль ушла, рассеялась, как утренняя дымка. Ее Ромка снова рядом. Вернулся. Живой.
– Лиз, маленькая, прости, – прошептал на ухо ей Роман, обжег дыханием. По позвоночнику привычно пронеслись нервные импульсы, сердце затрепетало в груди пойманной птичкой. – Себя тогда вообще не помнил. – Он уткнулся в ее макушку, поцеловал волосы. – Хотел бы время назад повернуть…
– Ром, – пробормотала Лиза, понимая, что сейчас все простит из-за одного поцелуя. – Я просто… Мне… Тогда было очень хорошо с тобой. Я ждала, скучала. И ты вернулся.
– Я тоже скучал, – пробормотал Ромка. – Поехали домой. Там обо всём поговорим.
* * *
Дома их ждал накрытый стол, разговоры с родителями о Лизкином будущем, поздравления в честь поступления, которые откладывались до тех пор, пока Ромка вернется и вся семья будет в сборе. Он весь вечер вел себя несколько странно: много шутил, вспоминал прошлое, детство, бабушку и дедушку, Цейса, их первую встречу, вспомнил армию и друзей. С дядей Сашей они поговорили о Ромкиной матери, фотография которой до сих пор висела на стенке в гостиной, рядом новыми фото Лизы и Татьяны. На ночь Роман оставаться он не захотел, попрощался с отцом, обнявшись, неловко чмокнул мачеху в щечку.
– Рыжик, ты со мной к машине не спустишься? – спросил он на пороге.
– Конечно, – наигранно легко произнесла Лиза, положила руку Роману спину, не отдавая себе отчета, что жест получился женский, собственнический. Другой рукой она дернула его за майку, уткнулась подбородком в плечо.
Заметив, что мама очень пристально и недоуменно смотрит на них, Лизка вспыхнула до корней волос, поспешила скрыться за дверью, понимая, что практически поймалась на горячем.
В лифте Ромка молчал, а она не лезла с расспросами; давно уже выработался рефлекс – захочет, сам расскажет, что сочтет необходимым. Информация о работе подавалась дозированно, учитывая всевозможные «грифы секретно».
Ромка нажал на брелоке кнопку. Машина мигнула фарами. Он открыл дверь, залез на полкорпуса внутрь, достал из бардачка пачку сигарет. Оперся плечом о крышу машины, закурил. Молчание затягивалось, но не вызывало дискомфорта. Рома запрокинул голову вверх, посмотрел на ночное небо. Его примеру последовала и Лиза.
Звезды выглядели маленькими светящимися горошинками, разбросанными на темно-синей ткани. Ковш Большой Медведицы лениво плыл по краю небосклона. Дома-коробки со светящимися окнами скрывали обзор, не позволяли рассмотреть остальные созвездия. Когда-то Ромка объяснял Лизке астрономический атлас для детей. Они лежали в гамаке, натянутом между двумя яблонями на даче, смотрели на серебристые узоры в вышине, угадывали названия созвездий. Ей тогда еще не было и семи лет. Всё было легко, просто, обычно. То время уже не вернется, а что будет – неизвестно. Недаром Рома молчит, внимательно поглядывает на нее, курит слишком увлеченно, как будто это занятие сейчас для него – самое важное в мире.
Осенний ветерок выстудил тепло погожего дня, Лизка моментально продрогла. Она вышла, как была, в привычной растянутой футболке и рваных джинсах. Роман накинул на нее куртку, продолжил невозмутимо курить, явно собираясь словами и мыслями.
Лиза прижалась к нему, пытаясь не показать смятения, стараясь не выдать свое состояние; ей хотелось кричать, заклинать и простить его не уходить. Она поняла, что сегодня состоится прощание. Роман вбирает в память по крупицам лица семьи, дарит им возможность запомнить себя.
Сердце скакало туда-сюда, тошнота подкатила к горлу. Ее невольную дрожь заметил Ромка. Сели в машину. Негромко играла музыка, Роман тихо повторил за кумиром: «Застоялся мой поезд в депо. Снова я уезжаю. Пора…». От Лизки не укрылась затаенная горечь, хорошо запрятанная в привычных и выученных наизусть давным-давно словах.
– Опять «странный стук зовет в дорогу»? – с усмешкой спросила она, понимая, какой получит ответ.
– Угу, – Роман кивнул. – Лиз, сейчас всё серьезно. Не знаю, когда смогу вернуться. Предложили работу. От нее принято отказываться лишь в одном случае – если тебя убьют.
– Ты всегда возвращался, – упрямо повторила Лизка.
– Не в этот раз, Рыжик, – он вздохнул. – Пообещай, что будешь учиться, найдешь работу. Не сложишь руки, не станешь надеяться. Будешь жить. Лизка, пожалуйста, живи за нас двоих.
– Когда ты уезжаешь? – бесцветным голосом спросила она.
– Завтра вечером. Мне даны сутки на сборы и прощания. Квартиру, которая от бабушки осталась, отцу отдал в полное распоряжение. Выйдешь замуж, если что, будет, где тебе жить.
Беспомощность опутала паутиной: липкой, холодной и противной. Слова, произнесенные будничным голосом, растоптали хрупкий мирок. Он всё решил. Опять без нее. Реальность придавила бетонным прессом, забрала способность дышать. Воздух не поступал в легкие, голова закружилась.
Роман сжигает мосты за спиной, уходит в неизвестность. Опять бежит по лезвию бритвы, не считает потери и рискует собой. Долго ли смерть не посмотрит в его сторону? Говорят, когда человек хочет умереть, то старуха с косой не ведется на провокации и приходит в неожиданный момент, когда ее уже не ждешь, не зовешь, не ищешь. Злопамятная гадина специально выбирает время и место, чтобы сделать как можно больнее.
– Ром, поцелуй меня, пожалуйста, – проронила Лиза, ни на что не надеясь.
Поцелуй и память – единственное, что может ей оставить.
– Лизка, ну что же ты со мной делаешь? Я же не железный, – отчаянно, порывисто простонал Ромка.
Их взгляды встретились; столкнулось грозовое небо с синим морем, окруженным стальной кромкой.
Он трепетно, едва уловимо коснулся ее приоткрытых губ, провел по ним языком. В ответ Лиза тихо простонала, не борясь с чувствами, не скрывая желаний.
Секунда бесконечной нежности – и тут же она захвачена в плен страстной ласки; губы смяты, она раскрывается, позволяет делать с собой всё, что угодно.
Ромка притянул Лизу к себе в извечном мужском стремлении доминировать и вести вперед. Он придерживал ее затылок рукой, другая ладонь сжимала ее грудь, выделявшуюся из-под хлопковой ткани футболки. Схватка их языков нарастала, увеличивала темп, перечеркивала все доводы рассудка, распаляла острое, болезненное желание.
Лиза растворилась в ощущениях, ее накрыл цунами, шквалистый ветер унес далеко от московского двора, из осени прямиком под тропическое солнце. В новом мире остался лишь Рома, его жаркие объятия, стоны, темная щетина, колющая кожу, терпкий вкус ментоловых сигарет. Она следовала за ним, повторяла каждое движение, наслаждалась шальными и отчаянными поцелуями. Не заметила, как руки очутились под его майкой, принялись жадно блуждать по груди, чувствуя каждую рельефную мышцу.
Лизу захватил огонь, который порождал удивительные ощущения в самых интимных уголках тела. Внизу живота уже зародился тугой ком, который грозился взорваться в любую минуту, как спелый плод на солнце.
Роман нежно, буквально по миллиметру, стал покрывать поцелуями ее шею, поднимая майку вверх. Лизка замерла в сладком томлении и чуть не задохнулась от восторга, когда его рот принялся нежно ласкать ее маленький сосок, успевший сжаться в комочек, жаждущий еще одной порции ненасытной ласки.
– Хочу… да…, – сорвалось с распухших губ.
– Маленький, рыженький мой, нельзя, – оторвавшись от нее и тяжело дыша, буквально выдавил из себя Роман.
– Почему? – прохныкала Лизка. – Никто не узнает. Поехали, найдем место, где никто не помешает.
– И не проси, – твердо, безжалостно, бескомпромиссно. – Не могу…
– Что, недостаточно хороша? – детская, наивная обида.
– Лизка, ты самая лучшая, сладкая, нежная, – сдавленно прошептал Ромка ей на ухо, одновременно опуская поднятую вверх футболку.
– И ты опять к другой побежишь напряжение снимать. Понятно.
– Лиза, дурочка ты, маленькая, – он сжал ее лицо в ладонях, – люблю я тебя. Слишком сильно.
– Тогда почему? Я не понимаю! Объясни мне!
– Я не вернусь. Понимаешь? Я уже не вернусь. Пусть у тебя первым будет кто-то другой. Тот, кто будет рядом вместо меня. Тот, кто защитит тебя.
– Скажи еще раз, пожалуйста. Хочу запомнить твой голос, – маленькие пальчики нежно погладили подбородок, переместились на губы. – Хочу запомнить тебя.
– Люблю тебя, Лиза, – на грани слуха, с болью, с горечью.
– А я тебя, Ром. И это навсегда. Я всё равно буду ждать. Даже, если замуж выйду. Ты возвращайся… Пусть, как старший брат. Просто вернись. Не важно, через сколько лет. Я узнаю тебя даже со шрамами на лице, приму без ног или рук. Просто вернись.
Лиза сама не поняла, откуда взялись слова. Она говорила спокойно, рассудительно, зная, что так и будет. Ромка нужен ей всякий, лишь бы остался живой. Пусть будет братом, она не станет требовать от него большего. Сейчас она поняла, что жизнь без него – просто пустая череда серых, бесцветных дней. И ей предстоит пройти страшную дорогу в будущее без любимого человека, без его прикосновений, губ, рук, объятий. Пусть так, она вытерпит, если это станет гарантом того, что он останется жив.
– Иди, Лизка. Родители панику поднимут, где ты так долго.
– Приедешь завтра еще раз попрощаться?
Ромка покачал головой, горько усмехнулся. Лиза еще раз посмотрела на него. Упрямый подбородок, красивые скулы, полные, чувственные губы. Таким она его знает, любит, всегда ждет. Лизка напоследок прижалась к его груди, услышала, как мощное сердце подрагивает, бьется непослушно. Ромке тоже больно, но он не может поступить по-другому.
Последний поцелуй: тягучий, томный, сладкий, исполненный безжалостной нежности – предвестницы скорой разлуки. Губы онемели, а Лизка всё не могла насытиться, не могла оторваться. Наконец-то, Роман прервал волнующую пытку, прижался губами к ее лбу.
– Иди, Рыжик. Всё. Иначе не выдержу. Прошу тебя, – усталая мольба.
Лиза сняла его куртку, бросила на заднее сиденье. Еще раз посмотрела в глаза, провела по губам пальцами, вздрогнула, когда Ромка поцеловал ее руку. Молча вылезла из машины, направилась к подъезду, пытаясь не разреветься в голос.
– Лиза! – окрикнул ее Роман.
Она обернулась, замерла, боясь спугнуть момент. Жадно вбирала его черты, складывала в шкатулку памяти, чтобы потом доставать и бережно перебирать милые сердцу образы. Рома неотрывно смотрел на нее несколько секунд, затем произнес: «Ничего. Иди».
Лизка забежала в подъезд, не стала подниматься на лифте, поднялась по неосвещенной лестнице на площадку, стремглав влетела в квартиру. Родители тихо разговаривали в гостиной. Она замерла около двери, стараясь не выдавать своего присутствия.
– Хорошо всё-таки вышло, Танюш, что наши дети смогли подружиться. Я за Ромку тогда боялся. Он парень у меня всегда своенравный был, думал, не простит мне жену новую. А видишь, как получилось. И Лизка сразу же стала наша.
– Ой, Саш, сердце не на месте. Долго что-то они там прощаются. Посмотри, что ли.
– Да что ты так тревожишься? Лизка к Роману привязана очень, не может надолго расставаться.
– Саш, а что если они… ну…
– Тань! Ты в своем уме? Брат и сестра!
– Крови родной нет. Тебе не подозрительно, что Лизка ни в кого не влюблялась еще? Восемнадцать лет скоро, а она только учебой живет да Ромкой.
– Время ее не пришло, не такая ранняя, как другие. Не накручивай, того, чего нет.
– Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав.
– Уехал Ромка, – Лизка наигранно выдавила из себя улыбку, заглядывая в гостиную. – Я спать, на занятия завтра рано.
Стараясь не встречаться с матерью взглядом, она шмыгнула к себе в комнату, прижала ладони к пылающим щекам. Опять она загнана в угол. Даже останься Ромка рядом, то ничего хорошего, кроме слез и скандалов это не принесло. Мать – самая близкая, любимая, родная, – против ее любви. Чем Ромка не угодил? И знает она его сто лет, всегда хорошо относилась. Так просто раскусила Лизкину тайну, догадалась, испугалась. Конечно, сын мужа – одно; потенциальный зять – совсем другое.
Лиза упала на кровать, не понимая, почему не может проронить и слезинки. Всё еще не верилось, что Ромка не вернется. Он ведь сбежал, позорно дезертировал с места боевых действий, не стал сражаться до победного конца. Испугался отца, его реакции на отношения и чувства, противиться которым не смогли сводные брат и сестра. Лизка всегда считала, наивно верила – ее Рома никого не боится. А тут… Трусливо поджал хвост, прикрылся работой и оставил ее одну. Раздавленную. Опустошенную. Без права на надежду.
Утром дядя Саша сказал, что Роман уехал еще ночью. Звонил ему с аэродрома по спецсвязи. Просил не беспокоиться, если долго не появится. Лизка лишь пожала плечами. Старалась вести себя, как обычно и не вызывая подозрений. Незаметно подкралась сессия, пришлось поднапрячься, вплотную заняться учебой. Жизнь постепенно вернулась на колею перманентного ожидания, к которому девушка привыкла с детства.
* * *
Беды ничего не предвещало. Интуиция молчала, не била в тревожный набат. Сердце не предсказывало новой порции боли. Лиза вернулась из университета. Настроение прекрасное. Летняя сессия сдана, никаких «хвостов» не осталось. Можно спокойно уезжать на дачу и валяться в гамаке с книжкой, любоваться облаками и ждать, молиться, чтобы с Ромкой ничего не случилось.
– Можете поздравить второкурсницу! – прокричала она с порога, влетая в спальню к родителям. – Мам, дядь Саш, отметим сданную сессию на даче. Поехали сегодня вечером.
Лиза плюхнулась в кресло и только сейчас услышала запах валерьянки и сердечных капель. Мама спрятала заплаканные глаза, а дядя Саша сидел в кресле у окна. Бледный. Слишком бледный. Он никогда не болел, всегда оставался в прекрасной физической форме, в темных, вьющихся волосах седина только начинала показываться, и то на висках. Однако Лиза видела старого, сломленного человека, который находится в шоковом состоянии. Он поднял на нее сине-серые глаза. Колючий, затравленный взгляд. Горе бьется внутри, как волны о высокий утес.
Предчувствие закружилось в вихре разрозненных эмоций, заставило сердце оборваться в груди. Лиза обвела родителей взглядом, пытаясь не делать поспешных выводов. Тревога кольнула тонкой иголкой, мысли нехорошо завертелись волчком.
– Что случилось? – пробормотала девушка, борясь с подступающей тошнотой.
– Лиз, – мать всхлипнула. – Рома…
– Вернулся? – недоверчиво спросила она.
Дядя Саша в ответ покачал головой. Зажмурился, пытаясь сдержать слезы, показать себя сильным. Плечи дернулись, и он прижался к жене, стоящей рядом. Та гладила его по волосам дрожащими руками, пытаясь подобрать слова, чтобы сказать новость Лизе. Но она уже всё поняла. Крик застрял в горле, будто в капкане. Легкие внутри разорвались. Спазм сжал сердце, и оно забилось, словно делая одолжение владелице – тихо-тихо, грозясь остановиться в любой момент. Кровь загустела, превратилась в тягучую субстанцию.
– Нет! – выдавила через силу Лиза, не обращая внимания на слезы, градом катящиеся по щекам.
– Герой России. Посмертно, – выдохнул дядя Саша, беззвучно плача.
– Это специально! Знаете, как в фильмах показывают? Надо умереть, сделать пластическую операцию, не говорить семье, – тараторила Лиза, начиная слепо верить безумной фантазии, спасающей от неминуемой, ужасной правды.
– Ох, Лизка! – тяжело вздохнула мать.
– Нет, – она помотала головой, пытаясь совладать с собой, но слезы продолжали срываться со щек, капать на бежевый ковер.
Тело внезапно стало чужим и непослушным. Лиза не поняла, каким образом оказалась на полу. Взвыв раненным зверем, она сотрясалась в истеричных всхлипываниях. Сердце замерзло, покрылось инеем, а потом треснуло, рассыпалось на осколки. Свет померк, Лиза погрузилась в непроглядную тьму. Жизнь в одно мгновение стала лишней, ненастоящей, ненужной. Реальность придавила бетонной плитой, сдавила тисками, ужалила острой правдой – Ромка больше не вернется.
Память воровато подсунула лоскуты обрывочных воспоминаний: прощальный взгляд, в котором застыли сожаление, горячая нежность и тоска; последний поцелуй, отдающий полынной горечью, и, одновременно, терпкой сладостью; сильные руки, под которыми она извивалась в экстазе, плавилась, словно свечка.
Лиза задыхалась, не могла заставить легкие наполниться столь необходимым для жизни воздухом. Спустя пару мгновений ее укутала вязкая и липкая темнота.
* * *
На похоронах собралось всего лишь несколько человек из взвода. Те, кому удалось выжить при взрыве в Моздоке в ходе выполнения спецоперации. Тело покоилось в цинковом, наглухо запаянном гробу. Родственникам категорически запрещалось его открывать, дабы не травмировать себя ужасающей картиной обезображенных останков. Лишь экспертиза ДНК, проведенная по требованию командования, смогла определить, что это – Роман Бессонов. Вернее то, что от него осталось.
Возле свежего могильного холмика, на котором возлежали венки из еловых лап, увитые черными и триколорными лентами с надписями, стояли друзья и семья, провожающие Героя России в последний путь. Дядя Саша держал в руках темную коробку с тисненым двуглавым орлом на крышке, в которой находилась награда, добытая ценой жизни. С фотографии Ромка смотрел весело, прищурив удивительные глаза с зелеными вкраплениями на радужке, изогнув чувственные губы. На нем была темная форма спецподразделения. Не парадная, без нелепых эполет и аксельбантов. Он ее терпеть не мог. Всегда предпочитал одевать «полевой» вариант. Даже на торжественно-парадные шествия и собрания, за что не раз получал выволочку от командования и начальства. Но изменить себя не мог.
Хлюпала носом растерянная и подавленная Вика, на удивление скромно одетая, как и подобает на траурной церемонии. Молчали хмурые друзья и сослуживцы, проводившие за эти дни пятерых человек из отряда в последний путь.
Все смотрели на Лизу – бледная, как погребальный саван, раздавленная, но сдержанная, с невероятным упрямым выражением лица. Глаза покрасневшие, без признака слез. Мать боялась за нее, всё время ждала новых приступов истерики, но дочь поразила ее чудесами выдержки. Она даже не надела траурное черное платье. Вместо него – темно-бордовое, строгое, нейтральное.
Все странности в поведении семья списала на психологический шок, временное помрачение рассудка от горя. Не стали трогать и объяснять, как надо горевать, но страх и опасения за ее здоровья остались. Девушка была слишком спокойная, во взгляде появилась невиданная раньше зрелость, в разговоре проскальзывала грубость и жесткость, которая раньше за ней никогда не водилась.
Лизка вцепилась в руку Дениса Костенко, – одного из близких друзей Ромки, – не шелохнулась, пока яму с цинковым ящиком зарывали два плечистых и неопрятных мужика.
Все ждали от нее чего-то. Но она не стала бросаться в могилу, причитать и клясть судьбу. Всю неделю, с тех пор, как пришло страшное известие, и на самих похоронах, Лиза размышляла, вспоминала прощальные слова Ромки, лихорадочно пыталась сложить «два плюс два». И ей показалось, что она приблизилась к разгадке.
Мать, дядя Саша, Вика и остальные ребята ушли вперед, к кладбищенскому центральному входу. Лиза шла вместе с Денисом, держась за его локоть. Парень сейчас стал для нее якорем, способным оставить ее здесь, в этом мире, вместо тихого безумия, куда она медленно погружалась. Ее догадки казались и правдивыми, и абсолютно абсурдными, фантомными, паранойяльными.
– Дэн, расскажи еще раз, как это случилось, – попросила она ровным, ничего не выражающим голосом.
– Лиз, зачем себе душу рвешь? – парень с тревогой посмотрел на нее.
Денис считался самым младшим в спецотряде, его пытались уберегать и никогда не отправляли в самое пекло. Возможно, именно такое отношение его и спасло от судьбы командира и ребят.
– Пытаюсь понять. Он всегда вперед лез? Пытался сам всё сделать? Не доверял специалистам?
– Когда как. Бес… Рома, то есть, нас отправил в засаду, а сам пошел с кинологами мины и растяжки выискивать. Он операцией командовал, всё держал под контролем. Должны были рвануть главу администрации и начальника МВД. У нас наводка была на исполнителей. Хотели брать. Я пока с рацией возился, рвануло так, что… Пол отряда полегло наших, еще саперы, военные.
