Текст книги "Небо на двоих (СИ)"
Автор книги: Korolevna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, купало в золотом сиянии, ветерок продолжал неспешно перешептываться с листьями, а по небу бежали белые облака, менялись местами, поражали воображение всевозможными фигурами зверушек и волшебных существ.
– Небо – оно общее! Захочу и буду смотреть!
– Только молча, договорились?
– Ты же меня никогда не оставишь, правда?
– Правда.
Давний разговор всплыл на волнах памяти, заставил улыбнуться и одновременно сморгнуть слезы. Сережка нашел какую-то травинку, взял ее в рот, тот час стал отплевываться от горечи стебелька. Поцеловав сына в макушку, Лиза уложила его рядом с собой, продолжила смотреть на лазоревый шатер, раскинувшийся над ее полянкой, маленьким безмятежным мирком, который они скоро будут делить на троих…
Бес
Часть 2
Красный шар, уходящего за горизонт солнца, напоминал незаживающую рану на сердце. Дневной свет, умирая, кровоточил в огне заката, окрашивая небо в багряные тона. Океан неспешно катил величественные воды, рокоча прибоем. Волны с пенным шелестом омывали песок, и тут же забирали частичку суши с собой, торопились вернуться к материнскому лону Карибского залива.
На душе тревога, который день, плясала джигу, подначивая делать глупости и отключая осторожность, которой он всегда руководствовался. Впервые пугала не неизвестность, а намечающаяся конечная точка на пути следования.
Хотелось бросить всё к черту, получить визу в Российском посольстве на имеющийся паспорт и прямым рейсом улететь в Москву. Тамродные люди, старая дача, вечно скрипящая калитка, заросший осокой и васильками палисадник, где осталась частичка безмятежности, покоя, а на небо смотрит любимая девочка с волосами цвета спелой пшеницы. Здесь же – море, пальмы, страстные танцы до утра, темпераментная речь, а так же лениво текущие дни, влачащие себя подобно огромным черепахам, которых выбрасывает после шторма на берег. Надоело. До одури надоело неспешное существование в другой части света, словно в иной вселенной, где нет никаких напоминаний о тех событиях, которые привели его сюда.
Роман провожал уходящий день, который медленно тонул в агонии цвета охры; стоял у самой линии прибоя, не подкатывая светлых полотняных брюк, не снимая легких кроссовок. Как всегда, верный расчет – вода замирала в паре сантиметров, с тяжелым вздохом откатывалась назад, убегала домой, в пучину, чтобы потом с громким криком выплеснуться на берег.
Бес уселся прямо на песок, который раскалился за день под безжалостным солнечным зноем и не думал отдавать тепло ночи, медленно накрывающей Гавану фиолетово-черным полотном. Океан поглотил последний луч багрянца. Мир на пару мгновений стал серым и блеклым, чтобы через пару минут подарить пляжу чернильную темноту.
В душной тишине карибской ночи Роману за последние полтора года думалось хорошо, и комфортно. Жаль, конечно, что так редко удавалась побыть в одиночестве. Местные товарищи по оружию не понимали простой истины, которая гласила: «От одиночества бегут, к уединению стремятся».
Кубинское гостеприимство границ не знало, запросто могло соперничать со ставшим притчей во языцех кавказским. Постоянно ему что-то показывали, пытались угощать ромом, сигарами, звали на вечера и посиделки. Приходилось делать хорошую мину при плохой игре, лишний раз не показывать накопившуюся внутри непомерную усталость от чужих городов, отсутствия своего угла, от необходимости колоть лед проблем и заданий.
Да и, вообще, жизнь на Острове Свободы напоминала фантасмагорию из старых советских книг-утопий и западных антиутопий: ветхие дома, старые автомобили, в основном, нашего, родного и загибающегося автопрома, отсутствие в открытом доступе благ цивилизации в виде открытого доступа в интернет, мобильных телефонов. Зато люди умеют открыто радоваться и наслаждаться жизнью, находят хорошее в том малом, что им доступно. На улицах Гаваны до сих пор играли уличные музыканты, восхваляя революционные заслуги Че и Команданте, прохожие пританцовывают в такт аккордам. На пляжах молодежь после рабочего дня устраивает вечеринки, при этом карибская неспешность сравнялась с медлительностью философии Востока.
Роман заставил себя принять размеренное течение будней, нашел занятие, чтобы избавиться от тоски, которая не давала вздохнуть и постоянно давила на сердце, едва он вышел из номера мотеля на окраине Вены, когда отправлялся в Венесуэлу.
Бес был обучен доводить игру до логичного финала. Как только он взял документы в камере хранения на вокзале, Алекс Мозер растворился в небытие, как будто его никогда и не существовало в течение пяти лет в столице Австрии. Регистрацию на рейс прошел Ромарио дель Кастас. Каракас встретил его, спустя восемь часов полета. Там он пробыл всего несколько месяцев, показавшиеся едва ли не столетием вынужденного бездействия и ожидания, что ему вновь наметят траекторию пути, но теперь уже ведущего домой.
Каждый день Роман надеялся, что его не вычеркнули из списка ценных кадров, не скинули, как лишний балласт или совсем забыли, за ненадобностью. Если даже его вывели из игры, оставив в живых и отправив в Латинскую Америку, то он не собирается просто так бездействовать. Бес заслужил право быть рядом с любимой женщиной. Родина ему кое-что задолжала…
Получив новое имя, документы, Бес оказался на Кубе с почетной миссией обучить товарищей по оружию основам борьбы с организованной преступностью и терроризмом в свежеиспеченном отряде из самых лучших полицейских. Откуда глобальная коррупция, преступность и террор могут взяться на маленьком клочке суши, затерявшейся среди лазуритовых вод Карибского бассейна, оставалось тайной за семью скрижалями. Да и он сильно не раздумывал над риторическими вопросами, ибо не привык ломать голову над загадками, не касающихся его напрямую.
Начальство сказало: «Надо!». Ромка, конечно же, ответил: «Понял. Пошел исполнять», – надеясь, что это было в последний раз. Так будет проще, удобнее, появится стимул к последнему рывку, который приведет его в Москву.
В Каракасе Бес едва не сошел с ума от скуки, блуждания по бесконечным лабиринтам старого города. Он бесцельно сидел в кафе, разглядывал достопримечательности, знакомился с обывателями, затерялся в толпе редких и праздных туристов. Никогда еще Роман не жил в городе просто так, ожидая непонятно чего. Бездействие морально давило. Думать о наихудшем развитии событий не хотелось. Он обещал вернуться, откровенно поговорить с Лизой…
Только не теперь! Он выживет, вцепится, подобно старому и матерому волкодаву хищнику в хребет, но выйдет из схватки победителем. Сейчас не имеет права проигрывать, по-глупому уходить, так и не сказав самого главного, так и не начав жить рядом с любимой женщиной, не узнав семейного тепла и самого банального быта. Ожидание впервые стало непосильной ношей, тяжелым камнем, тянущим его на дно сомнений.
Раньше Бесу казалось, что его существование под Венским небом похоже на крутящуюся карусель, с корой невозможно сойти, не разрушив ее ось, тем самым, слетев с орбиты. Теперь же, в состоянии бездействия, пред Романом то и дело мелькал образ: он, словно былинный витязь, стоит у развилки трех дорог рядом с указующим камнем. Однако самая необходимая и желанная тропа недоступна, скрыта в тумане, и не известно, как туда попасть. Как бы неистово он не жаждал возвращения домой, разум то и дело, коварно дергал за стоп-кран и пускал под откос все мечты. Еще не время. Последний, финальный рывок, и он отдаст все долги.
Непомерная усталость давала о себе знать последний год, подсовывала дразнящие картинки воспоминаний, которые проносились перед глазами с завидной регулярностью, парализуя железную волю.
Роман вглядывался в бархат темного неба, где успели рассыпаться осколки драгоценных камней, лениво мерцая и подрагивая в вышине. Метеорит сгорел, входя в верхний слой атмосферы. Падающая звезда вызвала новый виток боли. Красивые, чувственные губы скривились в горькой усмешке. Давным-давно, лежа в гамаке, растянутом между двумя яблонями, он прижимал к себе маленькую девочку с волосами цвета спелой пшеницы, показывал ей серебристые узоры звездных сплетений. То небо давно уже для него стало чужим, далеким, потерянным…
Увидит ли его вновь? Будет ли у него возможность когда-нибудь объяснять звездный атлас еще одной девочке, с серыми глазами и пушистыми ресницами, как у ее матери? Почему-то представил, как у Них с Лизой растут дети. Мальчик старший, девочка младше, года на два…
Он и сам в себя не верил, метался, как палый лист, и не находил покоя. Рациональность сменяется мечтами и наоборот. Уже надоела эта безумная чехарда, томящаяся внутри.
Кто бы мог подумать в то лето, что девчонка, которая вошла в его семью вместе с новой женой отца станет для него всем, его второй половинкой, той, без которой он дышит лишь в пол силы?
Когда-то на вопрос Татьяны, почему он еще не женится и не приводит девушек на смотрины, Ромка шутливо ответил: «Если найду ту, кто будет хотя бы на половину умнее и красивее нашей Лизки, то женюсь, не раздумывая».
Бесу тогда только стукнуло двадцать четыре, перед ним, как карты веером раскинулись возможности для карьеры; девушки баловали своим телом и восторженным вниманием, друзья смотрели в след завистливо-одобрительным взглядом…
Жизнь впереди! Все основные радости он возьмет сейчас, обязательства – завтра. Несся вперед, думал, что делает то, чему научился в армии, не представлял, во что в итоге выльется это «умение» к сорока годам. Карьера сложилась, да такая, о которой мечтают все выпускники академии, сетуя на то, что их отправляют в скрытый резерв. Только, как оказалось, Ромка – не идеальный механизм для черной работы. Он еще и живой, к вящему раздражению начальства, координаторов, великих гроссмейстеров. И сейчас он хочет одного – домой. Есть к кому возвращаться, куда спешить, где найти себя, возродиться вновь.
Лизка всегда служила ему солнечным лучиком, который не давал потерять себя. Ее детская вера в его силу, не позволяласломаться, идти до конца по выбранному пути, который, в конечном итоге, завел на другой конец земного шара. Всё, что Бес делал для безопасности любимой девочки – рационально, оправданно, выверено до миллиметра. Тогда почему сейчас на душе кошки скребут острозаточенными коготками, раздирая ее на части? Хочется пойти в самый злачный бар Гаваны, напиться в хлам, разнести всё заведение к черту, попутно ввязавшись в драку…
Когда Роман уезжал из Москвы, то приказал себе не думать о том, что своим уходом убивает Лизку, лишает ее крыльев надежды. Ему и самому было гадко, но он сделал свой выбор, тем более, право на иное решение ему не давали. В Вене Алекс, вернее, уже Бес, – да он сам запутался, кем же тогда был на самом деле! – не мог сомкнуть глаз до утра, всё перебирал Лизкины волосы. Пальцы до сих пор хранят ощущение скользящих и дразнящих шелковых нитей цвета пшеницы; ее волосы всегда были его личным фетишем, даже когда она была сущей малышкой. Ромке так нравилось вдыхать их запах, когда он успокаивал своего котенка, выслушивая ее детские беды. Гречишный мед, горечь полыни, тепло лаванды, сладость карамели; он узнает ее с закрытыми глазами из миллиона женщин, проходящих мимо.
Роман так ждал ее, с ума сходил все эти годы, а когда смог прикоснуться, прижать к себе, почувствовать трепет ее тела, то внезапно осознал, что волнуется, словно мальчишка. Боится испортить момент, не хочет испугать Лизу страстью и болезненным желанием, которые сорвали путы, понеслись вперед волной цунами, разрушая всё, что встречается на пути. А она таяла восковой свечой, дарила себя без остатка, позволяя выпивать до дна. Не было слов, мыслей…
Слишком долгий срок разлуки, чтобы размениваться на такую мелочь и разрушать тот сладкий миг, дарованный по капризу неизвестного благодетеля с небес.
* * *
Ночь раскинулась пологом над городом вальсов и фонтанов. Золотистая бентли на предельной скорости, рассекая воздух, мчалась вперед, прочь от старинных особняков, больших денег и политических интриг. За окном автомобиля проносился роем жемчуг фонарей, нанизанный вьющуюся на ленту дороги.
Роман упрямо не замечал ничего вокруг, сосредоточенно управлял машиной, понимая, что вновь сорвался, вновь поставил на кон всё. Но на сей раз, он твердо знал одно: жизнь любимой женщины стоит гораздо больше всех благ мира, долга, чести и опасных заданий. Главное, увезти Лизу подальше, исчезнуть самому, не вызывая никаких подозрений. Пьеса разыграна по нужным нотам. Бес должен был уйти сам. Теперь он увозит на другой конец города девушку, которая всегда для него служила воздухом. Без нее он дышать не сможет. Теперь уже никогда.
Лиза молчала всю дорогу, изредка поглядывала на Романа, закусив губку, а он пытался не отвлекаться на нее, не смотреть на открытые плечи, холмики грудей, видневшиеся в декольте вечернего платья. Память раз за разом подсовывала калейдоскоп из крутящихся эпизодов: Бес едет в машине, забрав Лизку с выпускного; она тайком рассматривает его профиль; первый томный и трепетный поцелуй, перевернувший всё внутри, высвободивший страсть и желание владеть телом, которого не касался еще ни один мужчина. Томящее и изначальное искушение вновь дразнило, распаляло кровь, требовало выхода. Теперь ей уже не семнадцать лет, да и он слишком много терпел, ждал, был лишен сладости ее губ…
Молчание не казалось тягостным, напротив, в нем было нечто правильное. Такое ощущение, что слова сейчас разрушат их единение. Девушка так же, не задавая вопросов, проследовала за ним в неказистое здание старого мотеля, хозяин которого будет хранить молчание о своих гостях в дань старой услуге, оказанной ему Алексом.
Крошечный номер встретил их включенными бра над кроватью, даривших золотистый полумрак. Лиза замерла в нерешительности посреди комнаты, кажется, чувствовала себя неловко. Ромка же вновь ощутил себя молодым парнем, который впервые посмотрел на сводную сестренку мужским оценивающим взглядом, споткнулся и упал в грозовые облака ее глаз.
Терпение лопнуло, как мыльный пузырь, что-то щелкнуло, невидимый тумблер, отвечающий за контроль, сломался. Романом руководили инстинкты, так долго удерживаемые на цепи железной воли. Лиза манила, влекла к себе, словно магнит. Он резко притянул девушку к себе, впился поцелуем в приоткрытый, соблазнительный ротик, не ощущая и капли угрызений совести, не думая о последствиях. Желания помчались вперед, словно ретивый мустанг, сорвавший лассо ковбоя.
Сладкие и нежные губки дрогнули, раскрылись навстречу, будто сами умоляли почувствовать их вкус. И тут Бес осознал, что Лиза стала для него навязчивой идеей; те поцелуи в саду были прелюдией, сладострастной пыткой, которая лишь позволила родиться предвкушению от их неминуемой близости. Он целовал ее так, как будто она могла дать часть жизненной силы, для того, чтобы он стал вновь живым, настоящим, собой – Ромкой Бессоновым.
Он не отдавал себе отчета, что делает, просто растворился в Лизе, чувствовал, как его долгожданная девочка, становится мягкой, податливой, будто глина в руках умелого гончара. Не мог оторваться от ее рта, пил нектар, дразнил языком, наслаждался таким желанным ответом на шальной поцелуй, который перерос в настоящее исступление.
Лизка не отрываясь, дернула его рубашку так, что пуговицы оторвались, разлетелись по полу. Бес подхватил ее на руки, продолжая терзать ее рот, уложил на кровать, лег сверху, пытаясь не причинить дискомфорта тяжестью своего тела. Его губы сместились на ее шею, где под почти прозрачной кожей виднелись вены, в ответ Лизка подарила ему приглушенный стон, а ее руки помогли ему избавиться от темно-синей рубашки. По спине пронесся вихрем разряд тока, когда маленькие коготки впились в поясницу.
– Ты так мне нужен, – шептала она по-русски. – Пожалуйста, не уходи, – проронила девушка едва ли не с мольбой, когда он аккуратно отстранился, чтобы помочь ей избавиться от платья и раздеться самому.
– Я сегодня весь твой. Я здесь, только твой, – тихо проговорил Роман ей на ухо, сожалея, что не имеет права заговорить с ней на родном языке.
Разумеется, его девочка знает, с кем она сейчас. Оба не касаются этой темы. Не важно. Всё будет потом. А сейчас у них есть то, чего каждый безумно хочет.
Бес посмотрел на замершую Лизу, которая словно купалась в золотом сиянии приглушенного света, напоминающего дрожание свечей. Красивая, чувственная женщина с телом молодой девушки, которую он оставил осенней ночью в далекой Москве. Ее глаза непрерывно следили за ним, за каждым жестом, обшаривали каждый сантиметр обнаженного торса.
Его Лизка! Любимая девочка, которая не растеряла способность к наивной восторженности, которую он нередко ловил во взгляде, едва они оставались наедине. Тогда он отмахивался от ощущения, что Лиза смотрит на него отнюдь не с детским интересом, а сейчас внутри всё поет от того, что она не забыла, что он ей по-прежнему нужен, она хочет его.
Тишина. Лишь учащенное мужское дыхание, прерывистое женское. Звяканье железной пряжки, скрип кожаного ремня, шуршание ткани. Роман избавился от одежды, просто бросив ее на пол. Лиза продолжала следить за ним без капли смущения, в нетерпении облизывая губы, ожидая, когда же он подойдет к ней. Он и не заставил себя долго ждать. Приподняв девушку, потянул вниз «молнию» платья, находящуюся на спине. Медленно стянул через ноги кусок светлой с золотистым отливом ткани.
Во рту пересохло, когда он узнал, что Лизка без нижнего белья. Опустившись на колени перед кроватью, Бес снял с ее ступней открытые босоножки, поддался искушению, взял ее ножку в руку, провел губами по икрам, подбираясь всё выше и выше к внутренней стороне бедер. Лиза заерзала от предвкушения, но Роман не хотел спешить. Ему хотелось почувствовать ее всю. Он так долго ждал, мечтал, но даже в самых смелых фантазиях не мог представить, насколько его девочка хороша собой. Голова кружилась от осознания того, что неосуществимые еще вчера мечты сбываются…
– Не спеши, – пробормотал он, когда девушка в нетерпении заерзала бедрами. В ответ раздалось обиженное хныканье.
Роман перебрался вновь на кровать, и Лизка тот час притянула его к себе, отыскала губы, и вновь увела за собой, даря сладостное томление. Ее язычок был такой горячий, нежный, сладкий. Мысли о том, что спешить не надо, развеялись, словно пепел с истлевшей сигареты. Бес хрипло и сдавленно застонал, подмял ее под себя.
Между тем, Лиза принялась перебирать его короткие волосы, которые по-прежнему непослушно завивались на затылке, постанывала ему в рот, сводила с ума от желания, которое столько лет было всего лишь не оформившимися фантазиями, блуждающими во снах.
– Да, любимый, – прошептала Лизка, едва он оторвался от ее рта. Ее пальчики исследовали его лицо, не пропуская и сантиметра. Пробежали по щекам, замерли на подбородке, поднялись к губам. – Я так хочу тебя…
Он усмехнулся, сам не веря в происходящее. Потерся носом о ее шею, оставляя самый лучший и любимый запах в памяти. Попробовал на вкус ее грудь, подразнил сжавшийся в комок сосочек, требующий новой порции ласки. Больше не в силах играть с желаниями, Роман медленно вошел в нее, чувствуя, как тело Лизы реагирует на его движения, одаривает теплом, влагой, подстраивается под его ритм. Ему было мало, хотелось вечно двигаться, сливаться воедино, растворяться друг в друге, становясь двумя половинками когда-то единого существа, разъединённого по прихоти древних богов.
Бес наслаждался податливым и мягким телом Лизы, ее ответными движениями и тихими стонами, чередующимися с криками. Ему казалось, что в этом извечном ритме сплелись в тугой узел все его чувства, которые он хотел выразить словами, но не знал, с чего начать.
Ему казалось, что еще чуть-чуть – и сердце остановится, камнем скатится вниз. Еще пара движений, несколько резких толчков – сердце, взрывается, взлетает на воздух. Роман ловил звук своего имени, настоящего имени, и впервые за долгие годы понимал, насколько он счастлив здесь и сейчас. Время уже не отмеряло секунды, оно хлынуло потоком, как девятый вал снесло пространство, раскрошив внешний мир. Только они вдвоем. Ромка и Лиза. Остальное – пустышка, ненастоящая, кем-то придуманная иллюзия, виртуальная матрица.
Почувствовав, как ее внутренние мышцы начинают ритмично сжиматься вокруг него, Бес замер. Он болезненно наслаждался видом Лизки, которая смотрела на него пьяным от страсти темно-серым взглядом. Она вцепилась его спину ногтями, заставив глухо застонать и опуститься на нее без сил.
Лиза уютно устроилась на его груди, обхватила руками, оплела ногами, подобно виноградной лозе, бегущей навстречу солнцу весной, как будто боялась, что он просто молча развернется и уйдет. Без слов говорила: «Не пущу! До рассвета ты мой».
Роману хотелось рассказать ей всё, без утайки: он безумно скучал, хотел вернуться к ней, но шаг за шагом оказывался совсем на другой дороге, уводящей его в сторону от любви, семьи, домашнего уюта. Сейчас он не может до конца осознать, что это она рядом, его Рыжик, его нимфа из цветных разрозненных снов, воровато пробиравшихся по ночам, когда сознание не могло запирать мысли на железные затворы контроля. Не верилось, что можно касаться ее плеч, перебирать волосы, чувствовать гладкость кожи, дышать ею, по-настоящему дышать и знать – он жив, теперь для нее одной. Страх вклинился в хоровод мыслей – стоит закрыть глаза, а потом открыть, и сон развеется. Лиза, растворится в небытие, а вокруг будет вновь холод чужих имен и занятий.
Сколько раз так уже было. Не известно, сколько раз так еще будет. Стало больно. Сердце забилось в бешеном ритме. Бесповоротное, безысходное и опустошающее осознание: блаженство медленно уходит, ускользает, утекает по каплям. Скоро надо подняться с постели, уйти, закрыв за собой дверь. Оставить Лизку в одиночестве. Невыносимо. Как можно с ней расстаться, если она уже принадлежит всецело ему? Всегда была только его, отдавала добровольно то, что он не мог взять раньше. Наплевать на другого мужчину, который был в ее жизни. Его маленькая страстная кошечка нуждается в ласках. Не может быть одна. Да и он не вправе требовать этого. Всё равно, что было в прошлом. Главное – сделать так, чтобы будущее имело право на существование.
Роману казалось, что он рассыпался по кусочкам, а теперь собирается вновь, но нет сил прощаться, глядя в глаза цвета серого тумана. Не выдержит, захочет взять ее с собой…
Бес еще раз поцеловал сонную девушку, насладился запахом ее волос, собрал все силы, для того, чтобы подняться в постели, поспешно одеться. Прежде, чем уйти из номера, он оставил ей денег на такси, и небольшой пустяк, который даст понять Лизке, что она не обманулась, и он обязательно вернется домой.
* * *
Отряхнув песок с брюк, Роман еще раз посмотрел на темную гладь ночного океана, послушал прибой, и с видимой неохотой направился в сторону набережной. Там уже зажглись фонари, слышался гомон беглой испанской речи, громкий смех. Пройдя вдоль уличных кафе, забитых до отказа, мимо импровизированных танцев посреди площади, Бес оказался в тихом квартале, где стояли старинные дома, оставшиеся от колонизаторов в наследство Команданте.
Высокая кованая калитка, увитая стеблями и благоухающими цветами дикой розы, даже не скрипнув, отворилась. Он прошел во двор, выстланный каменной плиткой. Старый Пепе хорошо знает своё дело: каждый когда-либо жил в этом доме, чувствовал себя не гостем, а хозяином. Казенные гостиницы оставляли желать лучшего, сервиса в принципе никакого, а уютный дом в старом квартале Гаваны принимал в своих стенах не одного приглашенного специалиста из бывшего Союза.
– Синьор Ромарио, вы сегодня рано, – произнес седой старик, сидевший в кресле-качалке на веранде аккурат под включенной уличной лампой, около которой вился рой мошек. Он отвлекся от неизменной сигары: всегда курил медленно, смакуя каждую затяжку.
– Пепе, я вам сто раз говорил, чтобы вы называли меня по имени. Я не такой уж важный человек, которым хотят меня показать. В своей стране я вообще никто. А здесь, наконец-то, чувствую себя не незваным гостем, а желанным. Спасибо.
– Все русские – большие люди, – многозначительно заметил Пепе, вновь вернувшись к прерванному занятию. – Оставили нас когда-то, теперь вернулись, как родители к неразумным детям, так и не ставшим самостоятельными.
Роман улыбнулся. Иногда старик поражал глубиной мышления и умением простыми словами описать всю политику в целом. При этом он пускал дымные кольца, медленно курил сигару так, словно важнее занятия для него не существует.
Из дома на веранду вышла смуглая брюнетка лет двадцати пяти, вытерла мокрые руки полотенцем. На мгновение замерла, одарив Беса жарким взглядом темных, как бездонные провалы в ущелье, глаз.
– Синьор Ромарио, я ужин приготовила, – протараторила она, лучезарно улыбаясь. – Пойдемте. И друга своего не забудьте позвать. Сказал, что подождет вас, а потом все вместе поужинаем. Вы устали сегодня? Хотите, я в вашей комнате вам ванну сделаю…
– Бьянка, сколько раз повторять, что новости надо говорить, начиная с главной. И синьор Ромарио сто раз тебе говорил: он сам может о себе позаботится, – беззлобно буркнул на нее Пепе. – Вы уж простите ее. Моя внучка – просто девушка. Влюбленная девушка.
Та вспыхнула до корней смоляных волос, перехваченных в «хвост» на затылке, старясь не смотреть на Беса, быстренько ретировалась, не забывая покачивать довольно-таки аппетитными бедрами, которые не скрывала легкая юбка бордового цвета. Роман лишь хмыкнул, понимая, что ничем помочь девчонке не сможет. Было бы ему лет двадцать, тогда бы точно не устоял перед знойной кубинкой. Такого трофея в его достижениях еще не бывало. Однако сейчас, после того, как в его объятиях побывала самая любимая и желанная женщина на свете, другие превратились в бесплотные тени.
Бьянка стала виться вокруг Романа, как только ее брат Хосе привел в дом дорогого гостя. Неумелые финты были по-наивному просты, бесхитростны. Разгадал бы даже школьник. Хорошо хоть дальше мечтательных взглядов, облизывания губ да вкусных ужинов, приготовленных с особой заботой, дело не заходило, чему Роман только радовался. Не хотелось бы прямых, откровенных и даже жестких разговоров с девушкой, которая, по сути, просто проявляет знаки внимания. Всегда так было. Вошло в обыденную привычку, а вот сейчас стало казаться чем-то раздражающим, не нужным. Хотелось быть незаметным, не привлекать к себе ненужного внимания со стороны слабого пола. Хотелось к ней, одной…
– Когда приехал Дэн? – спросил Бес, пытаясь уйти от темы влюбленности в него Бьянки и неосознанного раздражения, едва девчонка появлялась в поле его зрения.
– Совсем недавно. Вы были на пляже. Он ждет вас в гостиной, смотрит на внучку, – ухмыльнулся управляющий домом. – А вы смотрите на нее, но не замечаете. Ваша жена достойна уважения. Красивая, раз уж Бьянка вам не приглянулась.
– Я вас сто раз говорил, что ваша внучка – одна из лучших танцовщиц и красавиц в Гаване. Она найдет себе достойного мужа. Будьте уверены, – ответил Роман торопливо и поспешил в дом, не забыв добавить: – Спасибо, Пепе.
Зайдя в гостиную, Роман увидел, что друг сидит в кресле, поглядывает в сторону кухни, где хлопотала Бьянка. Девушка не изменяла себе: не пыталась даже одергивать юбку, когда наклонялась, и ее стринги можно было рассмотреть без прикладывания особых усилий.
Дэн поставил на меленький плетеный столик чашку с недопитым кофе, хотел направиться на кухню, но тут же передумал, едва заприметив Беса.
– Куда собрался? – по привычке одернул его Рома, возвращаясь в былые годы, когда тот был его подчиненным. – Сначала дела. И вообще, не для тебя девочка.
– Хороша, чертовски хороша chica, – прищелкнув языком, произнес друг. – Горячая штучка, да?
– Возможно. Не знаю, не пробовал, – буркнул Ромка, ожидая, когда Дэн поднимется из кресла и полезет к нему с обязательными крепкими объятиями.
– Даже так? Ну, что сказать? Герой! Не зря тебе звезду дали. Такая девчонка рядом, а он холоден и непробиваем, как настоящий чекист.
– Пойдем, во дворе поговорим, – оборвал излияния друга Бес, открывая деревянную резную дверь, ведущую в небольшой садик с розами, заботливо выращенные еще матерью Бьянки. Всё семейство Ампаро трудилось в гостевом доме уже много лет.
Свет из окон лился на плиты, которыми устланы дорожки. Приятный полумрак способствовал настроению. Скоро решиться его судьба. Пара слов – и он свободен. Усевшись на удобную скамью, Роман достал сигареты из кармана брюк. Закурил, в ожидании, пока Дэн сядет рядом, начнет тот разговор, который он представляет себе второй год.
– Сигары не понравились? Мы ж на Кубе! Представь: Бьянка, такая вся из себя, берет лист табака и на бедре своем начинает его сворачивать. Традиция старая, о, как!
– Дэн! – оборвал его Ромка. – Мне сейчас твои эротические фантазии до одного места! Говори, что и как.
– Ну что, гражданин Тихомиров, позвольте поздравить вас с обретением документов. Воспитанник детского дома, родственников нет, послужной список примерно твой, но в других условиях. Новая должность инструктора в нашей родной академии, командировки редкие, в основном на Кавказ. Минус – начальство всегда рядом. Привык ты на воле и от него подальше, придется и в костюмчике походить, и в форме побегать на полигоне.
– Тихомиров, – Бес кривился, – а получше фамилию нельзя было придумать? Ты меня представляешь Тихомировым? Специально, что ли, измываются надо мной?
Дэн бессовестно и нагло засмеялся:
– Честно говоря, не представляю. Но выход есть всегда. Можешь смело жениться на Лизке и брать ее фамилию. Она ж теперь Бессонова.
Под ложечкой засосало, скрутив желудок в тугой узел. Сердце пропустив несколько ударов, понеслось вскачь. Кровь зашумела в ушах. Вот то, чего он так долго ждал. Не новостей о новой должности, не разговоров о том, что его «воскресили» среди российских граждан. Лиза! Его девочка. Ждет. Взяла фамилию отчима, чтобы хоть как-то приблизиться, стать полностью его.
– Как она? – глухо спросил Роман. – Видел? Просила что-то передать?
– Да всё в порядке. Ждет, надеется и верит. Счастливая, как солнышко светится. Я аж обзавидовался, честное слово. Всегда мне нравилась, а теперь, когда она…
– Эй! – Бес сразу вскинулся.
Темнота скрывала выражения лица, но Дэн без сомнения понял, что на нем застыла поистине сатанинская ухмылка и угроза в глазах. Всегда друг зверел, когда хоть кто-то заводил разговор о том, какая Лизка красавица.
– Еще раз о Лизке такое от тебя услышу – убью. Дэн, последнее предупреждение я тебе делал еще давно, помнишь?
