Текст книги "Небо на двоих (СИ)"
Автор книги: Korolevna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
– Лиз, ты выросла. А я, дурак, закрывал глаза, до конца не верил, – прошептал парень.
– Минуту назад ты говорил, что я еще ребенок, – сквозь всхлипы произнесла Лиза.
– Дурак, потому и сказал, не подумав. Ты теперь взрослая, не надо нам с тобой, как раньше на кровати валяться. Не правильно всё это.
– Ром, я маленькой останусь для тебя. Навсегда. Хочешь?
– Не хочу. Это жизнь, Лизка, – Роман тяжело вздохнул. – Не реви, только, прошу тебя. Сколько раз убивал, не раздумывая, без раскаяния, без нервной дрожи, а когда девчонка ревет – сердце на лоскуты разрывается. Не знаю, что делать, хочется, то ли убежать, то ли…
Лиза отстранилась, заглянула ему в глаза. Ей показалось, что она увидела пропасть и полетела вниз, точно зная – упадет, разобьется, умрет без права воскреснуть. Решение возникло спонтанно. Как будто черт, сидящий на левом плече, толкнул ее в спину. Лизка приподнялась на носочках, обхватила шею Ромки руками и неумело, несмело, интуитивно коснулась его губ своими солеными от слез губами. Парень замер. Стоял, не шевелясь. Его рельефное, мужественное лицо напоминало восковую маску.
Лизке подумалось, что рядом с ней теплая мраморная скульптура, поражающая реалистичностью и совершенством пропорций. Плотно сомкнутые полные губы на мгновение дрогнули. Толики движения хватило, чтобы еще раз попытаться получить настоящий поцелуй.
Время стало резиновым, медленно тянулось, секунды превратились в годы. Две фигуры, прижимающиеся друг к другу, застыли, как бабочка в янтаре; Лиза не дышла, прижималась полураскрытыми губами к чувственным губам парня, до этого момента, бывшего ее братом. Ее Ромка исчез, растворился в чернильной тьме расплывчатых воспоминаний. Какой он был на самом деле? Помнит ли она его до ухода в армию? Разве он вернулся, и было всё, как прежде? Нет! Между ними уже давно протянулась тонкая ниточка, невесомая, как паутинка; она их связала, опутала, да так, что не разорвать, как ни старайся. Силки, самые настоящие силки. Не будет больше Лиза ему сестренкой, а он – ее страшим братом. Но кем будет тогда?
Сделалось жутко. Страх парализовал, ноги стали мягкими, как будто все кости в теле исчезли. Лизка опустила руки и медленно начала оседать на пол. Роман среагировал мгновенно, подхватил ее, отнес к кровати, бережно уложил. Она тяжело дышала. Серые глаза выглядели огромными на бледном личике. Рома присел рядом, взял ее за руку.
– Лиз, забудь обо всём, что было сегодня. Так нужно, поверь мне, – он нежно взял ее рукуи поцеловал кисть. – Рыжик, ты моя сестра. Понятно? – с нажимом добавил он.
– Ром, а ты сам себе веришь? – Лиза скривилась.
Бесстрастное выражение лица, испытывающий взгляд. Верит. Он верит! Отчаяние затопило душу, захотелось разреветься, свернуться калачиком, спрятаться от всего мира. Обратить в шутку ситуацию не получится. Остается согласиться и делать вид, что время можно повернуть вспять, заставить молчать чувства, которые вонзаются острыми зубами в сердце, проворачивают кинжал, вогнанный под ребра.
– Лиза, не будем больше об этом. Я уеду на пару дней на дачу, а потом на базу, опять сборы, потом – командировка. Увидимся, уже, наверное, в сентябре. Не скучай. Я позвоню.
– Хорошо, братишка, – выдавила из себя Лизка, заплетающимся языком.
– Вот и отлично, Рыжик, – парень на прощание потрепал ее по макушке и скрылся в другой комнате. Услышав щелчок входной двери, Лиза дала волю рыданиям, понимая, что прозрела именно сейчас. Никогда она не сможет быть рядом с тем, кого любит.
* * *
За два года Лизка так и не смогла выбросить тревожных, запретных и пугающих мыслей о сводном брате. Она вместе с Ромкой по-прежнему гуляла по городу, ездила на дачу, он баловал сестру редкими походами на дискотеки, выступая сопровождающим лицом. На них смотрели и восхищались. Очень часто родители слышали от соседей: «Повезло вам. У дочери такой парень, они замечательно смотрятся вместе. Красивая пара».
Дядя Саша откровенно смеялся, мама неодобрительно хмурилась, а Лизка умирала, сгорала на медленном огне. Не смогут они быть вместе. За что тогда ей муки адовы? Как же ей научиться смотреть на мир реально и вырвать из сердца его облик? Ответов не было.
На дискотеках к Роману клеились девчонки: одни – слишком нагло и развязно; другие – мило мурлыкая и строя безобидные глазки. Лиза с ума сходила от ревности, затопляющей сознание, закрывающей глаза красной пеленой. Она не знала, чего же ей хочется больше – оттаскать за волосы особо наглых претенденток на ее Ромку, или же подпортить ногтями слишком красивую физиономию типа, разыгрывающего перед ней и, прежде всего, перед самим собой, глупый фарс. Перестали они быть братом и сестрой с тех пор, как похоронили Цейса во влажной земле.
* * *
Выпускной вечер оказался просто ужасным. Мало того, что Лизе пришлось танцевать с одноклассником, которого она терпеть не могла, так еще Ромка не соизволил явиться, хотя клятвенно обещал. После торжественной части, когда аттестаты были розданы в соответствии с заслугами перед родной школой, выпускники выпили символический бокал шампанского с родителями, разбрелись по этажам школы, в попытке «догнаться, пока никто не засек».
Плохое настроение усилилось тем, что Лизка порвала вечернее платье из золотистой парчи, купленное вместе с Ромкой специально для бала. Она присела в последний раз за свою парту, хотела погрустить в тишине. В класс ворвалась Вика вместе с одноклассником, к которому вдруг, нежданно-негаданно, вспыхнули чувства, скрываемые еще с седьмого класса. Лиза резко поднялась, хотела уйти, но коварный гвоздик на стуле, отравлявший все школьные годы, на это раз действовал решительно – вместо привычной затяжки на подоле платья образовалась настоящая дыра.
С досады Лизка разревелась, попутно выплескивая всю обиду и злость на Ромку. Обещал, и не пришел. Такое случилось впервые. Появилась шальная мысль: «Вдруг, убили?». Сердце нехорошо кольнуло. Захотелось домой. Родители уже уехали, дежурные учителя пьют у директора в кабинете. Веселье продолжается полным ходом. Отвезти ее не кому. До рассвета еще много времени, но все равно, даже в своей постели она не сможет сомкнуть глаз. Будет жадно вглядываться в темноту, высматривать во дворе фары подъезжающего автомобиля.
Укрывшись от одноклассников в темной раздевалке, Лизка вновь расплакалась, как маленькая девочка, потерявшаяся в городе среди шумной толпы. Одиночество остро кольнуло, дало почувствовать несостоятельность, затопило мысли. Она сидела, обхватив колени руками, наплевав на следы от туши, красующиеся на платье. И так оно уже испорчено. Черные разводы не изменят картины.
Дверь внезапно отворилась, свет из коридора упал на пол полоской, резанул по глазам. В помещение зашел мужчина, заметил в дальнем углу светлое пятно платья, выделяющиеся в темноте, направился к Лизе. Она, конечно же, узнала его. Не подала вида. Продолжила сидеть неподвижно, сжавшись в комочек и затаив дыхание.
– Рыжик, что случилось? – спросил Рома, опускаясь рядом с девушкой.
Та шмыгнула носом:
– Да так, ничего! У меня выпускной вечер в школе, на котором я места себе не находила, ждала кое-кого. Извелась вся, думала, что больше его уже не увижу!
– Опоздал, зато появился эффектно, с шумом, – попытался пошутить Бес.
– А еще я платье порвала, танцевать пришлось с увальнем, который мне все ноги отдавил! Ты же обещал, что вальс будет нашим!
– Он и будет, Лиз, обещаю. Работа у меня такая, – Ромка тяжело вздохнул. – Думал, раньше управимся, не вышло. В Москву на перекладных добирался, борт специальный ребят позже доставит. Спешил к тебе.
– А еще мне показалось, подумала… тебя убили, – вновь всхлипнула Лизка.
– Да вот он я живой, можно сказать, здоровый. Или уже не нужен? А, Рыженький мой?
– Издеваешься? – огрызнулась Лиза. – Можно подумать, ты не знаешь, что нужен мне. Всегда.
– Ладно, хватит реветь, – Ромка стер блестящие дорожки слез с ее щек. – Вот так. Пойдем отсюда. Домой хочешь?
Лизка лишь кивнула в ответ. Родители на даче, предоставили дочери свободу. Вдруг, она друзей к себе отсыпаться после тяжелой ночи во взрослую жизнь приведет?
Они медленно шли по пустым школьным коридорам, слушая гулкое эхо шагов. Ромка снял пиджак, накинул девушке на плечи. Одной рукой приобнял, прижал к себе. Лиза поняла, что ей удивительно легко и спокойно, как будто к ней вернулось ощущение изначальной целостности. Еще недавно она была одна, чувствуя постоянно, что ей чего-то не хватает. Вернулся Ромка, всё стало на свои места. Лиза стала собой. Живой. Настоящей. Вот она – ее вторая половинка, которая предназначена ей. Один только Ромка не понимает, пытается убежать от себя.
На ступеньках школы они столкнулись с Викой. Блондинка явно нервничала, курила тонкие сигареты, явно кого-то поджидая.
– Кузьмина, я смотрю, совсем взрослая стала? – хмыкнул Роман.
– Ой, хоть сегодня не придирайся, Бессонов. Лучше Лизку отвези домой, ей сегодня праздник не в радость. Не буду уточнять, по чьей милости.
– Поговори мне, – по привычке, абсолютно беззлобно буркнул Рома. – Тыс нами?
– У меня ночь только начинается! Пора прощаться с дев… В смысле, с детством. Ну, ты меня понял, – девчонка, игриво повела голыми плечами. Ее выпускное платье представляло собой нечто прозрачное, не оставляющее место для фантазии.
– Вик, ты не обидишься, если я уеду? – подала голос Лиза.
Ей не хотелось разговаривать, не хотелось отвлекаться на других. Она наслаждалась прикосновениями Ромки, чувствовала, как ладонь, лежащая на плече, дарит тепло, а его дыхание щекочет кожу на шее, там, где спускаются золотистые завитки, убежавшие из сложной прически.
– Ой, горе, ты мое! Вали уже. Тебе тоже сегодня пусть хорошо будет.
От Лизы не укрылся факт того, как выразительно посмотрел на подругу Роман. Списав это на привычную пикировку, которая продолжалась который год, девушка покорно села на переднее сиденье в машину.
У Ромки в последнее время появилась слабость – хорошие и дорогие автомобили. Откуда он их берет и почему меняет, как перчатки, Лиза предпочитала не думать. Спрашивать – бесполезно. Поэтому девушка просто гадала, какая же марка автомобиля будет в очередной его приезд. Иногда Лизка отказывалась с ним ездить, ужасаясь тому, как быстро он гоняет по городу в ночное время, когда дороги свободны от пробок. Вот и сейчас, он мчался вперед на бешеной скорости, наплевав на правила дорожного движения и зашкаливающий спидометр.
Фонари вереницей раскинулись вдоль столичных улиц, заливая оранжевым светом окружающее пространство. Черная БМВ рассекала ночь пущенной стрелой, летела вдоль пустынных автострад. Звук в динамиках автомагнитолы был прибавлен до отказа, но вместо ожидаемых попсовых битов и простеньких мотивов, несущихся из практически каждой иномарки, звучал удивительный голос Виктора Цоя.
Лиза наблюдала за Романом из-под опущенных ресниц, ловила каждую черточку лица, вырисовывающегося в свете проносящихся мимо неоновых вывесок и плафонов фонарей. Ее взгляд задержался на хищном профиле, спустился к подбородку и губам, застыл на четырех расстегнутых пуговицах белой рубашки.
Ромку легко можно принять за молодого бизнесмена или прожигателя жизни, транжирящего родительские деньги. Мало кто чувствовал исходящую от него магнетическую силу, редкая женщина обращала внимания на жесткую линию чувственных губ и металл во взгляде. Армейская выправка и грациозность движений ловко скрывалась под обычной одеждой. Никто не знал, насколько он опасен, умеет не только постоять за себя, но и забирать чужие жизни. Они об этом редко говорили, но Лиза знала, как Роман ненавидит оружие, но вновь и вновь берет его в руки. Не может по-другому. В его работе – смысл существования.
Лизка еще раз посмотрела на сосредоточенное лицо, прищуренные глаза. Что-то не так. Она пыталась унять бьющееся сердце, подсказывающее неладное. И тут заметила: на белой ткани рубашки темное пятно.
– Ром! У тебя кровь на плече! – испуганно произнесла Лиза, убавляя звук автомагнитолы.
– Пустяки, – отмахнулся тот. – Приедем домой, бинтом заново перевяжу. Плохо зашили, наверное. Или повязка сбилась. Мне не привыкать, Рыжик.
– Что? Как?
– Лиз, не расскажу подробности, ты же знаешь. Пуля, по касательной прошла, немного задела. Не бойся, пустяки.
– Ничего себе «пустяки»! Ты ранен, вообще-то, – Лиза была на грани обморока. Ведь чувствовала же, не просто так ей не по себе еще утром сделалось.
– Я к тебе спешил, хотел обещание исполнить. Ладно, Рыжик, не важно, проехали. Всё хорошо.
Лиза почувствовала угрызения совести. Она обижалась, как маленькая девочка, а Рома в это время рисковал жизнью. Хотелось выбежать из машины и скрыться от пристальных сине-серых глаз с зелеными крапинками на радужке. Никогда еще Лизка не ощущала себя закоренелой эгоисткой. Носится со своей любовью, переживает, страдает, себя жалеет, а он – тот, из-за которого и день, и ночь душа разрывается на части, – рискует собой, ходит по лезвию ножа, прекрасно осознавая, что следующий шаг может стать последним.
Войдя в квартиру, Лиза забежала к себе в комнату, быстро сняла неудобное платье, надела свою любимую растянутую футболку, висящую на ней балахоном и доходящую почти до колен. Ромку нашла на кухне. Он принес из ванной аптечку, внимательно рассматривал ее содержимое.
– Рубашку снимай, – скомандовала Лизка.
Роман проигнорировал ее слова, продолжил внимательно изучать аптечку, выискивал стерильный бинт и лейкопластырь.
Она подошла к нему вплотную. Ромка отвлекся от своего занятия. На одно мгновение замер, чего Лизе хватило с лихвой. Она расстегнула пуговицы на рубашке подрагивающими пальцами, вытащила полы из-за пояса светлых джинсов, стянула рукава. Белая ткань упала на пол. Увидела: плечо Ромки перетянуто бинтом, который на котором отчетливо виднеется проступившее пятно крови, а чуть ниже области сердца багровеет приличных размеров гематома.
– Больно было? – охнув, спросила девушка.
– Не помню. В момент боя ничего не чувствуешь, постоянные выбросы адреналина. Боли нет, двигаешься, как робот, на полном автомате, осматриваешься по сторонам, улавливаешь движение краем глаза, нажимаешь на курок, бросаешь нож, не задумываешься о действиях. Помнишь одно: или ты, или тебя. Третьего не дано. И каждый действует также. Я и мои парни – единый организм, машины для убийства.
Лиза вздрогнула, еще никогда Роман не разговаривал с ней настолько откровенно, предельно честно, не сглаживая острые углы правды. Доверился, раскрылся, решил впустить ее в свой страшный мир. Ее пальчики легко пробежали по кровоподтеку, замерли. Она положила ладони к нему на грудь, провела вверх, чувствуя легкое покалывание.
– Пулю схлопотал. Бронежилет спас. Хорошо, ребра целы. В этот раз обошлось, – пробормотал Роман, игнорируя действия девушки.
– А когда не обошлось? – удивленно спросила Лизка.
– Было дело, – получив уклончивый ответ, она вновь нежно провела ладонью по гематоме, переместила руки Ромке на пресс, прижалась лицом к груди. Он тяжело дышал, сердце тарабанило, и Лизка показалось, что она получила условный сигнал.
– Не надо…, – стон-мольба, охрипший голос.
Лизка опьянела, задрожала, испугалась своей смелости, но не могла остановиться. Трепетные и теплые губы принялись исследовать кожу, касались неумело, но невыносимо нежно. Чувства открылись, обнажились нервы, по венам потек электрический ток, пронзая сердце мощными разрядами. Голова кружилась, в ушах звенело.
Лиза подняла голову вверх, заглянула в синие глаза с зелеными крапинками, не поняла, каким образом полные, чувственные губы успели найти и захватить в плен ее губы. Она позволила завладеть своим ртом, устремилась вслед за Ромкой в пучину удовольствия и безумия. Ей казалось, что ее утягивает на дно реки водоворот, и сил сопротивляться нет. Она застонала, обвила его руками, позволила языку играть со своим языком, выплясывать в страстных движениях. Поцелуй нарастал, обжигал и дразнил. Они приникли друг другу, словно путники, шедшие долгие дни по пустыне и, наконец-то, нашли оазис с вожделенной прохладной водой.
Томный стон – в ответ вторит сдавленное, грудное рычание; и вот уже Лизка сидит на кухонном столе, обхватив Романа ногами. Его руки проникли под хлопковую майку, нежно поглаживали розовые соски, сжавшиеся от прикосновения мозолистых пальцев, привыкших чаще нажимать на курок пистолета, чем ласкать с женское тело.
Лиза застонала, бесстыдно выгнулась, позволяя его рукам блуждать по спине, сжимать грудь. Поцелуй углубился, ушла нежность, уступая место опаляющей страсти, затмевающей сознание шелковым пологом. Между ее ног стало совсем жарко, трусики увлажнились, Лиза заерзала бедрами, впервые ощущая физическое возбуждение. Ромка оторвался от ее рта, спустился к шее. Он нежно поглаживал ее животик, намеривался стащить с нее влажный лоскут кружева, представлявший из себя трусики. Она замерла в ожидании, готовая ко всему, что он скажет, сделает, покажет, попросит…
– Нет, – глухо простонал Роман. – Нет, Лизка, нельзя.
Он резко отстранился от нее, отскочил на безопасное расстояние.
– Почему? – Лиза всхлипнула.
– Не могу. Что потом будет, с тобой, со мной?
– Я буду ждать тебя, как всегда. Я умею, знаю, что тебе надо уходить. Ты так живешь. И ты всегда будешь возвращаться ко мне.
– И ты останешься вдовой в двадцать лет? Не сегодня, так завтра нарвусь по-настоящему. Себя не жалко. Но ты как?
– Как всегда! Когда ты уходишь, то я умираю, и оживаю, когда тебя вижу, – она слезла со стола, подошла к нему. – Ром, я люблю тебя. Мне больше никто не нужен.
Лиза попыталась вновь отвлечься от разговоров, провела языком по его губам, спустилась к шее, оставила влажный след от поцелуев на коже, вдыхала его дурманящий терпкий запах, смешанный с ароматом туалетной воды. Роман дернулся назад, сжал Лизкины руки, как в капкане. Отбросил от себя, как ей показалось, намеренно грубо. Устало опустился на табуретку, закрыл глаза.
– Маленький, мой Рыженький, нас же родители не поймут никогда. Я уже давно для отца потерян, меня не станет – поплачет, скоро успокоится. А ты для него родная, понимаешь? И тут мы их новостью пришибем, с инфарктом уложим. И знаешь, кто будет виноват?
– Я, конечно, только я.
– Нет, Лизка, я. Потому что старше, потому что не думал, будущее твое перечеркнул. У отца на тебя планы большие. – Роман взъерошил короткие волосы, попытался пригладить назад. Нервный, изломанный жест не укрылся от Лизки. – Лучше бы меня тогда, еще в Чечне, вместо Сереги снайпер «снял». Всем бы легче было.
– Нет! – Лиза опустилась перед ним на колени, принялась ловить виноватый и растерянный взгляд. – Нет, я бы точно умерла вместе с Цейсом. Мы же тебя ждали. Я обещала, клялась. Люблю тебя и буду любить.
Его ладонь аккуратно обхватила ее лицо. Лизка не сдерживала слез. Позволяла словам срываться с немеющих от поцелуев губ. Открылась ему, призналась в том, что не доверяла даже своей подушке.
Ромка заставил ее подняться с пола, усадил на колени, бережно, неторопливо целовал мокрые глаза, высушивая губами слезы. Нежность растеклась внутри жаркой рекой, захотелось остаться в таком положении навсегда.
– Рыженькая, ты же мне шансов на отступление не оставляешь. С ума сводишь. Не надо, пожалуйста. Ничего не выйдет. Ты учиться пойдешь, влюбишься в кого-нибудь еще, замуж выйдешь, отцу внуков нарожаешь, а я буду делать то, что у меня лучше всего получается – воевать.
– Ромка, я не хочу выходить замуж! Разреши мне ждать тебя, как раньше, – умоляющее произнесла девушка, понимая, что Роман непреклонен и уже решил всё за них двоих.
– Как раньше, – пробормотал он, поднялся вместе с Лизой, пересадил ее на другую табуретку, поднял свою рубашку с пола. Застыл на несколько секунд, глядя на удрученную Лизку.
– Не уходи, – давясь слезами, продолжала умолять Лиза.
– Так надо. Прости, Рыжик, – не оборачиваясь, вышел из комнаты, а она упала на пол, долго рыдала, до истеричных всхлипываний, до боли в горле, била кулачками по полу, чувствуя бессилие что-либо изменить; не поняла, как уснула.
Проснулась Лиза утром с больной головой. Она лежала на кровати в родительской спальне, а рядом валялся Ромка, бережно перебирал ее волосы, высвобожденные из сложной прически. Выглядел Бес виноватым и старательно прятал глаза. Лизка повернулась к нему, хотела прижаться, но уловила едва различимый запах женских духов. Сандал. Мускус. Слишком сладкие. Навязчивые. Чужие. Сердце камнем упало вниз, затвердело и отказалось биться.
– Ты вчера ушел. Зачем вернулся? – сорвался вопрос с побледневших губ.
– Убедиться, что с тобой всё хорошо. Попрощаться, – тихо, без эмоций, опустошенно.
– С той, кто «Kenzo» пользуется, попрощайся, – хмыкнула Лиза, пряча жгучую боль в сердце.
– Лиз, не надо, прошу тебя. Не буду оправдываться.
– Конечно. Я же маленькая дурочка, у которой будущее расписано наперед. А тебе нужна та, у которой не будет больших планов. Снял на вечер – никаких проблем. Только после того, что вчера было, ты пошел к другой. Сразу же. Не захотел быть учителем, да?
– Лиза, – процедил Роман. Впервые он жестко разговаривал с ней. – Я не буду ничего тебе объяснять. Придет время, ты всё поймешь сама. Я уезжаю, не знаю, когда вернусь. Скорее всего, осенью. Не делай глупостей. Сдай вступительные экзамены. И не сходи с ума, договорились?
Лизка в ответ лишь косо усмехнулась, не пряча горечь обиды, стараясь не думать о том, как Ромке было хорошо с другой, о том, что он не захотел ее – маленькую, неопытную, глупенькую; ушел к более умелой и доступной.
Роман медленно поднялся с кровати, подошел к двери, замер, явно передумал уходить. Вернулся. Присел к Лизке, поцеловал сначала в нос. Потом принялся покрывать легкими поцелуями глаза, щеки. И опять она сдалась без боя. Хотела простить ему всё, – здесь и сейчас, – чтобы вновь чувствовать вкус полных губ, распадаться на части от прикосновений и становится целой вновь, когда Ромка страстно ласкает ее тело.
– Рыженький мой, прости. Я вернусь, погуляем и обмоем твой студенческий. Не подведи меня. Ты самая лучшая, хорошая. Моя, моя, моя, – бормотал он между быстрыми поцелуями, тяжело дыша, пытаясь загладить свою невольную вину.
Девушка кивнула головой, не в состоянии понять перемену в поведении своего героя. Он ушел, а она лежала в растерянности, пыталась понять, как жить дальше. Рома ясно дал понять, что вместе им не быть. Никогда.
