Текст книги "Небо на двоих (СИ)"
Автор книги: Korolevna
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Девочка не заметила, как ее ладошка коснулась руки парня. Он не отреагировал, значит, дал молчаливое одобрение ее действиям. Оказалось, что вдвоем смотреть на небо куда как веселее. Сразу же стало хорошо и спокойно, как будто так было всегда – Лиза, Рома и Цейс, лежат на поляне, смотрят на облака, которые продолжают баловать их своим бегом по голубому куполу неба.
– И что мне с тобой такой делать? – тихо произнес Ромка. – Спасения от тебя нет никакого. Убегать любишь из дома. Пропадешь же совсем одна, потеряешься, кто тебя спасет?
– Ты и Цейс, – наивно и просто ответила Лизка. – Ром, ты же никогда меня не бросишь, правда?
– Правда, – ответил нехотя парень, продолжая смотреть на небо, улыбаясь чему-то своему.
* * *
Лето закончилось, на его место пришла осень. Рома уехал к дедушке и бабушке, его ждала школа. Лиза же вместе с мамой и дядей Сашей поселилась в квартире. Девочка скучала по собаке, брату, просторам дачи, но быстро привыкла и к отдельной комнате, и к новому детскому саду. Роман приходил по воскресеньям, они выгуливали Цейса во дворе, смотрели мультики по видеомагнитофону, удивительно, но у детей с разницей в десять лет находилось сотни поводов для общения.
Иногда Ромка включал на стареньком магнитофоне кассеты «Кино», слушал с отрешенным лицом. Лизка притихала, не доставала его вопросами, садилась рядом и не понимая смыла песен, ощущала, как ей становится холодно и по коже бегут мурашки. В такие моменты ей делалось жутко страшно, казалось, что Ромка уходит далеко отсюда и уже никогда не вернется. Как только музыка заканчивалась, то мир обретал былые краски, обожаемый и обоготворяемый старший брат вновь становился собой.
Два года пролетели, как неделя – незаметно, быстро и легко. Лизка пошла в первый класс, а Роман стал студентов юридического факультета МГУ, на почве чего постоянно конфликтовал с отцом. Он-то хотел быть кинологом, воспитывать собак или служить в спецкорпусе, но дядя Саша занял непреклонную позицию – нечего сыну ерундой страдать, будет юристом, продолжит отцовское дело. Зря, что ли он, нужных людей нашел, и его, балбеса, в университет пристроил? Оба делали хорошую мину при плохой игре, пытались не касаться темы будущего при семейных собраниях, обедах и воскресных ужинах, успевших войти в привычку.
Если с Ромкиной учебой всё было предельно ясно, то Лизке в школе не нравилось. Нет, училась она хорошо, слыла прилежной девочкой, о вот не могла давать отпор обидчикам – и всё тут! Старший брат приходил пару раз в школу, делал выволочку двоечникам-третьеклассникам, хотевшим ради спортивного интереса отобрать портфель у первоклашки. Внушение подействовало. Лизку задирать перестали, но и друзей у нее не прибавилось. Все отвернулись, боялись слово лишнее сказать или бросить косой взгляд в ее сторону ненароком. Наиболее устойчивой оказалась соседка по парте – Вика Кузьмина. Она не брезговала дружбой с девчонкой, у которой такой защитник. Сказался интерес шкурный: ежели чего, то брат подружки защитит от приставаний местного хулиганского бомонда.
Новость о том, что Рому вышибли из университета, могла похвастаться эффектом разорвавшейся бомбы. Дядя Саша рвал и метал, постоянно ругался, пил коньяк, с периодичностью хватался за сердце, вызывал непутевое чадо для разговора.
Ромка явился довольный собой, подмигнул Лизке и скрылся на кухне, не став притворять плотно дверь, зная, что потом от любопытной девчонки все равно спасения не будет и придется рассказывать, о чем они говорили с отцом.
Весь разговор сводился к тому, что дядя Саша не намерен терпеть очередные выкрутасы сына и от армии отмазывать не станет, благо, Афган остался далеко за поворотом, в Советском Союзе, который год назад приказал долго жить. На том и порешили. Ромка выскочил из квартиры, будто ужаленный, даже не поговорив на прощание с Лизкой.
Повестка из военкомата пришла в начале осени. Дядя Саша мрачнел лицом, надеялся, что сын одумается, сдаст «хвосты» и его удастся восстановить на юрфаке, но тот удался характером в него, упрямство передалось на генетическом уровне. Лиза ходила, как в воду опущенная, боялась заговорить с родителями, что же она будет делать без старшего брата, своего кумира и самого близкого человека на свете.
В тот вечер Рома пришел поздно. Выглядел необычно, лишь спустя некоторое время Лиза догадалась, что брат был пьян. Он парой слов перекинулся с отцом, вежливо отказался от ужина, предложенного мамой, улегся на Лизкину кровать, долго всматривался в потолок, не включал свет.
За окном накрапывал нудный дождик. Сумерки заполнили собой окружающее пространство, смешали тени и очертание предметов в комнате.
Лизе сделалось жутко. Она села рядом с Ромой, принялась разглядывать его новый облик. Исчезли буйные локоны, но короткая стрижка необычайно шла взрослому парню, коим к восемнадцати годам стал старший брат. Теперь его острые скулы стали выглядеть отчетливей, ушла детскость, контур губ стал жестче. Лиза не узнавала красавца, лежащего на кровати. Ее привычный Ромка исчез бесследно.
– Жаль, не могу взять с собой Цейса, – вздохнул Роман. – Бедняга не привык оставаться без меня, да и старики сами с ним не справятся. Замучает воем.
– Отдай его мне! Он меня любит, – тут же нашлась девочка.
– А родители? Не разрешат же, – пожал плечами брат.
– Я их уговорю. Вот увидишь! – возникла пауза. Тишину нарушали лишь капли дождя, падающие на медный козырек с обратной стороны окна. – Ром, а кто тебя в армию провожать будет?
– В смысле?
– Ну, парней всегда девушки в армию провожают, я по телевизору видела, ждать обещают, всё такое.
– А никто, Лиз. Не надо меня провожать. Кто меня ждать захочет из моих подружек? Только я в часть попаду, а они уже и думать забудут, что Роман Бессонов когда-то был рядом. У меня есть ты, Цейс, дед с бабушкой. Вы меня дождитесь, никуда не ходите, пока меня не будет.
– Я дождусь! Обещаю! Правда-правда! – в серых глазах Лизы застыли слезы. Она шмыгнула носом, не выдержала и разревелась, как в тот день, когда угодила в яму на берегу реки.
– Эй, мелкая, иди сюда, – Ромка сгреб ее в охапку, уложил рядом с собой, стер влажные дорожки на щеках. Лизка два раза всхлипнула, но тут же прижалась к нему, обхватила руками. – Чего ревешь?
– Ром, не уходи. Как же я без тебя? Не хочу оставаться одна. Мне с тобой так хорошо.
Роман задумчиво перебирал распущенные волосы цвета пшеницы, говорил всякие глупости, шутил, смеялся, но Лизка понимала, что это он делает ради нее. Он сам близок к тому, чтобы расплакаться.
Провожать Ромку утром в военкомат ее не взяли, отправили в школу. Весь день Лиза ходила чумная, рассеянно вела себе на уроке, смотрела в окно. Едва дождалась окончания занятий. Дома ее уже поджидал Цейс. Он тихо поскуливал, искал хозяина, но не мог обнаружить. На Лизкиной кровати остался запах Ромки, и пес улегся туда, ворчал и всё нюхал покрывало. Девочка улеглась рядом, расплакалась навзрыд, уткнувшись лицом в собачью холку.
Так шли дни, недели складывались в месяцы. Лиза не могла заполнить брешь, образовавшуюся в душе ни прогулками с псом, ни посиделками во дворе с компанией, куда ее случайным образом приняли, увидев Цейса, ни за игровой приставкой, когда к ней приходила в гости Вика. Ей не доставало Романа, она скучала по их странным беседам. Девочке казалось, что она потеряла часть себя, и не может найти.
Письма Ромка писать не любил. Эпистолярный жанр никогда не был его сильной стороной. Те записки, что он присылал, бабушка зачитывала Лизе по телефону, если там она упоминалась. Хотя, к слову сказать, весь текст письма сводился к следующему: не разрешать Цейсу отлынивать от пробежек, выгуливать его регулярно, а Лизке не реветь по пустякам. Короткий привет, и всё. На этом фразы на тетрадном листе в клетку обрывались. Отцу приветов Рома не передавал.
Время до Ромкиного дембеля Лизка отмечала красными крестиками в календаре, всё ждала момента, когда брат вернется и всё станет по-прежнему: они будут гулять с Цейсом, разговаривать о всяких пустяках и вновь ее маленькая жизнь обретет смысл.
Когда до приезда Романа оставался месяц, то по телевизору прозвучали страшные слова: «ввод войск», «террористы», «Грозный». Теперь местонахождение Чечни знал даже первоклассник. Дядя Саша долго звонил кому-то, что-то прояснял, закрылся в комнате и пил коньяк в одиночестве. Затем сказал, чтобы Лизка ни при каких обстоятельствах не говорила бабушке и дедушке Ромки о войне. Она пообещала. Не говорила, отмечала дни до возвращения брата. Отмеренный срок закончился, Лизка ставила красные крестики на другом месяце, третьем, а дядя Саша делал телевизор тише или выгонял девочку с Цейсом из комнаты, когда передавали очередной репортаж о боевых действиях в Грозном.
Лиза не могла представить, что война может идти здесь и сейчас – в настоящее время, в стране, где она живет. Для девочки это слово всегда было связано с немцами и Гитлером, помыслить о том, что в данный момент ее горячо любимый и обожаемый Ромка убивает людей, она никак не могла. Но факт оставался фактом. Роман Бессонов на дембель не попал, остался со своим взводом на сверхсрочную службу. Домой письма перестал писать вообще, считая, что обнадеживать не стоит. Вдруг, завтра убьют, а письмо придет уже после?
За время отсутствия сына дядя Саша изменился, стал более замкнутым и понурым. Дела в бизнесе шли в гору, набирали обороты контракты, но отцовские переживания делали свое дело. Пытаясь хоть как-то компенсировать свою вину перед парнем, он сосредоточил внимание на Лизе, которой шел двенадцатый год. Она выросла, вытянулась, стала похожа на тонкую тростинку. На лице появились чудные веснушки, как дополнение к пшеничным волосам, приобретшим рыжий блеск. Лиза перешла в другую школу, более «элитную», с ней же за компанию туда попала и ее подруга Вика, чтобы не было так страшно адаптироваться в новом коллективе. Девчонок приняли сразу же, детская жизнь потекла своим чередом.
Лиза же постоянно думала о Ромке, он ей снился ночами, просил не уходить и оставить рядом Цейса. Она поклялась, что никуда не уйдет и пса не оставит. Так продолжалось почти полтора года.
Июнь выдался холодный и дождливый. Солнце показывалось изредка, пригревало землю, и вновь пряталось за покровом свинцовых туч. Радости от таких каникул не было и в помине. Да еще Цейс расстраивал до сердечной боли. Пес почти ничего не ел, не пил и постоянно лежал в конуре, высовывая морду, обнюхивал Лизкины руки, и вновь скрывался там явно разочарованный. Возраст у собаки почтенный – тринадцать лет. Дядя Саша привозил ветеринара, то развел руками, мол, что поделаешь, медицина бессильна. Лучше бы его усыпить, чтобы не мучился. Лизка расплакалась навзрыд, умоляла едва ли не на коленях. Они ведь ждут, должны дождаться Ромку! Взрослые махнули рукой, оставили девочку тихо страдать, а пса – помирать от старости.
Лиза увидела из окна, как высокий и плечистый незнакомец, одетый в военную форму, подошел к конуре Цейса. Друг, на удивление, вылез из своего убежища, стал обнюхивать руки, а затем еле-еле вилять хвостом; сил на большее у него не оставалось. Мужчина засмеялся, что-то сказал, склонился к псу, принялся нашептывать ему на ухо, совсем как…
– Рома! – выкрикнула Лиза, бросилась вон из дома, но подбежав к месту, остановилась, замерла. Не могла поверить, что красивый молодой мужчина и ее вечно дурашливый брат, которого она ждала всё время – один и тот же человек.
Мужчина продолжал гладить пса, который ослабевал и уже лежал на земле, тяжело дыша, прикрыв глаза, елозя хвостом по пыльной земле.
– Дождался, друг, дождался. Прости меня, что пришел так поздно, – услышала Лиза слова. И сердце тут же подскочило в груди, как теннисный мячик на корте. Ромка! Он! Но ведь и не он в тоже время. Слишком красивый, незнакомый, взрослый, вернее, возмужавший, если не постаревший.
– Лизка! – он оставил пса, подхватил девочку на руки, а та не знала, как реагировать на объятия мужчины. От парня она уже успела отвыкнуть, а незнакомца еще не успела принять, полюбить, узнать заново. – Вот ты вымахала! Мне уже по плечо будешь. Узнал, сразу узнал по волосам рыжим.
– Золотистым! – пискнула девочка, в которой уже начала медленно просыпаться женственность и любовь к кокетству.
– Веснушки на носу! – хохотнул брат. – Еще год – невестой будешь, я начну твоих кавалеров гонять. Для порядка, чтоб не расслаблялись. Эй, да что с тобой?
– Поставь меня на землю.
Рома беспрекословно выполнил ее просьбу. Лиза еще раз оглядела его. Военная форма цвета хаки с пятнами на оттенок светлее, чем основная ткань, выглядывающая в вырезе на груди тельняшка в бело-голубую полоску, тяжелые ботинки с высокой шнуровкой. Чужие вещи, пугающие, выглядящие нелепыми посреди московского дачного поселка. От брата пахло странно, непонятно. И дело было не в казенном запахе военной формы. Не могла Лизка представить, что так пахнут порох, кровь, взрывы, крики раненых – весь «багаж», который Ромка притащил в своей душе из Чечни; то, что будет приходить к нему в кошмарных снах по ночам.
– Цейс! – Лиза перевела взгляд на собаку. Он не шевелился, хвост дернулся пару раз и замер. Время шло, а он лежал и лежал в дворовой пыли.
– Не смотри, Лизка, – парень закрыл ей глаза ладонью, где появились грубые мозоли. Она дернулась, попыталась вырваться, но железная хватка не позволила. – Он дождался, и только сейчас ушел. Тащи лопату. Она в сарае, как всегда?
Девочка кивнула, сглатывая слезы, помчалась за рабочим инструментом. Рома выбрал последнее пристанище для Цейса на том самом заросшем травами неухоженном палисаднике-газоне, где они вдвоем когда-то смотрели на одно небо.
Пока Лизка бегала к сараю, тащила тяжелую лопату, Рома успел сбросить верхнюю одежду, остался в камуфляжных брюках и ботинках. Уложил безжизненного Цейса на траву, молча взял из рук сестры лопату, принялся копать. Работал быстро, было видно, что он не боится тяжелого физического труда.
Если бы Лиза была постарше года на три, то смогла бы оценить развитую мускулатуру, грациозные движения и мужскую силу, буквально исходящую от Романа волнами. Он изменился, превратился в воина, привыкшего отвечать за свои поступки, узнавшего, что значит честь, долг, дружба. Но пока Лизка не смотрела особым вниманием на обнаженный торс и перекаты мускулов, она тихо хлюпала носом, смаргивала слезы, провожая Цейса в последний путь. Вот, что имел в виду брат, когда говорил, чтобы они его дождались и никуда не уходили, пока он не вернется.
– Прощай, друг, – тихо произнес Рома, когда яма была засыпана влажной землей. – Хоть тебя провожу, как надо.
– Я не хочу другую собаку, – проронила Лизка. – Мне больше никто не нужен. Только Цейс. – Добавила едва уловимо: – И ты.
Они посидели молча еще пару минут у могилы пса. Лиза не выдержала, подошла к Роме, обняла его за шею, прижалась, боясь, что он опять куда-то уйдет. Тот тяжело вздохнул, поцеловал ее в макушку. Лизка дрогнула. Ей показалось, что она получила разряд электричества, сердце дернулось, как будто ему стало тесно в груди. Чуть отстранившись, девочка заметила, что глаза брата приобрели стальной оттенок. Синий цвет отступил, его место занял свинец, но зеленые крапинки в центре радужки остались неизменными.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Лиза провела пальцами по коротким каштановым волосам, спустилась к заострившемся скулам, легко коснулась полных губ, на которых виднелся небольшой шрам, пощупала подбородок, украшенный темной двухдневной щетиной.
– Изменился. Непохож на себя, – тихо прошептала она. – Красивый.
– Ты тоже, мелкая, – хрипло отозвался Рома. – Иди сюда, дай мне почувствовать, что я живой.
Он прижал ее к себе так, словно от Лизки сейчас зависела его жизнь, то, насколько быстро Рома почувствует себя нужным, вспомнит, что у него есть семья, что его ждали и любили – искренне и беззаветно, пока еще только, как дорогого и близкого человека.
– Я вернулся, Лизка.
– Не уйдешь больше? Скажи, что не уйдешь! – отчаянно выкрикнула она, но в ответ Ромка лишь горько усмехнулся, виновато спрятал глаза.
Молодой мужчина прижимал к себе девочку-подростка. Они сидели на мокрой траве, посреди заросшего палисадника, который никак не приводится в порядок вот уже который год; их полянка, маленький мир, где еще можно попытаться оставить всё, как было.
Лиза перебирала короткие, жесткие волосы, которые не хотели быть послушными, завивались на затылке. Рома тяжело дышал, а Лизка растерялась от нахлынувших на нее чувств, которые перевернули весь ее привычный мир с ног на голову. Брат, которого она ждала, безумно боялась за него, вернулся. Он стал другим, непонятным, пугающим, и в тоже время, остался собой. Лишь с ней. Ей не хотелось, чтобы сладкий миг заканчивался, она пыталась совладать со своими просыпающимися чувствами, но попытки убедить себя в том, всё вернется назад, разлетелись прахом. На осколках детской восторженности прорастало иное чувство – запретное и сильное. Но ни Роман, ни, тем более, Лиза еще не понимали этого.
Именно в таком положении их застали родители, приехавшие из Москвы. Дядя Саша обрадовался сыну, обнимал его, крепко прижимал к себе, неловко расспрашивал, как дела и почему он не предупредил о приезде. А мама очень внимательно смотрела на Лизу, сокрушенно качала головой.
Часть 2
Роман Бессонов возвращаться к обычной жизни, как оказалось, не пытался, даже не пробовал. Побыв немного среди родных и близких, он вновь засобирался в дорогу. Не мог находиться среди быта и медленно текущих будней. Теперь он официально числился в спецподразделении, нес опасную службу, не считая зазорным избранную профессию. Отец махнул рукой, понимая, что давно не указ взрослому человеку, прошедшему «горячую точку». Опытом сын с легкостью мог заткнуть его за пояс. Что видел дядя Саша? Сделки на работе да мелкие разборки среди кооперативщиков в пристроечные времена. Его же сын заглянул в глаза смерти. Изменения в нем произошли разительные. Исчезла юношеская сумасбродность, желание делать всё наперекор. Общение давалось с трудом. Поначалу возникала неловкость в разговоре, все осекались, когда речь заходила о войне. На Ромкином лице появлялась удивительная жесткость, не виданная раньше.
Местом жительства Романа значилась Москва, однако он отсутствовал в столице перманентно – учения, боевые спецоперации, сборы и командировки. Бессонов жил работой, приобрел для себя новые смыслы, пытался делать то, чему научился. К чему-то большему или другому, по его мнению, он не способен.
Личная жизнь брата оставалась для Лизки тайной за семью печатями. Жениться он явно не собирался, девушек знакомиться с семьей не приводил, чему девчонка радовалась с нескрываемым облегчением. Правда, слухи о бесчисленных подружках доходили. Друзья-сослуживцы старшего брата являлись ребятами чересчур общительными и шумными, совместные собрания на даче заканчивались грандиозной попойкой. В присутствии Лизы они еще пытались себя контролировать, но без нее они расслаблялись, как могли. Лизке частенько приходилось убирать ящики и пустые бутылки из-под всевозможного спиртного.
Виделась Лизка с братом не так уж часто, но и не редко. Каждый приезд Ромки напоминал фейерверк – красиво, ярко, громко, но, увы, недолговечно. Он вновь уходил на опасную работу, мобильный находился вне зоны доступа сети, и лишь он сам мог позвонить, когда выдавалась возможность. Жить в непрерывном режиме ожидания и волнения Лиза привыкла, не отдавала себе отчета, что пропускает основные события подросткового становления; они проносились с крейсерской скоростью мимо, не втягивая девочку в свои сети. Она еще не пробовала курить, не бегала на дискотеки, не строила глазки мальчишкам. Просто училась, помогала по дому матери, и ждала, ждала, ждала…
К пятнадцати годам Лизавета расцвела, превратилась из угловатой девочки в молодую и интересную девушку с копной рыже-золотистых волос, огромными серыми глазищами и пухлыми губками. Правда, всё великолепие молодости и миловидности тщательно скрывался за майками, джинсами и свитерами-балахонами. Родители не хотели признавать, что их маленькая девочка давно уже не ребенок, сама же Лизка об изменениях не задумывалась, и лишь от проницательного Романа ничего нельзя было скрыть. Он старался покупать вместе с сестрой модные вещи, таскал ее по дорогим бутикам, благо, деньги получал приличные и не придумал ничего лучше, как тратить их на предмет своего обожания.
* * *
Вика крутилась перед зеркалом, примеряя платье, купленное по случаю дня рождения Лизы. Подруга за год вымахала, приобрела выразительные формы, стремилась подчеркивать их топами с декольте и короткими юбчонками, к которым просился эпитет «набедренная повязка». Блондинка состригла длинные косы, сделала модную стрижку, всячески пыталась показать, что перешагнула порог детства.
Синий стрейч обтягивал фигуру в правильных местах, и Вика, в очередной раз восторженно посмотрела на себя в зеркало. Лиза валялась на кровати в растянутой майке и рваных джинсах, подражая героине сериала «Дикий ангел», смотревшей на девчонок с постера, приклеенного скотчем над письменным столом.
Лизка перелистывала страницы журнала, попутно сравнивая себя с известными фотомоделями. Сравнения получались явно не в свою пользу.
– Тебе идет больше, чем мне. Хочешь, подарю?
– Да ладно? – Вика вытаращила на подругу глаза. – Тебе же брат покупал. Увидит на мне, сразу лекции читать будет, мол, брать чужое нехорошо. Я, типа, сирых и убогих, тебя в смысле, обижаю.
В последнее время Ромка принялся воспитывать сестру с неимоверным усердием, переключаясь и на ее закадычную подружку, которая втягивала простодушную Лизку в авантюры.
– Мне оно всё равно не нравится, можешь взять, – отмахнулась девчонка.
– Ну ладно, – хмыкнула с сомнением Вика. Она быстро переоделась в свои вещи, сунула платье в сумку, боясь, что подруга передумает. – Мне пора. Сегодня свидание назначил Арсен.
Вика Кузьмина активно бегала на свидания, не пропускала ни одного мало-мальски приличного парня в возрасте от пятнадцати лет и до… Разница в возрасте и мужские потребности ее не пугали, хотя до сих пор Вика оставалась девушкой, чем сей факт ее печалил до невозможности. Она не любила отставать от моды и не быть на гребне волны.
Девчонки, как всегда, не могли расстаться без обсуждения важных тем, которые внезапно вспомнились около полуоткрытой входной двери. В этот момент в прихожей появился Роман, вышедший из ванной. На нем красовались одни лишь светло-голубые джинсы, идеально показывающие, насколько брат Лизки хорош собой: развитая мускулатура, пресс, гибкие и отточенные движения.
Видно было, что парень принял душ, привел себя в порядок после изнурительных дней опасной командировки. Он взъерошил короткие каштановые волосы полотенцем, попытался расправить их пятерней.
– Для таких целей придумали расческу, – заигрывающим тоном мурлыкнула Вика.
Ромка не любил бывать в квартире, доставшейся ему после смерти бабушки и дедушки. Он приезжал, к отцу домой, как был: уставший, небритый, в камуфляже. Принимал душ, переодевался «в гражданское», засыпал практически на сутки, приходил в себя после «командировок». А потом тянулось ожидание телефонного звонка, который служил сигналом, что вновь пора отправляться в путь.
– В курсе, – Роман предупреждающе посмотрел на девчонок. Лизка поежилась. Знала, что они поймались «на горячем». – Еще раз засеку у диско-бара, ноги повыдергиваю, – резко произнес он.
– А ты там, что делал? – решила съязвить Вика. Ее раздражал брат Лизки. Не смотрит на нее, как она привыкла, да еще отчитывает, как первоклассницу.
– Ехал мимо, остановился у ларька сигареты купить. Смотрю, ба! Знакомые все лица. Какого черта забыли около притона? Вика, последнее предупреждение, – твердо произнес Ромка, наградив девчонку пристальным и суровым взглядом.
– А что, сразу Вика? Сестре не хочешь ничего сказать?
– Кому? Ей? – хмыкнул Ромка, кивая головой в сторону притихшей Лизы. – Она на такое не способна в одиночку. А тебе, Кузьмина, дам совет: мужики не любят ехидных и навязчивых женщин. Всё. Свободны. Разойтись.
– У себя в отряде командовать будешь, – буркнула блондинка, но Бес уже скрылся в комнате, закрыв за собой дверь.
Вика зашипела разобиженной кошкой, Лизка хихикнула. Ей нравились пикировки Романа и подруги. И еще она понимала, что старший брат прав. Зачем спорить, если по-настоящему виноват? Около диско-бара подруги крутились, высматривая симпатичных парней. Конечно, их высматривала Вика. Стреляла глазками, направо и налево, а Лизка просто сопровождала сумасбродную девчонку в качестве «гласа разума», служила ее стоп-краном, не дававшего наделать глупостей окончательно и бесповоротно.
– Лиза, – заговорщицки прошептала Вика на ухо. – Ты счастливая! У тебя по квартире такой мужик расхаживает. В одних джинсах, без футболки. Загляденье просто.
– Да? И кто же?
– Вот балда! Ромка твой, ненаглядный, конечно. Красивый, накачанный, тон командирский. Мечта, – подруга закатила глаза.
– Вик, ты о моем брате говоришь, между прочим, – обиженно протянула Лиза.
Не понравились ей намеки, которые более опытная и зрелая не по годам подруга адресовала Роману. Она-то отчетливо понимала, что Вика ведет себя так со всеми молодыми парнями, но именно повышенное внимание к сводному брату задевало за живое, заставляло более пристально смотреть на себя, сравнивать с более свободной и раскованной подругой. И от этого делалось как-то грустно на душе.
– Так не о муже ведь, – хмыкнула блондинка. – Я получаю удовольствие от одного только взгляда. Ладно, не бойся. Всё равно мы с тобой для него – две сопли зеленые. Не выйдет ничего. Пока, подружка.
Вика привычно чмокнула Лизку в щечку, скрылась за дверью. Провернув ключ в замке, девушка прислонилась к стене, обдумывая сказанное подругой. На краю сознания появилась мысль, зажглась, как фитиль масляной лампы, и тут же погасла.
Зайдя к себе в комнату, Лиза обнаружила Романа, развалившегося на кровати, и внимательно изучающего девчоночий журнал «Coolgirl». С ярких глянцевых страниц улыбались полуобнаженные красотки-модели, пестрели заголовки о первой любви и сексе.
– Мдя, нашему поколению такие откровения даже и не снились. Всё познавалось опытным путем, методом проб и ошибок, – Ромка хмыкнул. – Не рановато ли журнальчики сомнительные читать, а Рыжик?
После возвращения сводного брата из армии прозвище «Рыжик» приклеилось к Лизке намертво. И как она только не пыталась объяснить, что вовсе не рыжая, а золотистая, результат оказался нулевым. Более того, и мама, и дядя Саша, переняли дурацкую привычку и звали ее также. Хорошо хоть дома, а не на людях. Иначе такого позора Лиза не пережила бы точно.
– Отдай! – она выхватила журнал из рук, бросила под кровать. – Полезная вещь, между прочим. Сразу буду знать, что почем, не буду наивно глазками хлопать. У кого спросить? У подружек? Они, как ты говоришь, методом проб и ошибок опыт получают. Я в теории подготовлюсь.
– Ага, – Ромка не скрывал веселья. – Особенно тебе пригодится знание Кама-Сутры и двадцати способов получения оргазма.
– Чего? – Лизка удивленно уставилась на парня.
– Я так и думал, – довольно ухмыльнулся он. – Лиз, ты ж не понимаешь ни черта, что там написано. Ребенок ты еще.
– Я – ребенок?! Со вторым размером груди? У меня месячные с двенадцати лет! – оскорбилась девчонка в лучших чувствах героини аргентинской мелодрамы.
Она плюхнулась на кровать рядом с удивленным Романом. Тот приподнялся на локте, внимательно заглянул в серые глаза, в которых горел неприкрытый вызов.
– Лизка! Святая наивность! Простая, как пять копеек. Нельзя об этом заявлять мужчинам. Может, ты мне еще про первые поцелуи расскажешь? – Рома выгнул красивую бровь.
– Было бы что рассказывать, – буркнула Лиза, закусив нижнюю губу.
Целоваться она не планировала. Достойные кандидаты для выполнения почетной миссии пока не находились. Одноклассники казались ей отвратительными, то ли детьми, то ли так и не выросшими взрослыми; парни, с которыми гуляла Вика по микрорайону – тема отдельная, местами ужасающая. Нормальное общение с великовозрастными лоботрясами отпадало сразу же. Лизе казалось, что весь их словарный запас сводится к трем матерным выражениям и фразе: «Ну чё, пойдем?». О том, чтобы сблизиться сними в физическом аспекте, речи не велось, мысли не возникали.
– Да-а-а-а, – многозначительно протяну Роман. – Всё еще хуже, чем я предполагал. Оставайся такой дальше, Лиз, – тихо добавил он. – Только никому не говори. Найдется сотня желающих тебя просветить.
– Почему? – вздрогнув, спросила Лизка, вглядываясь в его глаза, ища там зеленые крапинки в радужке, попутно отмечая, длинные ресницы. И губы интересной формы…
Их лица приблизились. Дыхание Ромки обожгло щеку. По сердцу пробежала волна нежности, необъяснимое томление забилось внутри, как птица в неволе. Лиза забыла, как дышать. Замерла, приготовилась, сама не понимая, к чему именно.
Ромка задумчиво смотрел на нее, убрал золотистый завиток, упавший на глаза, завел его за ухо, провел рукой по нежной щеке, алебастровой коже, откуда за три года исчезли веснушки. Лиза приоткрыла губы, которых Роман коснулся большим пальцем, нежно обвел их конур.
– Потому что, сестренка, – хрипло произнес он, делая акцент на последнем слове, – слишком много мужиков хотят видеть рядом с собой неопытную девочку, для которой они будут единственным учителем, открывающим новый мир.
– И ты? – на грани слуха, задала вопрос Лизка, вспоминая, как же сделать глоток воздуха, ставшего в один крохотный миг густым и не нужным.
Роман болезненно поморщился, поднялся с кровати, оставив ошеломленную девчонку с мыслями, устроившими чехарду в голове. Они прыгали, менялись местами, никак не могли остановиться и дать понять, что же сейчас произошло.
Лизка смотрела, как брат поспешно натягивает серую футболку, направляется к выходу из комнаты. Не раздумывая над своими действиями, она прытко соскочила с кровати, подбежала к Ромке, обхватила его руками. Прижавшись к сильной спине всем телом, ей казалось, что она сможет удержать, вернуть ту неповторимую легкость в их отношениях, которая сейчас разрушилась и погребла их двоих под завалами.
Прошлое взорвалось, ранило осколками. Будущее зияло пустотой и страшной неизвестностью. Настоящее сжалось в крохотный ком, готовый лопнуть от одного неосторожного движения.
Спазм сжал горло, слезы брызнули из глаз, Лизка дернулась всем телом. Роман ловко высвободился из ее хватки, развернулся лицом, прижал к себе. Поцеловал в макушку.
