Текст книги "Забудь свой ад (СИ)"

Автор книги: konoplya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Твою мать! Больно! – заорал Румпель, выдергивая руку из их захвата, прижимая к себе, пытаясь самостоятельно справиться с браслетом. Прядильщик испуганно всхлипнул, отпрыгнув от них, прижимая к себе посох. Темный недовольно зашипел, с презрением взглянув на труса, а затем на Румпеля.

– Нам нужна магия! Без магии, ты – никто! – маг ткнул пальцем в сторону Румпеля. – А ты – ничто! – палец другой руки указал на прядильщика, который испуганно потупил взгляд.

– Я справлюсь сам! – сквозь зубы выдавил из себя Румпель, подавив желание отчаянно закричать.

– Он же… он убьет Бэя. Моего мальчика, он убьет его, – жалостливо пробормотал кто-то со стороны. Румпель нехотя поднял взгляд, встречаясь с собой, облаченным в черный костюм и укрытого накидкой Бэя. Отец прижимал потёртую ткань к себе, а в глазах читались знакомые ему отчаяние и боль. – Его нужно спасти, нужно… нужно… – глаза мужчины с мольбой смотрели на каждого присутствующего в этой маленькой комнате. Пошатнувшись, отец схватил взвизгнувшего от неожиданности Темного за грудки, требовательно встряхнув. – Ты же знаешь, что нужно делать! Спаси его! Спаси моего сына! Ты же смог в первый раз это сделать!

Отец трусил мага, который ошарашенно взирал на него, забыв о браслете. Трус всхлипнул и подсел ближе к Румпелю, который казался спокойнее всех здесь присутствующих. А Румпель с трудом сглотнул подкатившую к горлу желчь, без магии он действительно был никем. Он не способен был спасти своего сына, не сейчас. Он… Они все обречены на боль и потерю.

Темный брезгливо оторвал от себя руки отца, которые продолжали уже тянуться к шее.

– У меня есть план, – взглянув на каждого по очереди, он замешкался.

– Ну! – отец вновь потянулся, к Темному, но тот лишь неловко оттолкнул его от себя.

– Нужно избавиться от браслета, сейчас же! – глаза мелькнули золотом, когда мужчина схватил лежавший на полу меч. – Мы еще можем успеть!

Румпель ошарашенно уставился на меч, трус всхлипнул и прижался к нему, пытаясь скрыться за спиной мужчины. Отец замер, с сомнением смотря на Темного.

– Что? Нам нужна магия! – Темный взмахнул мечом, рассекая воздух.

– Н-нет… Не нужно, это больно… – выдавил из себя прядильщик со страхом смотря на Темного.

– У тебя тут вообще права голоса нет, из-за тебя все это произошло, – рыкнул отец, нервно сжав в кулаке накидку.

– Это ненормально, – с сомнением отозвался Румпель, попытавшись вновь стянуть с руки браслет.

– Мы только снимем браслет, и у тебя вновь будет рука, – Темный подтолкнул Румпеля, положив его руку на стол.

Его заверения и шепот успокаивали, он, как искусный змей, подталкивал Румпеля к краю, позволяя ему закатить рукав своей рубашки.

– Не нужно, не нужно… – бормотал позади всех прядильщик.

– Бэй может погибнуть, ты должен это сделать. Должен, – выдохнул отец, зажмурившись.

Румпель затаил дыхание, когда Темный замахнулся для удара.

– А что я Белль скажу?! – рука с блеснувшим на свету обручальным кольцом остановила мага в миллиметре от браслета. Темный недоуменно моргнул, отшатнувшись от мужа.

– Что ты спас ее и сына! – рыкнул отец, потянувшись к магу за мечом.

– Без магии мне не спасти их, – уныло отозвался Румпель, сжав ладонь в кулак.

– Должен быть же другой выход, – прядильщик с трудом поднялся на ноги, боясь взглянуть в глаза разъяренных мужчин.

– Зачем ей муж без руки?! – возмутился муж, выхватив меч.

– Кто сказал, что он без руки будет! Один щелчок и рука будет на месте! – процедил сквозь зубы маг, наступая на мужа.

– Вы еще даже не женаты! А я могу потерять свою семью! К черту рука! Мне нужен сын! И внук! – встретившись с разъяренным взглядом мужа, отец неловко добавил: – И Белль!

– Я планирую! Между прочим, – муж перевел взгляд на Румпеля, – она отвалится, если ты лишишься магии.

– О, Господи… – пискнул прядильщик, уронив посох.

– А с какой стати я должен лишиться магии?! – взвизгнул маг, нервно взмахнув руками.

– Вообще-то, Белль моя истинная любовь, это подразумевает, что… – отозвался Румпель, избавляясь от наваждения Темного, начиная трезво оценивать ситуацию.

– Так на кой-черт нам эта женщина?! – воскликнули хором мужчины.

– Что?! – взревел муж, направляя лезвие к горлу мага.

– Убьешь его, не спасешь Бэя, – заискивающе прошептал отец, показывая пальцем на труса. – Вновь станешь им.

– Должен быть другой выход! Другой! – Румпель устало потер переносицу, пытаясь сосредоточиться. Мужчина вздрогнул, когда уха коснулось горячее дыхание.

– Твоя тень, дорогуша. Ты же можешь убить его кинжалом, пожертвовать собой, – рядом с ним сидел антиквар. Все присутствующие ошарашенно уставились на Румпеля и его собеседника.

– Не смей! – зашипел маг.

– Это… это храбро… – отозвался прядильщик, отступая к выходу.

– Но Белль…

– И Бэй останутся живы, – горько произнёс отец, понимающе переглянувшись с мужем. Румпель нерешительно пожевал нижнюю губу. Предсказание, как бы он не бежал от него, сбывалось.

– Сделаем это! – кивнув, Румпель решительно направился к выходу из лавки. Маг выругался, попытавшись остановить его, но был перехвачен антикваром.

– Не стоит, ты еще окажешься в плюсе, но не в этой жизни, – прошептал ему на ухо антиквар, подталкивая мага к выходу. За ним молча вышли отец и муж, подхватывая под руки спотыкающегося, все еще нерешительного труса, таща его за собой.

Румпель со своими двойниками подоспел вовремя, в тот момент, когда Пэн заканчивал свою пламенную речь.

– Вы посмотрите, какая делегация! Это твоя группа поддержки? – бровь мальчишки удивленно взметнулась вверх, а он оценивающе рассматривал его спутников. – А где помпоны?

– Мне кажется, мы еще не закончили, – Румпель пристально следил за каждым движением своего отца. Двойники медленно приближались, беря их в кольцо.

– Да что ты! И на что же ты способен без магии? Кто ты без нее? – Пэн защелкал пальцами, пытаясь подобрать нужные слова, зажмурившись, наслаждаясь появившейся ситуацией. – Может, трус? – он указал пальцем на вздрогнувшего прядильщика, что тут же виновато потупил взгляд. – Ах, наверняка папаша! Главное же не стать таким, как я, да? Только вот незадача, ты тоже от него отказался, – Пэн насмешливо пожал плечами, подарив отцу издевательский оскал. – Или может муж? – мужчины пристально взглянули друг на друга. Желваки на лице мужа опасно заиграли. – Ты ее вообще не заслуживаешь.

Мужчины сузили круг, подходя ближе к Пэну, каждый едва сдерживал себя от ярости и ненависти к этому человеку. Их эмоции передавались Румпелю, заряжая его, воодушевляя.

– Он меня достал, – кисло заметил маг, обходя Румпеля, вкладывая в его руку волнистый кинжал. – Убей его.

– Мы умрем… – прядильщик вздрогнул, когда антиквар схватил его за шкирку, встряхнув.

– Убей его, ради сына! – рыкнул отец, подходя ближе.

– Кто ты, Рум? – хохотнул Питер, игнорируя его двойников.

– Спаси ее, – тише добавил муж, обеспокоенно взглянув на замершую Белль. Рука Румпеля крепче сжала рукоятку кинжала.

– Кто ты? Ну, кто ты?

Дернувшись вперед, не совладав с эмоциями, сморгнув навернувшиеся на глаза слезы, Румпельштильцхен захватил Питера Пэна.

– Что ты… – непонимающе произнес Питер, пытаясь вырваться из захвата.

– Я, есть я, – выдавил Румпель, прижимая к себе сильнее Пэна. Двойники подошли совсем близко, наслаждаясь местью, скорым исходом. – Я, отец, трус, – прядильщик исчез, а хватка Румпеля стала сильнее.

– Я – отец! – кинжал с размаху вонзился в спину Пэна. Еще один двойник исчез. Мальчишка попытался вырваться, но стальная хватка сына не выпускала его.

– Я – муж! – повернув голову, он прошептал это на ухо Пэну, краем глаза отмечая то, как исчезает еще один двойник. Боль расползалась по телу, слова стали застревать в горле, а перед глазами темнеть.

– Рум, отпусти меня, мы еще можем стать семьей, еще…

– Ты забыл, я – антиквар. Сделки не будет, – собравшись с силами, Румпель провернул кинжал, едва стоя на ногах. Еще один человек исчез.

– Я – Румпельштильцхен! – Румпель с горечью, напоследок, поцеловал Пэна. Тот задохнулся подкатывающей к горлу кровью и внезапно хрипло рассмеялся.

– Мои методы воспитания всегда приносили плоды, – от Питера стал исходить свет, и маг стоящий рядом с ними неприятно поморщился.

– Методы такие же, как и ты, отец. Паршивые, – выдавил Румпель, едва удерживая на себе вес внезапно потяжелевшего отца. Его глаза пересеклись с золотистыми глазами мага, излучающими ярость и недовольство. Яркая вспышка превратила Пэна в какое-то слизкое существо.

Сердце Румпеля пропустило удар, но рука, сжимающая кинжал, глубже вонзилась в сине-голубое, полосатое рыбье тело монстра. Голова у монстра была, как у хамелеона, с огромными, вращающимися в разные стороны ярко-алыми глазами. Один глаз уставился на Румпеля, всматриваясь мелким зрачком в него. Мужчина поежился и зажмурился, боясь попасть вновь под гипноз. Румпель чувствовал под руками смятый плавник, внутренне борясь с дрожью, почувствовав скользящие движения лап монстра по своей спине. В воздухе взмахнула красно-бордовая щупальца осьминога, что на деле оказалась хвостом. Существо болезненно выдохнуло и стало оседать на землю. Борясь с тяжелым слизким телом, Румпель едва сам не упал под его весом. Он не видел, как золотая краска и чешуя стали стекать черной массой с мага, превращая его в смолянисто-черного Темного.

Рана, сделанная кинжалом, к удивлению мужчины, исчезла, а сердце забилось на такт медленнее, не так болезненно, как до этого.

– Значит, ты не Темный? – бесцветно отозвалась тьма, сложив руки на груди. Убрав прядь волос с лица, Румпель устало поднял взгляд на него.

– Я – Румпельштильцхен, – он нахмурился, смотря на вновь одетого Темного. На нем были обтягивающие штаны, ботинки и… Это что, кожанка?

– Тьма всегда будет в твоем сердце, – Темный приподнял бровь, изучающе окинув взглядом мужчину.

– Мы, как-нибудь, справимся, – небрежно пробормотал Румпель, не уточняя, кто именно «мы».

– Твое «мы», держится за счет моего «я». Со временем ты это поймешь, – многозначительно добавил Темный, сложив руки за спиной. На шее мелькнул знакомый Румпелю кулон с лебедем. Темный всегда видел будущее, его слова насторожили мужчину.

– Почему Питер Пэн? – его отец был худшим Вергилием всех времен.

– Он так просился, так просился, – Темный неоднозначно взмахнул рукой. – Ему слишком скучно было в том… другом мире. И он просил хоть немного развлечься… Одним словом – достал. А тут -ты! Я не мог не свести вас, это было зрелищно, – Темный оскалился, обнажив черные клыки.

– Кто бы сомневался, – буркнул мужчина. Монстр издал какой-то непонятный звук, привлекая к себе внимание мужчины. Обернувшись, он заметил, что Темный исчез.

Комментарий к Круг седьмой. День седьмой.

Монстр седьмого круга: Диссоциативное расстройство личности.

Имеет обличье одной из своих альтернативных личностей.

https://pp.vk.me/c633126/v633126220/22b45/29FDaLQQCHA.jpg

Буду рада вашим комментариям и впечатлениям.

========== Круг восьмой. День восьмой. ==========

Румпель проснулся от монотонного бормотания у его уха. Он знал, рядом с ним был Темный, но впервые так близко, увлеченный своими мыслями. Мужчина прислушался, не открывая глаз, пытаясь разобрать знакомые слова. Холодные пальцы тьмы коснулись его запястья. Румпелю с трудом удалось не вздрогнуть от прикосновения. Темный забавно хмыкнул у его уха. Холодные пальцы заскользили вверх по руке, задевая грязный шелк рубашки, достигая сгиба руки, вновь опускаясь вниз.

– Раз… – слова Темного, наконец-то, стали узнаваемы. Кожаный ремень перетянул запястье мужчины, закрепляя его к кровати.

– Два… – второе запястье так же было приковано. Румпель резко распахнул глаза, жмурясь от электрического холодного света. Дернувшись, мужчина понял, что руки были накрепко привязаны к больничной кушетке, на которой он лежал.

– Темный заберет тебя… – Темный оскалился, склонив голову набок.

– Что ты делаешь? Освободи меня! – Румпель занервничал, начиная отчаяннее дергать руками, раня нежную кожу, натирая грубым ремнем запястья.

– Три… – от щелчка пальцев свет стал бледнее, позволяя мужчине осмотреться.

– Четыре… запирайте дверь в квартире… – клетка с лязгом захлопнулась. Лоб мужчины покрылся испариной, он узнал ее.

– Только не сюда! Нет! – взвизгнул Румпель, выгибаясь всем телом. Упираясь пятками в жестковатую кушетку, напрягая каждый мускул, прикладывая все свои силы к освобождению. Челюсти плотно сжались, сердце учащенно забилось, а дыхание было неровным и паническим.

Ловкие черные холодные пальцы поймали мужчину за искалеченную лодыжку, дернув ногу на себя.

Тук-тук—тук. Тук-тук. Тук-тук-тук.

Румпель задохнулся от сковывающей грудную клетку боли.

– Пять… – ремень затянулся на ноге, приковывая ее к кушетке.

– Шесть… – рука схватила вторую лодыжку. Темный был силен, и попытка сопротивляться ему была бесполезной и унизительной. – Темный хочет всех вас съесть… – ремень затянулся на второй ноге. Румпель яростно дергал конечностями, отчаянно рыча, желая ударить, плюнуть Темному в лицо.

– Семь… восемь… – Темный присел на кушетку рядом с мужчиной, ласково проведя кончиками пальцев от виска к скуле. Румпель дернулся, вжимаясь в подушку, отводя взгляд. Тьма упивалась его страхом, отвращением и отчаянием. Такие родные, до одурения, вкусные эмоции. С этим человеком не хотелось расставаться, он был полон черных, негативных эмоций, которыми подпитывалась тьма много веков подряд. Потрясающий сосуд, не иссякающий. Отогнав непрошенные мысли, Темный повторил: – Семь, восемь, он придет к вам в дом без спроса.

Тьма довольно оскалилась, когда Румпель с ненавистью взглянул в ее глазные дыры, желая испепелить взглядом. Слов не находилось, движения были бесполезны. Он вновь был беспомощен и жалок.

– Девять… – по щелчку пальцев кушетка согнулась, позволив узнику в ней сидеть. Румпель увидел перед собой огромный телевизор, мерцающий серо-белыми полосками, словно долгое время не мог найти нужную волну.

– Десять… – полоски остановились, и началась перемотка какой-то кассеты.

– Никогда не спите… дети….* – на телевизоре застыл кадр, на котором он, борясь с собой, держал сына над пропастью портала. Началось проигрывание. Не веря, с широко распахнутыми глазами мужчина смотрел на то, как много лет назад выпустил из своих рук сына.

– Ч-что? Нет, только не это! Темный! Не смей! – задушено взмолился мужчина, остервенело дергая ногами и руками. Ремни с болью врезались в кожу, но Румпель продолжал бороться. Темный исчез, словно его и не было, оставив после себя скрипучий смех на том моменте, когда рука сына выскользнула из рук обезумевшего от власти отца.

Кадр сменился. Румпель увидел Августа, назвавшего себя его сыном. Мужчина отчетливо помнил тот день. Эмоции, что затопили его сознание. Раскаяние, облегчение, любовь, боль и.. предательство. Радость сменилась гневом. Просьбу о прощении, сменила мольба о пощаде. Румпель всхлипнул. Как он мог тогда поверить этому человеку? Как он мог обознаться?

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.

Сердце продолжало отбивать свой ритм, а грудь быстро поднималась и опускалась от душивших мужчину рыданий. Он держался из последних сил. Пальцы вцепились в серовато-белую простынь, сжимая ее до побелевших костяшек.

Едва сердцебиение замедлилось, кадр в телевизоре вновь сменился. Нью-Йоркская квартира, Эмма, неловко кусавшая нижнюю губу, и Бэй. Его первая встреча спустя сотни долгих лет. Сердце болезненно сжалось и пропустило удар. Он не видел в глазах сына той любви, не видел прощения и нежности. Лишь отчужденность, обиду и тот, еще совсем детский, такой незабываемый страх.

Пальцы подрагивали от безысходности и переполнявших его эмоций. Телевизор предательски прокручивал все памятные моменты с Бэем в Сторибруке. Не детство сына, не мгновения радости и печали. Не тогда, когда они были счастливы.

Перед глазами детская площадка, на качелях которой качается Генри. Хотелось убить внука, наплевав на родную кровь. Эгоистичное желание, расплатой за которое стала весть о смерти его сына. Впервые он почувствовал себя опустошенным и действительно одиноким. Слова о смерти забили в крышку гроба последний гвоздь, хороня остатки его человечности и сострадания. Столько лет погони и, наконец, обретя – вновь потерять. Хотел убить внука, а сам наколол собственное сердце на острый каменный скол. Осознание полнейшей ненужности и одиночества пришло лишь в лавке, рядом с незнакомой для него женщиной – Лейси. Захотелось выпить бутылку виски до дна и вспороть брюхо собственным кинжалом в дальней комнате лавки. Подыхать медленно и мучительно, так же, как искал собственно сына. Захлебываться слезами, выхаркивая кровь и корчиться от боли на полу, потому что заслужил. Потому что не достоин.

Слезы предательски текут по щекам Румпеля, а волосы раздражающе лезут в глаза. Он уже не сдерживается. Просто плачет.

Перемотка сцен слегка ускоряется. Воссоединение отца и сына в Нэверленде придает ему легкое спокойствие и разливающееся тепло по всему телу. Мимолетное, но заслуженное. Он так долго шел к своей цели, так долго мечтал об объятиях сына. О его прощении.

Счастливых мгновений было так мало, прежде, чем он умер. Хотелось растянуть минуты счастья, но пленка, как назло стала быстрее перематывать их. На мгновение экран потемнел, период, когда он находился в склепе. Недолго, мимолетно. Месяца заточения тянулись, как секунды. Все слишком быстро, слишком дорого. Темнота экрана зарябила и мужчина, взвыв, зажмурился.

– Хватит! Прошу! – именно в этот момент он увидит своего побледневшего сына. Корчащегося в его ногах от боли, рвано вдыхая воздух, потерянно переводя взгляд с Белль на отца. Жизнь за жизнь, такова цена. – Не нужно! Остановись! – рыдания заглушали слова. Он не мог спрятаться от теней, проникавших под его веки и звуков голоса сына, давящегося собственными хрипами.

– Фи, как не культурно. Я, между прочим, старалась! – высокий женский голос прозвучал у его уха, а тонкие пальцы схватили за подбородок, поворачивая его к экрану. Удивленно распахнув глаза, он увидел перед собой Зелену.

– Что ты тут делаешь? Ты была живой! Ты же жива! – хрипло, рвано выдавил из себя мужчина, отводя взгляд от экрана. Стараясь избежать последующих сцен.

– Когда мы умираем, часть нас остается здесь, хотим мы этого или нет. Да и с тобой мы еще не договорили, сладкий, – ремень коснулся его лба, прижимая голову к подушке. Зелена с усилием затянула кожу, фиксируя голову мужчины. Румпель дернулся, движение отозвалась болью, а в ушах слышался собственный стук сердца.

– Что ты делаешь? Не нужно. Ты убила моего сына. Этого было достаточно, – задушено произнес мужчина, зажмурившись. Позади него что-то звякнуло.

– Это мы посмотрим, – Зелена опустила на лицо железную маску, закрепляя ее. – Открой глазки, сладкий, – ядовито прошептала она, проведя кончиком пальца по его брови. Мужчина вздрогнул и зажмурился сильнее.

– Никогда.

– Жаль, я не хотела этого делать.

Что-то холодное коснулось его век, болезненно вонзаясь в нежную кожу. Румпель испуганно зажмурился, попытавшись отстраниться, но крепления лишили его каких-либо движений. До ушей донесся звук проворачиваемого вентиля и металлическое поскрипывание. Железо стало раздвигаться, разжимая веки мужчины.

– Нет… нет-нет-нет. Аааааааа!!! – он закричал, но в ответ услышал лишь мелодичный смех женщины. Звон прекратился, а его широко распахнутые глаза уставились вновь на экран телевизора. Белки покраснели, глаза опухли и болезненно пульсировали. Слезы текли по щекам, и картинка из-за них была размытой. Но он все равно видел последние минуты жизни собственного сына. Он так долго бежал от этого дня. Винил во всем себя. Если бы он не искал, если бы оставил все, как есть, он потерял бы только шанс на прощение, но не сына. Не его жизнь. Сколько ночей он провел, проклиная себя. Ненавидя эту зеленую ведьму. Содрогаясь от рыданий, задушено крича в подушку, а после, с ненавистью лупил ее кулаками. Он боялся показать свою слабость. Всем. Себе. Белль. Остальным. Запирался в офисе, лавке, спальне, когда Белль не было рядом, и плакал. Отчаянно, давясь воздухом, хрипя от неутихающей боли в сердце и выжигающего желания мести. Он был сломлен для себя, но стоек для остальных.

Стыд. То, что он ощущал после потери сына. После плена. Ему стыдно было показать свою разбитость, никчемность, потерю смысла своей жизни. Однажды, Белль застала его в спальной. Скорченного, сломанного, убитого горем и выжигающей изнутри тьмой. Ему было стыдно. Он хотел спрятаться, надеть маску. Исчезнуть. Белль не сказала ни слова. Просто прижала к себе и гладила его по спутанным волосам, покачивая в объятиях. Было стыдно и… спокойно. Впервые.

Он не готов был пережить смерть сына еще раз. Не после всего, что он уже видел и чувствовал. Зелена исчезла, словно ее и не было, позволив ему насытиться собственным горем в одиночку, умереть от разрыва сердца, которого переполняла боль потери. Едва белый сосуд переполнится, его удар станет последним. Румпель не оставлял попыток сжать веки. Тонкие струйки крови стекали по щекам, смешиваясь со слезами. Запястья были раздерты в кровь, а короткие ногти вонзались в ладони от безысходности.

Он умер у него на руках.

– Прости меня… Я не защитил. Не смог. Прости меня, Бэй. Прошу, прости… – он всхлипнул, когда экран потемнел и стал вновь перематывать пленку и закричал, когда кадр остановился на моменте смерти.

Душевная боль душила, с каждым тиском выдавливая из него новый всхлип. Вой. Рычание. Тиски оплетали бешено бьющееся в узкой мужской груди сердце, сдавливая его.

– Бэй, прости меня. Прости, сынок…. – рвано выдохнул он. Грудь тяжело вздымалась, на шее выступили вены, а губы были искусаны в кровь.

– Пап… все хорошо, пап..

Румпелю показалось, что он услышал голос сына. Отчаяние, доведенное до безумства. Этого не могло быть, игра разума.

– Пап, это я… я рядом…

Румпель почувствовал, как кушетка прогнулась под весом, а темное размытое пятно заслонило экран.

– Я рядом. Тебе не о чем просить прощения. Ты не виноват, – теплые руки коснулись его мокрых щек, а затем переместились к маске, но, вовремя спохватившись, переместили на плечи отцу.

– Бэй? Ты не можешь быть здесь, не в аду. Мальчик мой, я… – мужчина всхлипнул, пытаясь всмотреться в родное лицо.

– Я не в аду, пап. В лучшем месте, намного лучшем, – руки провели по напряженным плечам мужчины, успокаивая его.

– Я так виноват, Бэй. Так виноват. Прости меня, пожалуйста, прости. Я не хотел этого. Всего этого. Хотел, чтобы ты жил, был счастлив, был…. – спазм сковал его горло и он, подавившись, зарыдал громче.

– Эй-эй-эй! Пап! Все хорошо! Ты не виноват. Я сам это сделал. Я знал, на что шел. Хотел, чтобы ты жил. Пожалуйста, папа, – Бэй взмолился, сжав пальцами худые плечи отца. – Тебе нужно бороться. Ради себя, Белль. Ради меня. Я хочу, чтобы ты жил. Ты меня слышишь?

Румпель попытался кивнуть, но ничего не вышло. Втянув шумно воздух, он сдавленно выдавил тихое: «Да».

– Так виноват. Не хотел, Бэй. Сынок мой… – Румпель попытался обнять сына, но оковы лишь сильнее затянулись вокруг его запястий. Мужчина сдавленно всхлипнул, напрягаясь всем телом. Пытаясь высвободиться, прикоснуться. Обнять. До слуха вновь донеслись прощальные слова Бэя. Телевизор продолжал показывать его смерть.

– Эй! Папа, ты со мной. Смотри на меня, сосредоточься, – Бэй защелкал пальцами перед глазами, вынуждая сфокусироваться на нем. – Я не могу освободить тебя, ты должен сам. Найди монстра. Убей. И все исчезнет.

– Нет.. – сипло выдавил мужчина. – Ты исчезнешь. Бэй, я не хочу тебя вновь потерять. Не хочу уходить. Мальчик мой, не хочу тебя оставлять. Я один. Мне страшно, Бэй.

– Ээээ, нет-нет-нет. Папа! Папа! – Бэй легко встряхнул отца за плечи, опасаясь за его глаза. – Послушай. Ты не виноват. Не вини себя, ни в чем. Папа, я люблю тебя, но я должен, должен двигаться дальше, как и ты. Мы не можем быть вместе. Не сейчас, не тогда, когда в тебе нуждается еще один человек. Белль. Она ждет тебя, отец. Она любит тебя. Я люблю тебя. Никогда, слышишь, никогда не вини себя в моей смерти. Только не себя. Ты должен бороться, – Бэй умоляюще посмотрел на отца.

– Я не хотел, я правда не хотел… – прошептал мужчина пересохшими губами.

– Да сосредоточься ты! Найди его! Монстр! Он где-то здесь, ты слышишь меня! Папа, я прощаю тебя. За все. Ты ни в чем не виновен. Я любил тебя и буду любить, поверь мне. Всегда. Но ты должен бороться. Должен.

Румпель не слушал, шепча неразборчивые для Бэя слова, с надеждой и мольбой во взгляде всматриваясь в сына. Бэй соскочил с кушетки, хватаясь за голову. Не зная, как помочь отцу. Он не мог освободить его, это было единственным условием Темного – никакой помощи. Едва сын отстранился, Румпель вновь на экране увидел его смерть и закричал. Бэй вздрогнул, резко обернувшись к отцу.

– Нет! Не уходи! Бэй, где ты? Бэй?! – Румпель в панике стал дергаться на кушетке, не обращая внимания на то, как металл царапал его веки, на тонкие струйки крови, стекающие по щекам. Бэй тут же подскочил к отцу, заслоняя телевизор.

– Я тут, рядом. Папа, я никогда не уйду. Не сейчас. Мне нужно, чтобы ты боролся. Ради нас всех. Ради твоих близких и родных. Тебя ждут и любят, отец. Белль… ты же помнишь Белль, да? – Румпель повел бровями, его зрачки расширились.

– И Генри, твой внук. Ты, представляешь, ты уже дедушка. Генри тебя тоже любит, он моя кровь и плоть. Он твоя кровь и плоть. Отец, у него твои глаза и мой характер. Ужасное сочетание для Реджины, не так ли? – Бэй тихо засмеялся, заметив, как уголок губ Румпеля приподнялся в призрачной улыбке.

– Знаешь, я могу заглядывать иногда в ваш мир. Когда тебе становилось легче, – Бэй прикоснулся к его груди, там, где билось сердце. – Когда мысли очищались, – он провел большим пальцем по лбу отца. – Я был рядом. Забирал твою боль себе.

Брови мужчины вздернулись вверх, а губы задрожали.

– Чтобы ты не винил себя. Хотя бы не в этот миг. Позволил боли хоть немного отпустить тебя. А сейчас, я знаю, у твоей кровати сидит Белль и плачет. Она ждет тебя. По тебе скорбит внук. Даже герои, за маской отчужденности, сочувствуют тебе. Ты тот, без кого все пойдет прахом. Ты понимаешь меня? – в уголках глаз собрались слезы. Мужчина нервно облизал пересохшие губы, выдавив согласие. Бэй накрыл холодную руку отца, сжав.

– Ты не виновен, папа. Мы любим тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты боролся. Ради меня и близких. Ты можешь это сделать? – пальцы мужчины сжали руку Бэя, причиняя легкую боль. Бэй понимал, его отцу приходилось принять тяжелое решение. Румпелю нужно было отпустить сына, сердцем он понимал это, но разум продолжал цепляться за родного человека, хотя бы за пальцы, но чувствовать его рядом.

–Я… я никогда тебя больше не увижу? – глухо произнес Румпель. Бэй с сожалением покачал головой.

– Только во снах. Я буду приходить к тебе, обещаю.

Из горла Румпеля вырвался хрип, переходящий в болезненный лай, пока Бэй не понял, что это был смех.

– Темные не спят…

– Сейчас ты человек, ты помнишь это? – сын заволновался, с беспокойством вглядываясь в опухшие, слабо понимающие, глаза.

– Да-да…. Человек… – мужчина попытался устало закрыть глаза, но от боли лишь шире распахнул их.

– Ты увидишь меня. Я приду. Но для начала, найди монстра. Вернись к Белль. Ты сможешь?

– Да… – рука Бэя стала выскальзывать из пальцев мужчины и он занервничал.

– Прости. Ты должен найти монстра, – Бэй встал с кушетки, встав сбоку от нее. Карие, изможденные глаза, уставились в телевизор. Тупая боль продолжала пульсировать в груди. Сил на слезы не хватало. А сознание напоминало, что Бэй сейчас рядом и его рука лежит на его плече, поддерживая своего отца.

Взгляд устало скользил по картинке, переходя на решетку клетки, спускаясь к ногам, затянутым ремнями. Никого не было видно, это начинало злить. Мужчина досадно дернул ногой, причиняя себе дискомфорт. Что-то красное мелькнуло у его подошвы, тут же скрывшись из виду. Спешно облизнув пересохшие губы, Румпель, превозмогая боль, вновь дернул ногой. Красный кленовый листик мелькнул у штанины, вновь исчезнув.

– Замри… – шепнул Бэй.

Румпель послушно замер, напряженно вглядываясь в кушетку. Спустя несколько минут, листик мелькнул у его колена, с любопытством приближаясь ближе к нему.

– Видишь? – шепнул Бэй, сильнее сжав плечо отца.

– Да… – помедлив, так же тихо отозвался Румпель. Небольшое, крохотное существо парило над кушеткой, приближаясь к его руке. Вытянутое прозрачное, как из тонкого стекла, тельце с легким сиреневатым отливом и длинными задними лапками. Румпелю показалось, что это были и вовсе единственные лапки существа. Три глаза, ушки кисточкой, подрагивающие при каждом движении, выделяющие какие-то феромоны. На вытянутой голове монстра были рожки, напоминавшие лосиные, такие же прозрачные, как и все тело монстра, немного матовые.

– Ты должен его убить, пап… – пальцы сына болезненно впились в плечо.

– Как? Мне что, плюнуть в него? – так же тихо отозвался мужчина, боясь спугнуть существо.

– Пап… – вымученно застонал Бэй, отмечая про себя, что к отцу возвращаются силы.

Монстр тихо стрекотал, шевеля ушками-кисточками, настороженно двигаясь вверх по ноге мужчины. Длинный хвост, с кленовым листиком, вилял, то поднимаясь вверх, то прячась из виду. Монстр стал обходить прикованную руку Румпеля, пытаясь забраться на кушетку. Взмахнув хвостом, он мазнул листиком по подрагивающим от напряжения пальцам Румпеля, взвизгнув, когда мужчина резким рывком поймал его за хвост. Существо было безобидным на первый взгляд и хрупким. Едва пальцы Румпеля вцепились в тонкий хвост, вспышка воспоминаний пронзила его сознание. Смерть сына. Пустые безжизненные глаза. Отчужденность. Ненависть. Одиночество. Глаза наполнились слезами, а губы предательски задрожали. Рука затряслась, грозясь выпустить трепыхавшегося монстра.

– Пап, я тут. Убей его. Не медли, отец! – Бэй занервничал, встряхнув отца. Выталкивая его из водоворота воспоминаний, сжирающих его эмоций.

Дернув запястьем, насколько ему позволяли оковы, Румпель притянул монстра к себе ближе и, изловчившись, зажал плоское тельце меж пальцев. По клетке разнесся тихий треск, а после, осколки опадающего стекла. Меж пальцев осталось пару вонзенных в плоть осколков, а на кушетке пожухлый кленовый лист.

Ремни исчезли, как и маска. Румпель облегченно вздохнул, блаженно закрыв глаза. Рядом донесся облегченный смех, и крепкие мужские руки обняли своего отца, прижимая его ослабленное изможденное тело к себе. Руки едва его слушались, но у Румпеля хватило сил обхватить ими сына, заключая в объятия.

– У тебя получилось… – выдохнул Бэй, целуя отца в щеку. – Я так рад.