Текст книги "Бездна (СИ)"

Автор книги: kitsune le

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

И вот я вынужден покинуть тебя. Да, только на время, но как тягостна будет для нас эта разлука. Дядя больше не дает мне денег, и я вынужден обеспечивать нашу семью только своими заработками, ездив в разные уголки мира.

Как я боюсь, что расстояние и время все изменят между нами, разрушат все хорошее, что мы создали с таким трудом.Но, даже находясь так далеко от тебя, я не перестаю вспоминать твои слова, твой любящий взгляд перед прощанием. Они мое спасение.

– Жизнь такая, что мы боимся потерь и расставаний. Это все она нас этому научила. Но если мы хотим, чтобы мы смогли все преодолеть, не потеряли друг друга, не позволили обстоятельствам победить нас, нужно стараться, нужно бороться несмотря ни на что, даже когда надежды тают на глазах. Ты должен помнить, любимый, что бы ни встало между нами, мы не должны уходить, должны быть вместе… всегда… Не огорчайся и не расстраивайся, я так не хочу, чтобы твои глаза грустили и в них отражались страшные вещи. Всегда представляй, что я рядом, любимый, обнимаю тебя, прижимаю к себе и целую. Радуйся жизни, хоть даже если она тебя расстраивает, борись с этими печалями и все равно радуйся. Ведь проживая жизнь, в ней должно быть больше радости и смеха, чем грусти, печали и сомнений. И давай верить в то, что где-то нас ждет наш прекрасный дом, в далеких прекрасных землях, среди заснеженных вершин и незамерзающих вод океана, наш край света, полный любви и счастья. И мы обязательно уедем туда вместе с тобой, слышишь?

Мы сидим на веранде нашего дома, наступает утро, и уже слышатся вдалеке пение проснувшихся птиц. Ты берешь меня за руку, и упрашиваешь меня прогуляться с тобой по лесу. И мы босиком, в одних ночных пижамах, ходим среди непроходимых тропинок, собираем росу с густой травы, вдыхаем запах хвойных исполинов. Мы почти не говорим, наслаждаемся утренней тишиной, и тем, что мы рядом. Но остановившись среди неожиданно появившейся нетронутой людьми дико поросшей цветами полянки, ты останавливаешься. Мы лежим среди травы, смотрим на проплывающие над нами облака.

– Милый… Я еще больше тебе открываюсь… Открываю свое сердце… душу… То о чем мечтаю, у меня редко получается много и хорошо говорить, потому что ты тот человек, которому я хочу открыться полностью, чувствую, что ты меня поймешь, ведь ты самое лучшее, кто есть в моей жизни. Я не хочу делать тебе больно. Каждое утро, просыпаясь с тобой, я знаю, что мне больше ничего и не нужно, только быть твоей. Мне так хорошо с тобой, и я ожидаю, что будет хорошо, а получается еще лучше. И по отношению к тебе я верю в любовь настоящую и счастливую жизнь. Но больше, кроме тебя, я не захочу быть с кем-то. И я хотела с самого начала, чтобы это было твоим решением, чтобы ты по-настоящему хотел быть со мной. Я же ведь думала о тебе еще тогда с нашей первой встречи. И если бы наше общение сложилось иначе, то я была бы с тобой, а не с ним… Как бы я не скрывала от тебя свою душу, ты все равно видел меня насквозь. Но почему ты так долго шел ко мне?

А я не нахожу слов, чтобы тебе ответить. У меня нет ответов, и я тоже задаю себе вопросы. Они уходят в небо и не возвращаются обратно.

И теперь лишь твои последние слова в наше последнее счастливое утро утешают меня, заставляют меня не забывать, что наше «мы» было взаправду, хоть и было уплачено дорогой ценой. Я был счастлив с тобой, ты была моей жизнью и ты любила меня:

– Я люблю тебя, я хочу тебя обнять и не отпускать, не отдавать никому. Хочу целовать твои губы, они настолько приятны, что сводят с ума. Твой взгляд, настолько пронзителен, что пронзает сердце, из которого льется любовь к тебе и заполняет каждую клеточку моего тела. Твои прикосновения, отзываются в моем организме, как заряды тока, от которого бегут мурашки. Я хочу целовать твои руки и держать их не отпуская. Я хочу обнимать тебя, чтобы ты чувствовал себя во мне. Я хочу не отдавать тебя никому и никогда. Я хочу, чтобы ты был моим, моим любимым, чтобы ты чувствовал себя самым счастливым со мной. Я хочу тебя всего…

Жила-была птица. Птица с сильными крыльями, со сверкающим разноцветным оперением. Существо, созданное для вольного полета в поднебесье, рожденное, чтобы радовать глаз тех, кто следит за ней с земли.

Однажды женщина увидела ее и полюбила. Сердце ее колотилось, глаза блестели от волнения, когда с открытым в изумлении ртом она смотрела, как летит эта птица. И та позвала ее лететь с нею вместе – и отправились они по синему небу в полном ладу друг с другом. Женщина восхищалась птицей, почитала и славила ее.

Но как-то раз пришло ей в голову: да ведь птица эта наверняка когда-нибудь захочет улететь в дальние дали, к неведомым горам. И женщина испугалась – испугалась, что с другой птицей никогда не сможет испытать ничего подобного. И позавидовала – позавидовала врожденному дару полета.

И еще – испугалась одиночества.

И подумала: «Расставлю-ка я силки. В следующий раз птица прилетит – а улететь не сможет».

А птица, тоже любившая эту женщину, на следующий день прилетела, попала в силки, а потом была посажена в клетку.

Целыми днями женщина любовалась птицей, показывала предмет своей страсти подругам, а те говорили: «Теперь у тебя есть все». Но странные дела стали твориться в душе этой женщины: птицу она заполучила, приманивать ее и приручать больше не было нужды и мало – помалу угасал интерес к ней. Птица же, лишившись возможности летать – а в этом и только в этом заключался смысл ее бытия, – облиняла и утратила свой блеск, стала уродлива, и женщина вообще перестала обращать на нее внимание: только следила, чтобы корму было вдоволь да чтоб клетка была чистой.

И в один прекрасные день птица взяла да и умерла. Женщина очень опечалилась, только о ней и думала и вспоминала ее днем и ночью, но только не то, как та томилась в клетке, а как увидела в первый раз ее вольный полет под облаками.

А загляни она себе в душу – поняла бы, что пленилась не красотой ее, а свободой и мощью ее расправленных крыльев.

Лишившись птицы, лишилась она и смысла в жизни. И постучалась к ней в дверь смерть. «Ты зачем пришла?» – спросила ее женщина.

«Затем, чтобы ты снова смогла летать со своей птицей по небу, – отвечала смерть. – Если бы позволила ей покидать тебя и неизменно возвращаться, ты любила бы ее и восхищалась бы ею пуще прежнего. А вот теперь, чтобы тебе снова увидеть ее, без меня никак не обойтись».

Я лежу без движения в одинокой и холодной постели. Все внутри груди скованно стальными веревками. И в этой кромешной тьме и тягучей тишине вокруг меня раздается стук в дверь…

========== VII ==========

Я сделал пару глотков воды. Меня выворачивало наизнанку, и во всем теле было ощущение, будто мышцы отрезали от костей. Придя ко мне, она застала меня лежащим без сознания. Я не рассчитал дозы опиума, и привычная сладость грез сменилась подступающим холодом смерти. Но жестокая богиня не забрала меня.

– Я не могу так больше жить. Эти постоянные мысли в голове, я не знаю, как он них избавиться. А сил их выносить во мне уже не осталось, – прошептал я скорее себе, чем ей.

Кали забрала у меня стакан и помогла мне удобнее расположиться, подложив под спину пару подушек.

– Я прихожу сюда уже несколько месяцев, и я знаю, что люди, которые выбирают такое заточение, имеют на это серьезные причины. Что-то гнетет тебя из прошлого, но выбирать смерть-это не выход, – стала укорять она меня.

Да, наше общение ушло далеко за границы безличностного. Я не рассказывал ей ничего о себе, о той жизни, которую я оставил в прошлом. Но мы сумели с ней подружиться, стали общаться намного непринужденнее и легче, и я попросил ее перестать обращаться со мной как с господином. Ну, какой я был господин ей? Я мало чем отличался от нее, я совершил столько непоправимых ошибок, так был грешен в этой жизни, что у нас не было особых различий. С ней я разучился ставить себя выше других. Я осознал, что никто не бывает идеален, важнее то, остались ли в человеке искренность, доброта сердца и любовь, борется ли он с жизнью, чтобы не дать ей разрушить их в себе окончательно. В ней я разглядел все это, видел с самого начала и убеждался все более, чем больше проводил с ней время.

Прошло уже много времени с нашей первой встречи, и Кали стала своеобразным свидетелем моей теперешней жизни. Моим светом среди тьмы. И она так светилась этой непринужденной жаждой жизни, радости от каждого дня, несмотря на все тяготы, которые я уверен было немало и у нее в прошлом и конечно не меньше сейчас. Мне было порой жаль, что у нее так сложилась судьба, что она вынуждена была продавать свое тело, хотя, конечно же, могла добиться гораздо большего в жизни. Узнав ее ближе, разговаривая с ней каждую ночь, я убедился, что она была далеко не на своем месте. Кто знает, кем она была прежде? Может даже какой-нибудь дочерью знатного вельможи, которую постигло несчастье, и она стала вынуждена бороться за свое существование всеми доступными средствами.

– Я не хотел умирать, это была лишь оплошность, – ответил я. – Опиум –единственное, что помогает мне как-то держаться. Ты не можешь меня понять.

Передо мной всплыло лицо В. А следом последовал сильный приступ боли в виде спазм в груди. Я начал задыхаться и стал судорожно кашлять. Кали снова подала мне стакан воды, и пока я успокаивался, она продолжила:

– Не мое право знать эти причины. Даже близкие люди порой вынуждены скрывать все. У каждого своя жизнь. И ее невозможно прожить никому кроме себя самого. Но я знаю и то, что ты не можешь продолжать так жить, оставляя дверь в прошлое открытой. Ты окружен призраками, и они тянут тебя вниз и рано или поздно их стремления увенчаются успехом. Ты отправишься к ним.

– Может это и будет моей расплатой? Может я заслужил все это? – проговорил я сквозь кашель, с силой сжав кулаки.

– Это решать не тебе. Твоя боль это не только кара. Она твоя награда, отражение того света, что ты перестал давно замечать в себе. Но если боль не исчезла, то не исчез и он. И тебе нужно снова учиться видеть его, даже если твой путь полон мрака и освещается лишь быстро меркнувшими искрами. Мрак всегда уступает место свету, тебе нужно лишь перестать бороться и с тем и с другим.

– Моя боль – это отражение той боли, что причинил, – возразил я.

Кали промолчала. Она огляделась по сторонам и обратила внимание на лежащий неподалеку от кровати незаконченный мною кинжал с изогнутым клинком и рукоятью. Когда она не могла приходить ко мне, я продолжал отвлекать себя своим полюбившимся занятием.

– Ты любишь холодное оружие? Зачем оно тебе?

– Это мое увлечение. Я делаю гравировку на рукояти, украшаю ее разными способами. Потом сковываю чеканными медными или серебряными накладками.

Она взяла кинжал в руки и стала рассматривать его с интересом. Она проводила пальцами по его гладкому металлу, по вдавленным в кость орнаментам скачущих ланей среди цветов. А потом она взглянула на меня и сказала:

– Это ханджар – оружие милосердия, неотъемлемый спутник любого воина. В здешних землях он применяется для добивания противника в глазницу или шею после того как он ранен другим оружием.

Она хотела еще что-то добавить, но засомневавшись, тут же остановила себя.

– Ты хочешь о чем-то меня спросить?

– Почему ты их делаешь? Я понимаю тягу здешних мужчин к оружию, но иностранцам это редко свойственно.

Я вздохнул. И попытался хоть немного довериться ей, заглушить в себе страх открыть хоть немного свою душу.

– Для меня это не просто орудие убийства. Не могу объяснить как, но все это связано с дорогим моему сердцу человеком. Когда я работаю над ним, то чувствую свою связь с ним. Да и к тому же, это меня успокаивает, заниматься столь кропотливым трудом, создавать такую страшную и при этом притягательную красоту из пары кусков металла и слоновой кости.

– Да, только использование ее запрещено даже здесь.

– Это не имеет значения. Я не работаю ни с одним другим материалом. Только непревзойденная чистота способна отразить то, что я пытаюсь донести в своих творениях. Лишь белизна рукояти, способной к причинению страшной боли, но не пропитанной ничьей кровью. Ведь я их делаю для себя, они никогда не будут использованы по назначению.

Кали задумалась над моими словами.

– Мне нравится, что ты вкладываешь смысл в эту страсть. Человек не живет, если не умеет видеть красоту вещей нашего мира.

– Да.

– И знаешь, – добавила она, прикоснувшись к моей руки. – Многое в жизни причиняет боль. Особенно люди. Ведь без людей – это был бы лишь необработанная залежь металла в земле. Любой из нас способен заставить другого страдать, все мы предаем. Лишь каждый каждого по-своему. Почему ты считаешь, что не имеешь права отпустить то, что так сильно разрывает тебя изнутри?

А я-то думал, что сумел избежать участи вернуться к прерванному разговору о моих попытках себя убить.

– Это лишь моя ноша. Зачем мне делиться этим с кем-то? Я не зря выбрал одиночество и заточение, ты права. Но не столько в наказание себе, сколько потому что мне теперь ненавистна жизнь среди людей. И особенно жизнь с самим собой. Меня тошнит от того, что приходится себя терпеть, приходится поддерживать хоть какую-то жизнь в этом теле. И разве я не вправе выбирать свою судьбу, разве не лишь я могу решать, продолжить цепляться за жизнь или остановить все это?

– Значит, это была неслучайность, – выдохнула Кали.

– Это уже не имеет значения…

Да она стала мне дорога теперь, эта красивая женщина рядом со мной уже не была для меня туманным призраком как раньше. И может я даже мог бы ее полюбить в другой жизни. Но теперь я был способен только на то, чтобы не ненавидеть кого-то и испытывать к ней чувство признательности, нужности и хоть какой-то минимальной теплоты еще жившего в моей груди сердца. Но этого конечно было недостаточно. Недостаточно для чего? Чтобы ей хотя бы открыться? Или чтобы с ней забыть свое прошлое? Ответ напрашивался сам собой.

–Хорошо. Это твое право. Но сегодня ты будешь со мной, и потому выкинь свои мысли о смерти хотя бы до рассвета. Я хоть и зовусь Кали, но ни один бог не любит, когда с ним играют. А теперь я хочу, чтобы ты внимательно выслушал меня. Хочу, чтобы мои слова дошли до тебя. Я чувствую боль тоже и сколь бы ни были различны ее обличья, боль есть боль. Она тоже часть меня. Мы связаны ею с тобою, хоть ты мне и не рассказываешь, в чем она заключена для тебя. Сегодняшняя ночь стала особенной для тебя. Ты встретился со смертью, но она не захотела видеть тебя. Но теперь ты отмечен ее знаком. Знаком, который важен для меня сейчас. Я молилась Аллаху, чтобы он подсказал мне, направил, и ты и стал этим знаком.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Кали – ты хорошая мудрая женщина. И мне, правда, нравиться с тобой проводить время. Ты единственный человек с кем я могу разделить своё одиночество. Ты нравишься мне, но твоя эта загадочность, разве нельзя без нее?

– Неужели живя на Востоке, ты не заметил, что каждый даже мелкий простолюдин пытается спрятать свою душу за словами, тщательно подбирая фразы и говоря будто стихами? – засмеялась она.

– Восточная пафосность и самолюбование ты про это? – ответил я и засмеялся тоже.

В такие минуты мне становилось легко с ней. На миг я вновь вспоминал ту беззаботность и жизнелюбие, что были характерны мне раньше.

– Я хочу рассказать тебе то, что больше не знает никто. Я мусульманка и для нас воля Аллаха священна. Я никогда не думала, что об этом узнает хоть одна живая душа, но в свете последних событий в моей жизни, думаю, поделиться с тобой – это будет правильно.

– Каких событий? У тебя что-то произошло Кали?

– Не все сразу, мой хороший. Всему нужно терпение, всему приходит свой определенный час, – ответила она.

Кали слегка наклонила голову и нежно поцеловала меня в лоб. Затем она вздохнула и, как и всегда, закрыла глаза, переносясь в то время, в те события, о которых она хотела поведать.

– Несколько лет назад, я совершила ужасную ошибку, и исправить ее я уже не в силах.Она будет преследовать меня всю мою оставшуюся жизнь, и я бы тоже давно убила себя, если бы не дала обещание жить несмотря ни на что, как бы тяжело и невыносимо не было.

Моя жизнь должна была сложиться совсем иначе. Но мы ли вершители своей судьбы, или еще до нашего рождения где-то записано, какие радости и несчастия, какие страсти и разочарования нас будут ожидать. Мое детство было обычным детством маленькой девочки из хорошей любящей ее семьи. Я родилась в очень далеких отсюда землях, о которых знают только те, кто там живет. Там не всегда есть солнце, чаще всего оно сменяется тьмой, а порой даже извергает с неба холодную воду, которая успевает окончательно замерзнуть и превратится в совершенные белые частички, чтобы затем покрыть собой всю землю, преобразить ее до неузнаваемости.

Моя судьба или все же лишь стечение обстоятельств, изменили течение моей столь размеренной, а потому и счастливой жизни. Это произошло, когда я была совсем юной. Тогда я была уже вполне сформировавшейся красивой невинной девушкой, которая только вступала на свой путь, а потому была полна глупых мечтаний и грез о нескончаемой и счастливой любви какого-нибудь хорошего молодого человека. И этим человеком стал обычный моряк, который так часто приплывал со своей командой в те места. Юношеская любовь, она вспыхнула так внезапно и так неконтролируемо в сердце юного не то уже девушки, не то еще ребенка. Достаточно быстро я отдалась своему возлюбленному и дала обещание уплыть с ним в те далекие и прекрасные земли, о которых тот постоянно рассказывал мне, когда я обнаженная, с молочно-белой кожей, (которая никогда не загорала даже при сильном солнце) лежала на его огрубевшей и потемневшей от морской соли груди.

Он устроил все, и я, пробравшись на корабль, покинула свои родные земли, только чтобы быть с ним одним. Наш союз был, конечно, отвергаем обществом. Мои родители, уважаемые всеми люди узнали, что их дочь повела себя как обычная шлюха, связалась с никчемным моряком, да еще и бросила свой дом. И они подкупили нужных людей, поэтому, когда мы прибыли в ближайший же порт, моего жениха схватили. Мне удалось сбежать, но в чужом незнакомом городе так легко потеряться. Последствием моего побега стало то, что я случайно попала в руки к местному рабовладельцу, который похитил меня и затем продал в рабство к одному знатному и влиятельному вельможе, который в тот же вечер отплыл в свои родные места, находившиеся совершенно в другой части света, там, где всегда светит лишь одно солнце.

Именно таких юных девочек, какой была я, отбирали для обучения определенному искусству и в дальнейшем, если это обучение было успешно, для продажи в гарем к султану. Мое обучение, получение соответствующих знаний и, разумеется, опыта (с поставленными для этого девушками, не мужчинами), длилось около пяти лет. За этот период я превратилась в красивую сформировавшуюся молодую девушку, которая умела все, что требовалось, чтобы ублажить любого мужчину и доставить ему столько удовольствия, сколько он мог бы пожелать. Абсолютно любые желания, которые могли прийти мужчине, я училась претворять в реальность своим руками, губами и конечно всем своим телом. Для меня это было не сложно, и в какой-то момент мне даже стало нравиться ожидавшее меня будущее. Ведь я могла стать не просто наложницей, я могла родить султану ребенка, и тогда мое положение было бы обеспечено до конца моей жизни. И это в то время, когда многие девушки, которые учились со мной и не справлялись на определенном этапе, были насильно отправлены либо в обычные продажные дома, где их ждали только тяжелый каждодневный труд и скорее ранняя смерть от какого-либо полученного заболевания. Или некоторые становились обычными рабынями, которые жили в домах и прислуживали своим хозяинам, и последние отнюдь не всегда были добрыми и достаточно великодушными, чаще всего такие рабыни были вынуждены терпеть насилие и побои, и порой даже голод.

С каждым днем, неделей, месяцем я все больше забывала свою прошлую жизнь, и даже о своем любимом я тоже вскоре позабыла. Так непохожа стала моя настоящая жизнь от всего, что окружало меня с младенчества, и так навязчиво она требовала смириться, перестать надеяться вернуться к прошлому. Надежда стала для меня не только непозволительной роскошью, она могла привести меня к гибели, ведь любая попытка побега каралась жестокими пытками, а затем смертью от пронзенного ножом горла.

Поэтому я старалась вникать во все, что заставляла нас делать наша старшая калфа – женщина, которая следила за порядком и распоряжалась самим процессом обучения, давала распоряжения младших служанкам и нам. Главное ее правило было видеть во всех девушках только своих соперниц, и я в совершенстве следовала этому правилу. Я была лучшей среди многих и этим выделялась, и мое отстраненное поведение делало меня еще более обособленной. Но теперь моей главной целью, моей мечтой стало попасть в число избранных девушек, и мое одиночество и отсутствие подруг меня мало беспокоили.

Тот вельможа, которому я тогда принадлежала, был приближенным султана, входил в его круг ближайших советников, и был несметно богат. У него имелось несколько дворцов, в одном из которых, самом маленьком, мы и жили.Да дворец был небольшим по сравнению с другими, как нам говорили. Но как же он был прекрасен для юной не утратившей своей мечтательности девушки. Его мрачные стены, с никогда не гаснувшими факелами в позолоченных креплениях, многочисленные двери с самыми разными комнатами, где на полу были расстелены красиво расшитые ковры. Многочисленные подушки, которые были накиданы на огромные кровати с балдахинами, и балконы, что выходили либо внутренний сад, либо на внешнюю сторону, где открывался вид на неприступный залив, столь далекие и почти не различимые горы, и живописные деревья огромных размеров и всех возможных пород.

Нам было разрешено гулять во внутреннем дворе, где как раз располагался сад с многочисленными дорожками и фонтанами. Один особо дальний такой фонтан стал моим излюбленным местом. Рядом с водой там росло одно особенное дерево, оно было родом из тех мест, где прошло мое столь невинное и на тот момент почти уже забытое детство. Это была акация, вечнозеленое дерево с прекрасными белыми цветками. Я могла лежать под тем деревом часами (мне удавалось выкраивать их, прячась от служанок и других девушек), смотреть на эти белоснежные пятна, которые так нелепо смотрелись под этим палящим ярким небом…

И вот в обычный похожий на все прежние вечер я сидела под этим самым деревом, закрыв глаза, и слушала, как шумит рядом вода, чувствовала, как ветер треплет мои распущенные длинные волосы, как где-то чуть слышно поет маленькая птичка. И я была так поглощена всем этим, что не смогла заметить самое главного, присутствия кого-то еще рядом.За мной следила молодая девушка с абсолютно белыми волосами и столь же бесцветными глазами. Это была дочь одалики – главной и возлюбленной наложницы султана. Она иногда посещала дворец будущих наложниц своего отца, чтобы иметь возможность видеть тех, с кем ей, возможно, предстояло потом делить свой дом. Ее мать не одобряла таких визитов, но не могла идти против воли любимой дочери ее столь великого отца. Она приходила уже не раз, но никогда до того, не видела меня, так как я всегда пряталась в саду. Но в тот вечер, девушка плохо себя чувствовала и захотела прогуляться, и случайно приметила меня, среди плотных зарослей цветов и кустарников.

Я не скажу имени той девушки, так как ее имя будет вечно в моем сердце, и с ним я и уйду когда-нибудь в лучший мир. Да, я полюбила ту девушку, а она полюбила меня. Тогда, в тот вечер, я впервые разговаривала с ней, чтобы потом больше никогда не забывать, как прекрасен ее голос. Сначала я ее приняла за обычную девушку из гарема (что она была из гарема выдавала нашитая на ее одежде золотая лань – герб султана) и разговаривала с ней на равных, но и когда узнала правду, это не изменило ничего. Она стала роднее и ближе мне всех, кто когда-либо окружал меня. С ней я хотела проводить все свои вечера, все дни. Конечно, сначала я считала ее своей подругой, но вскоре поняла, что меня сводит с ума взгляд ее необычных глаз, изгибы ее тела, которые проглядывались через одежду. А когда она меня касалась, даже лишь руки, во мне все замирало, желало разорваться, но оставалось целым, причиняя боль от того, что я не могла быть с ней.

У нас с ней было соглашение, мы назначали встречи около этого фонтана и обязательно там должны были быть только мы вдвоем. Это были наши мгновения, когда мы могли быть наедине, лежать вдвоем под деревьями, и вместе смотреть на столь далекое и недосягаемое небо.

Так проходили месяцы. Мое обучение продолжалось, но обязательно раз в несколько недель я могла видеться со своей возлюбленной. Я стала жить только этими встречами, ведь в остальное время, я стала бояться и, в тоже самое время, ждать того дня, когда я стала бы наложницей ее отца. Мне не хотелось делить свое тело ни с кем, кроме нее, но это был единственный для меня выход быть вместе с ней хоть каким-то образом. Ведь тогда мы могли бы проводить вместе каждый день, живя в одном дворце, под одной крышей, хоть и в разных комнатах.

Но судьба снова изменила мои планы. Наступал день отбора новых наложниц в гарем, и по этому случаю во дворец приезжал важный доверенный султана – смотритель гарема. Был устроен большой праздник. И в самый разгар мне и моей возлюбленной удалось сбежать и запереться в одной из комнат, где обычно ночевали девушки. Эта комната была особенная, ведь она выходила на залив. Я помню, как стояла так близко к ней и любовалась взошедшей луной, рассматривала темные силуэты причаливших кораблей со спущенными мачтами, готовыми при этом в любой момент отправиться в путь, в те новые земли, где возможно меня могло ожидать совсем другая участь. И тогда я призналась ей, в своих чувствах, в своем нежелании быть той, кем мне предстояло стать уже на следующее утро. Я все говорила и говорила то, что так долго скрывала от нее, все свои страхи, свои мечты, которые терзали меня еще в той далекой прошлой жизни. Она прервала меня, прикрыв мне рот своей ладонью. А потом, поцеловала меня. И с ней это было все абсолютно иначе. С ней все стало иначе. До нее, я многого боялась, я испытывала страх и сомнения почти каждый день. Но она показала мне новый мир, научила меня жить с открытым сердцем и бороться за свою жизнь, за то, что мне дорого. И она уговорила меня на побег с ней. Я не могла знать насколько порой судьба беспощадна к тем, кто находит смелость прыгать с обрыва.

Внезапно Кали прервала свой рассказ. Она глубоко вздохнула и взглянула на занимающийся за окном рассвет. Лучи солнца еще не проникли в темные углы нашей комнаты. Но не пройдет и получаса, как новый день вступит в свои права, а это означало только одно.

– Уже светает, Микаэль, и я не могу дольше оставаться у тебя. Мне нужно уходить. Но мы еще увидимся, и я завершу свой рассказ.

– И я буду этого ждать, Кали, – ответил я и улыбнулся. А когда она ушла, я глубоко задумался над ее рассказом и над тем, что не только у нее были тайны от остального мира. Моя тайна постучала вчера ко мне в дверь.

========== VIII ==========

В комнату вошел мужчина средних лет, худощавого телосложения и достаточно высокого роста, в дорожном костюме и с аккуратной маленькой тростью в руке. Он оставил дверь открытой, так как лишь от нее в темноту проникал хоть какой-то свет. Он снял шляпу, и в его светлых волосах можно было разглядеть уже появляющуюся седину. Его лицо было с ярко выраженными скулами, глубоко посаженными глазами и с застывшим выражением глубокого безразличия. Его взгляд скользил по комнате, силясь разглядеть хоть что-то. Но свет озарял лишь его, а все остальное было покрыто очертаниями теней.

– Так ты встречаешь своего старого друга? – раздался в тишине вопрос, а потом звук чиркающих спичек и помещение, наконец, озарилось светом от свечи, которую незнакомец держал в руке.

И он заметил меня, сидящего в дальнем углу комнаты на диване и смотрящего прямо на него. Я не мог пошевельнуться, не знал, что сказать, потому что я увидел призрак, который казался таким реальным, что я ждал, когда он растворится, когда я пойму, что это лишь кошмарный сон. Но это не было сном.

– Далеко же тебя занесло, Микаэль. Еле нашел тебя, – проговорил он и его рот расплылся в ухмылке. Он проследовал к столу и сел в стоявшее возле него кресло. Заметив кувшин с вином, он налил себе и выпил залпом целый стакан.

– Что ты здесь делаешь? Как ты… – выдохнул я.

– Как я тебя нашел? Разве это важно. Скучная история о дешевых гостиницах, многих днях пути и отсутствии даже нормальной выпивки, а не то, что еды. Это вино, кстати, даже ничего. Да и я гляжу, ты выбрал не самую отвратительную дыру, куда смог забиться. Ты получил мое письмо? Мои соболезнования. Твой дядя был славным малым, несмотря на свой жесткий нрав. Но как без него то, в нашей жизни.

Внутри меня все больше начинала закипать злость. Оцепенение сменилось осознанием того факта, как сильно я ненавидел его, как мне было тошно смотреть на это столь знакомое лицо.

– Я хочу, чтобы ты убрался, Алек, – сказал я, вставая с кровати. – Если ты этого не сделаешь сам, то я с радостью помогу тебе, – сжав кулаки, добавил я.

– Неужели ты наконец-то набрался смелости избавиться от меня, мой дорогой друг? Это следовало сделать год назад, когда я увел твою жену у тебя из-под носа.

– Не смей говорить о ней! – закричал я.

– Почему? Или ты думаешь, что упоминать ее имя теперь только ты вправе. А ты не думал о том, вправе ли ты жить, когда мертва она? – раздраженно ответил он.

Передо мной вновь всплыло окровавленное лицо моей возлюбленной, и я судорожно потряс головой, пытаясь не думать об этом. Алек заметил это и более спокойным голосом продолжил:

– Успокойся и сядь уже! Ты еле стоишь на ногах, ну и вид же у тебя. Ты будто выбрался из лагеря колонистов, весь изможденный и обросший. Послушай, я здесь не для того, чтобы мы снова обвиняли друг друга, Микаэль. Нам не повезло полюбить одну и ту же женщину, и это встало между нами, разрушило нашу дружбу. Но я никогда не желал тебе зла. И если кого и винить то ее, раз она стала причиной всех наших бед. Именно она и привела тебя сюда, друг.

– Нет, это сделал ты, Алек, – ответил я, решив и правда присесть, так как голова стала нещадно кружиться. Я слишком был потрясен происходившим и тело, и без того изнуренное моим образом жизни, плохо справлялось с нахлынувшими эмоциями.

Алек потянул свою руку к нагрудную карману и вытащил оттуда сложенный вдвое клочок бумаги. Он протянул его мне.