Текст книги "Поцелуев будет достаточно (СИ)"
Автор книги: Kiriko Kross
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Часть 16
Когда я поняла, что по-настоящему хочу быть вместе с Леном? Когда это стало нечто большим, чем простая влюблённость в красивого высокого парня, каждый день приходящего к нам в кофейню? Наверное, именно тогда...
В тот день Надин вместе с дядей уехали с самого утра, а я пугала своим присутствием всех работников на кухне, стараясь приготовить – хотя и терпеть не могу этого делать – любимые блюда родителей. Впервые за два года они должны были приехать из своей командировки и остаться минимум на месяц. Я собиралась устроить по этому поводу грандиознейшую вечеринку: прибрала весь дом, довела до истерики нашего повара, но всё-таки смогла сделать что-то более-менее съедобное, вытащила свои самые любимые родительские снимки и развесила их на стенах, шторах, мебели.
Каждый раз, когда они уезжали после непродолжительного отдыха, я обещала себе, что не буду больше ждать их, плакать в подушку и просить взять с собой, неважно куда, главное вместе с ними. Я не буду злиться и кричать на Надин, не буду выкидывать журналы с их фотографиями и ревновать к чернокожим детишкам, которых они снимали. Но каждый раз всё получалось с точностью до наоборот.
И тогда тоже, забыв про все свои обиды, предвкушая долгожданную встречу, я целый день делала совершенно несвойственные мне вещи.
Это заметил даже Лен, который как всегда заседал со своими друзьями за дальним столиком у окна в нашей кофейне. Надин периодически шутила, что они обеспечивают нас половиной дохода, и даже делала им специальные скидки и вкусности в качестве подарков.
– Ты чего мелькаешь туда-сюда как ужаленная? – он выцепил меня уже у лестницы, с удивлением оглядывая блюдо с цыплёнком у меня в руках.
– Сегодня важный день! – я прищурилась, прикидывая в голове хватит ли у него роста дотянуться до верхней антресоли в комнате. – Ты, кстати, можешь мне помочь.
В течении следующих нескольких часов его удивление росло в геометрической прогрессии, на что я только усмехалась. Ну конечно, Лен и представить не мог, что «мелкая пацанка», как он меня всегда называл, может одеваться в платьица, выкладывать помидорки на салате сердечками и напевать всякие глупости себе под нос.
– Почему здесь нет ваших фотографий?
– Что? – я отвлеклась от выкладки тарелок и посмотрела на задумчиво переходящего от одного снимка к другому Лена.
– Ты говоришь, что развесила свои любимые снимки, чтобы порадовать родителей, но разве их не порадует больше, если ты повесишь ваши совместные фото?
– С Надин и дядей? О, поверь, они их с пылу с жару получают по электронке.
Лен нахмурился и с расстановкой, словно маленькому ребёнку, пояснил:
– Твои и родителей. Ваши совместные снимки. Если их не было два года, хотя я не понимаю, как это вообще возможно, то они наверняка очень соскучились по тебе и им куда приятнее будет вспомнить ваши совместные моменты.
Комок тупой, ноющей боли застрял в горле. Ну конечно, Лену с его идеально-образцовой семьёй невозможно даже представить, как родители могут вот так взять и скинуть ребёнка на родственников. А я привыкла и почти не обращала внимания. Почти...
– Потому, что я так хочу, – я безразлично пожала плечами и засунула Лену в руки длинную одноцветную гирлянду в форме маленьких звёздочек. – Вот, развесь, пожалуйста, по периметру. Я кнопками пометила места, где она должна быть.
Он только ещё сильнее нахмурился и, ничего не говоря, пошёл выполнять поручение. В момент передачи наши руки соприкоснулись, и меня словно током прошибло. Я, как всегда, с надеждой посмотрела на Лена, стараясь разглядеть в его красивом лице отголоски схожих эмоций. Но как всегда провалилась. Казалось бы, пора уже привыкнуть, что он видит во мне только ребёнка и максимум подругу, но... Даже тогда мне не столько нужна была его помощь, сколько я хотела показать ему, что могу быть другой: женственной, взрослой, хозяйственной.
Да, внизу целая толпа народу, но здесь, в доме, мы только вдвоём, а он, как был холодным истуканом, так и остался. Захотелось расчесать каре обратно, оголяя выбритый висок с недавно сделанной тату – за которую я от него получила даже больше, чем от строгой Надин – переодеться в привычные джинсы с майкой и выгнать его взашей обратно к друзьям.
– Так пойдёт?
– Да, вполне, спасибо. Дальше я сама справлюсь, – меня развернули за плечи и слегка встряхнули.
– Ты даже не посмотрела.
Я послушно оглядела комнату: плотные шторы не давали последним лучам солнца проникнуть внутрь, создавая полумрак; включенная в розетку гирлянда озаряла пространство мягким светом, отбрасывая причудливые блики на обитые деревом стены; развешенные повсюду фотографии делали комнату какой-то мистической, а в воздухе витал приятный, пробуждающий голод запах свежеприготовленных блюд.
Парень, в которого я влюблена уже почти год, стоял совсем рядом, держа меня за плечи, и внимательно смотрел, словно никогда раньше не видел. Как было бы здорово, если бы он и правда был моим. Мы бы вместе дождались приезда родителей, я бы познакомила их, со смехом наблюдала, как вытягивается лицо отца и загораются озорством глаза матери. Как Надин качает головой, словно всегда знала, что когда-нибудь это произойдёт, а дядя лезет за фотоаппаратом, спеша запечатлеть памятный момент. И мы веселились бы весь вечер, наперебой рассказывая друг другу всё, что произошло за эти два года...
– Всё даже красивее, чем я ожидала. Спасибо, им обязательно понравится, – улыбка вышла грустной, но он согласно кивнул и, словно опомнившись, убрал руки и отошёл.
– Ладно, тогда я пойду. Удачи, малец! – рука застыла на полпути к моей голове, он не растрепал мне волосы, как делал всегда, только неуклюже помахал рукой на прощание.
А я, стоя одна посреди красиво украшенной комнаты, вдруг почувствовала себя такой одинокой... Внутри неприятно скреблось дурное предчувствие, но я как могла постаралась отогнать его.
Родители приехали с опозданием, некоторые блюда пришлось разогревать в микроволновке под горестные оханья Надин, но всё же я была счастлива. До того момента, пока не узнала, что вместо месяца они приехали на два дня.
Я до сих пор помню ту гробовую тишину, которая воцарилась в комнате после заявления отца. Виноватый взгляд матери, старающейся что-то мне объяснить и цепляющейся за мои руки, её рассеянную улыбку.
– И куда на этот раз? – фраза вышла такой бесцветной, безэмоциональной, словно мне на самом деле было всё равно.
Словно я не давила подступающие к горлу всхлипы, уже даже не от боли, нет, от обиды за себя, за крёстную с дядей, за всех нас. Словно в ушах не заложило, как от взрыва, и не начало противно звенеть.
– В Азию. Нам доверили новый фотопроект по заповедникам Вьетнама. О, Мари, это такой шанс, такая красота! Мы бы взяли тебя с собой, но у тебя ведь школа, поступление, а мы всё время будем в разъездах, далеко от цивилизации...
Она всё тараторила и тараторила, а до меня медленно доходил смысл её слов. Школа, поступление? Но в школе мне ещё два года учиться...
– На сколько?
– Что? – мама заморгала, явно сбитая с мысли.
– На сколько вы уезжаете?
– Мари... – этот виноватый взгляд и тихий голос привели меня в бешенство.
– На сколько, чёрт вас возьми, вы уезжаете?!
Мама шарахнулась от моего крика и громкого удара по столу, а отец нахмурился и поправил очки. Он всегда так делает, когда врёт. Это я знаю, несмотря на то, что провела с ними очень мало времени.
– Года на два, может на три, – он постарался придать своему голосу как можно больше строгости. – Для тебя будет лучше остаться здесь с крёстной и дядей.
– Для вас, – я чеканила каждое слово. – Так будет лучше для вас! Вы никогда, ни разу не подумали ни обо мне, ни о Надин с дядей! Каково мне без родителей, каково им, молодым, поднимающим свой бизнес, возиться с подростком, они даже собственных детей не заводят! – мама пыталась утихомирить меня, но я зло откинула её руки. – Вы не имели права приезжать в этот дом. Вы даже на порог не имели права ступать. Зачем вы приехали? Думая о нас? Соскучившись? Как бы не так! Вы просто решили очистить свою поганую совесть, заявившись и помаячив своими задницами здесь, перед нами!
Я бы наверное ещё долго кричала на них, изливая всю ярость, что накопилась внутри, но настойчивая трель телефона меня отвлекла.
– Что?! – даже не посмотрела, кто звонил, да это было и неважно. Самое главное было удержаться на грани и не впасть в истерику.
– Малец, ты чего кричишь? – голос Лена на другом конце трубки был удивлённым. – Тебе случайно мои ключи не попадались? Нигде не могу найти, а без них домой не попасть. Подумал, может у тебя обронил, когда комнату украшали.
Я начала лихорадочно шарить взглядом по комнате. Ключи нашлись на полу рядом с окном.
– Да, они здесь. Нет, не приходи, я сама дойду. Нет, всё в порядке.
Всё это время родители сидели, виновато понурив головы, а когда я уходила, даже не попытались остановить. Только Надин пошла за мной, проследила, чтобы я одела куртку. Она знала, что говорить мне что-то или успокаивать в тот момент было бесполезно. Наверное она бы не выпустила меня из дому, если бы не знала, что я иду к Лену.
Наверное, несмотря на свой возраст, именно она всегда была моей настоящей матерью. Тогда я впервые задумалась о том, что биологические и настоящие родители это не одно и то же.
Когда я вышла, на улице уже было темно, моросил мелкий дождик, и редкие прохожие старались скрыться в подъездах своих уютных домов. Я даже не помню, как дошла до дома Лена, в моей голове была зияющая пустота. Но, судя по его вытянувшемуся лицу, дошла я быстро.
– Ты в спринтеры никогда податься не хотела? – насмешливый тон постепенно смолк. – Маш? Что случилось?
Вот знаете как бывает, когда ты держишься, изо всех сил держишься, не плачешь, не кричишь. Но стоит кому-то спросить в чём дело, сжать плечо, посмотреть обеспокоенным взглядом, и плотина внутри рушится, с оглушительной скоростью выпуская наружу едва сдерживаемые эмоции. И тебя начинает трясти, трясти так, что даже на ногах устоять уже подвиг, а слёзы крупными каплями катятся из глаз, непроглядной пеленой застилая обзор.
Лен быстро, не говоря ни слова, выхватил ключи из моей дрожащей руки и потащил в сторону подъезда, практически на себе приволок в квартиру и усадил на мягкий кухонный диванчик, опустился на корточки и попытался обнять, утешить.
Я оттолкнула его руки и отскочила в противоположный конец комнаты. Ненавижу прикосновения в таком состоянии. От кого бы то ни было. Каждое из них ощущается как удар хлыста, жалит кожу.
– Маш? – Лен больше не старался подойти, встал напротив выхода, словно отрезая мне путь к бегству. – Я позвоню твоим родителям... – он увидел, как скривилось моё лицо при их упоминании и исправился. – Надин. Я позвоню ей. Скажу, что ты у меня. А ты объяснишь, что случилось.
Я с улыбкой, больше похожей на оскал, наблюдала, как от потянулся за телефоном.
– Ну конечно, я же истеричный ребёнок, – он удивлённо посмотрел на меня. – Надин знает, где я. И чтобы ты знал, я не настолько глупа, чтобы из-за них вляпаться в неприятности. Они того не стоят, – с каждой фразой я всё больше переходила на крик. – А фотографии наши я не вешала в комнате просто потому, что их нет! Нет!! Да и когда им появиться, если я их не вижу?! Твои родители не могут так, да? С вашей семьи только картины писать, не то что с моей!
Он какое-то время просто стоял и смотрел на меня, словно решая, что делать дальше, а потом подошёл к плите и поставил чайник, параллельно задавая вопросы.
– Они не приехали?
– Ну почему же. Приехали. На два дня.
Рука, наливающая воду из фильтра в чайник, застыла на полпути.
– А потом?
– А потом они уедут ещё на несколько лет, будут гоняться за всякими исчезающими животными и редкими травками.
Спокойный голос Лена, его размеренные движения странным образом подействовали на меня успокаивающе. Меня уже не трясло так сильно, всхлипы поутихли, да и разум потихоньку прояснялся.
– Садись, – Лен расставил на столе чашки с горячим чаем и блюдце с вареньем. Апельсиновым, моим любимым. – Садись! – в его голосе слышались стальные нотки, и я послушно села напротив.
– Ну, и чего ты молчишь? – странно, что тишину воцарившуюся за столом пришлось нарушить мне.
– Не знаю, что сказать, – он признался с таким серьёзным выражением лица, что я не смогла сдержать смешок. – Как ты можешь смеяться?!
– Поплакать я уже поплакала... Не знаю, ты на меня действуешь как новопассит наверное, – в серых глазах читалось недовольство. – Я истеричка, ты что, не знал? Сначала меня оглушает, потом происходит пиздец, а потом я сижу и втыкаю. Это как анестезия, пройдёт через пару дней. Как раз, – я снова усмехнулась.
– Ты говоришь об этом так, словно это случалось уже много раз, – непривычно тихо заметил он.
– Не сказать чтобы так уж много... Они не так часто радуют нас своим присутствием, – я пожала плечами. – Раньше было хуже конечно, сейчас я больше злюсь.
– Из-за себя? Ты хотела бы поехать с ними? – Лен как бы невзначай пододвинул ко мне розеточку с лакомством.
– Я не знаю. Раньше хотела безумно, а сейчас... Нет, я думаю. Здесь моя жизнь, я не стала бы её бросать ради них. Тем более, я уверенна, даже если бы они взяли меня с собой, то просто бросили бы там, – сладкая долька таяла во рту. – Всё-таки у твоей мамы самое вкусное варенье получается. Надо сказать Надин, чтобы заказывала его для кофейни.
– Не отходи от темы.
– Почему ты так хочешь это знать? Прости, что я пришла с этим к тебе, но мне просто нужно было куда-то уйти. А тебе нужны были ключи, а я...
Лен не дал мне договорить.
– А тебе нужно выговориться. Это помогает таким истеричкам, как ты, да и для себя многое поймёшь, – он жестом остановил мою попытку встрять. – И ещё, я хочу знать.
Мы просидели за тем столом практически до утра. Я рассказа ему всё: и про свой детский утренний ритуал, заключавшийся в зачеркивании дат на календаре, и про дневник, который я будучи восьмилетней девочкой писала целый год, а потом обнаружила, что родители просто забыли его на тумбочке в комнате. Про то, как кричала на Надин и обвиняла её в том, что она не моя мать и не имеет права меня воспитывать. Как она всегда заботилась обо мне в ущерб своим потребностям: не ходила в кино или на вечеринки с друзьями, проводила мало времени наедине с дядей. Рассказала о том, что изъедало меня больше всего – страхе, что это именно из-за меня они не заводят своих детей.
Я твёрдо решила, что никогда не стану такой, как мои родители. У меня будет муж, семья, которую я никогда не оставлю, и дети, о которых я буду заботиться. Жить с Надин и дядей я буду пока не закончу школу, а потом, даже если поступлю в нашем городе, перееду в общагу.
Наверное, со стороны взрослого парня, все мои речи были не более чем наивными мечтаниями, но Лен слушал меня внимательно и серьёзно, лишь иногда позволяя себе улыбнуться или вставить ту или иную фразу.
Тогда я впервые почувствовала, что он... Моя родственная душа? Терпеть не могу все эти розовые сопли, но по-другому описать то ощущение просто не могу. Мне так отчаянно захотелось, чтобы тот, с кем я построю это светлое будущее, оказался именно он. Нет, не так. Я поняла, что это должен стать он. И что пора переходить от мечтаний к действиям.
Оказалось, так думала не только я. Лен выпихнул меня из своей квартиры, даже не дав поспать, и велел провести ближайшие два дня дома. Разговаривал он исключительно с Надин, на родителей даже не посмотрел. Только по сжатым до побелевших костяшек рукам я поняла, чего ему стоило это наигранное спокойствие.
А потом был первый поцелуй на кухне, ссора на вечеринке, и наконец-то Лен вёл себя со мной также, как с остальными – как с равной. Он был не другом, не старшим братом, а парнем, который хочет: целовать, обнимать, касаться. Который зовёт на свидания и злится из-за всяких глупостей. Уже не скрывает свой, порой очень крутой нрав, утягивает в бесшабашные авантюры, такие, как поехать с малознакомыми байкерами в соседний город на рок-фестиваль. И всё же временами такой взрослый и далёкий, словно между нами не два, а двадцать два года разницы. И ты бежишь, изо всех ног бежишь, стараясь нагнать это расстояние, чтобы можно было взять его за руку и идти рядом, вместе. Ломаешь саму себя, перестраиваешь, чаще убеждая себя, чем чувствуя, что так надо.
Только в последнее время волны беспомощности накрывают всё чаще и чаще, когда я понимаю, что на один мой шаг вперёд, он делает два. И мне кажется, он уже не оглядывается, чтобы проверить иду ли я за ним...
– Ты опоздала, – родной, чуть охрипший голос пробирает до мурашек, а широкая ладонь, сжавшая мою, рывком вытягивает из воспоминаний. Он ещё несколько мгновений внимательно вглядывается в моё лицо. – Я боялся, что ты не придёшь.
За всеми этими воспоминаниями я не заметила, как дошла до места встречи у часов перед главным входом в торговый центр.
– Я хотела, – почти шёпотом, но Лен услышал и вздрогнул.
– Но ты передумала, – я кивнула. – Почему?
– Ты же знаешь, что я истеричка. Выговорилась, получила пинка. Готова к новым свершениям, – в глубине души я знаю, что этими словами делаю ему больно, но сейчас нужно быть максимально честной, иначе никак.
– Это та девушка? Одноклассница? Надо будет с ней познакомиться...
– А со мной ты для начала поговорить не хочешь? – я попыталась высвободить руку, но Лен только рванул меня на себя и сжал в объятиях до хруста косточек.
– Это само собой разумеется, – он провёл носом по контору моей тату, спускаясь к уху и оттягивая зубами небольшой шарик серьги. – Я соскучился.
Лёгкая боль стократ усилилась от обострившихся ощущений, прокатываясь по телу приятной дрожью, а ощущение сильных рук, его близость, запах возбуждали желание плюнуть на всё и затащить его куда-нибудь... Да хоть в ближайшую примерочную!
Его глаза, потемневшие, с расширившимися зрачками, тяжёлое дыхание, которое он даже не пытался выровнять, выдавали, что он хочет этого не меньше меня. И судя по тому, как он оглядывал магазины за моей спиной, Лен уже прикидывал, где бы можно было воплотить наше желание в жизнь.
– Сначала поговорим, – сама не знаю откуда взяла в себе силы остановить его приближающееся для поцелуя лицо.
Лен недовольно зарычал, но всё же выпустил меня, взял за руку и повёл в какую-то японскую кафешку внутри центра.
***
– Значит, это твоя Кира подтолкнула тебя рассказать мне всё? – Лен задумчиво потягивал белый чай. – Я последние полгода старался вытянуть из тебя это всеми правдами и неправдами.
– Что, правда? – я действительно удивилась. Мне казалось, Лен избегает этого разговора, а оказалось наоборот.
– Конечно. Неужели ты думаешь я тебя не чувствую, а, малец? – сколько ни пыталась, не смогла его отучить называть меня так. – Но... Похоже теперь мне придётся стараться ещё больше, – Лен усмехнулся. – Я далеко не такой идеальный, Маш. Но я помню твои слова тогда, у меня дома. Я стараюсь стать тем человеком, с которым ты сможешь осуществить всё, что задумала. И это вполне нормально, что ты немного отстаёшь, – его ладонь накрыла мою. – Я просто хочу успеть всё обустроить к тому моменту, как ты меня «догонишь», – от тёплой, немного насмешливой улыбки стало так хорошо и спокойно. – И ты обладаешь надо мной куда большей властью, чем сама думаешь. А иначе как ещё объяснить то, что я вместо того, чтобы затащить тебя куда-нибудь в укромное место, пойду выбирать плавки для школьного похода в аквапарк, – он манерно всплеснул руками.
– Так я могу помочь, – мои глаза загорелись озорством. Сознание услужливо нарисовало картинки того, как именно я смогу ему помочь. О-о-о-о, это может затянуться...
– Нет, – Лен глубоко вдохнул. – Нет, иди к друзьям. Ещё не хватало, чтобы твоё отсутствие учителя заметили. Я скоро приду к вам.
***
На обратном пути я всю дорогу не выпускала телефон из рук. Лен закидывал меня сообщениями с адской скоростью. Ему очень понравились и Кира, и, как ни странно, Влад. Он даже предложил сходить на двойное свидание на этих выходных... Если у нас, конечно, останется на это время.
«Зефирка, как ты смотришь на то, чтобы пройтись завтра после школы? Мне есть, что рассказать»
Когда ответ на сообщение не пришёл даже спустя пятнадцать минут, я приподнялась на кресле и обернулась.
Кира и Влад спали в обнимку как два маленьких херувимчика. Осторожно, предварительно поставив на беззвучный, щёлкаю камерой на телефоне.
«Как думаешь, чего бы мне стребовать с них потом за эту фотку?»
Ответ приходит спустя секунд десять, а я улыбаюсь во все тридцать два и понимаю, что этот год начался чертовски хорошо. Наверное, это Зефирка стала моим счастливым талисманом.
