Текст книги "Убить Императора. Шаг 1 (СИ)"

Автор книги: Kimiko

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10.1

Более десяти лет назад

Владения военачальника Шермана Цепеша

Эфингем замер. Вцепившись пальцами в мягкую землю, он надеялся слиться с ней, чтобы остаться незамеченным. Пустошь вокруг него тянулась долгими милями, что были взрыхлены многочисленными взрывами. Этот бой шёл уже несколько часов и младший Цепеш прекрасно понимал, что безбожно проигрывает. Он вот-вот готов был признать проигрыш и смириться с ним, но мысль эта была столь мучительна, что он решился продолжать. Это было слишком важное сражение, чтобы просто опустить руки.

Сквозь жухлые остатки травы, он следил за фигурой противника. Облаченный в массивные доспехи, он двигался грузно и медлительно. Несмотря на массу Эфингема, а он был сложен даже крепче, чем его отец, противник был настоящим великаном, нависающий над Цепешем тенью неизбежного поражения.

Выбора не было. Пока Эфи не обнаружили – преимущество на его стороне, значит надо атаковать.

– Где же отважный воин Эфингем? – протянул его противник, внимательно осматриваясь. – Неужели он испугался? Струсил и сбежал?

Из-за его спины послышался боевой клич, шорох травы и еле заметный хруст земли. Воин широко улыбнулся и за долю секунды до того, как Цепеш завершил прыжок, сделал широкий шаг в сторону, из-за чего мальчишка бестолково плюхнулся на живот, замычав.

Под громкий смех соперника пустошь вокруг стала превращаться в зеленый луг возле фамильного поместья, жухлая трава стала колоситься сочными прядями, что окрашивали одежду. Сам он вновь оказался маленьким мальчишкой, а его грозный противник – любимым старшим братом.

Старший сын великого военачальника, юноша с гордым разворотом плеч и легкой улыбкой, Аластер Цепеш, который минувшей весной справил пятнадцатилетие, был одет, как и Эфи, в белоснежные штаны чуть ниже колен и такую же белые футболку, чьи рукава чуть не доходили до локтя. Латы упали и рассыпались, вместе со всей детской иллюзией.

– Поднимайся, – выдохнул он сквозь смех, когда убедился, что мальчик не ушибся.

Эфи оттолкнулся руками от земли, осаживаясь и отряхивая одежду. Он грозно смотрел на брата из-под бровей, отфыркиваясь от нависающих на лицо прядей.

– Я не виноват… – обиженно выдохнул младший, пытаясь откинуть отросшую челку. – Мне из-за волос ничего не видно!

Аластер подал брату руку, продолжая посмеиваться:

– Тогда тебе нужна лента, да?

Младший послушно схватился за руку Аластера, подтягиваясь на ней и поднимаясь на ноги. Когда Эфи коротко кивнул, старший снова прыснул:

– Розовенькую, как у девчонки?

Эфингем замер, испепеляя его взглядом, нахмурился и, вновь сердито вскрикнув, прыгнул, целясь в него. Аластер, решив в этот раз поддаться брату, развёл руки в стороны и улыбнулся, глядя на полное решимости лицо Эфи. Спустя доли секунды младший врезался в него, тут же обвивая шею тонкими руками и стараясь зацепиться коленями за бёдра. Уже падая на спину, Аластер подхватил брата под зад, правильно располагая его ноги, чтобы те не повредились во время падения. Встретившись с мягкой травой, старший Цепеш тут же повёл плечом, накрывая мальчишку собственным корпусом, чтобы в то же мгновение снова утянуть вверх.

Громко крича и смеясь, они покатились по аккуратному склону, крепко удерживая друг друга. Аластер вглядывался в лицо зажмурившегося Эфи, что крепко стискивал его плечи, чувствуя, как в груди разливается гордость и необъяснимое спокойствие. Впервые все тяготы взрослой жизни, что были взвалены на его плечи, отступили, уступая простой детской радости. Он не тренировал брата, как указал ему отец. Он лишь играл с ним, наслаждаясь искренней улыбкой и смехом Эфи.

Оказавшись у подножия маленького холма, с вершины которого они спустились, братья развалились в разные стороны, посмеиваясь и тяжело дыша. Младший умастил голову на руке Аластера, уставившись на пушистые облака, что резво плыли по розовеющему закатному небу, словно по быстротечной реке.

Старший склонил голову, наблюдая за утомившимся братом. Весь день Аластер откладывал досуг с Эфи, но после обеда тот все-таки сумел его уговорить и они провели вместе весь вечер. Мальчишка силился погрузить его в мир собственных фантазий, что был наполнен наивным героизмом и ожесточенными боями. Юноша был безмерно рад, что его брат лишь играет войну, не участвуя в ней, и тщетно надеялся, что для него это навсегда останется лишь игрой.

– Смотри, – подал голос младший, указывая пальчиком на одно из облаков. – Я вижу кролика… Вон там уши, – он повёл рукой, описывая невидимую линию заметного лишь ему рисунка. – А вон там голова. А ты что видишь?

Улыбнувшись, Аластер даже не отвёл взора от брата:

– А я вижу червяка.

– Где? – Эфи подскочил, оседая, и стал с интересом всматриваться в небо.

Старший лишь снова рассмеялся, приподнялся на локте и ткнул двумя сложенными пальцами брата в ребро.

– Вот же он!

Задохнувшись от возмущения, Эфи тут же вспыхнул и сердито стукнул брата по руке.

– Дурак! – он поднялся, хмурясь из-за громкого смеха брата. – Я вообще-то тебя победил, понял?! Я тебя уронил! А я младше! И почему папа считает тебя таким сильным?.. – он опустил взгляд, задумавшись, но снова тут же вспыхнул. – Я из-за тебя всю одежду испачкал! – недовольно пожаловался мальчик, пытаясь стереть едкие зелёные разводы с белоснежной ткани. – Папа будет ругаться…

Смех Аластера медленно потух, когда он понял, сколько испуга прозвучало в этой короткой фразе. Да, их отец ругался так, что слышала вся округа. Он считал, что это славно, когда все подчиненные, жена и дети в страхе, а сын никогда не спорил с ним, но сейчас эта печаль брата так уколола его. Он попытался вернуть на лицо улыбку, чтобы подбодрить мальчишку.

– Не волнуйся, трусишка, – он сел, притягивая к себе брата. – Мы с мамой тебя защитим.

Эфи послушно наклонился под давлением руки старшего, утыкаясь носом в его плечо.

– Дети! – послышался окрик гувернера. – Дети, ужинать!

– Ох, – обиженно замычал младший, поглубже зарываясь лицом в одежду брата. – Не хочу никуда идти…

Усмехнувшись, Аластер перехватил брата удобнее, чтобы тут же перекинуть его себе через плечо.

– Тогда я тебя донесу! – старший поднялся, крепко удерживая брата.

– Пусти! – возмутился тот, принимаясь колотить первого по спине. – Пусти, я уже большой!

Снова рассмеявшись, юноша сжалился над гордостью мальчика и опустил его на ноги, оправляя одежду. Замерев, он снова всмотрелся в детские черты лица, что почти отражали материнское.

– Сопляк, – беззлобно протянул он, коротко щелкнул его по носу и устремился в сторону дома.

– Я не сопляк! – крикнул Эфингем ему в спину, спеша догнать. – Ты вообще помнишь, сколько мне завтра исполняется?!

– Ох, дай-ка подумать, – Аластер приложил палец к губам, изображая активное размышление. – Пять лет?

– Нет! – Эфи сердито толкнул его в бедро, заставляя покачнуться и снова засмеяться. – Десять! Завтра мой первый юбилей, – гордо произнёс он, игнорируя новый приступ хохота брата.

– Раз так, то ты и вправду совсем большой, – согласился старший, укладывая ладонь на плечо мальчика.

– А что мы завтра будем делать, Ал? – он потянул брата за рукав, тут же забывая, что секунду назад пытался обижаться. – Ты что-нибудь придумал, да? Что-нибудь интересное?

– Ещё как! – тот улыбнулся еще шире, чем прежде, вспоминая, сколь грандиозные планы он строил на грядущий день.

– Мне понравится?! – с азартом воскликнул мальчик.

– Я уверен, – Аластер кивнул ему и собственным мыслям. – Я думаю, что ты уж можешь начинать радоваться.

– Ура! – воскликнул он, резко пускаясь в бег, прямо навстречу к встревоженной гувернантке. Эфингем ещё что-то кричал, но Аластер не слушал его, утопая в идеях о завтрашнем дне.

Он не думал, что можно желать наступление какого-либо дня так сильно, как он желал этого сейчас. Юноша был готов считать каждую секунду, умоляя часы хотя бы немного ускорить свой ход, чтобы как можно скорее услышать заветные двенадцать гудков.

Войдя в дом за братом, Ал тут же скинул обувь, отставляя её в сторону и проходя босыми ногами в центр зала. Он обернулся на короткий скрип, что донёсся из смежного помещения, куда тут же устремился Эфи.

– Мама! – воскликнул он, кидаясь к матери в объятия.

Молодая женщина охнула, укладывая руки на широкие подлокотники скрипучего инвалидного кресла, на котором сидела. Её лицо, когда-то столь красивое, было искажено утомленностью и болезнью, что ела её каждый час. Элизабет Цепеш стала плохеть после вторых родов. Многие винили в этом наследственность, иные косились на жесткого мужа, а третьи и вовсе шептались про младшего Цепеша.

– Мама, а я победил! – похвастался Эфингем, хватая мать за руки. – Мы сражались, и я победил его!

– Неужели? – протянула она, кидая тёплый взгляд на старшего сына, что неловко замер в дверном проёме.

– Победил! Значит, теперь папа возьмёт меня с собой на войну, да?!

Улыбка медленно сползла с лица Лизы, когда она услышала о желании сына. С ужасом она наблюдала и за тем, как мрачнеет лицо Аластера, после послышавшихся со спины тяжелых шагов.

– Папа! – Эфи улыбнулся ещё шире, будто не заметив хмурости в отце. Кинувшись к нему, он охнул, встретившись с коротким толчком в грудь.

– Что это за дрянь? – буркнул он, кивая на одежду сына.

– Шерман, – протянула женщина, надеясь осадить мужа.

– Я спросил, – повторил он, повышая голос. – Что это за дрянь?

– Это моя вина, отец, – Аластер сделал несколько широких шагов вперед, закрывая собой брата. Эфингем невольно отметил, что одежда старшего почему-то в разы чище его собственной. – Мы играли и… – он не сумел договорить, из-за твердой отцовской руки, что схватила его за футболку.

– Ты знаешь, что такое приказ? – просипел он в лицо Аластера, который хоть и старался выглядеть невозмутимым, заметно тушевался.

– Отец, я…

– Ты знаешь, что такое приказ, капитан?! – повторил он, встряхивая Ала.

– Отпусти его! – возмутился Эфингем, но отец, кажется, даже не услышал его.

– Да, милорд, – выдавил он, опуская взгляд.

– И какой приказ был отдан тебе?!

– Тренировать брата, милорд, – Аластер крупно сглотнул, чувствуя, как зол отец.

Он редко бывал таким беспричинно. Всегда придирчивый, он все-таки казался рассудительным мужчиной, который не способен закипеть до такого состояния всего лишь из-за испачканной одежды или столь мелкого проступка, как невыполнение бытового приказа. Что-то не так.

– Мы тренировались, папа! Я победил его! – пытался втиснуться в разговор Эфи, но взгляд Шермана был уставлен лишь на старшего сына.

– Ты чувствуешь разницу между играми и тренировками, капитан?!

– Да, милорд, но… – он охнул, когда отец грубо оттолкнул его назад.

– Ты смеешь искать себе оправдания?!

– Папа, нет! – мальчик вцепился в руку отца, но тот лишь тряхнул ей, откидывая его и заставляя врезаться спиной в каркас материнской коляски.

– Шерман! – вскрикнула Лиза, тут же притягивая к себе младшего.

Женщина терпела холодное отношение к Аластеру, хотя раньше она и пыталась встать между мужем и первым сыном, но теперь, когда она не может стоять вовсе, она оставила все попытки, стараясь придерживаться позиции невмешательства, однако подобного в сторону Эфингема допускать не хотела.

Мальчик лишь замер, бегая глазами между отцом и братом. Родитель упорно не желал замечать его, воспринимая всерьез лишь его старшего брата. Вечно находясь под чьей-то опекой, Эфи не заметил, как достиг того возраста, когда Аластер впервые отправился с отцом на учения в полях. И вот, достигнув первой, пусть и столь незначительной победы, он не надеялся ни на что кроме короткой похвалы, но даже этого получить не сумел.

– Почему ты никогда не замечаешь меня?.. – выдохнул мальчик, кажется, что-то переосмысляя.

– Эфингем, – обратился к нему брат тем самым тоном, которым обычно просят заткнуться.

– Почему ты не замечаешь меня, отец?! – выкрутившись из слабой хватки матери, он подлетел к отцу, становясь напротив. – Я победил его!

– Детский лепет, – фыркнул Шерман, собираясь отодвинуть Эфи, чтобы сделать шаг к старшему.

– Почему ты всегда говоришь только с ним?! – мальчик легко увернулся от руки отца.

– Не лезь в мужские дела, – лишь фыркнул военачальник.

– Я мужчина! – он топнул ногой, всё ещё не позволяя отцу пройти.

– Ты сопляк, – гадко усмехнулся тот, вновь занося руку.

Эфингем лишь замер, понимая, что отец повторил слова брата. Тот тоже назвал его этим гадким унизительным словом, но как по-разному звучало это из их уст… Аластер шумно вдохнул, замечая, что рука отца идёт не по траектории короткого толчка, он замахнулся для полноценного удара.

– Отец, нет! – гаркнул он и кинулся вперед, готовый перехватить его ладонь.

– Шерман! – Лиза хлопнула в ладоши, наконец сумев привлечь внимание мужа. – Продолжайте без него.

Замерев, мужчина опустил взгляд на сыновей. Старший закрыл брата своим телом, готовясь перехватить или принять удар вместо него, пока тот выглядывал из-за его спины, сдерживая обжигающие глаза слезы. Действительно, глупо продолжать при мальчишке. Опустив руку и выпрямив спину, он выдохнул:

– Иди к себе, – он снова отвёл взгляд от Эфи, устремляя его на Аластера.

– Но я!.. – обиженно попытался возразить тот, но быстро сдался, заметив, как брат сжал кулаки.

– Это приказ, Эфингем, – почти прорычал Шерман, пронзая глазами старшего.

Надрывно промычав что-то, Эфи бросился в коридор, при этом задевая кресло матери.

Взбежав по крутой лестнице, он вбежал в комнату, тут же с силой захлопывая дверь. За несколько быстрых шагов он добрался до кровати и упал на неё, утыкаясь лицом в согнутые руки. Сначала ему показалось, что в нём почти нет обиды, а слёзы, что градом катились по щекам, были лишь яростью, которая распирали его грудь, но чем больше он старался культивировать в себе эту злобу, тем больнее и печальнее становилось. Позволив себе всхлипнуть, Эфи подгрёб ноги на кровать, с трудом выуживая из-под себя одеяло.

Снизу доносилась ругань и редкий грохот, из-за которого мальчик каждый раз крупно вздрагивал. Он не знал, за кого волновался больше: за мать, которая изредка выкраивал имя мужа, за брата, который явно терпел основной удар… Но точно понимал, что причина его страха – отец. Причиной всех его проблем всегда был он. Так почему мальчик так слепо следовал за ним, желая угодить во всём?

Продолжая дрожать и вслушиваться в шумы, мальчик проваливался в сон, даже сквозь него продолжая беззвучно сотрясаться в плаче. Раз за разом, просыпаясь, он слышал крики и грохот, видел запыленный балдахин, что нежными волнами полупрозрачной ткани обвивал его кровать. Рассматривая узор, созданный случайно уложенными складками, Эфи прикрыл глаза, снова позволяя себе провалиться в сон. Распахнув их вновь, он содрогнулся, увидев перед собой омраченное чем-то лицом брата.

– Спи, сопляк, – вздохнул он, укладывая руку на тёмную макушку младшего.

– Я не сопляк, – скорее на автомате, чем осознанно, ответил Эфи, тут же снова прикрывая глаза.

Аластер грустно улыбнулся, рассматривая заплаканное лицо брата.

– Спи, храбрый воин, – поправил себя Аластер, поправляя снова сползшую прядь на лице мальчика.

– Всё ведь хорошо, да?.. – неуверенно промямлил он сквозь сон.

– Конечно, – юноша провёл рукой по щеке брата, стирая оставшуюся дорожку слёз. – Просто немного повздорили.

– Но завтра мы будем все вместе, да?.. – мальчик даже смог слегка улыбнуться, вспомнив, что Ал обещал ему что-то очень интересное. – И сделаем то, что ты придумал?

Несколько задумавшись над ответом, капитан тяжело вздохнул, размышляя.

– Разумеется, – выдавил он, прикладывая к груди мальчика кулак. – Ты можешь уже начинать радоваться… – повторил Ал слова минувшего вечера, что уступил место тяжелой ночи, полной переживаний и душевных терзаний. Разжав руку, он оставил на уже посапывающем брате маленький и почти незаметный в темноте предмет. – Спи, – заключил он и наклонился, коротко целуя брата в лоб.

Эфи не слышал, как под стопой брата скрипнула непослушная половица, как тихо стукнула дверь в его комнату. Не слышал он и последующих криков, что не затихали в поместье всю ночь. Не слышал и рёв мотора, что зазвучал под окнами ранним утром.

Лениво приоткрыв глаза, мальчик зевнул, стараясь сильнее укутаться в одеяло. Двинувшись, он заметил, что на нём не надета привычная пижама. События минувшего вечера моментально вспыхнули в голове Цепеша. Вспомнился ему и ночной визит брата, из-за чего он стал судорожно шарить руками по постели, стараясь выцепить предмет, оставленный им. Наткнувшись на что-то ладонью, Эфи замер.

Аккуратно уложив предмет в руку, он приподнял её, вознося над лицом, чтобы рассмотреть. Это была тёмно-синяя лента, плотная и толстая, от края до края которой тянулась узенькая цепочка со множеством аккуратных звеньев, каждое из которых было пристегано к основанию. Мальчик расплылся в улыбке, тут же осаживаясь на кровати. Плевать как долго и громко скандалили вчера взрослые. Такое происходит не в первый и не в последний раз.

Дрожащими пальцами он потянулся к волосам, чтобы попытаться собрать их в аккуратный хвост с помощью нового украшения, но в итоге сумел лишь зацепить пару прядей, оставляя их торчать, выбиваясь из небрежного узла.

Ринувшись к двери, он распахнул её, чтобы пулей пронестись по коридору к двери в комнату брата. Ворвавшись в неё без стука, он стал жадно осматривать помещение, в поисках Аластера, но медленно сник. Его спальня напоминала осиротевшую без хозяйского внимания комнату для гостей, где не было личных вещей и каких-либо знаков отличия: выдержанный стиль поместья и ни капли личности самого жильца.

– Аластер?.. – неуверенно позвал его мальчик, осматриваясь.

Он силился выцепить хотя бы что-то, но взгляд лишь скользил по комнате, не в силах остановиться и привязаться к чему-либо. Слишком гладко и идеально. Слишком пусто. Что-то неприятно задрожало в мальчике. Казалось, будто кто-то старательно пытался стереть его брата из истории этой комнаты. Что если его брат тут больше не живёт?..

За его спиной появилась гувернантка, что положила ладони на его плечи.

– Мне так жаль, Эфи… – выдохнула она, чувствуя, как дрожит мальчишка.

– Где он?.. – тихо выдавил он, с трудом узнавая собственный голос.

– Они, должно быть, уже на вокзале, готовы отъезжать…

– Что? – Эфингем обернулся, заглядывая в лицо женщины. – Как это… Уезжать?..

– Разве Аластер не рассказал тебе? Он сказал, что говорил тебе о планах на сегодня.

Всё в душе Эфи заледенело. Краски тут же потухли, колени дрогнули, а плотная ткань ленты соскользнула с волос, опадая мальчику на плечо.

Глава 10.2

– Езжайте домой. Ему тут не место, – кинул ей Аластер, разворачиваясь.

– Пусти! – гаркнул мальчик, отталкивая женщину. Выудив из кармана утяжеленную цепью ленту, он сделал шаг к брату, что уже стал удаляться. – Я надеюсь, ты никогда не вернешься! – замахнувшись, мальчик кинул ею в спину брата, наблюдая за её полётом.

Вдруг мальчишка мелко выдохнул, когда Аластер, даже не обернувшись, слегка выставил руку назад, подхватывая ленту. Сжав её, он поднёс подарок брату к груди, усмехаясь.

– С днём рождения, брат, – коротко кивнул он, продолжая движение.

Эфингем недвижимо наблюдал за удаляющейся фигурой брата. Теперь его как никогда раньше терзала зависть. Аластер старше. Аластер умнее. Сильнее. Проворнее. Почему он всегда был лучше него?..

– Пойдём, малыш… – женщина неуверенно взяла мальчика за руку, но он тут же отдёрнул её.

– Я сам! – фыркнул он, развернулся и направился к выходу. Теперь Эфи не бежал, а лишь уверенно шагал по платформе.

Слух о том, что перепачканный мальчишка – это никто иной, как младший Цепеш, разлетелся быстро, а потому плывущие мимо колонны не игнорировали его, а отступали в сторону, избегая даже лишних взглядов. Гувернантка с трудом поспевала за ним, ещё не сумев отдышаться после первой погони.

Аластер уселся на своё место напротив отца, что водил крепким пальцем по рыхлой карте, сверяя что-то.

– Где ты был? – осведомился он, даже не поднимая взгляд.

– Надо четвертовать Пауэрса. Желательно в этимологическом смысле этого слова, – Аластер тоже даже не кинул взгляд на отца, почему-то возясь с эполетами.

– И почему это? – Шерман пометил что-то на бумаге, сравнив с записями в толстой тетради.

– Он хотел ударить Эфингема, – довольно кивнув, он опустил руки, оставляя облачение в покое.

Шерман все-таки взглянул на сына, в первую очередь замечая вид его формы. От плеча к плечу тянулась плотная лента, которую сын сорвал вчера в порыве ссоры. Ночью Аластер сказал ему много не теплых слов, стараясь задеть или уличить в чем-то, но военачальник остался непреклонен и глух к его голосу и голосу жены. Все-таки, прислушивайся он к каждому, кто оспаривал его решения, он не носил бы своего звания. Кивнув самому себе, он вернулся к карте.

– Отправляемся! – послышалось из коридора.

Сообщение тут же эхом стало повторяться, передаваясь из уст в уста. Аластер взглянул в окно, наблюдая за последними из тех, кто заходил в вагоны. Поезд, тихо зарычав, качнулся, медленно начиная свой путь. Он вздохнул, чувствуя на груди вес ленты.

Сегодня его брат и впрямь станет совсем большим.

***

Своды потолка давили на плечи. Всё было здесь, в её спальне, недвижимо. Лишь тихие шаги часового механизма напоминали о реальности, отвлекая от пустоты, что разрасталась внутри него.

Кровать была туго застелена тонким пледом, который когда-то лежал внизу, в гостиной, на одном из любимых маминых кресел. Её подушки были пышно взбиты и уложены гнездом, что окутывало её плечи и поддерживало голову. Эфингем часто стучал пальцем по колену, что было обтянуто черной тканью плотных штанов. К концу медленно крался третий день траура. С минуты на минуту должна была начаться церемония прощания, а он лишь наблюдал за медленно опускающейся пылинкой.

Дверь скрипнула, приоткрываясь. Юноша даже не обернулся, замерев, словно статуя.

– Эфингем… – тихо позвала его гувернантка, проходя вглубь комнаты. Она положила ладонь на его плечо, заставляя крупно вздрогнуть. – Пора…

Эфи медленно поднял на неё взгляд опустевших глаз, в которых еще неделю назад плескалась детская беззаботность. Ничего не ответив, он лишь поднялся, покидая материнские покои. Женщина взглянула в отражение, видя в нём собственное уставшее лицо и стремительно стареющее под грузом домашних забот тело, облаченное в закрытое черное платье.

– Он справится, миледи… – вздохнула она. – Он справится.

Эфингем вышагивал по коридору, ведущему к выходу на задний двор, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Он боялся отрывать глаза от пола, ведь каждый угол этого треклятого дома был наполнен… Ими. Гадкими воспоминаниями, что никак не желали отступать, впиваясь в истерзанное горем сознание.

– Эфи! – звучал смеющийся голос брата, что отражался в каждом уголке поместья. – Я тебя всё равно догоню!

Звонко взвизгнув, мальчишка резко изменил траекторию, заставляя старшего сомкнуть руки напрасно, и свернул в небольшую комнатушку в конце коридора. Эфингем мотнул головой, отгоняя от себя мираж. Из-за спины ему вновь почудился голос Аластера, что звал его, добродушно посмеиваясь и будто умоляя обернуться.

– Эфи!.. – растворялось в воздухе.

Он знал: всё это лишь тень минувших светлых дней, что падала на прогорклую суть настоящего. Этот дом вытянул из него все соки и стёр в пыль тягу к существованию. При живом отце и брате, находясь в огромном фамильном поместье – он остался бесприютным сиротой. Ему чудилось, будто он идёт хоронить не только мать, но и самого себя. Точнее, старую версию себя. Того наивного мальчишку с лучистыми глазами больше не вернуть.

Ненадолго замерев перед массивными дверьми, что вели в главный зал, где обычно проводились пышные мероприятия, он вздохнул, укладывая ладонь на дверную ручку. Хотелось в последний раз поддаться ребенку внутри и сбежать как можно дальше, но Эфингем лишь решительно отворил дверь, проникая в зал.

Люди толпились густым чёрным облаком, залепляя обзор и проход. В сознание попыталось проникнуть что-то вроде едкой иронии. Где всё это множество родственников и близких друзей были раньше? Где они были, когда Элизабет болела? Где были, когда в муках покидала этот мир? Эфи упрямо мотнул головой, пытаясь отогнать от себя эти мысли. Ему искренне не хотелось омрачать своими чувствам столь важный день.

Толпа покорно расступалась перед ним, и формировала живой коридор, затихая. Каждый тихо кивал ему, выражая соболезнования, каждый утыкал в его спину тяжелый взгляд полной жалости.

Там, в самой дальней части зала, на своеобразной сцене, где обычно располагалась живая музыка, лежала она. Свет вонзал в её тело два плотных луча. Ложем её служил массивный белый гроб, усыпанный цветами и черными лентами. За его бортами Эфи не видел лица Элизабет, лишь предполагая, как смерть могла изуродовать его нежные черты. Он приближался к матери не чувствуя ног, слыша, как громко ухает его сердце.

Наверняка на ней не осталось и следа былой красоты. Наверняка её кожа покрылась волдырями и потертостями, волосы исседели и стали похожи на жидкий прах. Скорее всего тонкие руки искололись, превращаясь в крючковатые ветки, что держали сейчас завядшую в них розу. Как было бы славно, если в представшем теле было сложно узнать маму. Было бы так легко отпустить её.

Ему, как члену семьи усопшей, полагалось пройти чуть дальше к стене, чтобы по традициям их фамилии проводить женщину в последний путь. Но он замер у подножия гроба, не в силах оторвать от женщины глаз.

На лице растворилась болезненная истома, с которой она уходила на тот свет. Вместо неё на расслабленном лице было заметно лишь благоговейное спокойствие. С щек пропал румянец жара, оставляя лишь чистую бледную кожу. Она не была похожа на труп. Казалось, что она вот-вот распахнет глаза и проснётся, тепло улыбаясь сыну.

Сжав зубы, он всё-таки встал на положенное ему место и крепко зажмурил глаза, пытаясь сдержать рвущиеся слезы. Разорвав визуальный контакт с происходящим, он потерял всякую ориентацию во времени. Толпа равномерно гудела, позволяя выцеплять из их обсуждений лишь редкие слова.

– …поезд… – досадливо заметил кто-то.

– …фронт… – вторил другой.

Эфи мелко выдохнул, стараясь забыться. Впереди самая тяжелая часть этого дня, за которой последует лишь бесконечная тоска. Боль утихнет. Он был уверен.

В мыслях вдруг зазвучала нежная материнская песня, что она, бывало, напевала, сидя у окна. Эфингем укладывал голову не бесчувственные колени, а женщина мягко перебирала его темные пряди.

Вдруг тихое течение мелодии стало разрываться из-за гулкого грохота, что донёсся до слуха мальчика будто из иного мира. Толпа утихла. Воздух сотрясали тяжелые шаги и лязг металла. Мальчик не решился открыть глаза даже тогда, когда почувствовал, как над ним нависла чья-то тёмная тень. Она то ли угрожала, протягивая к Эфи свои щупальца, то ли защищала, укрывая его своим плотным шлейфом.

Хриплоголосый священник начал свой нудный панихидный стон, отражающийся от стен и забивающийся в уши мальчика. Он был так утомлен предыдущими бессонными днями, что теперь был готов уснуть, стоя у всех на виду. Никогда ещё он не ощущал себя столь одиноким и опустошенным.

Речь священника прервалась. Вновь вступило встревоженное многоголосие толпы. Каждый, кажется, по очереди, пытался вспомнить что-то светлое об Элизабет. Должно быть было трудно изображать скорбь, ведь они не виделись с женщиной много лет и её следы давно стёрлись в судьбах этих совершенно чужих людей. Каждый вещавший повторял предыдущего, отчего все они сливались в полифонию.

– Поднимайте гроб, – сухо скомандовал кто-то, заставляя Эфи тут же открыть глаза.

Неужели теперь всё всерьёз?

– Нет! – выпалил мальчик, кидаясь к мужчинам, что уже пристроились рядом с ложем леди Цепеш. – Не смейте трогать её! Она!..

Тяжелая ладонь рухнула на его плечо, пригвождая юношу к полу. Он растерянно выдохнул, вцепляясь взглядом в умиротворенный лик матери. Слуги, не замечая более возражений, подхватили гроб на углах, медленно поднимая его.

Эфингем медленно обернулся назад, чтобы увидеть, кто мог осмелиться остановить единственного представителя его фамилии, но лишь охнул.

Свет, пробивающийся сквозь витражные окна, падал на спину мужчины, покрывая его почти божественным свечением. Чёрные пряди боязливо касались заостренной челюсти. Широкие плечи заслоняли собой весь свет. Такой знакомый и вместе с тем чужой силуэт… Должно быть, это ангел? Или второй спаситель, которому так упорно сейчас молился весь зал?

Иллюзия лопнула, словно надушившийся шар, когда, привыкнув к освещению, Эфи заметил синие, как глубина океана глаза, что смотрели на него холодно и осуждающе.

– Не позорь нас… Брат, – покачнул головой Аластер, выделяя последнее слово, будто пытаясь ужалить им совесть и память Эфингема.

Пораженно охнув, мальчик шокировано наблюдал за тем, как облаченные в латы отец и старший брат спускаются по ступеням, рождая тот самый лязг. Он сглотнул, понимая, что упустил последнюю возможность обратиться к матери. Её тело уже вынесли на улицу, а несовершеннолетним не следовало смотреть за погребением.

***

Тарелки капризно скрипели под зубцами вилок, что впивались в их белоснежное тело. Лишь их плач разрезал воцарившуюся тишину. Эфингем не отрывал взгляда от сочных листьев салата, что были укрыты сливочным соусом. Он не ел все эти три мучительные дня и не собирался приступать к еде.

Широкий стол в фамильном зале был рассчитан, по меньшей мере, на двадцать пять человек. Заняли же они его втроём. Они с братом сидели во главах стола, а Асмодей восседал в самом центре.

Эфи поднял взгляд на брата, что с аппетитом уплетал какую-то птицу. Лицо мальчика скривило от отвращения. Аластер не более, чем пару часов назад смотрел на труп родной матери, а теперь вгрызался в мясо невинного существа, чья кровь стекала на тарелку, окрашивая специи, уложенные на ней, в алый.

– Неужели тебе не мерзко? – выдавил он полушепотом.

Эфи казалось, что столь большой зал и не позволит Аластеру услышать его возмущение, но тот мгновенно замер, уперев в него взгляд.

– Шикарное мясо, – пожал он плечами, снова смыкая челюсти на нём.

На секунду Эфи показалось, что брат насмехается над ним, но судя по пронизывающей пустоте в его глазах – он был бесчувственен. Словно пережитое не оставило на нём никакого следа. Словно не видел он сейчас, как на крышку материнского гроба падают клочья земли. Словно не виделся он впервые за семь лет разлуки с родным братом. Словно мир для него замер тогда, на перроне.

– Как ты можешь есть после того, как увидел смерть? – выпалил юноша дрожащим голосом, с грохотом укладывая вилку на стол.