Текст книги "Имя твое - земля (СИ)"

Автор книги: K.E.N.A

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Мисс Харрис! ФБР! – гаркнула Скалли, оказавшись в столовой. Она не особо рассчитывала на успех, но решила снова напомнить о себе на тот случай, если пожилая леди искусно владеет не только пылесосом, но и дробовиком. Но и эта попытка не увенчалась успехом. Оглядевшись, она поняла, что столовая пустовала.

– Да что же это, черт подери, такое? – возмущенно произнесла вслух Скалли, поймав себя на мысли, что за сегодняшний день выругалась больше раз, чем за весь прошлый месяц. Вы только полюбуйтесь: высококвалифицированный агент ФБР гоняется по старому особняку за девяностолетней дряхлой дамой, обремененной пылесосом, весящим наверняка не меньше тонны, и никак не может ее поймать.

Решив положить конец этому бестолковому времяпрепровождению, Скалли в два шага добралась до двери на кухню. Убедившись, что та надежно закрыта на кодовый замок, так же стремительно прошагала к кладовой и распахнула дверь.

– Мисс Харрис, ну наконец-то! Я…

Кладовая была пуста.

В дальнем углу одиноко стоял пылесос.

«Помогла, когда я тащила что-то из погреба»… Эти слова мисс Харрис не зацепили Скалли в первый раз, во время их разговора о Джейми. И только благодаря Малдеру и его жутковатой истории она вдруг вспомнила о них осознала, что ни полиция, ни Аннетт, ни осматривавший дом Малдер ни разу не заикнулись ни о каком погребе. Должно быть, вход где-то здесь. Но где?

– Просто Бермудский треугольник какой-то… – недовольно пробормотала Скалли, с трудом пробираясь между коробок и то и дело пиная мыском туфли какое-нибудь валявшееся на дороге барахло. Комнатушка была совсем небольшой, без окон и дверей. На потолке тоскливо горела тусклая лампочка, освещая кое-где сохранившийся резной деревянный плинтус с лепниной и золотым напылением. Голые деревянные стены – ни обоев, ни обшивки. И только пол слишком уж выделялся на фоне стен и потолка, которые явно не трогали со времен построения дома: вместо паркетной доски он был кое-как покрыт дешевым линолеумом. Повинуясь какому-то странному интуитивному порыву, Скалли навалилась всем весом на башню из коробок и, поднапрягшись, сдвинула ее в сторону. Шагнув на освободившееся пространство, вглубь кладовой, она вдруг почувствовала, как покрытие под ее ногами слегка промялось. Задумчиво потоптавшись на месте, Скалли пару раз подпрыгнула, а потом пощупала каблуком соседний пятачок: да, без всякого сомнения, здесь что-то есть. Вытащив из кармана фонарик, она присела и принялась разглядывать пол, но не увидела ничего похожего на люк. Неужели придется вспарывать линолеум? Отодвинувшись в сторону, Скалли поднесла к лицу фонарик – подарок от Чарли на прошлое Рождество – и начала ощупывать его в поисках боковой кнопки, при нажатии на которую должен был выскочить перочинный ножик. Она так увлеклась этой задачей, что внезапно потеряла равновесие и, понимая, что падения не избежать, в который раз чертыхнулась и приготовилась рухнуть на спину. В этот момент ее пальцы коснулись какой-то веревки. Скалли уцепилась за нее, как утопающий за соломинку, и сумела-таки удержаться на месте. Но секундой позже едва не упала от неожиданности: совсем рядом раздался какой-то грохот, потом – скрип и наконец – глухой стук. Она вскочила на ноги и, мгновенно выхватив пистолет из кобуры, приготовилась обороняться, но тут же опустила оружие, увидев, что в том самом месте, на котором она находилась всего минуту назад, зияла дыра, а закрывавшая ее доска вместе с полосой линолеума поднялась и теперь вертикально стояла вдоль стены. Скалли осторожно заглянула в проем и увидела ведущую вниз складную лестницу: должно быть, тот жуткий скрип издала именно она.

На всякий случай держа оружие наготове, она осторожно спустилась вниз и, услышав, что странный механизм сработал и лестница у нее за спиной вновь сложилась с тем же душераздирающим скрежетом, посветила перед собой фонариком. Скалли ожидала, что погреб окажется темным и холодным, но вместо этого увидела перед собой довольно большую и чистую комнату, освещенную одинокой лампочкой. Первое, что бросилось Скалли в глаза, а точнее – атаковало ее обонятельные рецепторы – это странный запах, показавшийся ей смутно знакомым. Но из-за того, что к нему примешивалось множество других – сырой земли, затхлости, старого дерева – Скалли так и не сумела его распознать. Мебели в комнате почти не было: только простенькая кушетка, а у дальней стены – пара невысоких шкафов, у одного из которых копошилась не кто иная, как неуловимая мисс Харрис. Скалли, моментально сообразив, что теперь ей ни к чему обнаруживать свое присутствие, быстро выключила фонарик и вжалась в стену, продолжая наблюдать за пожилой женщиной. Та протерла пыль на открытых полках, после чего принялась за рамки каких-то фотографий, любовно выставленных за стеклянной дверцей одного из шкафов. Еще раз пройдясь тряпкой по деревянным поверхностям, старушка неспешно заковыляла к выходу. К этому моменту Скалли, с огромным трудом сдерживая желание чихнуть (от странного запаха свербило в носу и в горле), уже тихонько пробралась вглубь комнаты – так, чтобы оказаться за спиной у объекта наблюдения. Мисс Харрис привычным жестом потянула за веревку слева от люка, и спустя минуту Скалли осталась в полном одиночестве.

Дождавшись, пока шаги мисс Харрис наверху окончательно затихнут, она еще раз огляделась по сторонам и, убедившись, что не пропустила ничего важного, направилась к шкафам – двум массивным, хоть и невысоким секретерам из красного дерева, выполненным в викторианском стиле. Нижние отсеки пустовали, и Скалли с интересом принялась разглядывать выставленные на открытой полке фотографии в дорогих антикварных рамках. Именно их только что заботливо протерла от пыли мисс Харрис.

На первой была изображена юная девочка 11-12 лет – в летнем платье и с большой плюшевой игрушкой в руках. Она застенчиво улыбалась фотографу. Позади нее, прилежно скрестив руки, стояла симпатичная девушка лет двадцати, облаченная в платье гувернантки. Скалли аккуратно вытащила фотографию из рамки и повернула другой стороной. Вдруг она подписана? К счастью, так и оказалось. «Миранда Элизабет Мэй, 1940», – гласила надпись. А внизу кто-то старательно вывел по-детски крупным разборчивым почерком: «и Джорджина Харрис». Стало быть, вот как они познакомились. Видимо, личная жизнь мисс Харрис совсем не сложилась, и она целиком посвятила себя своей подопечной. «Грустно, но в то же время трогательно. Если, конечно, верить, что все эти годы женщины жили душа в душу, а не терпели друг друга, страдая от ненависти и одиночества», – подумала Скалли и вздрогнула, почему-то вспомнив фильм «Что случилось с Бэби Джейн?» (1) Но для начала неплохо бы понять, почему фотография хранится в этой странной комнате? Точнее – в бывшем погребе, о существовании которого до сих пор никто не упоминал. По логике вещей этому снимку полагалось бы стоять на тумбочке у кровати в доме «Джорджины».

Скалли взялась за следующий снимок – совсем старый – судя по одежде и прическам, не позже середины прошлого века. Он, к сожалению, подписан не был, но Скалли почти не сомневалась, что на нем запечатлены родители Миранды. Однако ее внимание привлекла не сама миловидная пара, а пейзаж на заднем плане. Нетрудно было догадаться, что обнявшиеся супруги Мэй стояли в том самом саду, ныне превратившемся в пустырь, заросший сорняками и усеянный пивными бутылками – привет от соревновавшихся в меткости местных забулдыг и хулиганов. А за их спинами виднелся особняк – но вовсе не тот, что теперь принадлежал мадам Арно. С огромным трудом Скалли разглядела в огромном имении знакомые очертания дома Берков. Похоже, что с тех пор строение здорово пострадало не то от пожара не то от обрушения. Так или иначе, но от былого великолепия осталась в лучшем случае одна пятая, а нынешний второй этаж, скорее всего надстраивали гораздо позже – и сильно второпях. «Выходит, наш инструктор по вождению тоже непростого происхождения?» – удивилась про себя Скалли.

За этим снимком была еще одна стопочка фотографий, но в них ничего интересного не обнаружилось: просто какие-то люди, имена которых Скалли ничего не говорили. Точнее, полных имен зачастую и не было – лишь непонятные инициалы. Скалли окинула взглядом шкаф и в последний момент, уже собираясь отвернуться, заметила, как в самой глубине на верхней полке что-то сверкнуло. В который раз прокляв свой рост, она встала на цыпочки и умело (сказывался многолетний опыт) подтянула к себе фонариком спрятанную в самом дальнем углу фотографию в рамке.

И снова – все тот же сад. Снова Миранда Мэй – ее черты Скалли узнала моментально – но теперь уже в юношестве. На вид ей было около шестнадцати. Рядом с ней, обняв ее за плечи, стоял невысокий молодой человек примерно того же возраста и довольно невыразительной внешности. На лицах обоих – выражение полнейшего счастья и влюбленности. Его невозможно было перепутать ни с чем, и Скалли ни на секунду не заподозрила, что на снимке может быть кто-то иной, чем возлюбленный девицы Мэй. Сгорая от любопытства, она повернула снимок другой стороной.

Внутри под рамкой были вложены листки бумаги. Но они, к великому разочарованию Скалли, оказались всего лишь стихотворными любовными записками, увы, лишенными какой-либо содержательности.

«Любовь, как пламя,

Таит угрозы,

Под лепестками

Шипы у розы.

То смех, то слезы

В глазах любимых,

Стихи от прозы

Неотделимы.

Любовь врачует,

Любовь калечит,

Но как хочу я

Быть вместе вечность.

Твой М». (2)

Скалли считала себя человеком, далеким от поэзии, но скверность данного произведения была настолько очевидна, что она невольно поморщилась. Впрочем, вряд ли это творение самого влюбленного юнца: язык выдавал в нем работу какого-нибудь посредственного поэта девятнадцатого века.

Скалли развернула вторую записку.

«Напечатайте имя мое и портрет мой повесьте повыше, ибо имя

мое – это имя того, кто умел так нежно любить,

И портрет мой – друга портрет, страстно любимого другом,

Того, кто не песнями своими гордился, но безграничным

в себе океаном любви, кто изливал его щедро на всех,

Кто часто блуждал на путях одиноких, о друзьях о желанных

мечтая,

Кто часто в разлуке с другом томился ночами без сна,

Кто хорошо испытал, как это страшно, как страшно,

что тот, кого любишь, может быть, втайне к тебе

равнодушен,

Чье счастье бывало: по холмам, по полям, по лесам

пробираться, обнявшись, вдвоем, в стороне от других,

Кто часто, блуждая по улицам с другом, клал себе на плечо его,

руку, а свою к нему на плечо.

Мими. Всегда твоя». (3)

И снова Уолт Уитмен. Скалли горестно вздохнула и покачала головой. Едва ли этот любитель дрянного стихоплетства заслуживал получить в ответ его прекрасные строки. Бедняжка, видать, была влюблена по самые уши. Впрочем, плохие стихи счастью не помеха. Взять, например, Малдера и его вкус в кинематографе… Смутившись тем, какой оборот неожиданно для нее самой приняли ее мысли, Скалли раздраженно убрала записки обратно, и еще раз обошла комнату. Нет, никаких следов пребывания мистера Берка.

От странного запаха начинала болеть голова. Пожалуй, будет совсем нелишним взять тут пару-тройку образцов для токсикологии. Сказано – сделано. Скалли соскребла немного краски со стены и пола – там, где запах был особенно сильным, и аккуратно упаковала в пакетик для сбора улик.

А теперь пора вернуться к Малдеру и рассказать ему о своей находке. И потом выяснить, кто такой этот «М». А точнее – подтвердить то, что Скалли и так подозревала.

***

– Постойте… Погреб? В смысле… la cave?

Аннетт Арно переводила полный неверия взгляд с одного агента на другого, пока те налегали на очередное угощение: Малдер за обе щеки уплетал покрытый хрустящей сахарной корочкой сливочный крем-брюле, а Скалли смаковала клубничный мильфей. Как бы осторожно она ни действовала, ей никак не удавалось справиться с пирожным так, чтобы то не развалилось, и теперь она старательно собирала ложкой миндальный крем и кусочки ягод и водружала их на рухнувший слой воздушного слоеного теста, чтобы прочувствовать вкус десерта целиком.

– Я понятия не имела, что здесь есть погреб. – Аннетт беспомощно развела руками. Скалли бросила на нее скептический взгляд, а Малдер охотно закивал.

– В Новом Орлеане их обычно не бывает, со здешней-то почвой, – сообщил он, и Скалли раздраженно закатила глаза, ожидая, что напарник попытается впечатлить собеседницу рассказами о всплывающих гробах. Но тот предусмотрительно воздержался от таких подробностей.

– Нам нужно побеседовать с мисс Харрис, – сухо сказала Скалли.

– Bien entendu. Она сейчас здесь, в столовой.

Агенты переглянулись. Скалли кивнула Малдеру, и тот, любезно кивнув Аннетт в знак благодарности за десерт, отправился на поиски «старой кошелки», как окрестила мисс Харрис Скалли, когда рассказывала напарнику о своих приключениях.

Оставшись наедине, мадам Арно и Скалли какое-то время молча смотрели друг на друга, пока Аннетт наконец не заговорила:

– Я понимаю ваш гнев, агент Скалли. Но, поверьте, я не меньше вашего раздосадована тем, что история становится все запутаннее и никто не торопится говорить правду.

– Вы и сами не торопились говорить нам правду, – заметила Скалли.

– Oui, – согласилась Аннетт. – Но у меня, как вы знаете, есть на то веские причины личного свойства. – Она сделала паузу. – Я вам не очень-то нравлюсь, верно?

– Нравитесь или нет – какая разница? – Скалли равнодушно пожала плечами. – Мы расследуем преступление.

Аннетт поправила прическу и спросила:

– Хотите знать мое мнение? – Она махнула рукой. – Понимаю, что не хотите, да и не верите мне, но все же. Я убеждена, что в деле замешано нечто паранормальное. Я его чувствую. В этом доме оно повсюду – какое-то… присутствие.

Скалли не спеша размешивала сахар в кофе, исподлобья глядя на Аннетт и надеясь, что ее взгляд в полной мере передает то, что она думает об этом «шестом чувстве». Но мадам Арно это не остановило. Она наклонилась к Скалли и доверительно продолжила:

– А еще я думаю, что агент Малдер придерживается того же мнения. Вас это раздражает? – Заметив, что Скалли вот-вот готова вспылить, она примирительно подняла руку. – Bien, пусть время нас рассудит. А пока не желаете ли попробовать мои новые macaron? С лаймом и базиликом – то, что надо в такую жару. Да и сладкое вам пойдет на пользу.

– Это еще в каком смысле? – возмутилась Скалли.

Аннетт улыбнулась и придвинула к собеседнице тарелку с пирожными.

– Знаете, чем меня так привлекло кондитерское дело? Оно позволяет раскрепоститься, увидеть действительность в других красках, заглянуть туда, куда раньше заглянуть не решался. Расширить свои представления о мире.

– Благодарю, но широта моих представлений меня полностью устраивает, – холодно парировала Скалли. – К тому же я не вижу здесь никакой связи. Если, конечно, вы не имеете в виду клиническую картину кетоацидоза на фоне сахарного диабета.

– Кулинария – она как секс, – задумчиво произнесла мадам Арно, проигнорировав сарказм Скалли, и та чуть было не подавилась горячим кофе от неожиданности. Ей всегда казалось, что представления о чрезмерно раскованных европейцах и придерживающихся излишне пуританских нравов американцах – не более чем стереотипы. Но, кажется, ей придется поменять свое мнение, если эта едва знакомая француженка продолжит рассуждать о своей интимной жизни за чашечкой кофе.

– Чтобы хорошо готовить, на самом деле не требуется ничего, кроме сильного желания и фантазии, – разъяснила свою мысль Аннетт. – Точно так же, как в постели. Разве не так?

Скалли поняла, что стремительно краснеет, и, промолчав, попыталась скрыться за чашкой.

– А кондитерское дело – безусловно, вершина кулинарии, – не дождавшись ответа, продолжила мадам Арно, словно не замечая смущения собеседницы. – Оно само по себе прекрасно в своей… optionalité? Необязательности. Как любовь. Любовь и секс в одном флаконе – что может быть лучше? Разве что любовь, секс и дружба. Вы согласны, агент Скалли?

– У вас здесь есть телефон? – невпопад спросила та и торопливо засунула-таки пирожное в рот, надеясь, что оно избавит ее от необходимости продолжать этот странный и совершенно не уместный разговор.

***

Малдер догнал мисс Харрис как раз в тот момент, когда та собиралась отпереть дверь в святая святых – на кухню. В руке она держала какую-то бумажку и что-то сосредоточенно вычитывала на ней, нацепив очки. Малдер догадался, что это, скорее всего, код от замка, который пожилая дама никак не может запомнить.

– Мисс Харрис? Фокс Малдер, ФБР, – представился он. – Вам помочь?

Женщина махнула рукой.

– Не стоит. В другой раз. Все эти новомодные штуки не для меня. – Она вздохнула. – Чашки чая теперь так просто не возьмешь.

Малдер улыбнулся.

– Не ладите с новой хозяйкой?

– Я очень ей благодарна, что она не лишила меня работы, – искренне ответила мисс Харрис. – Просто тяжеловато привыкнуть к переменам в моем доме. Впрочем, он уже не мой. Да и не был никогда, – чуть подумав, грустно добавила она.

– Зато здесь остались места, о которых знаете только вы. Не так ли?

Мисс Харрис, серьезно посмотрев на Малдера, развернулась и, сев за стол, рукой показала ему на стул напротив. Он послушно опустился на указанное место.

Старушка поправила очки и, сложив руки на столе, какое-то время молчала, видимо, собираясь с мыслями.

– Наверное, раз такое дело, придется мне все рассказать.

– Да, сейчас самое подходящее время, – серьезно кивнул Малдер.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Начните сначала, – предложил Малдер. – Я не тороплюсь.

– Ну что ж, сначала так сначала. – Мисс Харрис глубоко вздохнула и заговорила: – Тогда придется немного копнуть в прошлое. Видите ли, отец Мэттью Берка был другом и коллегой Ричарда – отца Миранды. Они вместе приобрели этот участок и построили на нем два дома. Забора здесь никогда не было. Дома разделял только сад. Мими и Мэттью вместе росли, крепко дружили, ну, а потом, конечно же, влюбились друг в друга. А затем… затем между их отцами как черная кошка пробежала. Конечно же, были замешаны деньги, но я точно не знаю, как. Ричард лишился большой части средств, а на семью Мэттью свалилось еще одно несчастье – две трети дома уничтожило пожаром. Но главное – дружбе пришел конец. Молодым строго-настрого запретили общаться. Миранду на год отправили в частный пансион. А между домами поставили забор. Хотя простоял он совсем недолго. Но что может быть слаще запретного плода? Конечно же, Мими и Мэттью продолжали встречаться тайком. В детали Миранда не посвящала даже меня – я все же не одобряла подобное, но точно знаю, что они не прекратили видеться.

Мисс Харрис перевела дыхание.

– В конечном итоге все у них само собой сошло на «нет». Мэттью отправили учиться в какой-то не самый престижный колледж: на большее у родителей не хватило денег. Вскоре умер Ричард, а спустя пару лет – и отец Мэттью. Постепенно все забыли, с чего началась вражда. И обе семьи просто жили бок о бок как едва знакомые люди. Мэттью учился, потом долго работал в другом штате, а когда наконец вернулся сюда, оказалось, что от былого Мэтти не осталось и следа. Довольно неприятным человеком он вырос, скажу я вам. Немного… озлобленным, что ли? Мне кажется, только Мими продолжала видеть в нем что-то особенное, хотя я ни разу не замечала, чтобы они разговаривали. Здоровались, улыбались друг другу и проходили мимо. Но вот семью ни один из них заводить не спешил: Мэттью-то женился совсем поздно, лет эдак в сорок пять. Жена его была сильно моложе. Так или иначе, самое странное было впереди.

Малдер кивнул, показывая, что внимательно слушает.

– На Рождество 67-го года мне позвонила сестра. Так уж получилось, что мы мало общались: она жила далеко, в Висконсине, шестеро детей. В общем, не до меня ей было все это время. А тут нужда заставила: тяжело заболел ее муж, и она не справлялась одна с детьми и попросила меня о помощи. Я поехала – а что делать? Полтора года прошло, прежде чем выбралась навестить Мими. И вот сидим мы, болтаем о том о сем, и тут я возьми и заговори про Мэттью – спросила, как он. А Миранда вдруг изменилась в лице, прямо побелела вся. Сказала, чтобы я впредь никогда не упоминала его имени в этом доме. Что она выбросила все фотографии, все письма, и слышать о нем больше не желает. Что уж там между ними произошло – одному Богу известно. Я снова уехала в Висконсин – и надолго: муж сестры умер, вот и пришлось мне остаться там – помочь растить младших. Вернулась сюда, когда они выросли, – лет десять назад. Миранда все эти годы жила совершенной затворницей. Из дома, считай, вовсе не выходила – бродила по нему, как призрак – и днем, и ночью. И тогда же я стала замечать в доме что-то странное…

– Странное? – явно заинтересовавшись, перебил ее Малдер.

– Какие-то непонятные звуки, шорохи… Несколько раз слышала, что кто-то поет. Или… разговаривает о чем-то. Я стала, если честно, подозревать, что Мими немного не в себе. А незадолго до смерти она наконец рассказала мне про погреб. Его затопило давным-давно, я и понятия не имела, что им потом кто-то пользовался. Оказывается, они с Мэттью использовали этот погреб как тайную комнату для встреч, даже привели его в божеский вид, пока Ричард уезжал куда-то по делам и дом пустовал. Фотографии и письма Миранда не выбрасывала – просто снесла все туда, вниз. И попросила, чтобы я все сожгла, прямо у нее на глазах. Что мне оставалось делать? Вот здесь все и спалила, в этом самом камине. – И мисс Харрис указала на него рукой. – Только одну фотографию все же оставила – спрятала ее, пока Мими отвернулась. Сама не знаю, зачем. – Она пожала плечами.

– Молчала я про погреб и про все остальное, потому что Мими так хотела. Просила, чтобы я никогда и ни одной душе про все это не рассказывала.

– Вы ведь знаете, что я нашел в кладовой трость Мэттью Берка? Наверняка его целью был погреб. Точнее, то, что там хранится.

Мисс Харрис пожала плечами.

– Там оставалось очень мало вещей, и, поверьте, их никто не трогал. Я проверила.

Малдер грустно покачал головой.

– Вы же понимаете, что теперь становитесь подозреваемой? Выходит, мистер Берк бесследно пропал в месте, о котором знали только вы да он.

– Понимаю. Но и вы, наверное, понимаете, как это нелепо. – Мисс Харрис улыбнулась. – Хотела бы я быть в такой форме, чтобы справиться с мужчиной на двадцать лет младше меня, но годы уже не те.

– Ну что ж, спасибо, мисс Харрис. – Малдер встал. Прошу вас в ближайшие дни никуда из города не уезжать. – Он направился к двери, но вдруг, о чем-то вспомнив, резко остановился и обернулся. – Еще кое-что. Агент Скалли сказала, что почувствовала в погребе какой-то странный запах. Что это может быть?

– Запах? – Мисс Харрис казалась искренне удивленной. – Я тяжело переболела корью в шестнадцать и с тех пор запахов почти не чувствую. Но вы ведь теперь сами там все осмотрите? И полиция наверняка приедет?

– В этом можете не сомневаться, – раздался вдруг голос Скалли, и мисс Харрис вздрогнула от неожиданности, а Малдер резко повернулся к двери. – Я только что связалась с лабораторией насчет результатов токсикологической экспертизы. На стенах и полу погреба – следы керосина.

***

– Нужно уведомить полицию, открыть дело по статье «Поджог». И сегодня же связаться наконец с окружным прокурором, – решительно заявила Скалли, прицеливаясь пустой бутылкой из-под воды в стоявший парой метров дальше мусорный бак. Агенты удобно расположились на лавочке в небольшом парке невдалеке от кондитерской. Решив, что тень от огромного платана вполне обеспечит их прохладой, они решили не возвращаться в отель.

– Дай угадаю. Ты считаешь, что Мэттью Берк хотел поджечь дом, за что с ним и расправились, – улыбнулся Малдер и, отобрав у Скалли бутылку, одним метким движением отправил ее в бак. – Трёхочковый.

– Расправилась, – поправила его Скалли. – Аннетт Арно. Мисс Харрис действительно была в этот момент дома: я позвонила ее соседке, пока ждала тебя.

– Мотив?

– Увидеть, как кто-то расплескивает у тебя дома керосин, – недостаточный мотив для тебя, Малдер? Я склоняюсь к версии убийства по неосторожности. Неудачно повздорили.

Малдер задумчиво лузгал семечки.

– Зачем Мэттью Берку поджигать дом? Почему сейчас? Если месть, то кому? Если корысть, то в чем?

– Этого мы, вероятно, уже не узнаем, Малдер. Может, это никак не связано с его романом с Мирандой. Может, он за что-то точил зуб на Аннетт или на ее бизнес и решил свести счеты? Ведь он наверняка считал, что теперь, после смерти мисс Мэй никто не знает о погребе. В любом случае у нас достаточно фактов для того, чтобы переквалифицировать дело в «Убийство». А там и до ареста недалеко. И да, я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Уверена?

– О своем паукообразном чудище. Разве нет?

– Может быть, Скалли, может быть. – Малдер загадочно улыбнулся, но Скалли в ответ только закатила глаза. – Просто я бы хотел еще кое-что проверить.

– Если считаешь нужным. – Встав со скамейки, Скалли надела черные очки. – А я зайду в отель за машиной и съезжу в участок.

– Будь добра, заодно попроси их найти все, что возможно, по Миранде Мэй, – попросил Малдер.

– Зачем? – удивленно спросила Скалли.

– На всякий случай. Вдруг это поможет выяснить, что там у них произошло с Мэттью Берком.

– Ладно. – Скалли пожала плечами. – Все равно мне уже давно пора познакомиться с Болваном Дэвисом. – Она махнула напарнику рукой на прощание и ушла.

***

Малдер не был до конца честен со Скалли: он не имел ни малейшего представления о том, что именно хочет «проверить». Его загадочная молчаливость на самом деле имела вполне прозаическое происхождение – в этом деле для него решительно ничего не складывалось, и ни одно объяснение не казалось достаточно убедительным. Иногда он по-настоящему завидовал Скалли, ее уверенности во всем научно проверенном и рационально доказуемом. Ведь так значительно проще – не замечать ничего, кроме железных фактов, а там, где нужно, уметь притягивать эти факты за уши. С одной стороны, скука и ограниченность, но с другой… Сам он часто чувствовал себя как судно, дрейфующее по морю в полнейший штиль. Вокруг – неограниченное пространство возможностей и вероятностей, а он даже не знает, куда смотреть. Частенько в таких случаях его выручала интуиция, еще чаще – Скалли, которая хоть и имела привычку упрямо вцепляться в какую-нибудь рациональную версию, пусть даже крайне малоубедительную, но тем самым направляла мысль Малдера в нужном направлении. Он не мог не признать, что в этом расследовании Скалли заслуженно играла первую скрипку – как раз потому, что для решения задачи, кажется, действительно не требовалась никакая паранормальщина. И с радостью снял бы перед напарницей шляпу, но чертова интуиция, которую даже ему самому уже хотелось пристукнуть, словно назойливо жужжащего над ухом комара, продолжала твердить, что в деле есть какое-то второе дно.

Малдер не раз задумывался о том, насколько эффективнее был бы их тандем, если бы Скалли хоть иногда допускала вероятность его правоты. Она не единожды обвиняла его в бескомпромиссности, но на самом деле именно Скалли всякий раз до глубины души поражала напарника своим непрошибаемым упрямством. Порой Малдеру искренне казалось, что она, словно строптивый подросток, просто делает все наперекор ему, но он слишком хорошо знал Скалли, чтобы по-настоящему в это верить. И все-таки, будь она хоть немного посговорчивее, он бы не блуждал впотьмах, как сейчас, парализованный собственным незнанием.

А Малдер вполне буквально блуждал впотьмах. Он нарезал сотый круг по погребу, куда его неохотно впустила расстроенная до глубины души Аннетт, и после того, как дважды пересмотрел все фотографии и обыскал все шкафы, решил выключить свет. Может, тогда на стенах проступят какие-нибудь написанные люминесцентными чернилами письмена? Чуда не произошло, и Малдер снова досадливо щелкнул выключателем.

Все то же. Пол, потолок, четыре стены, кушетка и два секретера. Он уже мог с закрытыми глазами нарисовать эту комнатушку во всех деталях. Тоскливо вздохнув, Малдер устало привалился к одному из шкафов.

Вот же проклятье. Он-то надеялся, что все это псевдорасследование закончится за пару дней, а потом они смогут развеяться, расслабиться, по-человечески поговорить… И вот, пожалуйста – поджог, почти наверняка – убийство, вытащенные на свет божий старые тайны, люди с покалеченными судьбами, вся подноготная дела Ли Роша, непростой разговор со Скалли… Впрочем, этому разговору, пусть и тяжелому, Малдер втайне был рад. Ему казалось, что одна из невидимых стен, которые так долго разделяли их с напарницей, вчера наконец-то рухнула, а на месте пугающе большого знака вопроса появилась жирная точка. Чего не скажешь об этом проклятом деле с этим чертовым особняком, этой дурацкой черной магией, этим идиотским подвалом…

Внезапно разозлившись, Малдер со всей силы заехал ногой по второму шкафу. И едва не упал: этот секретер, в отличие от своего соседа, оказывается, не был прикручен к полу. От удара шкаф вдруг плавно уехал в сторону. Чертыхнувшись, Малдер собрался еще раз как следует врезать по незадачливому предмету мебели – на сей раз в отместку за свое почти свершившееся падение, но в этот момент заметил кое-что интересное.

«Да сколько же еще секретов в этом доме?» – возмутился он про себя, разглядывая доселе скрывавшуюся за шкафом узенькую деревянную дверцу.

«Открыть? Или сперва связаться со Скалли?» После своих приключений в Сибири он мысленно поклялся всякий раз задавать себе этот вопрос. К сожалению, почти всегда в таких случаях ему казалось, что промедление недопустимо. И нынешний не стал исключением: из глубины дома, откуда-то снизу, куда вела загадочная дверь, послышался шум, а потом – что-то очень похожее на быстрые шаги.

Не раздумывая больше ни секунды, Малдер вытащил пистолет и фонарик и, резким рывком распахнув дверцу, зашел внутрь. Он оказался в узком неосвещенном тоннеле – судя по всему, довольно извилистом: разглядеть что-то дальше нескольких шагов не удавалось, несмотря на все старания.

Вдобавок ко всему проход был чертовски узким – настолько, что Малдер едва-едва протискивался между стен. Ему с трудом удавалось удерживать и фонарик, и оружие, а продвижение вперед шло крайне медленно. Уже спустя несколько минут он полностью потерял всякую ориентацию в пространстве и абсолютно не представлял, где находится сейчас и куда движется относительно начальной точки отсчета. К счастью, никаких ответвлений он пока не заметил: проход больше походил на туннель, чем на лабиринт. С того момента, как Малдер вошел сюда, никаких посторонних звуков не раздавалось. Но как раз в тот момент, когда он стал всерьез подозревать, что пал жертвой слуховых галлюцинаций, впереди снова раздались шаги: кто-то словно заманивал его за собой.