Текст книги "От сессии до сессии (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Чего это ты такая радостная? – нахмурился Мечников, морсик, однако, принимая – сначала в руки, потом внутрь. – Готовишься валить студентов на сессии?

– Нет, просто настроение хорошее…

– Хорошее настроение у ведьмы – это плохо, – вздохнул Максим Сергеевич, страдая над едой. – Как пить дать, случится какая-нибудь дрянь.

Дрянь уже случалась этажом ниже, но столовая приглушала не только запахи, но и прочие доступные человеческому организму ощущения, и никто ничего не заметил.

– Может, Стас что-то намутил? Вы смотрели расписание? – встрепенулась ведьма и полезла в сумочку за планшетом.

– Не смотри эту гадость, – поморщился историк, – аппетит испортишь.

– У меня аппетит есть всегда! – гордо сообщила Ирина Арсеньевна. Максим Сергеевич тихо застонал. – Но всё-таки вы правы. Перепады настроения у таких, как я, являются чем-то вроде предчувствия. Проблема лишь в одном: никогда не понятно, чего именно ждать! Даже не определишь, кто-то родился или умер!

– Кто-то умер от переедания, – сказал Мечников, и его больно пнули под столом. – Ай, Барсик… не очень-то по-каратистски…

– Зато достаточно по-садистски. Так, – волшебник одним решительным махом прикончил булочку, и все молча восхитились. – Так. Владыку мы нашли, хотя к этому существу очень трудно подобраться. Предчувствиям Ирины Арсеньевны я верю, так что за оставшуюся часть перемены нам надо понять, что к чему, и, возможно, даже действовать. Скоро сессия, а это значит, что времени в обрез…

– Потому что во время экзаменов мы будем заняты? – предположил Мечников.

– Потому что во время экзаменов, – ответил Максим Сергеевич, – вурдалаков, оборотней и прочих тварей в универе будет в три раза больше обычного, и все они – союзники нашего главного врага.

За соседним столом какой-то студент воскликнул:

– Михална – такая тварь! Ну просто ведьма! Сорок билетов по три пункта в каждом, да пошла она к лешему…

– И леших, – беспечно добавил волшебник, поднимаясь из-за стола. – Я же говорил.

***

Во всех нормальных универах спортивный зал располагался в более-менее приличных местах. Кто-то занимался на пятом этаже, кто-то – на первом, кто-то – на цокольном, но приличном цокольном, который было не отличить от первого или пятого – там даже окна были! Правда, почти под потолком… В главном же корпусе нашего богоспасаемого университета не нашлось места для занятий спортом: откровенно говоря, историки, лингвисты, филологи и философы его и не искали. Но было надо. Для галочки.

И когда «сверху» пришло требование сделать, наконец, спортивный зал, обитатели гуманитарного корпуса поднатужились и раскопали бункер.

Спускаться туда было надо по лестнице, холодной, как смерть, и такой же нежеланной для любого пышущего здоровьем и молодостью студента. Перила заросли паутиной, а на стенах издавала предсмертные хрипы штукатурка, пол был покрыт старой плиткой неопределённой цветовой гаммы; затем предлагалось свернуть налево. Раздевалки, буквально выдолбленные в стене, по температуре могли посоревноваться с айсбергом, а по общей атмосфере – с гробом. Сам спортивный зал выглядел более-менее прилично, если не знать, что он находится в подземелье, и игнорировать вздохи неизвестного происхождения, доносившиеся с разных сторон в самый неожиданный момент. На самом деле, вздыхали привидения, но эта мысль пришла в голову ребятам только сейчас, после знакомства с реальной нечистью.

В общем, гуманитарии спорт не любят.

– Что-то я не чувствую тяги к здоровому образу жизни, – признался Михан, выглядывая из-за плеча Ильи. – И я не в том смысле, что не хочу тут играть в волейбол. А в том, что это надо обмыть.

– Что именно? Ты что, тут ни разу не был? – буркнул Калина, расстроенный тем, что они всё-таки куда-то попёрлись. А могли бы, между прочим, к зачёту готовиться.

Кара ткнула его в бок и молча показала на центр зала. Яночка вздрогнула, Геннадий Прянишников как-то странно пошевелился – оказалось, взял её за руку.

В центре зала тоже пошевелилось. Пошевелилось, закряхтело… Стало ещё холоднее, на губах появился странный привкус. Что же это за существо? И почему оно так странно двигается?

– Кто здесь? – храбро выкрикнула Кара.

– Ну я, – хрипло ответили ей.

– А поконкретнее? – поправил очки Геннадий.

– Физрук ваш, – буркнуло существо и распрямило спину. – Половицы чиню, блин. А вы чего припёрлись? Пара у нас, что ли?

Калина рассмеялся, Михан выдохнул, Кара с Яночкой набросились на Геннадия. Философ отбивался, как мог: дескать, ему показалось, что это какое-то неземное чудовище. Впрочем, Геннадия поймите и простите: ты можешь быть гением и отличником, но ходить на физкультуру в университете – это определённо какое-то извращение, и даже Геннадий таким не страдал.

– Заблудились, что ли? – добродушно усмехнулся усатый дядька средних лет. Он и впрямь возился с испорченным полом. – Бывает, сюда кто только не забредает…

Кара открыла рот, чтобы поблагодарить хорошего человека, но что-то пошло не так. Препод как-то странно замер, глядя за её спину, а потом дёрнулся, словно ему поставили подножку, и рухнул на пол. Студенты взвизгнули в разных тональностях, а по полу пронеслась такая волна леденящего ветра, что многие не устояли на ногах.

Физрук не шевелился, а оторванная половица валялась рядом. Кара с трудом села, опершись о стену: остальные пытались понять, что происходит, и непроизвольно жались друг к другу.

Они оказались в непонятной, но определённо жуткой ситуации, ещё и в бункере, куда никто не пойдёт искать… Что могло быть хуже!

– Доигрались, юные следопыты? – холодно спросили из коридора. – Вы зашли слишком далеко. Не стойте на моём пути.

Кара, дрожа, подняла голову. Лиц остальных она не видела, но надеялась, что все в порядке; в полутьме бункера её руку нашла рука Калины, и стало немного легче. Совсем чуть-чуть, потому что перед ними предстал человек, виновный во всех мистических бедах университета за последние полгода.

Максим Сергеевич знает? Пожалуйста, скажите, что уже знает и скоро придёт! Потому что такая сила, ещё и тёмная, в руках одного из деканов – это очень, очень плохо…

– Скоро сюда придёт мой проводник, – голос чужой, потусторонний, высокомерный, хотя если вспомнить как следует – этот человек всегда говорил в таком тоне. – Придётся ему присмотреть за вами, непослушные дети, пока я завершаю свои дела.

– Почему? – не выдержала Кара, хотя ей было смертельно страшно. – Здесь столько странных людей, столько преподавателей, у которых есть мотивы отомстить всему универу… Философы, их вообще никто не любит, а у историков свои наклонности… Почему именно вы?!

– Всё просто, коллега, – страшно улыбнулась Любовь Серафимовна и поправила прядь, выбившуюся из-за левого изогнутого рога, который слегка дымился. – Потому что филфак – элита общества. И скоро вы все усвоите эту истину раз и навсегда.

========== 10. ==========

Филологи восстали.

Кара никогда бы не подумала, что этот забитый факультет способен породить такое зло, но он всё же породил – других идей, почему у Любови Серафимовны растут воистину сатанинские рога, у неё не было. Она ожидала подставы от кого угодно: от родных социологов, переборщивших с теорией коммуникации, от историков, решивших захватить мир, от философов, идущих на всё, чтобы найти истину. Пожалуй, вне подозрения были разве что японисты – они были заняты тем, что учили иероглифы, и не могли продать душу Дьяволу по причине нехватки времени. А вот прочие лингвисты – вполне! Они же зубрят латынь…

Любовь Серафимовна подошла ближе, кинула презрительный взгляд на бездыханного физрука и шевельнула пальцами. Тело преподавателя оказалось на скамье, кажется, он не пострадал, но Каре всё равно было жутко. Декан филфака напоминала ей павлина: маленькая голова, коротко стриженые волосы, а хвост распустит – и сразу ясно, кто здесь элита… Огромные очки и тонкие пальцы в кольцах только подчёркивали самомнение Любови Серафимовны.

И, конечно, рога. Точно! Именно эту тень она видела на обратной стороне!

– Вы все мне мешаете, – холодно сказала женщина, – и будете наказаны. Я сотру память всем студентам, кроме своих, и отныне в этом корпусе будет только филология…

– Зачем? – пискнула Яночка, прижимаясь к мужественно молчавшему Геннадию, чьи очки покрылись инеем. – Если в универе останутся одни филологи, вы станете не элитой, а просто… просто обществом! Ведь элита – выделяется, а из кого будете выделяться вы?

– Молчать, – шикнула Любовь Серафимовна. – Для начала нам надо поглотить все гуманитарные специальности, чтобы никто, слышите, никто и никогда больше не шутил свои дурацкие шутки про филфак! И ни один паршивый лингвист не скажет, что у него больше абитуриентов…

– Почему вы выбрали Станислава Павловича? – на удивление тихо спросил Михан. – Он же с истфака…

– Станислав Павлович страдал, – с удовольствием ответила Любовь Серафимовна, прохаживаясь по бункеру перед замершими и замороженными студентами. Где-то наверху, наверное, уже начинались пары, и Каре и остальным ещё никогда так не хотелось поучиться. – Он так старается каждый день: составляет расписание для вас, состыковывает часы и аудитории так, чтобы было как можно меньше конфликтов, загружает расписание в электронном виде, чтобы каждый мог его скачать… А вы, неблагодарные людишки! Что ему даёте вы? Ничего! Любой хоть раз, да жаловался на плохое расписание, просто потому что ему не хотелось ехать к первой паре… А что может с этим сделать Станислав Павлович? Ничего! Он делал всё, что мог, но не получал взамен ни крупицы добра… И когда появилась я, он был готов на всё. Он продал душу совершенно добровольно и теперь помогает мне, потому что знает: я отомщу за него так же, как мщу за своих подопечных.

Она прислушалась к звукам извне, прищурилась, но продолжила говорить:

– Зайдите в любую социальную сеть, обратитесь к любому гуманитарию. Что он вам скажет? Филфак – ничто, филфак – бред душевнобольного. Ни рыба, ни мясо: ни лингвистика, ни литературоведение. Так-то вы все его представляете! Никому из вас, жалкие смертные, не понять уникального синтеза этих наук! И этот синтез есть филфак. Только мы смотрим сразу в две стороны… – Так вот почему она косоглазит, подумала Кара и едва не рассмеялась в голос. – Только мы видим истину! – Вот тут икнул Геннадий Прянишников. – Все шутят, что после филфака работать можно лишь в Макдональдсе. Знаете, кто на самом деле работает в Макдональдсе?

Студенты испуганно вытаращили глаза. Несмотря на весь ужас ситуации, каждый боялся услышать про свой факультет. Любовь Серафимовна оскалилась:

– Неудачники работают в Макдональдсе. Там место всем вам, но никак не элите гуманитарного факультета. И не только гуманитарного! Как только я расправлюсь с вами, я пойду дальше. Следующий на очереди – спортивный факультет… Эдуард Иванович Стразов, их декан, гипнотизёр высшего уровня, потомственный колдун. Он держит в страхе всё Новокосино! Он на моей стороне. Все спортсмены подчиняются Стразову, а Стразов постепенно заколдовывает их, подчиняет своей, а значит – моей воле… Они уже начали читать книги. В спортивном корпусе появилась библиотека. Это значит, что я на правильном пути – на правильном пути сам филфак.

Любовь Серафимовна посмотрела на них левым глазом сверху вниз – правый обшаривал глубины спортзала.

– Вы слишком далеко зашли, и вас уже не обратить. Что ж, остаётся лишь один выход – уничтожить… бесследно. Это станет символом бесславной кончины ваших факультетов.

– Философия будет жить вечно! – неожиданно звонко выкрикнул Геннадий Прянишников и бросился с кулаками на Любовь Серафимовну.

– Стой, дурачок! – завопила Кара, но было поздно. Философа отбросило к стене, и он рухнул на маты.

Историки даром времени не теряли: пока Любовь Серафимовна отвлеклась на Геннадия, Илья с Миханом переглянулись и метнулись к кабинету физрука, где находилась масса полезных вещей. Они успели добежать до гимнастических палок, которыми можно было с успехом отколошматить декана филфака, не будь у неё демонических рогов… Не вышло: парни повторили судьбу Геннадия.

– Из-за пола щадить не буду, – предупредила, шипя, Любовь Серафимовна, нависая над сжавшимися в два комочка Яночку и Кару.

– Тогда я тоже! – грудным голосом возвестила с порога Ирина Арсеньевна Окунь. Кара радостно выдохнула: они были спасены!

***

Максим Сергеевич видел, как ведьма борется с деканом филфака, Мечников отеческими оплеухами приводит в чувство развалившихся на матах студентов, а девушки благоразумно отходят по стеночке. Все такие молодцы, может, обойдётся без него? Было бы просто замечательно…

– Я знал, что вы начнёте действовать перед сессией, Барсов, – раздался голос за его плечом. Обернувшись, волшебник увидел Стаса. Составитель расписания был, как всегда, противным и злобным, но сейчас ещё и опасным: чем ближе Владыка к проводнику, тем более неконтролируемым для собственного сознания становится проводник.

– «Перед сессией», Станислав Павлович, понятие растяжимое. В студенческой жизни, – усмехнулся волшебник, – есть два периода: до сессии и после сессии. Причём они часто смешиваются, казалось бы, вроде только что сдал, а вот – снова сдавать…

– Не философствуйте, вы не Геннадий, – одёрнул его Стас. – И даже не пытайтесь что-то сделать со мной! Я на эти ваши штучки не куплюсь! Я под защитой. И вообще, смотрели бы лучше за студентами…

– Вы бы помолчали… Яна, Карина, вы в порядке?

– Да, – почему-то шёпотом сказала Кара, держа за руку подругу и выбираясь в более-менее безопасный коридор напротив спортзала. – Максим Сергеевич, пожалуйста, не обижайте Станислава Павловича! Он не хотел, она его использовала!

– Посмотрим.

Максим Сергеевич даже не стал предлагать им бегство: девочки явно не оставят безумную компанию, но и задерживаться в спортзале им опасно. Что ж, терять почти нечего… Почти. Максим Сергеевич закатал рукава и парой изящных жестов обездвижил Стаса, заставив того осесть на пол. Пока составитель расписания бессильно ругался, волшебник велел:

– Девушки, у меня для вас задание – присматривайте за этим… униженным и оскорблённым и ни в коем случае не суйтесь в зал. Если расколдуется – кричите мне, но он не должен. Ваших возлюбленных мы вернём в целости и сохранности.

Студентки кивнули и сели караулить Стаса: им было, что друг другу сказать. Максим Сергеевич вздохнул и перешагнул через порог спортивного зала.

Картина неутешительная: Геннадий, Илья и Михан не могли прийти в себя от простой оплеухи, ведь удар, заставивший их лишиться сознания, был вовсе не таким простым. А от битвы Любови Серафимовны и Ирины Арсеньевны осыпалась штукатурка и летали разные предметы, так что бессознательным парням могло прийтись худо. Мечников оттащил их на самый дальний мат, соорудил из гимнастических ковриков подобие защитной стены, а сам сидел рядом и тормошил физрука, который тоже никак не хотел просыпаться.

Максим Сергеевич видел, как историк игнорирует сыпавшиеся со всех сторон предметы и обломки и, следовательно, возникающие от них синяки, и упрямо прикрывает студентов и физрука. Мрачная решимость простого человека, который просто попал не в свой мир…

– Сделай что-нибудь! – проорал Мечников, поймав его взгляд. – Какого… ты просто стоишь и… Барсов!

– Я делаю, – откликнулся Максим Сергеевич. – Ещё одну минуту…

Этого должно хватить. Раньше он просто не сможет сдвинуться с места. Волшебник ещё раз проверил, кто где находится: девушки караулят Стаса, парни и бесчувственный физрук под присмотром Мечникова, Ирина Арсеньевна дерётся из последних сил. Они договорились ещё по пути, кто выигрывает время, а кто действует по-настоящему, но Максиму Сергеевичу всё равно хотелось, чтобы никто больше не страдал. Увы, это противоречило не только плану: поменяйся они местами, и Любовь Серафимовна сразу заметила бы подвох.

Рыжие волосы ведьмы липли к лицу, дыхание сбилось, она ворожила, как могла: декана филфака атаковали простые и смешанные молнии, иллюзии, галлюцинации, подключились даже спавшие в спортзале привидения – их вовремя привлекла на свою сторону Ирина Арсеньевна. По виску Мечникова стекала кровь, и он её даже не смахивал, отбиваясь гимнастической палкой от летящих в их сторону обломков шведской стенки. Любовь Серафимовна успевала шаг за шагом, заговор за заговором ослаблять Ирину Арсеньевну и метать всё, что подвернётся под руку, в сторону беззащитных людей.

Они не были бы беззащитными, если бы…

Тридцать секунд, двадцать, десять…

Сработало!

На стене напротив входа замерцал постепенно расширяющийся синеватый круг. Это был не совсем синий – цвет сумерек, символ переходного времени суток. Рукотворный портал на обратную сторону. Единственный шанс победить Любовь Серафимовну и спасти университет.

– Вы это сделали! – радостно вскрикнула Ирина Арсеньевна, и тут же её ноги подкосились: отвлёкшись на портал, она пропустила атаку и оказалась стреножена какими-то скользкими подземными щупальцами. Неприятно, но не смертельно, а главное – теперь она не сдвинется с места до конца мистерии, поэтому Максим Сергеевич спокойно вошёл в зал.

Любовь Серафимовна прищурилась сильнее, чем раньше, и склонила голову к левому плечу. Рога на голове декана филфака заалели и задымились.

– Что ты творишь, волшебник, – прошипела она. – Я не уйду из этого мира добровольно!

– Этого я и не жду, – улыбнулся Максим Сергеевич и положил предварительно снятый пиджак на скамейку. – Мы вместе прогуляемся, хорошо? Я и вы, и больше никого.

– Этого, – ощерилась она, – не жду уже я!

Вспыхнуло и бабахнуло, не будь Максим Сергеевич магом, его бы отбросило к стене – так же, как всех остальных несколькими минутами ранее. Любовь Серафимовна уже поняла, с кем связалась, и начала колдовать сложнее: в ход шли не штукатурка с баскетбольными мячами, а настоящие чары, чары порчи и чары призыва. Максим Сергеевич парировал с лёгкостью, делая вид, что ему это безумно тяжело даётся; главное, чтобы повелась только декан филфака, а не все остальные… Хотя чего прикидываться? Он только что своими руками распахнул двери на обратную сторону, а это не шутки!

Нужно было как можно скорее вытолкнуть рогатую женщину туда, тогда он сможет драться в полную силу. Говоря начистоту, ТОЛЬКО тогда. Максим Сергеевич убедился, что всем хватило мозгов не подходить ближе, и замахнулся левой рукой, правой прикрывая сердце – место, куда обычно целят такие твари, как Любовь Серафимовна. Легонько рассечь воздух и…

– Не так просто! – прорычала оказавшаяся Владыкой. Уже летя спиной в мерцающий портал, она выбросила руку, и из пола вырвалось очередное щупальце из преисподней. Максим Сергеевич не успел его перехватить, параллельно защищаясь от порчи с потолка, и краем глаза увидел, как щупальце схватило за ногу Геннадия Прянишникова и потащило его за собой. Мечников поймал Геннадия, но не остановил…

– Чёрт возьми!

Одарив его напоследок торжествующим взглядом, Любовь Серафимовна скрылась в портале. Забрав с собой этих двоих… Чёрт взял!

Повисла тишина.

– Максим Сергеевич!

Он обернулся. Ирина Арсеньевна наконец расправилась с щупальцами, сжёгши их дотла, и кинулась к нему, но остановилась, будто напоровшись на невидимый столб, когда посмотрела в лицо.

– Ирина Арсеньевна, – ровным голосом сказал волшебник, – я рад, что вы снова в строю. Вам под силу привести в чувство оставшихся студентов и преподавателя. Пожалуйста, займитесь этим, пока мы не вернёмся.

– Максим Сергеевич, – повторила ведьма. Губы у неё дрогнули. – Вы же понимаете…

– Удачи, Ирина.

Он шагнул в мерцающий синеватый круг, услышав за спиной только сочувственный всхлип.

***

Эта обратная сторона сильно отличалась от того, что он видел осенью. Сориентировавшись в пространстве, Мечников вскочил на ноги и первым делом отодрал от Геннадия ослабевшее зловредное щупальце. Парнишка был без сознания, и, наверное, слава богу! Он не вспомнит этого кошмара…

Жуткая бабища с рогами тоже здесь, значит, Калинин с Григорьевым в безопасности. В относительной безопасности. Что-то подсказывало Мечникову, что он мог и не рвать жопу за философа, но поступить иначе тоже было нельзя. А теперь…

Это была их родная станция метро, та, на которой находился корпус универа, но какая-то неправильная. Мечников с Геннадием оказались на рельсах, но вели эти рельсы не в туннель, а почему-то сразу на улицу. На платформе было пусто, только из-за ближайшей колонны раздавалось сосредоточенное сопение, кряхтение и шипение. Всё вокруг – серовато-синее с редкими лиловыми проблесками, холодное и насквозь пропахшее солью. Далёкий гул поездов, которые явно едут не сюда, а отсюда, и тишина – полумёртвая тишина.

Мечников подхватил философа за талию и перебросил его руку через свою шею: очнётся – будет держаться, не очнётся – не будет падать. Осталось понять, как отсюда выйти, но злополучного круга-портала было не видать.

– Вы целы?

Историк резко обернулся: откуда взялся Максим Сергеевич, было непонятно, но он взялся! Барсов спрашивал их, а смотрел на платформу, и стало ясно, что сейчас прольётся чья-то кровь.

– Да. Остальные?

– В безопасности… К сожалению, я не могу вернуть вас раньше определённого времени, – быстро говорил волшебник, мелкими шагами подбираясь к платформе. – К тому же, надо одолеть эту дрянь. Пожалуйста, не уходи далеко отсюда.

– Может, нам как раз отойти? – переспросил Мечников. – Тут, конечно, везде жутко, но вы же будете драться…

– Я понимаю, – с досадой пробормотал Барсов, – дело не в этом… Вам обоим нельзя здесь находиться. Мне тоже, но я отобьюсь.

– От чего ещё?!

Силуэт Любови Серафимовны появился на краю платформы, и Максим Сергеевич одним красивым жестом подтвердил свой пояс по карате: Мечников рухнул на рельсы раньше, чем выругался матом. Вместе с ним рухнул Геннадий. Отсюда ничего не было видно, и, когда он наконец сел, чтобы хоть как-то видеть платформу, драка уже началась.

Мечников за свою жизнь посмотрел достаточно фэнтезийных боевиков, но не представлял, что на самом деле эффекты – всего лишь эффекты. Ни Любовь Серафимовна, ни Максим Сергеевич не кидались красивыми световыми вспышками и практически не раскрывали рта: рогатая женщина шипела и притоптывала ногами, волшебник ограничивался мелкими и зачастую незаметными движениями рук, но было очевидно, что каждый из этих жестов причиняет противнику боль. Они кружили по платформе, и вот оно, единственное совпадение с фильмами, которое засёк историк – скорость. Барсов двигался быстрее человека, но не быстрее какого-нибудь гепарда, а вот Любовь Серафимовна металась и вертелась так, что становилось ясно – у неё тут, на обратной стороне, какие-то свои источники силы.

К тому же, женщина немного изменила форму. Ей больше не нужно было придерживаться человеческого облика, поэтому бывшая декан филфака увеличилась в размерах, и больше всего раздались кисти рук, ступни ног и почему-то подбородок. Рога дымились, возможно, она ими тоже пользовалась, как источником силы… Вот уж когда Барсику не помешал бы настоящий хвост!

Несмотря на отсутствие красочных заклинательных воплей и световых мечей, напряжение росло. Мечников почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, да чего уж – на руках тоже. Эти двое разогнались не на шутку. Обидно, когда не понимаешь, кто побеждает! Лучше Барсов… Конечно, лучше Барсов, но как понять, кто впереди?

– Я нужна людям! – неожиданно заявило рогатое чудище. Её голос гулким эхом разлетелся по станции. – Я нужна людям, пока людям нужно мстить! Гнев, зависть, обида… Это всё – мои эмоции, это эмоции моих людей…

Волшебник не стал тратить энергию на разговоры и промолчал, рубанув воздух ладонью левой руки и одновременно очертив овал правой. От комбинации этих жестов Любовь Серафимовну тряхнуло, но не прибило, а жаль.

– Конечно, филологи – всего лишь жалкое прикрытие, как и университет… Но я так долго жила в этом теле! Каждый, кто задумывался, когда я пришла к ним работать и почему они не встречали меня раньше, тут же обо всём забывал! Я сама поверила в свои слова… И была готова осуществить эту цель. Я нашла сообщников…

Барсов увернулся от чего-то невидимого, но за его спиной взорвалась стена – не огнём и дымом, а маленьким ледяным вихрем и десятками обломков. Он по-прежнему молчал, да и что на такое скажешь?

Мечников не знал, насколько волшебнику требуется помощь и требуется ли вообще, но баба задолбала. Мягко говоря. Да и почему он должен тут куковать на рельсах, охраняя бездыханного философа, и даже не чесаться? Честь универа, между прочим, и всякое такое.

Проблема в том, что у него даже камушка под рукой не было – ничего не швырнёшь в рогатую тварь. Не себя же и не Геннадия. Осмотревшись, Мечников нашёл под шпалами какую-то штуковину, но она выглядела слишком стрёмной для бросания – и не брать же в руки всё, что попало, на обратной стороне! Оставалось одно… Запустив руку в карман, историк не нашёл там ничего, кроме собственного мобильника.

Ну и хрен бы с ним.

Когда Любовь Серафимовна сложилась в какую-то совсем уж нечеловеческую фигуру, явно сосредотачиваясь для трудного заклятия, Мечников привстал на рельсах и со всей силы саданул в неё дорогим телефоном. Попал не в рога, а в висок, и это было хорошо – кажется, получилось сбить её с толку! От внезапной боли, тем более, такой бытовой и немагической, рогатина явно растерялась.

Помогло ли это выиграть Максиму Сергеевичу или нет, Мечников не знал, но заклинание, прилетевшее во «Владыку», оказалось сильным. Достаточно сильным, чтобы она легла на пол и скорчилась. Барсов снова изобразил руками что-то красивое, подошёл поближе к рогатой даме, потом резко отпрыгнул и через пару секунд оказался рядом на рельсах.

– Ложись!

Они очень вовремя плюхнулись вниз, поскольку на платформе раздался взрыв. Опять же, ледяной и с острыми осколками, но без дыма и без огня.

Мечников отполз от Геннадия, которого прикрывал спиной, и огляделся: от платформы не осталось вообще ни черта! Уцелели только рельсы, рельсы и они трое.

– Всё, сдохла, – устало сообщил Барсов, сидя справа и прижавшись спиной к покрывшейся инеем стене. Рубашка была разодрана, а руки – изрезаны, хотя казалось, что заклинания не наносят им никакого вреда. – Больше никаких… филологов…

– А ты-то сам не сдохнешь? – буркнул Мечников.

– Нет… Уж точно не от этого…

Звучало ни фига не обнадеживающе, но он говорил с таким трудом, что Мечников отстал. Можно было попробовать привести в порядок философа, однако… пусть ничего не видит и не знает. Пусть думает, что торчал со всеми там, в зале, когда придёт в себя. Волшебник с ведьмой так красочно описывали, что им всем нельзя на обратную сторону, совсем-совсем нельзя, что пусть Геннадий лучше спит!

– Я помог или помешал? – не удержался историк.

– Помог… Хотя сильно рисковал. Если бы я не успел, – Барсов поморщился, – мы бы взорвались все.

– Угу… А обратно как пойдём? Не, ты не торопись, мне просто интересно…

– Да я всё жду, что нас просто выгонят, – равнодушно поделился волшебник, и Мечников чуть не поперхнулся воздухом. – Меня точно выгонят, да и вас заодно… попросят…

– Ладно, подождём, мне не лень. Слушай, – Мечникову было неудобно его расспрашивать в таком-то состоянии, но молчать здесь было ещё неуютней. – Почему ты всё время говоришь, что выгонят? Не только ты, Ира тоже и все эти нелюди… Ты же вроде как местный должен быть.

– Был местный. Стал не местный, – коротко ответил Максим Сергеевич, без особого интереса рассматривая свои окровавленные руки. – Я нарушил закон обратной стороны и был изгнан. Мне нельзя сюда возвращаться, а ещё больше мне нельзя приводить сюда людей.

– Ты уже два раза… – историк осекся. – А за это что-то будет?

– Не знаю. Смотря кто меня найдёт. В тот раз были призраки, когда мы уходили из универа… Но они ничего не могли сделать, кроме предупреждения. Что сейчас будет – не знаю… Так, вставай.

Что-то изменилось, но что, Мечников пока не заметил. Он послушно встал, ворча, и поднял Геннадия, перекинув через плечо. Барсов тоже поднялся, опираясь на стену, и посмотрел куда-то назад, в темноту, в глубь туннеля – с одной стороны был туннель, с другой – нет.

Из темноты к ним потянулись синевато-лиловые светлячки.

– Не касайся их ни в коем случае, – велел волшебник и медленно, но решительно двинулся вперёд, не отлипая от стены. – Уйдём как можно дальше, потом попробую открыть портал.

– А что будет?

– Лучше не узнавай. Это души мёртвых… так они выглядят на обратной стороне.

Хождение по рельсам оказалось пыткой. Во-первых, это просто неудобно, во-вторых – да всё остальное, чёрт возьми! Геннадий неожиданно стал тяжёлым, у Барсова вскоре кончилась стена, и он пошёл ещё медленнее, просто потому что быстро идти не мог. А эти проклятые светлячки, чем бы они ни были, всё плыли за ними… Лучше бы гнались! Казалось, что они идут медленно, а мёртвые души тянутся ещё медленнее, но почему-то приближаются. От этого на душе становилось совсем паршиво, и ещё историку всё время чудилось, что светлячки вот-вот коснутся его шеи.

Рельсы обрывались, открывая им дорогу в синевато-серое никуда. Но на самом краю виднелась чья-то фигура.

Почти прозрачная, светящаяся женщина средних лет… Неужели привидение? Здесь всё может быть, отрешённо подумал Мечников.

– Не трогайте живых, – высоким голосом сказала женщина-призрак, вытягивая вперёд ладошку. Светлячки отступили, хотя не исчезли совсем. Надо было поблагодарить, но голос подвёл, да и Мечников прекрасно чувствовал, что они с бездыханным Геннадием тут чужие.

Женщина будто и не видела «чужих», она смотрела только на Барсова. Максим Сергеевич тоже на неё смотрел, и у него ещё никогда не было столь горькой улыбки на лице. И улыбкой не назовёшь…

– Ты снова здесь, – прошептала женщина-призрак, подходя ближе. – Тебе стоило оставить Рог Сатаны и исчезнуть.

– Она бы… – Голос волшебника неожиданно надломился. – Прости. Она бы вернулась.

– Ты привёл людей. Снова.

– Я уведу их отсюда.

Женщина горестно покачала головой, она улыбалась сквозь выступившие на глазах слёзы.

– Столько лет прошло, я надеялась, что ты не повторишь своих ошибок… Ему бы не понравилось, ты же знаешь.

– Ему бы не понравилось, – эхом отозвался Барсов, его рука дёрнулась, будто он хотел обнять призрака, но тут же передумал. – Ты нашла свою букву?

– Нашла! Я теперь Странница, – она улыбнулась веселее. – Но это последнее, что я тебе скажу. Вам пора уходить… Я открою портал, но не знаю, куда он приведёт. Ваш мир такой большой.

– Только бы не на рельсы, – деланно улыбнулся волшебник. – Пожалуйста, ты нам очень поможешь.

Женщина-призрак сотворила такой же мерцающий синеватый круг прямо в воздухе. Больше они ничего друг другу не сказали, разве что посмотрели в последний раз. Перехватив покрепче многострадального студента, Мечников шагнул в круг одновременно с Барсовым, и спустя полсекунды они оказались в холле первого этажа родного университета.