Текст книги "От сессии до сессии (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Мечников был уверен, что это загадочный ведьминский гипноз, потому что его едва не сшибло с удобного стула дичайшим по силе желанием спать. Но Ирина Арсеньевна вовремя наступила ему на ногу, и желание спать проиграло желанию громко выругаться матом.

– Ирина Арсеньевна, – в том же тоне отозвался Барсов, подперев щёку рукой и так же загадочно глядя на рыжую ведьму. – Я не знаю, зачем вы пытаетесь меня усыпить, если я и так планирую это сделать.

– Усыпиться?

– Самоусыпиться.

– Филфак вас возненавидит, – хмыкнул Мечников, потирая пострадавшую лапу.

– Ну-у, я хотела помочь, – смутилась Ирина Арсеньевна, и на её по вся дни бессовестной физиономии это выглядело почти мило. Максим Сергеевич равнодушно пожал плечами и через какое-то время честно заснул, прижавшись к стене. Под присмотром Булки ведьма с историком раздобыли старый плед и аккуратно накрыли им хозяина квартиры, благоговейно умиляясь.

– И всё-таки, зачем? – Мечникову пришлось вызвать в памяти самые печальные и скорбные воспоминания, чтобы понизить голос, потому что он этого физически не умел.

– Я не совсем соврала. Проход на обратную сторону – это сильная магия, но в то же время не требует особенных усилий, – вполголоса заговорила Ирина Арсеньевна, сгребая под себя оставшиеся недоеденные салатики. – А то, что вы видели сегодня – это… ну, представьте себе, что есть огромное здание. Войти в главную дверь и оказаться внутри – просто. Но пробраться в одну из сотен потайных, причём так, чтобы никто снаружи не заметил подвоха, – в несколько раз сложнее. И я не думала… – ведьма пожала плечами, почему-то покосившись на смиренно кушавшую Булку. – Я не думала, что такое вообще возможно. Но через остановку времени и места… Вы же заметили, что снаружи никто не двигался?

– Да вообще окаменели.

– Вот и я о чём! Это не невозможно, но я думала, что цена высока! – теперь Мечникову приходилось пинать её под столом, чтобы дамочка не повышала голос. Уйти в соседнюю комнату они так и не догадались. – А он просто… просто спит!

– Зато задолбался, как грузчик после смены, – пожал плечами историк.

– Ты не понимаешь! – возмутилась Ирина Арсеньевна. – Я, конечно, поняла, что Максим Сергеевич… То есть, я ни фига не поняла, но это не отменяет того факта, что Максим Сергеевич…

– Что Максим Сергеевич дрыхнет, а ты разоралась, – терпение лопнуло, и он таки вытолкал эмоциональный элемент за дверь. В конце концов, нельзя же так бессовестно мешать двум хозяевам квартиры есть и спать!

Раздвигать диван они откровенно побоялись, а других предметов, на которые можно сесть, лечь или хотя бы подышать, в комнате не нашлось. Хлама здесь было в разы больше, чем в коридоре. На кой чёрт Барсову старые маятники, неработающие часы, коробки, газеты трёхлетней давности, банки, склянки и прочие гаджеты, Мечников даже узнавать не хотел. Судя по круглым глазам Ирины Арсеньевны, этот барсовский бзик не имел отношения к магии…

– Я просто хотела сказать, – зевнула ведьма, аккуратно плюхаясь на неразобранный диван, – что Максим Сергеевич – очень сильный маг… Ты вообще, кстати, понимаешь, что происходит? Человек, как-никак…

– Самое ужасное, что я правда вас понимаю, – проворчал Мечников, пристраиваясь рядом и запрокидывая голову на подушку. – Слушай, по законам жанра у нас с тобой должен быть бурный секс на чужом диване.

Ирина Арсеньевна согласилась, что всё идёт по плану, и через полминуты они самозабвенно храпели, в неудобной позе полусидя на захламленном диване…

========== 8. ==========

Шли дни и даже недели. Ничего магического не происходило, Илью больше никто не пытался сожрать, а Станислав Павлович косячил, как в последний раз.

В понедельник он перепутал две аудитории и поместил семинар по социологии в лекционную аудиторию, а лекцию по философии – в маленькую, семинарскую. Естественно, во втором случае никто не влез.

– Борис Борисович, разберитесь, пожалуйста, – попросила Кара за однокурсников. Однокурсники застряли в дверях и помочь ей не могли.

– А зачем? – удивился Борис Борисович, и мохнатые брови философа от удивления выползли за пределы лба. Ну, почти. – Мы как раз проходим фатализм. Так, значит, решено судьбой…

– Так решено не судьбой, а Станиславом Павловичем, – раздался знакомый голос, и Кара с радостью увидела Максима Сергеевича среди чуточку расступившихся однокурсников. – Борис Борисович, давайте просто поменяемся кабинетами, не дожидаясь этого изверга.

Борис Борисович колебался. То ли он пытался понять, одно ли лицо судьба, изверг и Станислав Павлович, то ли решал, вправе ли Максим Сергеевич так распоряжаться аспектами бытия. Наконец пришёл к выводу, что вправе, и величаво посторонился.

– Прошу… Если вы думаете, что материя вселенной от этого не поколеблется…

– Я ей поколеблюсь, – обнадёжил Максим Сергеевич, одновременно разруливая студенческую пробку в дверях. – Мало не покажется.

После этого неразрешимая ситуация разрешилась, студенты были успешно размещены в подобающих кабинетах, а Максим Сергеевич обрёл уважение Бориса Борисовича, что ему было нужно, как собаке – пятая нога.

Во вторник Станислав Павлович едва не довёл до ручки Геннадия Прянишникова – вечно пребывающий за кадром, но от того не менее живой человек, Геннадий пострадал от опечатки в приказе. К отчислению приговорили Антона Сергиенко, но напечатали Геннадия Прянишникова.

На отчаянный вопрос юного философа, какой частью тела нужно было печатать, чтобы так промахнуться, не смог ответить даже Борис Борисович.

А что было в гуманитарном корпусе в среду, Максим Сергеевич не знал, поскольку ехал к чёрту на рога – в другой корпус, обитель биологов и физкультурников.

– Простите, Станислав Павлович, за бестактность, – накануне допрашивал социолог, назойливо возникая в тех местах, куда собрался пойти составитель расписания, – но как вы себе это представляете? Я должен за десять минут переместиться из одного корпуса в другой и после этого ещё и прочитать лекцию?

Когда Стас был доведён до белого каления (эмоциональный критерий, качественно отличающийся от приведённой выше «ручки»), он в сердцах перечеркнул расписание и заявил:

– Как хотите, Барсов, как хотите! Кверху… ногами! Я переставил вас на третью пару, теперь у вас будет пятьдесят минут на дорогу, довольны?

– Туда ехать два часа! – сорвался Максим Сергеевич. – Я вам что, волшебник?!

Проходящий мимо Мечников заржал так, что пролил кофе, и больше Максим Сергеевич об этом не шутил. У него вообще складывалось впечатление, что шутить доведётся на собственных похоронах, так как добраться до нужного корпуса в нужное время было нереально.

Связавшись с директором института, или деканом факультета, или руководителем учебного процесса… короче, с человеком, который мог устроить ему головомойку на законных основаниях, волшебник несколько успокоился: директоро-декано-руководитель по фамилии Стразов оказался очень милым человеком и не только убедил его, что можно не спешить, но и официально разрешил опоздать – дескать, всё равно все опоздают, вы не один такой. Максим Сергеевич с облегчением поблагодарил господина Стразова и принялся за самое сложное: попытался доехать.

Об отдалённом корпусе богоданного университета ходили анекдоты, такие бородатые, что, казалось, их сочинили ещё до того, как этот корпус был построен. Непримечательное здание находилось в труднодоступном месте, что порождало массу неприличных ассоциаций не только у пошлых студентов, но и у преподавателей, вне зависимости от степени испорченности оных. Корпус находился между лесом и промышленной зоной, ближайшая станция метро была в пятидесяти минутах пешком, и ходили туда только автобусы.

Всё было бы замечательно, если б Максим Сергеевич не ненавидел автобусы.

С самого детства он был любителем подземного транспорта: поезда сами по себе – это, конечно, здорово, но почему-то метро впечатляло волшебника в разы сильнее. Следовательно, все московские места, где метро не было, внушали ему разные опасения. Что касается транспорта наземного, Максим Сергеевич обычно обходил его десятой дорогой и шёл пешком – до любимого метро. Но не сорок же минут, когда ты опаздываешь! Меланхолично покачиваясь в вагоне, Максим Сергеевич в красках представлял себе автобус. Выходило жутко.

Даже слишком.

«Не колдовать, не колдовать, не колдовать», – напоминал он себе, бродя вдоль и поперёк перекрёстка. Автобусных остановок было целое море, чтоб не сказать океан, а нужную он так и не нашёл. Единственное, что удерживало Максима Сергеевича от использования двух противозаконных приёмов – поколдовать или позвонить Стразову – нечто среднее между профессиональным упрямством, не менее профессиональной гордостью и пониманием, что рано или поздно он всё равно найдёт.

И он нашёл – за углом третьего из пяти торговых центров, в тени навеса, напротив магазина восточных сладостей, откуда орала не шибко восточная попса, приютилась остановочка. И все автобусы на ней были нужными.

Дальнейший квест ему помогла выиграть удача. Максим Сергеевич понятия не имел, где должен остановиться долгожданный автобус, а остановки здесь не объявляли и не подписывали. Где хочешь – там и выходи! Максим Сергеевич хотел домой, но увы, увы… Зато в салоне совсем близко к нему стояли две студентки, которые обладали такими длинными языками, что рассказали ему всё. То есть, не ему – девушки просто говорили друг с другом, но весь автобус знал, студентки какого вуза тут едут, сколько сегодня пар, где им выйти, как они заблудились в первый день учёбы, какой красавчик Петрухин и какой засранец Вишневский-Бабочкин.

– Нет бы наоборот! – в сердцах воскликнула одна из девушек. – Я, конечно, понимаю, что фамилия не показатель, но сменить фамилию не на Вишневскую-Бабочкину, а на Петрухину…

Максим Сергеевич от души с ней согласился, хотя ему не грозила ни смена фамилии, ни замужество. Зато, как показала перекличка полчаса спустя, грозил собственно Петрухин.

Но до корпуса Максим Сергеевич добрался едва ли не с комфортом: болтливые девушки вышли на нужной остановке, сами проплутали через три двора короткой дорогой и буквально вывели его к зданию университета. Потом они остановились покурить, и Максим Сергеевич вошёл внутрь с таким видом, словно ездит сюда каждое утро и всё прекрасно знает.

И никакой магии!

– Здравствуйте, Максим Сергеевич, – удивительно, но господин Стразов собственной персоной вышел навстречу. Оказывается, они ровесники, а со спины так и вовсе не отличить, но подбородок у улыбающегося декано-директора был совершенно квадратным. – Удивительно, вы приехали даже раньше… Ещё удивительнее, вы выглядите довольным, я впервые такое вижу! Может, у нас поработаете, а? Шучу…

– Почему бы и нет, – улыбнулся Максим Сергеевич, пожимая протянутую руку, – дорогу-то я в конце концов нашёл.

***

После головокружительных приключений с чужими корпусами было бы логично как можно скорее отправиться домой, но сначала его задержал Стразов – обсудить что-то насчёт учебного процесса, который, честно говоря, никак не касался Максима Сергеевича, а потом настигла СМСка от Ирина Арсеньевны. Сначала ведьма сообщала, что в универе творится чёрт знает что, всё сейчас развалится и рухнет, и Максим Сергеевич уже подумывал ускориться, но вдогонку пришло следующее: «Это Т9. Всё спокойно, извините. Я хотела написать, что приглашаю вас на ужин».

Волшебник начинал догадываться, как Стас сделал «опечатку» в двух совершенно разных фамилиях.

От ужина с ведьмой отказываться не грех: отказываться от ужина с ведьмой опасно для жизни. Зная способности Ирины Арсеньевны, Максим Сергеевич ответил, что придёт обязательно, а потом вспомнил о Булке – но Булка всегда была существом самостоятельным, она знает, где лежит корм и как смахнуть его на пол лапой.

Интересно, какой это ужин – а-ля свидание или она захватит с собой весь шабаш? Максим Сергеевич гадал-гадал и в итоге чуть не умер от смеха, увидев на пороге ресторана Мечникова.

– Выжил в жопе мира и веселишься? – спросил историк, мрачнее тучи. – Поздравляю.

Заняв столик, предварительно указанный Ириной Арсеньевной, они немного подождали, немного выпили. Максим Сергеевич чувствовал себя спокойно и расслабленно и уже собирался рассказать про физкультурников и Стразова, но Мечников заявил:

– Всё-таки не придёт, ведьма. Во всех смыслах. Тебя ничего не смущает?

– Нет, а должно?

– Баба, приглашающая пожрать двух мужиков, причём за свой счёт, – терпеливо разъяснил Мечников. – Барсик, ты меня поражаешь. Конечно, она не явится, ей что-то надо сделать без нас… и не дай Сталин, это «что-то» разнесёт по кирпичикам универ…

– Вообще-то по магическим законам взрослая ведьма…

– …и эти кирпичики тебе потом придётся разгребать…

– …имеет полное право и возможность…

– Полчаса прошло, не придёт она, – рявкнул историк и отобрал у него бокал. Максим Сергеевич обиделся, но ему даже допить не дали. – Короче, платим пополам и идём искать эту рыжую психушку, пока она Стасу глаз на зад не натянула.

– Не натянет, – не очень убедительно возразил Максим Сергеевич, – у него же ещё очки…

Пробормотав что-то о пьяных волшебниках, Мечников ускорил шаг и злобно затопал в сторону остановки. Снова автобусной, до универа, но отнюдь не пьяного волшебника это насторожило. Он ведь и вправду почти не успел выпить, а ведёт себя, мягко говоря, по-идиотски.

– Стразов, – пробормотал Максим Сергеевич.

– Ты свихнулся на этом своём квадратном дядьке? – участливо спросил Мечников. – А можно я не буду слушать?

– Да нет же, он гипнотизёр! То-то он так расстилался, ни один декан физкультурников в здравом уме так делать не станет… Получается, он с кем-то заодно, – уже гораздо трезвее рассуждал социолог, после мечниковского пинка понизив голос в автобусе. – И ему было надо, чтобы я чего-то не заметил, а чего я не заметил…

– Иру… Арсеньевну ты не заметил.

– Ты прав… только, Саша… – Максим Сергеевич неожиданно всё понял. – Она нас не кинула, она в беде. И СМСка эта была поддельная. То есть, первая – настоящая, а вторая – поддельная. И почему я не подумал об этом? Я что, совсем идиот?

– Я не так давно тебя знаю, но в принципе… – протянул Мечников. После этого весь автобус убедился, что пояс по карате у социолога Барсова – не выдумка, а очень даже есть.

***

Когда они добрались до универа, уже стемнело. Гипноз, с самого утра умело накладываемый декано-директором Стразовым, слетел, и Максим Сергеевич обнаружил, что несколько злится. На кого? Да на всех, и на себя в первую очередь, но как же он раньше не заметил?

– Да ладно тебе, в этом корпусе только херня и происходит, – Мечников попытался изобразить отпущение грехов, но у него не вышло.

– А почему? – проворчал социолог, размашистыми шагами пересекая холл первого этажа. – И почему они так далеко находятся и их никто не может найти? Он там засел, этот Стразов, и заколдовал целое здание! Хорошо, если не весь район… И пытался заколдовать меня! А знаешь, с кем он в сговоре?

– Знал бы – не выслушивал бы твоих страданий, а занялся бы делом…

– Цыц, Саша… С тем, кого мы ловим. И скорее всего, это кто-то из деканов.

– Нашего корпуса? – Максим Сергеевич скосил глаза и убедился, что Мечников действительно настроен «заняться» виновником мистических светопреставлений.

– Да, здесь же всё и происходит. Но деканов у нас не так много, и все они, признайся, немного ку-ку. Это должен быть кто-то столь могущественный…

Договорить ему не удалось: выйдя из лифта, преподаватели наткнулись на Ирину Арсеньевну. Та выглядела вполне себе целой, только уставшей, измотанной донельзя.

– Извините ещё разик, – криво улыбнулась ведьма. – Тут было совещание, и я правда подумала, что универ сейчас разнесут.

– Если ты пошутила, разнесу я, – пригрозил Мечников.

– И да, и нет… Они были злые и ругались, но… – Ведьма понизила голос: – Возможно, вы уже догадались, что кто-то из деканов…

Всё резко встало на свои места. Собрание деканов было блестящей возможностью вычислить, кто из них стоит за всеми тёмными делами последнего семестра. Прежде чем остальные придумали план, Максим Сергеевич свернул в коридор. Дверь приоткрыта, и если он успеет…

– Стоять! – шикнула Ирина Арсеньевна и вцепилась в его рукав. – Максим Сергеевич, я три часа торчала под этой дверью и не разглядела ничего, как ни ворожила…

– Ирина Арсеньевна, ворожить и не надо. Только глядеть.

Эх, а было время, когда он просматривал каждого студента в лекционном зале! Это казалось таким далёким и забытым, а теперь нужно сделать то же самое, только с группой деканов.

– Будьте осторожны, умоляю.

– Да-да…

Но они не успели. Дверь открылась, и деканы группками повалили наружу, ненавидя друг друга и мироздание – как всегда после рабочих совещаний. Остановившись чуть поодаль, раздосадованные преподаватели смотрели друг на друга, а Максим Сергеевич смотрел на деканов, слегка прищурив один глаз. Олег Рудольфович размахивает пустой кофейной кружкой, Борис Борисович хлопает глазами, как после долгого сна, Сова ругается с Любовью Серафимовной, Любовь Серафимовна ругается с Совой… Как же всё-таки зовут декана лингвистов? И почему он не спросил у Мечникова про декана историков? Теперь и не разберёшь, кто из них историк.

Шансов, что зачинщик мистических мероприятий ослабит бдительность именно сейчас, было мало, но Максим Сергеевич надеялся: в основном на совещание, потому что такие вещи выматывают посильнее каких-то там колдовских ритуалов. Деканы столпились у лифта, деваться им было некуда, и вот…

Оно было огромным, куда выше, чем в человеческой форме. У него на голове росли витиеватые рога, и их кончики дымились… Оно обернулось, и видение рассеялось, оставив после себя лишь неприятный солёный привкус.

– Два придурка! Стоят они! – не выдержала Ирина Арсеньевна, толкая их за дверь. Это оказалась подсобка, причём тесноватая. – Фух, кажется, не заметили…

Через три минуты преподаватели выскочили обратно, и не из-за того, что лифт ушёл, а из-за того, что с потолка посыпались университетские пауки-старожилы. Мечников и Ирина Арсеньевна пытливо вглядывались в лицо волшебника, пытаясь понять, да или нет.

– Плохая новость, – нарушил тишину Максим Сергеевич, – я его нашёл. Хорошая новость… плохих новостей больше нет.

========== 9. ==========

По лицу Кары сразу было видно – скоро сессия. Ещё позавчера девушка усердно изображала спокойствие и равнодушие, так что она легко смогла обмануть маму, папу, брата, соседку по лестничной клетке и одногруппников. Но не своего научного руководителя.

Они столкнулись в очереди в столовой: Каре, набившей поднос булочками и ещё раз булочками, было неловко видеть краем глаза одинокую тарелочку салата, ютившуюся на подносе Максима Сергеевича.

– Карина, у вас всё хорошо? – вежливо спросил преподаватель, видимо, глядя куда-то в глубину её души.

– Конечно, – убедительно кивнула Кара.

– Тогда как вам второй вопрос?

– Социология коммуникации. Массовая коммуникация, – забубнила Кара.

– Нет-нет… – Максим Сергеевич показал ей на плакат, недавно прикреплённый на стену столовой. Там красовалось: «Руки помыл? А если найду?». – Я хотел уточнить, может, вы знаете, что там грозятся найти – руки, мыло, может быть, умывальник…

– А может, нарушителя, – предположила смущённая Кара.

– А может, надо меньше над учебниками сидеть, – парировал Максим Сергеевич. – Я-то вам всё равно автомат поставлю.

– Вдруг нет!

– Карина, – проникновенно сказал преподаватель, – я поставлю. Теперь лучше?

– Ещё нет…

Кара знала, что пожалеет об этом ещё раньше, чем сделает, но терять было нечего – раз уж обещан автомат. Быстро переложив одну из своих булочек на барсовский поднос, она ринулась к кассе, благо подошла очередь.

– Вот теперь да! – выпалила Кара и смылась со своим оплаченным подносом еды как можно дальше. На втором курсе так не делают! Минимум – в конце третьего, но метаться было поздно.

Раз ей в голову не прилетела булка, значит, всё было хорошо. Или просто приемлемо. Разве что Максиму Сергеевичу придётся доплатить за неё…

Так или иначе, через пять минут Кара забыла как о научном руководителе, так и о булочках. Добывать место в столовой она отправила свою подругу Яночку, и это было, мягко говоря, не лучшей идеей.

Столовая в университетском корпусе предназначалась исключительно для элиты: если прийти туда заранее – места уже заняты, если прийти под конец перерыва – ещё не освобождены, а во время пары вы рискуете получить укоризненный взгляд работницы столовой, но никак не еду. Нормальные студенты игнорировали подобные намёки и всё-таки выбивали себе пропитание как в учебное, так и во внеучебное время, но Кара была паранормальным студентом – она не прогуливала. Поэтому каждый раз дралась за хлеб насущный в самый разгар обеденного перерыва.

Что касается Яночки, это было самое рассеянное в мире существо, настолько же рассеянное, насколько мечтательное и симпатичное. Мы имели удовольствие пересечься с Яночкой в торговом центре, и как же давно это было – наверняка Яночку уже никто не помнит. А зря, забудешь такое. Кара скептически вскинула брови: подруга сидела за столиком в самом центре зала в окружении не очень-то знакомых молодых людей.

– Кара, – томно и радостно повела рукой Яночка, – мы здесь! Я заняла.

– Я просила тебя занять место, а не снять мужиков, – прошипела Кара, но на место плюхнулась. Студенты оказались смутно знакомыми.

По левую руку от Яночки сидел Михан Григорьев. Историк так старался понравиться фееобразной Яночке, что, казалось, на нём даже веснушки горели ярче. Михан ничего не ел и не пил, нависнув над своей тарелкой, полной риса и котлеты (котлеты было ощутимо больше риса), и любовался Яночкой.

По правую руку от неё же расположился Геннадий Прянишников. Они с Карой были весьма поверхностно, но всё-таки знакомы. Философ выглядел как обычно, то есть, поправлял очки и занудно молчал, однако ел, в отличие от Михана, спокойно поздоровавшись с Карой.

О ужас, какие запутанные отношения! Михан смотрит на Яночку, Яночка, к вящему удивлению Кары, не сводит глаз с Геннадия, а Геннадий вглядывается в бытие.

– Какая странная компания, – натянуто улыбнулась Кара, тыкая вилкой мимо тарелки. – Ян, ты чем думал вообще?

Она специально назвала подругу Яном, чтобы разбавить слащавую атмосферу за столом, но не дёрнулся вообще никто.

– Я решила, что тебе без разницы, где жрать, – нежно повела плечиками Яночка.

Теперь Кара всё поняла. Если бы Яночке нравился Михан, она бы ни за что при нём не сказала «жрать» – это привилегия Кары, которая откровенно клала плитку на стили речи, особенно устной. А Геннадий всё равно не слушает…

Надо бы помочь подруге отвадить ухажёра, но тут к ним присоединился ещё и Илья. Увидев Калину, Кара сначала обрадовалась, потом передумала – он, конечно, солнышко, но вряд ли поможет Яночке, уж скорее Михану.

Впрочем, Михан активных действий пока не предпринимал – только пожирал глазами. А его возлюбленная аккуратно и изящно пожирала сэндвич, не забывая косить на философа.

– Что за Санта-Барбара? – шепнул Калина, присаживаясь рядом.

– Не знаю, – ещё тише буркнула Кара. – Но мне не нравится.

– Кажется, о сессии думаем только мы с тобой.

– От сессии до сессии… – на ум пришла старая добрая поговорка. Как же она заканчивалась? Ах да: – Живут студенты весело…

– Действительно. А в конце декабря начинается аврал, – вздохнул Калина и собрался было поесть, но ему не дали.

Геннадий Прянишников отложил вилку, та негромко звякнула, но все почему-то вздрогнули.

– Вы удивитесь, – загнусавил философ, строго окидывая каждого из присутствующих взглядом, – но я должен это сказать. Внимательно наблюдая за нашим корпусом в этом семестре, я обнаружил пренеприятнейшую вещь. Я не буду тратить время на объяснение того, что и так очевидно, а именно – существования иных оболочек реальности, которые нашему глазу недоступны. Все собравшиеся за этим столом уже сталкивались с нечистью в том или ином виде.

Собравшиеся промолчали, и Геннадий продолжал:

– Я потратил несколько ночей на размышления и пришёл к выводу, что однажды столкнулся на улице с существом, прямо или косвенно принадлежащим к другому миру. Илья и Карина, вы явно подверглись прямому воздействию этой неведомой силы, и не надо ничего отрицать – никто не придал значения тому, что вы, Максим Сергеевич, Александр Дмитриевич и Ирина Арсеньевна делали осенью на крыльце университета, но я придал. И сделал выводы. Яна, ты…

– Да? – хлопнула ресницами Яночка.

– Ты последние два месяца была в отношениях с мёртвым историком, – безжалостно сказал Геннадий. – Я проверил все списки и журналы, какие смог найти, и нашёл в сети некоторые записи касательно прошлого Александра Дмитриевича. Так вот, тот старшекурсник, с которым ты встречалась, давно умер, и только из-за тебя он до сих пор появляется на учёбе. Из-за тебя или из-за чего-то ещё.

Яночка вежливо ахнула. Кажется, её эта новость не шибко впечатлила.

– Допустим, – железным голосом сказал Илья. Кара покосилась на него: Калина внимательно слушал философа и, кажется, не собирался ничего отрицать. – Допустим, Геннадий. Но что насчёт Михана? Он-то тут при чём?

Четверо переглянулись и посмотрели на пятого. Михан осоловело моргнул и выдал:

– А я просто… мимо проходил.

– Михаил несколько раз пересекался с тем призраком, о котором я говорил ранее, – пояснил Геннадий. – Но, поскольку он лишён некоторых моральных и умственных качеств, не счёл нужным обратить внимание на некоторые странности…

– Слушай, Пряник, – разозлился Михан, – можно попроще?

– Ты дебил, – кратко перевёл Калина. – Геннадий, мы не будем ничего отрицать, а ты, будь добр, скажи… к чему это всё было и какой вывод?

Прежде, чем Геннадий снова открыл рот, вступила Кара:

– Тихо! Я догадываюсь, что сейчас будет. Философская революция… Да, мы с Ильёй сначала просто помалкивали, а потом помалкивали с разрешения, но… Это не касается нас, ребята. Это действительно страшно, и не надо лезть на обратную сторону из-за того, что мы обо всём догадались.

– Сама-то не болтай, – шикнул Калина. – Она имела в виду…

– У этой оболочки реальности есть название! – восхитился Геннадий, и это была первая человеческая эмоция, которую он выказал за всё время разговора. – Позвольте, я запишу.

– Не позволяю, – повысил голос Илья, – не пиши ни строчки, ты… Пряник. Ты молодец, что провёл такое исследование, даже немного завидно – мы с Карой предпочли сделать вид, что ничего не происходит. Но…

– Неужели вы не хотите избавить альма матер от зла? – вскинул брови философ.

– Ты зачтёшь траурным голосом Ницше и всё сразу станет хорошо? – ласково осведомился Калина, но у него от злости очки запотели. Кара восхитилась, правда, молча. – Нет, Гена, так не пойдёт. И не только Гена, это всех касается! Мы ничего не делаем и…

– И упускаем шанс улучшить свою карму, – ввернул Геннадий. Пока все гадали, при чём здесь карма, он спешно заговорил: – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но послушайте же, у меня есть идея!

Михан завыл:

– Я смотрел один фильм ужасов, который начинался так же…

– Говори, – подбодрила Яночка. Она явно ничего не поняла, но Геннадий всё ещё интересовал влюбчивую студентку.

– Перечисленные преподаватели, все с разных кафедр, не без причин спевшиеся в последние полгода… Они точно что-то задумали, я всё чаще вижу их вместе в самых неподходящих местах… Да, я вижу многое, – добавил философ, поняв, что все скептически уставились на его очки в трещинах. – Не отвлекайтесь. Грядёт какая-то развязка, какой финал, это концепция любых взаимосвязанных цепочек…

– Пряник, я тебя щас укушу…

– Тише, Михаил, надкусить философскую материю доступно далеко не каждому. Так вот, им может понадобиться наша помощь как студентов! Кто лучше знает, где можно спрятаться в этом здании? Те, кто прогуливает пары. Кто лучше знает, как обмануть охранника и проскользнуть без студбилета? Только студенты!

– Кому сдавать сессию? Только студентам! – саркастически воскликнул Калина, и философ затих. Экзамены грозили всем, в том числе ему.

Кара переводила взгляд с одного на другого, не забывая об остальных. В уме Геннадия решались сложные философские задачи, Калина откровенно злился и пытался держать под контролем весь стол, Михану было до лампочки – но даже он насторожился. Яночка, прикрыв глаза, смотрела на Кару. То ли осуждающе, то ли заинтригованно, не разберёшь.

Неожиданно Михан родил мысль, которая пришлась всем по душе.

– А Станислав Павлович… может быть в этом замешан?

– А что? – хором спросили Кара и Илья, припоминая случай в лифте.

– Да стукнуть его хочу, – признался Михан, – только и всего. А повода нет.

– Санмитрич и без повода не возражал бы, – хмыкнул Калина.

– Неужели я не вдохновил вас на решительные действия? – расстроился Геннадий. – Я точно знаю, что как минимум двое из нас пострадали от существ инородного происхождения, это Илья и я… Остальные в этом как минимум заинтересованы!

– Постой-постой… Ты вроде не дурак, – медленно заговорила Кара, – и не стал бы лезть на рожон без причины. Признавайся, Гена… Что и где ты нашёл?

Философ торжествующе улыбнулся:

– Я знал, что у тебя есть голова на плечах, Карина! Не «что», а «кого». И я в любом случае намерен сказать об этом преподавателям, но я решил, что вы, как заинтересованные лица…

Заинтересованные лица дружно велели «показывай», и Геннадий Прянишников, словно Иван Сусанин, повёл их из столовой в спортивный зал, находящийся на цокольном этаже.

Выражаясь на упрощённом студенческом – в бункер.

***

Максим Сергеевич мог бы видеть со своего места в столовой весь процесс студенческого сговора, но он был смертельно занят – пытался съесть каринину булочку.

– Барсик, ты меня поражаешь, – протянул Мечников, уничтожая вторую тарелку картошки. – Эта маленькая булочка явно сильнее тебя.

– Иди ты, Саша…

– Не пойду никуда, пока ты не доешь, то есть, просижу тут до конца света.

– Кончай издеваться, – Максим Сергеевич страдальчески вздохнул и откусил ещё один кусочек. Маленький. – Вот за что? Что я ей сделал? И как ты можешь столько есть?!

– Не переходи на личности, – хмыкнул сытый, а потому добродушный историк. – Ты просто выглядишь, как заключённый в концлагере. В хорошем костюме, но заключённый. Меня не удивляет, что сердобольная студентка не удержалась… Удивляет, что она была одна такая.

– Остальные спрашивали разрешения. Карина решила, что это лишнее, и стратегически это было верное решение.

В этот момент социолог поднял голову от тарелки и мог бы увидеть процессию воинственных студентов, отправившихся туда, куда не следовало; но вид загородил пышный бюст явившейся из ниоткуда Ирины Арсеньевны.

– Мужчины, я вам морсик принесла, – обрадовала она.