Текст книги "От сессии до сессии (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== 1. ==========

Яблоку негде упасть, говорите? Да любое уважающее себя яблоко не стало бы даже заглядывать сюда, не то что падать. С многоступенчатой аудитории на Максима Сергеевича смотрели не сто пар глаз, а сотни две, а то и, не дай бог, две с половиной. Глаза – студенческие, голодные, злые. Слегка недоумевающие и откровенно негодующие. Счастливчики, успевшие сесть за парты, опасаются за свою жизнь не хуже оказавшегося в самом пекле преподавателя, обитатели ступенек явно наслаждаются жизнью, первые ряды принесли себе стульев и диванов из коридора и тоже неплохо устроились, но их всех объединяло одно – какая-то неправильная первая пара.

Гомон в зале поутих, и студенческие взгляды сошлись на Максиме Сергеевиче. Молчание затягивалось.

– О, не расстраивайтесь, – произнёс Максим Сергеевич первые слова в микрофон. – Я тоже по утрам не очень люблю человечество.

Смех напряжение снял, но ненамного. Ещё бы голод так снимало! Не одни студенты тут голодные, между прочим. Иначе бы преподавательская мысль не начиналась с… яблок.

– Судя по вашему количеству, – осторожно продолжил он, – произошла ошибка. На каком уровне – не знаю, так что драться за справедливость пойдём вместе. Хорошо?

– Хорошо, Максим Сергеевич, – проскандировали знакомые лингвисты и социологи. Хранили молчание хмурые исторические физиономии и ещё какие-то неопределённые лица, чью специальность ничто не выдавало.

– Вот и договорились. Теперь попробуем разобраться с нуля. Кто-нибудь из историков, что у вас должно быть по расписанию?

– Мечников, – поведали историки дружным хором.

– Это, конечно, многое объясняет, – соврал Максим Сергеевич. – А поконкретнее?

– Лекция по новейшей истории России, – один из начинающих Ключевских всё-таки снизошёл до распространённого объяснения. – Мечникова Александра Дмитриевича. Аудитория шестьсот шестьдесят шестая, сами понимаете…

– Более чем.

– У философов тоже новейшая история, – педантично прогундосил очкарик с первой парты. Судя по боевым трещинам на стёклах его очков, гундосил товарищ часто и неудачно.

– Спасибо, философы, – Максим Сергеевич постарался быть толерантным. – Теперь мои, прошу прощения за фамильярность. У нас с вами что?

– У нас с вами вы, – облокотившись на парту, поведала Карина. – Я несколько раз расписание перепроверила, Максим Сергеевич. Теория коммуникации, первая пара, та же сатанинская аудитория. То есть, эта самая.

– Что ж, не знаю, как мы, но аудитория свой титул отработала неплохо, – признал преподаватель. – Теперь два главных вопроса. Первый – есть ли вам, историки и философы, куда идти? – Разношёрстная аудитория покачала головами. – Второй – согласны ли вы лишние полтора часа коммуницировать вместе с нами?

Историки и философы коммуницировать не отказались. Максим Сергеевич подавил страдальческий вздох и включил презентацию. С одной стороны, ему было без разницы, кому читать, лишь бы аудитория была благодарная и не кидалась яблоками. С другой, его цели несколько выходили за рамки чтения лекции, а искать нелюдей в такой толпе как-то неудобно.

И где же, простите, господин Мечников? Инициалы у него прекрасные, под стать номеру аудитории, так где же загулял товарищ историк? Максим Сергеевич не был уверен, что они знакомы, но не отказался бы от приветственного рукопожатия кулаком по лицу.

– В таком случае мы начнём, а если заявится ваш адский преподаватель, что-нибудь придумаем, – заверил Максим Сергеевич радостно заржавшую аудиторию. Видимо, с кличкой он угадал. – И тема у нас с вами удачная – коммуникативные неудачи.

– А что такое коммуникативная неудача? – поинтересовалось неопределённое лицо со ступенек, держа наизготовку ручку и тетрадь.

– Это то, что произойдёт, когда я встречусь либо с господином Мечниковым, либо со Станиславом Павловичем. Можете не записывать. А вот схему, пожалуйста, зарисуйте…

Дольше двух минут давать нельзя. Механически подшучивая над собственными слайдами, чтобы не терять внимание аудитории, Максим Сергеевич быстро и внимательно осматривал дальние ряды, слегка прищурив левый глаз. Выспавшиеся и не очень, голодные и тайком жующие, слушающие и погрязшие в телефонах, пишущие быстро и не пишущие вообще – но все люди. Ни ведьм, ни вурдалаков, ни тварей болотных, ни каких-нибудь ещё тварей, хотя издалека он не решался судить о моральных качествах незнакомых студентов – может, и есть парочка тварей, кто же их разберёт.

Главную тварь сего заведения, несомненно, звали Станислав Павлович, но его-то здесь и нет. Составитель расписания и наиболее ненавистный университету сотрудник учебного отдела рискует своей шкурой, как никогда.

Через полчасика Максим Сергеевич решил, что больше никогда не будет выезжать на работу, не позавтракав. Лекция, конечно, отнимает силы, но это нормально. А вот лекция, совмещённая с поиском – это, простите, настоящая коммуникативная неудача. На то, чтобы просмотреть человека насквозь, требуется больше энергии, чем на чтение материала, пусть и с шутками. Тут этих человек-то набралось немерено, и каждого надо разглядеть!

В итоге, ему хотелось есть, спать и убивать. Максим Сергеевич представил, как убивает и ест Стаса, и плотоядно хмыкнул про себя. Жизнь налаживалась, а вот тот парень, который жрёт бутерброд на третьем ряду сверху, сейчас получит леща… Убрал, молодец какой. Убрал и испуганно таращится на дверь. Что же там такое пришло? Неужели Стас?

– Прошу прощения, я опоздал, – героически выговорил студент, глядя на забитую аудиторию. Он настолько ошалел, что даже счёл необходимым поздороваться.

– Это-то не страшно. Вы по дороге Станислава Павловича не встречали? – воспользовался случаем Максим Сергеевич.

– Я стараюсь этого человека не встречать, – ответил студент и сразу понравился Максиму Сергеевичу. – Но если хотите…

– Не хочу и вам не советую. Ни встречать, ни хотеть встречать. Проходите и присаживайтесь, как бы иронично сие ни звучало, – он перелистнул слайд и в очередной раз прогнал голодную мысль о яблоках. Может, отпустить пораньше? Нет, плохая идея. Это же студенты: их отпустишь – и они пойдут. А если такое пойдёт по коридору одновременно, универ, того и гляди, развалится, как давеча Советский Союз.

Он и так-то разваливается: не далее чем вчера Максим Сергеевич приметил лестничные перила, перемотанные скотчем у надкусанного временем основания. Вот тебе и передовые технологии! В аудиториях интерактивные доски будущего, а лестница держится на скотче, добром слове и десятикратном «Отче наш». И то молиться лучше шёпотом, чтобы не издавать шум и не трясти воздух.

Надо отдать должное этому Мечникову – он всё-таки пришёл. За десять минут до конца пары и с явной неохотой, но пришёл. Сомнений в том, кто это, у Максима Сергеевича не возникало никаких: это мог быть только прожжённый жизнью и опытом препод-историк.

– Взвейтесь кострами, синие ночи, – с порога возвестил прожжённый жизнью. – А я-то думал, уже ничто в этой жизни меня не удивит.

– Это вы задержались или пораньше пришли? – вежливо осведомился Максим Сергеевич, поддержанный сдавленным смехом студентов. Препод-историк, выглядевший как рокер из семидесятых и смотревший примерно так же, задумчиво почесал щетину, разглядывая оппонента. – Одну минуту, давайте я оставлю благодарным слушателям очередную скучную табличку, а мы пока разберёмся.

– Она не скучная, – отозвались благодарные слушатели, и это было так приятно, что Максим Сергеевич не удержался и побаловал их очередной шуткой. Во всяком случае, если это «выйдем, поговорим» по адресу к Мечникову не стало его последней шуткой в этой жизни.

Заняв уголочек с краю кафедры, перепутанные учотделом преподаватели воззрились друг на друга. Максим Сергеевич ждал, не собираясь оправдываться за кашу в голове у Стаса.

– Кто ошибся-то? – буркнул Мечников. Невыспавшийся препод и голодный, хороши переговорщики.

– Станислав Павлович, – не стал тянуть Максим Сергеевич. – Кто же ещё? У нас с вами расписания отличаются, при этом они совпали аж у четырёх потоков.

– Ну, по Стасу-то давно исправительное учреждение плачет, – небрежно отмахнулся историк. – Значит, пойдём после обеда, поговорим с врагом народа. А вы как, простите, эти четыре потока удержали?

– Шутки шучу, с аудиторией разговариваю. И никакого колдовства, – сегодня он и вправду обошёлся без магии, но на первых порах приходилось злоупотреблять гипнозом.

– Да ты стахановец, – одобрительно перешёл на «ты» Мечников. – После пар угощаю чем-нибудь. Косяк, конечно, Стаса, но я тоже проспал.

Грех отказываться от такого предложения, и Максим Сергеевич грешить не стал. Сообщив многоплановой аудитории, что виноват во всём учебный отдел и его Сата… простите, дорогие студенты, конечно же, Станислав Павлович, преподаватели по частям освободили аудиторию от радостно гудящих студентов и выдохнули.

На выдохе произошли две вещи: во-первых, упало яблоко. У кого, откуда и каким образом, Максим Сергеевич не заметил, но насторожился. Во-вторых, от входной двери повеяло чем-то холодноватым и солёным на запах… Нелюдь!

Но как же он его пропустил? Стараясь не привлекать лишнего внимания, Максим Сергеевич обернулся к двери. Толпа на толпе сидит и толпой погоняет. Эта тварь неплохо спряталась.

Не просмотрел он только двоих – опоздавшего студента и Мечникова…

– Что вы тут за Ходынку устроили?! – проорал Мечников с кафедры. – Это универ, подарков не дают!

Ощущение близкого нелюдя пропало, остался только голод. Оставив Станислава Павловича на растерзание кровожадному историку, Максим Сергеевич с чистой совестью отправился завтракать.

***

Столешница крякнула, хрустнула, но выдержала испытание с честью. Стас прекрасно понимал, что если мечниковский кулак ещё раз хряпнется на его рабочий стол, всё будет очень плохо. Что для стола, что для его хозяина.

– И что это такое? – любезно прорычал историк, глядя на него из-под отросшей чёлки. Рокерские патлы Мечникова – достояние исторической кафедры, но это не повод так угрожающе ими колыхать. Стас глубоко вздохнул, сосчитал до десяти и мужественно ответил:

– Не имею чести знать.

– Конечно, не ты её имеешь, – согласился Мечников. – В этой жизни всегда так – либо ты, либо тебя.

Бой был бы неравным. Здоровый патлатый историк, малость двинутый на сталинизме, и щуплый угловатый Станислав Павлович, которого от сурового бытия спасают разве что немытые очки.

– Я ошибся, – признал Стас, нащупывая под столом электрошокер. Да не было там никакого шокера, но надежда умирает последней. – С каждым случается.

– С тобой случается подозрительно часто.

– Мы с вами договоримся, – увильнул сотрудник деканата. – Кто ещё пострадал, помимо студентов?

– Товарищ социолог, – Мечников наморщил лоб, видимо, пытаясь различить социологов между собой. – А, то есть, ты даже не понял, кого с кем перепутал? Я-ясно…

Стас перебрал про себя лекторов-социологов и немного успокоился. Они по большей части мирные. Если действовать методом исключения, из всех действующих преподавателей удержать на полтора часа внезапно увеличившееся количество студентов под силу только Барсову.

– Наверное, это был Максим Сергеевич, – подытожил Стас. – Он не так давно у нас работает, но уже справля…

– Хоть кто-то в этом богоспасаемом универе справля! – воскликнул Мечников и наконец отошёл от стола, перестав пугать. То есть, не перестав, но теперь хотя бы можно было вынуть позвоночник из спинки кресла. – Ладно, давай сюда свои бумажки… Барсов?

– Барсов…

– Ну вот и хорошо. В следующий раз, – судя по мечтательному взгляду историка, сейчас скажет что-нибудь про Гулаг. – В следующий раз легко не отделаешься.

Мечников ушёл, хлопнув дверью и уже из коридора напевая Kiss. Он был бы самым страшным злом для Станислава Павловича, если бы не начальство… Однако под начальством подразумевался далеко не ректор и даже не декан. Отперев ящичек стола и вытащив оттуда треснутое зеркало, которое ничего не отражало, Стас забубнил заклинание призыва. В кабинете стало прохладно, и любой вошедший ощутил бы на языке слабоватый привкус соли.

========== 2. ==========

Кара зевнула, потянулась и случайно свалилась с подлокотника на диван. Да, изящество и грация – наше всё, особенно после четвёртой пары. Зато диваны на кафедре какие удобные! Ради этого уже стоит писать курсовую. Приходишь к преподавателю поработать и наслаждаешься великолепной мебелью в учительских кабинетах – лепота!

– Здравствуйте, Максим Сергеевич, – поздоровалась Кара, глядя на дверь с дивана. Всё было вверх ногами, ну и ладно. – Я сейчас встану, честно.

– Вы только при декане так не делайте, – посоветовал Максим Сергеевич и пробрался к столу. Каре повезло не только с диванами на кафедре, но и с научным руководителем. – Давайте сегодня побыстрее освободимся, если вы не возражаете…

– Давайте, – не стала спорить Кара и пристроилась к столу с другой стороны, вытаскивая флэшку. – Может, наконец-то допишу реферат по истории…

– У вас тоже неподражаемый Мечников?

– Пока нет, но в следующем семестре может свалиться. Вы с ним не подрались? – участливо спросила Кара.

– Нет. Вероятно, он увидел меня и испугался, – иронично улыбнулся Максим Сергеевич, и Кара, как и любая женщина, так или иначе причастная к социологическому факультету, моментально улетела с очаровательных ямочек на преподавательских щеках. Барсов вообще состоял из очаровательных деталей, которые все вместе представляли очень даже симпатичного мужчину, и почти не валил на экзаменах – чем не идеал? – Кстати, пока мы не приступили к страданиям… Вы не знакомы с тем парнем, который опоздал?

– Ой, нет, – нахмурилась Кара. – Там столько людей набилось, я даже своих-то не узнавала. А что, нужен очень?

– Так, на пару минут, – уклончиво ответил социолог и сцепил в замок длинные пальцы. – Спасибо, Карина, допрос с пристрастием окончен. Что насчёт вашей теоретической части?

***

Мечников обнаружился на месте, а именно – в уютной кофейне в уголке торгового центра. Сидел себе, пил капучино и никого не трогал, возможно, потому, что был в наушниках. Максим Сергеевич подавил неуместный смех – как-то не вязался образ историка с подобными тихими заведениями, но чем чёрт не шутит.

– Извините, задержался, – пристроившись напротив, Максим Сергеевич заказал у миловидной официантки самый сытный бутерброд, который только имелся в кофейне, и какой-то чай наугад. – Курсовики и всё такое…

– Есть такое, – неуместным эхом отозвался Мечников, потом тряхнул патлами и вернулся в реальность: – Ах да, я плачу, так что ты это…

– Больше я в себя не запихну, не беспокойтесь, – вежливо успокоил оппонента Максим Сергеевич. Оппонент довольно хмыкнул. – Стас ещё живой?

– На удивление. Мне было лень с ним развлекаться. Хотя, надеюсь, он хотя бы наложил в штаны…

Началось стандартное перемывание косточек Стаса. С кем бы Максим Сергеевич ни обедал, все коллеги рано или поздно скатывались в эту тему, и вытащить их обратно было просто невозможно. А всё почему? Станислав Павлович – протеже декана, и этим всё сказано. Закончив исторический факультет нашего богоспасаемого универа, Станислав Павлович работу не нашёл, во всяком случае – приличную, поэтому и устроился на самую высокооплачиваемую из неприличных: в деканат, составителем расписания. С тех пор Стаса проклинали все курсы, все потоки, от бакалавров до магистрантов, все преподаватели и все студенты…

Пожалуй, единственная нечистая сила, которая Стаса не трогала – это гардеробщица, но гардеробщица, подумал Максим Сергеевич, это и вовсе разговор отдельный.

– А я ему как-то раз пригрозил Гулагом, – вдохновенно делился Мечников. В принципе, в тихой кофейне за чашечкой кофе он казался не таким уж страшным. Неуместным – это факт, но не страшным. – А он мне в ответ – ну товарищ Сталин…

– Меч стальной, – пробормотал Максим Сергеевич и получил в ответ довольный хмык.

– Он самый… Это одно из моих любимых студенческих прозвищ. Ну, после Люцифера Дмитриевича.

– Люцифера?

– А. Д. Мечников, – похвастался А. Д. Мечников. – Хотя это ты и так заметил.

– Заметил. Может, меня тоже как-нибудь называют?

– Вообще я о тебе раньше не слышал, – признался историк, покачивая уже пустой чашечкой. – Но теперь могу предположить, что этот «Барсик»…

– Ах вот как, – улыбнулся Максим Сергеевич. – Если что, у Барсика пояс по карате.

– Понял, – скопировал его улыбку Мечников. – Никаких барсиков.

Некоторое время они помолчали, дожёвывая бутерброды и думая о своём. Максим Сергеевич хотел было сосредоточиться на разговоре, но разговора-то и не было! Поэтому он использовал паузу, как мог: ещё раз внимательно просмотрел Мечникова. Нет… не он. Даже прищурившись, даже сосредоточившись и отключившись от бренного мира, Максим Сергеевич не разглядел в нём ничего опасного.

Конечно, историк был грозой всея студенчества, и от суровой расправы спасали только его собственные преподавательские шутки. Пожалуй, Мечников совмещал в себе все университетские перлы и анекдоты разной степени бородатости, хотя бы сегодня утром: «я опоздал, потому что не хотел приходить», ну и так далее.

– Александр Дмитриевич…

– Саша.

– Саша, – покорился судьбе Максим Сергеевич. – Спасибо за обед и всё такое, но ты что-то ещё хотел?

Попал! В самое яблочко. Тьфу, опять эти яблоки… Максим Сергеевич невольно улыбнулся, проследив за направлением нервной морщинки на лбу собеседника. Прости, Мечников, мы не только нелюдей насквозь видим. Простых людей тоже. Очень полезно, между прочим – особенно если ты препод-социолог.

– Допустим, – буркнул историк. Кажется, он был недоволен, что его раскусили. – Собирался оставить это на десерт.

– Тебе пироженку заказать для лучшей концентрации? – вскинул брови Максим Сергеевич. – Я могу.

– Я уже понял, что ты не барсик, – вежливо огрызнулся Мечников. – Да так… Наблюдения. Сегодня на ту нашу пару… никто не опоздал?

– Опоздал один, – пришлось отвечать спокойно, хотя Максиму Сергеевичу показалось, что его облили ведром ледяной воды. – Ты имеешь в виду, опоздал на пять минут или весьма?

– Весьма.

– Было дело…

– Описать его можешь?

– Конечно, нет. Иначе бы ты о нём не спрашивал.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, прощупывая почву. И если Максим Сергеевич был уверен, что беседует не с нелюдем, Мечников – вряд ли. Но как ему докажешь? Если ты сам – не человек толком?

– Он приходит всегда в одно и то же время, – спокойно продолжал рассказывать Мечников. Вся загвоздка была в том, что обычно он говорил НЕ спокойно. Максим Сергеевич не без настороженности следил за подозрительно омертвевшим взглядом. – Беда в том, что этот парень погиб три года назад в автокатастрофе. Его все как бы видят, но игнорируют. Как будто никого и не было.

– Почему ты об этом рассказываешь? – прямо спросил Максим Сергеевич. Когда обычные люди перешагивают границу миров, с ними лучше не церемониться – хуже будет.

– Потому что ты на него среагировал, когда все выходили из кабинета, – историк вернулся к своей обычной манере повествования, а именно – к снисходительно-насмешливой. – В противном случае я бы сейчас был похож на психа.

– Кем он был, рассказать можешь?

– То есть то, что он мёртвый, тебя не отпугивает? – нахмурился Мечников. – У меня тоже вопрос, Барсик…

– Вопросы здесь задаю я, – ещё шире улыбнулся Максим Сергеевич, и это в очередной раз сработало.

– Тудыть тебя в СССР, – хмыкнул Мечников, скрестив руки на груди. – Ну ладно… Могу… Это был один из студентов, курсе на третьем он тогда учился. К сожалению, я его смерть видел. Автокатастрофа это была, и ничего больше. Ехали неудачно… Недалеко от универа, потому и видел – меня с ними не было. Хотя звали, отказался. Сейчас бы со студентами бухать.

– Почему бы и нет?

– Так-то да, но… не хотелось в тот раз. Может, предчувствие какое, – помрачнел (казалось бы, куда ему мрачнеть!) историк. – Ну да хрен бы с ним. Я это всё к чему: я его вижу, ты его видишь, в смысле – обращаешь внимание. Значит, я не двинулся?

Максим Сергеевич некоторое время подумал. В его привычках было говорить людям правду, пусть и в смягчённой форме.

– Башню у тебя сорвало, Саша, – вежливо сообщил Максим Сергеевич. – Со всей дури сорвало.

– …, – кратко и метко отозвался Мечников, воздев очи горе. – Ну за что?!

– За то, что ты видел момент смерти, – пояснил Максим Сергеевич, гоняя по столу пустую чашку из-под кофе. Жутко хотелось стащить что-нибудь со стола – и в коллекцию найденных вещей, но от этой старой привычки он всё же удержался. – Остальным свидетелям он, может, не являлся. Не знаю. Не обижайся, но, возможно, ты из всех свидетелей самый впечатлительный.

Не говорить же ему, что иной мир выбирает наугад! «Впечатлительный» – это оскорбительно, но не опасно. Что опасно – то уже правда, а правду не всегда можно себе позволить.

– А ты? – в лоб спросил Мечников.

Максим Сергеевич прищурился, скорее по привычке, чем по делу. В этот раз не отвертеться, он уже выложил все карты на стол. Что ж, один человек из преподавательского состава – это не катастрофично, тем более, выбора нет.

– Я в этом разбираюсь, – уклончиво ответил он. Правда – правдой, но всему своё время.

– Это я понял, – не сдавал позиции Мечников. – Ты на чьей стороне? Может, ты тоже выходец с того света, м? Откуда мне знать?

– Меня видят все, я состою на учёте, я с тобой разговариваю и ты при желании можешь меня потрогать, – вот вам все доступные контраргументы, Александр Дмитриевич. – Более того, я так же, как и ты, терпеть не могу Стаса. Это ли не сближает?

– Аргумент, – вздохнул историк. – Ладно… Допустим. И что ты собираешься с этим мертвяком делать? Исправительные работы для мигрантов с того света?

– Не всё так просто. То, что он появился, ничего ровным счётом не значит для него – и для тебя тоже, раз на то пошло.

– В каком смысле?

– В прямом… Появление таких полупризраков означает лишь то, что рядом есть кто-то ещё сильнее них, – вздохнул Максим Сергеевич. – И вот этот кто-то – опасен. А сами мёртвые – нет. Он даже никому не вредит, согласен? Согласен.

– А этому кому-то, – подозрительно прищурился Мечников, – что надо?

– Поживём – увидим, – пожал плечами Максим Сергеевич и откинулся на спинку кресла, рассеянно сминая в руке чек. За этим он и устроился на работу в конкретный универ, но… Вот уж чего Максим Сергеевич явно не планировал, так это находить себе союзников.

Сам по себе Максим Сергеевич был достаточно сильным магом, чтобы справиться в одиночку. Для обычных же людей обратная сторона мира была опасной, так что новоиспечённый преподаватель социологии ни с кем особо не сближался, поддерживая с большинством одинаково тёплые отношения на расстоянии вытянутой руки. Не считая Стаса – тут и отношения скорее холодные, и не руки, а ноги, и не просто ноги, а по лицу… Но тут – другая ситуация. Всё было бы гораздо проще, если бы Мечников никого не видел.

Но Мечников увидел, и не кого-то, а мертвеца. Явно постороннее лицо в высшем учебном заведении, как услужливо подсказывала логика им обоим.

По всем писаным и неписаным правилам волшебник, узнавший о проблеме простого человека от лица простого человека, должен его защищать, однако Максим Сергеевич не мог представить себе, как он закрывает грудью Александра Дмитриевича. Не помянутый всуе, но от этого никуда не девшийся историк исподлобья посмотрел на волшебника – его явно возмущало полное непонимание происходящего, но дураком Мечников не был и действовал осторожно.

Во всяком случае, его до сих пор не сожрали вурдалаки.

– И не буду я тебе помогать, – совершенно неправильно истолковал паузу Мечников. – Просто держу в курсе дела.

– Очень жаль, – улыбнулся Максим Сергеевич, жаждая хряпнуть его чашечкой по темечку, – я ж без твоей помощи просто пропаду.

Тут историк выдал совершенно неожиданную вещь:

– Я тебе всё равно не очень верю, Барсов, – сообщил он, подавшись вперёд. Не будь Максиму Сергеевичу немного весело, он бы испугался, конечно. – Ты доказал мне всё, кроме своей непричастности, потому что, как ни крути, ты в этом мистическом дерьме разбираешься, а это пока говорит не в твою пользу. Если хоть один студент пострадает, пеняй на себя.

***

Пока её подруга Яночка носилась реактивной ракетой по стеллажам и примерочным, буквально натянув на себя весь торговый центр по частям, Кара смертельно задолбалась. На самом деле, устала она после первой же примерки платья: стоит отметить, что Кара, приходя домой, еле-еле снимала с себя ботинки и сидела до вечера, занимаясь чем угодно, но уж никак не переодеваясь. И её ничуть не смущало спать голышом, если пижама лежала в шкафу – боже упаси, ужасалась Кара, шкаф же ещё открывать надо.

Вот навалить на себя три с половиной проекта по психологии ей было не влом, а переодеть носки – увольте. С тяжёлым вздохом Кара доплелась до кафе, в котором обещала подождать Яночку, и увидела потрясшую её воображение сцену – Мечников угрожает Барсову!

А, нет… уже всё. Не обратив внимания на обалдевшую студентку на пороге заведения, Мечников вышел. Похоже, историк был немножко зол… И, как всегда, пугал, хотя студенты с истфака говорили, будто бы за габаритами, патлами, голосом и невыносимым характером он был лапушкой.

Может быть, нервно хихикнула Кара и побежала к своему научному руководителю.

– Добрый вечер, Карина, – как ни в чём не бывало, сказал Максим Сергеевич, да он даже бровью не повёл. – Представляете, Александр Дмитриевич оказался таким добрым человеком.

– Да я вижу, – пробормотала Кара, плюхаясь на стул. Не успела она рта раскрыть, как преподаватель заказал ещё кофе, и девушка только тяжело вздохнула – на Барсова часто находила блажь покормить голодных студентов, а долги он принимал только хорошими оценками. – Это выглядело так, словно он вас побить собрался!

– Да, он так и выглядит, но драться станет вряд ли, – безмятежно отозвался социолог, поправляя пиджак, и Кара снова бессовестно залипла на его пальцы. – Я вам рассказывал, что у меня пояс по карате?

– Не помню такого.

– Рассказывал, – Максим Сергеевич вздохнул, – только мне, как всегда, никто не поверил!

========== 3. ==========

Геннадий Прянишников опоздал на две с половиной секунды, и это выбило его из душевного равновесия.

Предыдущее предложение имеет смысл в глазах читателя лишь в том случае, если у Геннадия изначально имелось это самое душевное равновесие. Поскольку чужая душа – потёмки, этого мы не знаем, следовательно, в каком состоянии был сегодня утром Геннадий Прянишников, большой вопрос. Не сказать чтобы важный – вселенной как-то до лампочки на настроение Геннадия Прянишникова, но попробуйте убедите в этом его самого! Нарвётесь на многостраничную отповедь, так что, пожалуй, рисковать мы не будем.

Так или иначе, Геннадий опоздал, и это событие, само по себе незначимое, повлекло за собой цепочку других событий, как это всегда бывает в жизни.

Геннадий – тот самый гундосый очкарик с философского факультета, которого заметил на лекции Максим Сергеевич. Как ни странно, очки ему били вовсе не злые одногруппники: одногруппники Геннадия были сущими клонами его самого. Другое дело, что юный философ постоянно спотыкался и падал на улице, пока брёл до универа и молчаливо дискутировал сам с собой о судьбах человечества. Вот и сегодня, поскользнувшись, Геннадий врезался носом в фонарный столб – это его и задержало.

– Простите, – автоматически сказал Геннадий, не обращая внимания на то, что говорит со столбом.

– Смотри, куда идёшь, мудрила, – ответили ему.

Только через два с половиной шага Геннадий понял, что что-то не так, и медленно, боязливо обернулся. Никого не было – только столб.

Какое-то время юный философ молча ждал, настороженно и пытливо изучая столб в поисках ответов, но ответы не соизволили явиться, и тогда Геннадий списал всё на недосып и отправился дальше.

Когда Геннадий после пар шёл обратно, он обратил внимание на то, что никакого столба – ни фонарного, ни иного – тут не стояло вовсе…

***

Максим Сергеевич никогда не любил лифты. В юношестве они его максимум забавляли, а сейчас он со вздохом напоминал себе, что в лифт может зайти кто угодно. Например, Станислав Павлович. По счастью, в этот раз ему повезло, и в лифте социолог прокатился с опаздывающим на пару студентом-историком: фамилия студента-историка была Григорьев, а звали его Михан, и опаздывал он, похоже, к Мечникову.

– К Люциферу Дмитриевичу? – вежливо уточнил Максим Сергеевич.

– Именно, – отозвался Михан, явно не заметив подвоха. – А вы на свою пару опаздываете, Максим Сергеич?

– К сожалению, ни на чью. Михаил, вы проехали последний этаж с аудиториями…

– Мы будем заниматься в учительской, – студент немного скис. – Этот пидо… Стас… Павлович опять аудитории напутал.

Максим Сергеевич промолчал, изо всех сил прикусив губу. Пидостас Павлович – это гениально.

Так или иначе, ему тоже было нужно в учительскую, а там уже творилось светопреставление. Пару вёл Мечников, и вёл неподражаемо – сразу понятно, почему его любят и боятся одновременно, таких преподов поискать. Михан застрял на пороге, и Максиму Сергеевичу ничего не оставалось, кроме как застрять вместе с ним.

– Опоздуны делают что? – вопросил Мечников, сидя, сгорбившись, на столе.

– В этом семестре – не знаю, – буркнул Михан.

– Сочиняют хокку, – хмыкнул препод. – Вы тоже давайте, Барсик Сергеевич…

– Люцифер Дмитрич,

Берега попутали.

Я вам не Барсик, – парировал Максим Сергеевич, поведя плечом, и учительская, набитая студентами, взорвалась молодецким студенческим же ржачем. Впрочем, к ним присоединился и Люцифер Дмитриевич.

Пока Михан напрягал мозги, сочиняя достойное хокку, Максим Сергеевич пробрался в глубину учительской. Помещение это чего только не видало, но сегодня оно видало следующее: по центру, за круглым столом, уместилась группа историков-старшекурсников, на столе у окна взгромоздился Мечников – стула там лишнего не нашлось, а подоконник слишком узкий, но Максим Сергеевич был уверен, что он всегда сидит только так. На преподавательском столе-стуле дымился стаканчик с кофе. Разваливающиеся, трещащие по швам шкафы обрамляли это действо с трёх сторон, с четвёртой, буквально в уголке, оставалось место для одного человека – туда и направился Максим Сергеевич.

Только потом он заметил, что было ещё одно, уже занятое место: обычно там сидел декан лингвистов, с заумным видом вещая, как его заколебала сова из Дуолинго. За это его прозвали совой: за что боролся… Но нет, сегодня там была дама, и весьма рыжая дама. Кажется, она преподавала английскую фонетику и грамматику, по настроению. У дамы наверняка была куча дел, но она, побросав всё на свете, с ухмылочкой наблюдала за занятием истории.

– Станислав Палыч,