Текст книги "За краем (СИ)"

Автор книги: Катриша Клин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

–В смысле? С мертвыми?

Парень рассмеялся и завел мотор.

–Нет, с живыми. С родителями пострадавших.

–Но как мы….?

–А это оставь на меня.

Все превратилось в движение. Грязь, пыль, громкие выкрики парня, ответы толпы смешались воедино, образуя жизненный замкнутый круг. А мы? Мы были его центром.

***

–Ты хочешь сказать, что мы будем здесь жить? В этой деревне, в этой избенке? Без вещей, без косметики, без нормального автомобиля?

Темная избушка, как странно, без ножек и прочих сказочных атрибутов стояла почти на самом отшибе маленькой деревни, в паре сотен километров от родного города. Мы приехали сюда через два дня после выезда. За это время я успела поорать на Айса, обидеться на него, обналичить одну из его карточек, которую мы потом благополучно заблокировали. Мы также купили ему новую сим-карту, с которой он сразу связался с братом. Флам дал четкие указания, прижать хвост и не высовываться, находясь при этом не в самом лучшем расположении духа. Я умудрилась даже поговорить с Настюхой, от которой сразу же получила море позитивных эмоций и так нужную сейчас поддержку. И вот спустя три дня, часа поисков под дождем, мы, наконец-то, оказались в этой избушке, точнее пока только возле нее. Но желание заходить испарилось сразу же, как дунул ветер. От дома пахло гнилью и какой-то затхлостью. М-да…дела.

–Даже те придорожные гостиницы выглядели лучше, чем вот это.. – я указала пальцем на дом.

Айс лишь нахмурился, но ничего не ответил. Внутри оказалось довольно не обжито. Точнее, мебель, которую мы нашли на чердаке, оказалась очень гнилой, вонючей и непригодной для сна.

–Что будем делать?

–Идти в селение уже поздно. Переночуем в машине.

–Ты издеваешься? В машине? Да на улице холод собачий, дождик, гроза, а я хочу в душ! Хочу кушать, хочу… комфорта!

Нервы сдавали. Ох, не вовремя. Ненадолго меня хватило.

–Кать? – я обернулась к этому буржую, ловко стерев при этом маленькую соленую жидкость со щеки.

–Что?

–Иди сюда, – он развел руки, явно намекая, что хочет обнять. И я представила себе эти теплые, нежные, понимающие объятия и не смогла ему отказать.

Он оказался именно таким: нежным, теплым, вкусно пахнущим и…родным. Уже настолько все в нем было знакомо, что даже редкие всплески эмоций принимались как должное. Да, он слегка нестабилен. Но разве сумасшествие – это порок? Тем более, когда на твоем счету уже столько жизней, за которых ты не должен был отвечать, но в силу крайней степени внутреннего одиночества, в силу каких-то моралей, устоев, он взял всю ответственность на себя. И я даже не знаю, кому эти объятия принесли больше пользы – мне или ему?

–Спасибо, – его шепот прошелся по мурашкам, затаившимся где-то на позвоночнике, теплым дуновением, как ветерок, растормошил эти сонные тушки и погнал вниз, будить остальных. Я уже говорила, что шепот в ухо – самое страшное оружие против моих чувствительных рецепторов?

Вечер. Дождик усилился, а потому мы спрятались в машине. Она, кстати, была восемьдесят восьмого года, так сказал ее продавец, но мы от покупки не отказалась, наоборот, ухватились всеми частями и променяли слегка побитый коллекционный дорогущий автомобиль вот на этого инвалида. Думаете, что у нас групповое помешательство рассудка? Ан, нет, это всего лишь ради безопасности, чтобы внимание меньше привлекать.

Я посмотрела на звезды. Да, через лобовое стекло нашей чудо машинки можно было разглядеть небо, звезды, вот только улечься поудобнее – совсем нельзя. Во-первых, оказалось, что передние сиденья не раскладываются, во – вторых, что Айс не помещается на переднем, только сидя с прямой спиной – ноги слишком длинные. Поэтому он отправился назад, на пыльное, но все же довольно мягкое, а я осталась на жестком, не раздвигаемом и скрипучем. Кстати, ноги у него не поместились и на заднем сидении, а потому он вытянул их в окно.

Ночь. Улица. Беспроглядная тьма. Лишь лунный свет позволяет скудно осмотреть окрестности. В кустах, за домом, на небольшой полянке показалось движение. Наверно, от недосыпа. Но движение это повторилось. Вой. Все мои конечности похолодели. Я развернулась к Айсу и принялась его тормошить.

–Айс, вставай, волки, волки! – но он не слышал, все лицо его было искромсано когтями настолько, что стало с трудом узнаваемым. Он не дышал. – Нет! Айс! Нет!

Резкий хлопок у уха, и я просыпаюсь, скидываю с себя сонное оцепенение и хмуро оглядываюсь, встречаюсь с озорным синим взглядом, и хмурюсь еще больше. Что-то странно он улыбается..

–Ты чего орешь, как резанная?

–Не знаю.

–А кто тогда знает?

–Ночь на дворе, а она орет. И ладно бы, что вразумительное орала, так нет же, мое имя! Так, что тебе снилось?

Я прижала руки к губам, понимая, что он подумал совсем-совсем не то. Извращенец! Щеки посетил румянец смущения, но надолго там не остался. Еще чего!

–Мне снились волки вообще-то!

–Да, и в одном из них ты увидела меня или…

–Нет! Они тебя сожрали!

–А жестокая, моя маленькая девочка.

Я фыркнула и отвернулась. Балван!

–Ладно, лошадка, не фыркай. Лучше спать ложись. До рассвета еще долго.

Ну и я улеглась, посмотрела на него и улеглась. Живой. Самое главное – живой. И темнота.

***

Темнота. Темные блики, яркие цвета, громкая музыка, зазывные телодвижения. Отдых. Возле стойки почти никого, лишь парочки и пара девчонок. Стрельнул на них глазами, подмигнул одной. Но подходить не стал, не до того сейчас. Слишком много было сделано, слишком со многими пришлось поговорить серьезно, так, как он не любил разговаривать.

–Ну, так у вашей дочери были проблемы с психикой или нет? – я прижал очередного папашу к кухонному столу и вдруг понял, что ведь Настя тоже здесь, стоит и смотрит, даже не мешает, не реагирует на мою агрессию. – Ну и?

–Да, да были у нее срывы! Но врачи сказали, что это подростковое!

–Ты хочешь сказать, что мой брат – моральный урод и запал на школьницу? – я придавил его сильнее к столу и уже замахнулся для удара, но тут в нашу игру вмешались. Точнее вмешалась, она, ангел милосердия.

–Оставь его. Мы уже узнали то, что хотели.

–Он назвал моего, моего брата – педофилом! Слышишь, педофилом! – я был зол, и контроль, так долго удерживаемый, все так и норовил сорваться с поводка.

–Все. Брейк. Уходим. – Она потянула меня за собой, как теленка какого-то, но я пошел. Прекрасно ведь понимаю, каких дров могу наломать. А тут еще и известия, уже вторая больная. Интересно, братца просто тянет на себе подобных, или кто-то очень вежливо ему помогает с выбором?

–Так, Насть, – мы были уже возле старого подъезда грязного, запущенного двора. Вечер вступил в свои права, а потому девушка слегка ежилась, находясь лишь в легком летнем платье белого цвета. Как невеста, в самом-то деле. – Насть, а Катя случаем не болеет чем-нибудь крышесносительным?

–Нет, она не наркоманка, не суецидница, не сумасшедшая, доволен?

–Вполне. Но тогда я не понимаю, что Айс в ней нашел.

– В смысле? Твоего брата тянет только на больных?

–Ну, ты же сама все слышала, они обе были слегка того. Может, ты плохо знаешь подругу?

–Может, ты плохо знаешь брата?

Она хмурилась, злилась, а от того становилась похожа на сумасшедшего хомяка, бросающегося на стенку клетки за угощением. Милого такого хомяка. А себя я в этот момент почувствовал котом, который так и ждет, что этот милый грызун подойдет на такое расстояние, на котором его можно схватить, схватить и унести под диван, спрятать там и никому не отдавать.

–Все, брейк. Не истери.

Подойдя к машине, встал возле нее, уперевшись одной рукой в крышу автомобиля и задумался. Интересно, кто мог незаметно подкладывать под глупого братца девок так ловко, что даже я не заметил, даже слежка отца не просекла. Кстати, стоит ему позвонить.

Длинные гудки. Раздраженный голос отца. Но, услышав сына, этот бультерьер успокаивается.

–Что узнал?

–Опять то же самое. Девчонка была готова к суициду, ее стоило только подтолкнуть.

–Черт! Ладно, пока никуда больше не лезь, попридержи себя в узде. Я сам разберусь.

–Окей.

Тишина. Отец уже отключился. Кто бы сомневался.

–Ну, что мы едем домой?

Милый хомячок потянулся, выгнув спинку. Ох, и заманчиво же... Кот во мне потер предвкушающе руки.

–К тебе или ко мне?

Галантность – одна из моих самых лучших черт. Я могу открыть дверь даме, могу пропустить беременную вперед себя или отдать брелок маленькому заинтересовавшемуся игрушкой ребенку, но иногда галантный парень во мне умирает, и на смену ему приходит Флам. Филипп и Флам – две личности одного человека, два лица. Вот только, кто из них настоящий? Даже сам Романов этого не знает.

И снова клуб, снова софиты ослепляют глаза, снова улыбки, оглушительная музыка и грызущее внутри одиночество. Как там братец? Сможем ли мы разобраться со всем этим мусором в нашей жизни? Кто так желает уничтожить нашу семью, кто желает нас растоптать по одному?

–Хэй, красавчик, тебе одиноко? – Сначала рядом опустилась грудь размера так третьего. Затем – красивые стройные ноги в черных чулочках, кокетливо выглядывающих из под крайне короткого платья. Настя бы такое не надела. Тьфу ты, причем тут она?

–Нет, детка, я слегка занят.

–Да? И чем? – она удивленно оглядела меня, остановила свой взгляд на правой руке на главном для женщин пальчике, хищно улыбнулась, не заметив там колечка, и придвинулась ближе, обхватив меня за локоть. – Что, даже не можешь оторваться?

–Я с удовольствием рассмотрел и предлагаемые прелести, грозно лежащие на стойке и надутые губки этой леди, улыбнулся, потрепал ее за щеку и отвернулся.

–Детка, я слишком занят, гуляй.

Девочка, видимо, обиделась.

–Ты, что гей?

–Не шути, у тебя плохо это получается. Лучше прошвырнись до улицы и охлади свой пыл.

–Да пошел ты! – она резко развернулась и помчалась к выходу. Странно, как она двигается так быстро на таких высоких каблуках?

–А ты умеешь заводить друзей, – послышался ехидный голос за спиной. Я развернулся. Брависсимо, вот и она. Девушка, поселившаяся в моих мыслях. Ну, что принимайте, товар упакован.

–Я просто предложил ей жесткий …. Массаж. А она отказалась. И даже не представляю, почему так расстроилась.

Она засмеялась. И звук ее смеха разнесся по всему мне грозной оравой голодных мурашек. Точно, я же голоден!

–Ну, что наверх? Я заказал нам столик. – Галантно протянутая мной рука ее понравилась. А мне понравились ее мягкие ухоженные ручки. Такие только целовать…

***

Извивающиеся тела, шум музыки и какое-то внутреннее напряжение, готовая разразиться лавой, будто спящий вулкан внутри.

–Тебе здесь нравится? – передо мной сидит кот. Под его взглядом хотелось робеть и стесняться, но возраст и положение уже не те. Слишком многое он может о себе возомнить.

–Здесь круто. Хочу танцевать. – Я поднялась с мягкого кожаного диванчика. – Ты идешь?

–О, нет. Спасибо. Я посмотрю на тебя отсюда. Ну, или еще на кого-нибудь…

–Отлично.

Я спустилась по винтовой лестнице и оказалась, будто в другом мире. Не было здесь притворства или масок, лишь драйв и эмоции, огромный заряд положительной энергии! И я начала танцевать, несмело, но упрямо продвигаясь вперед.

Плавные движение, женские изгибы, формы. И прыжки! Мы все сливаемся в одно тело, повторяя движения друг друга. Сначала – хаотично, затем – увереннее, распаляясь. И вот мы уже единый организм, связанный музыкой..Бит убыстряется, и вот мы снова прыгаем, сливаясь в яростной агонии с музыкой, взрываясь изнутри под радостным порывом безмерной радости и счастья. Оно распаляет, заставляет гореть изнутри. И вот музыка замедляется, движения становятся плавнее, медленнее.… А затем мы все останавливаемся, микс заканчивается.

Я возвращаюсь обратно к столику, надеясь охладиться и пообщаться с этим странным парнем. Нравится ли он мне? Да, возможно. Вот только корка, которая его облепила со всех сторон, слишком большая, слишком твердая, что нельзя разглядеть его настоящих чувств, его настоящее лицо. Или я просто, как всегда, вижу то, что хочу видеть.… За столиком его не было. Может, отлучился?

Сажусь, закинув ногу на ногу, и смотрю на танцпол. Движение в середине какое-то уж больно странное. Толпа расступается, кто-то свистит, кто-то улюлюкает, но всего этого не слышно, я могу только предполагать, что они кричат, а затем и слышать воочию, ведь, спустившись с огромной скоростью из кафе, врезаюсь в толпу, расталкиваю упрямых людей.

Очаровательная картина. Флам дубасит какого-то парня. Жестко так дубасит, с задором, с искрой! Я бы поболела, может, быть.… Но этот человек пришел со мной, ему еще домой мою тушку везти, нельзя, чтобы что-то помешало.

–Эй, Флам! – он даже не отреагировал. – Флам, гадина! Прекрати!

Я подошла ближе, желая разнять, но лишь получила с локтя от кого-то из них. После чего, осторожно прижав руку к лицу, обнаружила кровь. Черт, губа.… Ненавижу! Немедля выскочила из толпы, торопясь к женской уборной.

Зеркало, салфетки, слезы.… Не могу сдержаться, наплыв эмоций, ярое желание разреветься в голос, позвать маму и устроиться у нее на коленях. Но этому не быть, все слишком не так, все слишком изменилось. Стук в дверь. Кто может стучаться в клубный туалет? Причем, в женский? Да кого это волнует? Медленно скатываюсь по стене на пол, прижимаю салфетку к губе и тихо плачу, позволяя лишь каплям бесшумно скатываться по щекам.

–Настя…

Филипп падает на колени рядом, обнимает теплое от слез лицо, вглядывается в него, отбирает салфетку, даже не замечая, что и у самого губа разбита, нос кровит, целует щеки, прижимается лбом ко лбу. Я не могу терпеть.…Закрываю глаза и тянусь, непроизвольно тянусь к его губам. И он отвечает, медленно, будто нехотя или, боясь потревожить ранку. Но я слишком нетерпелива, слишком расстроена.… А его волосы, губы, грубые мужские широкие ладони…слишком приятно, чтобы быть правдой.

***

–Ты издеваешься? Я спала в этой гребаной машине! Я простыла из-за того, что ночью тебе внезапно стал жарко! У меня грязная голова, я хочу умыться, почистить зубы! Выспаться, черт возьми! Но нет же, этот гребаный автомобиль ломается! Прости, что, я не услышала?! – и Айс повторил, громко выругавшись, но, не извиняясь, лишь хмуро поглядывая в мою сторону.

–Сколько мы уже идем? Где эта деревня? Почему нельзя было взять нормальный автомобиль? Почему мы не могли поселиться в нормальном доме, куда мы едем? – я остановилась, как вкопанная, сложила руки на груди и упрямо уставилась на парня.

–Едем туда, куда сказал отец. Ну, не было других свободных домов и автомобилей! Сказал же!

–А зачем от той машинки избавились?

–Слишком приметная!

–Ты издеваешься! – я догнала, не пожелавшего останавливаться парня и встала прямо у него перед носом, наставив указательный палец на грудь. – Сколько можно надо мной издеваться? Ты же специально это делаешь!

А вокруг птички немного приуныли. Дождик мелко капает, в глаза лезут спутанные волосы, на голове капюшон от его толстовки, которую я не пожелала вернуться, даже когда Айс попросил. А еще полный нос слизкой жидкости под гадким названием – сопли, и больное горло в довесок к общей тяжести, разлившейся по всему телу.

–Кать, прекрати, – он осторожно обошел взбешенную меня и продолжил путь по неровной пыльной дороге, от которой у меня уже болели ноги в дорогих, но крайне неудобных босоножках.

–Это из-за тебя я здесь! Из-за тебя! Ты специально это сделал! – держать все в себе уже не было никаких сил, эмоции душили, слезы, накопившиеся за всю радостную и неотягощенную проблемами жизнь, решили спешно покинуть привычное место обитания. Я позорно разревелась и плюхнулась в самую грязь, прямо посередине дороги. Рыдания, тихий вой, а затем все нарастающее веселье…Истерика.

Но парень даже не остановился. Этот садист просто пошел дальше, даже не оглядываясь, не помогая успокоиться. И казалось, что все это его лишь злит, не вызывая ничего кроме ярости. После пяти минут показной (или настоящей?) истерики, быстро взвилась с холодной земли, в которой успела испачкать все коленки и босоножки, ринулась за Айсом.

Вынырнув из-за поворота, сразу же наткнулась на скучающего ледышку, мирно наблюдающего за давно проснувшейся деревней.

–Вот и деревня. А ты кричала.

И больше ни слова. Пришлось медленно следовать за ним, шипя из-за уставших и натертых ног и жалуясь на жажду и голод.

–Здравствуйте. А кто у вас здесь главный?

Старая бабушка, к которой обращался Алексей, выглядела дружелюбно и заинтересованно, явно думая, что мы заплутавшая парочка туристов.

–А зачем он вам?

–Да, хотелось бы еды попросить и нам бы помыться.

Бабушка обвела нас обоих взглядом, заметив и мои грязные колени, и опухшие глаза и красный шмыгающий нос, и раздраженность парня. Громко хмыкнула и позвала за собой.

–Будет вам и еда, и банька. Ко мне как раз внучок приехал, он и затопил. Сейчас накормлю вас, чайком с медком напою. Будете, как новенькие. Да вы не стесняйтесь, заходите, – и она гостеприимно распахнула скрипучую калитку, ведущую в довольно небольшую избу с маленьким двориком и заросшим какими-то кустами садом.

Возле калитки была и всем известная любимица пожилых и не только людей – скамейка, а возле нее видны и огрызки семечек и даже окурки. Хм…это бабушка курит или внучек?

Тихо посмеиваясь про себя и представляя курящую бабушку-гопницу, жующую семечки, в поношенной олимпийке и трениках всемирно известной фирмы абибас. Бабушка – гроза района. Бабушка, отмывающая деньги и просящая закурить. Или бабушка, дерущаяся за телефон. Мдя, бурная у меня все-таки фантазия.

Очнулась я уже, сидя за столом, слушая мирный звук кипятящегося чайника и дружное завывание двух кошек, усевшись у наших ног. Большой деревянный стол с серой клеенкой, табуретки в левом углу кухни – холодильник, в правом – печка. Интересно, а здесь газ есть? Но спрашивать я как-то не решилась. Неудобно немного. Сидели мы тихо, смирно, на вопросы отвечали односложно, без лишних подробностей. А потому бабушка тоже особенно о себе не распространялась, постоянно упоминала любимого внука, что приехал на летние каникулы их универа, своих соседей, правительство и последние новости.

Чайник скоро закипел. Варенье и мед вместе с пряниками и сахаром выставлены на стол, так как от супа мы отказались.

–А, может, все же супчика? А? Горяченький, мясной. Сегодня только отварила. А то вон, какие худенькие, городские, небось!

–Только немного. – Да, Айсик все-таки сломался. На меня он больше не глядел, лишь хмуро жевал мягкий белый хлеб, хлебал суп и думал о чем-то своем.

А я ни о чем не думала, надоело. Просто смотрела на него и понимала, что меня умиляет его эта показная суровость, задумчивость, погруженность. Забывая обо всем вокруг, он становился беззащитным, каким-то брошенным, растерянным.

–Ну, вы кушайте, а я пойду, грядочки пополю, да внучку скажи, чтобы дрова поколол.

Айс даже жевать перестал, взглянул на старушку, на его морщинистые руки, на платочек, туго стягивающий поседевшие пряди, громко вздохнул, повернулся ко мне и, отодвигая от себя тарелку, сказал тоном, не терпящим возражений:

–Мы поможем, да ведь, Катенька? Прополем, расколем! – и повернулся к оторопевшей женщине, – нам бы только потом помыться и переодеться во что-нибудь.

–Да, конечно, конечно. Ой, спасибо вам, какие же добрые люди! Да храни вас боженька!

Доедали мы быстро. А затем потопали в сад, мне пришлось напялить резиновые сапоги, которые абсолютно не сочетались с общим видом, зато получилось почистить зубы и расчесаться. А это вселяло уверенность, что хоть в чем-то жизнь не меняется – изо рта пахнуть не будет.

–Вот здесь бы прополоть. И вот там. И вот тут немножечко. Это все на зиму. Зима-то долгая, а магазины далеко больно.

Старушка рассказывала, а я все больше и больше понимала, что жизнь вне города, вне денег и роскоши – это совсем другая жизнь, абсолютно. Люди здесь вымирают, борются, но все равно, рано или поздно, сдаются и вымирают. Возраст, тяжелая болезнь, маленькая пенсия ломают, загибают ровные позвоночники, делают неподвижными и больными суставы.

Тихо. Комары, правда, заразы покоя не дают. Но все равно тихо…. Такого не услышишь в нашем шумном мегаполисе. Там все время кто-то шумит, кто-то куда-то едет, спешит. А покой, это слово просто забывается, вылетает у людей из головы. Мы даже спешку теперь приравниваем к обычному ритму жизни. День без спешки – это не день. Слишком медленно. А здесь, в далекой, сельской глуши, где даже асфальта, газа нет, спешка – это пустой звук. К чему спешить? За временем все равно не угонишься.

Со двора послышался яростным стук топора, сменяемый громким грохотом падения дров в общую кучу.

–Ба, – послышалось за калиткой. Но видно, кто пришел, мне не было. А потому, тяжело вздохнув и просто сгорая от любопытства, принялась за работу, изредка отирая льющийся по лбу пот и жалея поломанные ногти, даже снятую толстовку. А от нее ведь так пахнет его одеколоном…

Вечереет. Небо становится темнее, солнце спешит согреть другую часть земли, уступая место луне, своей подруге. С трудом разогнувшись, схватилась за стрельнувшую поясницу рукой. Затекла. Еще и руки горят, будто крапивой обожглась. Так…

Прекрасная картина предстала передо мной, когда я радостная и измученная появилась во дворе. Маленький столик для пикника, маленькие стульчики для этих же целей и двое рьяно обсуждающих что-то мужчин. Айс и парнишка его возраста. Симпатичный, бровастый. А между ними – бутылка водки. И глаза у них блестящие – блестящие.

–Так, так, я, значит, работаю, а он тут бухает! – Грязная перчатка, только что снятая мною с руки, опускается на голое мокрое плечо. Пыль распространяется в воздухе. Чихаю.

Смеющиеся и блестящие глазки поднимаются на меня, из двери показывается седая голова старушки, на губах ее улыбка. И смотрит она не на любимого внучка, а на нас. Странно так смотрит, щурится от удовольствия.

–О, а это та девчонка? – немного запинающийся голос внучка был довольно низким. От того казалось, что говорившему, как минимум, лет сорок, значит его сигареты.

–Дааа, она – пьяная улыбка оживляет лицо голубоглазого. – Айда, присоединяйся, Нюра Сергеевна нам еще принесет.

–Нет, уже. Ты как хочешь, а я в баню.

–Вас Нюра Сергеевна зовут? А я Катя, – решила, наконец, познакомиться я. Дружелюбный оскал, и бабулька снова рассыпается в тысячи благодарностей, видимо уже оценила масштаб проделанной работы. Да, постаралась я на славу, никогда так не работала, а вот этой одинокой женщине захотелось помочь.

–Называй меня просто – баба Нюра. Вы же мне теперь как родные, как внучки. Такие хорошие! Такие работящие! Жених твой тоже мне помог! Дверки починил, калитку смазал, дрова расколол! Ох, повезло тебе!

Я удивленно посмотрела на лыбящихся парней. Он так быстро пьянеет или работает?

–А можно в баньку? Жуть как хочу вымыться. – И робкая улыбочка на лице. Не хотелось уже изображать из себя никого. Перед кем? Перед этой бабулей, перед внуком ее, которого вижу-то в первый раз или перед Айсиком, которого и сама-то каким только ни видела?

–Пошли. Я провожу.

–Полотенце взяла? Мыльце там есть, шампунь тоже там. Вот тебе рубашка, она мужа моего покойного, но ничего, он ее и не надевал ни разу. Так что, самое то. На улице тепло, не простынешь. Ах, да, долго не сиди. А то еще голова закружится. Если душно станет, лучше дверь открой, не мори себя.

–Хорошо, хорошо…

Покинув дом, снова наткнулась на заинтересованные лица что-то вновь обсуждающие и приканчивающие уже вторую бутылку водки. М-да, дела.…И с этим чудом мне придется спать? Целую ночь дышать его выхлопными газами? Может, у них сеновал есть? Я ж с ума сойду.

Но, как только, тело разомлело от приятного пара и ароматного запаха баньки, от горячей воды, от умелого массажа мочалкой, а вымытые вьющиеся волосы завернуты в полотенце, счастье огромной волной обрушилось на хрупкие женские плечи, поборов все желание злиться, ругаться и привередничать. Блаженство.…Напоследок окатив себя теплой водой из тазика, перевернула его, опрокинув на шатающуюся скамейку, положила ковш на место и, быстро накинув на отертое тело рубашку, помчалась в дом. Все-таки к вечеру похолодало.

Чай. Травяной, ядреный. Красота…кузнечики стрекочут в приоткрытое окно. Ветер шелестит листвой, баба Нюра в очередной раз поет какую-то старую деревенскую песню. Два парня шатаются, абсолютно не попадая в мотив тихим постукиванием по столешнице. И это даже не раздражает. Вообще ничего не раздражает: ни близко сидящий Айс, ни песня о любви, ни стрекот кузнечиков, ни эта непривычная обстановка, даже вынужденное путешествие не раздражает, наоборот, все больше во мне разгорается нежность, спокойствие, умиротворение. И самой хочется петь в голос, смеяться пьяным смехом…

–Я в баню. В баню я. – Айс с трудом поднялся и, насвистывая что-то себе под нос, попытался дойти до выделенной нам комнаты, но что-то пошло не так.… Пришлось бодро подхватить его под локоть и увести в баню самой. Не известно еще, когда нам удаться побывать в такой вот баньке, да и удастся ли вообще. Поэтому сгоняв за полотенцем, бодро ввалилась в предбанник. Айс все еще сидел там, не предпринимая ни единой попытки раздеться.

–Айс, может, завтра с утра помоешься?

–Сейчас!

–Тогда раздевайся, чего сидишь?

–Отстань! Кому говорю, отстань! – он даже махнул рукой в мою сторону, но лишь начал заваливаться на бок.

–Дубина!

Прежде чем раздевать, я решила его немного взбодрить. Набрала ковшик ледяной воды из фляги и вылила ее на голову нашему «больному». Больной пофыркал, удрученно посмотрел за тем, как по рубашке по рукам льется вода, беззлобно выругался. Затем потянул рубашку за ворот и кинул рядом с собой, на скамейку.

–Ты, может, сначала зайдешь?

–Отстань. Сам знаю, что делать.

– Ну, отлично. Иди, я здесь посижу, чтобы ты не угорел там. Если что, зови.

Я и впрямь собиралась сидеть здесь, но, увидев печальные глаза, потерянное выражение лица, решила помочь. С боем были отвоеваны штаны, а вот трусы снимать не стала, мало ли, вдруг, чье-то самолюбие после этого пострадает?

Осторожно намыливая мочалку, приоткрыв при этом дверь, начала водить мочалкой по спине парня. Он даже как-то съежился, видимо, алкоголь постепенно выветривался, и приходила головная боль.

–А я ведь не люблю деревни. Комары, сады, соседи.…Не мое это. А здесь, будто домой приехал. Тебе здесь нравится?

Увлекшись намыливанием мускулистой спины, живота, руку, не сразу поняла вопрос, но после повтора, ответила:

–Здесь хорошо.

–Всего лишь хорошо? А как же баба Нюра? Она тебе не понравилась? – он был удивлен, голубые глаза расширились. Интересно, это алкоголь?

–Она хорошая. И внучек у нее симпатичный. И садик… – но договорить не успела, парень вскочил сразу после упоминания милого бровастика.

–Эй, ты чего? – руки, которые он схватил в свои, были все в пене, а потому, когда он приблизился, рубашка тоже намокла. Как раз этого я и хотела избежать….Ну, кому понравится спать в мокрой одежде?

–Он тебе понравился? Понравился?

–Сядь. Ты пьяный, просто сядь, сейчас я тебя ополосну, помоем голову и пойдем спать, хорошо?

–Нет! Не хорошо! Ответь на вопрос. Нравится?

–Да, я же его первый раз вижу, на кой он мне сдался-то?

–Значит, нет?

–Значит, нет.

–Ты обещала. Ты помнишь?

–Что?

–Ты обещала, что никогда не уйдешь. Ты же помнишь, да? Помнишь? Умоляю, не уходи. – Он прижался лбом к моему лбу и горько вздохнул, как покалеченная собачка. Наверное, в этот момент во мне проснулась женщина, мать. Я порывисто прижала его к себе, погладила по волосам, по щеке, опустила его голову к себе на плечо, прижалась к нему всем телом, чтобы он почувствовал, что вот она я, рядом.

–Я не уйду, обещаю, – тихий шепот.

Домывала я его, молча, он то и дело хватал за руки, целовал запястья, шутил, потихоньку приходя в себя. Даже выставил меня в предбанник, пожелав домыться сам. Улеглись мы далеко за полночь. Как и всегда, я – на спине, чудо – на моем животе. Но сегодня я не ругалась, сегодня был особенный день, не хочется тратить ночь на глупости вроде ругани.

Тишина. Даже кузнечики улеглись в свои маленькие зеленые кроватки. Прижала к себе детишек мышки, умылись и уложились мухи, надело спальный чепчик небо. Все погрузилось в дрему, возвращая силы, набираясь опыта. Ночь.

***

«Если подойти к человеку близко-близко и дотронуться кончика его носа, то он сразу же в тебя влюбится». Ага, или подумает, что ты сумасшедшая. Пролистав всю ленту новостей в контакте, отвлеклась на оклик:

–Ну, и? Хватит сидеть, просматривай карточки. Я что, один хочу помочь нашим друзьям?

–Да, просматриваю, просматриваю. Что искать-то?

–Отклонения.

–Психические?

–Ну, конечно! Какие еще-то!

Зазвонил мобильник, и Флам поспешил в другую комнату. А я удобнее развалившись на белом мохнатом ковре в зале Катиного дома, продолжила просматривать медицинские карточки всех девчонок. Мало кто хотел сознаваться, что их дети больны, поэтому приходилось проверять. Всего двенадцать дел, но блин, как же непонятно пишут эти врачи!

-Слушаю.

–Хорошо, что слушаешь. Думаешь, отправил братца из дома, и я его не найду? Ошибаешься. Лучше верни его в город. Иначе, я верну его сам, по частям…

Долгие гудки ознаменовали, что собеседник со странным голосом отключился. Итак, что это еще за злодей? Чего ему надо от Айсика? Набираю новый номер братца, жду.… Никакой реакции. Опять набираю и жду.… На телефон отвечает заспанный голос Кати.

–Алло, – она, кажется, зевает в трубку.

–Кать, Лешку позови.

–А он спит. Может, передать что-то?

–Может, ты его разбудишь?

–Эм…понимаешь, тут такое дело. Он немного выпил вчера, поэтому, эй… – послышалось тихое шебуршение и девичий писк, затем в трубке появился знакомый хриплый голос.

–Флам? Я слушаю… Кааать, ну Каать, иди сюда….Ну… – Я вздохнул. Да, братец зря времени не теряет.

–Могу поздравить? – голос стал даже несколько веселее. Да, я переживал за него. Все-таки он у меня один, этот балбес.

–С чем?

–Ну, у вас же было…

–Да ты озабоченный. Не было ничего. Кать, ну харе биться подушками, эй, ну…

–А почему же вы спите вместе?

–По-дружески. – И вот тут я ощутил некую печаль. Значит, все-таки сдался.…Эх…

–Не переживай. Все идет по плану?

–Да, скоро доберемся до его дома, затаимся. Я сегодня, наверно, симку новую куплю, так что, больше не звони. Ок?

–Ок. Давай, не хворай.

–И ты.

-Ну что, нашла что-нибудь?

–Неа, они все нормальные.

–Тогда, как они связаны?

–Понятия не имею, но точно не этим.

Я резко захлопнула последнее дело и поползла прямо по делам к севшему неподалеку котику. Черный кот. Мрр.…Присела перед ним, заметив и изучающий любопытный взгляд, и легкую ухмылку, появившуюся на его лице. Да, футболочка с заметным декольте, короткие шортики – это вам не хухры – мухры, сразу на слюну прошибают.