Текст книги "История о льве, сове и ледяном короле (СИ)"

Автор книги: Кассис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Фортуна любит зло шутить, Джотто, ты же сам знаешь.

– Да, а ведь им ещё исполнять пророчество, – задумчиво произносит светлый, любуясь растущей луной. Тёмный весело фыркает, но тоже задумывается об этом на несколько минут, а затем переводит тему.

– Зачем ты ему помог?

– Он всё же мой потомок, да, к тому же, так старается ради друга. Ты видел его лист? – спрашивает светловолосый мужчина.

– Видел, – коротко отвечает собеседник.

– Он столько думал над этим вопросом, вполне грамотно переделал большую часть.

В лесу удивительно тихо и свежо. Блондин передёргивает плечами от сырости, но, тут же замечая укоризненный взгляд и палец у виска, тяжело вздыхает. Они не чувствуют ничего, всё что у них есть – воспоминания об ощущениях росы на ногах, запаха свежей выпечки и прочих незатейливых радостях жизни.

– Интересно, как там наши сейчас поживают? – мечтательно тянет блондин, щуря голубые глаза, – наверняка, очень недовольны своим положением.

– Ты полагаешь, что они тоже висят, как и мы? – хмыкает Деймон. – Висят, висят, родимые, я же чувствую.

Луна пропарывает своими молочными лучами призрачные тела Великих магов, серебря траву на крыше их бывшего уютного убежища вдали от цивилизации. Теперь в этом доме основались их потомки, которым уготована нелёгкая, но полная приключений, судьба.

– А давай… – жизнерадостно начинает Джотто, но Спейд уже знает – ничем хорошим затеи, начинающиеся с этих слов, никогда не заканчиваются.

– Нет.

– Но, Деймон!– клянчит блондин, теребя призрачный рукав друга.

– Что бы ты ни задумал, не смей втягивать меня в это!

– Хорошо, – надувается светлый, отталкивая от себя руку собеседника, и в этот момент тёмный понимает, что если в ближайшее время не согласится помочь, то его ждёт мини-апокалипсис, устроенный обиженным мужчиной. Но и сам Деймон птица гордая и гадливая, поэтом будет внимательно наблюдать за разворачивающимся светопреставлением, покачиваясь на потоках тёплого воздуха.

Его Величество восседает на богатом троне, щуря карие глаза. Священник и начальник личной гвардии изредка переглядываются, но не решаются поднять взгляд на правителя – они прекрасно знают, что стоит это сделать и волна холодного укора вкупе с ледяным презрением накроет их с головой.

– Почему вы не поймали того льва? – голос эхом проносится по зале, ударяясь о высокие своды и расписные витражи, и ещё долго звучит последними нотами в головах провинившихся.

– Ваше Величество, мы искренне просим прощения за такой нелепый промах... – начальник гвардии теребит за спиной белый вышитый платок, подарок его невесты, – у них назначена свадьба на первый месяц лета – и всё старается не встречаться взглядом с королем.

– Лев ушел в Запретный лес, – перебивает дрожащий голос священнослужитель и с вызовом смотрит на правителя, – мы не можем рискнуть жизнями подчинённых и отправиться туда.

Король на секунду задумывается, и, кажется, что у него есть сердце, которое болит за каждого человека в потомственных владениях, а потом он выносит вердикт.

– Уничтожить древние леса и привести ко мне старейшину деревни. Он наверняка что-то знает.

В зал заглядывает слуга, приставленный к чахнущему всё больше с каждым часом супругу.

–Ваше Величество, беда, – молодой юноша безэмоционально тянет гласные, но король не обращает никакого внимания на раздражающую манеру речи, спеша к, мечущейся в колдовской агонии, светловолосой любви.

На второй день обживания нового пристанища, в окошко постучался заяц и, прижав к затылку длинные уши, боязливо сообщил о том, что люди вернулись обратно в селение. Только вот селение сжёг до тла отряд короля.

– Можете помочь им? – заяц забавно наклоняет голову в бок, сверкая тёмными живыми глазами.

– С каких это пор, животные заботятся о людях? – хмыкает Мукуро, не отрываясь от создания необходимой посуды. Ещё вчера он обнаружил неплохие залежи глины и сделал из подручных материалов простой гончарный круг.

Заяц мнётся, даже не зная, что и ответить. С одной стороны, люди иногда охотились на их не говорящих собратьев, с другой, с теми собратьями разумные звери не желали иметь ничего общего, да и волшебных существ по приказу старейшины нередко подкармливали, а однажды какая-то девочка подарила его зайчихе нитку зелёных бус.

– Они ценят нас, заботятся, уважают.

Светлый фыркает и возвращается к лепке.

– Подожди пять минут, я сейчас встану, – из вороха одеял, подаренных какими-то сердобольными селянами, и сгустков полупрозрачной тьмы высовывается тонкая рука и лениво машет длинноухому, – Мукуро, собирайся, мы идём помогать добрым людям.

–Ещё чего, я занят, – бурчит юноша и вновь принимается вытягивать из глины стройную вазу.

– Твоя карма посерела, и чтобы отбелить её нужно сделать доброе дело, – Тсунаёши спускает на пол босые ноги, которые при соприкосновении с дощатой поверхностью обволакивает тьма, оседая оранжевыми искрами и превращаясь в полноценное одеяние.

Светлый долгое время фыркал и завистливо поглядывал на чудо-тьму, создающую для подростка буквально из ничего одежду, но когда Тсуна объяснил, что выбор гардероба никогда не зависит от него самого, то успокоился и отвел душу в ближайшей лавке с богато вышитыми рубашками. Тёмный недовольно оглядел слишком обтягивающие штаны из чёрной кожи и оставшиеся босыми ноги с какими-то странно бренчащими браслетами на щиколотках, тяжело вздохнув. Выбор одежды зависит исключительно от настроения одного из Лордов, составляющих приятную тьму за спиной. И, как назло, этот Лорд был сильнейшим, а против слова сильнейшего, как известно, не попрёшь под угрозой быть оставленным вообще нагим и без плаща.

– И какое доброе дело я там буду делать? – скептически интересуется юноша, всё-таки отрываясь от своего занятия, – у меня же нет ни одного восстанавливающего или временного заклятья.

– Молча сидеть и оттягивать на себя белые нити из моей ауры, – Тсунаёши звенит при каждом шаге, недовольно морщась и потирая переносицу, а Мукуро решает не говорить о том, что и рубашка, вышитая живым огнём, и небольшой венец на голове, поблескивающий в лучах солнца, смотрятся очень вызывающе, особенно в сочетании с этими самыми брюками. Впрочем, о наличии импровизированной короны тёмный узнаёт достаточно быстро и на чём свет костерит какого-то мужчину. В его ауре мгновенно расползаются угольные пятна, пожирая проблески света, и, находясь не в особо благоприятном расположении духа, он за руку выволакивает друга из домика, следуя за шустрым зайцем.

– Ну, вот, я даже плащ не накинул. Обгорю – сам будешь искать мне сметану, – вздыхает юноша.

Жители в совершенно растерянном состоянии разгребали угли и обгоревшие брёвна, сваливая их в небольшую кучку. Некоторые находили обитые железом сундуки и, оттащив их подальше, бессмысленно смотрели на остатки жилищ. Домов у них теперь не было.

– Где у вас тут кладбище?

Старейшина подпрыгивает от испуга и хватается за зашедшееся сердце. Позади стоят те два мага, из-за которых на их поселение, вообщем-то, и обрушилась такая беда. Старик дрожащей рукой указывает на неровные столбики с именными табличками вдали, а светлый мягко приобнимает его за плечи и просит увести ненадолго детей, женщин и пожилых отсюда. Зрелище, как утверждает маг, предстоит не для слабонервных.

Уставшие женщины за руки ведут ревущих чад обратно в лес, придерживая под руки стариков. А мужчины активно вытаскивают из подпольев, подвалов, хозяйственных сундуков инструменты, раскладывая на земле. На кой чёрт это нужно светлому магу, и почему все женщины ушли, они понимают, только когда перед ними появляется хрупкий подросток с толпой восставших скелетов за спиной.

– Значит так, вы, – шатен окидывает рукой часть мёртвого войска, – берёте инструменты и идёте расчищать завалы. Всё что не обуглилось, складываем туда, бревна, щепки и золу стаскиваем сюда. А теперь вы, – обращается он к другой половине, краем глаза следя за тем, как скелеты послушно приступили к работе, получив задание, – сейчас лес будет поставлять свежую ненужную древесину и валуны, вы аккуратно приносите их сюда, сортируя по размеру, и помогаете живым заново строить дома.

Мужики быстро привыкли к невероятно сильным скелетам, указывали что делать, и куда повернуть, помогали сами, и каждый до заката успел восстановить не только дом, но и часть внутреннего убранства. С первыми лучами, скрывшимися за кромкой леса, мёртвые помощники развеялись мороком, оставив после себя могильный холод, пробирающий до костей.

По пути домой, Мукуро щеголял обновлённой белоснежной аурой, вспоминая слова благодарности от селян. Хоть сам он и не принимал непосредственного участия, но его тоже и почествовали, и пообнимали, и поплакались у него на плече. Тсунаёши брёл чуть впереди, красуясь в форме чёрного льва. Её он принял, когда алчущие взгляды на подтянутое тело стали бросать не только девицы и некоторые замужние барышни, но и сами мужья.

Светлый бы предпочел забыть, как колдовал над могилами его друг, но картинка упорно продолжает долбить мозг с упорством матёрого дятла. То, как Тсунаёши топчется по самой старой могиле, около которой уже успело вырасти большое дерево, то как он мягко зарывает руки, с чёрными от постоянного использования разрушающей магии ногтями, в влажную разрыхлённую землю и вынимает оттуда пожелтевший череп так, словно не было нескольких десятков метров разделяющей толщи грунта, то как он бережно, почти ласково счищает с него комья земли и убирает склизких дождевых червей, а затем ловким движением вскрывает себе горло. Тёмная кровь богатым бархатным пологом обрушивается на кость, течёт на землю, мгновенно впитываясь и заставляя светиться могилы оранжевым пламенем колдовства. На каждом вспыхивает четкая печать, – Мукуро хмурится и отходит подальше – земля начинает мелко дрожать, словно от голоса читающего заклинание мага. Тьма за его спиной бугрится, цепляется тонкими черными ручками за всё, до чего дотягивается, и тут же утаскивает всё, что можно утащить в себя, становясь всё больше, яростнее и безумнее. Чьи-то лица вырываются из темноты, голосят что есть мочи, дополняя ужасной какафонией ровный голос тёмного, а над ними, над истерзанными лицами, гордо возвышаются семь фигур. По прежнему нечёткие, но напитавшиеся магией, которая пылала в пролитой крови, они тут же перетекают в другое состояние, меняя жуткую картинку. За спиной шатена разворачивается апокалипсис, окрашенный в бардовый цвет его непригодной крови, за его спиной роются его же мысли, но Мукуро просто не может этого понять. Понять и принять, что в этой юной головке, в этой светлой улыбке и тёплых карамельных глазах кроется нечто, что намного хуже стандартного определения зла. Тёмный никогда не был злом, он был бездной, чёрной дырой, адом на земле, но никогда злом. Потому что для таких как он уже давно не существует каких-либо понятий. Их нельзя описать, к ним нельзя прикоснуться по-настоящему, им нельзя дать подобраться к себе ближе, чем на два десятка метров.

Из могил вырываются наружу скелеты. Белые, жёлтые, позеленевшие от золота украшений, почерневшие от копоти. Сгнившие куски плоти в истлевших ошмётках красивых платьев, они тянут к нему свои грязные, мёртвые руки, касаясь дыры на шее костями, оттягивая кожу по краям так, словно хотят залезть в тонкое тело через горло, в алчущем желании снова прожить жизнь. Он полосуют светлое тело своими острыми сломанными костями, задыхаясь в жажде получить чужое сердце. Вырвать из клетки ребер, поднять трепещущий комок и сунуть его себе в грудину, туда, где оно было прежде. Тсунаёши, не переставая шептать долгое заклинание, распахивает колдовские очи, прожигая взглядом мёртвых, и что-то в этом взгляде не так, по крайней мере чертовы мертвецы начинают с тихим воем пятиться назад, пялясь пустыми глазницами на тонкого подростка. Мукуро не понимает, не чувствует, но видит как невидимое нечто прижимает к земле, складывает в подчиняющейся позе, заставляет судорожно визжать войско нежити. И светлому уже в который раз жутко смотреть на друга. В который раз хочется выцарапать ужасные воспоминания из черепной коробки.

Чёрный лев испуганно подпрыгивает, тихо взвизгивает, когда ему под ноги выкатывается тявкающий серый комок. Комок тут же пытается укусить маленькими зубками мощную лапу, сверкая серыми глазами на мага. Мукуро сползает по стволу дерева, давясь бесшумным смехом, когда недавно вылеченный волчонок налетает на него яростным ураганом.

– Ай, ой, уй. Помогите, спасите, – заливается смехом светлый, чувствуя, как маленькие клыки не больно прикусывают кожу, – жестокое нападение хищника на человека.

– Эй, ну, всё, хватит, – Тсунаёши, вернувшись в свою прежнюю форму, поднимает не в меру агрессивного детёныша на руки, почёсывая за ушком. Волчонок как-то сразу передумывает кусать руку, дарящую столь приятные ощущения, и подставляет светлое пузо под тонкие пальцы. – Какой ты у нас лютый.

– Так нечестно! Лечил его я, а ластится он к тебе, – Мукуро кое-как справился с припадком смеха, хотя чуть подрагивающие плечи всё ещё выдавали его весёлое настроение. Нет, подумать только, тёмный волшебник, царь зверей, да и просто человек, со спокойным лицом как-то раз дубасивший выскакивающих из тёмных подворотен не упокоенные души, испугался простого волчонка, да ещё как.

– Забудь, что видел, – мрачно говорит тёмный, но юноша лишь снова заходится в громком смехе.

– Идиот, – устало выдыхает Тсунаёши, и волчонок негромко тявкает, соглашаясь с магом.

– Мукуро, – тихо зовёт Тсунаёши, неловко перебирая пальцами листочек. Светлый недовольно морщится, но приоткрывает правый глаз, созерцая перед собой лицо друга, – с днём рождения.

Трёх слов и робкой улыбки достаточно, чтобы остатки сна сгинули в неизвестном направлении, а шатен был затискан с особой жестокостью.

– Подожди, подожди! – вырывается тёмный, и протягивает юноше листок с аккуратным почерком, – это тебе, подарок. Я заметил, что ты давно хотел себе такое же умение оборачиваться в животных как и у меня, поэтому вот... Я сам написал.

Светлый удивлённо моргает и смотрит на ровные строчки заклинания, тут же проговаривая их вслух. Получается не особо красиво, потому что к стихотворному ритму примешиваются злорадные высказывания типа «сейчас посмотрим, кто я в душе» или «даешь гепарда или лиса», но всё проходит вполне удачно, и слова заклинания, вспыхнув синими искрами, окутывают тело мага. Тсунаёши зачарованно наблюдает, как волшебство друга распадается на туманные частички, и во вспышке растворяется окончательно, являя новый облик.

– Так, я не понял, я что, птица?! – Мукуро щурит разноцветные глаза и недовольно разглядывает чёрно-белые крылья, – ну, тогда, я точно должен быть орлом...

– Ты сова, – улыбается тёмный, присаживаясь на корточки.

– ... или соколом, ну, или павлином. Павлины ведь красивые, правда?

– Мукуро, ты сова, – настойчивее повторяет шатен, следя за расхаживающей по полу птицей.

– Да в курсе я, что это грёбаная, маленькая, стрёмная сова! – взрывается маг.

– Неправда, ты очень красивая, большая, самая лучшая сова, – Тсунаёши проводит пальцем по нахохлившейся голове, улыбаясь недоверчивому взгляду.

– Правда?

– Правда. Самая-самая, из всех, что я когда-либо видел, – заверяет шатен.

Светлый тут же горделиво приосанивается, распушает перья и коротким взмахом взлетает на подоконник.

– Ну, я тогда полетел?

– Мукуро, сова, чисто теоретически, ночной хищник, – напоминает подросток.

Целый месяц маги живут без происшествий в уютном домике посреди леса, плетут заклинания поддержки, благодарят селян и местное волшебное зверьё, да воюют с душами Великих.

– Господа Ваши Высочества, – задыхается какой-то мальчишка, держась руками за окосячку двери, – нашего старосту по приказу короля…

Тсунаёши мгновенно срывается с места, на ходу перекидываясь в чёрного льва, а за ним мощными прыжками следует сильно привязавшийся в последнее время волчонок. До поселения они добираются за три минуты и притормаживают ровно перед начальником личной гвардии короля, взрывая когтями мягкую землю. Тот с суеверным страхом смотрит, как огромный хищник проходит сквозь пламенные письмена, принимая человеческий облик.

– По какой причине вы увозите старика?

Черноволосый юноша в крепких доспехах, укутанный в зелёный плащ, теряется, даже не зная, что ответить. Он чуть ли не в первый раз видел настоящее волшебство.

– Либо ты, либо он, – отрезает подошедший священник. Тсунаёши с минуту сверлит служителя церкви недовольным взглядом, а затем решительно кивает.

– Я с вами поеду. Давно хотел навестить нашего правителя.

Молодой мужчина в тёмной рясе машет войнам, призывая опустить старичка обратно, а маг оборачивается к волку.

– Передай Мукуро, чтобы через три недели был готов вылавливать мои кости из болота. Дорога до замка короля займет где-то около двух, после чего меня, вероятно, сразу же сожгут, а затем, спустя месяц после сожжения я смогу вернуться обратно, в своё тело, при условии, что он найдет все до единой кости, – хищник смотрит умными стальными глазами и широко лижет лицо тёмного на прощание.

– Хей, господа, кто согласен ехать вместе с великим и ужасным тёмным магом? – смеётся шатен, глядя, как смелые войны, истребившие не одного «незаконного выблядка», неловко мнутся, словно девицы на выданье. Перед магом останавливается мощный пепельный конь, и священник протягивает грубую широкую ладонь подростку.

– Я согласен.

Шатен приятно поражён смелостью блондина в рясе и, пока устраивается поудобнее перед ним на лошади, интересуется, как зовут храбреца.

– Реохей. Смотри не навернись, маг.

Дорога до замка и в правду заняла ровно две недели. За это время Тсунаёши успел поперезнакомиться со всеми войнами в отряде и состряпать небольшой амулетик на свадьбу начальника. Все было чудесно, если не считать того, что большую часть пути он ехал всё же в специальной клети для колдунов, а не в обнимку со священнослужителем, как в первый день. На пятый день маленького путешествия, все признали, что чёртова клеть из рябиновых и осиновых досок не может сдержать мага, потому что каждое утро Реохей просыпался рядом с подростком, судорожно жавшимся к нему в поисках тепла. Показал смелость, называется.

– Как ты вообще выходишь из неё? За тобой ведь следят.

Тсунаёши хмыкает и щурит карие глаза.

– Вы серьёзно думаете, что сторожевые не спят по ночам? Ха, ха и ещё раз ха! – подросток вскидывает руки и носком сапога стирает одну из еле заметных закорючек на земле, развеивая магию.

Священник серьёзно смотрит на Ламбо, черноволосого начальника, и осуждающе качает головой. Тот лишь беззаботно пожимает плечами, мол, с кем не бывает. Подумаешь, уснул, пока сторожил.

Тёмный недовольно хмурится, наблюдая тонкие следы от когтей чуть дальше, чем они должны были быть. Внутри начерченого круга. Он бросается ко второму символу, к третьему, пятому и оседает на землю около последнего, двадцать седьмого, того, который он, подумав, добавил в рисунок стройных знаков около священника для большей безопасности. Следы когтей подавались вперёд на полметра, может больше. Подросток проводит по тонким бороздам пальцами и невольно холодеет. Этого не может быть, только не в королевстве, где любая капля магии под запретом.

– Где мы сейчас едем?

– Примерно у Радужного Источника, – оглядывается начальник, распинывая всё ещё спящих подчинённых, – через восемь дней будем в столице.

– Не выходите из круга. А ещё лучше, встаньте в центр, к костру, – бросает маг и кидается выписывать на земле непонятные символы.

Служитель церкви с минуту гипнотизирует худую спину взглядом, а затем прикрикивает на, начинающих разбредаться кто-куда, гвардейцев.

– Что, оглохли? Быстро все к костру!

Маг вычерчивает шестидесятый символ, когда кто-то в чаще глухо рычит. Тсунаёши не глядя швыряет огненный сгусток, но промахивается, и в то же мгновение что-то чёрное и клыкастое лязгает в опасной близости от его горла. Подросток отползает назад и раздирает недавний порез на запястье. Едва кровь касается земли, тут же вспыхивают двенадцать недостающих знаков, смыкая защитный круг. Остальные символы также наливаются пламенем магии шатена, перетекающей от одного к другому. Когда два потока встречаются, столб огня взмывает ввысь, рассыпаясь искрами, а затем гаснет. И только руны светятся расплавленным железом.

– Что это было? – шепчет начальник, стараясь не обращать внимания на предательскую дрожь в коленях.

– Сейчас увидите. На них даже я давно не натыкался, – отходит к гвардейцам Тсунаёши. Священник кладёт ему широкие руки на тонкие плечи в отечески-успокаивающем жесте.

– Мы сможем защитить тебя, если что. Они прекрасно подготовлены, – кивает на стражей он.

Тёмный усмехается в ответ.

– Это я смогу защитить вас. Если что.

К границе с разных сторон подходят чёрные волки, топчась около барьера и изредка царапая его когтями.

– Подкопы делать бессмысленно, – предупреждает шатен, – мой щит уходит глубоко вниз.

Кто-то особо ретивый кидается на магическую преграду, но прозрачная пленка только расходится огненными волнами, не позволяя пересечь круг заклинаний.

– И устойчив к физическому воздействию.

Гвардейцы выхватывают оружие, когда волки начинают припадать к земле, а по округе разносится отвратительный хруст ломающихся костей.

– Успокойтесь. Пока вы внутри – вы в безопасности, – тёмный делает шаг вперед, чтобы стражи не глядели в его глаза. Не стоило пугать людей ещё больше.

Кто-то дрожит, оглядываясь на то, как волки сбрасывают шкуру и ломают собственные кости под новый облик, кто-то хватается за оружие ещё сильнее, сжимая до такой степени, что холодный металл слегка гнётся в руках, но стоит отдать им должное, паника не затмевает разум.

Тсунаёши выбирает одного из принявших человеческий облик волков и решительно подходит к границе круга. На оборотне много чёрных татуировок, покрывающих нагое тело узором, смутно напоминающем скелет. Учитывая, что другие не блещут таким же обилием отличительных знаков, то маг предполагает, что это предводитель собравшейся своры.

– Вы находитесь на территории Его Ледяного Величества, – произносит подросток, пока мужчина окидывает его изучающим взором. Даже привыкшему к любым ситуациям тёмному становится не по себе от такого пристального внимания и он ведёт плечами, словно скидывая тяжёлый взгляд.

Оборотень удовлетворённо хмыкает.

– Мы свободные животные, и границы государств нас особо не беспокоят.

Скалится, демонстрируя ровные человеческие зубы, и это вполне можно принять за улыбку. Если бы не было так жутко.

– Его Величество истребляет любое порождение магии. Оборотничество одно из ответвлений тёмного колдовства.

Тсунаёши рассматривает замысловатый рисунок на его груди, силясь разобрать, к какой стае относится вожак, когда замечает белые линии, вплетающиеся в узор на плечах и скользящие по крепкой ключице.

– Уходите. Появление целой стаи можно рассматривать, как сигнал к войне, – подросток склоняет голову набок и смотрит на удивлённое лицо вожака, – заодно, передайте Его Белому Величеству, что сила не на его стороне.

Оборотень следит за тем, как пальцы мага прослеживают белые полосы от плеча к яремной впадине, спокойно проходя сквозь непроницаемый для его стаи барьер.

– Не смотря на то, что я один без проблем могу стереть всё его государство к чертям за одно мгновение, так у меня в друзьях ещё и равный по могуществу светлый, – шатен прищуривает оранжевые глаза и отлаживает ямку между ключицами, а затем скользит пальцами вверх.

Мужчина еле слышно рычит, но звук отдаётся вибрацией, и тёмный предусмотрительно отнимает руку.

– Уходите. Неважно зачем вы пришли – уходите.

– Мы пришли за тобой, колдун, – оборотень сверкает жёлтыми глазами и наклоняется к нему, чуть ли не соприкасаясь носом. Если бы не барьер, тёмный за себя не отвечал бы. Тьма встрепенулась, почуяв вторжение в личное пространство на таком чрезвычайно интимном уровне, заструилась по венам, обжигая похотью.

– Увы, у меня на ближайшей неделе запланировано сожжение. Не думаю, что после него я буду в состоянии прислуживать любому человеку, носящемуся в своём титуле фразу “Его Королевское Величество”. У меня будет аллергия на вельмож и их елейные рожи, на чванливость правителей и на наглость некоторых вожаков, – Тсунаёши не отшатывается от находящегося слишком близко оборотня и наконец-то замечает тонкие чёрные ниточки магии в медовых глазах вожака. Тёмный чуть прищуривается и снова окидывает взглядом подтянутую фигуру, видя тонкое, еле заметное переплетение магии.

Оборотень слегка кивает, а его волосы задевают нос мага через ослабший барьер, а затем подзывает ещё одного, подойти, поглядеть на юного колдуна.

Реохей конкретно не понимает, почему шатен вдруг делает шаг вперед, за преграду, и дёргается следом, но его останавливают жестом.

– Щит не проницаем снаружи, но не изнутри. Мы сможем выйти, – Ламбо тянет его за рукав обратно, и священник неохотно подаётся.

Тсунаёши просто щёлкает пальцами за спиной, и сотни золотистых искр отлетают от барьера, сжигая магию слежения на каждом оборотне, и только на вожаке переплетение настолько крепкое и спрятанное в линиях татуировок, что тёмный не может до конца разглядеть их все.

– Я обычно не извиняюсь за такое, но, кто знает, какие у вас там волков законы, – предупреждает подросток, отмахиваясь рукой, на которой бренчит только что созданный Реборном браслет.

Оборотень реагирует на посторонний звук, отводит взгляд, прослеживая траекторию движения источника, и шатену хватает этой доли секунды, чтобы коснуться губ мужчины. От близкого телесного контакта и прикосновения, которое по уверениям предков несёт один из высших сокральных смыслов, состоящих из тех мутных формулировок, кои подросток, в силу своей незаинтересованности подобной чушью, припомнить не мог, все нити магии, не принадлежащие ему, слетают словно по щелчку.

Оборотень реагирует мгновенно, вгрызаясь в чужие губы, сплетая языки и подхватывая тонкое тело под ягодицы, прислоняя спиной к созданному самим магом барьеру. Тсунаёши уплотняет за спиной щит и старается не расплавиться от нахлынувшего жара прямо здесь, в лесу, под умелыми руками. Чёртов волк знал, что надо делать. Стая одобрительно присвистывает, и это немного отрезвляет мага. Он напоследок производит полный анализ, пропуская через чужое тело мягкие волны теплого пламени, выжигает остатки чужеродного колдовства скопившиеся в желудке, и разочарованно отстраняется от таких потрясающих губ.

– Даю стопроцентную гарантию, что больше нет ни капли магии слежения. Я ещё убрал скопившийся клубок проклятий и приворотов. Вожак, мой бесценный совет, не жри всякую дрянь, которой тебя угощают отчаявшиеся девицы. Даже если это не девицы, а завистливые персоны, которым ты перебежал дорогу, всё равно не бери – даже при удивительном здоровье оборотней, тебе не поздоровилось бы слечь с расстройством желудка ещё через парочку слабеньких проклятий.

– Так это для этого был тот поцелуй? – усмехается волк, не спеша, впрочем, опускать мага на землю. Он благодарно трётся носом о тонкую светлую шею, почему-то вспоминая свою прошлую хозяйку. Наверное потому, что у неё были похожие глаза.

– Определённо, – кивает подросток и неохотно разжимает рефлекторно сцепленные на талии брюнета ноги. Волк предельно аккуратно опускает его на землю, а Тсунаёши решает до конца жизни молчать о том, что ему жутко понравились прикосновения какого-то там оборотня. Пускай он вожак. Пускай красивый.

– Меня зовут Генкши. Наверно, с этого людям полагается начинать знакомство, – голос с хрипловатыми низкими нотками подстёгивает жаждущую разврата и грязи тьму в крови мага, но подросток умеет держать своё тело под контролем. Почти всегда. Умопомрачительный поцелуй с оборотнем не считается.

В отместку за провокацию, маг окрашивает белые линии в огненно-рыжий, протягивая гласные в своём имени.

– Пока они снова не побелеют, ни один поисковик не сможет найти ни тебя, ни твою стаю. Даже Белый король с его странной магией.

– Он знает пути развития, у него есть провидица, – шепчет оборотень.

– Я сам создал это заклинание, и ни в одной книге оно не было описано, никто кроме меня не знает, как плести его сеть, – упрямится тёмный, и волк сдаётся, отступая назад. Через минуту на поляне нет ни одного оборотня, только недоумевающая стража и обиженный на весь мир священник.

– Мужеложство – грех, – припечатывает он, когда подросток подходит ближе.

– Это между прочим оскорбительно! Один раз не считается! Да это даже разом назвать нельзя! – верещит шатен, активно размахивая руками, но блондин его совершенно не слушает. Парочка стражей запихивает упирающегося мага обратно в клетку, где он и сидит весь день, униженный и оскорблённый. Утром он со счастливой улыбкой повторит Реохею его же слова, указывая на недвусмысленно бугрящиеся штаны.

Первое, что смутило мага по прибытии в замок, так это уже готовый столб для сожжения неугодного «выблядка». Второе, то, как спокойно его пропустила стража в самом замке, даже учитывая совершенно неподобающий вид для аудиенции у правителя. Реборн снова постарался на славу, подогнав величественную корону и богато расшитую огненной магией рубашку. И, наконец, третье, это то, как Его Величество, едва увидев перед собой тёмного, бросил короткое, отдающее обжигающим холодом:

– Сжечь.

Горел маг на небольшой площади внутри замка весело и ярко, плоть обугливалась под высокими языками пламени, кости чернели, а по двору разносился стойкий запах горелого мяса и палёных волос. Тьма, соскользнувшая с плеч шатена, едва занялось пламя, перебралась к ногам короля, выжидая, пока кончится развлечение для толпы зевак, а затем, когда от тёмного остались одни кости, взвилась, стекаясь к босым ногам своего господина и обволакивая нагое тело полупрозрачным злом.

– Не удивляйся, Та-ке-ши, меня видишь только ты, – смеётся маг, не приближаясь к королю, и невесомо гладит по щеке одного из придворных рыцарей,– я теперь твоя личная тёмная шизофрения.

– Та-ке-ши, – по слогам произносит Тсунаёши, приобнимая короля за плечи. Тот хмурится, недовольно потирает виски, но молчит, ничем не выказывая, что маг ему чертовски мешает. Хотя бы потому, что его никто, кроме самого правителя, не видит.

– Ну же, Такеши, – шатен растягивает губы в широкой усмешке, замечая, как вздрагивает брюнет, когда по его ногам ползёт тьма, – давай вспомним, скольких ты приказал сжечь? За этот год. Ой, а ведь сейчас только второй месяц лета.

Ледяной король хмурится и продолжает механически начищать тонкий клинок меча. 859 подозреваемых в использовании магии людей было сожжено в различных областях королевства, 127 из них на площади перед замком. Тёмный маг за спиной звонко смеётся и кладёт невесомую голову повелителю на плечо.