Текст книги "Драконья броня (СИ)"

Автор книги: Кассандра-сан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Очень хотелось бы, – серьёзно ответила волшебница, и я заметила, как она прячет палочку в рукав; неужели там какое-то крепление для неё есть? – Но на двери – запирающие чары, а в Министерстве – куча людей, которые дома не умеют держать язык за зубами. Так что спорить я не буду.

– И как бы не половина магов, чьи дети сейчас учатся, именно там и работает. Ещё половина имеет доступ к такой информации – ты не особо секретна, – хмыкнул Чарли. – Турнир куда как больше скрывали, и всё равно большинство знало или догадывалось.

– Какая жалость, меня ценят меньше, чем Турнир, на котором я же и была, – я делано-печально покачала головой. Чарли поддержал мою «печаль», Лора хмыкнула чуть неодобрительно. Я давно заметила, что у неё такие ужимки вызывают недовольство, но если не переходить грань, по краю которой часто ходил Уизли, то всё будет нормально.

Ехали почти полдня. Я вообще не понимала, почему так: поезд не особо большой, некоторые купе наверняка не заняты или заполнены не полностью. Не быстрее было бы отправлять детей камином, тем, который с летучим порохом? Каминов десять, и многочисленной толпы учеников не будет уже через пару часов. А в поезде ехать намного дольше. С этим же вопросом я сунулась к своим сопровождающим. Чарли хлопнул глазами и промолчал, из чего я сделала вывод: не знает и не задумывался. Ламберг пожала плечами:

– Честно говоря, не знаю. Но, возможно, хотят сэкономить. Знать бы точно, сколько стоит топливо для поезда…

– Так его даже покупают? – удивилась я, зная привычку магов просто оглушать магглов или заменять им воспоминания для достижения собственной цели.

– Да, – кивнула Лора. – Иначе опасно. Поезд отходит регулярно, топливо требуется регулярно, магглы бы обратили внимание на такое. Они же не глупцы.

– Дети успокаиваются перед учебой, – сказал Чарли. Я посмотрела на него, и он пожал плечами почти так же, как Лора: – Что? Мне кажется, это наиболее вероятно. На Хогвартсе не экономят, что бы там ни говорили. А так всякие первокурсники и магглорождённые не будут излишне активны.

Вообще, вариант почти возможный. Они же за время, пока поезд едет, смогут найти себе попутчиков, первых друзей-знакомых, понять, что к чему и хотя бы какие есть факультеты. Хотя, нет, ко всем же приходит МакГонагалл и объясняет положение дел, водит по Косому переулку. Я задумчиво прищурилась, почти на сто процентов уверенная, что на Гриффиндоре будет больше всего учеников, а на Слизерине – меньше всего. И на Райвенкло, наверняка, будет мало. Ничего не говорю про то, что умных людей мало, но вот умных и не ленивых… Хаффлпафф, получается, на втором по многочисленности месте? Я подумала и решила, что на факультетах Хельги и Ровены одинаковое количество учеников. Против Хаффлпаффа ведь тоже ведётся агитация, мол, там одни глупые сидят.

О, будет интересно узнать, права ли я.

Когда за окном крепко установился вечер, я проснулась от того, что меня потрясли за плечо. Сонливость слетела почти мгновенно, когда я почувствовала, что поезд тормозит, а за дверьми шумно: студенты явно спешили побыстрее занять места у выхода.

– Приехали, – с видимым удовольствием сказал Чарли.

– Ты же был тут год назад, – откликнулась я. – Я бы свою школу не навещала с таким удовольствием. Вообще бы не навещала. Это же учебное заведение, а не дом родной.

В каноне не раз и не два упоминалось, что Хогвартс для многих учеников был каким-то сакральным, важным местом, почти любимым. Я видела башни, я мельком видела школу изнутри, но всё ещё не могла понять. Да, красиво. Да, атмосферно. Но что в этом замке было такого, что заставляло и Гарри, и Волдеморта, и наверняка многих других учеников – ну не одни же они – любить его? Отсутствие альтернативы? У Тома – Лондон, на который сбрасывают бомбы, у Гарри – нелюбимые родственники, запирающие его вещи и подчас его самого.

Но ведь Чарли не был сиротой. Он жил в большой семье. Я не знала, были ли Уизли дружной и любящей семьёй, был ли их дом действительно таков, каким описывался в каноне, но ответ Чарли в любом случае хотелось услышать. На мнение Лоры можно было и не рассчитывать: она, как я узнала не так давно, заканчивала Шармбатон и даже поразила меня своим знанием французского. Из её уст этот язык звучал почти дико. Впрочем, и мой второй язык – итальянский – мне, если брать в расчет клише, не особо подходил. Знакомые, с которыми мы его изучали, были куда экспрессивнее в некоторых словах и выражениях.

– Тут просто… ты не поймёшь. Надо пожить в Хогвартсе, полюбить его. Все эти башни, коридоры, секреты, Большой зал…

– Движущиеся лестницы, постоянные опасности, странного директора, – скучающим тоном закончила Ламберг под мой разочарованный вздох – всё ясно с этим романтиком – и, прислушавшись, махнула палочкой. Дверь с негромким щелчком раскрылась и мы неторопливо вышли сначала из купе, а потом и из поезда.

Что забавно, на определение «странный директор» Чарли ничего не ответил. То ли Дамблдор в его системе координат был не настолько величественной фигурой, чтобы придираться к словам, то ли он и сам так считал.

Студенты уже шли по направлению к каретам, а я прищурилась. Никаких животных, что приводили бы их в движение, я не видела. Оно и не мудрено, конечно, смертей в моей жизни ещё не было, но вот в жизни дракона… Хотя, кто знает, каков срок жизни крылатых ящеров. Может, она родилась уже в заповеднике, и ничего страшнее раненого человека или невылупившегося драконёнка не видела. Лора посмотрела на меня с интересом.

– Видишь фестралов? Я вижу.

– Скорее, пытаюсь разглядеть, – честно призналась я. – Но нет. Не к сожалению, а к счастью.

– Они не особо красивые, – как бы мимолётно просветил меня Чарли, тут же открывая передо мной дверь кареты. Я поблагодарила и зашла внутрь.

Информация о том, что оба моих спутника видят фестралов, меня не особо поразила. У Лоры, как говорится, всё «на лице написано»: ни её внешний вид, ни её походка не позволяют усомниться в роде работы. С солнечно-весёлым Чарли легко было обмануться, а ведь драконы – не ручные пёсики, могут и убить. Так что в этом случае у меня больше вопросов вызвал не сам факт того, что Уизли «видел смерть», а то, что развивать тему в любом из её направлений он отказался. То ли испытывает к фестралам нездоровые негативные чувства, то ли умер кто-то, чью смерть ему очень не хотелось бы видеть. Я ставила все свои ингредиенты на второе.

– Как всё проходит? Чтобы мне быть готовой, – спросила я, пока мы ехали чуть в отдалении от основной массы учеников.

– Обычно. Все рассаживаются, потом распределение, потом речь директора, потом ужин, – ответил Уизли. – Вашим фигурам он не понравится. Очень, очень жирное.

– Тут не в фигурах дело, а в желудках, – поморщилась Ламберг.

– Ну, мой-то выдержит, – философски рассудила я. – За какой из четырёх столов сядем? Я, вроде как, хотела бы Поттера увидеть, он фигура немаленькая, хоть временами и непризнанная, но не станет ли моё приземление за гриффиндорский стол красной тряпкой для Слизерина? Я не знаю, насколько крепка у вас межфакультетская ненависть… Да, Чарли, мне бы хотелось поддерживать хорошие отношения со всеми.

– Садись за стол нейтральных, – посоветовала Лора в обход задумчиво кивнувшего на мои слова Чарли. – Поговоришь с теми, с кем захочешь. Если пригласят за свой стол – то отказываться неприлично, тебе «пришлось» и так далее.

Я нехотя кивнула. Хорошая идея, конечно, но кто знает, получится ли нормально поговорить, удастся ли наладить отношения. Это ведь не так просто, как сказать. С Поттером можно ведь и не сойтись характерами, Поттер может оказаться очень неприятным типом – все предпосылки к этому в книгах были. Не настолько неприятным, конечно, чтобы как Снейп плеваться, но всё же.

Всё оказалось именно так, как сказал Чарли: все рассаживались на места, покорно слушали распределение… Разве что, когда мы вошли в зал, на нас сразу же обратилось множество глаз. Я была в обычной мантии, без капюшона, так что моё смуглое лицо было хорошо видно. Хорошо хоть волосы скрывали чешуйки на хрящах ушей. А вот глаза было не скрыть, так что, усевшись за стол Хаффлпаффа, как самого миролюбивого факультета, я всё равно обнаружила на себе огромное количество изучающих взглядов. Только по обеим сторонам от меня сели Чарли с Лорой, да и я не высказывала никакого желания общаться, так что взглядами всё и ограничилось.

Мне было сложно удержаться от усмешки. С наполненностью факультетов всё было почти так, как я и думала. Гриффиндор – самое большое количество, там подростки чуть ли не скидывают друг друга со скамеек локтями; а вот на всех остальных факультетах было примерно одно и то же количество учащихся, разве только на Слизерине визуально меньше. Но я не могла долго вглядываться, неприлично, так что это мог быть обычный обман зрения, выдающий желаемое за действительное.

– Шляпа в этом году разошлась, – протянул кто-то из старшекурсников чуть справа на другой стороне стола. Я скосила на него взгляд, слыша негромкий гул шепотков, расползшийся по залу одновременно с твёрдым голосом МакГонагалл, которая начала выкрикивать имена первокурсников.

– Раньше было не так?

На меня обернулось несколько близсидящих человек; остальные то ли не придали обычному голосу значения, подумав, что спрашивает кто-то другой, то ли были заняты своими делами. Секундное онемение быстро прошло, и ученик утвердительно кивнул:

– Да. Чаще всего она просто перечисляет главные черты факультетов и, может быть, кратенько говорит об Основателях. А тут целая история, да ещё с советами. Знать бы, с чего это она так запела.

– А где она проводит время между распределениями?

– В кабинете директора, конечно же, – он посмотрел на меня немного настороженно.

– Тогда я не понимаю, к чему вообще вопрос. Полагаю, у профессора Дамблдора в кабинете иногда ведутся довольно приватные разговоры.

Парень неожиданно развеселился и усмехнулся. Я повела плечами, слушая, как к распределяющей шляпе вызвали некую Циллер Розу. Вообще, как я поняла, Шляпа на головах учеников держалась от минуты до трёх, но иногда выкрикивала факультет сразу же, только прикоснувшись к голове первокурсника. Это заставляло задуматься.

– А и правда! Эрни Макмиллан.

Получается, Шляпа – легеллимент. И если мысли, характерные черты человека на поверхности, распределение проходит быстро. Если нет, то Шляпа, получается, разговаривает с ребёнком. Знать бы, всегда она спрашивает прямо или иногда решает сама? А то окажется, что артефакт Основателей – не только «маг разума», но и психолог.

– Мариан Эванс. Хотя, думаю, моё имя знают все, – пробормотала я, смотря, как встаёт Дамблдор со своего трона. Все шепотки сразу же затихли. Я сдержала норовящие расползтись в ухмылке губы. Вот это у парня авторитет! Тем временем, директор расщедрился на пару фраз:

– Нашим новичкам – добро пожаловать! Нашей старой гвардии – добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки!

– Очень великодушно с его стороны, – услышала я негромкое бурчание одной из студенток, а следом – тихие смешки; сама тоже негромко хмыкнула и задумчивым взглядом осмотрела появившееся на тарелках великолепие.

Вообще, Чарли оказался прав. Всё было жирным, сытным, красивым. Кроме, конечно же, тыквенного сока, который мне даже на запах не понравился: он забивался сладким ароматом в нос и вызывал смутное желание чихнуть. Меня, впрочем, спасла Лора, которая, бурча «Я понимаю, Хэллоуин, но вот так…», несколькими взмахами палочки убрала из кубков тыквенный сок и наполнила их самым обычным чаем. Таким превращением заинтересовалось ещё несколько людей за столом, и Ламберг с каменным выражением лица проделала ту же процедуру ещё несколько раз.

– Спасибо, – сказала мелкая первокурсница, отчаянно краснея. – У меня на тыкву аллергия…

Стоит заметить, что времени, чтобы успеть поесть и даже немного поскучать, на ужине давали достаточно, так что появление десертов ни для кого не стало неожиданностью. Я, съевшая для человека неприлично много, прикипела взглядом к шарику мороженого, но с сожалением поняла, что оно фисташковое. Увы, с этим вкусом у меня был разговор короткий.

Следующую речь Дамблдора я начала слушать без интереса, думая: а действительно Амбридж его перебьёт, или это была лишь фигура речи Роулинг? Я бы такого никогда не сделала, будь у меня хоть весь мир за спиной, но то я. Есть люди решительнее и наглее. И глупее, конечно же. Но слова Дамблдора успели меня заинтересовать куда быстрее, чем под свет софитов вышла Амбридж.

– …Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча. Также сообщаю вам, что в нашей школе с этого года будет учиться мисс Эванс, которой, как никому другому, нужно влиться в магическое сообщество. Я полагаю, – директор сделал на этом неуловимый акцент, – мы не будем мешать ей.

Я восхитилась тем, какие интересные формулировки он выбрал. «Как никому другому» – это почему же? Ведь магглорождённым первокурсникам куда как сложнее, чем мне, предполагаемому сквибу с полугодом тесного общения с магами за плечами. И зачем вливаться, если в школе все должны получать знания? Хотя, ладно, тут я придиралась, Хогвартс – хорошее место, чтобы понять, что к чему, обзавестись полезными знакомствами и приятелями. Но как же мило, что мне не будут мешать! И помогать не будут.

Амбридж всё-таки перебила Дамблдора, и я пораженно покачала головой. Учеников, да и сидящего рядом Чарли, знатно перекосило; Лора удержала лицо, но нахмурила брови. И, пока Амбридж держала речь, лицо Уизли всё больше мрачнело, а лицо Ламберг – выражало удивление. Я тоже слушала.

Вода-вода, всё надо контролировать, вода-вода, нужно оставлять только то, что выгодно Министерству, нужно устраивать реформы там, где выгодно Министерству, вода-вода, решительные меры, вода-вода, мы будем вас контролировать, спасибо большое, профессор Дамблдор. Жиденькие хлопки, потому что у нового профессора ни голоса красивого, ни харизмы.

Половина учеников перестала слушать Амбридж ещё на второй минуте этой речи. Что интересно, Слизерин внимал в полном составе, Райвенкло – частично, Гриффиндор и Хаффлпафф – лишь единицы. В любом случае, завершение ужина все восприняли с видимым удовольствием, а некоторых первокурсников даже пришлось будить, они умудрились уснуть сидя.

К выходу двинулись толпы учеников, иногда строем, иногда нет. Я сочла за лучшее переждать, пока уйдут все, и только потом пойти. Подтолкнула мнущуюся первокурсницу, у которой была аллергия на тыкву, в сторону Макмиллана:

– Иди к старосте, он отведёт вас в вашу гостиную. – И когда девочка убежала, я повернулась к сопровождающим: – А мы куда?

– Южная башня. Мне сказал староста школы, – протянул Чарли. – Кстати, это те самые комнаты, где ты жила год назад. Мы будем рядом.

– Я почему-то не удивлена, – вздохнула я.

Вещей у меня было немного, и все они уместились в небольшой сумке. Раскладывать её не хотелось, так как за окном уже давно царствовала ночь, а никакого будильника у меня с собой, как я поняла со всей обезоруживающей ясностью, не было. Оставалось надеяться лишь на собственную магическую способность просыпаться вовремя. И на педантичную Лору, которая может и пораньше разбудить, «чтобы всё точно успеть».

В итоге я выспалась, проснулась сама и даже встретила Ламберг почти одетой: натягивала мантию. Их предназначение было мне искренне непонятно. Хорошо, да, это повседневная одежда всех магов. Но мантия в школе? Чтобы сбрасывать рукавами чернильницы, залезать ими же в котлы с зельями? О, или – размазывать строчки только что кропотливо написанного эссе? Что за глупость! Хватило бы рубашек, жилеток и юбок или брюк.

Большой зал радовал чуть облачным небом и профессором МакГонагалл, которая раздавала ученикам расписание. Рядом со мной она остановилась и вытащила не похожий на остальные листок. Я прищурилась. Мне было интересно, как составят моё расписание. Понятное дело, что многих предметов не будет. Но буду ли я сидеть на уроках только с первокурсниками, или всё это обставят как-то иначе?

– Мисс Эванс, это ваше расписание. Полагаю, мистер Уизли, – предупреждающий взгляд в сторону Чарли, – покажет вам, где какие предметы проходят. Вы не будете изучать чары, трансфигурацию, ЗОТИ, а из факультативных предметов вам не достанется только УЗМС и прорицания. Всё остальное вы будете изучать ускоренно и иногда профессора будут давать вам особые задания: в конце концов, вам давно не одиннадцать лет. Надеюсь, к концу года вы уже сможете сдать экзамены за третий курс.

После этой серьёзной речи, на которой грела уши половина Большого зала, профессор трансфигурации величественно удалилась. Я проводила её задумчивым взглядом.

– А за тебя решили взяться всерьёз. Три года за один… – Ламберг покачала головой.

– Трёх сложных предметов нет, от первых двух курсов остаётся только астрономия, зельеварение и история магии, – ответила я. – Да и права она: мне уже двадцать один, а не одиннадцать. Если не валять дурака, то всё получится. Возможно, даже четвёртый курс захвачу.

========== Глава седьмая, в которой героиня учится и заводит знакомства ==========

Учиться было… нет, не сложно. Первую пару дней я ходила на занятия только ради того, чтобы спросить у профессоров те темы, которые будут изучаться в дальнейшем. Все, как один, выдали мне список аж до конца первого года обучения; профессора Спраут и Флитвик сопроводили это пожеланиями хорошей учебы, Снейп – миролюбивым советом не умереть под тяжестью книг, а вокруг призрака пришлось ходить не меньше пяти минут. В конце концов я решила, что лучше спросить у кого-нибудь или вызубрить учебник.

Почему бы не учить учебники, а не ходить к учителям? Как я поняла, некоторые темы профессора давали сами, а некоторые пропускали и оставляли на другие года. Учебники менялись каждое десятилетие из-за законов Министерства Магии, а вот профессора меняться не хотели. Все, кроме Амбридж, у которой, судя по хмурым отзывам подростков, педагогического таланта тоже не обнаружилось. И банальной вежливости – но это я узнала только после того, как встретилась с ней в одном из коридоров и была окачена волной презрения.

После этого у меня появилась мысль: а нельзя ли засудить явно не имеющую педагогического образования мадам? Впрочем, я сама же себе ответила: конечно, нельзя. Задним числом документы подписывать ещё не разучились, так что стоит только пискнуть, как образование у Амбридж появится. Если в магическом мире для этого вообще были какие-то бумаги.

К сожалению, никакого нормального свода законов не было. Всё, что я видела, ограничивалось Статутом Секретности и запретом на различные темномагические вещи и ритуалы. А где остальное? Остального, судя по всему, не было. Такое пренебрежение к собственному законодательству выбивало из колеи сильнее, чем отсутствие общеобразовательных предметов.

Где английский? Где математика – и алгебра, и геометрия? Где хотя бы один иностранный язык? Где всё это? Как можно называть волшебника образованным, если он не умеет правильно писать? Впрочем, Ламберг дала мне на это ответ:

– Как правило, если волшебникам это нужно, они сдают маггловские экзамены и заканчивают университеты. Но это или полукровки, или магглокровки, причем полукровки почему-то чаще. Чистокровные же учатся до Хогвартса и летом.

– Почему полукровки чаще? – спросила я.

– Магглорождённые считают, что они должны двигать магию вперёд. Идут в Министерство. Магический мир их очаровывает, но они так до конца и не понимают всю его подоплеку – а возвращаться обратно просто не хотят, – пожала плечами Лора. – Я так думаю.

Первый месяц я жила в ударном темпе, всё своё свободное время и пары истории тратя на учебу. Что забавно, даже выглядящий как раздолбай Чарли (позже я узнала, что он, оказывается, учился очень хорошо, хотя по нему не скажешь; не из-за глупости, а из-за видимой небрежности ко многим условностям) меня поддерживал, что уж говорить о Лоре, хотя оба они сомневались, что меня надолго хватит. Я думала, что, возможно, они и правы, а потому старалась извлечь из этого времени увлеченности всем новым как можно больше.

Стоит также отметить, что я почти ничего вокруг не замечала. Бегала от кабинета к кабинету, засиживалась в библиотеке допоздна, гладила часто крутившуюся рядом миссис Норрис. А потом меня будто в грудь толкнуло, когда я, проходя мимо очередного поворота, услышала идущие оттуда голоса. Не совсем дружелюбные. Совсем не дружелюбные. Приостановившись, я чуть высунулась из-за угла. Ламберг за моей спиной сложила руки на груди, но не возражала – и вряд ли что-то слышала. Или слышала, но не особо различала слова.

В чем книги соврали, так это в размерах травли. С Гарри не только не разговаривали. Гарри ещё и припугивали. Вряд ли били или кидались заклинаниями – у него образ психа, а у большинства студентов кишка тонка; впрочем, идиоты есть всегда. Вот и сейчас мальчику-который-выжил ласково-угрожающим тоном рассказывали, что будет, если он продолжит «нести этот бред».

– А вас задевает, что ли? – хмыкнула я, щурясь и разглядывая обернувшиеся ко мне лица. В следующий миг взгляд съехал на галстуки, и я вскинула брови. – Вау! Гриффиндор не особо сплоченный факультет, да?

На самом деле, мне было противно. Ненавижу такое. Но приходилось держаться. Голос меня не выдавал, выражение лица тоже не было особо яростным. Возможно, глаза… Потому что внутри бушевала ярость. Уверена, не будь на запястьях браслетов, внутри поднималось бы знакомое ощущение огненной магии.

– Иди куда шла, драконица, – кисло проговорил один из «запугивателей».

– Нет, нет, вы ответьте. Вот что изменится, если он замолчит? Пойдёте затыкать Дамблдора? – По моему лицу скользнула жалостливая улыбка; кто бы знал, как тяжело было играть! – Наполеоновские планы. Кстати, вы никогда не думали, что чем меньше вы поднимаете спорную тему, тем меньше о ней говорят? Не хочется слушать о том, что вам не нравится, – не стоит об этом даже заикаться. Так вы его замолчать не заставите.

– Мерлин! Да его просто не должно быть в Хогвартсе! Вдруг этот псих на нас бросится!

– Советую подумать над тем, что на втором курсе он спас эту школу от закрытия, а маленькую девочку – от василиска. На четвёртом курсе его выбрал Кубок огня, который не пропускает психически больных. После этого он не обследовался в Мунго, а значит, все заключения о его ненормальности – не более чем домыслы, – скучающим тоном протянула я, совершенно не обращая внимания на постоянно пытающихся что-то вставить в мой монолог студентов и смотря, как Гарри медленно и осторожно, чтобы никто не заметил движения, вытаскивает палочку. И что он будет с ней делать? – А ещё советую подумать, кому нужен разумный дракон, раз уж я драконица.

После последнего предложения недовольные моими аргументами лица стали, скорее, очень удивлёнными. Похоже, с такой стороны моё появление никто рассматривать не думал. Я же своё появление рассматривала со всех сторон, пришедших мне в голову, какими бы бредовыми ни были причины. Не сказать, что мне это нравилось, но от скуки помогало неплохо.

– А ещё советую уходить, иначе профессор МакГонагалл узнает о нарушении правил, – ледяным голосом завершила эту дискуссию Лора. Старшекурсников сдуло сверхъестественно быстро: то ли настолько боялись декана, то ли настолько не хотелось продолжать получать откровения, то ли всё вместе.

– Спасибо, но не стоило, – сказал Гарри.

Я посмотрела на него. Особых отличий от того, что было раньше, я так и не заметила, разве что выглядел он чуть более осунувшимся, чем в прошлую нашу встречу. Может быть, ещё немного подрос, но в этом я не была уверена. Зато палочку держал точно так же: вцепившись в неё до белых костяшек.

– Боюсь, это прозвучит пафосно, но мы сами решаем, что нам стоит делать, а что нет. Ты косвенно помог моему «выходу в свет», так что мне не жалко. Да и без этого тоже. Шакалы, – я передёрнула плечами, выразительно махнув рукой в сторону скрывшихся из вида. – Пока.

– Сядешь за гриффиндорский стол? – внезапно выпалил он. – Мне бы хотелось поговорить, но я знаю, что ты постоянно занята.

Конечно же, я согласилась. И не только потому что хотела, возможно, качнуть всё в лучшую сторону – тогда надо было действовать ещё на четвёртом курсе, помешав возрождению Волдеморта; и не только потому что отказ, даже самый вежливый, в такой ситуации был бы не особо уместен. Честно говоря, мне хотелось встретиться с Гермионой. Гарри был невольным посредником, но это не значило, что мне было на него плевать. Просто главная задача была другой, и куда как более меркантильной.

То, что я пересела за другой стол, никого особо не взволновало, на первый взгляд: пристальнейшим вниманием общественности меня перестали награждать уже под конец второй недели. В конце концов, я уже садилась за стол Райвенкло и особо ни с кем не общалась, так что за такую перестановку на меня обижаться было попросту некому.

– Мариан, – представил меня Гарри и обвёл излишне напряженным взглядом Рона, Гермиону и подсевших поближе близнецов Уизли. Те не стали тянуть с реакцией:

– О, Гарри…

– …твоё недоверие поражает нас прямо в сердце!..

– Нам остаётся только подняться на самую высокую башню…

– …и выпустить фейверки с оскорблениями.

Рон прыснул, кося на меня настороженным глазом, Фред с Джорджем сияли, Гермиона мимолётно мне кивнула и обратила на близнецов свой сияющий праведным гневом взгляд. На тех это не оказало никакого влияния – улыбки лишь стали шире, так что девушка перешла к более весомым методам давления:

– Я понимаю, что это шутка, но ваши эксперименты переходят все границы.

– Поверь нам, – вдохновенно взмахнул руками тот, что сидел справа, – ты просто ещё не видела всего! О, наш ассортимент пополняется от недели к неделе!

– А у вас неплохая фантазия, – хмыкнула я. – Вы бы проводили свои эксперименты не на первокурсниках, а на ребятах постарше. Сложнее, но и жаловаться не побегут, потому что стыдно будет. И лучше обзаведитесь алиби, чтобы, если кто-нибудь на вас всё же настучит, быть ни при чем.

Близнецы посмотрели на меня с совершенно одинаковым задумчивым выражением и переглянулись. Я почти видела, как крутятся шестерёнки у них в голове и как всё более подозрительными становятся лица. Уже приготовившись объяснить такую осведомлённость, я была неожиданно перебита Чарли:

– Она, когда о вас узнала, сказала, что вы бездарно планируете бизнес. Я тоже так, кстати, считаю. Сейчас от вас страдают младшеклассники, которые потом могут и не купить ваш продукт. Используйте шестой-седьмой курс, максимум пятый.

– Неплохо, – кивнул один близнец, вставая со скамьи и хватая с тарелки бутерброд.

– Мы подумаем, – скорчил задумчивую мину второй, вскакивая следом и посылая воздушный поцелуйчик Гермионе, которая, кажется, дар речи от такой наглости потеряла. – Не сердись, Грейнджер!

– Отвратительно, – наконец, сказала она. – Просто отвратительно. На них даже угроза миссис Уизли не действует.

С одной стороны, не стоило, наверное, начинать знакомство с ней с такого эпизода. С другой же – близнецы Уизли были мне симпатичны, пока находятся далеко и не испытывают свои трюки на мне, а потому помочь им хотя бы так хотелось. Молодцы ведь. Нашли прибыльное дело, если верить книгам – даже неплохо реализовали. Но ведь нет предела совершенству!

– На экзамене такое не применить – бесполезно, а оценки за урок или домашнюю работу, как в маггловской школе, тут не ставятся. Кто-то не сдаст экзамен из-за того, что пропускал – с таким отношением он бы и без всяких блевательных батончиков не сдал, – покачала головой я. – Кстати, об экзаменах. Гермиона, я понимаю, что мы совершенно незнакомы, но не делала ли ты конспектов?

У меня были очень корыстные цели. В конце концов, находить всё в библиотеке стоило времени, которое мне хотелось бы как можно сильнее сократить. Я уже ходила на зельеварение и травологию скорее за практикой, чем за информацией, но если у меня получится в следующем году перепрыгнуть сразу на пятый курс, то только благодаря такой вот немного нечестной помощи. Гермиона, конечно, помешана на учебе и не любит, когда у неё списывают, но я ведь не домашнюю работу просила.

К тому же, я прямо-таки видела мысль, которая её посетила: мне хочется поскорее закончить школу, потому что в свои двадцать один я чувствую себя тут неуютно. Нет, на самом деле. Не чувствовала. Мне было всё равно. Но если этим можно воспользоваться, даже не подтверждая – просто не опровергая, а значит, формально, не сказав ни слова лжи… Как устоять?

– Делала, – наконец, ответила Гермиона. – Тебе хочется побыстрее всё изучить, да? Я отправлю сову родителям. У меня всё дома, а они соберут и отправят.

– Спасибо, – с чувством поблагодарила я. Гермиона смутилась, но я не обратила на это внимания. Все мои мысли занимала следующая проблема, совершенно от меня не зависящая: почерк Грейнджер. Если он окажется непонятным, то будет туго. Понятное дело, что пользоваться её записями всё равно будет легче, чем учебниками и другим справочным материалом, но нервы, нервы…

В конце концов я решила не заморачиваться над тем, на что не смогу повлиять, и спокойно пойти на пару зельеварения с Райвенкло и Хаффлпаффом. В подземельях мне всегда приходилось сосредотачиваться сильнее, чем обычно, потому что от холода клонило в сон. Я как раз почесывала чешуйчатое ухо и помешивала зелье, когда завидела коршуном идущего в мою сторону Снейпа. Изменения были мгновенными: взгляд на зелье, внимательный подсчет помешиваний в одну и в другую сторону, спокойное выражение лица.

Снейп не придирался, как меня все уверяли, только к Слизеринцам, если мой чуткий слух меня не обманывал, – что в огромной степени маловероятно, – он высказывал всё и ученикам своего факультета, просто тихо. И, уж конечно, я исключением для придирок не была. Зато за первое же удачно сваренное зелье – и за все последующие – он, не моргнув глазом, начислил баллы своему факультету.

– Но, сэр, – попытался возразить некий первокурсник с Райвенкло, – мисс Эванс ведь не принадлежит ни к одному из факультетов…

– Драконы, ящерицы, змеи… – протянул Снейп без намёка на улыбку. – Раз мисс Эванс не принадлежит ни к одному из факультетов, для магии школы она – ученица всех их одновременно. Баллы зачислены. А сейчас советую продолжить заниматься тем, чем вы должны заниматься.

И, изящно взмахнув подолом мантии, он был таков; я уткнулась носом в собственные записи. На протяжении всей его речи мне хотелось смеяться, и желание это так и не исчезло. Действительно, почему бы и нет? Я бы на его месте, наверное, поступила бы так же. Разве только не сообщала об этом так громко, чтобы ученики донесли учителям, которые, вполне возможно, ещё не догадались. С другой же стороны, это была пара Райвенкло-Хаффлпафф. Гриффиндора, с которым так грызся Слизерин, не было.