Текст книги "Музыкант и Журналистка (СИ)"

Автор книги: Каррера Мими

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Макс звонил, – сказал Джо, а у меня такое ощущение, что он совсем не это хотел сказать, а скорее вернуться к тому моменту, где мы остановились.

– Что хотел? – тихо спросила я, когда Джо подошел еще ближе ко мне.

– Сказать, что хотел бы быть сегодня со всеми нами и Эвелин, но дела не позволяют.

– Ясно… – кажется, еще немного и мы уже точно поцелуемся, и, решив наказать Джо за Макса, который прервал в такой момент, я говорю: – Нам пора, – и разворачиваясь, делаю шаг, но понимаю, что меня тянет назад шарф. Я недоуменно смотрю на Джо, а тот хитро улыбается. Я опускаю глаза на источник препятствия и вижу, что кончик моего шарфа зацепился за молнию его брюк. Я потянула шарф на себя, но вместо этого, получилось, что с помощью шарфа я потянула за собачку и расстегнула ширинку Джо. Тот в свою очередь усмехнулся и взглянул на меня из-под челки.

– Видишь, твой шарфик не хочет, чтобы мы уходили, – и снова этот лукавый взгляд.

– Это твоя ширинка, не хочет отпускать мой шарфик, – как-то томно сказала я, и, хихикнув, принялась, отцеплять свою вещь. Освободив ткань из ширинки, я медленно и провокационно потянула ее вверх. Она, к слову сказать, трудновато застегивалась, и я даже знаю почему: «мистер Блэкнайт младший» явно был против такого игнорирования. Джо прищурился, когда я застегивала его брюки и, перехватив мою правую ладонь, когда я расправилась с собачкой, крепко взял за руку и поднес к губам. Я на мгновение задержала дыхание, но этот засранец, вместо поцелуя просто подышал мне на ладонь. И я почувствовала, что меня это заводит. Не знаю как, но он это понял, хмыкнул, лизнул меня в центр ладошки, и повел к выходу, крепко сцепив наши руки за мизинчики. Помните «мирись-мирись»? Вот именно так. Странно, но мне не казалось это неуместным, скорее, наоборот. Наверно, сегодня именно тот момент, когда наше «интервью» вышло на новый уровень.

Глава 15

Кэндис

– Да-а-а, тогда в свой день рождения ты был в полное г*вно, Финч! – кажется, я сейчас узнаю еще кое-что из жизни Джо, пока его друзья поддерживают Остина в его пламенной речи вперемешку со смехом.

– Тебе тогда двадцать два исполнилось, и мы еще все так надрались, но ты, конечно, больше всех, – добавил Ник, пока мы все, посмеиваясь, слушали друг друга.

– У меня был день рождения, мне можно, – ничуть не смутившись тем, что его друзья рассказывают о его пьяном состоянии, спокойно изрек брюнет.

– Вот и мы так подумали, что раз тебе все можно, то и татуха будет очень даже символично смотреться у тебя на правой лопатке, ближе к плечу, – продолжал Остин.

– А поинтересоваться моим мнением, вы, конечно, не потрудились, – дерзко жуя жвачку, вставил свои несколько слов Джо.

– Но! Но! Но! – выставил праву ладонь вперед Зак и покачал указательным пальцем. – Мы как раз потрудились поинтересоваться, но ты не соизволил даже взгляд на нас поднять, лишь икнул и сказал, что тебе плевать, что мы собираемся тебе подарить. А Макс сказал, что раз тебе плевать, значит, ты согласен, – и все дружно рассмеялись, а я с интересом глянула на Джо, который надул пузырь из жвачки и тот, достигнув носа – лопнул. Джо аккуратно забрал жвачку, проведя языком по губам, и выразительно на меня посмотрел, мол: «что, нравится, как я это делаю?». Мне моментально захотелось… выпить водички. Поэтому я взяла свое мартини и наполовину осушила бокал, что не укрылось от карих глаз соседа по сидению, что так близко сидел ко мне. Разве я могла сесть не рядом с Джо?

– Что вы на это можете ответить, мистер Блэкнайт? – изогнув левую бровку, решила включить свою профессиональную деятельность и напомнить о том, что я все еще журналистка и отказываться от своей работы не собираюсь. Джо хитро прищурился, затем ухмыльнулся, оценивая мой маневр, и спустя несколько секунд ответил:

– Ну, что можно ответить… Макс, сука всегда все знает лучше других. Могу поспорить, что это была его идея потащить меня ночью к своему знакомому мастеру по тату, когда тот видел десятый сон, наверно.

– Да, это Макс предложил, – подтвердил Остин, отпивая из бутылки пиво.

– Активист хренов! – посмеиваясь, сказал Джо и все одобряюще улыбнулись.

– Зато ты так спокойно лежал, когда тебе тату набивали, даже боли не чувствовал. Единственное, помню, ты сказал Максу: «Бл*ть, Макс, забери эту девку, за*бала рисовать на моей спине!» – тут все не просто рассмеялись, а заржали, как кони. – Ты бы видел лицо мастера. У него глаз начал дергаться.

– Еще бы! Не каждый день услышишь, что ты баба! – Ник пригубил рюмку водки, которая вмиг опустела.

– Так вот почему тебя Голдфинчем зовут? Из-за тату? – думаю, сейчас Джо не отвертится от ответа.

– Вообще-то, его не из-за тату так зовут. Щеголь – это в честь его фамилии, – вместо Джо ответил Мэтью.

– Какой фамилии? – непонимающе уставилась на Мэтью.

– Настоящей, – на сей раз ответил Джо. – Моя настоящая фамилия Голдфинч, а не Блэкнайт.

– Надо же! Псевдоним – этакая мода у известных людей или же латентность? – на мой вопрос Джо хмыкнул, а остальные притихли.

Друг друга за столом мы слышали хорошо, так как сидели не рядом со сценой и танц-полом, несмотря на громкую музыку в клубе.

– Комфорт, – ответил он и затем сразу поспешил добавить, не прерывая зрительного контакта со мной:

– Скажи, ты же не ограждаешь свою речь от профессиональных вопросов, ведь твой интерес несет рабочий подтекст, не так ли?

– Я – журналистка, так ты меня представил своим друзьям? – краем глаза я заметила, как ребята притихли, заинтересованно наблюдая за нашей словесной баталией. – Ну, так вот: получите – распишитесь, – кажется, он злится. Это можно заметить по серьезному взгляду. – Хотя я не твоя фанатка и в автографе не нуждаюсь, – я победно сделала глоток спиртного и спокойно отставила бокал на стол, под всеобщий свист и одобрение его друзей.

– Пожалуй, я запишу эту фразу, только «журналистку» заменю на «гитариста». Не то Джо иногда забывает, что мы коллеги общего дела и ведет себя, как большой босс, – отвесил Кевин, который до этого, особо фразами не пестрил, больше слушал и смеялся со всеми.

– Выучить не забудь только, – фыркнул Джо, не глядя на меня.

– Кэндис, и как ты его терпишь? – наигранно, закатив глаза, спросил Ник.

Я лишь улыбнулась на его вопрос.

– Кэндис, а ты умеешь играть на каком-нибудь инструменте?

– Да, на нервах, не считая пианино, – и снова мужской гогот. Джо только краешком губ выдавил подобие улыбки, затягиваясь сигаретой.

– Хорошо сказала! – одобрено кивнул мне Мэтью. – А на пианино давно научилась играть?

– Еще в школе. У меня была замечательная учительница. Казалось, пианино для нее, как воздух, которым она дышит. Она боготворила этот инструмент и любила всей душой, стараясь привить те же чувства своим ученикам.

– Здорово, а у нас в группе, только Джо умеет играть на пианино, – Остин тоже закурил.

– Ну, а на байке только Джо гоняет, или вы все тоже? – я чувствовала, что его друзьям интересно со мной. Не было напряга в общении, наоборот, обоюдный интерес.

– А ты уже решила взять интервью у всей группы? – Джо оперся правым локтем на подлокотник мягкого дивана, и снова пристально прожег меня, на сей раз, каким-то собственническим взглядом.

– Ты что-то имеешь против? – мой вопрос поставил его в тупик, я точно знала.

Но ответить ему не дал Остин, вставив свои пять копеек.

– Джо, не перебивай, поимей совесть!

– Совесть иметь не хочу, – выделил первое слово Джо, а я, кажется, немного покраснела, уловив скрытый подтекст.

– Согласен! Ни одна совесть не заменит красивую девушку, – подал голос Ник, – правда, если только эту девушку не зовут Совесть, – и опять смеются. Мужчины, что с них взять? Все мысли только об одном.

– Возвращаясь к твоему вопросу, Кэндис – мы гоняем на байке, но стантрайдингом не увлекаемся.

– На мой взгляд, это очень опасный вид спорта, – призадумавшись, я задала вопрос Джо. – Тебе не страшно ездить на мотоцикле на большой скорости?

Джо откинул голову на спинку дивана, смотря в потолок, и после десяти секунд молчания, он ответил:

– У каждого человека есть своя страсть. Моя – музыка и скорость. Езда на мотоцикле – это то, благодаря чему я могу «держать за руку» эту самую скорость. А самое главное – я могу ее контролировать. Я люблю рев мотора, свист в ушах от ветра и адреналин в крови. Без этого не может существовать ни один мотоциклист. Лавируя по дороге, выполняя всевозможные трюки, которые я знаю, которые придумываю и пробую исполнить – это то, что придает мне стимул, держит меня в тонусе, а каждое падение – это еще один повод, чтобы встать и попробовать заново, чтобы, наконец, прийти к своей цели, – он поднял на меня взгляд и продолжил. – Я так живу! Я так хочу! Я так люблю! – наклонившись к столу, он взял стакан с соком и допил его. В отличие от друзей, к спиртному он сегодня не прикасался. Он прекрасно помнил, что за рулем, к тому же везет ценный груз в виде меня.

– За такие слова, нужно выпить! – промолвил Ник, и над столом раздался звон рюмок с водкой и бутылок пива.

– Прокатишь меня еще раз на байке, как сегодня? – Джо с улыбкой покачал головой на мой вопрос, ответив:

– Без шлема я не пущу тебя на своего железного коня.

– Вот также и я говорю девушке, которая не против провести со мной ночь: без презерватива, я не посажу тебя на свой член! – ответ Ника удостоили все своим вниманием. Кто бы сомневался! Им бы только о сексе поговорить.

– Ох, мальчики, вы все о своем! – парировала я.

– А что я такого сказал? Лишь упомянул о здоровом образе жизни, и главное – защищенном! – кажется, Ник сегодня не угомонится.

Ребята хохотнули и начали дальше разговаривать о здоровом образе жизни, а я повернулась к Джо и снова задала свой вопрос:

– Ну, так что, прокатишь?

– Ты слышала мой ответ, – Джо дотронулся до моих волос и пропустил их сквозь пальцы. Я готова мурлыкать, когда прикасаются к моим волосам. Правда, такое дозволено только маме и Эвелин. Видимо, теперь и Джо в их компании. От его прикосновения не только тепло разлилось по всему телу, но и холодок одновременно пробежал по спине.

– Это значит «да»? – решила уточнить я, глядя ему в глаза.

Он ничего не ответил, лишь загадочно улыбнулся.

– Джо, спой! – отвлек нас Остин.

– Тебе что песен мало в клубе? – Джо немного скривился. Уже который раз нас сегодня отвлекают.

– Да ладно тебе, что ты вредничаешь? – поддержал Остина Мэтью, и я решила тоже подключиться.

– Я не слышала, как ты поешь вживую, – Джо сначала удивленно на меня посмотрел, а потом вспомнил, что я ни разу не была на его концерте.

– Тем более, Джо! Нельзя девушкам отказывать, пока они хотят! – конечно, эта фраза принадлежала Нику. Он любит пошутить и вовремя поддеть. Чем-то похож этими выходками на Макса.

– Другим девушкам можно отказывать, а мне нельзя, – хитро посмотрела на Джо, и меня поддержали его ребята, довольно улыбаясь. Эту фразу оценили все за столом. Пусть знает, что я не все. Я – это я.

– Ну, раз вы просите, – будто делая одолжение, Джо поднялся из-за стола и уверенной походкой направился к сцене.

Джо, который был со мной наедине в гараже, и Джо, который сейчас сидел за столом – уверенный, холеный и самодовольный самец, – это два разных человека, которые как-то уживаются вместе, образуя одну личность. Если быть точнее, эти черты характера, поведения, порой своеобразного нрава показывали его с разных сторон. И я никогда не могу сказать точно, как он поведет себя сейчас, что он сделает и что он скажет. Нет, это не значит, что он непостоянный, просто он любит шокировать всех, сам того не замечая и не планируя, желая эпатировать, что у него получается очень хорошо. Меня еще ни один мужчина не удивлял, а Джо это сделал уже как минимум несколько раз.

Он вроде не заявлял на меня никаких прав, а, с другой стороны, не отпускает от себя, при этом не держа. Он просто знает, что я не уйду. Я не знаю, как это объяснить. И самое интересное – я не могу этому воспротивиться. Даже когда я недовольна тем, что он решил все за меня, мне это нравится.

Джо не спеша шел к сцене, лавируя меж людей, которые широко ему улыбались. Если брать девушек, то они, конечно, старались обратить его внимание на себя, кокетничая и строя глазки, тем самым выглядя очень жеманно.

Поднявшись на сцену, он подошел к микрофонной стойке и произнес:

– Да, да, да! Меня заставили спеть, – посмеиваясь, он обвел глазами радостный зал.

– Ой, заставили его, подумаешь! – на сцену поднялся Остин с гитарой. – Дамы и Господа, сегодня, в эту замечательную ночь, мы услышим сладкий голос его вновь…

– Так, иди отсюда, рифмовальщик! – Джо выхватил гитару из рук друга, которого перебил, не дав договорить. Тот, в свою очередь принес, стул, на котором удобно устроился Джо с гитарой в руках.

Он медленно перебирал аккорды, словно пробуя их на вкус, хотя так не говорят, но именно так я это воспринимала и будто чувствовала этот самый вкус звука от струн у себя во рту. Мне он казался сладким и терпким одновременно. Я сама была как натянутая струна, потому что никогда ранее не слышала голос Джо в исполнении вживую. Я не интересовалась его концертами и записи его песен слышала только в интернете.

– Это новая песня? – послышался женский голос из толпы.

Джо на секунду оторвал взгляд от гитары и поднял голову.

– Считайте, что слушаете новый будущий хит, – и в том, что он уверен в правдивости своих слов, не было никаких сомнений.

Вы когда-нибудь теряли голову от одного только голоса? Я, кажется, нет... Но сейчас теряю.... Я чувствую, что буквально влюбляюсь в его голос. Его голос звучит так проникновенно и сразу западает в душу. Вникнув в смысл песни, я понимаю, что… нет, неужели?

Рассвет врывается в окно,

Касаясь губ твоих случайно,

И, разрушая цепи снов,

Ты будешь жить во мне, как тайна.

Зачем ты нежности каскад,

Скрываешь за семью замками,

Паришь под бездной, а не над,

И светом глаз рассвет ласкаешь?

Должно быть, прошлого печать

К тебе стремится в настоящем,

Заставив губы замолчать

В своём беззвучии кричащем.

Ты – день и ночь, рассвет и тьма,

Скрываешь свет за снежной маской.

Свести умеешь ты с ума,

Своим доверием с опаской.

И калейдоскопом в сознании мысли кругами, кругами, кругами...

И в нотной тетради секрет мой написан: другая, другая, другая...

Ты – неизведанный мой сон,

Ты – ядовитое лекарство,

И с губ истерзанных твой стон

Мне будет вечность вспоминаться.

Когда позволишь прикоснуться

К души секретам потаённым,

Ты дашь надежду нам проснуться,

Поверив в мир чудес огромный.

К тебе одной тянусь в ответ,

Отбросив маски прочь случайно.

Ты – ложь и правда, "да" и "нет",

Моей души закрытой тайна.

И калейдоскопом в сознании мысли кругами, кругами, кругами...

И в нотной тетради секрет мой написан: другая, другая, другая...(4)

Джо закончил петь, а я все еще продолжала слушать голос, что звенел в моей голове. Я не моргая смотрела на него, а он – на меня. Такое ощущение, что сейчас нет никого вокруг. Есть только мы. Он и я.

Спустя минуту, а может меньше или больше, я начала замечать, что люди аплодируют, и только потом я услышала их радостные возгласы. Рядом со мной стояли его друзья. Они не спешили поддаваться всеобщему влиянию аплодисментов, когда закончилась песня. Они, как и я, были поражены и прокручивали в голове его новую песню, в которой пелось обо мне. Я это поняла сразу, но все еще не могла поверить. Откуда он знает, что я прячусь за маской? Почему он считает, что в этом виновато мое прошлое?

Я даже не заметила, как ко мне подошел Джо. Его взгляд был взволнованный. Он видел, как в моих глазах застыли слезы, и, когда первый кристаллик побежал по щеке, Джо словил его губами у самого уголка губ, не дав раствориться на них. Это было такое нежное касание его рук и губ к моему лицо одновременно, отчего меня прошибла дрожь по всему телу. Это было даже сильнее, чем тогда в гараже. В кончиках пальцев рук начало колоть тысячью иголками, а волосы, наэлектризовавшись, плавно прильнули к рукавам куртки Джо. Я аккуратно прикоснулась пальцами к его и легонько их сжала.

– Хочешь, уедим прямо сейчас? – тихо спросил он, глядя в глаза.

– Хочу… – выдохнула я, облизнув губы, на что Джо сразу обратил внимание. Я не старалась сейчас его как-то соблазнить, все вышло на автомате. Думаю, он это понял, но несколько секунд не сводил взгляда от моих губ, затем взял меня за руку и потянул на выход. Последнее, что я заметила, выходя из клуба, – это пристальное внимание его друзей. Они смотрели так, будто знали все наперед, а мы с Джо все продолжаем «интервьюировать» друг друга, когда его друзья ответили на все вопросы за нас.

– Мы не попрощались с ребятами, – произнесла я, когда мы оказались в салоне его автомобиля.

– Они не обидятся, – повернувшись ко мне, он мягко улыбнулся и спросил:

– Куда ты хочешь поехать?

– Я хочу показать тебе одно из моих любимых мест… Бруклинский мост.

На часах показывало почти пять утра, и светать еще не начало. Приехав к мосту, мы продолжали сидеть в молчании, каждый думая о своем.

– Почему мы не выходим? – наверно, он ожидал, что я хочу пройтись по мосту.

– Ждем рассвет. Только тогда я смогу показать тебе, почему я люблю это место.

– Может, пока ты мне расскажешь то, что тебя когда-то ранило?

– Зачем? – я прислонилась к холодному стеклу.

– Что бы встретить этот новый день иначе, оставив прошлое в прошлом.

Я молчала. И он молчал. Я обдумывала его слова и размышляла: готова ли я, наконец, оставить то, что когда-то ранило меня, как сказал Джо? Даже сейчас он правильно подобрал слова. Прошло, наверное, несколько минут, а я все молчала. Он не давил на меня, продолжая ждать, и я начала свой рассказ.

– Это было десять лет назад…

Глава 16

На дне души непризнанная девочка

Мне шепчет о несбыточном так вкрадчиво.

Испугано, отрывисто, доверчиво, -

Ранимая и в чём-то настоящая.

От грубости укрывшаяся в коконе,

Казавшаяся, может быть, надломленной,

Когда весь мир разбился хрупко стёклами,

Когда пошла вперёд судьбы изломами.

Прожившая и юность пережившая,

Нашедшая возможность быть свободною,

Она внутри меня, в душе остывшая,

Ранимая, но всё-таки холодная.

Закутываясь в дым, как в неприятие,

Щитами прикрываясь от безмолвности,

Она отвергла прочь законы статики

В обманчиво простой и дерзкой строгости.

Сплетаясь с постоянством в испытаниях,

Свою судьбу вершила в неизбежности.

Ни времени, ни лжи, ни расстоянию

Не сжечь её закрытой, ясной нежности... (5)

Кэндис

Я обожала зарубежную литературу, и готова была читать ее часами, но… не сегодня. Хотя, именно сегодня и стоит сделать упор на этом предмете, как и завтра, и послезавтра, и всю последующую неделю, учитывая то, что экзамен через десять дней. Подперев щеку левой рукой, я отодвинула книгу в сторону, решив сделать перерыв и отдохнуть. Взяв шариковую ручку, я начала аккуратно выводить любимое имя на белом листе… Алекс. Я мечтательно улыбнулась парню, который не желал покидать мои мысли.

Алекс Миллер – видный высокий парень, с волосами цвета воронового крыла и карими глазами с янтарным переливом. Будучи немцем, он отлично владел английским языком с легкой примесью акцента, присущей только иноземцу. Его волосы прикрывали затылок, доходя до плеч, а спортивная фигура, что отчетливо очерчивалась сквозь одежду, заставляла женскую фантазию активно работать. Он был одним из тех парней, которые сразу поселяются в девичьих сердцах. Плюс ко всему, он был из довольно богатой семьи и приезжал в школу на крутом Дукати. К нам в школу он перевелся ближе к концу первого семестра и сразу свел с ума местную половину слабого пола, что лезли из кожи вон, лишь бы получить хоть один единственный взгляд в свою сторону от этого красавчика. Одним словом, он был звездой у нас, и любая девушка мечтала стать его единственной. Конечно, больше шансов на завоевание его внимания было у Эшли Майерсон – длинноволосой шатенки с голубыми глазами, у которой поклонников было хоть отбавляй. Сама она была яркой представительницей золотой молодежи, к тому же, достаточно стервозной и высокомерной, чтобы снизойти до серости, коей являлась я, как она считала. Впрочем, не только она. В свое время от меня отвернулся весь класс. Он, итак, меня не очень-то и жаловал, а все потому, что я никак не принадлежала к такому сорту людей, которым являлось большинство моих одноклассников.

Я не из богатой семьи. У меня не было собственного средства передвижения, как у них. Даже у моего отца была рабочая машина, а не его собственная. Моя одежда не светилась брендами и не была куплена в модных бутиках. От моего одеяния веяло беспритязательностью и опрятностью. Я всегда следила за своим внешним видом, только роскоши в нем не было. Тем ни менее, для всех я была либо несуразной серой мышью или гадким утенком. Бывало, я долго стояла дома у зеркала и все пыталась увидеть то, что видят во мне окружающие, то есть, во мне ничего не видели, только невзрачность. Уязвляло ли это мое самолюбие? Скорее нет, чем да. Но было неприятно. Особенно, когда тебя пытаются задавить или подвинуть так, чтобы места не было, и при этом нет поддержки. У меня не было ни одной подруги и ни одного друга, за исключением Эвелин, которая уехала учиться в другой город, когда ей исполнилось десять лет. Вот ее мне очень не хватало в то нелегкое время.

Мне тогда было четырнадцать. Это был урок рисования. И все время, что длился этот предмет, я слышала смешки позади себя. Я понимала, что смеются они неспроста, и, конечно же, надо мной. Догадаться было несложно. Я с нетерпением ждала, когда прозвенит звонок и я, наконец-то покину это помещение. Взглянув на настенные часы, поняла, что ждать осталось недолго: несколько минут, и я буду свободна. И вдруг, меня посетила неприятная мысль, от которой засосало под ложечкой: моя новая кожаная куртка белого цвета висела на спинке моего стула. Я вмиг встала из-за парты и схватила подарок родителей, что копили на него. На куртке было отчетливо написано ярким розовым фломастером: «серая мышь». Мое лицо пылало. Нет, мне не было стыдно, мне было обидно, потому что эту вещь покупала не я, и, зная, что родители очень старались, хотели сделать приятное – мне стало очень больно. Увидев, как у меня в глазах заблестели слезы, Эшли, что сидела сзади меня со своей подружкой, нарочито наигранно посочувствовала:

– Бедняжка, тебе же только купили новую куртку, и надо же – уже исписана! Но я тебя обрадую: белый цвет тебе не к лицу. Зато серый – самое то! К тому же, на сером цвете, розовая надпись не смотрелась бы так ярко, как на белой, – ее заливистый смех на ровне со всем классом, звучал очень громко в моих ушах. Казалось, я нахожусь там, где находиться не должна. Это не мое место.

Я сжала воротник куртки в руке так, что костяшки пальцев побелели, и что было силы, замахнулась и ударила курткой Эшли. Хотелось каждой мерзкой твари надавать по морде за их гадкий смех, что искажал их лица, делал их тупее и безобразнее. И я бы это сделала, но меня отдернула учительница, схватив за ворот и таща к двери, как ненужного щенка, которого собираются выгнать на улицу. Последнее, что я слышала перед тем, как за мной захлопнулась дверь кабинета, это писклявые оскорбления Эшли в мой адрес и слова учительницы, еще молодой женщины:

– Помимо того, что ты серая мышь, так еще и хамка! – мне никогда эта женщина не нравилась. Такая же подлиза, как и многие другие в этой школе. Они таких, как Эшли любят, потому что их родители многое делают для школы, а также, в дружеских отношениях с директором.

– Это я хамка? А то, что она мне вещь испортила, это ничего не значит? – я позволила себе кричать, потому что была на эмоциях. Я редко себе такое позволяла, потому что была всегда тихой, ни к кому не лезла и занималась своими делами. Хорошо училась, но меня, как всегда, недооценивали и снижали оценки, зато тупоголовой Эшли постоянно завышали.

– Закрой рот! – она вернулась в класс, оставив дверь нараспашку, схватила мои вещи и всучила небрежно мне в руки. – А теперь марш домой, пока я директору не пожаловалась на твое поведение! – я еще минуту стояла и сверлила взглядом закрытую перед моим носом дверь.

Вернувшись домой, я не знала, куда спрятать куртку, чтобы не показывать ее маме. Я не хотела ее расстраивать, или чтобы она шла в школу к директору разбираться в случившемся. Это ни к чему не приведет. Пройдя в гостиную, я услышала шум воды на кухне, вероятно, мама моет посуду, значит, слышать мой приход она не могла. Я долго просто стояла посреди комнаты и смотрела в одну точку, прокручивая сегодняшний день, и не только сегодняшний. Почему-то после того, как пострадала моя вещь, я задумалась над тем, как я не живу, а существую в той среде, в которой не должна быть, но все равно там нахожусь. Наверно, любой бы подумал: почему бы не перевестись в другую школу? Ответ прост: эта одна из лучших. И не факт, что в другой было бы иначе. Мои родители всегда старались дать мне самое лучшее. Они не знали, что я почти каждый день терплю насмешки, глупые ужимки от своих одноклассников, а иногда и из других классов учеников. Я не любила жаловаться, и чаще всего абстрагировалась, точнее, пыталась это сделать. Но сегодня был предел. Я не могу закрыть глаза на то, что вещь, которую мне подарили родители – испортили. И именно сегодня тот день, когда я дала волю эмоциям, что я сдерживала все это время, и поняла, что я… одинока. У меня нет поддержки. Моя единственная близкая подруга далеко. И хоть мы с ней переписываемся довольно часто, мне ее очень не хватает. Если бы Эвелин сегодня была рядом со мной, она бы меня в обиду не дала. Я не знаю, сколько давление будет продолжаться, но переносить это одна я больше не могу и не хочу. Друзей в школе у меня не было и не будет, значит, надо искать их за ее пределами. Внезапно пришедшую ко мне мысль, оборвал мамин голос, заставив обернуться и встретиться с такими родными, любящими глазами.

– Кэндис, милая, почему ты не в школе? – обеспокоенно спросила мама, проводя мокрыми руками по фартуку.

– Где лошади? – требовательно спросила я, пытаясь скрыть заплаканные глаза.

– Кэндис, у нас нет лошадей, что с тобой случилось? – она подошла ближе, напряженно всматриваясь в мое лицо.

– Мне нужны лошади, – выкрикнула я, уже не сдерживая слез.

– Зачем? Что с тобой? – она в недоумении всплеснула руками.

– Они будут моими друзьями! – громко зарыдав, я крепко обняла маму.

С тех пор я начала заниматься конным спортом. Рядом с лошадьми я чувствовала духовное родство. Порой, они мне казались такими же одинокими, как и я, несмотря на то, что они были в веренице.

Постепенно, внимание к моей персоне уменьшилось. К тому же, я еще больше погрузилась в учебу, каждый раз с нетерпением, ожидая встречи с моими четвероногими красавцами. Потом через год приехала Эвелин с семьей, и на сей раз, они не собирались покидать город. Я была так счастлива, что даже словами не передать. Эви начала ходить в ту же школу, что и я, и даже в один класс со мной. Ее ученики приняли спокойно, увидев, что она из очень обеспеченной семьи, хотя и не старались с ней подружиться. А чуть позже, моя тетя устроилась работать в нашей школе учителем математики, и мне стало легче от того, что помимо Эвелин со мной рядом будет еще один родной человек.

Так прошел еще год с лишним и в школу в соседний выпускной класс пришел Алекс. Как оказалось, помимо своей брутальной внешности, он еще и неплохо учился, только математика ему не так легко давалась и литература, которую я безумно любила и хорошо в ней преуспевала, впрочем, как и в остальных предметах.

Когда я увидела Алекса, я влюбилась в него с первого взгляда. Но я прекрасно понимала, что он не обратит внимание на такую, как я. Ему под стать Эшли. Из них бы получилась отличная пара, ибо внешне они очень подходили. Оба лощеные, модные и красивые. Но к моему изумлению, и не только моему, он обратил внимание на меня, спустя пару недель, как перевелся к нам. Он стал активно добиваться моего внимания, и каждый раз получал отказ. Я не хотела позволять себе терять из-за него голову, поэтому, старалась держаться, как могла, но с наступлением весны я сдалась, и начала с ним встречаться. Нашей паре все завидовали, за исключением Эвелин. Алекс не нравился ей. Она говорила, чтобы я была осторожной, так как он не вызывает ее доверия. Я не слушала ее, не слушала тетю, которая также не доверяла ему, и не слушала маму, которой он совершенно был не по душе.

У нас развился бурный роман, который грозился перетечь во что-то большее, чем просто прогулки двух влюбленных. Так и произошло. Он стал моим первым мужчиной, и мне казалось, что я его уже люблю до безумия. Наша первая ночь любви была всего несколько дней назад, а я до сих пор вспоминаю ее краснея. Хотелось снова почувствовать его губы на своих и прижаться к сильному телу. Он говорил мне столько красивых слов и я верила, что он любит меня также сильно, как и я его.

– Может, хватит исписывать лист его именем? – голос матери вывел меня из раздумий, и я заметила, что на листе нет свободного место. Все было заполнено его именем. – Лучше бы к экзаменам готовилась.

– Я и готовлюсь, – буркнула под нос, и снова пододвинула к себе книгу.

– Я вижу. Только и думаешь о своем Алексе. Этот парень, похоже, все твои мысли занимает!

– Да, потому что он мой парень, и я его люблю! – громко выпалила я.

– Ты не любишь его, а влюблена, – спокойно изрекла моя мама. – Пройдет время, и ты научишься отличать эти два разных чувства.

– Не хочу я ничего различать. Я сказала, что люблю его, и он любит меня! Мне неприятно, что он тебе не нравится.

– Да, он мне не нравится. Я считаю его неискренним.

– Хватит! Я не хочу это больше слушать! – я взяла книгу со стола и поспешила удалиться. Тем более, через час у меня консультация по литературе.

– Ты даже не поешь? – услышала я голос из кухни, буквально на ходу обуваясь.

– Нет, я не голодна, – хлопнув дверью, я направилась в школу, по дороге набирая номер Алекса.

– Да, солнышко, – спустя пять гудков ответил мне Алекс.

– Привет, ты придешь на консультацию?

– Конечно, только я немного опоздаю.

– Только на немного, хорошо?

– Хорошо, любимая, целуя тебя, малышка, – он так быстро отключился, что я не успела с ним попрощаться.

Слушать учительницу по литературе я любила. Она всегда рассказывала много интересного, помимо объяснения материала. Она жила литературой. Я ее тоже любила, поэтому, слушать ее – было одно удовольствие, а особенно, если можно подискутировать на ту или иную тему прочитанного произведения. Но сейчас я не могла сосредоточиться. Какое-то внутреннее волнение во мне превратилось в ком, и с каждым новым витком набирало обороты. Слушать миссис Спенсер стало уже не так необходимо в тот момент, хотя, на самом деле очень важно, учитывая то, что экзамен на подходе. Мне стало невыносимо душно и захотелось выйти, что я и сделала.