Текст книги "То, что делает нас людьми (СИ)"

Автор книги: Капитан Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Он окончательно укрепился во мнении о том, кому квартира принадлежала.

– Не придёшь на премьеру? – Макс пытался звучать саркастично, но получилось, скорее, истерично. Потому что это всё звучало… слишком серьёзно. – Театр ведь типа… твоя жизнь.

Макс окинул взглядом фотографии на стенах ещё раз, подчёркивая этим свои слова. Престон тут же словил его взгляд и… метнулся к стенам, агрессивно срывая с них рамки. Какие-то были на верёвочках и потому легко слетали, оставляя за собой хлопок рвущихся нитей. Другие же были на железных крючках и вылетали из стены вместе с гвоздями.

– Престон! – Макс подскочил с места и, чуть не споткнувшись о журнальный столик, кинулся останавливать разбушевавшегося театрала. Тот уже сорвал половину фотографий; он не церемонился, и рамки летели на пол, разбиваясь.

– Я хочу избавиться от этого! Не нужен мне этот театр! От него одни проблемы! – У него на глазах блестели слёзы. Он, внезапно, остановился – из рассечённой ладони капала кровь. Он осел на пол, всхлипывая.

Макс аккуратно поднял несколько лежавших рядом рамок. Стёкла, к счастью, остались целы. Он переложил их на злосчастный журнальный столик и присел рядом с Престоном на пол.

Какое-то время они оба молчали. Престон пытался подавить новые порывы рыданий, складываясь пополам ещё сильнее. Макс просто смотрел на него, не зная, как поступать. Однако во всём его теле было напряжение – он был готов к очередной выходке. Постепенно Престон утихал. Пучок на его голове растрепался и каштановые локоны, извиваясь, словно змеи, падали ему на плечи, на лицо.

Наконец, Престон отмер. Он аккуратно провёл краем футболки по ране, вытирая капли крови – из-за того, что рана была неглубокой, они расположились на ладони крупными рубиновыми бусами. Но Престон быстро смазал эту картину.

После этого Макс решился аккуратно взять Престона за плечи и попробовать потянуть вверх.

– Покажи мне, где у тебя ванная, – попросил он, сам поражаясь, насколько мягко у него получалось звучать. Престон на нетвёрдых ногах пошёл в сторону коридора, не пытаясь скинуть с себя руки Макса.

В ванной Макс, наконец, отпустил его, позволив проделать все операции по заботе о ране самому. В конце концов, он был плох в этом. Престон довольно ловко промыл рану и обмотал её бинтами. А затем сполоснул лицо холодной водой. И всё это он проделал, абсолютно не обращая внимания на Макса.

– Может, теперь, всё же, расскажешь, что стряслось? – попытался снова завести разговор Макс. Всё же с пустыми руками он не вернётся. А так, может, узнает причину. Уговорить его вернуться в театр в таком состоянии… вряд ли получится.

– Макс, ты когда-нибудь задумывался о том, что… – Престон нервно сглотнул. А затем вышел из ванной и проследовал обратно в гостиную. Сел на софу. Поправил лежащие на ней подушки.

Всё это время Макс терпеливо ждал. Престон ещё какое-то время собирался с мыслями, а потом, наконец, выдал монолог, достойный какой-нибудь театральной награды.

– Ты когда-нибудь задумывался о людском эгоизме? О том, который требует с нас делать всё для достижения наших целей. Мы настолько сильно возвышаем наши желания, что убеждаем себя в собственной значимости. Грубо говоря, мы возводим важность нашей цели в контексте нашей жизни в слишком сильную… значимость. Вернее, придаём ей слишком большую важность. Будто она важна для всех вокруг. Будто бы моя пьеса важна для Евы или Луиджи. Нет, она ведь важна только для меня. Пьеса важна для них тоже, вероятно, но не настолько сильно, как для её автора. Потому что она в первую очередь выражает моё прошлое и является моей целью для достижения своего будущего. Я хочу сказать, что пьеса для меня – это всё. Как и театр. Ведь кто я без театра? Разве я умею что-то ещё?..

Престон сделал многозначительную паузу.

– Нет, я переполнен театром, вся моя жизнь построена на игре. И я умею изображать что угодно. Но, кажется, я слишком увлёкся. Ведь неправильно придавать самому себе такую важность. Понимаешь, я ведь допустил ошибку любого обывателя. Я переоценил значимость… самого себя! Боже, я заставил людей приносить себя в жертву ради моих интересов! Ради моей пьесы! Я заставлял тебя, я заставлял Еву, я… Я слишком увлёкся! Эта треклятая пьеса… Все те часы, которые я тратил на неё, в том числе сверх меры – я мог потратить их на… на, знаешь… на всё остальное. Я… Я мог бы быть вчера дома раньше. Мог бы вернуться домой сразу после репетиции, не задерживаясь там ради двух дурацких сцен с лютней! Я… Я мог бы быть рядом, когда бабушка умирала, и я мог бы вызвать скорую и спасти её. Но я был занят своей дурацкой пьесой.

Престон замолчал, делая глубокий вдох, а потом поднял на ошалевшего Макса красные от слёз глаза.

– Я пожертвовал бабушкой ради своей пьесы.

Вот, почему Престон не явился на репетиции. Вот, почему он не отвечал на звонки.

Его грызло чувство вины. И ещё шок. И ещё много чего.

Макс присел рядом с ним на софу. Что отвечать на этот монолог? Он не мог выдавить из себя даже стандартного «я сожалею», потому что сожаления тут было явно недостаточно. Более того – Престон наговаривал на себя вполне справедливо. Он слишком сильно упёрся в пьесу, руками и ногами.

Мог ли он видеть через изучение собственного прошлого то, что наступит в будущем? Вряд ли. Уж слишком сильно он сосредоточился на этих попытках, чтобы видеть хоть что-то.

И что ему сказать? Молчание, скорее всего, убивает Престона ещё сильнее. Но Макс надеялся, что тот хоть как-то продолжит мысль, что он даст ему крючок, зацепившись за который, Макс сможет помочь ему. Если Престон, конечно, хотел, чтобы ему помогли.

– Я.. я так хотел показать ей этот спектакль! Я боялся, что это будет моя последняя постановка, которую она увидит… Не пойми неправильно… Я знал, что ей осталось недолго и я хотел, чтобы она… ну… запечатлела мой дебют на большой сцене. Хотел показать ей, что вся эта работа…

– Просто всё пошло не по плану, – выдавил Макс.

– Да! И… я ведь всё ещё звучу эгоистично…

– Ну, ты говоришь, что она могла умереть в любую минуту и…

– И я должен был уделять как можно больше времени ей, а не мыслям о том, как я порадую её своей постановкой… Как она уйдёт на покой, зная, что у меня… есть будущее…

А она умерла даже не в твоём присутствии, – с сочувствием подумал Макс.

– Может, тогда ты… ради неё постараешься всё же… обеспечить себе будущее и не бросать театр? – попытался Макс.

– Театр – моя величайшая ошибка.

– Ты же не хочешь винить театр в том, что ты сраный эгоист, ни на минуту не задумавшийся о бабушке? – получилось как-то слишком резко. Но по-другому Престона из этого не вытащишь. Он же потонет в.. в этом всём горе и производном. А если сказать ему прямо, то…

У Макса внутри всё сжалось. Эгоист здесь ведь не только Престон.

Они оба хороши.

Только Престон остался в одиночестве, а Макс должен был Престону как-то помочь.

– Я… – Престон вздохнул. – Ты прав. Но…

– Что «но»?

– Мне теперь жить с этим. Каждый раз, смотря на эту квартиру, на эти обои…

– А разве квартира теперь твоя? – тупо спросил Макс.

– Ну, я совершеннолетний, а бабушка завещала её мне. Скорее всего. Я думаю, где-нибудь в её комнате есть документы… Чёрт, это так неправильно, говорить об этом сейчас.

– Если тебя тяготит прошлое, то постарайся оставить его в прошлом, – буркнул Макс.

– Это произошло вчера! – в сердцах воскликнул Престон.

– Со вчера прошло уже достаточно времени. Я не говорю, что ты не должен скорбеть, но… постарайся хоть немного взять себя в руки. Приходи завтра на репетиции. Отвлекись.

Престон молчал. Молчал достаточно долго – Макс уже сам начал сомневаться в том, что только что наговорил. Всё же заставлять Престона работать в такое время… Хотя нет, это было правильно.

– Всё же ваша пьеса – результат работы многих людей. Она нужна каждому из вас. Для поступления.

– Тебе Дольф это сказал, да?

– А разве это не правда? В любом случае: ты подвёл бабушку, сосредоточившись на пьесе. Но скольких людей ты подведёшь, забив на неё?

– Человек двадцать, – угрюмо подсчитал Престон.

– Вот видишь. Займись пьесой. А остальное отложи на потом.

– Я не могу отложить похороны, – отозвался Престон.

– Да, но… постановка в субботу. Сейчас вторник. Вы уже отрепетировали все сцены. Руководство можно возложить на Еву в том числе.

Макс сам не верил, что помогал Престону. Причём с таким упорством. Таким усилием. Такой отдачей. Он никогда прежде не чувствовал себя настолько заинтересованным в успехе чего-либо. Было ли это искренне? Кажется, да.

Получается, Макс не был таким эгоистичным, каким себя считал? Он явно был, ну, хоть немного искреннее, чем ему казалось. Иначе бы ему было совсем наплевать на Престона.

Ведь ему было не наплевать на Престона? Хотя, если в такой ситуации он задумался о себе…

Да уж, они оба, конечно, хороши.

Аплодисменты.

– Похоронами занимается отец, – пробормотал Престон. – Так что от меня, наверно… не знаю, что от меня требуется. Я никогда раньше не сталкивался со смертью.

– Тебе повезло, – попытался поддержать его Макс. – Но, я думаю, тебе скажут, что ты должен. А пока… лучше бы тебе завтра появиться на репетициях. Хотя бы ненадолго.

Престон глубоко задумался. И через несколько минут, всё же, согласился.

– Да, я… я приду. Обязательно.

– Вот и славненько, – отозвался Макс, пытаясь копировать манеру Дэвида завершать разговор. Получилось, правда, не очень складно и скорее как-то вымученно. – Я завтра проверю, – сурово добавил он, пытаясь сгладить эту заминку. Престон кивнул. – Я же могу оставить тебя одного?

Ему совершенно не хотелось тратить остаток дня на Престона. Скоро, между прочим, будут показывать новые серии «репутации». Это, всё же, не менее важно… Ладно, нет, это менее важно. Но Макс попросту боялся нагружать себя ответственностью сверх меры.

И Престон кивнул. Он сам хотел остаться один, ему это было необходимо точно так же, как чьё-либо присутствие какое-то время назад. Макс дал ему возможность выговориться и справиться с волной отчаяния и боли. Той, которая топила Престона последние несколько часов.

Теперь же ему предстояло справиться с самим собой. С ненавистью к себе и отвращением. И сделать пару иных важных вещей. Поэтому он легко отпустил Макса.

И тот направился к выходу. Мимо старых туфель, мимо огромного пальто, которое уже никому не понадобится, мимо вязаных салфеток на старую лестничную клетку.

– Спасибо, – кое-как выдавил Престон на прощанье.

Макс чувствовал, что это – не простая благодарность. И в ней заложено что-то ещё. Но разбираться, что именно, он не стал.

– Обращайся, – просто ответил он и пошёл вниз по лестнице.

Удивительно, что это было их первое нормальное прощание.

Макс думал об этом, пока ехал в автобусе. Думал, пока шёл по улице в сторону дома. Думал, столкнувшись с кошкой.

Кошкой.

Кошка смотрела на него с живым интересом, словно знала о том, где он был, и жаждала узнать, как всё прошло. Это напомнило Максу о том, что есть кто-то, ждущий от него отчёта. Он уже было достал телефон, чтобы позвонить Еве, как вдруг кошка повернулась к Максу спиной. И куда-то пошла.

Палец так и завис над кнопкой звонка. Кошка, кошка повернулась к нему хвостом и ушла от него. Кошка, которая постоянно таскалась за ним, которая заботилась о нём после вписки и искренне переживала, донесёт ли он пакеты из магазина… Она просто ушла.

Или не ушла.

Кошка вдруг повернулась и выразительно уставилась на Макса. Макс уставился на неё.

Она хочет, чтобы он следовал за ней? Зачем? Чтобы отвести его в Хогвартс? Сделать сейлор-воином?

Макс сунул телефон в карман, не думая ни о чём. Кошка готова поделиться с ним тайнами вселенной. И ему лучше этот шанс не упускать.

Он тронулся с места, следуя за ней буквально шаг в шаг.

Интересно, она приведёт его в какую-нибудь кошачью канцелярию? Или же к своему хозяину? Ведь, возможно, у неё есть хозяин. Она выглядит вполне ухоженной (в отличие от Престона). Или же она покажет ему свой домик. В котором лежат наворованные сокровища. Или мусор.

Кошка вела его сначала по открытой дороге, где ему то и дело попадались прохожие, оборачивающиеся им вслед. Потому что мальчик, гоняющийся за кошкой, был действительно редким зрелищем. Наверно.

Разве больше никто, кроме него, не пересекался с этой дурацкой кошкой? Разве она подходила на улице только к нему?

Неужели он теперь и правда сейлор-воин из Хогвартса?

Макса просто сжигал интерес.

Кошка, тем временем, свернула в какой-то небольшой закоулок. Они преодолели переход между двумя домами, почти узкий, и вышли на соседнюю улицу. Кошка резво пересекла дорогу, не обращая внимания на красный свет. Макс последовал за ней, не боясь попасть под машину – и ему повезло, он увернулся от едущих мимо автомобилей.

Кошка нырнула в ближайший переулок, пробежалась ещё немного и остановилась…

У помойки.

Итак, это была бездомная кошка. И она привела его… к своему дому, получается?

Кошка остановилась у переполненного мусорного бака, от которого разило как… ну, как от мусорного бака. Как ещё от него могло пахнуть. Макс прикрыл нос и рот ладонью, подходя ближе. Кошка возбуждённо мяукала. Её хвост дёргался словно в истерике. Она вертелась у самого подножья, где валялось несколько коробок.

Превозмогая отвращение (благо, любопытство было сильнее чего бы то ни было), Макс подошёл к коробкам и скинул ногой пустую, стоявшую выше всех.

И заглянул в ту, куда кошка всё норовила залезть.

В коробке мирно спали котята. Четыре котёнка.

Вернее, ему показалось, что они спали. Потому что у них не вздымалась от мелкого дыхания грудка. Не дёргались хвостики. Котята лежали совершенно без движения.

Максу пришла в голову мысль потыкать их палочкой, но в этом не было необходимости. И без этого было понятно, что котята мертвы.

– Иу, – прокомментировал он. Кошка жалобно мяукнула ему в ответ.

Видно, коробку поставили местные жители, совершенно не заметив, что тем самым баррикадируют кошке дорогу к детям. Или же они прикрыли уже мёртвых котят – ведь вряд ли кошке хватало сил и молока вскармливать их. Или же котята умерли только сейчас, а все эти дни до этого кошка пыталась позвать Макса помочь им… Хотя, это вряд ли. Ведь кошка могла догадаться позвать кого-то ещё.

Или она звала кого-то ещё?..

Макс посмотрел на кошку, у которой, внезапно, появилась драматичная предыстория.

– И давно они?.. – спросил он, будто кошка могла ответить.

Она, очевидно, не ответила.

Кошки ведь не умеют говорить.

Однако её взгляд был достаточно… красноречив. Кошки умеют плакать? Нет?

По крайней мере, кошки умеют доносить свои мысли до людей. Просто не все люди могут их прочитать.

Макс снял кофту и аккуратно подхватил кошку ею на руки, стараясь особо не касаться её шерсти.

– Пойдём со мной, кошка, – предложил он.

Гвен, конечно, вряд ли разрешит оставить ему домашнее животное, но… Он не мог бросить кошку. Котятам он уже помочь ничем не мог, но вот ей…

– У тебя есть имя, кошка? – спросил он, уставившись ей в мордочку. Кошка вопросительно глянула на него. Интересно, понимала ли она хоть слово?

Вообще хоть что-нибудь?

Вероятно, понимала. Что Макс хочет ей помочь. Хоть немного. Всё-таки она не была глупой. Не только из-за того, что носила кошачьи «очки» – отметины вокруг глаз.

– Давай я буду назвать тебя… Дарьей, – предложил он.

Дарья мяукнула в ответ. Макс аккуратнее перехватил её, завернув в кофту, и двинулся прочь из этого зловонного сквера, оставив все эти многочисленные смерти и эгоизм позади.

========== Капитан подводной лодки ==========

Распахнув дверь ванной, Гвен застала Макса сидящим на полу и читающим что-то с экрана телефона.

– Зачем тебе кошачий шампунь? – тут же спросила она, проигнорировав такие нормы вежливости, как приветствие.

– И тебе добрый вечер, – поздоровался он, убирая телефон в карман. – А сама как думаешь?

Из ванной выглянула Дарья, заинтересовавшаяся начавшимся вокруг переполохом. Последние полчаса она провела внутри этого каменного корыта, изучая его и видимую из него обстановку. К сожалению, видно было мало что; к тому же, лежавшие рядом кофта Макса и кусочки рыбы были ей гораздо симпатичнее.

– Что это такое? – спросила Гвен, косясь на кошку. Та умными глазами глянула на неё в ответ.

– Это Дарья, и сейчас мне нужно избавить её от грязи и гипотетических блох, – объяснил Макс, поднимаясь с пола. – Вообще-то, было бы ещё хорошо, если бы я обрезал ей когти… Но я не удержу её один.

– Откуда она вообще взялась? – Гвен кинула на пол пакет, украшенный эмблемой ближайшего зоомагазина. Оттуда тут же выпала баночка шампуня, покатившись по полу.

– Не важно, откуда она взялась; важно, куда я её дену, – Макс достал из пакета коробочку с ошейником и расчёску.

– О, так ты не будешь оставлять её у нас, – с облегчением выдохнула Гвен, опираясь на дверной косяк.

– Ты же не разрешишь оставить кошку, – Макс передёрнул плечами и поднялся с места. – Последи пока за ней, я переоденусь во что-то с более длинным рукавом. И тебе я посоветовал бы сделать то же самое.

– Ты думаешь, я буду помогать тебе мыть кошку?

– Дарья, – тут же ответил Макс. – Кошку зовут Дарья.

Кошка дёрнула ушками, отреагировав таким образом на своё имя. Гвен снова повернулась к ней и внимательно осмотрела. Но ничто в её внешнем виде не дало Гвен понять, почему Макс выбрал именно такую кличку. На самом деле, это действительно было загадкой, потому что на Дарью Моргендорфер кошка была похожа только «очками» – отметинами вокруг глаз. Но Максу это имя показалось, всё же, достаточно подходящим.

Гвен бы назвала эту кошку просто Кошкой и выслала подальше из дома.

Но сначала она бы поговорила с Максом как можно серьёзнее. Однако он попросту не давал ей сделать этого, постоянно перебивая её при любой попытке завести разговор. Первым делом он надел на неё спортивную толстовку, нагло взятую из её же комнаты. Затем вручил ей Дарью, перехватывая её лапки и попытался подстричь ей когти. Стрижке она, к счастью, не сопротивлялась. Возможно, понимала, что это необходимо, или же наоборот – не осознавала, весточкой к чему это было.

– Макс…

– Не отвлекай меня, – тут же перебил он, сосредотачиваясь на своём занятии и всем видом показывая, насколько ему сейчас не до разговоров.

К мытью кошки Макс подготовился основательно. Во-первых, он прочёл абсолютно все статьи на подобную тематику, которые сумел отыскать на «Вики Как». Во-вторых, он позвонил Гвен, когда она почти дошла до дома, уговорив купить шампунь для кошек. Почему она согласилась это сделать?

Она, на самом деле, и сама не знала. Может, потому что хотела пойти ему навстречу и как-то уладить конфликт. Может, потому что устала, и не восприняла это как что-то удивительное. А может потому, что Макс попросил об этом вежливо, и даже не безразлично. В его голосе – а он, на удивление, позвонил, а не отправил безликое сообщение – звучало волнение. Для него было важно помыть эту кошку. Важнее, чем помириться с Гвен.

Хотя «помириться» было неправильным словом. Они ведь, по сути, и не поссорились. Отношения между Максом и Дэвидом сейчас терпели сильные метаморфозы, и именно между ними разгорелся конфликт. Гвен же в это была почти не втянута. Она всё ещё злилась из-за того, что Макс привёл в дом девушку, но злилась не сильно. На самом деле, она даже была готова извиниться за свою резкую реакцию, но Макс не давал ей подобной возможности, руководя погружением кошки в раковину.

Дарья, как и следовало ожидать, отреагировала на воду очень неспокойно. Благо, когтей у неё не осталось; однако это не помешало ей попытаться рассечь Максу лицо. Но, всё же, обошлось без больших жертв. Более того, она довольно быстро успокоилась. В основном за счёт того, что Макс постоянно её… успокаивал.

Он общался с ней. Доходчиво, с расстановкой и даже с некоторой нежностью. Гвен почти ничего не говорила, стараясь не прерывать его единение с Дарьей. Ни разу до этого она не видела Макса таким раскрепощённым и открытым. Зато кошке это нравилось. Она даже позволила намазать её шампунем и расчесать. Но вот от каждой вылитой на неё порции воды она орала и предпринимала попытки выбраться из крепкой хватки Гвен.

– Держи её нормально! – крикнул Макс, хватая кошку за передние лапы.

– Я держу её как могу! – крикнула Гвен в ответ. Кошка тут же ухитрилась хлестнуть её хвостом по лицу. По щеке потекла пена. – Какого чёрта ты вообще притащил её в дом?!

– Разве я не имею права? – Макс с вызовом глянул на неё и тут же получил от Дарьи лапой по лицу.

– О таких вещах нужно спрашивать!

– А ты не привыкла, что я никогда не задаю вопросов?

– А ты ни разу не задумывался о том, что мы требуем задавать вопросы не просто так? – Гвен резко подняла кошку над водой, от чего она оторопела. Вода быстрыми струями стекала с неё, заливая раковину и немного кафель.

– Ты была бы против кошки, даже несмотря на то, что я не собираюсь оставлять её надолго.

– Я не против кошки, если ты оставляешь её ненадолго, – Гвен усадила Дарью в раковину, из которой уже успела стечь вся вода. Кошка тут же попыталась выбраться, но потерпела неудачу, поскользнувшись и съехав на животе вниз. Макс схватил расчёску и кинулся на Дарью.

– Просто мог бы сказать.

– А то ты не догадалась по кошачьему шампуню, – буркнул тот, отводя взгляд от Гвен.

Тут она была вынуждена согласиться. Конечно, она догадалась, что он затеял. Но это было так на него не похоже, что она совершенно не могла в это поверить. Чтобы Макс.. взял кошку с улицы? Этот Макс?

Когда ему вообще было дело до кого-то, кроме него самого?

– Ты, кстати, можешь идти, – безразлично добавил он, не отрываясь от своего занятия. Кошка более-менее успокоилась, позволяя Максу вычёсывать себя. По правде сказать, ей это даже нравилось. Она игриво выгибалась, подставляя бока.

Дверь за Гвен закрылась, но Макс уже не думал о ней. Все его мысли занимала Дарья. Ему нужно было найти на ночь для неё подходящую коробку. Да и не только на ночь. Он знал, что Дарья не останется с ним, потому что… ну, она не была ему нужна. Но он точно знал, что есть место, где её ждут.

Он аккуратно обнял кошку полотенцем Гвен (что она ему за это сделает?) и поднял над раковиной. Та испуганно прижала уши к голове, уставившись на Макса. Кажется, она пережила слишком сильный стресс.

– Пойдём, – мягко сказал он Дарье.

Когда он успел стать таким добрым?

Под кроватью Макса остались залежи коробок от подарков, изувеченные скотчем и ленточками. Именно в такую коробку он и уложил кошку, закутанную в одеяло.

– Завтра я тебя отдам кое-кому, – сказал он, направив палец прямо ей в лицо. Дарья тут же сосредоточила на нём внимание и схватила его лапками. – Но ты всего лишь кошка. И ты не можешь переживать из-за этого.

В ответ она зевнула и отвернулась от него, поудобнее устроившись в почти не пыльной коробке. Удивительно, но она даже не чихнула. Макс поставил коробку на рабочий стол, ей же подвинув ноутбук и чашки из-под кофе. Кошка уже не обращала внимания на это. Она, кажется, уснула.

Гвен тоже была на грани сна. Она развалилась на диване в гостиной, уставившись в телевизор. Серию «репутации» она уже пропустила, но её это не особо заботило, как и Макса. Гвен думала о кошке и о том, что увидела сегодня.

Макс приземлился рядом с ней, не думая тревожить. Однако она медленно повернула к нему голову и уставилась прямо в глаза.

– Почему ты такой? – вяло спросила она.

По телевизору шёл вечерний марафон клипов. Крутили какую-то попсу из восьмидесятых.

Макс сам себя ощущал в ситкоме восьмидесятых. Да и все эти посиделки с Гвен на диване перед телевизором, бездомные животные… насколько глубоко он зарылся в прошлое?

– Такой – это какой?

– Противоречивый.

Макс вскинул брови.

– Ты так разнежился с этой кошкой, – Гвен даже поморщилась. – Слишком сентиментально для тебя, не находишь?

– Невозможно противостоять шарму кошек, – возразил Макс. – Они гораздо обаятельнее людей.

– Для тебя есть что-то невозможное? – Гвен усмехнулась. Она слишком хорошо его знала.

– А что для тебя невозможное? – Попытался перехватить главенство в разговоре Макс.

Гвен посмотрела на фотографии, украшающие стены.

– Светлое будущее?.. – неловко предположила она.

– Да брось, у тебя есть я, куда ещё светлее?

Гвен улыбнулась. А затем дёрнула несколько раз головой.

– Ты согласна?

– Нет, просто песня такая, невозможно не танцевать под неё.

Макс тоже невольно дёрнул плечами. И правда: одно движение – и он уже втянулся.

Танцевать ему, на самом деле, не очень нравилось. А вот у Гвен было желание. Причём огромное. И с кошкой она намучилась сегодня недостаточно. В ней внезапно забурлила глупая энергия, подорвавшая её с места.

– Ой, ты издеваешься! – Возмутился Макс, не в силах усидеть на месте, смотря на эти жалкие потуги в танцы. – Господи, не позорься, женщина.

Он сам не заметил, как оказался рядом с ней на ковре, демонстрируя, как правильно танцуют настоящие тусовщики. Забавно, что до этого ни на фесте, ни на вписке его не тянуло танцевать или хоть как-то двигаться. Но Гвен его… раззадорила.

Он где-то слышал, что именно так работают отношения родителей и детей. Первые становятся для вторых лучшими друзьями.

– Ты хочешь устроить дэнс-баттл?

Гвен несколько раз дёрнула плечами, изображая из себя… Майкла Джексона, наверно? Макс попытался сделать волну телом в ответ, но, кажется, не был готов.

– Хочу! – с вызовом крикнул он, делая вид, что не потерял достоинства этим полу-падением.

После того, как мёртвые с живыми закрутились как пластинки – проще говоря, ещё пять песен спустя – официальный счёт оставался три-три ни в чью пользу. Макс с Гвен стояли друг напротив друга, как два ковбоя, готовые стрелять в любой момент. Или же просто готовые совершить движения при первых нотах следующей мелодии – и не дай бог это будет АББА. Потому что это была бы безоговорочная победа Гвен.

Но узнать, какие первые ноты были у новой песни им было не суждено, потому что весь их настрой сорвал ряд сходящих с ума звонков в дверь. Гвен кое-как пригладила волосы и провела руками по телу, делая вид, что белая футболка почти не просвечивает, демонстрируя незваному гостю её лифчик.

Незваный гость оказался проживающим снизу мужичком в круглых очках.

– Вы на часы смотрели? – крикнул он чуть ли не фальцетом. – Сейчас же уймите вашу вечеринку!

Он окинул критичным взглядом Гвен с её растрёпанными волосами и футболкой, испачканной кошачьей шерстью, а затем Макса, на щеке которого белели следы от срезанных когтей кошек, недостаточно острых для настоящих царапин.

– Не нагулялась ещё, да? Нарожают тут от всяких дураков, а своих-то мозгов ещё нет, вот и пожинай их плоды! – Крикнул он ей в лицо претензию, касающуюся, наверное, всех его знакомых и парочки родственников, в частности. – Уймитесь, дамочка! Опомнитесь! Угомоните своего сына! Вот что я хотел сказать!

Он развернулся и быстрым шагом потопал обратно вниз по лестнице.

Макс с Гвен недоумённо уставились на друга и, спустя секунду, рассмеялись. В лучших традициях ситкома.

– Что это было? – Гвен захлопнула за ним дверь.

– Кажется, он решил, что я твой нагулянный сын, – Макс развёл руками и тут же обернулся на дверь, с которой с поразительным для куска картона грохотом отвалился список «вещей, которые мы не делаем в этом доме».

– Думаешь, мы так похожи? – Гвен вдруг перестала смеяться и уставилась на Макса с самым серьёзным выражением лица.

– Ну, мы оба любим гулянки, оба шалили в молодости, оба не знаем, чего хотим от жизни, оба не умеем мыть котов и танцуем на одном уровне, – Макс попытался улыбнуться, но не получилось. Гвен будто задумалась о чём-то важном. – И мы оба… ну…

– Должны поговорить с Дэвидом, – подсказала она.

– Но ты же, в отличие от него, на меня не в обиде? – на всякий случай уточнил Макс.

– Ну, ты мой сын, – она как-то криво усмехнулась. – Я нагуляла тебя от Дэвида и теперь вынуждена разбираться с этим. Но… Нет, не в обиде.

Оба как-то неловко улыбнулись друг другу. Если бы они были в ситкоме, прямо сейчас все зрители за кадром издали бы умилённый вздох, а затем Макс с Гвен бы обнялись. Но люди, чей смех записывали для сериалов, уже давно мертвы, а объятия никогда не были ни завершающей точкой, ни даже запятой в любом разговоре.

Гвен улыбнулась ему. И, наверное, именно эта улыбка стала точкой.

Макс понял, что сделал круг. И теперь они с Гвен снова могут смотреть сериалы, будто ничего не случилось. Правда, время действительно было позднее. И Макса ужасно клонило в сон.

Кошка подняла голову, когда он вошёл в комнату, и проследила блестящими в темноте глазами весь его путь до кровати.

Макс ещё долго не мог уснуть, думая о Гвен. И о кошке. И о том, что завтра ему придётся ехать к Престону. Эти мысли медленно сменились полудрёмой, которую разбили звонки. Кто мог додуматься звонить человеку посреди ночи? Однако, как оказалось, уже было около двух часов дня.

– Где он? – звучал в трубке возмущённый голос Евы.

– Он там, где он должен быть, – не растерялся Макс, продирая слипшиеся глаза. Казалось, что времени совершенно не прошло, однако комната была залита мягким утренним светом, а кошка пушилась у него в ногах, не давая никакой возможности встать.

– Если бы он был там, я бы тебе не звонила! Ты обещал, что Престон явится сегодня на репетиции.

Значит, Престон не явился? До сих пор не оклемался? Или же у него ещё кто-то умер?

Макс тут же прервал сам себя. Нет, так шутить нельзя. Он тут же сделал вид, что этой дурацкой шутки не было – к счастью, вслух он её не сказал. Однако ощущение стыда уже закралось куда-то в уголок сознания.

– Ты хочешь, чтобы я насильно привёз его к вам? – поинтересовался Макс, косясь на Дарью. Мог ли он согнать это прелестное создание с её насиженного места?

– Да!

На том конце провода раздались гудки.

В любой другой день к любому другому человеку Макс бы не пошёл. Он бы просто забил на это, оставшись нежиться в кровати. Да даже если бы Престон просто заболел и решил прогуливать свои же репетиции, второй раз Макс бы ради него не попёрся на другой конец города. Но сейчас ситуация была иная.

Макс сочувствовал Престону. Не только из-за смерти родственника. Вернее, не из-за неё. Макс, к счастью, не мог понять этого, и думать о подобном не хотел. Да и дело было не в этом.

Дело было в эгоизме. И того, к чему он привёл. Макс до сих пор не мог отойти от зрелища сотрясающегося от рыданий Престона. Это было душераздирающе.

Артистично.

Интересно, мог ли он представить себе подобное, анализируя прошлое через пьесу?

Макс боялся признаться себе, что мог. Только не Престон, а он сам.

Достав из-под кровати помятую стопку листов, бывшую сценарием, он быстро пролистал её, перечитывая некоторые фразы по диагонали.