Текст книги "То, что делает нас людьми (СИ)"

Автор книги: Капитан Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Центром Пьесы был вовсе не Престон, так неловко вписанный в полный дворцовых интриг сюжет. Для Макса главным героем стал Граф, пытавшийся дискредитировать отца, чтобы заполучить его трон.

Всё это было так… эгоистично.

Эта мысль зрела в нём уже давно и сейчас достигла своего апогея.

Эгоизм убивает.

Это стоило бы писать на пачках сигарет. По крайней мере, это было бы более полезным предупреждением.

Итак, ему предстоит вытащить Престона из бездны эгоизма, тем самым спасая себя. Главное не думать о последнем.

Кошка лениво потянулась, почуяв, что Макс собирается встать, и слезла с нагретого местечка.

Макс не мог перестать мысленно называть её «кошкой». Возможно, это и к лучшему.

Кошка Дарья спокойно выдержала путешествие в коробке, в автобусе, на коленях у Макса. Всю дорогу разнообразные пассажиры то и дело косились на неё. Большинство – с умилением, хотя многие осуждали животное в транспорте. Кто-то даже пытался с ней заговорить, словно с маленьким ребёнком, но стушевался, словив на себе гневный взгляд Макса.

За один поход Макс запомнил путь до дома Престона в мельчайших подробностях, и поэтому теперь он не казался таким долгим. Макс в считанные секунды оказался перед дверью, думая, как правильно в неё позвонить, если в руках коробка. Которую, кстати, стоило бы закрыть.

Поэтому он поставил её на пол и прикрыл картонные лепестки, пытаясь хоть как-то скрыть кошку. Она должна была быть сюрпризом, однако то и дело норовила вынырнуть; Максу пришлось повозиться какое-то время с ней, присев на корточки у самой двери. Наконец, когда с этим было покончено, он распрямился и уверенно позвонил в звонок.

Престон открыл быстрее, чем в прошлый раз.

А ещё в прошлый раз он был в грязной футболке. Сегодня же он соблаговолил надеть что-то чистое и даже, кажется, причесался.

– Я пытался выйти из дома, но не смог, – драматично-обречённо выдавил он.

– Я заметил, – кивнул Макс. – Ты понимаешь, что я из-за этого страдаю?

– Кто тут страдает – так это я, – отрезал Престон и отодвинулся, давая Максу пройти.

Макс подхватил с пола коробку, которую Престону не было видно до этого, и протянул получателю.

– «Имущество лагеря Кэмпбелл», – вслух прочитал тот надпись на коробке.

Ах, да. Коробка тоже принадлежала лагерю.

– Не спрашивай. Там внутри типа подарок для тебя. Чтобы ты не страдал и всё такое, – отмахнулся движением плеч Макс, входя в квартиру и стягивая кеды.

– С чего это вдруг ты так добр ко мне? – осторожно поинтересовался Престон, принимая коробку. Та тут же зашевелилась, почувствовав движение. Дарья оказалась слишком тяжёлой для обессиленного Престона.

– Я не добр – это во-первых. И не только к тебе – это во-вторых.

Престон кое-как донёс коробку до гостиной. Макс мельком оглядел комнату, где вчера произошла великая эмоциональная борьба и с некоторым удовольствием отметил, что в ней ничего не изменилось с его уходом. Фотографии так и не вернулись на стены – более того, они были до сих пор раскиданы по полу. Журнальный столик стоял криво, ровно так, как его сбил Макс. Даже складки на ковре не изменились, будто Престон даже не заходил. Хотя одна деталь всё же выбивалась из общей картины.

На старой софе белело несколько листов документов. Почему Макс решил, что это именно документы?

Краем глаза он видел печати.

А ещё они были очень похожи на те бумаги, которые они с Дэвидом и Гвен нашли на чердаке лагеря. Бумаги на владение землёй.

Не то чтобы Максу часто доводилось видеть документы подобного рода.

Вероятно, это было завещание.

– Кто это? – тупо спросил Престон, не давая Максу пуститься в омут мыслей странного содержания.

– А? – Он обернулся, уставившись на распаковавшего коробку Престона. – Это Дарья.

– Дарья?

– Крутое имя, да? – Макс улыбнулся. – Она теперь твоя. Мне кошек нельзя держать, а тебе…

Макс долго думал, рассказывать ли Престону про котят.

У них с Дарьей ведь было нечто общее. Потеря близкого. Да и к тому же, Макс подозревал, что бегала она за ним из-за материнского инстинкта. Он где-то читал, что кошки воспринимают людей как больших котят. Возможно, это и было причиной того, что Дарья всё это время ходила за ним по пятам. А возможно, нечто другое. В любом случае, Престону эта забота была нужнее.

Да и дело даже не в заботе кошки. Дело в ней самой. Престону надо было отвлечься, но вытаскивать его силком из дома было плохой идеей. Макс это предсказывал.

Говорить Престону про трагическую предысторию Дарьи было бы ошибкой. Потому что Престон на самом деле – та ещё королева драмы. Он может воспринять это не так. Как намёк, возможно?

Проще говоря, для него это должна быть просто Кошка.

– Ты думаешь, мне сейчас есть дело до кошки? – Престон пытался выглядеть обиженным, но Дарья уже уткнулась носом ему в ладонь, и он с трудом сдерживал улыбку.

– Кофту, кстати, я забирать не буду, она уже вся в шерсти, – добавил Макс, указывая на тёмно-синий комок в коробке. – Это теперь её лежанка.

Престон подхватил кошку на руки и уставился ей в глаза. Макс тут же отвернулся, плюхнувшись на диван и надеясь, что Престон не начнёт заигрывать с Дарьей по типу «кто здесь хорошая кошка? Ты-ы! Кто здесь самый пушистый пушистик? Ты-ы!»

Кто здесь хороший такой эгоист? Мы-ы.

Макс краем глаза попытался прочесть завещание, но тут же был прерван Престоном. Он плюхнулся рядом, усадив Дарью на колени и почёсывая её между ушами.

Они довольно быстро нашли общий язык.

– Квартира же теперь твоя? – спросил Макс, кивая на бумаги.

– К сожалению, да, – хмуро отозвался Престон, в миг помрачнев. Кажется, не стоило ему напоминать об этом.

– К сожалению? Это же… квартира! Целая квартира!

Он немножечко лукавил, думая о том, что сам бы ни разу не сожалел о таком в подобной ситуации. Потому что в подобной ситуации Макс уже побывал.

Для Престона квартира стала символом его эгоизма, как для Макса – лагерь.

Интересно, будет ли мучиться Граф Максимилиан, заполучив замок в графстве Кэмпбелл?

– Да, но… я не могу здесь находиться.

Престон прокашлялся и уставился на обои.

– Всё здесь напоминает мне про мой эгоизм. Эти обои, эти фотографии, этот запах…

– Так сделай ремонт, – тупо предложил Макс, пожав плечами.

Это ведь было так просто. Зачем запариваться над всякими метафорами и подтекстами? Зачем мучить себя, если можно просто перекроить окружающее пространство и избавиться от давящего на сознание?

На словах это, конечно, звучало просто. Однако…

– Это кощунство! – Престон был возмущён до глубины души. – Это ведь… она умерла недавно, Макс. Это будет выглядеть… ужасно. Ужасно эгоистично.

Престон помрачнел и отвернулся.

– Я вообще не достоин этой квартиры, – шёпотом произнёс он. Макс только закатил глаза. – Пусть она останется нетронутой как напоминание о том, что я свёл в могилу невинную жизнь. Я буду возвращаться сюда, дабы не забывать о том, что бросить театр было здравой мыслью.

– Чтобы куда-то вернуться, нужно оттуда уйти, а с таким подходом к этим дурацким обоям ты никогда не выйдешь из дома, и будешь валяться на этом пропитанном нафталином диване и лить слёзки.

Макс резко поднялся с места и подошёл к стене. В ней отчётливо виднелась дырка от гвоздя, на котором сутки назад держался снимок в деревянной рамке. Теперь же там остались лишь рассечённые обои. Макс схватил отошедший край и резко потянул на себя. Престон вскрикнул.

– Что ты творишь?!

– Я пытаюсь избавить тебя от плохих ассоциаций, – пожал плечами Макс. – Ну, то есть, то, что ты эгоист – это хреново. Но то, что ты жалеешь себя на этой почве – ещё хуже.

– А как это связано с бабушкиными обоями?

– Смотри, это психология, – начал объяснять Макс. – Именно с бабушкой ты вырос эгоистом. Она позволяла тебе сосредотачиваться на себе. Каким-то образом. Поэтому сейчас ты должен избавиться от обстановки, напоминающей тебе о том времени, когда ты был эгоистом. И попробовать собрать уже существующие детали по-новому. Перестроить интерьер квартиры и вместе с ним себя.

– Тебе не кажется, что это звучит как полная хрень? – поинтересовался Престон. Макс пожал плечами.

– Тогда давай просто выплеснем наши чувства на этих обоях, – предложил он и резко сорвал второй кусок. Престон неуверенно подошёл к нему и тоже сорвал лист. А затем ещё один.

И это увлекло его.

Макс срывал обои метр за метром на пару с ним, абсолютно не замечая, как пачкает ковёр, софу, столик. Он рвал обои и думал том, какие же они оба уроды. Ведь, по сути, все проблемы Макса также исходили из эгоизма.

Кошка бегала вокруг, играя с опадающими на пол кусочками.

В какой-то момент Престон опустился без сил на стопку обоев. Макс приземлился рядом, чувствуя, как ноют пальцы и в особенности ногти.

– Легче? – спросил он у Престона, поворачиваясь к нему.

Престон невнятным движением провёл по волосам, несколько раз расчесал их пальцами и закрутил над головой в кичку, которая тут же расплелась. Покрытые кусочками штукатурки волосы мягко опали на плечи, лицо, и Престон снова откинул их назад. Всё это время его грудь тяжело вздымалась от сбитого дыхания. Да и сам он выглядел сбитым с толку.

– Легче, – выдохнул он. Дарья подошла к ним и начала было ласкаться к Максу, но Престон тут же подхватил её и усадил себе на колени. Она с неохотой ответила на его почёсывания и поглаживания, всё это время сверля взглядом бывшего хозяина. В её глазах так и читалось осуждение.

– А теперь так со всеми остальными комнатами, – Макс поднялся с пола и потянулся, разминая кости.

– А как же репетиция?

– А, то есть теперь ты хочешь на репетицию? – настроение Престона менялось слишком часто и слишком резко. Максу начинало казаться, что что-то из своих состояний тот просто разыгрывает. Но вот какое именно?

Как он ощущал себя на самом деле?

– Ну… – Престон запнулся. – Я хочу сейчас… переключиться на что-то другое. На другого человека. Если ты понимаешь, о чём я.

Макс постарался не воспринять это неправильно; Престон смотрел куда-то в сторону, всё ещё раскрасневшийся от внезапной физической активности. В руках у него было несколько обрывков.

– Не понимаю.

– Даже в пьесе я играю самого себя. Мне хочется сменить амплуа. Образ. – Престон уставился на обрывки обоев. – На самом деле, я даже знаю, что нужно делать.

Он убежал на кухню и вернулся уже с чёрным пакетом для мусора. Кинув короткое «помоги мне», он начал набивать мешок обрывками. Те, что покрупнее, он пытался разорвать на более мелкие части, и в большинстве случаев это даже почти получалось. На пол летел белый порошок штукатурки, и вот уже весь старый ковёр покрылся пудрой. Дарья утыкалась в неё носом, чихая, а Макс пытался уловить идею Престона. Однако это ему давалось с трудом. К счастью, Престон своей идеей очень сильно загорелся, и у него явно чесались руки исполнить её как можно быстрее.

Когда пакет был почти полностью заполнен, а обоев на полу не осталось, Престон за руку потащил Макса прочь из квартиры. Останавливались они только в коридоре, дабы надеть кеды, но и это не заняло много времени. Дарья попыталась выскочить из квартиры вслед за ними, но Макс вовремя закрыл за собой дверь. Вряд ли бы кошка сбежала из дома – всё же она была достаточно умна, чтобы не делать этого – но перестраховаться надо было обязательно.

Престон крепко держал Макса за тонкое запястье; его пальцы, кожа были шершавыми и холодными, отчего казалось, что руку в тиски заключила статуя. Однако это было бы приятнее, чем если бы Престон хватал его мокрыми руками. Или если бы Престон схватил его за ладонь.

Они неслись вверх по лестнице, спотыкаясь о пакет, о шнурки.

– Я – эгоист, не ставящий ни во что родственников, – на ходу пояснял Престон, пытаясь побороть отдышку от быстрого подъёма.

Мы оба, – подумал в ответ Макс.

– Но я знаю кого-то, кто… кто не такой! Я хочу сыграть это!

– Че-че-чего? – кое-как набирая кислород в лёгкие, спросил Макс.

– Если я смогу выбраться хотя бы на время из этого… то я… смогу выбраться потом!.. – Престон глотал слова то ли от того, что запыхался, то ли от того, что не мог их подобрать.

Они остановились только на последнем этаже, у маленькой лесенки, ведущей на крышу.

– Я всё ещё не понимаю, что ты хочешь сделать.

– Ну, просто смотри.

Престон сунул Максу мешок и быстро забрался наверх. Удивительно, что люк не был закрыт или хоть как-то закреплён. Неужели жители этого дома не боятся вообще ничего? Как только ноги Престона исчезли в люке, оттуда тут же выглянула его голова и потребовала мешок. Передав на удивление тяжёлый пакет, Макс залез следом.

Он никогда раньше не видел их город с такой высоты. Не то чтобы здесь было очень высоко, однако… однако всё же достаточно высоко, чтобы осмотреть весь район. С Эред они видели только небольшой край, а сейчас перед Максом и Престоном расстилался живой квартал. Погружаясь в сумерки, он медленно наполнялся мерцанием окон и фонарей. Люди внизу мельтешили, редея; скоро улицы совсем опустеют.

Престон встал почти у самого края.

– Э.. ты только это… не прыгай, – предостерёг его Макс, подходя ближе. Если бы Престон умер сейчас – это было бы очень неловко. И неприятно.

– Я не собираюсь, – Престон повёл плечами и распахнул пакет. Сделал глубокий вдох.

Макс уже видел подобное. Лицо Престона переменилось. Сначала на него будто легла непроницаемая маска, а затем… затем брови нахмурились, а губы сжались в плотную линию. Престон закрыл глаза и сделал рваный вдох носом.

А затем достал из пакета горстку обрывков и кинул их с крыши. Рваные обои быстро полетели куда-то в сторону, особо не думая о слабых порывах ветра. А Престон уже держал в руках следующие обрывки.

– Я чувствовал себя как капитан подводной лодки в северном море, которую обстреливают со всех сторон, – вдруг крикнул он. Хотя «крикнул» было бы слишком сильным словом. Его голос звучал спокойно. Отрешённо спокойно, с небольшими нотками боли и даже злобы. – Не успеваю заделать одну пробоину…

Престон резко дёрнул рукой, кидая обрывки с крыши

– …как возникает другая.

Ещё несколько обрывков стремительно полетело вниз.

– Ариана бежала с поля боя…

И снова бросок.

– Классовый враг размахивал флагами кока-колы…

Очередная порция обоев взмыла в воздух.

– …А ветер перемен сдул накопления моей матушки.

Престон вскинул мешок и вытряхнул оставшееся с крыши. Следом за остатками бумаги из пакета рассыпались крошки штукатурки, полетевшие вниз плотным строительным облаком. Возможно, внизу уже начались волнения, только их не было слышно. Да и не так уж это было важно.

Макс напрягал мозги, пытаясь вспомнить, откуда этот монолог.

– «Гуд бай, Ленин!» – пояснил Престон, отходя от края и присаживаясь рядом с Максом на ближайшую коробку.

Ветер перемен слабо трепыхал его волосы, но это было почти незаметно.

– Главный герой из кожи вон лез, чтобы сохранить для своей умирающей матери иллюзию счастливой реальности, – пояснил Престон.

– И это помогло? – уточнил Макс, никогда прежде даже не слышавший о подобном фильме. Какого он года, интересно?

– Относительно. Она, по крайней мере, умерла не в одиночестве.

Престон ещё какое-то время сидел в тишине, делая какие-то выводы про себя. О чём он думал? Макс не мог залезть к нему в голову; он также не решался делать никаких предположений, потому что уследить за ходом мыслей этого парня было просто нереально. Но Макс искренне надеялся, что следующая идея Престона не будет содержать в себе никаких прыжков с крыш.

Возможно, он думал о том, что в квартире ещё полно обоев. Возможно, думал о том, что… да о чём он ещё мог думать?

Мысли Макса до сих пор не покидали лагерь. Мысли Макса были полны Дэвидом. И даже сейчас, пытаясь думать о настоящем, Макс непременно возвращался к прошлому, к тому самому разговору, смакуя все те моменты, когда он мог сказать всего несколько слов – других слов – и повернуть весь ход этой истории.

Но ведь прошлое уже не изменить, да?.. А вот на будущее повлиять было можно.

Эту мысль, наверное, стоило бы донести до Престона, если бы Макс мог сам её осознать.

Будущее – это приезд Дэвида. Будущее – это отпуск Гвен. Будущее – это постановка Пьесы. Будущее – это завтра. Будущее – это сейчас.

И если перестать зацикливаться на прошлом…

Но ведь нельзя просто забить на него? Престон писал пьесу потому, что хотел разобраться в себе через призму прошлого. Но эксперимент был неудачен. Он провалился. Он не выявил свой эгоизм, пока тот не убил его бабушку. Так значит, может, стоит забыть о прошлом совсем?

Это было сложнее тригонометрии.

– Завтра похороны, – слегка отрешённо сообщил Престон.

– Здорово, – не особо слушая его, отозвался Макс.

– Я не хочу идти туда один, – продолжал Престон.

– Не иди.

– Нет, в смысле… ты бы не мог пойти со мной?

Макс даже головы не повернул. Какая-то его часть задалась вопросом о рациональности этого действия, но другая уже настолько привыкла к необдуманным решениям, что он просто не придал первой значения. Почему бы ему не согласиться?

Ведь, в конце концов, он уже ввязался в это приключение, и было бы нечестно бросать его на полпути.

========== Зачем солнцу солнцезащитные очки? ==========

На кедах Макса осталась штукатурка. Небольшой слой, к счастью. На самом деле, это даже не было особо заметно. Но, тем не менее, это было вторым аргументом в пользу поиска по всей квартире чёрных кроссовок. На похороны ведь ходят в чёрном.

На самом деле, на похороны ходят в костюмах. Это же торжественное мероприятие? Однако Макс не был уверен, что у него найдётся хоть какой-либо приличный пиджак и уж тем более строгие штаны. Одолжить их из шкафа Дэвида не было возможности – все его костюмы не подходили Максу по размеру. Был ещё вариант с костюмами Гвен, но они были женского покроя, и смотрелись бы на нём просто нелепо. Да и к тому же, они тоже были велики ему.

– Ты куда подорвался в такую рань? – поинтересовалась Гвен, подавляя зевок. Она уже была в полном офисном облачении, готовая идти в бой.

– Да никуда, – пожал плечами Макс.

– Сейчас семь утра, лето, – она скептически выгнула брови. – Ты в это время обычно спишь.

– Ну… у меня есть одно дело, – Макс неоднозначно повёл плечами. Ему совершенно не хотелось говорить ей, куда он идёт. Не то чтобы он стеснялся, просто это казалось слишком личным. Он до конца не был уверен в своём решении пойти на похороны. Тем более чужие. Тем более с Престоном.

– И? – подтолкнула его Гвен, уставшая от подзатянувшейся паузы. – Какое?

– Не важно. Ну, пока не важно, – Он был уверен, что рассказать потом о том, что было, будет легче, чем говорить о том, что будет. Правда, эта схема не всегда работает. Всё же с Дэвидом не прокатило. Но похороны ведь не вечеринка. – Важно то, что это поможет мне помириться с Дэвидом.

– А разве вы не помирились? – Гвен наклонилась и подцепила пальцем заднюю часть туфли, пытаясь влезть в неё.

– Относительно. Не забивай этим голову, – посоветовал Макс, поворачиваясь в сторону своей комнаты. Чтобы успеть, он должен был выйти через полчаса, однако на данный момент он успел только побывать в душе.

– Хорошо, – слегка ошарашенно ответила Гвен и махнула ему рукой. – Бывай.

И ушла на работу.

В целом, это было к лучшему.

Макс, какое-то время изучив взглядом дверь, вернулся к своему занятию: поиску подходящего облачения.

Искать что-либо строгое в его гардеробе было бесполезно. В его жизни было слишком много хаоса и слишком мало разнообразной одежды. Да и одежды в принципе. Пришлось покопаться, чтобы обнаружить хотя бы чёрные джинсы.

Макс напомнил себе купить новую кофту; старая теперь обитала в доме Престона и служила уже знатно потрёпанной постелью для Дарьи.

Откинув в сторону джинсы, в которых они совершали акт вандализма по отношению к старинным обоям, Макс услышал краем уха слабый стук. Несколько секунд он стоял в ступоре, а затем вынул из кармана кусочек обоев. Видимо, он засунул его в карман, когда по инерции запустил туда руки, сидя на крыше. Эта дурацкая привычка никак не желала покидать его. Хотя, была ли она дурацкой?

Макс пристально осмотрел кусочек обоев. При малейшем движении пальцев остатки штукатурки осыпались с задней его стороны мелкими кусочками. Сами обои представляли собой обрывок бумаги с изображённым на нём цветком. И это было… мило?

Макс отложил этот маленький осколок воспоминаний на стол, и без того загромождённый разнообразным хламом, вроде диска, баллончика, и всего прочего, что он собрал за эти почти что две недели.

Время летело так незаметно.

А у Макса всё ещё не было никакого чёрного верха. Кроме, разве что, футболки, подаренной Эред. Буквы SSW на ней было почти не видно – видимо, они светились только в темноте – и Макс, недолго думая, натянул её. Кто вообще обратит на это внимание? И кого это оскорбит?

Не то чтобы он как-то скорбел по погибшей. Он шёл поддержать Престона. А если в процессе удастся вывести его из себя – ну хоть немножечко – и послушать забавные крики… Это будет просто невероятно.

Взглянув на себя в зеркало перед выходом, Макс отметил невероятную глубину кругов под собственными глазами. Что ж, ещё одна деталь в его образе. Недостаточно серьёзном, для похорон, но всё же образе.

В этот раз кошка не поджидала его у подъезда, не шла за ним следом и не мозолила мысли своим существованием. Кошка нашла себе дом. Кошка отпустила свою потерю, переключила энергию на что-то иное и это, наверное, было хорошо.

И Максу тоже стоило переключиться.

До места встречи ему пришлось снова добираться на автобусе.

Престон уже ждал его у входа в небольшую церквушку, постоянно нервно поглядывая на часы.

Удивительно, каким опрятным он был сегодня. Правда, как и Макс, он не нашёл костюма – или не стал искать – однако чёрная рубашка поверх чёрной водолазки вполне компенсировала отсутствие чего-то более строгого. Непослушные волосы были собраны в несильный хвост, сделанный явно без особых усилий, для приличия. Престон нервно переплетал пальцы, постоянно поглядывая на дорогу, на время, на собственные ботинки, и, только увидев Макса в полуметре от себя, смог издать расслабленный выдох.

И то не совсем.

– Ты что-то слишком рано, – съязвил Престон вместо приветствия. – Не мог прийти минут на, не знаю, тридцать позже?!

– И тебе привет, – буркнул Макс в ответ, стараясь не выйти из себя.

Он предполагал, что Престон будет ещё неадекватнее, чем раньше. Нет, он, конечно, надеялся, что на таком торжественном и значимом мероприятии Престон будет хоть немного сдерживаться, но, как видно, эти ожидания не оправдались.

У Престона вокруг ногтей алели небольшие кровавые подтёки.

– Ты долго ждал? – тут же пытаясь сгладить своё опоздание (всего на пять минут!), поинтересовался Макс.

– Достаточно, – холодно ответил Престон и тут же заложил за спину руки, поймав на них мимолётный взгляд Макса.

– …звиняй, – пробормотал тот в ответ, снова поднимая глаза на лицо Престона. Слегка бледное, с тёмными кругами под глазами – самое уставшее лицо на свете. И это самое лицо сверлило лицо напротив взглядом, заволоченным пеленой болезненного отчаяния.

– И… ты серьёзно пришёл в этом? – Престон ткнул в букву S, расположенную на футболке в районе солнечного сплетения. Макс поёжился.

– Это самое чёрное, что у меня было, – проворчал он, откидывая его руку. – Ты не лучше.

Престон со стоном закатил глаза и какое-то время простоял в этой драматичной позе. Возможно, он думал. Возможно, мысленно сокрушался на Макса всеми возможными ругательствами.

– Ладно. Ладно! Эту проблему я могу решить! – попытался успокоить Престон себя, зажмурив глаза; он будто надеялся, что футболка по волшебству превратится в рубашку. – Пойдём.

Прежде Макс в подобных местах не был. «Подобные места» – это, конечно же, места, связанные с похоронами и смертью. Не считая кладбища, на котором Макс гулял пару раз, и операционного стола, близь которого Макс стоял (сколько людей, по статистике, гибнет под ножом хирурга?..). И если первые два особых эмоций не вызывали – потому что были привычными – то сейчас по коже Макса бегали мурашки, а в животе неприятно тянуло.

Стены похоронного агентства были увешаны пугающими фотографиями, изредка разбавляемыми лицензиями. Интересно, за что вообще награждают морги? Лучший плотник года? Максу не очень хотелось вчитываться, и в этот раз волнение поглотило любопытство.

В какой-то момент Престон резко свернул с пути, юркнув в какую-то комнату. Максу пришлось поспешить, чтобы проскользнуть между косяком и дверью, дабы не быть прибитым последней к первому.

Комната оказалась туалетом.

– Э-э-э… Престон?

Престон остановился у раковины и начал нервно мыть руки. Макс подождал какое-то время, стараясь не злиться. Он решил, что бездействие сейчас – лучшая тактика. Да и Престон был более прямым и спокойным, если его не перебивать.

– Снимай футболку, – выдавил Престон, стряхивая с рук капли воды.

Кровоподтёки на пальцах исчезли, но кожа вокруг ногтей всё ещё была красной. Да и сами руки были алыми – вероятно, из-за температуры воды. Она была настолько ледяная, что Макс мог это почувствовать, просто стоя рядом.

– Чего? – тупо переспросил он.

Снимать футболку? Престон нашёл очень неподходящее время и место для подобных предложений.

– Ты же не пойдёшь в этом? – Он указал на футболку, буквы на которой слабо засветились.

– А что не так с этим? – вопросом на вопрос возразил Макс.

– Это похороны! Существует определённый дресс-код…

– Я в чёрном. Какие у тебя ещё претензии?

Престон раздражённо фыркнул.

– Мог бы отнестись с большим сочувствием! Всё-таки, это… Это важно. Я понимаю, что тебе по большей части всё равно на неё, но хотя бы ко мне отнесись с уважением.

А тебе-то что мешало прийти непосредственно в костюме? – мысленно возмутился Макс. Престон, очевидно, не придал большого значения своему внешнему виду, создав лишь видимость старания над собой. Конечно, его можно было бы понять. Наверное. Как там говорят? Ему сейчас тяжело. Но это не отменяло того, что…

Нет, может, Престон и был прав. Максу бы стоило выглядеть хоть немного официальнее.

– И в чём же я пойду, если не в футболке? – сдался наконец он.

– Ну… – Престон немного замялся, теребя верхнюю пуговицу рубашки. А затем, прокашлявшись, провёл по самой рубашке руками. – В этом.

Макс удивлённо вскинул брови. Престон готов ему отдать собственную рубашку? Которая, к тому же, может быть велика Максу. Намного.

– И футболку снимай, – добавил Престон, не заметив никакого сопротивления. И начал сам расстёгивать пуговицы.

Макс какое-то время стоял, схватив край футболки, не уверенный, стоит ли это делать. Он очень редко раздевался перед другими людьми. Даже перед Эрин, по сути, он не особо оголялся. В туалете было прохладно, и потому по коже бегали мурашки. Только из-за холода.

– Живее, – поторопил его Престон, стягивая рубашку. – Или мне отвернуться?

Он звучал достаточно раздражённо, хотя покрасневшие щёки выдавали его волнение.

С чего это вообще стало для них проблемой?

Макс одним движением стянул футболку и, кинув её на раковину, протянул руку за рубашкой. Престон на какое-то мгновение завис.

– В чём проблема? Гони рубашку, холодно.

Рубашка Престона была очень мягкой. Что было удивительно, при том, что она была выстирана и выглажена. А ещё от неё ничем не пахло. Странно, Макс почему-то был уверен, что Престон пользуется одеколоном. На деле же ткань пахла… человеком. Престоном, в данном случае.

Макс быстро застегнул все пуговицы и кое-как закатал рукава, явно бывшие слишком длинными для него. А затем взглянул на себя в зеркало.

Презентабельнее выглядеть он не стал. Скорее, даже, наоборот. Не хватало только засунуть руки в карманы, в которых, к сожалению, уже не было места.

– Тебе идёт, – прокомментировал Престон, аккуратно складывая футболку и пряча её в небольшую сумку. Правда, как он сделал этот вывод, было непонятно: Престон будто специально не смотрел на Макса.

И это немного напрягало. Но не настолько, чтобы задумываться об этом дольше нескольких секунд.

– Теперь тебе легче?

– Да, спасибо, – Престон слабо улыбнулся, но тут же помрачнел. – Для меня это правда важно.

– М, ладно, – пробормотал в ответ Макс.

Престон отвернулся к зеркалу и поправил причёску. А затем протёр глаза.

– Я не хочу их видеть, – вдруг тихо сказал он.

– Кого? – не понял Макс.

Других гостей? Агентов похоронного бюро? Престон мог иметь в виду что угодно.

– Никого. Ни ребят из пьесы, ни родственников, ни… – Престон глубоко вздохнул и повернулся к Максу. – Всё вокруг делает вид, будто бы ничего не случилось. Но ведь случилось! Случилась катастрофа. Но, я уверен, не ты один не удосужился подумать над одеждой дольше пяти минут.

– Ну, знаешь… – Макс не решился высказать, что думал над одеждой он явно дольше. – Тебе не кажется, что это не та ситуация, в которой внешний вид важен?

– Чёрный – символ скорби, – Престон нахмурился.

– Ты настолько уверен, что скорбишь тут только ты? – вдруг с вызовом спросил Макс.

Спросил, скорее, у себя.

Получалась интересная ситуация. Ещё неделю назад Макс думал о том, что Престон не имеет никакого морального права на их общие воспоминания. Но теперь Престон заявляет ему почти идентичную вещь. И Макса это, внезапно, злит.

Нет, он не раз пресекал свою ревность к пьесе – потому что понимал, насколько он неправ. Но Престон, кажется, не думал о подобном. Престон ухитрялся продолжать излучать эгоизм в этой ситуации.

И его заморочки насчёт одежды исходили из желания сделать всё траурным внешне. Макс не хотел углубляться в психологию; но насколько его внешнее состояние соответствует внутреннему?

Престон, тем временем, задумался. Нахмурил брови.

– Я… Нет, конечно, нет, – он даже, кажется, слегка покраснел.

– И разве мы не опаздываем? – Макс выразительно посмотрел на Престона.

Тот кивнул и покинул уборную. Макс поспешил за ним.

Он не был уверен, что должен был ощущать здесь. Определённую тоску и даже тяжесть это место безусловно навевало. Однако, всё же, Макс был далёк от этого горя. И во всей этой ситуации сочувствовал больше Престону. Всё же, он страдал. В своей, своеобразной манере.

Залезть в голову Престона Максу не представлялось возможным. А внешне казалось, что Престон переживает скорее из-за своей судьбы и даже имиджа, нежели из-за непосредственно смерти. И это немного напрягало. С другой стороны, Максу казалось, что отношения у Престона с умершей были не самые лучшие. Ещё в лагере – удивительно, что Макс это помнил – Престон не выделялся особой любовью к бабушке.

Макс, конечно, не мог уверенно заявлять ни о чём, однако у него сложилось впечатление, что любовь бабушки Престона к самому Престону была по большей части односторонней.

Но он не мог судить об этом ни с какой стороны, потому что у самого Макса никогда не было бабушки. Ну, она была, но он её не знал, да и сейчас не особо хочет, если она всё ещё есть.