Текст книги "То, что делает нас людьми (СИ)"

Автор книги: Капитан Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Резюмируя, можно было сказать, что Макс не мог понять Престона. Но, несмотря на это, он был готов его… поддержать? Да, это странно, но Макс не мог оставаться равнодушным к этой ситуации. Получается, он сочувствовал Престону, причём не просто как человеку в беде, а как другу.

Все эти размышления разрывали ему голову. Их стоило оставить.

– Чёрт.

Престон остановился у самого входа в главный зал. Сделал глубокий вдох.

– Чего там?

– Мне нужно отойти поговорить кое-с-кем, – пробормотал Престон, оставаясь на месте. Он не двигался. Стоял как вкопанный.

– Ну… отходи? Я разрешаю? – после недолгой паузы ответил Макс.

Престон… боялся идти навстречу кому бы то ни было. Он боялся предстоящего разговора – или даже предстоящей встречи. Понять бы только, с кем. Однако, он переборол это и смело шагнул к мужчине, стоявшему недалеко от непосредственно гроба.

Макс искренне пытался не подслушивать. И сначала у него даже почти не было поводов для этого. Но потом тихий разговор начал переходить в громкий, и обрывки фраз стали долетать до Макса, проясняя происходящее.

Высокий мужчина в костюме, носивший тронутую сединой бороду, оказался отцом Престона. Макс мог бы понять это по внешним сходствам, по общим повадкам, по схожему тону разговора, по привычке быстро срываться чуть ли не на крик; однако ключевым было нежелание Престона разговаривать с этим человеком.

Макс раньше ведь никогда не задумывался, почему Престон живёт с бабушкой. И почему Престон упомянул завещание. Раньше казалось, что Престон был просто единственным родственником, и потому был вынужден ухаживать за ней. Однако, оказывается…

– Папа ругается, что Престон привёл тебя, – раздалось откуда-то снизу.

Вернее, не снизу. Заговорившая девочка была Максу примерно по грудь, хоть и выглядела лет на десять.

– Чегось?

– Ну… – девочка махнула головой в сторону перешедших на высокие тона Престона с отцом. – Папа считает, что тебе тут не место, а Престон говорит, чтобы он сказал это тебе в лицо. Но папа не хочет, поэтому я скажу.

В целом, Макс не мог поспорить с данным тезисом. Он не подходил даже под категорию близких друзей Престона, что делало его лишним на данной церемонии. Но вот он был здесь, как и эта девочка, облачившаяся в тёмную школьную форму, будто бы это был единственный имеющийся у неё траурный наряд.

– Тебя не учили не лезть в чужие дела, не так ли? – фыркнул Макс, не чувствуя, на самом деле, никакого раздражения. Пока.

– Это и мои дела тоже! – насупилась она. – Престон – мой брат. Хотя мама говорит, чтобы я его так не называла.

– И почему же?

– Потому что она только моя мама, – пояснила девочка.

– Вот как.

Значит, у Престона есть сводная сестрёнка, которую просят не называть его братом. Потому что, видимо, мама этой маленькой балаболки не любит ни бывшую своего мужа, ни её сына. Получалась какая-то драма.

– А ещё мама сказала, что хорошо, что бабушка умерла, – на этих словах девочка нахмурилась и уставилась в пол.

– Почему хорошо? – подтолкнул её к мысли Макс. Девочка выглядела так, будто усиленно над чем-то думала.

– Мама сказала, что без бабушки у нас появится новая квартира, – медленно проговорила она, приложив пальчик к губам.

– Логично, – пожал плечами Макс. – Но не совсем верно.

Девочка ещё какое-то время усердно над чем-то думала, уставившись на свои туфельки.

– Анжела! – с другого конца зала к девушке уже спешила высокая женщина. – Что ты тут делаешь, сладенькая моя?

– Разговариваю с другом Престона, – честно ответила Анжела, вставая на носочки и, видимо, подставляя матери щёчку для поцелуя. Мать же, однако, просто взяла её за ручку, а затем одарила Макса надменным взглядом поверх своих очков.

– Нечего тут непонятно с кем болтать, – бросила она, уводя дочь прочь. Та напоследок махнула Максу рукой.

Забавно, – отметил про себя Макс.

Мадам мачеха Престона была облачена в чёрное платье, наименее подходящее для мероприятий подобного рода – юбка чуть выше колен и глубокое декольте не вписывались в общую картину скорби. И даже чёрная шляпка не делала её образ менее развязным. В сочетании с солнцезащитными очками от Гуччи, которые она непонятно зачем нацепила в помещении (уж явно не для того, чтобы скрывать слёзы), всё это выглядело до нелепого гротескно, смехотворно, а также…

Создавало ощущение фальшивости всего происходящего.

Никто из семьи Престона не был одет подобающе, но Максу всё равно пришлось переодеваться. Хотя, дело ведь не во внешнем виде, а в ощущениях?

По ощущениям Анжеле и мадам Гудплей было просто наплевать на покойную. С Престоном было сложнее. А вот с его отцом…

Макс постарался не думать о том, что испытывает человек при смерти родителя.

Но мозг уже начал упорно выдавать ассоциации разного калибра. Например, что он будет делать, если погибнет Дэвид? Рано или поздно это ведь всё равно случится. Лучше, конечно, поздно. Было сложно представить какие-либо иные эмоции, кроме опустошения и горя. Да и вообще представлять смерть было… немного болезненно. Но вот другой вопрос: в каких отношениях они будут на тот момент?

Макс ведь с лёгкостью может разругаться с Дэвидом. Или же поумнеть со временем.

Поумнеть?

Макс почти признался в том, что он нынешний – полнейший дурак. Какая-то его часть всё ещё не была согласна с этим. Однако, в целом, это было правдой.

Внезапно Максу пришла на ум иная мысль. Ведь если Престон жил с бабушкой один, то… вряд ли его отец так уж был близок с ней в последние годы.

А как Макс поведёт себя, узнав о смерти кого-либо из своих биологических родителей? Вряд ли он будет скучать, конечно. Он, к счастью, почти выкинул их из головы. Это был тяжёлый период его жизни. Но всё же… Некоторая эмоциональная связь между ними присутствовала. Да, фактически, для него нет разницы – существуют они или нет. Но Макс не мог думать цинично… в этом направлении.

Дэвид оказал на него достаточное влияние, и по крайней мере в отношении мыслей о семье Макс старался быть аккуратнее.

Но если с его биологическими родителями и случится что-то, он обязательно придёт в очках. Чтобы его, как минимум, никто не узнал. Или вообще не придёт. Будет лучше, если он даже не узнает об этом, если оно произойдёт.

В конце концов, мы все когда-нибудь умрём.

Макс снова глянул на спорящих Престона и мистера Гудплея. Если это, конечно, была его фамилия. Их ругань всё ещё была на порядок громче обычного разговора, что позволяло легко понимать причину их конфликта.

– У меня Есть Завещание, – повторял Престон, делая особый акцент на каждом слове. – И я ни при каких обстоятельствах не отдам принадлежащего мне.

– Принадлежащего тебе? Да какое право…

– Моральное! Юридическое! Я единственный скорбящий здесь человек!

– Единственный! – Внезапно мистер Гудплей перешёл на агрессивный шёпот. Ещё какое-то время он что-то втолковывал сыну, на что получил окончательный ответ, звучащий как:

– В отличие от вас, я пришёл сюда отправить человека в последний путь. Я не хотел заводить разговор о квартире или наследстве, но ты меня вынудил. И это делает уродом именно тебя.

А затем, не дожидаясь возражений, повернулся по направлению к Максу. Выглядел он расстроенным и злым одновременно. Престон вообще был богат на эмоции.

В течение всей церемонии Престон старался держаться как можно ближе к Максу и как можно дальше от своей семейки. Разве что один раз ответил Анжеле на приветственное помахивание, которое, кажется, было адресовано не столько ему, сколько Максу. Большая часть действия проходила будто бы в спешке. Даже священник, казалось, зачитал своё слово слишком быстро. Ни Престон, ни его отец не были многословны, хотя оба были богаты на мимику и эмоции. Каждый из них высказался коротко и по делу, будто бы и не отрицая, что всё происходящее было формальностью, соблюдаемой через «не хочу».

Конечно же, никто не хочет выступать на похоронах. Но, в целом, Макс мог понять их. С момента смерти прошло несколько дней, и большинство эмоций притупилось, исказилось. А на смену им вернулась некая холодность. Макс понял, что никто в этой семье не был в достаточно близких отношениях с бабушкой. Это печалило.

А ещё наводило на мысли.

Макс для себя твёрдо решил, что, если придётся, он зачитает лучшую речь, на какую только способен. И включит в неё абсолютно всё. Возможно даже, этот день.

Пример того, как, что называется, делать не надо.

Выходя из похоронного агентства, Макс мысленно поставил табу на эту тему на ближайшие лет тридцать.

Всё.

Баста.

– Знаешь, – вдруг сказал Престон, когда они шли мимо парка. Асфальт под ногами был на удивление тёплый, да и в целом высокая температура в чёрной одежде ощущалась очень остро. – Всё прошло нейтральнее, чем я думал.

– Нейтральнее? Ты повздорил с отцом, – напомнил Макс, не особо понимая, чего Престон вообще ожидал.

– Да, но мы давно с ним ссоримся. Он был достаточно предсказуем и прошёлся по всем темам, к которым я готовился, – Престон покачал головой. – Я переоценил его. Надо было сосредоточиться на другом.

– Ты так говоришь, будто бы сходил на экзамен.

– Ну, что-то вроде. Испытание моих нервов. Я же ужасно боялся этого разговора. А в итоге будто бы ничего не произошло.

– И его костюм даже не испортил похороны? – съязвил Макс. Престон слабо улыбнулся в ответ на это.

– Нет, не испортил.

Они прошли несколько метров прежде, чем Престон снова заговорил.

– Отец меня ненавидит. И постоянно пытается задавить отцовским авторитетом. Когда, конечно, говорит со мной.

– А вы редко говорите?

– О-очень редко, – Престон угрюмо покачал головой. – Я с детства с бабушкой; но ты же себе представляешь, каково это? Она почти потеряла слух, когда я к ней переехал и, по факту, я жил один и заботился о ней же. Отец приезжал раз в месяц. Даже реже. Завозил какие-то лекарства, вроде как проверял, как там я. Но, по большому счёту, ему было всё равно. Его волновали – и продолжают волновать – только материальные ценности.

– Сочувствую, – выдавил Макс. Ему было тяжело отвечать на эту тираду. Во-первых, это был явно не конец, но Престон сделал выразительную паузу. Значит, надо что-то сказать. Во-вторых – Максу было интересно, какой Престон сделает вывод.

– Отец ненавидит моё увлечение. Отец ненавидит мой круг общения. Он ругался из-за того, что я привёл тебя, а на мои аргументы наговорил… – Тут Престон замялся и даже слегка покраснел. – Всякого, в общем. Говорил, что я не смогу распорядиться квартирой… Лучше бы он вообще забил на моё существование.

– Думаешь, он совсем за тебя не переживает? Всё же он, ну, заботится о тебе…

– Он заботится о том, как бы выглядеть покруче перед мамой, – Престон пнул валяющийся на дороге камень. – Когда они разводились, он ухитрился добиться того, что её лишили прав, а я остался с ним. И всё это лишь для того, чтобы плюнуть ей в лицо.

– Почему её не было, кстати? – поинтересовался Макс, не зная, насколько это тактично.

– Последние пару лет до неё не дозвониться, – Пожал плечами Престон. Кажется, его это не задело. – Ей как-то стало наплевать. Но я особо не переживаю. Ну, то есть… – Он снова замялся. – У тебя же тоже родители… не заботятся о тебе, да? Ты меня, наверное, понимаешь.

В этот раз пришла очередь Макса пинать камень. Он сделал этот пинок с особым рвением, замахнувшись как можно сильнее. Камень улетел достаточно далеко и, отскочив от поребрика, выскочил на дорогу.

– У тебя слегка устаревшая информация, но да, понимаю.

– Устаревшая?

Ух ты, Престон заинтересовался кем-то, кроме себя любимого? Макс очень надеялся, что это не иллюзия.

– У меня, типа… м-м… новые родители, – пояснил он и замолчал, проверяя, разовьёт ли Престон тему.

Он развил.

– Новые?

– Дэвид не мог мириться с происходящим и устроил всяким службам опеки и полиции дикую бучу. И теперь я живу с ним или что-то вроде. Ну, новый отец, все дела. Как бы лагерь Кэмпбелл круглые сутки.

Престон вдруг залился смехом. Не злобным, не надменным, но добрым. Искренним и заливистым. И Макс отметил про себя, что ни разу не видел Престона таким… радостным? Счастливым назвать его было нельзя – потому что он всё ещё был в чёрном и со всем этим семейным багажом за спиной. Макс хотел было возмутиться в духе «чего ты ржёшь», но понял, что его это не задевает. Нет, это всё забавная ирония. И они оба знают это.

– Прямо как…

– В твоей пьесе, да. Ты предсказал это, Престон.

– Я не предсказал самого главного… – Он вдруг внезапно помрачнел.

– Но менестрель же в конце умер. Разве это не своего рода предсказание тоже? – Макс вдруг посмотрел Престону в глаза. – Так что как насчёт убить того эгоистичного менестреля и оставить его в прошлом?

– Это слишком пафосно, особенно для тебя, – Поморщился Престон.

– Сказал человек, раскидывающий с крыши бумагу и цитирующий фильм про падение берлинской стены.

– Туше.

– И всё же… – Продолжил Макс, когда они дошли до автобусной остановки. – Подумай над этим. Ну, там, расставание с прошлым и все дела. Тебе полезно.

– Тебе, я думаю, тоже, – серьёзно ответил Престон.

Попрощаться больше, чем жестом, у них не получилось. Ощущение незаконченности мысли витало в воздухе. Однако когда-нибудь вся эта история получит логическое завершение. И Макс точно знал, когда это случится.

Футболку Престон ему так и не вернул.

========== Путь к признанию ==========

Эрин ждала его на остановке. Написала она об этом, правда, слишком поздно. До места, где она находилась, Максу нужно было добираться чуть ли не час; между тем изначально они должны были встретиться у его дома. Но, чёрт возьми, она написала об этом только сейчас. И почему? Какая же причина? Она не успеет вовремя доехать!

Макс… ладно, не был возмущён так уж сильно. В целом, он не был удивлён. Хотя вся эта ситуация казалась странной. Эрин словно придумала что-то особенное; если и так, то это было до жути странно. Их отношения были фальшивыми – однако Макс очень хотел надеяться, что скоро они перейдут на какой-то более высокий уровень – и напрягаться ради него… Нет, может, Эрин хотела сделать какой-то шаг… вероятно.

Если это так, то теперь Макс не злился. Теперь он был слегка напуган.

Его отношения с Эрин его, в целом, полностью устраивали. И если она решит их углубить – в моральном плане – то лучше ему этот процесс замедлить. Он уже давно думал, насколько же странно всё это было. Но и забавно в той же степени. И Макс готов был мириться с происходящим ровно до тех пор, пока оно не перейдёт из категории «забавно» в категорию «слишком напрягающе».

Итак, Макс ехал на автобусе на свидание с Эрин – а это было настоящее свидание, они оба описывали эту встречу данным словом – и пытался не думать об этой ситуации слишком упорно. Он даже пытался написать Престону и узнать, пошёл ли тот наконец на эту треклятую репетицию, но так и просидел с телефоном в руках, не зная, что написать. Если бы он опять прогуливал, Ева бы снова начала мне названивать, – успокоил себя Макс, убирая телефон обратно.

Ему не пришлось долго искать. Эрин действительно была на остановке. Правда, узнал он её не сразу.

Она приветливо махнула ему рукой, широко улыбнувшись. А затем попыталась привычным жестом поправить причёску, однако её рука замерла в воздухе. Волосы, прежде струившиеся по спине, были коротко стрижены и лежали чуть выше плеч, слегка закручиваясь внутрь.

– Сю-юрприз! – слегка неуверенно протянула она, указывая на локоны, обрамляющие лицо. Один особо непослушный пришлось заправить за ухо, и Макс, кажется, впервые в жизни обратил внимание на её глаза. Нет, раньше он тоже пару раз смотрел ей в глаза, но тогда только в один, сапфирово-синий. Второй всегда был спрятан за чёлкой, и только сейчас, когда оставшийся от неё локон был убран за ухо, Макс заметил.

Второй глаз Эрин был рыжим.

И это было… невероятно.

– Может, скажешь что-нибудь?.. – Эрин растерянно усмехнулась, пряча руки за спину.

Теперь Макс заметил, что Эрин была в платье. В чудесном платье, открывающим плечи, ключицы, прикрывающем колени… Он мог бы заметить это ещё издалека, но новая стрижка привлекала всё его внимание. Это был показатель, наверное.

– Тебе идёт, – кое-как выдавил Макс.

Эрин поменялась от слова совсем. Раньше она напоминала типичную инста-диву с этими её лосинами с космосом и огромной спортивной кофтой. Интересно, где эта кофта сейчас?.. Теперь же она была… Нет, назвать её «обычной» язык не поворачивался. Но она стала проще и как будто натуральнее. Даже синие волосы не казались искусственными и вычурными. Новая Эрин отражала всё то, что пыталась спрятать Эрин старая.

– Уф, – выдавила она. – Спасибо. Ты представляешь! Я даже не собиралась стричься так. Просто оказалось, что новая парикмахерша… очень криворукая. И вот результат… Ну, они были длиннее, но я подумала, что рубить так рубить.

Вся эта тирада прозвучала быстро и скомкано, будто она сама боялась признать произошедшее. Однако было видно, насколько она счастлива этой перемене. Прервалась она на звонящий телефон. Глянув на экран, Эрин сбросила звонок.

– Саша.

– Ответь, я не против, – повёл плечами Макс, всё ещё пытаясь понять, как именно он должен реагировать на подобную перемену.

– Не хочу. Мне кажется, это отличный момент начать избавляться от нее.

– Избавляться? Ты настолько ее ненавидишь?

– Не то чтобы… – Эрин повела плечами и отвела взгляд. – Мне ее в какой-то степени жалко. Она живёт по этим узким “понятиям”, выдумывая какие-то дурацкие принципы и правила.

– Но ты сама следовала им, – напомнил Макс.

– И очень жалею об этом. Я хотела перестать уже давно, но мне не хватало сил. В каком-то смысле… – Она замолчала ненадолго, а затем улыбнулась. – Я должна быть благодарна за это тебе.

«А я-то что сделал?» – тут же спросил самого себя Макс. Разве что он переспал тогда с ней…

Хотя, по сути, в этот момент все и началось. Именно тогда она начала с ним “встречаться”, попутно рассказывая Саше, что внешность в этих отношениях не главное – как бы странно это ни звучало. Эрин хотела показать, что любить ее можно и нужно за внутренний мир. О котором Макс, честно говоря, почти ничего не знал. Ему, в общем, улыбалась простая перспектива периодически видеться и раз в неделю сношаться, но – и он сам это понимал – это было слишком эгоистично. Не сказать, что внутренний мир Эрин был ему не интересен. Напротив, его весьма увлекала идея с ней познакомиться поближе – вряд ли Эрин его разочарует. Да, второй вариант определённо был лучше с точки зрения морали – хоть и сложнее с точки зрения самолюбия. А ещё это требовало времени и усилий, и Макс надеялся, что у них обоих хватит на это желания.

– Да не за что, – пожал он плечами в ответ, делая вид, что для него это был не такой уж и волнующий опыт. – Обращайся.

Эрин кивнула. Макс галантно подставил ей локоть и, когда она взялась за него, заметил, что Эрин как будто потеряла в росте.

Он мимоходом глянул вниз – все верно, она без каблуков.

Удивительно, насколько выше ее делала пара шпилек. Намного выше. Сейчас же она чуть возвышалась над ним, но было заметно, что, например, Престон ее обгонял. Хотя, Престон, кажется, был выше всех его знакомых.

– Знаешь, – начала она. Макс не упустил момент и взглянул на нее, сосредоточившись на ее глазах. – Раз уж у меня получилось вот так с прической, то, может… Пойдем не в кафе, а куда-нибудь в более интеллектуальное место.

Макс был готов пойти куда угодно. Ему было бы хорошо везде. Он привык оказываться в необычных местах за последнее время, и, наверное, даже мог подсказать парочку.

Так что он кивнул.

– У меня даже есть идея. Тут недалеко есть молодежный творческий центр…

– Ты думаешь, современная молодежь способна творить искусство?

– Это риторический вопрос? Или ты хочешь вступить в дискуссию?

– Я хочу сказать, что от поколения, опошлившего искусство фотографии, не приходиться ждать чего-то особенного.

– И тебе совершенно не интересно набрать аргументов к этому тезису?

Эрин сдалась и рассмеялась.

– Ладно, веди меня. Правда, я не думаю, что в пятницу там будет на что посмотреть.

Но Макс знал, что она не права. Как минимум сегодня проходит выставка, к которой так усердно готовился Дольф. Если это не самое подходящее для них псевдоинтеллектуальное занятие, то Максу было попросту нечего предложить.

– Там будет, что обсудить. Гарантирую.

Почему их разговоры вдруг стали настолько глубокими? Как так вышло? Почему они вообще сблизились? – если это можно было так назвать. Возможно, ответ на этот вопрос крылся в мотивах Эрин. Вся эта история была целиком её авантюрой. Она хотела что-то доказать Саше. И она доказала. Или это не считалось?

Эрин нашла в себе силы стать самой собой. Резко и без каких-либо переходных инструментов – коим в этой истории был Макс. И это значило, что он ей больше не нужен. Но ведь они наконец идут на настоящее свидание, верно? И Макс может не переживать по этому поводу.

Эрин нравилась ему. Как визуально, так и внутренне. Она была классным собеседником и выглядела сногсшибательно. Что, в целом, подходило под все его критерии. Если у него таковые были. До встречи с ней он вообще об отношениях не задумывался. А сейчас боялся, что они исчезнут.

Он был даже согласен сделать шаг назад и больше не притворяться, что они встречаются. Но сохранить хоть какой-то контакт.

Макс бы всё равно продолжил всем говорить, что у него есть девушка.

К счастью, студия располагалась относительно недалеко от их места встречи. Им даже не пришлось долго идти. Весь этот переход, правда, был заполнен странной тишиной. Её нельзя было назвать неловкой – потому что её не хотелось заполнить. Однако Максу всё равно казалось, что пробел в их разговоре был лишним. Чем меньше они говорят сейчас, тем сложнее им будет настроиться на разговор в дальнейшем. А разговор не должен был умирать.

– Ладно, возможно, ты прав, – признала она, разглядывая объявление, висевшее у самого входа в здание. – «Познание себя через прошлое». Это правда интересно.

– Ты же не относишься к этому серьёзно? – осторожно спросил Макс.

Забавно, что всё это время он исследовал себя через прошлое. Как и Престон. Но пытаться понять кого-то иного казалось ему неправильным. Всё же прошлое – это что-то личное, и Максу совершенно не хотелось гулять по закоулкам воспоминаний кого попало. Даже прошлое Дольфа ему не улыбалось.

Как и прошлое Престона пару недель назад. Или Эрин. Однако теперь они стали его близкими друзьями и… всё это было очень сложно. Но Максу всё ещё казалось, что такие вещи должны оставаться в определённых кругах.

– Ну, моё прошлое совершенно мне не помогло, – Эрин пожала плечами. – Да и не думаю, что кто-то здесь сотворил что-то стоящее.

Она толкнула стеклянную дверь и уверенным шагом направилась вглубь комплекса в поисках четвёртого зала. Макс старался не отставать.

Помещение, где проводилась выставка, напоминало обычную картинную галерею. Нельзя было даже сказать точно, могло ли оно использоваться для чего-либо другого. Огромный зал был заполнен стенами, увешанными картинами. На удивление, народу здесь было достаточно. И многие из них даже не были молодёжью.

– Сколько здесь народу, – усмехнулась Эрин, словно прочитав его мысли.

– Очевидно, существуют люди, следящие за подобными мероприятиями, – пожал плечами Макс, мельком оглядывая некоторые картины. Ему безумно хотелось найти этот дурацкий помидор, который рисовал Дольф, и показать его Эрин. Он хотел знать, что она скажет по этому поводу.

– Завтра в каком-нибудь журнале появится какая-нибудь критическая статья, – Эрин двинулась в глубь зала, осматривая висящие на одной из стен изображения городских улиц. – Насколько расплывчатая эта тема?

– Ты можешь нарисовать что угодно и трактовать это в рамках темы выставки, – пожал плечами Макс.

– Например?

– Помидор, – Макс продолжил следить за переходящими от картины к картине людьми, пытаясь заглянуть им в сознание. Они ведь видят что-то в этих картинах.

– Помидор? – переспросила Эрин.

– Где-то тут должен висеть помидор, – Макс двинулся вглубь, оглядываясь по сторонам.

В теории, каждый из авторов вкладывал в свои работы что-то. Должен был. В действительности большинство картин отражало реальность и даже не пыталось прятать в себе хоть какие-нибудь глубокие мысли. Никакого символизма. Всё очень просто. Один помидор мог бы выбиться из череды этого художественного документализма, однако Макс никак не мог найти его среди портретов и пейзажей.

Он несколько раз обошёл выставку, но так и не увидел ни одну из знакомых ему работ Дольфа. Что было странно, потому что пришёл он, в какой-то степени, только ради них. Эрин, тем временем, застыла почти в самом начале выставки, изучая редкий образчик абстракционизма. Вернее, картину, почти полностью составленную из разноцветных фигур.

– Мне кажется, – сказала она подошедшему Максу, – Автора либо держали взаперти, либо заставляли смотреть на работы Малевича часами.

– Либо и то, и другое, – пожал плечами Макс.

На плечо ему тут же резко опустилась чья-то рука. Несколько человек обернулось, услышав изданный Максом возглас. Эрин даже улыбнулась, из-за чего Макс почувствовал прилив неловкости.

Хотя, если подумать, ему вообще было неловко в этой галерее.

– Не ожидал увидеть тебя тут, – холодно отчеканил Дольф. – Guten Tag, – добавил он, поворачиваясь к Эрин.

– А я ожидал, – ответил Макс, тут же думая о том, насколько плохо прозвучал этот ответ. – Где твой помидор?

– Помидор?.. – Переспросил Дольф. Однако, через пару секунд, он, кажется, понял, о чём речь. – А, ты про «путь к признанию». Ну… Его не приняли.

– В смысле «не приняли»?

Разве у этой выставки есть какие-то ограничения? Жюри? Да и кто мог быть против помидора? По мнению Макса, это была самая глубокая картина из всех, какие он видел. При том, что на выставке было достаточно картин, изображающих совершенно неожиданные предметы на белом фоне.

Хотя, возможно, он был предвзят. Потому что Дольфа он знал; он знал его прошлое. Как и Престон. У них было одно прошлое на троих. Даже четверых – считая Эрин. И Макс, кажется, почти смирился с этим.

– В смысле они нашли там пропаганду нацизма или что-то в этом роде, – Дольф пожал плечами. – На самом деле, моё творчество просто слишком глубокое для них.

– Или слишком личное, – отозвалась Эрин. Дольф нахмурился, переведя на неё взгляд. – В плане, ты действительно думаешь, что кто-то из авторов этого пытался что-то вложить в свои работы?

Она окинула рукой зал, приглушив голос; кто-то из взрослых, проходивших мимо, укоризненно покачал головой.

– А почему ты так уверена, что они не вкладывали?

– Потому что подобные мероприятия строятся на узких канонах и стандартах. Мыслить надо не как художник, а как член жюри.

Эрин выглядела уверенной в своих словах. И почему-то Максу казалось, что говорила она не только про картины.

– Ты подозреваешь, что они даже не хотели, чтобы я вкладывался в работу?

– Я уверена, – Эрин улыбнулась. – Современное искусство в корне неверно, ибо строится на ложных идеалах.

– Какие громкие слова.

– Спасибо, – она сделала лёгкий реверанс.

Это моя девушка, – захотелось заявить Максу. Но он сдержался.

– И всё же, ты-то что тут забыл, раз тебя не приняли? – вместо этого спросил он у Дольфа. Тот, кажется, слегка покрылся румянцем, однако всё же ответил, гордо вскинув голову:

– Я хотел увидеть, ради кого меня бросили.

– Увидел?

– Да.

Дольф гордо поправил рубашку и повернулся к выходу.

– Вы собираетесь торчать здесь ещё несколько часов или?..

– Это было бы оскорбительно для него, – шепнул Макс на ухо Эрин. Она улыбнулась.

– Тогда давай не будем мучить его.

Макс почти не попрощался с Дольфом. Да и Эрин не стала, хотя ей, кажется, понравилось общаться с ним. Они покинули комплекс довольно быстро, не думая о нём. В конце концов, у них вроде как свидание, да?

Хотя, если бы Макса попросили описать произошедшее потом, он вряд ли бы смог собрать мысли в кучу.

Он почти не запомнил их разговоров или мест, которые они посещали – а они гуляли почти весь день. Голову всё ещё забивали какие-то сторонние соображения, игнорировать которые было очень сложно.

Например, он не мог удержаться от сравнения Эрин с… Пайкменом. Да, это была странная мысль, ему самому она не нравилась, однако она не желала покидать его голову, пока он полностью не разложит её на составные.

В отличие от Эдварда, Эрин смогла избавиться от скаутских стандартов. Избавиться от прошлого. Но вопрос был в том, что это прошлое причиняло ей неудобства. Оно ей не нравилось. А Эдвард, кажется, доволен своей жизнью. Как и Саша, как и Таби. Плохо ли это?

Наверное, потому что перемены необходимы. И под переменами Макс понимал переосмысление. По крайней мере, сейчас. Эрин смогла посмотреть на свою прошлую жизнь по-иному. Эдвард – нет.

А смог ли Макс?..

Вероятно.

Но это было даже слишком давно.

После усыновления Дэвидом он начал воспринимать лагерь иначе. А за последние две недели… Максу, возможно, стоило бы пересмотреть своё отношение к прошлому. Несмотря на то, что опыт в лагере сделал его тем, кем он был сейчас – а он сам себя вполне устраивал – нужно двигаться вперёд и от чего-то избавляться.

Возможно, пришла его пора избавиться от лагеря. И Макс, кажется, был готов на этот шаг.

Перестать ревновать его прошлое к Престону, перестать злиться на эту пьесу за то, что она чуть ли не предсказала будущее. Перестать думать, что только он имеет право на…

Да, пора сказать это вслух.

Не только он имеет права на Дэвида, Лагерь Кэмпбелл и связанное с ними прошлое.

– Макс? – Эрин аккуратно дотронулась до его плеча.

– А? – Он повернулся и уставился ей в глаза. Она нахмурилась.

– Ты потерял нить разговора.

Небо заволокло облаками, густыми и огромными, и почерневшее небо было почти не видно. Лёгкие сумерки затеняли лицо Эрин, её волосы, плечи, но глаза продолжали гореть в темноте янтарно-сапфировыми ориентирами.

– Я задумался.

– О чём?

– О местах. Ну, знаешь, насколько мы можем быть к ним привязаны, – Это определённо было не совсем то, что он хотел сказать. Вернее, совсем не то. Думал-то он о чём-то другом. Однако именно это он сказал.

– О, это… хорошо, что ты сказал…

Эрин вдруг остановилась. Они почти дошли до остановки.

– Я хотела кое-что сказать. Кое-что важное.

Эрин сделала глубокий вдох, приготовившись. И затем высказалась.

– Я одержала победу. Над идеями, которые раньше захватывали мою жизнь. Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. И, поскольку меня ничего не связывает… Я начала не с того конца, прости. Недавно я сдавала экзамен по французскому и мне на днях пришли результаты. И… Можешь порадоваться за меня. Если находить это важным. Я еду учиться во Францию.

Она улыбнулась слишком неуверенно, будто не зная, должна ли эта новость обрадовать Макса. Он, однако, был рад за неё. Это же было что-то вроде её мечты. По крайней мере, как он понял.