Текст книги "RDR-73: Потерянная земля (СИ)"

Автор книги: Junaveta

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Через несколько минут станет полегче, – он вынимает иглу из вены, откладывает шприц. Долго смотрит на руки, они уже давно все в синяках от уколов. – Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах. Выведу эту чертову сыворотку и поставлю ее на поток, – тихо произносит он. – Иначе из тебя просто выкачают всю кровь до последней капли, если узнают о твоем секрете, – слова учёного заставляют моментально похолодеть от ужаса. Если под секретом подразумевается та история с переливанием, то откуда он узнал? Опасливо кошусь на молодого мужчину, пытаясь понять, что он задумал и каковы его намерения. – Ну, ты в курсе… Кое-кто считает, что ради спасения человечества одним индивидуумом не зазорно пожертвовать.

– Почему ты мне помогаешь?

Мин Юнги поднимает тяжелый взгляд, какое-то время думает и качает головой: – Потом…

Позже в процедурной я слышу разговор двух молоденьких лаборантов. Они смеются над доктором Мином, называя учёного сумасшедшим и конченым фанатиком. Мол, гениальность вышла ему боком, шарики за ролики уже поехали. Прислушиваюсь к обсуждению внимательнее, пока натягиваю больничную робу обратно. Молодёжь не стесняется в выражениях, открыто потешаясь над старшим коллегой и даже не думая о том, что у стен тоже есть уши. Меня они за потенциальную угрозу вообще не считают. Утечка информации? Три ха-ха! Я лишь продукт их экспериментов, не более.

По их словам, Юнги с какого-то перепугу сконцентрировался вдруг на животных. Что было совершенной бессмыслицей. Млекопитающие животные – это совсем другая ветвь развития, отличная от людей, они никак не могут быть ключом к разгадке. И различий этих очень много. Строение ДНК, например. Или взять хотя бы количество хромосом. У человека их сорок шесть или двадцать три пары. Ни один представитель животного царства не имеет такого генома. Такой интерес вызывал одно недоумение. Да и вообще… Одно дело проводить опыты, проверяя реакцию на медикаменты. А другое – использовать их кровь и гены для сыворотки.

Лаборанты крутят пальцем у виска, а я стою ни жива, ни мертва. Первым, кто обратил внимание на животных, был Чонгук. Но в отчет он этот момент не включал. Хотел собрать побольше данных для начала. Каким же образом эта идея посетила светлую голову Мин Юнги? Он, конечно, талант, но просто так догадаться? От мечущихся мыслей разболелась голова. Нет, не может быть… Он что-то знает об отсутствии мутации? Неужели учёный как-то получил в руки сведения от доктора Чона? Если это так, то… То какова вероятность, что они знакомы и тесно связаны друг с другом? Значит ли, что это и есть причина его особого ко мне отношения.

Эта загадка не отпускает мои мысли и всё то время, что меня везут на каталке. Стараюсь не кусать губы и не грызть нервно пальцы, чтобы не выдать свою взволнованность. Больничный коридор погружен в таинственный полумрак. На сегодня это была предпоследняя моя процедура. Наступал комендантский час, а значит, скоро здание опустеет и будет масса времени на размышления.

Я так и не могу сомкнуть глаз, передохнуть даже несколько минут. В голове выстраивается цепочка дальнейших действий. Для начала нужно попытаться аккуратно и ненавязчиво выведать необходимую информацию у Мин Юнги, который должен забрать меня на завершительный тест. Несмотря на то, что организм чертовски вымотан, мозг работает, как часы, отметая одну идею за другой. Тело болит и ломит. Но я не обращаю на это никакого внимания. Поднимаюсь с кровати только, чтобы выпить воды. Меня мучает дикая жажда.

Жадно глотаю воду, когда неожиданно слышу глухой стук, словно что-то с размаху врезалось в стекло. Поворачиваю голову. И бумажный стакан летит на пол, разбрызгивая вокруг недопитую воду. У панорамного окна, освещенный приглушенным светом коридорных ламп, стоит Чонгук.

Комментарий к Глава 8. Карантин.

Если кто еще не видел, у меня есть вторая обложка к фанфику – https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/5/14/77f210644c794cf83042db263c9cba84-full.jpg

Как раз для последних частей.

========== Глава 9. Встреча. ==========

Его ладони прижаты к прозрачной стеклянной поверхности окна под таким напором, словно он хочет просочиться сквозь нее, пройти сквозь преграду, попасть внутрь во чтобы то ни стало. Мы смотрим друг другу в глаза. Там, в этих чёрных блестящих колодцах я вижу невыносимую боль, шок, опустошённость и страх. Образ потрясенного, уничтоженного Чонгука настолько четко отпечатывается, выжигается на сетчатке глаз, что, кажется, прикрой веки, и он мгновенно высветится в подсознании. Как фотография. Навечно сохраненная теперь в памяти.

Цепляюсь мёртвой хваткой за больничные простыни, сжимая руки в кулаки и больно впиваясь ногтями в плоть, чтобы не сорваться навстречу. Не кинуться вперед. Не прильнуть к холодному стеклу в желании хотя бы на мгновение оказаться ближе. Не дёргайся. Только не дёргайся! Тело мучительно скручивает мышечными спазмами от титанических усилий. Вокруг камеры, фиксирующие всё происходящее в палате. Не дай бог, они засекут мою реакцию и следом обнаружат незванного посетителя. Страшно подумать, что с ним могут сделать за нарушение режима. От этих мыслей аж мороз продирает по коже, вздыбливая волосы и покрывая тело кусачими мурашками.

Судорожно сглатываю несколько раз, пытаясь протолкнуть внутрь тугой вязкий комок, моментально вставший в горле. Он напрочь перекрывает дыхательные пути и не дает вдохнуть. Духота безжалостно обрушивается жарким потоком, придавливая своей свинцовой тяжестью к матрасу. Лоб словно стискивают стальным тугим обручем, а в сердце вонзают длинные острые спицы с зазубринами, раздирая его в клочья.

Сталкер вдруг срывается в сторону двери, хватается за ручку-купе и отчаянно дергает её в сторону. Раздвижная створка ожидаемо не поддается, что приводит его в ярость. Он оглушительно колотит кулаком по металлической обшивке, свирепо бьётся об нее плечом, остервенело расшатывает замок. Слезы подступают к горлу, ползут выше, переполняют и вот-вот перельются через край. Они размывают мне зрение и застилают обзор. Но нельзя! Нельзя плакать. Они не должны видеть, что я дала слабину. Больно прикусываю губу, рассекая зубами нежную кожу, не жалея себя. Сердце надрывно вздрагивает и начинает болезненно ныть. Жечь раскаленным углём. Оно плачет навзрыд, невидимо кровоточит в агонии. Зажмуриваюсь, шепотом молю:

– Куги, пожалуйста…

Когда открываю вновь глаза, вижу, как щуплый Юнги пытается удержать его, оттащить в сторону. С тревогой оглядываясь, учёный обеспокоенно тараторит что-то в ухо ошалевшему парню. Чонгук сопротивляется. Взволнованно и эмоционально кричит на доктора, грубо вцепившись в полы халата и чуть ли не отрывая того от пола. Я не слышу ни звука. Но та боль и мука, что сквозит в каждых движениях сталкера, в его крике, во взгляде, прошивает меня насквозь, заставляя давиться всхлипами. Мне кажется, что барабанные перепонки лопаются от его беззвучного рёва. Чон дрожит от напряжения и гнева. Склоняет голову и тяжело дышит, плотно сомкнув веки. Юнги силой волочит его прочь по коридору, утягивая в ту сторону, где не ведётся видеонаблюдение.

Трясясь всем телом, как осиновый лист, я поднимаю стакан, ставлю его на тумбочку. Как можно спокойнее ложусь на кровать, отворачиваюсь спиной к двери и сворачиваюсь в комочек, напрягая все мышцы. Не хочу, чтобы камеры засекли мои безысходные рыдания.

Спустя долгие десять или пятнадцать минут, что показались мне вечностью, дверь за спиной с шумом отодвигается. Сердце тут же замирает, забыв, как биться, в животе растет холодный айсберг-гигант. Он словно щупальцами окутывает тело, сосредотачиваясь ледяным ознобом в пальцах. Слышен скрип колес тележки. Она останавливается возле кровати.

– Надо сделать вид, что я тебя забираю на обследование, – тягучий ленивый голос доктора Мина чуть ли не подбрасывает меня на месте. Хорошо, что камера записывает только видео, не звук.

Медленно, будто сонно потягиваясь, поворачиваюсь к нему. Отрешенно смотрю в ответ. Учёный стоит и с важным видом стучит костяшками по шприцу. Уголок рта нервно подрагивает. Незаметно подает знак глазами. Я протягиваю руку.

– Притворись, что засыпаешь, – прижимает иглу к локтевому сгибу, прикрывая пальцем и не вводя её в вену.

Он видит моё опасное апатичное состояние. Видит, какой беспросветный мрак сейчас плещется в глазах. Но деликатно не акцентирует на этом внимание. Пока учёный отодвигает тележку в угол, я мимоходом зеваю и тру глаза. Пересаживаюсь на любезно предоставленную каталку. Юнги демонстративно проверяет фонариком реакцию зрачков, слушает пульс, удовлетворенно кивает, цепляет датчик давления. Я роняю голову на грудь, как будто наркоз наконец подействовал.

По тянущимся долго минутам понимаю, что везут меня совсем не в процедурную. В какое-то другое место, что находится дальше. За время этого томительного «путешествия» я успела умереть от волнения и воскреснуть ни один раз. Мелкая дрожь выдаёт нервозность. Уж лучше бы Мин Юнги реально вколол успокоительное! Наконец каталка останавливается.

– Приехали, – тихо говорит учёный, отворяя дверь.

Я открываю глаза. Маленький тёмный кабинетик, завален книгами, папками, оборудованием для лабораторных работ. Бардак царит такой, что я не сразу замечаю тёмную фигуру в углу. Только когда человек резко разворачивается на звук, я понимаю, что передо мной стоит Чонгук.

– Я оставлю вас ненадолго, – Юнги шустро закрывает за собой дверь и запирает её на ключ.

Сталкер бросается вперед и падает на колени перед креслом. Дрожащими ладонями касается лица. Я, поперхнувшись застрявшим в гортани воздухом, накрываю его руки своими, стискиваю запястья и всматриваюсь в такое родное лицо. Оно осунулось, скулы еще больше заострились. Чон сильно похудел, отчего глаза цвета оникса теперь кажутся невероятно огромными. Он встревоженно осматривает меня. Замечает синюшные тёмные круги от плохого сна, синяки и гематомы на руках от уколов, покрасневшие следы от бандажей и пластырей на шее и плечах, шрамы от хирургических вмешательств. Еще больше мрачнеет и стискивает зубы так, что челюсть выдвигается сильно вперед, обнажая острые углы. Потом встает. Подсунув руки под колени и спину, поднимает с кресла словно пушинку и опускается прямо на пол. Долго сидит, держа меня на руках и обнимая, как ребенка. Сердце его колотится с бешеной скоростью мне в бок. Прерывистое дыхание щекочит макушку.

– Господи, ты же почти скелет… – голос срывается и Чонгук вновь замолкает.

– Сомнительный комплимент…

– Всё такая же дерзкая, – шепчет еле слышно.

Мягкие, чуть подрагивающие губы касаются лба, прикрытых век, висков. Сталкер бережно накрывает горячей ладонью щеку и склоняется к искусанным устам. Его лёгкие, невесомые поцелуи нежные, деликатные и такие ласковые, что непроизвольно текут слезы. Как же мне не хватало этой теплоты, этих надежных рук! Как давно я хотела прижаться к крепкой груди и почувствовать себя наконец в безопасности. Ощутить умиротворение и защиту, которых мне так сейчас не хватает. Усталость вдруг наваливается свинцовой наковальней на плечи. Накатывает тяжелым товарным составом, сминая в лепешку. Впервые за долгое время испытываю незнакомую доселе гамму эмоций: безграничное доверие, желание побыть слабой и напуганной, потребность сбросить броню. Его касания действуют как лекарство, саднящая боль потихоньку стихает. Он осторожно проводит кончиком языка по ранке на губе и она перестает кровоточить.

Чонгук замечает мои слезы, вытирает мокрые дорожки, прижимает к себе еще сильнее и гладит широкой пятерней по голове, как маленькую девочку. Стискивает пальцами плечи, словно боится, что я окончательно сейчас растворюсь без следа. Жар от них расходится по венам и мышцам, отчего с губ чуть ли не срывается стон. Я цепляюсь за его футболку, опасаясь того же. Что это всего лишь видение, сон, который вот-вот исчезнет. Утыкаюсь в шею, оставляя на ней тепло своего дыхания. Мне так не хочется, чтобы эту долгожданную встречу прерывали! Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Слышно три тихих стука в дверь, Чон вздрагивает и спохватывается:

– Послушай, у нас есть всего пара минут. Мне нужно тебе сообщить кое-что важное… – он порывисто выдыхает, слегка отодвигается и серьезно смотрит прямо в глаза. – Мы с Юнги проводили опыты. Это чудо, что я не помер после того переливания. Твоя кровь для этого не предназначена. Я не знаю, как так вышло. Либо это чудо, либо наша совместимость каким-то образом совпала по всем параметрам. На другую кровь это не действует из-за необратимых мутаций в твоем организме.

– Но… Откуда у тебя образцы? Ты же передал всё…

– Куртки. После той вылазки последней, помнишь? Они все в крови остались. Ничего не стоило снять нужные пробы.

– Как ты умудрился?

– Не спрашивай. Долгая, запутанная история. Прости… Всё затянулось так надолго, потому что я не мог ничего начать, чтобы не вызвать подозрений, – он любовно разглаживает большим пальцем морщинку на лбу, которая всегда появляется у меня, когда я напряжена. Оказывается, у него содраны костяшки пальцев в кровь. – За мной следили какое-то время. Просто помни, что я начал работу. И с вирусом тоже.

– Неужели ты…

Сталкер кивает. Наклоняется к уху и выдает на одном дыхании, попутно зарываясь рукой в пряди волос: – Умудрился протащить новый штамм к себе в лабораторию. Старый совершенно бесполезен.

Нас вновь прерывает стук в дверь, поворачивается ключ в замке.

– Чонгука, пора, – скрипучий голос доносится из коридора.

– Хён! Прошу… – Чон притягивает к себе так плотно, сдавливая намертво в объятиях, что перекрывает воздух в лёгких.

– Нет больше времени.

– Иди, Куги… – сдавленно выговариваю я, продолжая при этом стискивать в кулачках ткань черной футболки. Сердце вновь начинает свой марафонский бег.

Парень обхватывает руками скулы, прижимается лбом и сбивчиво шепчет:

– Я тебя вытащу отсюда. Прошу, дождись… Только дождись, – я чувствую на губах его горячее дыхание.

Он тянет время, не выпуская из своих рук. Не может заставить себя сделать это. Снова покинуть и оставить здесь на растерзание лаборатории и Ким Сокджину. Всё его естество сопротивляется этому факту. Бунтует, протестует. Я вижу это по тому, как побелели стиснутые в узкую полоску губы, как ходят желваки на щеках, как свирепо пульсирует вздутая на шее вена. Торопливо вдыхаю терпкий аромат его кожи, запечатлевая, увековечивая этот родной запах на подкорке. Мажу холодными пальцами по скулам, очерчиваю изгиб губ, запоминая теплоту и мягкость.

– Чёрт побери… – слышится тревожный шепот у двери. – Чонгука! – Юнги шипит сквозь зубы.

– Я дождусь. Куги, я буду тебя ждать сколько потребуется. Иди. Пожалуйста… – последнее слово вылетает исковерканным и поломанным из-за сорвавшегося голоса и камнем падает в пустоту.

Сталкер молча встает со мной на руках, заботливо и осторожно опускает обратно на каталку, разнимая объятья. Отходит на шаг, второй. Мы цепляемся пальцами друг за друга, боясь оборвать эту последнюю, связывающую нас ниточку. Его чёрные глаза пронзительно смотрят прямо в душу, отчего её разрывает на части. Юнги хватает за рукав и Чон наконец размыкает замок рук, позволяя себя вытянуть из кабинета. Дверь захлопывается и я, согнувшись пополам, роняю голову на ладони, позволяя зайтись пусть и тихим, но таким мучительно безысходным и беспросветным плачем.

Возвращается Мин и замирает на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу. Явственно покрасневшие и опухшие глаза его смущают. Обычно стойкую, отважную и даже нахальную, такой он меня еще никогда не видел. Поднимаю усталый потухший взгляд:

– Что будешь делать с журналом обследований и отчетом?

– Как-нибудь выкручусь, – учёный чешет в затылке. – Тебе не стоит переживать.

– Как Чонгук?

– Подавлен. Но в то же время полон решимости.

Киваю. Мне стоит тоже набраться этой решимости. И терпения. Храбрости и сил. Только… Откуда их взять?

– Спасибо, Мин Юнги, – благодарный шепот еле различим даже в такой звенящей тишине.

Комментарий к Глава 9. Встреча.

История потихоньку близится к концу. Не забывайте поддерживать автора! Нажать кнопочку ничего не стоит, а мне приятно. ;)

========== Глава 10. Крах. ==========

Комментарий к Глава 10. Крах.

Очень долго собирала вдохновение по кускам, поэтому эта глава далась мне чертовски нелегко. Я прямо-таки вымучила её. Не знаю, насколько хорошо вышло, но надеюсь, что страдала я не зря.

Все последующие дни проходят как в тумане. Тоска еще больше разрослась после встречи со сталкером. Будто кусок выдрали из сердца. И оно теперь бесконечно кровоточит, наполняя чернотой душу. Причиняя мучительную боль похлеще средневековых пыток.

Мне невыносимы эти бесцветные, безразличные лица. Эти маски и защитные костюмы. Тошнотворный запах лекарств, свет ламп, белые больничные стены, скудная еда, стерильно чистая роба. А при виде Ким Сокджина черная мазутная волна ненависти переполняет легкие, угрожая выплеснуться и убить все вокруг своим ядом. Хочется выть от бессилия, порвать всех к чёртовой матери на кусочки, выбраться наконец из тюремного каземата, выпилить все воспоминания об этом жутком месте. Забыть. Забыть всё, как страшный сон.

Но никто не знает, что творится внутри меня. Какой дикий огонь ярости и презрения там кипит и плюется. Я словно надеваю глухую броню и замыкаю все эмоции на замок. Израненное сердце – оно все еще живое, горячее и страстное, но никто этого не увидит. Пусть довольствуются лишь отчужденностью, безучастностью. Пусть думают, что смогли сломать, опустошить, победить. Для них я будто пассивный безжизненный робот сейчас, а не человек. Пусть радуются. Это превосходство долго все равно не продлится. Уж если не я в этом поспособствую, то карма точно постарается.

Да, нужно набраться сил, терпения и решимости. И даже не ради человечества. Ради Чонгука. Ради нас. Он единственный, кто удерживает меня на плаву сейчас, не позволяя провалиться в пучину сумасшествия, психоза и отчаяния. Кто помогает справиться с усилившимися ночными кошмарами, что выжимают все душевные соки. Куги и его весточки – мой персональный спасительный плот веры и надежды. И Мин Юнги, который оказался не просто его бывшим коллегой, но и близким другом детства. У которого есть и свои счеты с лабораторией. Помощь его неоценима.

Учёный втихаря передаёт записки от сталкера. Маленькие короткие послания. В которых Чон старается держать меня в курсе дел. И я, несмотря на психологическую и эмоциональную изнуренность, насильно вникаю в ход экспериментов. Чтобы сохранить ясность ума, чтобы не свихнуться. Из этих записок узнаю, что Чонгуку вручена награда, как первому сталкеру, вернувшемуся домой живым, здоровым и принесшим важные результаты, способные повернуть весь ход лабораторных исследований в другое русло. И что это дало ему некую свободу и возможность сейчас сосредоточиться на опытах, без опасений быть разоблаченным. Но несмотря на всю серьезность содержания, эти письма еще и очень трогательные, искренние. Со словами поддержки, любви, обещаний. Тепло этих строчек проникает глубоко-глубоко, в самое нутро. Орошает целительным дождем разбитую душу и покалеченное сердце. Вытаскивая со дна, поднимая на ноги, возвращая к жизни. Вновь и вновь.

Я мысленно запечатываю эти строчки в вечные воспоминания, бетонирую, ламинирую. Потому что все послания уничтожаются практически сразу после прочтения, дабы не оставлять улик. Вещественной памяти никогда-никогда не останется. Только в сердце хранить и лелеять. Чону же даже этого не достается. Все только на словах. От друга Юнги, сухо и кратко.

С последней встречи я все явственнее и ощутимее чувствую невидимую, незримую связь между нами. Боль и тревога Куги физически осязаема настолько, что порой кровь в венах горит и вскипает. Боюсь даже представить, что может чувствовать он, проживая каждую мучительную процедуру вместе со мной, ловя и своим организмом приступы. Думать о том, насколько сильна и прочна эта нить, страшно. Ведь в его венах течёт теперь и моя кровь. Как бы банально и слащаво это не звучало, но, похоже, мы и правда стали двумя разорванными половинками одного целого. Природа этого феномена непонятна и необъяснима с научной точки зрения, но факт остается фактом. Он не может без меня. Я не могу без него.

»… Мы, кажется, нащупали след, Сури-я! Я уверен, что движемся в верном направлении. Юнги-хён обнаружил ключевой ген у млекопитающих, который у человека находится в спящем заблокированном состоянии. Он и помогает бороться с вирусом! Если мы сможем его активировать, разбудить, и он начнет действовать… Возможно, это и будет решением проблемы! Потерпи. Потерпи еще немного. Еще чуть-чуть. Я делаю всё, что в моих силах. Если потребуется работать сутками, днями, ночами, я всё сделаю! Лишь бы вытащить тебя оттуда и прекратить мучения. Дождись меня! Прошу!..»

Строчки расплываются, расползаются. Соленые капли падают на клочок бумаги, оставляя чернильные разводы. Пожалуйста, поторопись, Куги!

***

Уже неделю не видно доктора Мина. И это начинает чрезвычайно беспокоить. Тревога щупальцами просачивается под кожу, забираясь под ребра, сжимая холодными тентаклями органы. А что если кто-то узнал об их несанкционированных опытах? Что если все исследования прикрыты, а результаты уничтожены? И что в таком случае могут сделать с учёными? Я мучаюсь в неведении, вынужденно погруженная в информационную изоляцию. От переживаний на стену лезть хочется. И тогда, когда кажется, что эмоциональный фон накален до предела, доктор Мин наконец навещает меня.

Рано утром он спешно врывается в палату. Явно старается сдерживаться и не выдать себя камерам, но улыбка все равно обнажает десна:

– Сури-я! У меня хорошие новости! – я так рада видеть знакомое лицо, слышать скрипучий голос, что еле подавляю желание крепко обнять Юнги. – Те исследования на животных не прошли даром. Мы, кажется, вывели-таки антидот, – пока ученый делает необходимые замеры, больше для отвода глаз, торопливо рассказывает о результатах. – Мы проверили его пока только на образцах крови, но он сработал! Осталось испытать действие противоядия в живом организме, зафиксировать итоги. Я не знаю пока, как мы это провернем, но остался всего шаг, Сури-я! Всего один шаг!

Я внимательно смотрю на Мина. Вижу бледно-серый цвет лица, фиолетовые залежи под глазами, слегка трясущиеся руки. Он явно не спал ночами, не доедал, сидел в тесном кабинете. Если малознакомый человек так усердствует, лезет вон из кожи, то что говорить тогда о сталкере? От осознания этого щемит сердце:

– Как Чонгук?

Еле заметная тень беспокойства пробегает по лицу Юнги:

– Чонгук сейчас готовит образцы в своей лаборатории. Он… Он в порядке. Держится. Ты же знаешь, сейчас его ничто не остано…

Последнее слово утопает в звуке ревущей сирены, внезапно накрывшей всё здание. Она осатанело бьет по ушам, раздирая барабанные перепонки в лоскуты, оглушая до звона в голове, заставляя зажать ее руками и пригнуться. В следующую секунду яркие больничные лампы гаснут и темноту вспарывают ослепительно красные полосы. Коридор заливается алым мигающим светом. Я поднимаю голову и вижу, как он отражается отблесками в широко распахнутых глазах ошеломленного учёного. Что, твою мать, происходит? Почему сработала система безопасности?

За дверью слышен оживший в коридоре динамик. Взволнованный голос диспетчера настолько громкий и пронзительный, что проникает даже сквозь звукоизоляционные стены:

– Код красный, код красный! Повторяю! Код красный, код красный! Заблокировать все входы и выходы! Заблокировать входы и выходы! – приглушенно долетает до нашего слуха.

Мин Юнги даже в потёмках заметно бледнеет. Он переводит нечитаемый взгляд на меня. А я силюсь понять по его реакции хоть что-то, но тщетно. Красный код? Что за красный код?! Вновь вспыхивает свет, ослепляя и заставляя зажмуриться. Сирена все еще оглушительно рвёт сознание, глаз ловит красные всполохи сигнальных ламп. Доктор Мин срывается к панорамному окну, вглядываясь в даль коридора. Спустя минуту спешно возвращается и, хватая меня за локоть, стягивает с больничной койки.

Сирена замолкает, стремительно погружая в оглушающую тишину, до противного звона в ушах. Я морщусь от этих неприятных ощущений. И только через какое-то время до слуха наконец доносятся хоть какие-то окружающие звуки. Мерное пиканье и тревожный шепот:

– Быстрее, быстрее!

Пока учёный лихорадочно выуживает магнитную карточку удостоверения из нагрудного кармана, направляясь к выходу, я выдираю из вены инфузионную иглу системы, стаскиваю датчики. Как есть босиком да в робе спешу следом, но сбежать не удается.

Юнги еле успевает отшатнуться от двери, когда та отодвигается в сторону и в палату врывается толпа во главе с Ким Сокджином, судорожно натягивающем на руки перчатки. По тому, как выглядит глава, становится понятно, что произошло что-то действительно серьезное. Он растрепан, больничный халат явно был накинут в спешке. Половину лица скрывает респираторная маска. В глазах плещется безотчётный страх. А еще сумасшедшая решимость. Именно она нагоняет жути и бросает в холодную дрожь.

– Увести! В операционную! Немедленно! – Ким глухо, отрывисто отдает приказы.

Толпа сотрудников в защитных костюмах надвигается на меня. Страх пронзает тело и сковывает льдом. Им нужна я! Почему? Подсознательно отступаю назад, вся напряженная, собранная, готовая биться, если потребуется. И не отвожу взора от Сокджина, проваливаясь в красный мрак фанатичности и маниакальности в его глазах.

Мгновение и обзор закрывает чья-то спина. Доктор Мин, рискуя своим положением, работой, рискуя сейчас всем, прикрывает меня. Он вытягивает вперед руку, пытаясь затормозить, остановить неизбежное:

– Господин директор! – обращается он к главе и отчаяние слышится в охрипшем голосе.

– В сторону, Юнги!

Тщедушного учёного отшвыривают прочь. Я понимаю, что справиться с таким количеством человек, имея в руках только стойку из-под капельницы, невозможно. Шансы практически равны нулю. Силы мои давно уже не те. Но я буду, не я, если не попытаюсь. После непродолжительной борьбы меня хватают, заламывают руки, насильно укладывают на койку и приковывают фиксаторами. Я брыкаюсь, что есть силы, визжу, изрыгая проклятья, но все это бесполезно. Юнги дёргается в руках одного из громил:

– Господин директор! Это не выход! Еще есть шансы!

– Вчера вечером кто-то из младших сотрудников разбил колбу с вирусом. Он ничего не сказал, пытался замести следы. Но-таки успел подхватить эту заразу. Ты понимаешь, что это значит? – директор взбешён. Всё пошло не по его плану, нарушен установленный распорядок и мужчину это неимоверно злит.

Мин стоит словно громом пораженный. До меня еле доносятся их голоса, но я начинаю медленно осознавать всю суть происходящего. МБ-5 в стенах лаборатории и с минуты на минуту начнет распространяться! Раз в год и ружье на стене стреляет. Мне и не жалко никого, если честно! Лично для меня вирус не представляет опасности, Чонгука нет. Только Юнги. Ему надо спасаться сейчас, пока не поздно, а не меня защищать. Я наблюдаю, как один из сотрудников дрожащими руками готовит шприц. Неужели в такой ситуации им есть сейчас дело до меня? Что еще им не хватает?

– Хорошо, хоть здание покинуть не успел. И в город вирус не потащил, – долетают обрывки разговора. – Пара охранников нашла бессознательное тело в коридоре. Эти недотёпы пытались привести его в чувство. Теперь они трое изолированы в левом крыле. Нам нужно действовать…

– Это ошибка! Её мутировавшая кровь для этого не предназначена! Я проводил исследования…

– По официальным отчетам исследования показали, что её кровь успешно борется со штаммом и ликвидирует его.

– Эта кровь всех убьёт! Они сгорят за пару часов.

– У меня в здании заражённые, Юнги! – не выдерживает Сокджин и срывается на крик. – Другого выхода нет! Если вирус начнет распространяться… Я готов идти на риск и на крайние меры, если они необходимы!

Впервые за очень-очень долгое время меня накрывает приступом панической атаки. Воздуху сквозь него не пробиться, не просочиться. Грудная клетка тяжело вздымается и опадает, из нее выходит сиплое натужное дыхание. Стены ходят ходуном, кружась перед глазами, расплываясь. Если директор Ким заговорил о крайних мерах, это может означать одно. Разберут, расчленят на кусочки, даже глазом не моргнут. Руку больно колят иглой. Препарат введен. Неужели это конец?

========== Глава 11. Противостояние. ==========

Комментарий к Глава 11. Противостояние.

Ух, ближайшие главы будут напряженными. Разрешается бегать по потолку. Я и сама чертовски переживаю.

Вот вам образ Чонгука – https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/7/1/8dba9fa19b2494c37dd765c972faef27-full.jpg

Для наглядности, так сказать.

– Хён! – от отчаяния доктор Мин переходит на неформальную речь. В попытках достучаться до здравого смысла, дозваться. – У нас… – он осекается, но тут же исправляется, – у меня почти готов антидот! Я вывел его на днях! Если дашь немного времени завершить.

Сокджин вздрогнул, словно от пощечины:

– Где он?

– Не здесь, не в здании… В моей домашней лаборатории, но… – учёный взволнованно запинается.

– У меня нет на это времени, Юнги, – надежда, промелькнувшая в глазах главы пару секунд назад, исчезает, вновь уступая место твердой непоколебимой решимости.

Голова гудит мерным гулом, по вискам бьёт стальной молоток. В груди громыхает набатом сердце. Как не стараюсь как можно дольше сохранять адекватное, трезвое состояние и ясность, ничего не выходит. Препарат действует слишком быстро и неотвратимо, вызывая тошноту.

Видимо, директор дает очередной приказ, потому что больничную койку отделяют от стены и ставят на колеса.

– Хён! – слышу отдалённо перед тем, как провалиться в беспамятство и темноту.

***

Каталку с бесчувственной Сури провозят мимо белого, как смерть, Юнги. Её безвольный образ проплывает перед взором будто в замедленной съемке. Что если сейчас он видит девушку живой в последний раз? Учёный, собрав всё оставшиеся силы, импульсивно рвётся из тисков. Тщетно. Один из медработников продолжает крепко удерживать его. Или это охранник? Уже не понятно, кто есть кто в этой суматохе.

– Тебе бы переодеться согласно регламенту, Юнги, – сухо произносит Сокджин прежде, чем последовать за медгруппой, удаляющейся по коридору.

Когда Мина наконец отпускают и оставляют одного в опустевшей палате, он какое-то время стоит зажмурившись и шумно дышит, пытаясь угомонить сердце и подавить панику. Мысли лихорадочно мечутся в голове, толкаются, бьются друг о друга, взрываются, причиняя боль. Ему нужен план. Надо остановить Кима, пока еще не поздно. Убедить его, доказать!