Текст книги "Это просто сон (СИ)"

Автор книги: inamar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Готовь огонь, – повелительно произнесла она. – Фарра, курильницы! – впервые обратилась Гарам к молчаливой спутнице.

Помедлив немного, она приподнялась и выпрямилась. Покрывало, повинуясь едва приметному движению, сползло с плеч, опало на каменный пол. В тусклом свете заискрились браслеты и кольца на одежде. От запястий к локтям и выше – к гибкой шее – по рукам зазмеились татуировки. Они шевелились и ползли, оплетая плечи, локти и запястья при каждом движении. Тряхнув головой, Гарам выпустила из плотной причёски пряди волос, скрывшие лицо густым непроницаемым покрывалом; подняла руки, изогнув их под немыслимым углом; потянулась вверх к низким каменным сводам; поднявшись на цыпочки, покачалась из стороны в сторону, как тальник под слабым дуновением ветра, и плавно осела на колени. Взяв в руки безвольные ладони Геранта, Гарам тихо и как-то шершаво завела мелодию, от звуков которой моментально стали слипаться глаза. В голосе слышался ветер, продирающийся сквозь горные щели.

Вельскуд очнулся от того, что его дёргали за локоть:

– Пойдём, рыцарь, у нас много дел. Одна я не справлюсь.

На него пристально смотрели тёмные глаза таинственной спутницы.

***

Уже была поздняя ночь, когда всё закончилось, и Гарам снова спряталась в своё покрывало. В воздухе витал живительный аромат мяты и ещё каких-то неизвестных трав. В ушах всё ещё стоял мелодичный перезвон браслетов, и низкий гортанный голос выводил непонятные словесные формулы, которые продолжали кружить голову, несмотря на то, что всё закончилось.

Вельскуд открыл глаза и посмотрел на Геранта. Тот лежал на расстеленных на земляном полу волчьих шкурах, головой у него на коленях. В памяти эхом раздался приглушённый голос, произнёсший слова всего лишь час назад, а чудилось – будто века:

– Я проведу Ритуал. Ты почувствуешь слабость. Борись, – глаза Гарам сверкали пламенем. Противиться было невозможно. – Здесь – его жизнь в твоих руках. Я – только инструмент. Ты понял меня, рыцарь?

Вельскуд тогда хотел сказать, что ничего не понял, но не успел. Маленькие ладони мигом опустили его на колени – ноги согнулись сами. Краешком скользнуло изумление: откуда в маленькой хрупкой женщине такая сила? Мысль потонула в восхищении, нахлынувшем внезапно в тот миг, когда глухо, на грани слуха и ощущения зарокотал воздух, создавая ритмичный звуковой рисунок. Он опустился мелкими мурашками с макушки до пяток – умелые пальцы коснулись ритуального бубна. Каждая клеточка услышала ритм и двинулась в известном только ей направлении, откликаясь на призыв.

Гарам велела держать Геранта за плечи и не уронить его голову на пол… и не заснуть самому. Последнее требование оказалось очень трудно выполнить!

Гарам кружилась в трансе, выкрикивала, выговаривала, пропевала и снова выкрикивала мерные звуки. И стены пещеры словно раздвигались под велением то ли её голоса, то ли движений, или то был морок, навеваемый непривычным и необычным действом. Вельскуд не знал. Разум его отключился, отдав власть чувствам и ощущениям.

В какой-то миг в руках Гарам появились два веера. Следуя движениям рук и ритму мелодии, они чертили в воздухе замысловатые огненные линии. Линии рассеивались не сразу, и постепенно Гарам оказалась окутана коконом из огненных нитей. Вдруг она вынырнула из него, как, вероятно, выныривает из воды рыба, устремилась вверх к пещерным сводам и гибким плавным движением рук отправила сплетённый из огненной воздушной пряжи покров в сторону Геранта и Вельскуда. Вязь накрыла их, просочилась сквозь них и ушла в каменный пол. Вельскуд озяб и разогрелся одновременно. Голова сама втянулась в плечи, как будто хотела спрятаться от того, что последует.

Гарам танцевала, гибко вскидывая и опуская руки, и по пещере кружился вихрь из багряных листьев и цветов. Яркие всполохи прочерчивали воздух и взрывались снопом ослепительных искр, за которыми порой терялась она сама. Потом возникала где-то совсем рядом, а голос разносился по пещере и отражался от стен громовым водопадом; и затихал, чтобы снова взлететь на неслыханную высоту.

Откуда-то из темноты раздавался ритмичный звук большого бубна. О таких инструментах Вельскуд только слышал. Этот звук заставлял двигаться, не давал сидеть на месте. И когда жажда движения становилась нестерпимой, вплетался мягкий, слегка заунывный звук какого-то духового инструмента, и тело моментально цепенело. Сменяя духовой инструмент, шуршали маракасы, и всё это звучало без остановки, словно здесь, в пещере, прятался целый оркестр, и создавало неземной красоты звук.

Временами Гарам начинала двигаться так быстро, что за ней невозможно было уследить. Вместо неё возникал огневой вихрь, который пьянил и кружил голову. Вельскуд вдруг вспоминал категорическое веление – не смотреть на неё во время танца, и поспешно опускал глаза, чтобы через секунду снова забыть обо всем и следить за волшебным танцем. А когда он уже был готов провалиться в пропасть, она вдруг оказывалась рядом, и ворох пламенных перьев из веера отрезвлял нерадивого помощника, и он снова вспоминал, кто он и для чего здесь сидит.

Как там говорил Герант? «Стоишь как пень и не можешь глаз оторвать, и голова пустая и звонкая, как котёл…» Вот именно: пустая и звонкая, и ни одной мысли, только восхищение и исступлённое желание пережить снова те же чувства, те же ощущения. И где-то на границе сознания, между сном и явью, пульсировала мысль: «Никогда больше не буду связываться… Наверное».

Герант вдруг выгнулся и громко застонал. Вельскуд, очнувшись, едва успел подхватить его голову. Виновато глянул в сторону Гарам. Одним прыжком оказавшись рядом, она опустилась сверху на обмякшее тело Геранта подобно опавшему осеннему листу, окутала его собой. На мгновение показалось, что она растворилась в нём. Сморгнув, Вельскуд наблюдал крепкие объятия. Гарам отпрянула – Герант глубоко вздохнул.

Что-то случилось в этот миг, какая-то тайна. Но тогда это не вызвало ни удивления, ни недовольства, словно всё происходило так, как должно. Наверное, так оно и было. Вельскуд спокойно и отрешённо наблюдал за всем, словно со стороны, чувствуя, что в нём, в том, который сейчас сидел на каменном холодном полу пещеры, формируется некий тёплый шар. Шар отделяется от него, плывёт по пещере. И он вроде бы даже увидел его – этот небольшой яркий сгусток неведомого. Шар покачался в воздухе немного, словно не знал, куда ему двинуться, сомневаясь. Повинуясь лёгкому взмаху изящной руки, опал на грудь раненого и, рассыпавшись на тысячи бликов, пропал, оставив после себя мягкий шуршащий звук. И тот сошёл на нет, в свою очередь. Вельскуд тряхнул головой, моргнул, просыпаясь. Гарам сидела рядом, за спиной, и держала его за плечи. Он чувствовал её теплое дыхание у своей шеи.

– Что это было? – вопрос возник прежде, чем пришло осознание, что он лишний и неуместный.

Гарам ничего не ответила, слабо улыбнулась и вздохнула тяжело. Вельскуд видел, насколько серым и измученным стало её лицо. Она склонилась над Герантом, погладила его лоб и отошла к стене, где спутница поспешно расстелила ей несколько шкур. Там она и рухнула и не издала больше ни звука. Фарра велела оставить Геранта на месте, только укрыть теплее и не беспокоиться, и, натянув на голову покров, покинула пещеру.

Они остались вдвоём… Почти.

Вельскуд смотрел на человека, внезапно ворвавшегося в его жизнь и ставшего чуть ли не средоточием всех его мыслей и стремлений. Нет, он никому и никогда в жизни не признался бы, что кто-то настолько быстро и так властно поселился в его сердце, отодвинув в сторону даже его самого. Он и себе боялся в этом признаться. Причём сам Герант, очевидно, не прикладывал к этому никаких усилий и даже этого не заметил.

Теперь он спал. Тихо. Безмятежность, свойственная ему, стала словно бы глубже, проявилась как выражение полного покоя и уверенности в благополучном исходе чего бы то ни было и что бы ни случилось. На лице не было страха, только лёгкое выражение печали вдруг проявилось в уголках губ, на миг опустившихся под впечатлением какого-то неведомого видения. Какие картины тревожили светлый ум?

Вельскуд наклонился ближе, словно желал подслушать сон. Едва слышное дыхание коснулось щеки. Он перевёл дух и выпрямился, в который раз поймав себя на страхе – перестать слышать эти лёгкие вдохи и выдохи.

Несмотря на безмятежность, Герант выглядел изнурённым. Это совсем не бросалось в глаза, когда он двигался, говорил или смеялся, а спящим его Вельскуд до сих пор никогда не наблюдал. Теперь же было заметно, как усталость проступает мелкой сеточкой морщин на юном лице; как горестно то и дело опускаются уголки губ, отвечая то ли видениям, тревожившим спящее сознание, то ли общей усталости тела и души.

Внезапно защемило сердце, вызвав воспоминание о красивом женском лице, склонившемся к камину, в те мгновения, когда она забывала о том, что за ней наблюдают. Тогда пламя отражалось в прозрачных, как горное озеро, глазах, и румянило бледные щёки, и радость сменялась мимолётной грустью. Маленький мальчик, откликаясь сердцем, думал, что это просто грусть, и не видел, как несчастье тяготило хрупкие плечи.

Видения легко окутали его сознание, едва он отпустил концентрацию. Мысли текли плавно, убаюкивали, увлекали. Картины текущего переплетались с минувшим, пройденным и пережитым, родили размышления обо всём и обо всех вперемешку.

Жизнь Геранта была наполнена каким-то неведомым смыслом, он шёл к какой-то непонятной цели; он вписывался в любой сюжет, в любую обстановку; он словно бы всегда был здесь и сейчас, всегда чутко и верно реагировал на любое изменение. Как будто не было никакого вчера, Герант возник за мгновение, потому что кто-то нуждался в нём, и всегда был готов откликнуться на зов.

Эта потрясающая способность…

Где бы он ни появлялся, стоило ему немного побыть среди людей, как лица их светлели как будто сами собой. Никаких особенных речей не произносилось, Герант вообще говорил мало. Почему так происходило – непонятно. Откуда эта невероятная сила воздействия на всех, с кем доводилось говорить, или даже просто смотреть? Где источник её? В чём черпались силы, которыми он охотно и щедро делился с теми, кто нуждался в них? И не от незнания ли этого Вельскуду всё время хотелось оспорить его слова, настоять на своём? Словно ребёнку, чьё мнение выслушивают в последнюю очередь и ни в грош не ставят. Бывало, Вельскуд испытывал глухое недовольство и даже ярость, налетал на друга как ястреб, но стоило тому улыбнуться, и гнев таял, рассеивался, как туман в свете первых утренних лучей. Оставалось только лёгкое сожаление – он снова позволил ярости завладеть разумом. Но и сожаление держалось недолго. И часто Вельскуд чувствовал себя маленькой лодочкой в огромном непознанном и непознаваемом море по имени Герант. И это влекло к другу гораздо сильнее, чем все его воинские умения…

В глазах Геранта иногда отражалась мудрость веков, неизвестно когда и как постигнутая им, а иногда он походил на обычного мальчишку. Было что-то волшебное в тех часах, которые им доводилось проводить вдвоём. Даже если они просто, молча, сидели рядом.

Герант сильно отличался от всех, кто встречался ему раньше. В его присутствии Вельскуд мог наконец-то отдохнуть от своей роли сильного и отважного воина и защитника, умного и проницательного советника, мог даже быть слабым и беспомощным. В Вельскуде по мере их сближения вдруг возникла и прижилась необъяснимая уверенность в том, что этот удивительный человек, так щедро раздающий все тепло души своей, не осудил бы его даже за преступление.

Но что будет, если случится предательство?

Вельскуд вздрогнул, осознав мелькнувшую мысль.

Осторожно он переложил голову спящего на подготовленный валик и попытался встать, но ноги от долгого сидения в неудобной позе затекли и стали ватные, а потому пришлось долго их растирать. И через некоторое время он, наконец, смог пошевелиться.

Вельскуд попытался отодвинуться, чтобы не потревожить спящего друга, но тот вдруг повернулся на бок и, что-то пробормотав, вдруг обнял его колени. Это простое движение удивило и погрузило в смятение разум. Высвободиться, не разбудив, не было никакой возможности.

Вельскуд опасливо провел пальцем по границе роста волос, убрал упавшую на закрытые глаза непокорную чёлку – спящий потешно сморщился. Вельскуд словно со стороны услышал свой тихий смех и удивился ему; и поймал себя на мысли, что эта невольная близость приятна; и испугался своих мыслей и чувств, вызванных этой близостью.

– Орк меня раздери… – едва слышно пробормотал он.

Тонкие пальцы снова бережно, почти невесомо, прикоснулись к золотоволосой голове и в ту же секунду отдернулись, словно от огня. Герант чему-то улыбнулся во сне и отвернулся.

Вельскуд перевёл дыхание, осторожно отодвинулся. Помедлив, встал; едва ли не ощупью – факелы почти догорели, а маленький тщедушный костерок слабо освещал путь – прокрался к выходу; выглянул в ночь. Воздух пах свежестью и влагой. Внутри пещеры, привыкнув, не чувствовалось, насколько воздух там напоён дурманящими травами. Это осознавалось только здесь, снаружи, при сравнении. Ночь охотно делилась своими сокровищами с тем, кто пожелал бы их. Страшась потеряться в кромешной темноте, Вельскуд присел тут же, рядом с выходом, прислонился спиной к взгорку, скрывавшему собой довольно глубокую и вместительную пещеру. Прислушался. Едва слышно шуршал ручей неподалёку, слабый ночной ветер гулял в кустах. Никакие звуки больше не тревожили ночную тишь. И он сам, не отвлекаясь на внешние раздражители, мог обдумать то, чему стал свидетелем некоторое время назад.

О магических танцах древнего племени он знал, но эти знания представляли собой слухи, записанные красивым слогом в книгах, которыми интересуются разве что геральдисты, изучающие историю. Теперь Вельскуду пришлось столкнуться с мифическим танцем лицом к лицу.

В танце обнаружилась сила, перед которой он чувствовал себя слабым и беспомощным. Слабость перед явлением, природы которого не понимал. И это – не нравилось. Но в то же время в иные мгновения, когда под влиянием волшебного танца отключался разум, и сердце пускалось вскачь от непередаваемых чувств и ощущений, он был готов склонить голову и покориться, забыв о себе и своих амбициях и мечтах. «Не всё ли равно, – думалось в такие минуты, если это вообще можно назвать размышлением, – не всё ли равно, кем буду я, если мне так хорошо и легко теперь?» Вопрос повисал в воздухе и медленно таял по мере того, как вновь включался разум и заставлял сопротивляться наплыву эмоций.

Теперь, поразмыслив над магическим действом, которого он был участником некоторое время назад, Вельскуд решил, что это был отличный опыт, но вряд ли он захотел бы его повторить когда-нибудь ещё. Не потому, что он был плох и произвёл отрицательное впечатление, напротив – Вельскуд еще никогда раньше не чувствовал себя таким бодрым, свежим и обновлённым. Желания участвовать в таком эксперименте больше не было потому, что он отбирал бразды правления у разума. А этого Вельскуд не мог себе позволить.

Он внезапно и отчётливо вспомнил большой золотистый шар, которым поделился с раненым под велением ритуальных магических движений Гарам. Что это было? Что значил этот шар? Вельскуд был уверен, что если он спросит Гарам, она ответит. Однако тут же в его мыслях возникла уверенность и в том, что делать этого не следует.

Он не помнил хорошенько, что произошло в тот миг. Картина, представшая в воспоминании, была словно подёрнута какой-то дымкой. Но впечатление, произведённое ею теперь, не было болезненным. Напротив, он чувствовал расслабленность и удовлетворение, которые приходят после осознания хорошо выполненной работы. Беспокойство зародилось скорее по привычке, где-то на краешке мыслей и чувств, но Вельскуду было слишком хорошо теперь, в окружении ласковой ночной темноты, оставившей его один на один с самим собой. И беспокойство растаяло так же легко, как и обнаружило себя.

Вельскуд глубоко вдохнул ночной воздух и пошёл спать.

========== Разговор по душам ==========

«Первый взгляд, первое слово… Я уже не помню их. Теперь мне кажется, что Геранта я знала всегда».

Кассия «Мысли в шкатулке»

«Что мы знали о Геранте при встрече? Ничего. Только то, что рассказал Вельскуд, а он был немногословен. Я знал Вельскуда с малых лет и доверял ему. Его мнение было для меня весомым аргументом. Кроме доверия к товарищу, были ещё и личные ощущения от встречи. Герант производил ошеломляющее впечатление. В нем чувствовалась сила, способная покорить и повести за собой. Если здраво рассудить, то способность эта довольно опасна и не следовало покоряться ей столь бездумно. Но в каждом его жесте, в каждом слове, каждом движении даже тогда, когда он просто, молча и скромно, сидел в сторонке, пока вокруг шли все эти словесные баталии между членами штаба, было столько благородства и невероятной силы духа, что мысль о недоверии как-то даже не возникала».

Из воспоминаний Терамая, главы Ордена Рыцарей Храма

Герант проснулся внезапно, словно кто-то толкнул его под рёбра. Окинул взглядом каменные стены. Случившееся накануне стёрлось из его памяти совершенно, а возможно, и не попало туда совсем. Последнее, что он помнил, – высокие кусты по верху глубокого оврага, куда угодил по невнимательности. Этого оврага на пути не должно было быть. Немало сил ушло на то, чтобы выбраться из него. Потом – вспомнилось – он где-то плутал. И вот: круглый каменный свод, сквозь щели пробивается солнечный свет и проникает знобкий утренний ветер, выстуживая и без того не тёплый воздух внутри пещеры. Неподалёку, завернувшись в плащ по самую макушку, оставив снаружи только нос, дремала Гарам, а рядом… Подобравшись почти вплотную, лежал Вельскуд.

Холод пещеры заставил его свернуться клубочком: подтянуть к груди поближе острые колени, обтянутые чёрными кожаными штанами; спрятать под мышки большие ладони. Он лежал, повернувшись спиной, подвинувшись как можно ближе к единственному источнику тепла – к нему, к Геранту. Из-под покрывала тёмных волос, сбившихся на лицо, виднелся только острый длинный нос и просвечивала бледная кожа, обтягивающая скулы. Он спал тихо, дыша размеренно и спокойно.

Сам Герант был завёрнут в свой собственный плащ и сверх того укрыт до подбородка ещё одним походным плащом, принадлежавшим Вельскуду, и холода сильного не ощущал. Обнаружив явно замёрзшего товарища, застыдился; шевельнулся, пытаясь высвободить край, чтобы накрыть друга. Неловко повернулся, и тут же мгновенная боль калёной стрелой прошила его бок. Он невольно охнул и тем прервал чуткий сон своих спутников.

Разбуженный внезапным движением и восклицанием, Вельскуд метнулся в сторону и откатился к противоположной стене так быстро, словно от этого зависело, останется ли он в живых. Несколько мгновений стоял на четвереньках, пытаясь спросонья сообразить, в чём дело. Слегка ошалевший взгляд его метался вокруг, стараясь определить точку отсчёта в текущем моменте, надеясь осмыслить внезапное пробуждение, прошедшее мимо его воли в то время, как снилось что-то очень важное и светлое, чего он не хотел терять и забывать. Но картины сновидений безвозвратно таяли. Присев на пятки, Вельскуд даже пошарил руками вокруг, словно хотел схватить исчезающую картинку, но вмиг проснулся, когда перехватил недоуменный взгляд Геранта и услышал тихий звон браслетов и сдавленный смешок.

Подобрался, словно хищник, почуявший добычу, и пулей вылетел из пещеры.

– Зачем шумишь? – проводив его глазами, спросила Гарам.

– А… я просто хотел узнать, что здесь случилось, – ответил Герант, приподнявшись на локте, окинул взглядом сумрачную пещеру.

– Ты ничего не помнишь?

– Немного… – Герант поморщился.

Гарам пригладила волосы, накрыла голову покрывалом; зябко передёрнув плечами, подошла и занялась потухшим костром. Пригодились ветки, запасённые с вечера. Они чадили и никак не хотели загораться. Гарам задумчиво сгорбилась у костра, подперев голову руками.

Герант попытался встать, прислушиваясь к себе. Пошевелил рукой, ногой, ощупал бок, перевязанный по-прежнему. Явной сильной боли не чувствовалось, однако в глазах померк свет, едва он приподнялся. Сквозь медленно редеющую темноту проступило лицо Гарам.

– Герант?! – в её голосе слышалось нешуточное беспокойство.

Он улёгся обратно, не желая тревожить и дальше внимательную сиделку. Гарам вернулась к костру и, воровато оглянувшись, вынула из глубокого кармана какой-то пузырёк, сыпнула немного его содержимого в костерок. Пламя весело взбрыкнуло и деловито принялось поглощать веточки, совсем недавно казавшиеся ему неаппетитными. Сидя на пятках, Гарам довольно улыбнулась, спрятала пузырёк, покачалась из стороны в сторону и хлопнула в ладоши.

– Ты голоден? – обернувшись, спросила она.

– И чем ты собираешься кормить меня? – Герант с весёлым недоумением окинул взглядом пещеру. Она была не очень велика. Извилистый узкий проход выводил наружу. От входа дневной свет практически не проникал внутрь. Но в сводах имелись дыры, сквозь которые в пещеру просачивался солнечный свет. Его было мало, но вполне достаточно, чтобы разглядеть помещение и присутствующих в нём. Вокруг явно не находилось каких-нибудь тайных уголков, где можно было бы спрятать припасы.

– Ну, поскольку ты сейчас человек, вкусы у тебя должны быть вполне человеческие, – отвечая улыбкой на улыбку, заметила Гарам.

Она подошла, присела рядом с лежанкой, пристально оглядела своего пациента с ног до головы, пощупала лоб. Осмотр удовлетворил её, и она села рядом, расслабившись.

– Фарра, моя помощница, придёт чуть позже, принесёт припасы. Я думаю, сегодня мы никуда отсюда не пойдем. Тебе нужен отдых, – заметив, что Герант уже набрал воздух, чтобы высказать свои соображения на её рекомендации, поспешно добавила: – да и Вельскуду – тоже.

Желание возражать пропало. Костерок весело потрескивал, приглашая их в свою компанию. Гарам помогла Геранту переползти поближе, и теперь при желании он мог коснуться рукой язычков пламени, вырисовывавших причудливые танцевальные фигуры. Костерок был слишком мал, да и горел всего ничего, а потому тепла от него было немного. Однако сам вид его вызывал умиление. Тепло становилось просто от взгляда в его сторону, от простых и незначительных комментариев, которыми два человека обменивались, наблюдая за костром.

– Я и в самом деле не помню, как здесь оказался, – Герант тревожно глянул на Гарам, – может быть, ты что-то расскажешь?

Гарам пожала плечами, оправила несуществующие складки на шароварах. Тихо и размеренно пересказала события, случившиеся накануне. Герант слушал внимательно, кивая, когда его собственные воспоминания совпадали с рассказом. Но Гарам всё же многого не знала. Однако и её сведений было достаточно. Герант улёгся на спину, закинув руки под голову. Лежал, разглядывая пещерный свод, размышляя о чём-то.

Помолчав немного, Гарам задала, наконец, беспокоивший её вопрос:

– Послушай, Вельскуд мне сказал, что вы были в нижней штольне и там тебя ранили. Конечно, тамошние кобольды часто мажут свои ножи зловредными ядами, но я ни разу не слышала, чтобы их яды ставили тренированного воина на грань смерти…

Герант даже, казалось, задохнулся от изумления. Окинув её быстрым взглядом, опустил глаза.

– Что с тобой такое? – Гарам внимательно смотрела на него – Ты можешь мне сказать?

Герант покачал головой и едва заметно поджал губы, словно сомневался, выбирал, что ответить. Оценивал границы своей откровенности:

– Ты думаешь, что со мной такого не может случиться? – слишком спокойно спросил он.

Гарам опустила глаза и вздохнула – свою ношу, какой бы она ни была, сейчас Герант решил оставить при себе. Но бремя было – лежало тяжёлым грузом на его плечах. Гарам чувствовала это всеми долгими годами своей жизни.

– Нет, я так не думаю, – ответила она; помедлив, добавила: – я только думаю, что Дракона не так просто убить…

Нет, она не обижалась на Геранта за его скрытность. Она вовсе не думала, что он ей не доверяет. Она хотела помочь или хотя бы предложить помощь. Пока не получалось. Сколько Гарам его помнила, Герант никогда не делился своими тяготами. Ни с кем. Кроме, возможно, Аргенты. Но взаимоотношения брата и сестры были скрыты от острого, внимательного взора предводительницы древнего народа.

– Словом, с того света я тебя вытащила, – так и не дождавшись откровенности, решила прервать молчание Гарам, – и тебе следует очень сильно отдохнуть, прежде чем ты снова сунешься куда-нибудь. Иначе Аргента меня живьём съест.

– Боюсь, что у нас нет времени отдыхать, – тихо сказал Герант. Он был рад заговорить о другом. – Ты была права. В нижней штольне готовят оружие. Огр Давила преуспел в создании мощных бомб. Война надвигается. На этот раз у них будут не только топоры. Орки готовят оружие для пиратов. На юге Дарлант собирает мощный флот. Скоро Небесная гавань будет окружена. А с таким могучим союзником, как Чёрный дракон, шансов победить у жителей Альтеры – нет. Вельскуд сказал, что попытается собрать совет, чтобы обсудить с королем и советниками возможность союза с эльфами. Неужели они не осознают, что мир стоит на грани гибели?

– Не у всех такая золотая голова и такое золотое сердце, – ласково улыбнувшись, ответила Гарам.

Герант откликнулся на похвалу едва заметным румянцем.

– Это ты к чему? – подозрительно глянул он.

Лёгкий смех был ответом. Гарам опустила голову и оправила несуществующие складки одежды на подтянутых к груди коленях, обхватила колени, склонила к ним голову.

– Вельскуд… он верит тебе?

Вопрос застал врасплох. Герант замешкался на мгновение.

– Да… я думаю, что да. Иначе зачем он вообще ввязался в это дело?

– Вы, очевидно, очень сдружились? – Гарам неловко хмыкнула, не поднимая головы.

В голосе её замерцал какой-то намёк, словно она хотела что-то сказать, но не решалась.

– Так очевидно? – осторожно переспросил Герант.

– Ну… где один, тут же и второй… Он знает о том, кто ты?

Герант покачал головой. Гарам окинула быстрым взглядом пещеру и снова опустила голову, пряча глаза.

– Герант, недосказанность может очень сильно навредить тебе, – она сказала не то, что хотела сказать изначально. Вернувшись мысленно к словам, которые так и норовили сорваться с языка, она испытала ещё большую неловкость. И старалась их скрыть за другими словами. По мере продолжения разговора неловкость отступала, сменялась уверенностью в правильности своего поступка. То ли дар предвидения, то ли ещё что-то требовало от неё высказать и эти опасения. А другие страхи – она надеялась, что время выразить их не придёт.

– Вельскуд очень гордый и очень прямой. Полуправду он воспримет как недоверие. Это вызовет большую обиду. Обида пробудит ярость. Я заметила, что, к сожалению, он не всегда может с ней справиться. Мне тревожно. Как бы это не закончилось бедой.

Она смотрела прямо и открыто. Покрывало сползло на плечи, открыв голову красивой формы, украшенную простой гладкой причёской из тёмных волос, скреплённых замысловатым гребнем на затылке. Миндалевидные тёмные глаза, светившиеся участием и искренним обожанием; совершенная форма носа, губ, подбородка, скул. Десятилетия жизни почти не оставили следа на её лице – на лице самой древней представительницы своего народа.

– Я могу называть тебя другом? – Герант осторожно привстал, помогая себе ладонями, придвинулся ближе к ней. Сел, практически касаясь плечом её одежд, почувствовал тепло, исходившее от Гарам волнами, и легкий аромат каких-то трав.

– Думаю, что долгие годы нашего знакомства дают тебе это право.

– Аргента как-то сказала, что в глазах людей мы всегда будем чудовищами. Я боюсь увидеть подтверждение этого в его глазах, – признание родилось неожиданно.

– Он любит тебя… – отрывисто произнесла Гарам. Ну вот, страхи получили своё бытие, одевшись в слова.

– Да, я знаю, – Герант кивнул сам себе, ожидая дальнейших слов собеседницы, но затянувшееся молчание заставило его пристальнее вглядеться в профиль сидевшей рядом женщины. Он нахмурился. – Любит? – переспросил он, стараясь угадать смысл, который пыталась донести до него Гарам этим словом. Внезапное осознание разных смыслов, которые вкладывали люди в него, сбило его дыхание. В груди заныло.

– Почему ты так думаешь? – тревожно спросил Герант.

– Я видела, как он смотрит на тебя, – тихо ответила она. – Прости, если я тебя расстроила. Думаю, что он и сам ещё не понял.

Герант резко отвернулся, и ранение дало о себе знать внезапным приступом головокружения и темнотой в глазах. Он зачем-то дернул себя за прядь волос и недоуменно уставился на свои руки.

– Ты ошибаешься, – голос Геранта был едва слышен. Слова медленно и со скрипом просачивались сквозь сухую гортань и застревали в зубах. – Ты видишь то, чего нет, чего быть не может. Эта… это – грань, через которую я не переступлю. Он, я уверен, – тоже.

– Любовь всегда на грани, Герант, – Гарам помолчала, мысленно подбирая слова.

Реакция Геранта погрузили её разум в смятение, и ей вдруг стало нестерпимо стыдно. Недавние намерения и слова показались неуместным и ненужным вмешательством в чужое личное пространство. Личное пространство того, кого она считала давним другом и хорошим знакомым. И это так и было! Но сейчас ей вдруг пришла в голову мысль, что говорит она с существом куда более древним, чем она сама. С существом, которое гораздо старше и мудрее её, и дальновидней, с творением самой Богини! С созданием, способным видеть дальше и знать больше, чем дано ей. Даже если она, Гарам, и воспользуется даром предвидения, знания её все равно будут ограничены земными образами и понятиями. Способность видеть сны Богини Альтеи делала её, как и многих её соплеменников, всего лишь приёмниками и дешифраторами намёков и символов, но не ставила на один уровень с теми, кто знал. Какую судьбу она могла открыть Древнему Дракону, что сказать из того, чего мог не ведать он, даже пребывая в тесном для него человеческом теле, сражаясь с оковами человеческого разума, скреплявшими мощный и великий дух в тесной каморке с узким подслеповатым окошком? Разума, который может едва лишь оценить случающееся здесь и сейчас и вовсе не способен понять то, что стоит за гранью видимого? Но следовало завершить начатое, и она тихо продолжила:

– Даже если я и ошибаюсь и вижу не то, что есть, а то, что подсказывает мне мой несовершенный разум и опыт прожитых лет, даже если это и так, и чувства, которые питает к тебе человек, которого ты хочешь назвать своим другом, куда больше и шире, чем простое желание – пусть так. Тебе виднее. Я рада этому. Но моё предположение сделало бы вашу жизнь проще…