Текст книги "Это просто сон (СИ)"

Автор книги: inamar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Не сердись, сестричка. Просто я всё ещё надеюсь, что возможно простое понимание без лишних церемоний, – примирительно сказал он; немного погодя тихо и печально добавил: – Я устал от враждебности и недоверия.

========== Встреча ==========

«Говорят, что началось всё с встречи двух могучих воинов – неизвестного мечника, чьи волосы сияли подобно золоту, и капитана королевских гвардейцев. Как оказались они вместе в одно время на ристалище и почему решились на шуточный бой – никто не знает. Все, кто присутствовал при славном бое, восхищались их мастерством, но подробностей ничья память не сохранила. Сколько потом не выспрашивали, никто не мог припомнить. Однако все как один вспоминали, что при бое наблюдателем была прекрасная воительница в алом плаще, а также то, что бой длился недолго, значительно меньше, чем было принято, и после него оба воина ушли рука об руку. Никто из наблюдателей так и не понял – кто же взял верх в этом бое…»

Из «Истории похода на Чёрного дракона для чайников» Часть 1, под ред. главы Ордена Рыцарей Храма архимага Дереликта.

«Однажды мужественный и благородный человек по имени Герант появился из ниоткуда, чтобы привести величайших воинов Алтеи в битву против Чёрного дракона. Он обладал не только удивительными навыками боя на мечах, но и обширными знаниями магии и геральдики».

Из книги «Народные сказания» Автор: Синистер, геральдист Его Величества

«Невозможно передать словами то впечатление, которое производил Герант на всякого, кто видел его впервые. Самое очевидное – изумление…»

Из воспоминаний Терамая, Рыцаря Храма

***

Вельскуд, капитан королевской гвардии, очень не любил утро.

Но отменить приход утра он не мог, несмотря на то, что очень многое в этой жизни было в его власти. С течением времени приходилось мириться, поэтому с утра он был особенно зол и раздражителен.

Юркий и расторопный слуга, раздвинув шторы в спальне, успевал выметнуться за дверь до того, как его настигал брошенный вслед тяжёлый подсвечник, и больше не заглядывал в комнату, терпеливо дожидаясь внизу в прихожей, чтобы низким молчаливым поклоном сопроводить хозяина к ежедневным делам на королевской службе. Собственно до того, как открывались шторы, он успевал переделать множество дел и приготовить всё, что могло понадобиться: от умывальных принадлежностей до скудного завтрака. Большего от него и не требовалось, поскольку ухаживать за собой Вельскуд привык сам.

В это утро, разглядывая себя в зеркало, Вельскуд почему-то вспомнил детство. В детстве, которое теперь почти забылось, утро тоже было не очень приятным. Невесёлая мысль о судьбе мелькнула и вызвала усмешку на тонких и бледных губах.

Дом, в котором он ночевал, стоял на одной из окраинных улочек Небесной Гавани. Это был старинный особняк с длинной семейной историей. Из всех помещений, протянувшихся на два этажа, Вельскуд пользовался только спальней и столовой, совмещённой с библиотекой большой аркой. Слуга обитал на кухне и в маленькой каморке рядом с ней. Только эти комнаты во всем большом доме сияли чистотой и порядком, все остальные были заколочены или просто закрыты, а мебель накрыта пыльными чехлами, затянутыми паутиной.

Офицерам королевской гвардии полагалась квартира рядом с дворцом, но Вельскуд предпочитал жить здесь. Однако любовь к семейным традициям здесь была ни при чём. Напротив, очень часто Вельскуду хотелось забыть о своих предках. Слишком уж величественна и ярка была их история: от впечатляющих взлётов до оглушительных падений. Свидетели истории сурово взирали с парадных портретов, мимо которых хотелось прошмыгнуть, скрыв голову под капюшоном плаща. Отголоски семейной истории сопровождали потомков, чуть ли не до десятого колена. Рядом с предками последний потомок казался себе маленьким камушком у подножия горы-исполина; крохотным и бесплодным многоточием, которое надеялось стать большой и жирной точкой.

Иногда казалось, что он живёт здесь для того, чтобы постоянно напоминать себе о ненависти, внушаемой этим величием. Этакий странный и замысловатый способ испортить себе настроение, чтобы потом с чистой совестью испортить его всем окружающим. Нельзя сказать, чтобы Вельскуду очень нравилось кому-то специально портить настроение. Он об этом даже не задумывался – как-то само выходило.

Но не всё здесь вызывало отвращение, было и то, что влекло. Молодой наследник совершенно не заботился о доме, потому что не хотел даже думать о нём, а вот сад оставил заброшенным намеренно.

С мрачным удовольствием наблюдал он, как сад, когда-то красивый и ухоженный, зарастал бурьяном. Иссу́шенные скелеты древесных ветвей выступали то тут, то там, мешая проходу. Садовые дорожки, покрытые каменными плитами, разъехались и покрылись мхом; кривые, высохшие сучья яблонь и вишен переплетались между собой, не пропуская никого в свой мир, не разрешая никому открыть тайны этого места. Некоторые уголки сада до такой степени заросли травой, что уже и не вспомнить, что было посажено там когда-то.

Странное удовлетворение испытывал подросток, позже – юноша, а теперь уже взрослый мужчина при взгляде на этот участок земли. Что видел он в сплетении сухих ветвей, что слышал в их старческом скрипе? Немногочисленные соседи иногда поздними вечерами видели сквозь кованую решетку, огораживающую фамильную собственность почти неприступной стеной, высокую темную фигуру хозяина, бродившую по заросшим сорной травой дорожкам.

Он помнил сад ещё не таким запущенным. Когда отец решил отправить своего наследника на королевскую службу, то поселил его в этом доме. Полуглухой злобный камердинер да его забитая, запуганная жена – вот и всё общество, которое он имел здесь.

Впрочем, тогда Вельскуда это мало заботило. К тому моменту он научился находиться в одиночестве, поскольку отца никогда не радовало его общество. Он был доволен, получив относительную свободу. Помнится, денег имелось не более необходимого, да и те были под строгим контролем камердинера и выдавались только после отчёта – куда и как они будут потрачены, а потом ещё нужно было отрапортовать: насколько точно и неукоснительно соблюдался план траты.

В юности всё свободное время Вельскуд проводил в саду. Плотное переплетение ветвей и густая листва не пропускали ни капли дождя, ни яркого солнечного света. Там всегда был полумрак. Присев на сыроватую голую землю и ощутив спиной узловатый бугристый ствол, можно было думать и мечтать о чём угодно, воображать подвиги, которые, возможно, никогда не будут совершены. Ну да что с того! Воображение этих подвигов дарило не меньшее удовольствие.

Старые мечты – хорошие мечты. Они не сбылись, но сейчас, иногда вспоминая, Вельскуд испытывал нечто отдалённо напоминавшее радость… Иногда казалось, что с юношеским мечтательным туманом, уплывшим от него, он потерял что-то существенное. Но наступало утро, наваливались дела, и сожаление улетучивалось, не оставляя после себя даже намёка. Придворная служба сделала свое дело. Вельскуд стал ироничным, язвительным и высокомерным. Все это плохо уживалось с мечтательностью.

***

Сад был предоставлен в полное его распоряжение, но свободных минут с каждым месяцем становилось все меньше и меньше. Перешагнув некую возрастную черту, он обнаружил, что времени не осталось и для воображаемых подвигов. Опасности стали ощутимыми, а подвиги – настоящими. Упражнения, закаливающие тело, отнимали все силы. Кроме оттачивания воинских навыков была ещё и придворная служба.

Отец отослал его в столицу после смерти матери. Благодаря знатности фамилии, он получил место при короле. Какое-то время Вельскуд прилежно постигал науки и премудрости королевской службы вместе с сыновьями других знатных фамилий, служивших в королевском дворце, так же как и он – пажами. Но пажеская курточка и гетры – предел мечтаний многих – опротивели ему довольно быстро.

Мальчик видел королевских гвардейцев, охранявших королевскую особу и дворец, и мечтал о такой же блестящей кирасе; юноша наблюдал за воинскими упражнениями гвардейцев на ристалищах и завидовал их силе и умениям. Не сказать, чтобы его служба была проста, но ничего тяжелее королевских туфель он не поднимал, а потешные сражения с деревянными шпагами могли научить разве только тому, как защищаться не нужно. Никогда раньше не обращавшийся к отцу за помощью, теперь юноша переступил через свою гордость. В родительский дом полетели умоляющие письма. Следствием этих писем стал перевод пажа в казармы. Однако здесь он был одним из многих, и до блестящего гвардейца, каких он встречал во дворце, было еще далеко.

Изнуряющие тренировки, во время которых повторялось одно и то же: замах, укол, отступление. Час за часом, день за днём, месяц за месяцем оттачивались приёмы нападения и защиты. Упражнения на силу и выносливость, после которых он падал и проваливался в сон без сновидений и вставал часто с болью во всём теле. Вместе с болью росло упорство. Юноша не хотел признавать свое поражение, и слабое тело, наконец, отступило перед упорством, подчинилось воле.

Прошло не менее десятка лет, и юноша превратился в молодого и сильного воина. Получив офицерский чин, Вельскуд обрёл некоторую свободу. Не было необходимости постоянно торчать в казармах и с каждой малой нуждой бегать за разрешением к старшим по званию. С восьми вечера до семи утра он мог распоряжаться своим временем как пожелает. Исключение составляло только военное положение, во время которого все воины находились в казармах постоянно. Но военного положения не объявляли очень давно.

Вырос сам – выросли и его мечты. Мечтам было мало сильного, крепкого тела и блестящей кирасы. Теперь Вельскуд хотел большего. Королевский дворец и придворный пост теперь казались заманчивыми. Он сумел оценить замысел родителя, пристроившего его сразу к королевской особе в надежде, что дальше наследник всё сделает сам. Но сейчас должность королевского пажа – это было слишком мелко для него.

Довольно быстро он осознал масштабы своего невежества. Не желая мириться с мыслью о безвозвратно утёкшем времени, обрушился в обучение с той же силой и тем же упорством, которые сопровождали его в постижении телесных упражнений. Вельскуду повезло. В его копилке имелись и природная сообразительность, и острый, пытливый, склонный к анализу ум, и цепкая память. Невежество крылось всего лишь в малом объёме сведений, которые поступали. Он мало знал, поскольку не имел ни возможности, ни времени, чтобы читать и обсуждать прочитанное с кем-нибудь, кто видел немного дальше кончика меча.

В Королевскую Академию, где воспитывались геральдисты и будущие советники короля, путь для него был закрыт. Да и не мог он позволить себе сесть за парту – на обучение ушло бы не менее семи-восьми лет. Вельскуд рассчитывал достичь желанного поста в один-два года. Позже он увеличил для себя этот срок вдвое. Отодвигать дальше достижение заветного поста королевского советника он не хотел и не мог.

В далёком теперь уже пажеском детстве у Вельскуда был друг. Не то чтобы друг, но знакомый, с которым было интересно убегать и прятаться от строгих наставников. Звали его Терамай. Вельскуд слышал, что вскоре после его ухода Терамай тоже сменил куртку пажа. Он всегда хотел стать священником, служителем Богини. В должности пажа он ожидал, когда освободится место ученика в монастыре Ордена. Как только это случилось, он отправился на далёкий Снежный хребет за новыми знаниями и новыми обязанностями.

Спустя много лет, когда в голове Вельскуда созрел амбициозный план, судьба подкинула ему встречу со старым товарищем. Терамай из маленького, щуплого, светловолосого подростка превратился в крепкого, коренастого молодого мужчину. Умного, проницательного и приветливого. Он радушно приветствовал старого товарища. Не задавая лишних вопросов, он согласился на любую помощь, которая потребуется целеустремленному приятелю.

Терамай познакомил Вельскуда с Синистером – человеком, который был автором многих законов Альтеры. Синистер использовал все свои знакомства, чтобы свести Вельскуда с другими людьми, которые могли быть ему полезны в плане получения требуемых знаний. Из чего следовало, что он произвёл на пожилого геральдиста огромное впечатление, поскольку Синистер, по слухам, обычно никому не помогал таким образом.

Этот этап жизни продлился не так долго, как физическое самосовершенствование, но отнял едва ли не больше сил, однако и удовольствия принёс не меньше. И всё-таки до желанного поста королевского советника было далеко. В помощи отца Вельскуд сильно сомневался и просить больше не хотел. Связь с единственным родственником он прервал давно, ещё тогда, когда захотел сменить пажескую куртку на воинскую кирасу. Отец был очень недоволен этим. Недовольство чувствовалось по тону письма, которое получил Вельскуд в ответ на свою просьбу. И он не видел больше возможностей достижения того, чего так жаждал. Пользоваться знакомством с Синистером или другими важными сановными людьми – не хотелось.

И тут судьба вновь подбросила ему подарок. Внезапно он получил назначение в королевский гвардейский полк, который располагался во дворце и отвечал за личную охрану Его Величества. Такой скачок удивил его, конечно, но разбираться он не стал. В конце концов, он проник в королевский дворец, и дальнейшее продвижение по службе было уже делом техники.

Позже, когда Вельскуд уже занял пост королевского советника, он внезапно получил письмо от отца. Поздравительные строки, начертанные знакомым почерком, вызвали бурю эмоций. Ярчайшими из них были досада и безмерное удивление. Удивление вызвал сам факт обращения отца к сыну. Ведь до сих пор сын и не подозревал об интересе родителя к своей персоне. Досаду вызвало ощущение недоговорённости, которое Вельскуд испытал, прочитав письмо. Отец словно пытался натолкнуть его на какую-то мысль, на что-то указывал, но на что – непонятно. «Возможно, в будущем ты поймёшь, как важно платить по своим счетам, – писал отец, – и не забудешь проявить благодарность к тем, кто помог тебе когда-то. Совсем не важно – с какой целью была оказана эта помощь. Главное, что она была оказана…» Письмо заканчивалось обычными в таких случаях пожеланиями.

Подумав немного, Вельскуд решил, что отец намекает на себя, на то, что это он явился судьбой и направил непутёвого отпрыска туда, откуда тот в свое время по своей глупости сбежал. Это открытие отравило всю радость от достижения желанной должности.

Письмо Вельскуд сжёг и постарался о нем забыть. Но не смог. Он буквально слышал, как отец произносит запомнившиеся строчки. Суровый, грозный голос чеканил слова, и буквы впивались в мозг, оставляя там крохотные ранки. Вельскуд искал возможности сбросить с плеч этот долг и не находил. Воображаемые звуки отцовского голоса будили прежние желания, которые, как представлялось раньше, он уже вытравил из своего сердца. Но стоило воспоминаниям зашевелиться, и он снова видел себя маленьким заморышем перед грозным суровым ликом. Лик что-то ожидал от него и был разочарован тем, что ожидаемое не свершилось. И так же, как много лет назад, поднималось в душе необоримое желание оправдать надежду, доказать любым способом, что он всё-таки может. Что может? Это было неважно. Горькая мысль о своей никчёмности ужом пробиралась в сознание – прошлое посылало свой привет. Наверное, ему стало бы легче, если бы он поделился своими переживаниями хотя бы с Терамаем, который незаметно и ненавязчиво стал ему другом, но он не хотел. Одно предложение из отцовского письма он принял, и то только потому, что давно уже был в нём уверен: по своим счетам каждый платит сам.

***

Когда-то, много лет назад, после очередной большой войны королевства с враждебным княжеством, которая закончилась не так хорошо, как представлялось в планах генералов, в столицу хлынула толпа пропылённых воинов, которые к моменту окончания войны уже забыли как это – жить мирно. Они забыли, что нужно делать, чтобы прокормить себя в мирное время, многие позабыли, как держать в руках инструменты вроде молотка, пилы, топора или плуга. Они растеряли даже воспоминания о том, что такое дом, жена, дети, чистая и мягкая постель. И всё прочее они тоже благополучно позабыли. Но что было ещё страшнее – они не хотели всё это вспоминать.

И правители быстро поняли, что если не заняться этой проблемой в первую очередь, то страну захлестнёт пожар иной войны – гражданской. По дорогам начнут бродить толпы разбойников, обирая тех, кто всё же отважится завести хозяйство. В те времена и появилась первая гильдия наёмников. И в то же время какой-то разумный советник подсказал королю идею об организации ристалища – места, где бывшие и настоящие воины могли бы, так сказать, «выпустить пар», то есть вполне законно подраться с избранным противником, пока не появился настоящий враг. Назвали это место – Колизей. Часто там проводились потешные бои, на которые стекался городской люд, чтобы поглазеть на сильных воинов. Поглазеть, похлопать и тем самым приобщиться к воинской славе. Победители боёв восхвалялись, и имена их в течение недели выкрикивали на главной площади королевские гонцы, призывая к ним уважение и почёт со стороны сограждан.

Однако чаще приходили туда воины просто померяться силами. В Колизее можно было использовать настоящее оружие, а не как в казармах – с защищённым лезвием. Тут действовало одно правило: бойцы бились или до первой крови, или до первой просьбы о пощаде. Правило было жёсткое и выполнялось неукоснительно. Если кто-то не желал подчиняться в пылу боя, для таких существовала специальная Колизейная дружина из двенадцати крепких тренированных молодцов, которая могла утихомирить любого. И наёмники, и гвардейцы соблюдали правила Колизея свято – все распри и обиды оставались за порогом ристалища.

Это был бой навыков и умений, а не пляска смерти, хотя несчастные случаи бывали.

Вельскуд давно отошел от потешных боёв. Не то чтобы они совсем ему были не нужны, просто противников в последнее время ему не было. Капитан королевских гвардейцев слыл отличным фехтовальщиком, его тяжёлую руку испытали на себе многие, потому бывалые воины не спешили с ним связываться, а с новичками он не связывался сам. Было, конечно, несколько человек из вольных наёмников, с кем он иногда разминал мышцы, но их отправили на Снежный хребет, и делать в Колизее совсем стало нечего. А пустое разглядывание потных тел, бугрившихся мышцами, не привлекало совсем.

В последние дни много говорили о каком-то наёмнике, который проявил чудеса воинского искусства, выстояв против трёх мечников, которых Вельскуд знал лично и не раз сходился с ними в поединке. Один из этих мечников когда-то учил Вельскуда всему, что теперь он знал об искусстве боя. Несмотря на то, что ученик давно превзошёл учителя в мастерстве, для других он оставался неприступной скалой, с которой мало кто мог справиться.

Вельскуд встретил высокого и жилистого воина на площади перед королевским дворцом. Каждый из собеседников спешил по своим делам, но каждый задержался, чтобы обменяться приветствием и, по случаю, последними новостями. От мастера Тонгора Вельскуд и услыхал о новоприобретённом победителе Колизея.

– Он явно избегает славы, – глухо рокотал голос старого воина, – потому в праздниках боя не принимает участия. Не выступает, так сказать, на потеху толпе, иначе он легко обошёл бы многих. Я вызвал его. Ты же понимаешь, как распорядитель боёв я должен оценить нового игрока, чтобы знать, чего ждать от него. Скажу тебе – он очень силён. И это удивительно, потому что по внешнему виду ничего такого и подумать нельзя. Словом, Вельскуд, для тебя нашёлся достойный противник. Я сказал ему о тебе. Он вроде бы не против, но и энтузиазма особого не выразил.

– Откуда он взялся?

– Он от Гюнтера, помогал ему в чём-то. Я так и не понял, в чём.

– Гюнтер – это глава гильдии наёмников, – уточнил Вельскуд.

Тонгор неопределённо качнул головой, не подтверждая и не опровергая предположение товарища и ученика.

Дело в том, что объединение искателей приключений было не совсем законным. Во дворце никак не могли примириться с тем, что под боком у государственной власти разгуливают неподконтрольные вооружённые силы. А привести их к порядку никак не получалось. Под начало королевской власти они не шли, ни под каким предлогом.

– Не беспокойся, – усмехнулся Вельскуд, – не собираюсь я бежать в казармы и вызывать подкрепление. Хорошо, я на днях зайду, сам посмотрю, что за новичок такой.

И зашёл.

Вызов на бой случился сам собой. Это был даже не вызов, а словно бы само собой разумеющееся состязание лучшего воина Небесной Гавани с внезапно обнаружившимся феноменом. Об этом даже не говорили, поскольку все считали поединок делом решённым. Собственно, Вельскуду не оставили выбора, хотя он, конечно, мог отказаться. Но почему-то не отказался.

Все последующие события слепились в какой-то ком, в котором Вельскуд, позже размышляя об этом, сам не мог разобраться. Почему его так заинтересовал этот неизвестный воин? С какого перепугу он вообще вышел на поединок, даже не присмотревшись к противнику, чего он не делал никогда, поскольку справедливо считал, что разведка – путь к победе. Однако случилось то, что случилось. В один из солнечных дней начала лета он стоял напротив незнакомого воина и разглядывал его довольно бесцеремонно:

– Говорят, ты умелый воин. Не хочешь сразиться со мной?

И в тот момент, когда едва заметный кивок стал ответом на самоуверенный вызов, Вельскуд вдруг подумал, что битву ему не выиграть, даже если он победит в одном этом сражении. Обычно такой неуверенности он не испытывал ни в потешных боях, ни в сражениях с монстрами, заполонившими Альтеру в последнее время. Вельскуд вообще презирал всякую слабость, а неуверенность – это слабость, которая ведёт к гибели. Воин должен быть смел, дерзок и уверен в своей правоте, иначе мечу в его руке делать нечего. Таково было его правило.

Человек, которого он несколько минут назад сам назвал своим противником, ни на кого не был похож. Не высокий, ниже его самого. Под плащом, который мужчина скинул прежде, чем выйти на арену, доспехов не было, кроме лёгкой кольчуги длиной до середины бедра, сплетённой из тонких мелких колец. Кожаные штаны были заправлены в короткие эльфийские сапоги на мягкой подошве, которые не оставляли следов на песке арены. Меч, необычный для Небесной гавани, гораздо длиннее, чем принято, и у́же, с украшенной шипастыми кольцами и головой дракона рукоятью, он также оставил за пределами арены. На вопрос устроителя, каким же оружием он собирается драться – он пожал плечами. Устроитель с поклоном предложил ему выбрать любое оружие из оружейни при Колизее. Сейчас в руках соперника был меч обычной длины, привычный для боёв на арене, и кинжал. Щита при нём не было. Рука, легко и свободно сжимавшая рукоять меча, совсем не походила на руку воина. Маленькая, точёная и белая, она напоминала руку вельможи. И волосы отливали золотом, а золото – цвет знати, это всякий знает. И в то же время Вельскуд чувствовал, что это воин, и сила его до поры до времени скрыта.

– Как тебя зовут? – это была обычная формула, произносимая в начале, даже если соперники отлично знали друг друга.

– Герант.

– Вельскуд.

– Почему оставил свой меч в стороне? – спросил Вельскуд.

– Твоё оружие короче, – ответил Герант. – Я не хочу преимущества.

Вельскуд тряхнул головой. Благородство на арене – не такая уж редкая вещь, но ему не понравилось. Он предпочитал вызовы и желал преодолевать сложности. Спорить не стал, молча перехватил меч удобнее и приготовился к бою.

Противники одновременно двинулись каждый вправо по кругу, ощупывая друг друга взглядами, выясняя возможности обманными движениями, примериваясь. Словно солнечные блики на воде, волнующейся под легким ветром, двигался Герант, мерцая, вызывая желание сморгнуть. Движения его были плавны и легки. Он отвечал и никогда не был инициатором движения. Это удивило, поскольку Вельскуд привык встречаться с напором и не часто нападал первым. Словно клубящийся туман перемещался он, выведывая возможности противника, но ни одна обманка его не была истолкована неправильно.

Однако пора было завязать бой. Вельскуд ринулся вперёд, замахиваясь. И с трудом затормозил в нескольких дюймах от каменного ограждения арены. Песок заклубился у ног, оседая. Вельскуд мимолетно ошалел от того, что противника не оказалось на том месте, где он должен был быть – до сих пор в скорости на арене ему не было равных. В следующую секунду боковое зрение отметило посверк – клинок соперника. Он целился в лицо. Извернувшись немыслимым образом, Вельскуд отразил удар, но пришлось отшатнуться. Следующее мгновение принесло ощущение острия чужого меча под коленями. Отразить этот удар он бы не сумел, несмотря на всё свое умение. Простой приём вместе с нечеловеческой скоростью – и в настоящем бою он был бы уже обезножен и оказался лёгкой добычей.

Герант моментально отступил и опустил меч.

– Ты достойный противник, – негромко заметил Вельскуд. Слова вырвались сами.

– Похвала от того, кто сам её достоин – высшая награда, – слегка поклонившись, возвратил комплимент Герант. – Я слышал: люди говорят, что командир королевской гвардии встречает опасность лицом к лицу. Я убедился в этом. Но я пришёл не для поединка. В последнее время монстры совсем распоясались. И лучшим воинам Альтеры нужно объединить усилия. Что скажешь?

Он взглянул на Вельскуда яркими карими глазами, и взгляд его, ещё минуту назад суровый и твёрдый, потеплел, а в глубине замерцали смешинки. Герант словно раскрылся навстречу, и ощущение доброжелательности, исходившей от него мощным потоком, едва не сбило с ног. Опустив меч, он стоял молча, ожидая ответа, и ветер трепал выбившиеся из хвостика пряди волос. Во всей фигуре не было ни напряжённости, ни настороженности. Ничего, что говорило бы о том, что перед ним – противник, человек, которого он хотел бы победить, над которым хотел бы взять верх. Он словно и не чувствовал себя соперником. Как будто просто вышел на прогулку, прихватив вместо трости меч – по ошибке. И встретил давнего хорошего знакомого, с которым его связывали добрые отношения, добрые и долгие.

Вельскуд удивился. До сих пор ему не приходилось с первых шагов сталкиваться с таким неприкрытым дружелюбием со стороны незнакомцев. Приязнь конечно же бывала в гостях у него, когда он знакомился с людьми, но она приходила гораздо позже, когда миновало время, следуя за множественными боями или совместными рейдами. Он непроизвольно повёл плечами – словно почувствовал крепкое, тёплое и сильное пожатие. Это тоже было необычное чувство. Необычное, но… приятное, что ли? По губам скользнуло подобие улыбки. Она случилась сама собой.

Сходясь с людьми, Вельскуд испытывал много разных эмоций – от радости до неприязни или ненависти, но здесь впервые испытал удивительное, не похожее ни на что переживание. Он был очарован. Мягкая, ласковая и немного смущённая полуулыбка недавнего соперника была приглашением к новой жизни.

И он ринулся в эту жизнь, повинуясь скорее инстинктам, чем рассудку.

========== Подарок ==========

«Дружба. Это слово входит в наш обиход довольно рано, когда мало кто догадывается о том, сколько боли и сколько счастья несёт в себе то, что обозначается им».

Кассия «Мысли в шкатулке»

«Они всегда были вместе, спина к спине, плечо к плечу… Даже если мы видели их порознь, чувство, что где-то рядом тут же и другой, возникало само собой, словно второй всегда присутствовал если и не во плоти, то как бесплотный дух. И сила второго хранила первого и помогала ему так же, как если бы друг присутствовал сам».

Из книги «Земля богини: край её снов» автор: Лианна, эльфийский стратег

«Какой была их дружба? И дружба ли то была? Сложно сказать. Кому придёт в голову назвать свою руку или ногу другом? Но без них – никак… А душа? Можно ли её назвать любовницей?»

Из воспоминаний Терамая, главы Ордена Рыцарей Храма

Прошло совсем немного времени с памятного боя. Два человека встретились внезапно и сошлись стремительно.

Как будто обрушилась огромная, толстая, каменная стена, обнаружив за своими пределами сад невиданной красоты. Незнакомый мир вобрал в себя без остатка. Здесь, по эту сторону стены, все было знакомо – не надоедливо, трафаретно и понятно. Там же были звуки, запахи, краски – всё не такое, не привычное. Способность узнавания терялась в обилии форм, и бедный разум, застопорившись на каком-либо образе, не мог двигаться дальше, поскольку не успевал понять то, что уже предстало перед ним. Оказавшись вовлечённым в отношения, в которых он не имел никакого опыта, Вельскуд был оглушён, ошарашен и сбит с толку. Королевская служба не предполагала дружеских отношений – так он думал, поэтому друзей среди сановников не имел. Терамай был не в счёт, поскольку встретились они задолго до того, как заняли свои высокие посты.

До сих пор он никогда не встречал людей, к которым его тянуло бы с такой непобедимой силой. Природа этой тяги была непонятна и необъяснима. Вельскуд пытался объяснить, присматриваясь к другим. Но каждый раз, встречаясь с проявлениями любви или дружбы у других, пугался, понимая, что здесь всё иначе.

За всё время знакомства Вельскуд так и не понял, чем занимается новообретённый друг. Они виделись практически каждый день, преградой бывали только обязанности службы. Вельскуд удивился тому, что многие знали о Геранте, были и такие, кто дружески приветствовал его, когда случалось им вдвоём проходить по улицам или появляться в маленьких трактирчиках на окраине Небесной Гавани. Центральных улиц Герант по неведомой причине тщательно избегал. Бывал только на Базарной площади, но и туда пробирался закоулками.

***

– Вельскуд, ты мизантроп!

– Лучше быть мизантропом, чем доверять всем без оглядки, – парировал гвардеец.

Герант удивлённо приподнял брови:

– Это камень в мой огород, полагаю? – он весело рассмеялся. – Ну, во-первых, доверяю я не всем подряд, а, пожалуй, только тебе. Ну… и ещё нескольким людям. Да и как, скажи мне, можно не доверять тем, с кем разделяешь труды похода? А во-вторых… – он неожиданно оказался за спиной Вельскуда и крепко обхватил его за плечи. Сжал так сильно, что гвардеец не мог повернуться.

– … во-вторых, я же знаю, что ты не такой, – шепнул Герант и с силой дунул другу в ухо.

– Да чтоб тебя… – Вельскуд цветасто и со вкусом выругался, даже не пытаясь перехватить юркого Геранта, чтобы как следует отомстить за полученные неприятные ощущения. Ответом ему был смех друга откуда-то с улицы.

– Поймаю – голову оторву, – крикнул он вслед и, поморщившись, потёр существенно примятое плечо.