Текст книги "Два мира (СИ)"
Автор книги: Имир Мади
Жанры:
Космоопера
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
========== 1 ==========
Тот день не задался с самого начала. Прямо как проснулся, так и не задался. Прямо с долбаного утра мелькнула мысль, что он мог бы в принципе и не просыпаться, настолько дерьмовым показалось утро. Как бы он ни пытался, как бы ни старательно, но агрессивно молчал, день от этого лучше не стал.
Вообще не стал.
А к вечеру даже хуже. В любом случае итогом сегодняшнего дня стало разваленное напрочь левое плечо и раздробленная ключица.
Гребаные ублюдки! Кто бы знал, как он их всех ненавидит!
Всех, это тех, кому мозгов не хватало понять, что связываться с ним категорически противопоказано. Ибо несовместимо с жизнью, не будь он аж целый амарант-генерал Империи Кайло Рен. Псина на цепи Императора, как его называли в кулуарах.
Только вот сегодня вечером даже куча охраны и столь громкое и пафосное звание не спасло его от подлого выстрела исподтишка. Ибо нехрен самому лезть во все пекло, но и отсиживаться на командном мостике, как обычно и делают все высокопоставленные офицеры было не то. Просто на самом деле ему претили все эти надменные и чопорные рожи, да и на передовой всегда было интереснее. За свою любовь быть в гуще событий и поплатился.
Впрочем, ничего нового.
Энергетический заряд жутко разворотил плечо, оставив дымящиеся сухожилия и глупо запекшиеся потеки крови. Дерьмово выглядели даже остатки мундира на плече и груди. Он не стал беситься и психовать, только со всей дури шарахнул кулаком здоровой руки по ближайшей стене. Это был тот максимум внешних эмоций, что Рен мог позволить себе при посторонних. Впрочем, это нихрена не помогло, только до кучи и вторая рука разнылась. Смысла не было тратить впустую нервы и время. Проще потратить остаток здравомыслия и сил на приказы.
Просто приказал вырезать всех. Коротко и ясно. И найти тех падл, вероломных предательских собак, из-за которых вся карательная операция превратилась в цирк со штурмовиками и одним обозленным амарант-генералом. Пусть ему потом это и аукнется выволочкой у того же императора.
На свой корабль вернулся, сохраняя презрительное выражение лица, которому научился у своего наставника. Старикашка видел еще первого императора, благополучно пережил еще четырех. Нынешний монарх прекрасно понимал, какого монстра вырастил его наставник. Вырастил и оставил в наследство. Тот наверняка пережил бы и нынешнего правителя, если бы вдруг не решил удалиться на заслуженный покой на какую-то всеми богами забытую планетку, где благополучно зачем-то подставился под удар местных идиотов-гангстеров. Рен почти искренне жалел испустившего дух наставника.
Почти.
Он даже сам, на своих двух ногах грозно дошагал до медицинского сектора, хотя спокойно мог бы вызвать всю эту трижды проклятую технику для ремонтирования живых организмов прямо в свои апартаменты. Но нет, шел, держа равнодушное лицо, молча проклиная собственные принципы, заставившие его сейчас не ныть лежа комочком на кушетке и ждать первой помощи, а двигаться самому. Всех встреченных по пути сразу сдувало неизвестным ветром, хотя Рен даже честно сменил презрительно-скептическую гримасу на маску под названием мне «похер на всех». Хотя догадывался, что из-за боли и злости это самое лицо больше напряженное, чем безразличное. Боли было очень много. И физической, и моральной.
Было банально обидно. Так-то он вообще-то старается изо всех сил.
Физическую боль хоть как-то можно было забить медикаментами там. Ну, или просто снести самому себе голову. Хотя и моральные терзания это тоже бы сгладило. Так дальше продолжаться не могло – Рен не мог позволить себе и дальше терять такое количество солдат и техники, только потому что разведка снова обосралась, хоть и честно клялась в достоверности данных. Отчаянно бьющая себя в грудь кулаками разведка не может вернуть убитых и восстановить технику. Отчаянно было жалко и солдат и технику. Хоть есть с кого спросить. Вызванный на личную встречу глава трижды, нет, четырежды проклятой разведки не особо торопился прибыть. Рен в принципе прекрасно понимал того хитрожопого ублюдка. Он бы тоже не сильно бежал навстречу.
Рен топал к медикам, тщательно сжимая зубы, изо всех сил стараясь не выплеснуть наружу лаву кипящего вулкана, бурлящего внутри. Адская смесь боли и ярости все пыталась вырваться очередным собственноручным разрушением ближайшего помещения, но упорно сдерживаемая силой воли, беспощадно выжигала разум. Рен намеренно держал это в себе.
Он даже знает, на кого это вывалить.
Еще бы хватило сил дождаться этого гребаного начальника разведки.
Даже тряпку честно держал у раны, чтобы полы поменьше заляпать. Какие бы слухи ни витали вокруг его персоны, он так-то уважал труд уборщиков. Хотя никто и не поверит, скажи он кому, что он в принципе уважает человеческий труд. Пусть и убирают полы тупорылые железяки с щетками наперевес. Он почти придумал месть, пока грозно топал сапогами в сторону медицинского сектора.
За потоптанную честь.
За развороченное плечо.
За бессмысленные усилия на переговорах и бездарно загубленных около пяти тысяч штурмовиков.
Ну и еще за что-нибудь, он потом придумает за что. Прически повстанцев ему не нравились еще. За такую убогость тоже нужно наказывать.
Железякам из медотсека он так и не позволил вкатить обезболивающее. Не из любви к мазохизму, нет. По идее он собирался обколоться медикаментами гораздо позже. Например, когда будет один в своих апартаментах.
В гордом одиночестве.
Заодно можно будет и поорать от злости.
Просто боль холодила разум, заставляя сердце ходить ходуном. С этой болью он чувствовал себя все еще живым. Не куском накачанного наркотой мяса, не обрубком безэмоционального тела. По крайней мере, боль не позволяла ему погрузиться в омут самобичевания, где он бы совсем расклеился, скрежеща зубами от собственной слабости и неуверенности. В этом болоте жалости к себе же Рен сразу вспоминал свои старые мысли, свое почти беззаботное детство, где он просто хотел чуть вырасти и стать богатым и умным. И сейчас челюсть свело от боли и понимания, что он вообще-то и так богат. И даже умен. И подрос весьма конкретно во всех местах.
Только вот все вышло немного не так, как он рассчитывал. Ладно, кому врать-то. Сильно не так.
Вот и сидел с разваленным выжженным плечом под манипуляторами меддроидов и скрипел зубами, понимая, что пока ему не восстановят хоть немного тело, никто и не сунется с докладами, а ведь ему кровь из носу нужна информация для дальнейшей обработки ситуации, оценки ущерба и прочей важной мутотени. Ибо сейчас это тоже было чревато. Проклиная трусливых адъютантов, обуреваемый бешенством, он сидел и изо всех сил терпел.
Хуже отсутствия информации, так нужной сейчас, бесило понимание, что он таки обосрался, и мятежники преподнесут это как тотальный провал Империи и героизм со стороны диверсантов. Раструбят на всю галактику и начнут поднимать новые силы, привлекая затаившихся трусливыми мышами другие системы, благоразумно выжидавших, чтобы принять сторону победителя. Бесхребетные наместники быстро решат, что император сдает позиции.
И ни разу не будут правы.
Это он обычно приходит, побеждает и гордо уходит. Пусть в этот раз это не сработало, у него еще много причин стоять на ногах. Его хорошо научили, как гасить вот такие вылезающие повсеместно конфликты. Он бы даже усмехнулся, если бы чертовы блики панелей освещения не вгрызались в правый глаз, нехило отвлекая от набежавших мыслей.
Когда это началось, Рен все же так и не понял.
Вот он сидит и кривится на очередное слишком резкое движение степлера, стягивающего остатки мышц перед уколом регенератора, а вот он понимает, что зрение его начало подводить.
Причем конкретно так подводить.
Рен от неожиданности даже на несколько секунд забыл о боли. Забыл, что он тут вообще-то целый амарант-генерал и все такое. Забыл, что последние несколько минут только и обдумывал, какие последствия будут у его поспешного решения вырезать всех, а не доставить живьем для допросов. Забыл, что все сидел и думал, насколько обнаглеет обосравшаяся разведка, когда поймет, что в живых уже никого и не осталось, и как эти же безопасники потом разноются перед монархом, жалуясь на Рена, как сам будет оправдываться перед Императором и какое очередное злое наказание придумает его правитель. Забыл, что даже чуть поежился от мысли, что ему придется в наказание снова принимать участие в светских мероприятиях, изображая из себя манекен для медалей и наград. По его мнению, он лучше будет сидеть вот так и терпеть бездушные непотребства меддроидов, чем скрежетать зубами перед очередным князьком или тупой курицей, возомнившей себя светочем Галактики.
В те несколько мгновений он почему-то забыл обо всем.
А через несколько секунд Рен вспомнил, кто он и что он, отлично ощущая в ладони холодок рукояти сейбера, на голых инстинктах притянутого Силой со столика по соседству.
Поначалу он со скрипом и скрежетом подумал, что его зрение решило жить отдельной жизнью, иначе чем можно было объяснить вот эти все искореженные непонятно чем линии пола и марево неизвестной завесы, застывшей почти у самых мысков испачканных чужой кровью и пылью сапогов, словно кто-то включил посреди помещения силовой щит. А потом вспомнил, что нынешняя медицина настолько продвинута, что так-то почти грешно говорить, что какая-то часть тела не работает как положено. Тем более Рену, весьма и весьма частому посетителю медицинского сектора.
Потом он поднял глаза выше.
Первым, что он увидел, это ее огромные глаза. Вполне человеческие глаза. Обычные такие. Карие. Удивленные. Почти комично вытаращенные. С едва заметными капельками готовых дезертировать слез в самых уголках. Под таким густым веером ресниц, что будь Рен женщиной, он бы даже позавидовал. По крайней мере, длина этих ресниц точно привлекла внимание, хотя чуть позже он все же одернет себя, что слишком много думает обо всем этом, как и залепит ментальную затрещину, внушая себе, что он не женщина и ему вообще-то не положено думать о густоте чужих ресниц.
Вторым, что он увидел, это была общая картина бледного женского лица, чуть затемненное плохим освещением, хотя помещение, где гордо восседал амарант-генерал, было так ярко освещено, что сам Рен еще пару минут назад готов был лично разбить пару световых панелей, нагло светивших прямо в правый глаз.
Сжатые в полоску женские губы он тоже хорошо запомнил. Как и то, что еще мгновение назад пухлый рот незнакомки был чуть приоткрыт и искривлен в непонятной ему гримасе.
Он совсем отстранено уловил каждое промелькнувшую на ее лице эмоцию. Со скоростью супердвигателя пролетело удивление. Потом недоумение. Злостьосуждениебрегзгливостьдосадаожесточение. Прямо открытый калейдоскоп. Последней он уловил ярость, исказившую так глаза, что те резко стали очень и очень непонятными. Почти мерзкими.
Еще через миг Рен окончательно пришел в себя и теперь была его очередь недоумевать. Он пока еще не понял, какого хрена тут происходит, но сейбер уже сам прыгнул ему в руку. Девчонка за мерцающей пленкой преграды вскинулась, дернулась… и как будто прыгнула к нему ближе, и настолько быстро та двигалась, что Рен даже не уловил ее движений, вот уже через доли секунды та была намного ближе.
Настолько ближе, что сумел разглядеть каждую гребаную ресничку. Проклятое зрение позволило ему разглядеть каждый лучик мелких морщинок в уголках миндалевидных глаз, когда незнакомка очутилась буквально в полуметре от него. Жутковато скалясь, девчонка замахнулась на него, выхватив буквально из пустоты странного вида меч.
Когда Рен понял, что уже физически не успевает заблокировать удар, он просто подумал, что так дешево свою жизнь не продаст.
Мозг привычно за доли секунды уже высчитал траекторию ее смертельного замаха и даже успел банальненько проститься с родителями, давая понять хозяину тела, что это самое тело вот-вот будет разрублено от многострадального плеча наискосок по груди, как вбитая за десятилетия тренировок в подкорку реакция решила напоследок выставить счет убийце.
Тело даже успело вырвать бедное плечо из захвата меддроида и Рен выбросил руку вперед с активированным сейбером…
После они просто несколько секунд смотрели друг на друга и одинаково туповато переводили взгляды на свое оружие. И снова друг на друга. И снова на оружие. На свое, на чужое. И снова друг на друга.
Рен краем отупевшего враз мозга понимал, что он как бы вообще-то должен был разрубленным надвое кулем свалиться на пол. Как и понимал, что незваная гостья вообще-то должна была уже лежать на полу мертвой с дымящейся дырой под грудью. Весьма симпатичной, между прочим, грудью, затянутой в непонятную майку без рукавов и кривым вырезом на одной лямке, но в такую облипку, что для фантазии места уже было мало.
Этот же мозг упорно посылал сигналы, что грозный и суровый полководец уже несколько секунд стоит в кривой позе с откляченной задницей и вытянутой рукой с зажженным оружием. С таким же кривым лицом от непонимания, почему кончик его сейбера наверняка торчит из спины незнакомки, но та лишь окаменело смотрит то на него, то на самого Рена, то на прозрачное лезвие своего меча, что слегка подрагивало в воздухе, весьма изящно отставленного в сторону и смотрящее игольным концом в пол, то снова переводя густой веер ресниц на глуповато торчащее в ребрах жало. Он мог лишь завистливо и заинтересованно, без единой мысли, смотреть на текучесть и пластичность ее тела, едва та пораженно вздохнула, изящно опуская подбородок и исподлобья бросая взгляд. Сделав шаг назад, исчезла, забрав с собой и пленку невнятной преграды и ломаные линии пола.
Рен тоже сдавленно выдохнул, смиренно понимая, что он… устал. Заработался. Голова была как пустой шар, в котором гремела только одна мысль. Мысль, что его организм попросту бунтует, выдавая столь реалистичные галлюцинации.
О том, что это были реально только глюки, подтвердят записи с камер наблюдения, за которыми он ломанется раненым тараном, едва ему подлатают плечо. У дежурных наблюдателей даже не шелохнется ни единый мускул на лицах, когда они будут просматривать записи вместе с амарант-генералом, что на этих же записях вдруг сорвется с места из-под манипуляторов хирурга и ударит невидимого противника своим жутким мечом. У дежурного наблюдателя из службы безопасности даже не дрогнет рука, когда самовольно нажмет на кнопку удаления фрагмента записи, но заслужив одобрительный смешок от того же амарант-генерала, чуточку расслабится.
Рен просто молча уйдет из кабинетика, прекрасно зная, что эти двое наблюдателей сами постараются забыть увиденное. Даже память им стирать не надо было, они и так знают, что им стоит помнить, а что нет.
О том, что вообще-то разрывающая разум боль в плече и груди исчезнет буквально через несколько минут, едва он безвольно рухнет обратно в кресло с абсолютной, непривычной растерянностью, и будет разглядывать помещение, снова ставшим обычной стерильной и ярко освещенной палатой – Рен вспомнит гораздо позже. О том, что так и не дал разрешения меддроидам колоть себе обезболивающее – вспомнит тоже не сразу. И весьма и весьма не вовремя вспомнит тоже много позднее, что незнакомка держала правую ладошку на левом плече, стискивая себя до белых костяшек.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
День обещал быть самым нормальным. Хорошим даже. Прямо скажем, отличным.
Ни тебе надоедливых занудливых советников, всегда таскавшихся рядом, ни чудовищно тупоголовых офицеров из снабжения. Если советники были ей, по-честному, нужны, то нытье завхозов было как ножом по глазам. Их монотонное перечисление по пунктам разбитого и потерянного в очередной стычке оборудования приводило в такую тоску, что Рей была готова самолично свернуть каждому шеи. Снабженцы периодически совсем наглели, пока она не ставила очередной фингал очередному офицеру, и только потом вздыхала свободно на ближайшие пару дней. Вот таких, чистых, почти безмятежных дней ей было всегда мало. Дней, когда все вокруг уже ходили на цыпочках во избежание привлечения к себе нежелательного внимания, ибо вот в такие дни трогать Рей было особенно опасно. В эти пару дней сама она даже проникалась неким уважение к окружающим, делавших все возможное, дабы не попадаться ей на глаза. Только вот через пару дней все вокруг снова охреневали на целую неделю и одухотворенное уважение смывалось раздражением.
Но Рей не жаловалась.
Никому, даже собственному господину, Всеотцу народа и ее настоящему отцу. Не потому что, надумай она пожаловаться, папа сразу ткнет тем, что это все было только и только ее личным решением, а ведь он предупреждал и все такое. Не жаловалась не потому, что потом ее нытьем обязательно воспользуются злые языкастые барышни из высшего света и будут ей перемывать кости, брезгливо тряся ручками, презрительно кривя красивые, но искусственно выращенные губки, тут же походя осуждая выбор дочери самого Всеотца ввязываться во всю эту силовую структуру, а не гулять по садам и наслаждаться птичками. Не жаловалась ни братьям и сестрам, которых искренне любила, но вообще не понимала.
Каждый сам скульптор своей жизни.
Себе она уже выбрала.
Ей не нужны были красоты подпиравших небо садов, не нужны были красивые и жутко дорогие наряды, как вообще не вперлись все эти блестяшки, ради которых люди убивали других людей целыми семьями и городами.
Ей было достаточно самой идеи.
Пусть никто и не понимал, но Рей все это нравилось. Пусть она не самый лучший стратег, да что там говорить, стратег она была отвратительный, но ей действительно нравилось все то, что ее окружало на данный момент. Объяснять хоть кому, что вот она, настоящая власть и вседозволенность, Рей и не собиралась. Как и втолковывать прочим непонятливым, что как раз таки здесь и сейчас ее мысли, ее разум и тело принадлежат только ей. Без всякого лишнего давления со стороны, без всяческих помех и деталей. Потому Рей с самого детства влезала во все нюансы силовой стороны империи, из первых рядов наблюдая все витки противостояний и разборок сторон. Политика, конечно, тоже весьма интересная вещь, весьма крепко спаянная с армией и прочими аспектами жизни, но как раз для адекватного сосуществования с разнообразными заморочками заигравшихся политиканов у нее были советники. Навязанных отцом сборище советников она принимала как нечто реально нужное. Благо, эти умные ребята знали, когда можно наглеть, а когда не высовываться вообще.
Вот как сегодня.
Рей могла часами стоять у огромного иллюминатора, внешне совсем безразлично наблюдая за кажущимся хаосом за бортом. Тем более в такие дни, когда она реально отдыхала от кучи проблем. Вечно преследующих, настырных, но требующих решения проблем.
Вот как сегодня, когда думать ближайшие пару дней и не надо. Вообще.
Она бы так и могла простоять не один часик, бездумно провожая глазами каждое пролетающее мимо судно сопровождения или нечаянно улыбаться кульбитам лихих пилотов истребителей, что вопреки всем правилам изгалялись в своем умении управлять хищными машинами прямо напротив ее места отдыха, и прекрасно знающих, что командор таки увидит… и слова не скажет. Рей никогда не изображала стерву, видя подобное нарушение правил. Все-таки завтра любой из этих пилотов может отправиться домой прахом в коробке или вообще остаться в открытом космосе в разбитой кабине, так пусть развлекаются как могут. Не врезаются друг в друга или рядышком припаркованный бомбардировщик, и ладно.
Рей вообще-то и намеревалась поглазеть еще с часик на работающую машину войны, если бы не жуткое чувство бешенства, возникшее как по щелчку пальцев на пустом месте. Она даже не сразу прислушалась к себе, попросту не понимая, что вдруг ее так выбесило. Почти пустая голова вроде работала нормально, да и не было откровенных причин для такой мрачной злости, что накатывала огромными волнами. Рей даже отошла от иллюминатора, опасаясь того комка агрессии, что прямо призывал впечатать кулак в бронированное стекло. Она даже удивилась, откуда у нее это желание набить кому-нибудь морду.
И удивлялась бы еще, но пришла боль.
Резкая, рвущая острющими коготками и накатывающая теми же волнами, что и ярчайшее бешенство. Плечо и грудь от шеи до самых ребер натурально сверлило и жгло так, что Рей, почти не думая, принялась стягивать с себя накидку и мундир. Понимание, что все части тела абсолютно целы и внешне вообще никак не повреждены, не принесло ровным счетом никакого облегчения. Она терпела эту незатухающую боль очень долго, пока не стало так плохо, что слезы готовы были вот-вот вырваться на свободу. Мысленно коря себя в тупизне, вызвала медиков к себе и в ожидании помощи стискивала ладонью плечо, что даже температурой не отличалось от остальных частей.
Стояла, жамкала свое плечо, пока краем зрения не заметила, что ближайшая стена ее апартаментов вдруг недвусмысленно поплыла, словно там, за переборкой стоит мощный плазменный генератор.
И едва Рей успела подумать, что нашлись идиоты, решившие убить ее на ее же корабле, как… стена банально исчезла.
Вместо стены почему-то был какой-то громила, в очень ярко освещенном помещении. От удивления Рей и подумать не успела, что за чертовщина тут происходит.
Даже в сидячем положении незнакомец был живым воплощением агрессии и власти. Сидел в металлическом кресле как на троне, развалившись под явно хирургическим оборудованием. Даже с развороченным плечом и бессмысленным пустым выражением лица он натурально заставлял волоски на руках встать дыбом. От вида его раны под кучей блестевших манипуляторов Рей почти поморщилась, но почему-то до кучи отвлеклась на четкий рельеф груди и очертания мышц под разрезанными лохмотьями рукава. Зачесанный назад пучок непонятного цвета волос на голове неопрятно комкался клочками, испачканный сгустками боги знает невесть чего. Полосатое от пыли и грязи лицо было наклонено вбок совсем по-птичьи, словно обладатель этих неожиданно жестких черт еще раздумывал, умываться ему или ну его нахрен.
А потом эта ходячая глыба мышц и неприятностей размером со стартовый стол подняла на нее глаза.
Мертвые, безжизненные, такие жуткие, что ей захотелось спрятаться от этих двух черных дыр за ближайшим диванчиком и не вылезать ближайшие лет триста. От этих глаз, что пронзили насквозь неуемным страхом, ей захотелось сбежать на другой конец галактики и молиться всем богам, чтобы ее никто не нашел.
Вот тут Рей и разозлилась.
На себя, на свой страх, на свою медлительность.
На то, что вообще себе позволила застыть столбом и пялиться на тело незнакомца, когда нужно было делать ноги и вызывать подмогу. На этого чужака, что своим неподдельным пустым безразличием чуть ли не выворачивал ее наизнанку. Мысленный вопрос о том, что вообще тут происходит и какого дьявола, сбежал, так толком и не сформировавшись.
Выучка сработала раньше.
Гораздо позднее она таки поймет, что на самом деле чужак и сам вытаращился на нее, еще больше побелел, хотя под ярким светом и явной страшной потери крови и так был очень бледным. Только потом поймет и вспомнит, что бугай напротив нее потом опасно сузил глаза, и без того полыхавшие отблеском ламп и светившиеся двумя черными кострами. И вроде бы даже откровенно по-хамски хмыкнул, оглядывая ее с ног до головы, мол, не считает ее опасной в случае чего. Мол, ей с ним и не потягаться, надумай он ее пришибить прямо на месте.
Незнакомец еще даже не шевельнулся, а Рей уже подскочила ближе, молча радуясь удачному стечению обстоятельств, что стена пропала, а вот стойка с ножнами и ее мечами на месте. Внутри все кипело, бурлило незатихающим ключом. Где-то в глубине души даже понимала, что громила уж точно опасен, даже пусть и раненый очень сильно, но все равно она собиралась забрать чужака с собой на тот свет.
Последнее, что она успела адекватно подумать, это мысль, что замах противник остановить не успеет, но непонятно откуда тот успел вытащить странный цилиндр, смахивающий на банальную рукоять. Подумать, что за странный луч из этой рукояти пронзил ее – уже не успела.
Главное, что ударить она успела первой.
Только вот чужак почему-то не стремился падать, умирать там или что-то еще.
Вообще.
Судя по его виду – и не собирался. Так же тупо пялился на нее из хищного положения тела.
Рей даже скосила глаза на свой остановленный после замаха меч.
Скосила глаза на луч, уж точно пронзивший ее насквозь.
Снова на лезвие прозрачного клинка, снова на луч из руки чужака. Лишь потом глянув, на залитого кровью громилу, сполна ощутила уже его удивление. Тот явно тоже не понимал абсолютно ничего.
Ни-че-го-шень-ки.
Не врубался в ситуацию, как и она. Все происходящее было таким глупым, дурацким, что она невольно попятилась.
Моргнула… и все вернулось.
Стена. Сумрак ее комнаты. Даже боль в плече и та вернулась.
О том, что она не спит, подтверждал меч в руке.
И стена вот она вот.
Рей даже сделала шаг вперед, совсем маленький шажок, и ладонью провела по стене, убеждаясь в наличии той на законном месте. Даже глубокая дымящаяся царапина от удара мечом присутствовала. Так и таращилась на стену, пока с воем и гиканьем-уханьем не прикатили мобильные роботы-сканеры. Доклад механическим голосом пролетел мимо ушей, ей как-то было все равно, что сканеры не нашли ничего необычного и она здорова на все сто процентов, но все равно вкатят ей дозу обезболивающего на всякий случай. Честно дождалась, пока не подействует укол, и едва удавка в виде болеющего плеча распустила колючие шипы, тут же рванула к своему терминалу. Радуясь, что записи с внутренних камер наблюдения доступны только ей, Рей со смешанным чувством облегчения и грызущего недоумения стирала отрывок, где она вдруг скачет к беззащитной стене и одним ударом оставляет на поверхности заметную отметину. Она еще несколько часов будет бездумно пялиться на эту стену, опираясь локтями в собственные коленки, сложив ладони лодочкой и прикрыв ими рот, все думая, где и когда ее крыша успела так нехило прохудиться и уехать.
Целые сутки она проведет в постели, заставляя себя спать, спать и еще раз спать. Если ее мозг выкидывает такие фортели, то действительно пора хорошенько отдохнуть.
Комментарий к 1
С нетерпением жду вашего мнения. Камней не надо, если только тапки :)
========== 2 ==========
После тех глюков он демонстративно не вылезал на свет божий из своих апартаментов еще дней пять точно. Спал, жрал, сбросив все проблемы на плечи других, благо было на чьи. Мылся, снова жрал. И снова спал. Плечо сверкало новехонькой розоватой кожей, под которой выпирали свеженькие регенерированные мышцы. Правда, потом пришлось все-таки высунуть нос, да и то, только потому, что император желал его видеть.
Ух, каких пенделей моральных он получил знатных, ажно самому понравилось, как технично макнул Император в его самонадеянность. Прям по самую макушку макнул. Но спустил с рук его жесткий приказ. Рена даже не заставили сверкать медалями на груди на очередном благотворительном балу, отпустили на все четыре стороны. А через месяц он уже совсем позабыл о том странном выверте разума, забегался сам и загонял подчиненных в три шеи, снова ввязавшись в очередную передрягу.
Пока посреди нечаянно выдавшейся спокойной ночи его не пришибло встать отлить и попить водички. На обратном пути он чуть не споткнулся на ровном месте.
Он вроде бы даже и мускулом на лице не дернул, чуть ли не носом ткнувшись в мерцающую пленку и на голых инстинктах сумев не перешагнуть через искривленные линии пола, затормозив буквально в считанных сантиметрах. Мало ли, еще отрежет ноги и нос этой хренью.
В этот раз он был на темной половине. Ночь все-таки.
Зато уже знакомые глаза недобро уставились на него, отсвечивая ровными огоньками ярких ламп освещения.
Девчонка тоже не поменяла ровного выражения лица, хотя уж точно заметила его, сверкающего трусами и замершего в готовности отскочить в случае чего.
Вообще никак не отреагировала.
Словно для нее было в порядке вещей, что перед ней может в любой момент выскочить почти голый мужик и будет стоять пялиться в ответ. Только бросила обещающий все кары мира на его голову взгляд.
И отвернулась, словно ей было абсолютно похрен, что вообще-то в паре метров от нее во мраке комнаты стоит почти голый мужик.
Галлюцинация умела держать лицо.
Рен даже бы порадовался выдержке девчонки, если бы упорно не размышлял, не происки ли это очередных диверсантов, подсыпавших ему в еду или питье каких галлюциногенов. Ему бы тогда стоило прямо сейчас вызвать медиков, хай просканируют его с ног до головы и назначат кучу процедур, призванных очистить организм, но вместо всего этого Рен просто стоял и смотрел на плод раздраконенного наркотой мозга, подмечая кучу деталей. У него не было нормальных ответов на кучу возникших из ниоткуда вопросов. Сплошь все матерные и карикатурно-злые.
Как ни странно, его галлюцинация была предельно четкой.
Уравновешенной.
Он бы даже сказал – уместной на своем месте. Его глюк сидела в кресле с высоченной спинкой за столом и явно слушала кого-то. Ее собеседников Рен упорно не видел, как ни старался, бестолковые попытки разглядеть кого-то еще не принесли результатов, и он снова уставился на ту, что сидела с явно привычной для нее ровной спиной. Если бы не отчетливо пульсирующая жилка на затянутой в глухой высокий воротник длинной шее, можно было бы даже подумать, что вместо живого человека перед ним искусно выполненная статуя.
Внутри него внезапно заклокотало что-то невнятное, злобненькое, мелко-пакостливое.
Несмотря на весь сюр, Рену вдруг не понравилось, что его галлюцинация ясно дала понять, что заметила вторженца, и просто отвернулась, изредка кося на него одним глазком.
Все это висело перед глазами буквально несколько минут, в течение которых он во все глаза таращился на девчонку, подмечая мелкие детали. За эти минуты он хорошо успел разглядеть странные нашивки на рукаве мундира галлюцинации. Мысль, что он в упор не узнает этих нашивок, настигнет его гораздо позже.
На огромный прозрачный монитор за ее спиной Рен даже не обратит внимания, хотя потом будет корить себя последними словами, среди которых идиот и дебил будут самыми мягкими. Ну, просто потому что не посчитал нужным хотя бы постараться запомнить чертежи и письменность на этом мониторе. Зато очень, очень-очень-очень внимательно разглядел профиль тонкого носика и линию губ, досконально запомнил очертания довольно узких плеч и весьма четко обрисованной груди под форменной одеждой. Хорошо запомнит блеск и плетение странного обода ото лба к затылку, прячущегося в волосах.
И даже в тот момент подумает о мягкости этих самых волос, затянутых в сложную даже на вид прическу.