Текст книги "81 (СИ)"
Автор книги: Ie-rey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Есть хочешь? ― коварно спросил Казуя. Желудок рыжего немедленно завопил от голода. Вполне отчётливо и без разрешения хозяина. ― Ясно. Сейчас перекусишь.
– И как? ― Хоаран запрокинул голову и полюбовался на прикованные к перекладине руки.
– Увидишь. ― Казуя стянул с узких бёдер Хоарана полотенце, оставив его полностью обнажённым на кремовой шёлковой простыне. Невольно прошёлся взглядом от ступней до притянутых к изголовью запястий и обратно.
Неукротимый огонь в цепях, манящий и влекущий. Казуя сам себе на миг показался ночным мотыльком, что глупо летел к свету.
Он всё же встряхнулся и отошёл к столу, вернулся к кровати уже с вазой, наполненной взбитыми сливками. И спокойно вывернул содержимое вазы на Хоарана.
– Спятил? ― тут же возмутился тот. ― На кой чёрт ты это сделал?
– Скоро узнаешь, ― пробормотал Казуя и принялся пальцами размазывать белую нежную массу по его телу. Наверное, несколько увлёкся, потому что минут через пять Хоаран стал белым почти полностью.
– Я люблю молоко, но я не говорил, что люблю сливки.
– Это не для тебя. Для тебя кое-что другое.
– И что же?
Казуя опять прогулялся к столу, оставил там пустую вазу и прихватил другую. Её он тоже перевернул над рыжим. Алое на белом, красиво. Крупная клубника живописно рассыпалась по груди и животу. Казуя выронил вазу, и она беззвучно упала на ковёр, потом он сбросил с плеч халат и присел на край кровати. Вряд ли имело смысл скрывать собственное возбуждение, тем более что действительность превзошла все его ожидания. Даже в самых смелых фантазиях он не представлял, насколько это будет великолепно и умопомрачительно.
– Ты чёртов извращенец, ― подытожил Хоаран и вздохнул. ― И я всё равно не понял, как мне съесть клубнику, если ручки-то ― вот они.
Казуя проследил, как он выразительно пошевелил пальцами, и слабо улыбнулся.
– Потерпи чуть, сейчас я тебе покажу.
Казуя медленно склонился к груди Хоарана, осторожно сжал губами алую ягоду и провёл ею по слою сливок на коже, потом немного сдвинулся и посмотрел в светло-карие глаза, взбешённые глаза. Тем не менее, он подался вперёд, словно вознамерился вложить в губы Хоарана клубнику, но в последний миг втянул ягоду в рот и поцеловал рыжего. Чтобы получить клубнику, Хоарану полагалось ответить на поцелуй.
Тот правила игры понял быстро, но у него ушла минута на то, чтобы разомкнуть твёрдо сжатые губы. Немалую роль в этом, вероятно, сыграл голод, потому что от романтики этот мальчишка был бесконечно далёк.
Казуя кончиком языка толкнул ягоду, чтобы передать её, и случайно задел язык Хоарана, показавшийся ему неожиданно горячим и сильным. Невольно он легонько прикусил нижнюю губу рыжего и мягко потянул, потом ещё раз поцеловал и почувствовал яркий клубничный вкус. Попытался повторить это, но наткнулся на плотно сжатые губы. Из-под тёмных ресниц высверкнул золотистый огонь. Казуя не удержался от смешка, вызванного яростью Хоарана, отстранился и осмотрел тело, перепачканное сливками и украшенное алой россыпью. Выбрал ягоду на груди слева, наклонился, обхватил сочный плод губами и обвёл им вокруг густо замазанного белым соска, потом прочертил линию вверх по груди и шее и помедлил, глядя на рыжего сверху.
Хоаран следил за ним из-под полуприкрытых век и не порывался хоть как-то помочь в чудесной ― с точки зрения Казуи ― игре. Впрочем, игра только началась, и говорить о поражении было рано.
Казуя просто положил ягоду прямо на сомкнутые губы Хоарана и вопросительно вскинул брови. Напрасно. Рыжий мешкать не стал ― и впрямь оголодал, бедняга. Казуя хмыкнул и присмотрел новую добычу. На сей раз он выбрал клубнику, что красовалась на животе, подхватил её и обвёл ямочку в центре, после оставил ягоду чуть в стороне и принялся слизывать сливки с кожи, не стесняясь забираться кончиком языка в ту самую ямочку. Твёрдые мышцы под кожей едва заметно подрагивали и напрягались с каждым прикосновением. Прохладные сливки на горячем… Чёрт возьми, Казуя никогда не пробовал ничего вкуснее.
Наверное, он опять увлёкся, потому что, вскинув голову, увидел, что глаза Хоарана плотно закрыты, а нижняя губа закушена.
– Что это… ― хрипло пробормотал Хоаран. ― Что ты мне подсунул?
– Ты…
– Тот коктейль, о котором как-то упоминал? ― Яростный блеск глаз, кажется, почти ослепил Казую.
– Нет. Это безвредно, просто чуть подстёгивает остроту ощущений и эмоции.
– На кой чёрт?
Отвечать не имело смысла, поэтому Казуя подхватил клубнику, склонился над Хоараном и настойчиво поцеловал, уверенно раздвинув горячие губы и втолкнув ягоду в рот. Когда их языки соприкоснулись, он не стал отстраняться и делать скидку на неопытность Хоарана в подобных играх. Это было бы глупо, потому что средство начало действовать. А раз оно начало действовать, то Хоарану хотя бы стоило попробовать, что это такое. Если раньше он сопротивлялся, утверждая, что не испытывает желания, то сейчас желание он точно испытывал, пусть и не совсем настоящее. И Казуя не собирался упускать случай.
Вкус клубники на губах, упрямое сопротивление, больше похожее на соблазнение… Казуя короткими жадными поцелуями неотступно преследовал Хоарана до тех пор, пока тот перестал уворачиваться и пытаться отстраниться. И тогда впервые их губы встретились по-настоящему ― без навязанности. Мягкие прикосновения, томительно долгие и щемяще нежные. И потом Хоаран ответил-таки, ответил знакомо, как в «гараже»: с огнём, жаром, напористо и ошеломляюще. Уверенно ловил собственными губами губы Казуи, делился клубничным вкусом. И да, Казуе не показалось ― язык у него и впрямь был сильным и проворным.
Казуя отвлёкся, чтобы поймать новую ягоду и накормить ею Хоарана. Спрятав клубнику во рту, он ждал. И дождался глубокого властного поцелуя. Проще говоря, его ограбили, но ограбили так, что он был бы не против повторить это. Сотню раз. Или больше.
Скормив Хоарану десяток ягод, Казуя не удержался и принялся слизывать сливки уже с груди. Сладкое мешалось с остро-солёным, ослепляло возбуждением и желанием так, что с губ срывались стоны и таяли в поцелуях. Дыхание Хоарана сбилось, как и дыхание Казуи. И на очередном судорожном вдохе грудь рыжего буквально подалась навстречу Казуе, заставив согреть во рту напряжённую вершинку соска и обвести её языком. Отпускать не хотелось, и Казуя приник губами плотнее, сжал, с наслаждением посасывая твёрдый кусочек плоти и собирая остатки сливок с кожи.
Заметив над ключицей одинокую ягоду, он подхватил её и отдал Хоарану с помощью поцелуя. Точнее, они разделили клубнику пополам. Казуя провёл языком по щеке Хоарана, стерев белые полоски, попробовал на вкус сливки на шее, плечах, собрал остатки на груди и животе и добрался до бедёр, где алели ещё три ягоды. Делиться ими он не собирался ― это уже его порция.
Он мягко и осторожно брал клубнику губами, смешивал со сливками, перекатывал во рту и наслаждался лёгким приятным вкусом. И любовался узкими бёдрами, усыпанными воздушными хлопьями нежной массы. И плотью меж бёдер, символически одетой в сладкий белый покров. Казуя провёл по всей длине, остро ощутив под языком напряжение и слабый быстрый пульс. И услышал сдавленный стон.
Он взглянул на Хоарана, отстранённо отметил запрокинутую голову и лёгкую дрожь и далеко не сразу понял, что за тёмные пятна расплывались на простыне у изголовья. Только когда посмотрел выше ― на запястья, осознал, что вниз капает кровь. Хоаран вновь дёрнул руками, и в запястья впились стальные браслеты.
– Сними… их… ― хрипло произнёс он.
Казуя с трудом осмыслил происходящее и вспомнил, что от спиртного ему становилось плохо. Тогда… Может быть, от порошка, добавленного в молоко, подобная же реакция? Казуя с беспокойством высвободил цепь из крепления и осмотрел лодыжки. Вроде бы всё в порядке. Дотянулся до брюк, валявшихся у кровати, нашарил ключ от наручников и торопливо расстегнул браслеты. Склонившись над Хоараном, легонько похлопал по щеке.
– Тебе плохо?
Дальше всё получилось слишком быстро и внезапно. Казую будто ветром смело и уронило на прохладный шёлк, сверху на него рухнуло твёрдое и горячее, опасное и пылкое. Он задыхался и тонул в непрерывных поцелуях, пытался сделать хоть глоток воздуха и не мог. Лишённый столь необходимого кислорода, он ещё и упивался несдержанными поцелуями, ощущая их в мельчайших деталях ― каждое движение, каждое прикосновение. И столь же внезапно Хоаран отпрянул, с силой зажмурившись, но Казуя успел обнять его и притянуть обратно.
– Чёрт бы тебя… ― с трудом выдохнул тот и добавил явно что-то нелестное по-корейски.
Казуя прижался губами к его виску и сбивчиво прошептал:
– В тебе слишком много огня… Тебе всё равно надо его выплеснуть. А я ищу удовольствий. Мы можем помочь друг другу. И только.
– Во мне слишком много той дряни, что ты подмешал в молоко.
– Это неважно.
– Я хочу… ― Быстрый взгляд из-под ресниц, словно солнечный проблеск в тенях. И следом ― тягостное молчание, тишина, которую разбивало лишь неровное дыхание.
Казуя подтянул колени к груди, подхватил руками и развёл в стороны, полностью раскрывшись.
– Ты… ― Хоаран удивлённо умолк, скользнув взором по телу Казуи сверху вниз. Догадаться о причине удивления было легко. Он говорил, что опыт у него есть, но Казуя догадывался, какой именно это опыт. Вряд ли он хоть раз имело дело с партнёром, привыкшим к такого рода утехам. Прямо сейчас он впервые видел мужское тело, готовое принять в себя возбуждённую плоть другого мужчины, открытое в буквальном смысле слова, расслабленное и ожидающее с блестящей от смазки кожей. Казуя планировал заполучить рыжего упрямца, поэтому заранее побеспокоился о мелочах.
– Кто кричал про свой опыт? ― поддразнил он Хоарана.
Тот моргнул, с трудом отвёл взгляд и тряхнул головой, потом медленно подался вперёд и прикоснулся к губам Казуи. Неторопливый поцелуй, немного задумчивый, но под всем этим терпением осязаемо бурлили страсти. Выдержке Хоарана можно было позавидовать.
Прикосновение к ягодицам горячей плоти, обтянутой бархатистой кожей, заставило Казую вздрогнуть. Лёгкий натиск, постепенно, мало-помалу… Как же давно он отвык от этого.
– Не обязательно…
– Заткнись, ― коротко велел Хоаран и занял его новым поцелуем. Цепкие жёсткие ладони скользили по влажной от пота коже, пальцы впивались в мышцы, тревожа слабой болью, задевали набухшие от возбуждения соски ― Хоаран как будто слепо изучал его тело руками, мял и удерживал. Терпеливо изучал, но дрожь выдавала его горячность и тщательно контролируемое желание наплевать на осторожность и просто взять без лишних церемоний то, что ему отдавали. Казуя не стал бы возражать, но переупрямить Хоарана ему ещё ни разу не удалось.
Мягкий толчок усилил ощущение полноты и одарил теплом. Хоаран прижался к его щеке собственной и качнул бёдрами чуть резче и сильнее, ещё раз. Машинально Казуя запустил пальцы в рыжие пряди, медленно перебирая их. Он настойчиво притянул Хоарана к себе и потребовал поцелуй, который и получил. Ни один из предыдущих партнёров Казуи не любил целоваться, да и не умел толком, если уж говорить начистоту. Хоаран оказался приятным исключением из правила ― он точно это умел и не возражал.
Прикрыв глаза, Казуя охотно отдал в распоряжение Хоарана свои губы и своё тело. Пожалуй, он отчётливо ощущал рыжего в себе. Это не походило на связь с Фьюри. С киборгом подобное занятие было долгим, упоительным, но немного болезненным. И Казуя чувствовал Брайана не тогда, когда тот входил в его тело, а тогда, когда тот завершал толчок. И не столько чувствовал его самого, сколько боль в финале. С рыжим дело обстояло иначе: его Казуя чувствовал как раз в тот миг, когда тот входил. И когда Хоаран двигался, впечатление, что тело сладко и приятно немного распирает изнутри, оставалось, а вот боли после толчков не было совсем.
И даже в тот миг, когда Хоаран вдруг почти выскользнул из Казуи, а потом с силой толкнулся внутрь, вместо боли нахлынуло желанное обещание приближающегося наслаждения. Тихий стон затерялся меж их губ, чтобы потом повториться чётче и громче. Остро-солёный вкус и запах, быстрые золотистые проблески из-под тёмных ресниц, требовательные короткие поцелуи и непослушные рыжие пряди, в которых блуждали пальцы, невольная дрожь и внутренний неудержимый трепет ― всё смешалось воедино, закружилось, словно в водовороте, изредка перемежаясь паузами, заполненными тяжёлым дыханием или томительной тишиной, когда очередной короткий поцелуй сменялся долгим, похожим на затяжной прыжок с парашютом в бездонную пропасть. Думать было не о чем, да и не получалось вовсе, оставались только чувства, раскрашенные наслаждением в разные цвета. Казуя даже не замечал, как Хоаран постоянно отталкивал его руку, то и дело тянувшуюся помочь изнывавшему от возбуждения телу достичь освобождения.
И только когда точки стали такими быстрыми и резкими, что простыни под Казуей смялись, а сам он подрагивал всем телом им в такт, Хоаран скользнул горячей ладонью по коже и уверенно обхватил его плоть пальцами. Казуя коротко и тихо стонал, кусая губы и прикрывая глаза на миг, когда шею и грудь обжигали капли пота, падавшие сверху.
Хоаран словно оцепенел на пару жалких секунд, стремительным движением ворвавшись в его тело глубже, чем прежде, запрокинул голову, а мышцы под светлой кожей проступили ярко и выразительно. Ещё несколько движений внутри и снаружи, и оцепенел уже Казуя, чтобы почти сразу забиться всем телом, сжимая в себе Хоарана, чувствуя уютное тепло, разливавшееся от живота во всех направлениях, мягко окутывавшее негой. И сверху на него навалилась приятная тяжесть, рыжие пряди защекотали скулу, а ухо опалило всё ещё неровное дыхание. Влага на животе Казуи смешалась с потом их обоих, и шёлк под Казуей тоже увлажнился. Запахи двух разгорячённых тел переплелись, превратившись в терпкий густой аромат ― он выдал бы любому случайному гостю истину о том, что здесь только что произошло. К счастью, гостей не предвиделось.
Казуя осторожно тронул ладонью длинноватые пряди, погладил, запустил в них пальцы, потом нащупал металлический ошейник на шее и невольно отдёрнул руку. К чёрту ошейник, надо всё-таки его снять. Казуя снял бы его сию секунду, просто сейчас задача отыскать ключ казалась непосильной.
Хоаран приподнялся немного, и Казуя невольно тронул губами его подбородок. Хотел поцеловать, но…
Он отстранился, отодвинулся и вытянулся рядом на простынях. Пальцами провёл по ошейнику, повернул, чтобы цепь не мешала, и прикрыл глаза.
– Ты солгал, ― всё ещё задыхаясь, пробормотал Казуя.
– В чём?
– В том, что в этом не силён.
– Правду сказал. Ради удовольствия таким заниматься не доводилось. То есть… доводилось, но не с… А, ладно, ты понял. ― После секса его голос звучал… особенно. Глубже, чем обычно. Чуть хрипло, волнующе. От каждого слова под кожей начинали танцевать будто бы невидимые искорки, будоражащие фантазию и желания.
– Ну и? Не так всё страшно? ― немного придя в себя, уточнил Казуя.
– Может быть. Не знаю. ― Хоаран потёр ладонью глаза. ― Не так. И ты хочешь от меня этого? Всё ещё?
– Хочу. Ключ в кармане брюк. Где-то на полу с твоей стороны. Оба ключа.
Хоаран сдвинулся к краю кровати, пошарил на полу и потом сел. Звякнул металл, и цепь, сковывавшая ноги, упала на ковёр. Затем он повозился с ошейником, снял и небрежно отправил тоже на пол. С нескрываемым наслаждением он потянулся, позволив Казуе полюбоваться на сильную и гибкую спину, расчерченную шрамами, после вновь улёгся на кровати и закинул руки за голову. От наручников остались следы, правда, они уже подсохли и покрылись тёмной корочкой.
– В сон клонит?
– Ага. Странно, вроде не устал…
– Пост-эффект. Это нормально.
– После той дряни? Ещё раз подсунешь, просто сверну шею, ― тихо пообещал Хоаран, ногой придвинул одеяло и укрылся. Через минуту он уже спал ― как выключили.
Казуя повернулся на правый бок и устремил взгляд на него, изучая черты его лица. Спокойный, тихий, но в каждой линии явный оттенок упрямства и превосходства. А если проснётся, то упрямство и превосходство нагло вылезут на первый план.
Казуя кончиками пальцев поворошил ещё влажные от пота яркие волосы и закусил губу. Наверное, если бы Хоаран не оправдал его ожиданий, ему было бы проще. В сто раз проще. Но Хоаран не просто оправдал ожидания ― он их превзошёл, создав тем самым уйму сложностей.
И что теперь с ним делать?
Мысли упорно не шли в голову и тонули в отзвуках недавнего огня. И стоило лишь на миг смежить веки, как воображение начинало вытворять странные вещи. Казуя не погрешил против истины, когда счёл Хоарана воплощением мечты. Собственной мечты. Быть может, тот далеко не идеален, но именно для него ― идеален. Не ищет удовольствий, неприхотлив, мало смыслит в романтике, зато полон огня, надёжен и внимателен. Причём на эту внимательность Казуя даже не рассчитывал. С чего бы? А поди ж ты…
Он немного придвинулся к Хоарану, помедлил, но всё же мягко привлёк к себе, забравшись под одеяло. Обнял, позволив пристроить голову на своём плече. Поверх смуглой кожи рассыпались яркие волосы. Хоаран тихо вздохнул, покрутился, прижался щекой к груди и продолжил смотреть свои сны, если они ему снились. Горячий, как грелка.
Казуя невольно потянул носом воздух и учуял призрачный клубничный аромат. Рыжий любит молоко и клубнику, конечно, но надо бы потом его накормить нормально всё-таки. Аппетит у него как у волка.
========== 09 ==========
Даже во сне он не избавился… Были мысли о том, чтобы стереть, прогнать, забыть и освободиться от наваждения, которому вроде как не время и не место, да и поздно слишком для всего. Ну или для него ― всё поздно.
Этот яркий мальчик… мог бы быть его сыном.
Нет, Казуя не собирался сожалеть и угрызаться, думать о правильном и неправильном. Он просто знал, чего хотел бы сегодня и завтра, хотел вчера и хотел в прошлом. Прежде он не хотел ничего кроме ненависти, превратившейся в смысл его жизни. Он не помнил имени той женщины, что случайно оставила слабый след в его прошлом, он почти забыл имя своего случайного сына…
Хотя немного он всё же интересовался этим ребёнком, узнавал что-то окольными путями, а после встретил на похоронах, но получил лишь ненависть, так похожую на ненависть собственную.
Забавно, когда ненависть его погасла и исчезла, она будто по наследству перешла к его ребёнку. Замкнутый круг какой-то.
Вообще вся его история, если взглянуть на неё сейчас, смешна и нелепа. Подумаешь, рано мать потерял! Сколько таких же детей в этом мире? Навалом. У отца были собственные идеалы, и этим идеалам Казуя не соответствовал. «Или умри, или докажи свою силу». Наверное, из природного упрямства он сделал сразу и то, и другое: умер и доказал свою силу, в конце концов спровадив отца на тот свет. И ведь напутствовал теми же словами: «Или умри, или докажи свою силу». Отец умер, вместе с ним умерла ненависть, и у Казуи не осталось ничего ― только пустота. И жить ему стало незачем, ведь даже той женщины не осталось, а сын ненавидел его так же, как он сам прежде ― своего отца.
Удобное назначение, далёкая тюрьма в космическом холоде, решётки и изгои, потраченное в пустую время на бесполезные утехи и развлечения. И тут ― как в сказке ― ходячая мечта в виде ещё одного заключённого. Преступник, совершивший убийство впервые, но получивший за это удивительно большой срок. Живая мечта, слова которой и поступки сбивали с толку, очаровывали тем пламенем, что даже в грёзах казалось бесконечно далёким и незаслуженным.
Если это всего лишь игра случая… До чего же тогда жесток этот случай. Потеряв всё и больше ни на что не надеясь, он обрёл больше, чем мог ожидать хоть когда-нибудь.
И теперь ему снился этот упрямый до невозможности мальчишка. Рыжий и нахальный, меняющий всё, к чему прикасался…
Казуя потянулся к нему, чтобы провести ладонью по спутанным прядям, но рука одиноко повисла в пустоте. Приоткрыв глаза, приподнялся и сонно осмотрелся. Подушка под головой, заботливо накинутое кем-то одеяло, сложенная в кресле одежда… А Хоаран пропал, испарился, словно его тут никогда не было.
Казуя завернулся в одеяло, сполз с кровати и заглянул в ванную, потом в кабинет, затем только ввалился в комнату с мониторами и переключился на восемьдесят первый маркер. Хоаран торчал в «гараже» и возился с разобранным двигателем. На часах ― полдень.
Казуя с облегчением провёл ладонью по лицу и вздохнул. Ладно… Вопросы никуда не делись, но хотя бы Хоаран убрался из кабинета в то время, когда заключённым разрешалось шататься за пределами камер.
Казуя выдерживал характер до обеда, потом приказал активировать систему доставки в «гараж» и сделал заказ для Хоарана. Заглянув в помещение, он услышал привычную музыку и застал знакомую картину. Хоаран сидел на полу у стола с двигателем, держал в руках железку какую-то и ковырялся в ней отвёрткой. Проворные пальцы испачкались в чём-то чёрном и вязком.
Мишима бесшумно подошёл ближе и озадаченно взглянул на железяку, наполненную гладкими шариками. Как раз эти шарики и покрывала чёрная вязкая субстанция. Хоаран, очевидно, пытался то ли выковырнуть один из шариков, то ли ещё что-то с ним сделать. Ну вот, поддел отвёрткой, немного повернул голову, высматривая там нечто, затем осторожно опустил железку на колено и не глядя повёл левой рукой по столу. В паре сантиметров от его пальцев валялся шприц, наполненный тёмной дрянью. Казуя взял его и вложил в ладонь Хоарана. Тот невозмутимо принял помощь, не оглянулся даже, а выдавил пару капель из шприца куда-то под приподнятый шарик, после чего убрал отвёртку и прокрутил в гнёздах все подвижные составляющие.
– Не любишь сидеть без дела?
– Не люблю.
И всё. Поговорили, да уж.
Машинально он протянул руку и погладил рыжие пряди. Хоаран застыл. Напряжение чётко ощущалось во всём его облике. И Казуя медленно убрал руку. Ему самому жест показался естественным ― особенно в свете недавних полусонных размышлений на тему отцовства, не говоря уж о том, что разница в возрасте ему позволяла подобное. Другое дело, что у Хоарана вряд ли был отец. То есть, был, конечно, но сам Хоаран в жизни его не видел или не помнил, поэтому для него такой естественности не существовало. Дикий ― в этом плане и в куче иных. И приручать этого дикаря придётся терпеливо и долго. Если вообще получится.
– Есть хочешь?
– Обед вот-вот будет, ― равнодушно отозвался Хоаран.
– Ты можешь и здесь пообедать, поэтому и спрашиваю.
– С тобой? ― заострил внимание на существенной детали Хоаран и бросил короткий взгляд на Казую поверх обнажённого, блестящего от масла плеча.
– Со мной. Хочу уточнить по мелочам ― по поводу нашей договорённости.
– А она есть?
– Вроде бы. Или я чего-то не понял?
– Я не знаю, что ты там себе понял.
– Вот и я не знаю, что понял ты. Обсудим? ― Казуя со спокойным удовольствием наблюдал за Хоараном, скользя взором по спине, плечам, и радовался про себя, что тот предпочитал работать без рубахи. Кстати, и где он одежду взял? Попросил у сотрудников новую? Почему бы и нет? Кто-то из них наверняка заходил утром в кабинет.
Хоаран поднялся, небрежно положил деталь на стол и развернулся. В глазах ― лёгкая задумчивость, на лице ― печать холодного спокойствия, на губах ― неизбежный намёк на насмешливую улыбку.
– До или после?
– Э… Что? ― потерянно уточнил Казуя, упустивший вдруг нить беседы.
– Обсудим. До или после обеда? Не люблю болтать во время еды ― подавиться можно, ― ядовито объяснил Хоаран.
Зар-раза.
– Как карта ляжет. ― Казуя прошёлся к люку в стене и сдвинул панель. В контейнере как раз прибыл заказанный им обед. На двоих. Налёт романтики в стенах тюрьмы, впрочем, Казуя мог себе это позволить.
Он осмотрелся в поисках подходящего места для застолья. Хоаран презрительно фыркнул, наскоро вытер руки полотенцем и сходил в угол к старому шкафу, из-за шкафа вытащил лист пластика, который оказался обычным складным столиком. Он поставил стол подальше от машины и разобранного двигателя, прихватил у стены два табурета и придвинул к столу, после чего отправился мыть руки нормально. Казуя тем временем расставлял блюда и иногда поглядывал в его сторону. И с лёгким сожалением закусил губу, когда Хоаран надел рубаху, спрятав под тканью широкие плечи и гибкую спину вместе со всеми своими шрамами.
Когда оба устроились за столом, Хоаран знакомо ухватил графин с молоком. Верно, он всегда начинал есть только после того, как выпьет стакан молока.
– Так что ты решил?
– В смысле?
– Сделка, рыжий. Я помню, что ты удовольствий не ищешь, но их ищу я. Свобода, возможная здесь свобода ― достаточно хорошая цена?
– Ты мог бы предложить такую сделку любому ― и любой бы согласился даже стать твоим личным рабом за особые привилегии. Почему ты предлагаешь это именно мне? Ты ведь знаешь, что со мной будет труднее договориться, чем с кем-то другим. И раб из меня чёрта с два выйдет. ― Хоаран выпил молоко, и над его верхней губой забелела тонкая полоска. Взгляд Казуи невольно задержался на губах Хоарана и этой соблазнительной полоске.
– Именно поэтому. Такой ответ тебя устроит?
– Любишь сложности? ― хмыкнул рыжий, отставив пустой стакан.
– Ты не представляешь, как… ― Казуя приподнялся, наклонился вперёд и слизнул белую полоску с кожи Хоарана. В грудь упёрлась ладонь, и лёгкий толчок заставил его сесть на место.
– Сам только что напомнил ― я не ищу удовольствий, поэтому хватит меня ими осыпать.
– Я не забыл. Мне приходится делать это, раз уж ты не осыпаешь ими меня. С другой стороны, для меня это тоже удовольствие.
– Хм? То есть, ты хочешь, чтобы я ходил за тобой хвостом и осыпал удовольствиями? ― Хоаран повертел в пальцах вилку, нормальную вилку, и покосился на нож. Оба прибора он использовал по назначению и не стал набрасываться на Казую с намерением прикончить.
– Звучит чудесно, хоть и нереально, ― проронил Казуя и сделал глоток вина из бокала. ― Думаю, это было бы слишком. Особенно для тебя. К тому же, слова о свободе не были пустой формальностью. Согласись, с рабством это плохо вяжется. Давай упростим?
Хоаран отложил нож, подхватил со стола баночку с острой приправой и занялся доведением еды до «огненной» кондиции. Отставив баночку, взглянул на Казую и слегка нахмурился.
– Ты считаешь, что это всё вообще можно хоть как-то упростить?
– Вполне. Не так давно ты прекрасно справился с задачей.
– На подобный комплимент я меньше всего рассчитывал, ― явно развеселился Хоаран. ― И ты мне подсунул какую-то гадость, так что это не считается.
– Разочарую, хочешь? Та гадость, как ты выражаешься, была совершенно безвредной. Всё, что ты сделал, ты сделал сам и по собственной воле, а гадость всего лишь помогла перебороть твои сомнения, точнее, она их чуточку уменьшила. Поэтому всё считается. Упрощаем: я не люблю спать один, и мне нравится получать удовольствие; в тебе огня многовато, поэтому тебе ничего не стоит дать мне удовольствие. Я доступно объясняю?
– Очаровательно, ― просиял улыбкой до ушей упрямый мерзавец. ― Так ты ещё и дураком меня считаешь, которому на пальцах всё надо объяснять?
– Не цепляйся к словам, ― рыкнул на него Казуя.
– И не думал. С чего ты взял, что мне так легко доставить тебе удовольствие? А если мне приходится прикладывать немалые усилия? И я не назвал бы приятным приложением то, что ты творил накануне.
– Тебе не понравилась клубника? ― машинально спросил Казуя, озадаченный внезапными вопросами.
Немного запрокинув голову, Хоаран тихо рассмеялся, окончательно лишив Казую способности мыслить здраво.
– Я люблю клубнику. Есть. Самостоятельно. Желательно из тарелки. И совершенно не люблю делиться. Не только клубникой. Вообще делиться не люблю. А ещё не люблю, когда мне что-то навязывают.
– Вот как… Ну, если ты решишь вдруг сам навязать мне своё общество, я точно против не буду.
Хоаран вздохнул и чуть подался вперёд, устремив взор на собеседника.
– Я не очень-то умею это делать. Более того, я ни черта в этом не смыслю. Если хотя бы понятно, чего ты ждёшь от меня в постели, то вне постели… Откуда мне знать, чего ты от меня хочешь? И в моих ли это силах?
Казуя тоже подался вперёд и тонко улыбнулся.
– У тебя была кошка?
В светло-карих глазах промелькнуло изумление.
– Нет. Собака была. А что?
– Собака ― это немного не то. Но вообще ты представить можешь, что у тебя есть кошка? Кошка бродит, где хочет, а потом приходит к тебе и забирается на колени. Что делать будешь?
– Чёрта с два она заберётся на колени, ― без всяких сомнений отрезал Хоаран. ― На кой она мне сдалась? Пусть дальше бродит себе и ко мне не лезет.
Как всё запущено…
– Нет уж, ты замешкался и зазевался ― кошка сидит у тебя на коленях. Что будешь делать?
Хоаран явно собирался ляпнуть что-то вроде «согнать к чёртовой матери», потом передумал, оценив выражение лица Казуи.
– Погладить? ― спустя целых две минуты предположил он.
– Ещё за ушком почесать можно. И не только за ушком. Можно много чего сделать, чтобы кошка замурлыкала от удовольствия.
– Ты ни черта не похож на кошку, ― безжалостно угробил все мечты Казуи Хоаран. Причём он брякнул это искренне и без каких-либо задних мыслей.
– Это ты ни черта на кошку не похож. Стоит погладить ― и шипы во все стороны. Меня как раз очень нужно гладить, даже если я на кошку не смахиваю. Я всего лишь привёл простое сравнение, ясно?
– И ты от меня этого хочешь? ― вновь развеселился Хоаран. ― Чтобы я тебя гладил и за ушком чесал?
– Было бы неплохо. Время от времени. Ты мог бы хоть попытаться. А вдруг тебе понравится?
Рыжий задумчиво полюбовался на содержимое своей тарелки и медленно положил вилку на стол.
– Это было бы не так уж трудно, но…
– Но?
– Если я не придерживаюсь церемоний, это не значит, что я вовсе в них ничего не смыслю. Тебе не кажется диким столь свободное и предосудительное поведение со стороны того, кто тебе в сыновья годится, как ты сам упоминал?
– Тебя это смущает, рыжий?
– А тебя?
– Нет.
– Почему?
– Не вижу ничего плохого в сыновней заботе.
– Потому что ты этого лишён? ― проницательно подметил Хоаран.
Проницательно? Именно. Казуя не придавал значения ненависти родного сына ― его это вообще не волновало, тем более сейчас. Но со стороны Хоарана… если бы тот вёл себя как любящий сын… Как же это заманчиво. Мягко говоря, заманчиво. Вспомнились подушка, заботливо подсунутая под голову, и одеяло, аккуратно наброшенное на плечи. Это было… особенным.
– Это не имеет значения. Я вообще в тебе ничего плохого не вижу. И если ты меня «погладишь», мне это понравится ― я хочу удовольствий.
Хоаран подхватил вилку и занялся едой. Ответить что-либо на слова Казуи он не потрудился. И увидеть выражение его глаз тоже не удалось.
Упрям, это верно, но и умён. Должен же он понимать все выгоды и преимущества. Хотя… Чёрт его знает, что он там себе понимает, учитывая его происхождение и национальные особенности. Кроме того, вряд ли ему так уж плохо будет в тюрьме ― с остальными заключёнными Хоаран разобрался быстро, для него тут нет ничего нового. Чем же его таким особенным соблазнить? Книжки, «мустанг», свобода… Этого и так более чем достаточно. Для любого. Но, похоже, не для Хоарана.
