Текст книги "Азбука для двоих (СИ)"

Автор книги: Ie-rey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Чондэ невольно перевёл взгляд на ладонь Чонина и вспомнил, как не так давно прикасался к ней и пытался размять. Его тогда ошеломил жар этой ладони. А ещё, несмотря на напряжение и не самую изящную форму, эта ладонь ощущалась изысканной и надёжной одновременно. Чондэ хотелось бы коснуться руки Чонина прямо в эту минуту, но это… Ему не следовало забывать, что Чонин – его студент. И что к этому прилагалось многое другое. Только Чондэ в самом деле хотелось услышать, как Чонин поёт. По-настоящему поёт.

========== – 6 – ==========

Комментарий к – 6 -

Доброй ночи, котички)

Вообще этой части полагалось быть завтра, но раз уж она есть сейчас, то я несу её вам :)

Ваша Бета

– 6 -

В понедельник Чонин страдал на занятии, потому что Чондэ заставил его одного петь почти всю песню. Пока он страдал, Кёнсу жестами и мимикой вопрошал со своего места, что вообще происходит. Чонин не мог ему ответить ничего и никак – сам не знал.

– Играй голосом, Чонин. Что за неживая строчка? – ворчал Чондэ, уткнувшись носом в журнал.

Чонин с раздражением закусил губу. Можно подумать, он до этого “играл голосом”. Просто старался попадать в ноты и звучать не слишком тихо.

Половина студентов с обречённым видом развалилась за столами, а остальные посмеивались открыто или не очень, тыча пальцами в сторону торчавшего у рояля Чонина. Выносить всё это с каждой минутой было всё сложнее, и Чонин сам не понимал, как до сих пор не сорвался.

– Ещё раз, пожалуйста, – продолжая заполнять журнал, велел Чондэ, игнорируя поведение студентов и страдания Чонина.

Чонин подбодрил себя тренировкой в перспективе, что маячила в расписании сразу после этого занятия, вздохнул и тронул клавиши.

Но на этом неприятности не закончились.

Чонин всё-таки вернулся на место, удобно уселся и повитал в облаках, пока Чондэ не задал упражнение на гармонику. Чонин рассеянно смотрел на ровные линейки в тетради, прикидывал лучший темп и выбирал тональность для аккордов. Так в это погрузился, что даже не заметил, как Чондэ подошёл и остановился рядом. И благополучно не замечал, пока Чондэ не постучал резко ручкой по краю стола. От неожиданности Чонин дёрнулся и случайно ударил Чондэ ребром ладони по запястью. Ручка закономерно выскользнула из ослабевших пальцев, упала на пол и подкатилась к ступне Чонина.

– Вместо того, чтобы пялиться в тетрадь, тебе следовало бы уже выполнить половину упражнения, – отчитал его Чондэ, хмуро глядя на свою ручку у ноги Чонина. Оба наклонились за ней одновременно. Лбами не столкнулись, но Чонин почти задел подбородком щеку Чондэ – настолько “почти”, что явственно ощутил чужое тепло и гладкость кожи. И замер. Чондэ от внезапной близости пошатнулся и ухватился за колено Чонина, чтобы не упасть. Точно так же ухватился, как в чёртовом джипе.

Чонин чувствовал, как по лицу медленно расползается предательский румянец, изо всех сил старался не смотреть на собственные бёдра, мысленно умолял Чондэ тоже туда не смотреть и хотел от стыда провалиться сквозь землю. Он вообще ни о чём таком и подумать не успел, но тепло щеки Чондэ, гладкость кожи и ощутимо подрагивающая прохладная ладонь на колене вызвали непредвиденную реакцию тела. И Чонин готов был сдохнуть, только бы Чондэ ничего не заметил, не понял и не счёл его озабоченным подростком с бушующими гормонами. Потому что Чонин не такой, и раньше с ним ничего подобного не приключалось. Но прямо сейчас…

Чонин отчаянно представлял себе осколки стекла, разбитое колено и ржавые гвозди, чтобы отогнать внезапно нахлынувшее возбуждение. Не выдержал и всё-таки посмотрел, и едва не взвыл, потому что на джинсах образовался отлично заметный бугор, Чондэ смотрел именно на него, и не только, чёрт возьми, Чондэ. Над столами пронеслась волна смешков, а Чондэ медленно поднял ручку и выпрямился, убрав, наконец, чёртову ладонь с колена Чонина.

Оставалось только зажмуриться и как-нибудь пережить этот позор. И ещё хорошо, что вокруг шёпотом пытались угадать, на кого из однокурсниц Чонин мог втихаря дрочить. Хотя бы тут репутация Чонина его спасла – никому и в голову не пришло, что в стояке виноват Чондэ.

Хотелось вскочить с места и вылететь за дверь, но это означало, что пришлось бы преодолеть несколько метров, будучи во всей красе перед нежеланными зрителями. Оставаться на месте было невыносимо, но хотя бы не так вызывающе.

Чонин с силой стиснул ручку пальцами, сжал зубы и криво намалевал скрипичный ключ, потом не менее криво изобразил пять аккордов и сдулся. Возбуждение отступало слишком медленно и неохотно. Он до сих пор чувствовал на подбородке тень тепла и гладкость, а на колене – прикосновение прохладной ладони.

После занятия Чондэ явно хотел его притормозить, но Чонин вовремя сбежал. На тренировки он никогда не опаздывал, потому что требовалось время на переодевание. Он всегда старался приходить пораньше.

На сей раз в него вцепился Кёнсу и промчался следом до раздевалки бодрым галопом.

– Что происходит?

– О чём ты? – Чонин сунулся в шкафчик, куда запихал сброшенную рубашку.

– Ты ведёшь себя странно. Влюбился, что ли? Надо же…

– Откуда такие мысли? – Чонин торопливо стянул кроссовки и джинсы, чтобы надеть свободные брюки.

– Ты слишком погружён в себя в последнее время. И это началось до того, как ты получил задание. Стало быть, дело не в нём. А ещё ты больше обычного витаешь в облаках. Кто она?

– Ты ведёшь себя как ревнивая жена. – Чонин опустился на лавку, задрал правую штанину и принялся обматывать колено эластичным бинтом. И тихо радовался про себя, что Кёнсу хотя бы про неловкость на занятии вокалом ничего не ляпнул. Настоящий друг…

– Да ладно, мне же интересно. Какие у вас отношения?

– Никаких, – поразмыслив, отозвался Чонин, потому что пришёл к выводу, что переубедить Кёнсу и отмазаться от влюблённости всё равно не выйдет. Они с Кёнсу давно дружили, морочить ему голову долго Чонин всё равно бы не смог.

– О? Ты до сих пор не признался?

– Это не так просто, как тебе кажется.

– Это проще, чем ты полагаешь. И никогда это не было для тебя проблемой. Ты вообще очень прямолинеен.

– Отстань, ладно? И ты заблуждаешься. Я никогда этого не делал.

Вот уж правда. В случае с Кёнсу признавался сам Кёнсу – под градусом. В случаях с девушками признавались опять же девушки. Чонин ни разу в жизни ни одному человеку не говорил о своих чувствах. Даже банальное “ты мне нравишься” никогда не произносил. Представил, как он ляпнет нечто подобное преподавателю – Ким Чондэ в частности – и сокрушённо вздохнул. Даже в мыслях это выглядело не просто по-детски, а вовсе по-идиотски.

– Сделай это анонимно.

Чонин посмотрел на Кёнсу с откровенным изумлением в глазах.

– Ну не знаю, напиши ей записку и подбрось в вещи. Если она знает твой почерк, распечатай записку и подбрось.

– Может, мне ещё вырезать нужные слова из газет и журналов и наклеивать пинцетом? – огрызнулся Чонин от нелепости подобного предложения.

– Как вариант. Видишь, уже говоришь со знанием дела.

Кёнсу поспешил на собственные занятия, а Чонин разминался перед зеркалами в зале и обдумывал предложение Кёнсу. Оно по-прежнему на первый взгляд казалось идиотским, но после Чонину вспомнились подобные записки в карманах собственных курток. Иногда он находил такие между страницами в учебниках. Однажды в школе любовную записку в его учебнике нашёл преподаватель. К счастью, промолчал, просто оставил её торчать кончиком, чтобы Чонин заметил.

Записки, которые получал Чонин, были написаны от руки, но это мало что ему давало – он редко обращал внимание, кто и как из девушек пишет. Да и со временем те девушки, что писали ему записки, признавались уже открыто.

Мысль о записке застряла у него в голове намертво, но Чондэ знал его почерк. Чонин возвращался к этому весь день и бесился, потому что подбрасывание записок выглядело совершенно по-детски. Когда же вернулся домой поздним вечером, облазил всю комнату и нашёл старый телефон. После подзарядки выяснилось, что телефон ещё жив. Если Чондэ и выписал себе номер телефона Чонина, то точно не этот.

Повертевшись на кровати целый час без сна, Чонин включил лампу, вытянулся на животе и достал телефон из-под подушки. Озадаченно смотрел на открытое окошко смс-сообщения и напряжённо думал, что и как написать.

Представил, как Чондэ получил бы смс-сообщение с признанием, и обречённо уткнулся лбом в подушку. Дикость и идиотизм уж точно.

Чонин раздражённо сунул телефон обратно, выключил свет и накрылся одеялом с головой.

Спустя две минуты одеяло снова полетело в сторону, вспыхнул свет. Чонин настороженно прикоснулся к кнопкам, чтобы медленно набрать два предложения. Он смотрел на слова на дисплее и указанный номер получателя, который знал наизусть. Смотрел и отчётливо понимал, что хочет сказать это Чондэ, хочет, чтобы Чондэ это знал. А ещё Чонин осознал одну важную вещь – секс на одну ночь с Чондэ его не устроит уж точно. Он хотел большего.

Стиснув зубы, Чонин ткнул в “отправить”, услышал сигнал, торопливо сунул телефон под подушку, погасил свет и крепко зажмурился, приказав себе уснуть сию же секунду.

========== – 7 – ==========

Комментарий к – 7 -

Доброй ночи, котики)

Спасибо вам за интерес и любовь к этой истории, и вот – ещё кусочек :)

– 7 -

Утром конец света не случился, и Чонин воспрял духом, накатав по пути в колледж новое сообщение.

“Ваш голос очень особенный, но мне бы хотелось услышать, как вы смеётесь. С добрым утром, Ким Чондэ”.

На истории искусства Чонин сидел у окна, краем уха слушал пространную речь однокурсника и обдумывал сложный фрагмент танца, когда в кармане завибрировал телефон. Тот самый телефон.

Чонин украдкой достал его и полюбовался на высветившийся номер Чондэ. Пришлось сунуть телефон обратно, потому что отвечать во время занятия было бы глупо, не говоря уж о том, что Чонин не собирался признаваться. Если бы он ответил на вызов, Чондэ непременно узнал бы его голос. А Чондэ вряд ли предполагал, что такого рода сообщения мог писать ему парень. Это неслабо его шокировало бы, наверное.

Нет уж. Чонина устраивало уже, что он мог писать то, что написать хотелось, а не держать это в себе. Как ни странно, при мысли, что Чондэ смог прочесть о его впечатлениях и знает их теперь, Чонину становилось легче. Как компенсация. Чонин не мог открыто или не очень смотреть на Чондэ на занятиях по вокалу, потому возможность писать, оставаясь загадкой…

Это было здорово. И плевать, что по-дурацки.

“День сегодня тёплый и солнечный, как ваша улыбка. Надеюсь, настроение у вас такое же хорошее?”

Чонин удручённо покачал головой, едва отправил это сообщение во время перерыва между занятиями. Градус идиотизма просто зашкаливал. Чонин даже не подозревал, что способен на такое. Тихий ужас – и только.

Чонин выставил себе рамки – не больше двух сообщений в день, но исправно изводил Чондэ три дня, изрядно превысив собственный лимит.

В пятницу Чонин фигурально ухватил себя же за горло и не отправил ничего. Утром с мрачным видом отбыл занятие по вождению и убрался подальше от Чондэ. День в колледже получился коротким, а последним было как раз занятие у Ча Хагёна. Чонин подождал, пока душ освободится, после чего проторчал там с час, разминая мышцы шеи и плеч.

Он выполз из душа, обернув бёдра полотенцем. И остановился на пороге раздевалки, озадаченно уставившись на Чанёля. Тот вскочил с лавки, ухватил ошарашенного Чонина за руку и подтащил к столу, что располагался слева от двери в коридор.

– У меня к тебе дело. Хотел пораньше, но… чёрт!

– Может, ты успокоишься? И как-нибудь по порядку? – Чонин опёрся ладонями на столешницу и легко оттолкнулся ногами от пола, чтобы сесть удобнее.

Чанёль пометался у стола, потом остановился напротив Чонина и тоскливо вздохнул.

– Ты ведь встречался с Кёнсу раньше. Ну…

– Это в прошлом, – недовольно отмахнулся Чонин, не улавливая пока причину беспокойства Чанёля.

– Я в курсе, спасибо. Ты не думай, я не собираюсь копаться в этом или упрекать, ничего такого. Я о другом. Вы с Кёнсу всегда были близкими друзьями, но ты знаешь его не только как друга. Мне просто нужна твоя помощь. Не то чтобы он был мной недоволен или в чём-то упрекал, просто… иногда он нас сравнивает. Невольно. Так или иначе. Мимоходом.

– Тебя это огорчает? – спросил Чонин напрямик, начиная догадываться, куда клонит Чанёль.

– Не в этом смысле. Просто есть вещи, в которых ты разбираешься лучше. И есть вещи, в которых лучше разбираюсь я. Скажем честно, ты вряд ли настолько хорошо понимал Кёнсу, как понимаю его я. Но…

– Но?

– Чёрт, не заставляй меня говорить это, ладно? Просто помоги мне. С тем, что он любит особенно сильно. Он как-то объяснял мне фишку с поцелуями, но я всегда делаю не так. Опять же, он не упрекал, но я же понимаю и вижу.

Чонин невольно бросил ладонь к губам, чтобы заглушить тихий смех. Теперь всё встало на свои места, потому что у Кёнсу в самом деле был бзик на поцелуи. Это не делало ситуацию менее глупой, зато показывало, насколько сильна привязанность Чанёля к Кёнсу.

– Очень смешно, уж конечно, – обиделся уже всерьёз Чанёль.

– Прости. Я не над тобой смеюсь, а над ситуацией. Ты в самом деле хочешь, чтобы я научил тебя этому? Я?

– Ну знаешь!.. – Чанёль смущённо потоптался у стола. – Это ты его так целовал. Он привык получать это, а не отдавать. Я вообще ни черта не понимаю в его объяснениях. И не могу взять в толк, чего он хочет от меня. А он не может внятно объяснить, что ты такое там с ним делал. Понимаю, звучит по-дурацки, но я и его могу понять. Когда теряешься в удовольствии, тебе как-то не до последовательностей и техник. Между прочим, он в курсе, что я пошёл к тебе. И в курсе, зачем. И он не против.

– Надо же. Неужели не боится, что я тебя уведу? – развеселился ещё больше Чонин.

– Да ну тебя… Ты поможешь или нет?

Чонин с тоской полюбовался на потолок, тяжело вздохнул и поманил Чанёля пальцем.

– Ладно, двигай сюда. И запоминай, потому что показывать и объяснять я буду только один раз. Потом придётся тебя проэкзаменовать.

Чонин не горел желанием целоваться с Чанёлем, но деваться было некуда. К тому же, это всего лишь поцелуй. И помощь другу.

– Мороженое любишь? – индифферентно спросил Чонин, когда их с Чанёлем ноги соприкоснулись.

– А? – Чанёль часто заморгал от удивления.

– Ладно, будем считать, что любишь. – Чонин бросил ладонь Чанёлю на затылок и притянул к себе. Тот растерянно затаил дыхание, но послушно разомкнул губы и впустил в рот быстрый язык Чонина.

Чонин целовал без спешки, чтобы Чанёль мог лучше прочувствовать, что именно следовало делать и как. Кёнсу нравились несколько необычные поцелуи, хотя Чонин уже не помнил, откуда это пошло и как так вышло в первый раз. Просто помнил, что впервые поцеловал Кёнсу именно так случайно, а после подметил, что Кёнсу на такие поцелуи реагирует по-особенному.

Чонин ещё медленнее обвёл язык Чанёля собственным, чтобы после пройтись кончиком по нёбу, слегка нажимая и касаясь почти невесомо чувствительной кожи у резцов. После он внимательно посмотрел на сбитого с толку Чанёля и вопросительно вскинул брови.

– Ну?

– Гм…

– “А можно повторить?” не прокатит. Короче, по часовой стрелке, ясно? А потом вроде как лизнуть и погладить. Чёрт, чувствую себя по-дурацки. Дошло или нет?

– Вроде бы, – сдавленным голосом отозвался Чанёль.

– Тогда пробуй. Если получится плохо, я тебе скажу.

Чанёль на глазах превращался в спелый помидор, но всё-таки решился: прикоснулся пальцами к влажным после душа волосам Чонина на затылке и потянулся к его губам, несмело тронул языком и попытался повторить поцелуй. Выходило сносно, хоть и очень робко.

– Хм…

Чанёль отскочил от стола и Чонина как ошпаренный, уставился полубезумным взглядом на распахнутую дверь в раздевалку и застывшего на пороге Ким Чондэ. Буркнув что-то вроде извинения, Чанёль пулей пролетел мимо Чондэ, грохнув дверью напоследок.

Чонин остался сидеть на столе, глядя на Чондэ не менее растерянно, чем тот – на него. Выдержав минутную паузу, Чонин соскочил со стола и направился к своему шкафчику.

– Кажется, я помешал, – наконец протянул Чондэ, пока Чонин копался в вещах.

– Да нет, мы как раз закончили.

Чондэ даже поперхнулся, услышав это, и до Чонина дошло с опозданием, как можно было трактовать его заявление. Двусмысленность его разозлила, потому что он имел виды на Чондэ и совершенно не желал, чтобы тот застал его за поцелуем хоть с кем-нибудь, не говоря о большем.

– Если хочешь прочитать мне лекцию о том, кем мне стоит или не стоит интересоваться… не трудись. Наверняка ты в курсе, что я живо интересуюсь девушками.

– Наслышан о твоих подвигах. Как я вижу, ты живо интересуешься не только девушками.

– Иногда бывают исключения, – огрызнулся Чонин и без стеснения начал одеваться, сдёрнув с себя полотенце. Мог и не волноваться особо – как раз бросил косой взгляд на Чондэ и увидел, что тот повернулся так, дабы не смущать его и не глазеть. Хотя кто и кого тут смущал – большой вопрос. У Чондэ расползался по скулам выразительный румянец. И румянец стал гуще, едва Чонин застегнул молнию на джинсах – глухой звук отчётливо расколол тишину.

– Просто было неожиданно. Вроде бы вы друзья, – пробормотал Чондэ.

Чонин накинул на плечи рубашку, подумал и решил сказать правду.

– Мне, в общем-то, всё равно, но мы в самом деле друзья. Он сейчас встречается с моим бывшим и пришёл за помощью. Я всего лишь объяснил ему, что и как делать. Так что если вы, наставник Ким, решили, что прервали нас в разгар горячего траха, можете не волноваться об этом. Вы меня искали или так просто сунули нос сюда из праздного любопытства?

– Вообще-то, я искал тебя конкретно. – Чондэ оглянулся и убедился, что Чонин уже одет и возится с кроссовками, усевшись на лавке. – Но мне всё равно любопытно: ты учил друга целоваться? Серьёзно?

Чонин потянул за шнурок, затягивая узел, и вздохнул.

– Нет, хён. Целоваться он без меня научился. Это же было… кое-что особенное. То, что любит другой человек. У него не получалось, а другой не мог объяснить. Пришлось подключить автора этого безобразия, то есть, меня. Хён, я не думаю, что в программу по вокалу входят моя личная жизнь и мои сексуальные пристрастия. Если даже они изменятся, вряд ли это отразится на моей способности петь. Или неспособности петь.

Чонин полюбовался на кроссовки, поднялся с лавки и прямо посмотрел на Чондэ. Чувствовал он себя паршиво, потому что уж точно не горел желанием обсуждать подобные вещи с человеком, который ему нравился. С другой стороны, Чондэ теперь определённо знал, что Чонин способен приударить не только за девушками, но и за парнями. Если вдруг узнает, что Чонин положил на него глаз, испытает меньший шок.

Наверное.

Хотя реакция Чондэ не вписывалась в нормальные рамки. Он вёл себя намного спокойнее, чем стоило бы ожидать, потому Чонин забросил пробный камень:

– Или вы намерены поставить в известность руководство и настаивать на моём отчислении просто потому, что у меня что-то было с парнем?

– Не намерен. Это твоё личное дело. Как ты сказал, твои пристрастия не отражаются на твоих талантах. Я хотел поговорить с тобой об итоговом задании этого триместра. Потому что от вокала тебе не отвертеться в этот раз. Полагаю, помощь тебе не помешает.

– Я не нуждаюсь в помощи. – Чонин собрал сумку, набросил на плечи куртку и прошёл мимо Чондэ. Но Чондэ не отвязался и зашагал следом.

– Неужели? Удиви меня и скажи, что ты уже всё придумал. Ну?

Чонин резко остановился, обернулся и смерил Чондэ раздражённым взглядом. Невольно задержался на губах и ощутил почти непреходящую горечь. Чёрт, почему люди так любят придумывать себе сложности? Насколько проще было бы не отвлекаться на детали и просто всегда выбирать тех, кто по душе, наплевав на их пол, статус и прочие заморочки.

“Любовь ещё желаннее, когда она недостижима”.

Вот прямо в яблочко.

– Придумал, – кивнул Чонин. – Вы даже знаете, что именно.

– Хм?

– Тони Ан. Та самая песня. Два куплета и инструментальная тема с танцевальной аранжировкой. Что скажешь, хён? По-моему, хороший выбор. И я сам справлюсь.

Чондэ быстро оклемался, хотя явно удивился такому выбору. Только на самом деле выбора не было. Чонин ни черта не придумал и брякнул всё это сейчас сгоряча. Доимпровизировался.

– Тебе в любом случае нужна помощь с вокалом. Хотя бы с оценкой. Можешь упираться и дальше, но я пойду к господину Ха и потребую дополнительные часы по вокалу, исходя из условий твоего задания. Хочешь?

Чонин не хотел, потому что это не было пустой угрозой. Он не впервые готовил итоговое задание и знал, что Чондэ в своём праве. Захочет навязать дополнительные часы вокала – навяжет.

– Что тебе надо от меня, хён? – тихо уточнил Чонин.

– Я всего лишь хочу тебе помочь с подготовкой. Если ты хотя бы раз в неделю будешь заглядывать, чтобы я мог оценить твой вокал, этого будет достаточно. Ну и советом помогу хотя бы. Не так уж много, да? Так как? Договоримся по-хорошему? Или мне навестить господина Ха?

Чонин уже привычно сжал губы, раздосадованный вмешательством Чондэ. Чёрт возьми, он на танцевальном, а вынужден иметь дело с Ким Чондэ, преподававшим вокал. Где логика и справедливость? В полной заднице, очевидно.

Чонину до безумия хотелось ухватить Чондэ за плечи и как следует встряхнуть, от души. И спросить, какого чёрта тот делает и чего добивается, потому что Чонину уже невыносимо было находиться рядом и прятать всё, что переполняло его. Это пытка какая-то – дурацкая и изматывающая.

Чонин не сомневался в собственной выдержке: он мог торчать на занятиях и не смотреть на Чондэ, мог думать только о танцах и напоминать себе, что ничего не выйдет, а раз не выйдет, то всё безнадёжно и смысла не имеет. Только это ни черта не избавляло от надежд и мечтаний. И не уменьшало желания. Ему всё так же сильно хотелось попробовать на вкус впитавшуюся в губы Чондэ улыбку, коснуться ладонями спрятанного под свободной одеждой тела и услышать хотя бы один стон Чондэ. Его голос… Каким бы он стал? Хотелось потрогать пальцы Чондэ, чувствительные даже на вид уши, провести по лицу, чтобы оценить на ощупь каждую линию… Хотелось ощутить в собственных руках тело Чондэ – наяву. Понимание, что это за гранью реальности, только усиливало все эти мечтания. Когда Чонин не видел Чондэ, вынести это было легче. Если бы Чонин мог оказаться прямо сейчас в наиболее удалённой от Чондэ точке мира, он сделал бы это.

Но это невозможно. Чондэ сам делал всё, чтобы быть рядом с Чонином как можно чаще и дольше. Из желания помочь, ага. В представлении Чонина это приравнивалось к “довести до ручки”.

Ещё эти идиотские смс-сообщения… Но Чонин сам полез в этот котёл с головой. И, к слову, сегодня он не отправил Чондэ ни одного сообщения. Пока что.

– Встретимся в субботу, идёт? – предложил тем временем Чондэ. – Хочу послушать тот кусок, что ты намереваешься спеть на сцене. Вечером удобно будет? Часов в восемь?

– В следующую субботу, хён. Во вторник у меня выступление в честь Дня Талантов. Надо готовиться.

Чонин резко развернулся и рванул домой. По дороге достал старый телефон и просмотрел журнал. Открыл первое смс-сообщение в “отправленных” и тяжко вздохнул.

“Даже когда вы сердитесь или недовольны, мне всё время кажется, что вы вот-вот улыбнётесь. Не знаю, почему мне это так нравится”.

Остановившись на перекрёстке в ожидании зелёного сигнала, Чонин раз за разом перечитывал сообщение. Помедлил, но всё-таки удалил его. Потом удалил все остальные. Глупо это было. Не следовало ничего писать и отправлять. И он едва не выронил телефон, когда на дисплее замигал сигнал о входящем вызове с номера Чондэ. Поспешно сбросил вызов и выключил телефон совсем. Оставив за спиной перекрёсток, поравнялся с парковой заводью и занёс руку, чтобы швырнуть телефон в воду, но в последний миг передумал – просто сунул в карман.

========== – 8 – ==========

Комментарий к – 8 -

Доброго ночера, котики)

Всем, кто ждал танца Чонина – держите :)

– 8 -

День Талантов был праздником колледжа. Обычно в этот день приезжали представители разных компаний и прочие заинтересованные лица, а студенты готовили собственные выступления. Отбор проходил заранее. Комиссия в составе десяти опытных преподавателей оценивала выступления студентов. Одних включали в концертную программу, других – нет.

Чонин накануне как раз прошёл отбор и получил девятый номер. Его выступление завершало первый час концерта. Выступление он готовил сам. Согласно правилам, пользоваться помощью преподавателей запрещалось. Костюм и грим студенты тоже должны были продумывать сами, хотя тут Чонину помогали сёстры.

Собственно, в субботу Чонин терпеливо торчал перед зеркалом и накладывал грим под чутким руководством сестёр. Во вторник он воспроизводил это всё уже в гримёрке самостоятельно. Подводил глаза чёрным и закрашивал красным веки, стараясь повторить классический боевой грим хваранов. На правой скуле после рисовал чёрным иероглиф для призыва духов. Это было посложнее всего прочего, потому что рисовать на себе иероглиф пришлось не в прямом отображении, иначе зрители не смогли бы его распознать.

Костюм для танца представлял собой муляж доспехов, хотя меч Чонин достал настоящий. Не древний, но выполненный на заказ из современных сплавов, потому полегче, конечно, чем те мечи, которые использовались в десятом веке.

Сам номер Чонин готовил ещё в конце прошлого учебного года. Озадачил Чанёля подгонкой этнической мелодии и её аранжировкой. Чанёль отлично справился. Осталось выйти на сцену и станцевать.

Чонин спокойно ждал своей очереди и не волновался. Танец он знал от и до и не сомневался, что сможет выступить с блеском. Не в первый раз. К тому же, в отличие от многих, он любил выступать на сцене. Это всегда было особенным для него чувством: вся сцена в его полном распоряжении, музыка только для него, он один и сотни или тысячи взглядов. То непередаваемое ощущение, когда лишь он в центре внимания. И надо это внимание удержать, трансформировать его в восхищение. Когда превращение удавалось, Чонин чувствовал себя счастливым, почти всемогущим. И он никогда не мог сравнить эти впечатления с чем-либо иным. Это походило на наркотик, и добрать это где-то на стороне у Чонина не получалось никогда, потому он всегда ловил случай оказаться на сцене.

За минуту до выхода он успел подумать о Чондэ, который наверняка сидел в зале. Вряд ли Чондэ будет дело до танцев, ведь тот никогда не демонстрировал к ним интереса, но мысль о том, что Чондэ всё-таки будет смотреть на него, грела.

На сцене Чонин уже ни о ком не думал – жил в танце. Весь мир сводился к свободной площадке, окутанной музыкой, и его телу, дышавшему звуками. Музыка – воздух, тело – инструмент и язык, на котором Чонин говорил. Это всё, что у него было. И с помощью этого ему требовалось возродить эпоху и рассказать историю одной жизни и одной битвы. Музыка и танец порой работали лучше всякой машины времени. Чонину лишь требовалось самому уйти в прошлое и увлечь за собой пространство вокруг и зрителей. Представить историю и рассказать её так, чтобы она запомнилась.

В идеальном симбиозе музыки и танца тело Чонина звенело. Он чётко ощущал каждую мышцу и управлял каждым движением от начала и до конца. Он заставлял мелодию подчиняться и придавал ей законченную форму. Всего лишь танцем он создавал и разрушал целые миры и вселенные, вынуждал их меняться, подчинял своей воле и своим желаниям.

Если мелодия управляет танцором, это просто движение под музыку. В настоящем танце управляет мелодией танцор. Чонин уяснил этот урок ещё в детстве и всегда стремился именно к этому. Двигаться под музыку легко и просто – так может почти каждый, а вот танцевать – это совсем другое. Настоящий танец повторить невозможно. Настоящий танец всегда уникален с каждым выходом на сцену, даже если музыка та же, как и движения. Но эмоции и намерения всегда разные, как и результат.

Этот танец Чонин репетировал множество раз, но сегодняшнее выступление не походило на предыдущие – он знал это точно.

Он чувствовал струйки пота на правой скуле и знал, что грим потёк. Наверняка иероглиф размазался, но это ерунда – Чонин знал, что так будет. Оно и к лучшему – его облик в начале танца и в конце должен был отличаться.

Танец он завершил, опустившись на колено и оперевшись на меч. Рукоять была влажной от пота и крови – он дважды порезался во время танца, когда перехватывал меч. Солёный пот вызывал зуд и жжение в ранках, но это неважно, потому что Чонин меч не выронил, а именно этого он и опасался настолько сильно, что заранее продумал, что будет делать в таких случаях. К счастью, заготовки не пригодились.

После выступления Чонин умчался в гримёрку, чтобы поскорее избавиться от “доспехов”. Они не мешали танцевать, но на взмокшем от пота теле ощущались обременительно, натирая кожу негибкими металлическими фрагментами даже через ткань.

Чонин стягивал костюм, всё ещё пребывая почти что в трансе. Танец закончился, но он ещё был там – в музыке и движении, в созданном им мире. Натянул джинсы, сунул ноги в кроссовки и шлёпнулся на табурет перед зеркалом. Смотрел на отражение остановившимся взглядом, но не видел ничего. Провёл ладонью по лицу справа, размазывая чёрные линии окончательно, потом потянулся к салфеткам, смоченным маслом для удаления грима.

– Чонин…

Он вздрогнул при звуке этого голоса и выронил салфетку. Повернуть голову не рискнул – просто уставился на отражение Чондэ в зеркале.

– Чонин, – тихо повторил Чондэ.

– Вам лучше уйти. Я ещё не готов воспринимать реальность адекватно, – честно предупредил его Чонин. Губы горели даже от одного взгляда на отражение губ Чондэ в зеркале.

– Чонин, я ещё ни разу не видел, как ты танцуешь.

– Теперь видели. Это что-то меняет? – Чонин всё-таки взял салфетку опять и прижал её к правой скуле.

– Меняет. Хотя бы то, что я хочу взять свои слова обратно.

Чонин лениво стёр грим с левой стороны, с подбородка, отбросил смятую салфетку и поднялся с табурета, чтобы повернуться к Чондэ. Смотрел сверху вниз и молчал, пока Чондэ невольно пятился к двери.

Гримёрка была крошечной, так что их всё равно разделяло расстояние лишь в два шага. И Чонин сократил это расстояние вдвое, сделав один шаг к Чондэ.

– Какие слова, хён?

В тёмных глазах Чондэ ещё жило отблесками восхищение, и это восхищение пьянило сильнее, чем абсент. Абсент Чонин никогда не пробовал, но верил на слово Чанёлю, что “дрянь забористая”. Осознание, что в случае Чондэ Чонину удалось переплавить внимание в восхищение, выжигало кровь в венах и танцевало раскалёнными искорками на кончиках пальцев и под кожей по всему телу.

– Ну, помнишь… я говорил, что только за счёт танцев и актёрского мастерства… – Чондэ запнулся и умолк, а Чонин не хотел думать, как именно он сейчас выглядит, если уж даже неугомонный Чондэ распрощался с даром речи.