Текст книги "Попаданец, который смог (СИ)"

Автор книги: I am Founder

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Я оторвался от своих размышлений, заметив, как два источника магии, по ощущениям – ученики шестого курса, прошли в башню, заняв ее нижний этаж. С ними проследовал еще один знакомый мне источник магии, прошмыгнувший за ними и направляющийся именно ко мне, или точнее к верхнему этажу, который я занял.

– Привет, – слегка неуверенно поприветствовала меня злостная нарушительница правил. Хотя, я ведь тоже сюда не с разрешения преподавателей залез.

– Привет, – я хмыкнул, глотая вопрос о том, как она смогла обойти далеко не самые простые барьеры Флитвика, ведь она имеет полное право задать мне тот же вопрос.

Да, всем уже давно известно, что Гарри Поттер ходит на дополнительные уроки к профессору чар даже в те дни, когда у всех остальных этих самых дополнительных уроков нет, а пробраться вслед за парочкой, устроившейся под нами особой проблемы для девочки составить не могло, но все же сейчас именно то время, когда хочется предаться бессмысленным рассуждениям. А так как думать о смысле бытия мне пока рано, я, пожалуй, посвящу свое внимание новообразовавшейся компании.

– Может сядешь? – я неопределенно махнул рукой.

– Забавно, – разместившись на каменную лавочку, которую я трансмутировал из стены и пола неподалеку от меня, она слегка улыбнулась. – Забавно, что даже после твоей битвы с профессором Квирреллом тебя смог измотать обычный праздник.

– Ну, – я хмыкнул, вспоминая, как несколько месяцев назад так же сидел здесь в преддверии нашего боя с Локхартом, который, в отличии от Квиррелла, действительно старался меня убить. Я потер правое предплечье, продолжая. – Подобное действительно выматывает. А ты почему здесь?

– Просто. – она скопировала мой хмык. – Мне просто захотелось прийти сюда.

– Я скорее поверю, что Терри страдает бессонницей, а Гермиона устала от книг, чем в то, что ты делаешь что-то просто так, без причины, – я слегка улыбнулся, ощущая себя именно что ребенком с мозгами взрослого, мимолетом удивляясь этому. – Хотя, думаю у тебя свои мотивы.

– Да нет, – она улыбнулась, вновь копируя меня, а я невольно вспомнил три детали, по которым можно понять, что ты нравишься человеку. Интересно, насколько они применимы к тринадцатилетним девочкам. Я прикрыл глаза, слегка натянуто ухмыльнувшись, как всегда делал, отгоняя от себя странные мысли. Но это было давно, будто в прошлой жизни. Хотя, почему «будто»? Натянутая ухмылка переросла во вполне естественную полуулыбку. – Я просто захотела прийти сюда. Мама говорила, что с астрономической башни открываются просто невероятные виды, особенно ночью. Ну, а я не захотела ждать до третьего курса, когда у нас наконец начнутся практические уроки по астрономии.

Я вспомнил ее маму, которую видел всего два раза на платформе девять и три четверти. Она выглядела довольно милой женщиной, которая даже после рождения двух дочерей смогла сохранить свою красоту.

Я положил руки чуть за себя, откидываясь на них и обводя взглядом небо, что мне позволяло сделать огромное окно астрономической башни.

Она не из тех, кто запросто вливается в коллектив и спокойно говорит на отвлеченные темы, но сейчас она полностью расслаблена и искренна, о чем сообщает ее магия.

У меня вырвался беззвучный хмык.

В этом мы с ней похожи. Раньше я обходился одним, однако очень близким, другом и хоть и не чувствовал особого дискомфорта, находясь в большой компании, друзьями ребят, с которыми тогда общался, я назвать не мог.

Но все же, она в том плане освоилась лучше, ведь ее вполне открытое общение с девочками и, пусть и чуть более закрытое, но какое-никакое общение с мужской частью нашей группы, дает мне полное право полагать, что она действительно считает нас всех своими друзьями. По крайней мере, я на это надеюсь.

Впрочем, не мне, человеку, взгляды на взаимоотношение людей у которого изменились буквально насильно, рассуждать об этом.

– А ты здесь почему? – она, слегка посерьезнев в лице, перевела взгляд на меня.

– Я всегда, с того самого момента, как узнал о существовании этого замка, мечтал встретить рассвет на астрономической башне, – по помещению разлетелся еще один хмык. – И вот решил, что сегодня самое время, ведь день действительно был напряженным.

– Люди ставят себе промежуточные, нередко малоосмысленные или абсолютно бессмысленные цели лишь для того, чтобы отвлечься от основной задачи и не начать на ней зацикливаться, считая смыслом жизни, – она перевела взгляд куда-то вдаль. – Ты говорил это месяца три назад.

– Приятно, что ты помнишь, – я улыбнулся задумываясь, что наш разговор абсолютно не похож на диалог двух детей предподросткового возраста, которые уже относительно давно знакомы. Хотя, я не подросток, а она росла в семье аристократов. Возможно, сейчас в разговоре доминируют не наши детские натуры, которые управляют телом большую часть времени, а относительно взрослые части наших личностей, что не так-то часто показываются на свет не смешавшись с детской половиной.

– Ладно, – она поднялась, а я и не думал ее останавливать. Возможно, будь мне действительно двенадцать или считай я, что ей действительно тринадцать, может, и предпринял что-то, однако сейчас я чувствовал себя взрослее, чем в последние месяцы, а она воспринималась как ровесница. Так что, мой взгляд лишь зацепился за небольшой конверт, оставленный на каменной скамье. Я усмехнулся, поражаясь своим мыслям и общей странности этого момента. – Я тогда пойду, до завтра!

– До завтра! – взглянул я на удаляющуюся девочку, вновь удивляясь такому резкому переключению на привычное для нее поведение.

Не став прятать вновь вылезшую на лицо улыбку, с которой обычно взрослый смотрит на непутевого ребенка, я вернул камни из лавочки, которую занимал мгновение назад обратно в пол и стену помещения, внутренне усмехаясь тому, что эта отеческая улыбка была, в какой-то степени, направлена и на меня.

Однако быстро отогнав подобные мысли я покинул астрономическую башню, благополучно забыв о том, что до рассвета еще несколько часов, а у меня в кармане лежит довольно милая открытка, с корявым стишком, которую я, в отличии от остальных, выкидывать не собираюсь.

========== Часть двадцать четвертая или Сложные люди, которых я стараюсь понять ==========

– И как мне это поможет в освоении телекинеза? – я скептически взглянул на танцующие по столу профессора апельсины.

– Это повышает контроль, – довольно хмыкнул Флитвик, наблюдая за своим творением. Вообще, он весьма интересный… человек, который ценит все, что делает, очень высоко – будь это чашка чая или замысловатое заклинание высшего порядка. Так что сейчас, наблюдая за своим творением, которому уделил лишь один пас и несколько секунд своего времени, он выглядит действительно довольным жизнью разумным.

– Есть еще уйма других способов повысить контроль, – обреченно парировал я, вспоминая обучение у портрета Флимонта, вынуждавшего банально управлять каплей воды, прилагая к этому минимум усилий и телодвижений.

– Не спорю, – согласно кивнул Флитвик, поворачиваясь ко мне, показывая появившуюся на его лице полуухмылку. – Однако этот способ мне будет легче контролировать, а так же он потихоньку увеличивает резерв мага. Да и полезно тебе иногда отвлекаться на подобное, а то курсу к шестому мне придется уйти на покой, уступив тебе место.

Я вздохнул, прекратив бессмысленный спор учителя и ученика, мысленно хмыкая своему бесконечному, благодаря вратам, которые преобразовывают свою энергию под мои каналы, объему магии. Использовать ее мне мешают лишь относительно узкие магические каналы, но и это дело времени и тренировок.

– Профессор, – я начал выводить палочкой незамысловатые узоры, попутно следя за процессом создания чар. – Вы знаете основы многих направленностей магии. Чары имитации, иллюзий… Зачем вам все это? Зачем вы постигаете так много подклассов на уровне любителя?

– Чтобы учить, – подтвердил мои догадки, наверное, самый лучший учитель в этом замке. – Я давно, еще когда сам посещал этот замок в роли ученика, решил, что когда-нибудь войду в класс в роли преподавателя, который будет вызывать у детей истинный интерес к предмету.

– Изначально я хотел стать мастером боевой магии и преподавать ЗОТИ, что, кстати, произошло. Я даже вел этот предмет некоторое время, однако… Боевая магия довольно однообразна и обучить ей может любой, кто имеет хоть какие-то навыки в преподавании и использовал силовые заклинания не из школьной программы, а я хотел дать ученикам действительно интересную тему, поэтому, когда я решил, что стану преподавателем, я начал изучать самые разные ответвления чар и не только, дабы в будущем помочь освоиться в них ребятам, которые имеют к ним больший, чем у меня, талант. Не дать перспективным ребятам стать очередными клерками из Министерства или влезть в огромные долги за обучение у мастера. Например, твоя подруга, мисс Грейнджер. Даже не знаю, когда бы она открыла в себе талант к иллюзиям, не попади ко мне на дополнительные занятия. Ну, а ты, – он усмехнулся, съезжая с серьезной темы. – Ты бы так или иначе стал мастером в левитации, а потом и в телекинезе. Все же, твоя целеустремленность и ярое нежелание таскать тяжести порой даже меня поражает.

– Спасибо, профессор, – я влил чуть больше магии, с усмешкой наблюдая, как апельсин, отданный мне на эксперименты Флитвиком, начинает совершать незамысловатые телодвижения, чем-то напоминающие неуклюжий танец под радостный смех декана.

– Молодец, – он горделиво оскалился, видимо, радуясь моим успехам. – Ты справился с разминкой, так что теперь можно действительно приступить к улучшению твоего контроля и расширению каналов. От этого момента и до прихода остальной группы мы будем тренировать огненные заклинания! – торжественно завершил он под мой обреченный вздох. Что же, пора показать ему мой клинок, ибо палочкой я не могу сотворить даже простейший огонь, а в клинке хотя бы сердцевина подходящая, что уж говорить о беспалочковых манипуляциях…

***

Я прислонился к стене, осматривая фотоальбом, подаренный мне директором. Помнится, каноничному Гарри его вручил Хагрид в конце первого курса – по крайней мере, такие картинки подкидывает мне память.

Я вздохнул, задумываясь о Джеймсе и Лили Поттер, о которых мне практически ничего не говорят. И главный вопрос в том, связана ли с этим какая-то тайна, в которую не хотят посвящать думающего меня, или они просто решили понагнетать таинственности, а потом, в будущем, рассказать историю родителей героя, получив тем самым чуть больше доверия с моей стороны?

Мда, вторая теория выглядит, мягко говоря, странно, ведь директор с преподавательским составом далеко не единственные источники информации, да и я зарекомендовал себя как человека, который вряд ли поведется на нечто подобное, однако, зная насколько непонятными и одновременно гениальными бывают решения людей вроде Дамблдора, любая, даже самая неправдоподобная теория получает право на жизнь.

Каких-то особых плетений магии на альбоме я не нашел, разве что он был зачарован на устойчивость к какому-либо воздействию. Так что, более-менее успокоившись после очередного, не самого легкого, разговора с директором, я отправился в Большой Зал, погружаясь в привычные для детей моего возраста размышления о предстоящих уроках. Впрочем, наткнувшись на очередной нечитаемый взгляд Снейпа, невольно оборвал мыслительный процесс.

Не став в очередной раз пытаться понять профессора зельеварения или привычно доводящего своих коллег Локхарта, я перевел взгляд на стол Слизерина. Поймав взгляд Дафны, просто махнул рукой в знак приветствия и получив идентичный ответ, направился к поглощающему очередной окорок Терри, снова задумываясь насчет юной слизеринки.

За столом змеиного факультета как всегда было довольно спокойно, и даже Драко, пытавшийся привлечь внимание какой-то, на вид, третьекурсницы, не сильно портил картину.

Я усмехнулся запоздалой реакции юного Малфоя на уже практически забытый всеми локальный ад, по ошибке скромно именуемый днем всех влюбленных.

Впрочем, как бы я не клял этот праздник, он все же имеет свои плюсы – по крайней мере, для паренька двенадцати лет, ведь с того момента внимание к моей персоне упало до привычного уровня “живой легенды, которая ходит с нами в один туалет”.

Хотя, опять же, какие отношения могут быть у детей предподросткового возраста? Погулять пару недель под ручку?

Нет, мне и без этого критически не хватает свободного времени, а физиология, к счастью, еще не требует. Да и радости мне это никакой не принесет.

Вновь скосив взгляд на стол Слизерина я мимолетом подметил, что одна, не по годам думающая особа, вероятно, со мной согласна.

Я прикрыл глаза, слегка ухмыляясь – не тот возраст, чтобы предпринимать более активные действия. Начало положено и именно на него можно ссылаться в будущем, если что-то начнется, ведь сам по себе этот момент играет весьма малую роль.

Я ткнул локтем Терри, забирая с блюда сэндвич с курицей и направляясь к выходу из Большого Зала.

Все же, изменчивость моей психики не может не удивлять, хотя подобная смена настроений все же слегка меня пугает.

Принимая очередную навязчивую идею, я поставил себе мысленную заметку плотнее заняться своим разумом, а так же взять больше узконаправленных книг на эту тему в родовом гнезде.

Рассмотрев во всех деталях привычное для моего соседа падение на кровать с последующим переходом в режим сна, я достал ставший родным за последний год альбом, начав вяло чертить малый круг взрыва, который уже давно отработан до автоматизма. Однако Феликс требует, чтобы основные алхимические круги я чертил идеально даже при условии, что меня подняли в час ночи, всунув в руки кусок камня и зубило, с приказом выбить на этом самом булыжнике круг взрыва или трансформации.

Впрочем, скоро я отбросил практически полностью исписанный альбом на кровать к посапывающему лису, в который уже раз давая волю начавшим пробиваться гормонам.

Вообще, находясь в теле ребенка, сохранить взрослое мышление и трезвость ума сложно, а если прекратить периодически выпускать на волю детское “Я”, жизнь может стать в разы труднее.

Примерно до уровня нахождения в подростковом теле.

Каким бы гением не был человек, полностью отрешиться от физиологии нереально. И именно потому даже умные подростки, особенно умные подростки, нередко бывают подвержены перепадам настроения, что может доставить немалые проблемы и им, и окружающим.

Сейчас у меня появилась именно такая проблема, ведь навязчивые идеи всегда были моей слабостью и нередко я просто зацикливался на том или ином вопросе, не в состоянии просто плюнуть на него и двигаться дальше, возможно, в другом направлении. Да, с возрастом значение навязчивым идеям я придавал все меньше и меньше, однако с момента моего становления Гарри Поттером критическое мышление медленно, но верно шло на спад, по крайней мере до момента открытия мною окклюменции и возможности сортировки воспоминаний.

Но разговор не об этом, ведь сейчас мой мозг, занятый тайной сути профессора зельеварения и гормоны, начавшие играть роль в предподростковом теле, работают сообща.

Накинув на себя мантию-невидимку и заклятье тихой поступи я вышел из башни, уже в который раз ругая себя за импульсивный поступок, однако, понимая, что ничем в общем-то и не рискую.

Философский камень в Лондоне, под надежной защитой дома Поттеров, крестраж-дневник скормлен камню, да и вообще, сейчас я поступаю как обычный любознательный подросток, разве что моя цель не совсем соответствует возрасту, однако, сейчас мне максимум что светит – это отработка и выговор, да и то лишь при условии, что мне повстречается человек, видящий магию и не поддерживающий нашу игру в юных детективов.

На самом деле, я периодически отслеживал различных учителей после отбоя, удовлетворяя детскую любознательность и тренируясь, однако профессор Снейп практически всегда оставался в небольшой комнате, смежной с классом зельеварения и личной лабораторией как минимум до полуночи.

Так что эта ничем, в общем-то, необоснованная идея узнать суть профессора зельеварения плотно засела у меня в голове. Ведь если тот факт, что понять большую часть мотивов и мыслей директора мне не светит я смог принять, то узнать мотивы Снейпа, который их, в общем-то, и не скрывает – для меня чуть ли не дело чести, хоть и навеянное гормонами.

Я обошел сигнальные и защитные чары на двери аудитории, которые, впрочем, были довольно посредственны и не шли ни в какое сравнение даже с чарами, оберегающими проход в астрономическую башню.

Вообще, в этом помещении царило весьма странное настроение, что-то среднее между отчаянием и целеустремленностью.

Аккуратно обойдя стол преподавателя, я заглянул через не до конца закрытую дверь в комнату, из которой исходила магия профессора.

Сам зельевар нашелся на небольшом диванчике, который подпирал дальнюю стену в небольшой комнате, раза в три меньше нашей с Терри спальни.

Имеет ли он возможность видеть магию, а даже если и нет, то заметил ли он меня используя какие-либо зелья я не очень понял.

В любом случае, после моего появления он не изменил позы, продолжая вглядываться в небольшую рамку, видимо, с фотографией внутри.

Я проскользнул в дверь, не став, однако, подходить ближе, решив не рисковать и прежде всего осмотреть помещение, в которое попал.

Второе впечатление не сильно отличалось от первого, ведь комната действительно оказалась довольно мала, однако вмещала помимо упомянутого дивана еще и письменный стол, который сейчас был завален различными пергаментами с, видимо, работами учеников, среди которых я, на удивление, без труда отыскал взглядом свою.

Так же, вплотную к столу стоял небольшой шкаф, дверцы которого были наглухо закрыты и закреплены высококлассными чарами, не идущими ни в какое сравнение с таковыми на двери в класс.

В противоположной стене нашлось две двери, ведущие, видимо, в санузел и кладовку, которую в каноне обокрали доблестные гриффиндорцы.

Взгляд на секунду зацепился за диплом от гильдии зельеваров, подтверждающий статус мастера, однако особого значения этому и так общеизвестному факту я не придал.

Личного дневника или чего-то подобного я не заметил, однако огромное количество заметок на небольших листах, которыми была обклеена стена над столом заставляли задуматься, ведь у людей, способных защититься от легилеменции и сортировать свои воспоминания просто не может быть проблем с памятью.

Однако, мои теоретические и практические знания в этом вопросе не отменяли сети повседневных напоминалок, развешенных им. Неужели он уделяет так много времени определенным воспоминаниям, что это выливается в проблемы с кратковременной памятью?

Но подобные эффекты возникают лишь тогда, когда маг сам начинает путаться в своих воспоминаниях, переставая их сортировать.

Не бывает легилиментов, не освоивших окклюменцию, ведь эти две направленности ментальной магии всегда шли рука об руку, и если окклюменцию можно освоить не затрагивая чужие воспоминания, то вот без нее залезть в чужую голову не выйдет.

Поэтому я отлично понимал, что профессор сортирует свои воспоминания и, в принципе, догадывался, что он имеет с этим проблемы, ведь ослабление кратковременной памяти у человека, обученного оклюменции, означает, что этот самый человек уделяет воспоминаниям слишком много времени или, что не многим лучше, старается смешать прошлое с настоящим. Догадывался, однако не спешил подтверждать свои догадки.

Я наблюдал за магом, который откинулся на спинку дивана, при этом ничуть не расслабляясь, задумавшись о том, что его состояние может быть даже хуже моих зачатков раздвоения личности, ведь мне мои тараканы практически не вредят, а вот в случае с профессором…

Спустя пару минут зельевар поднялся, а я проводил взглядом его непродолжительный путь от дивана, на котором он сидел, до письменного стола, на котором нашла свое место та самая рамка с, теперь уже точно, фотографией.

Обычной, магловской фотографией, которая тем не менее была окутана просто запредельным количеством чар, сохраняющих ее, практически идеальное, состояние.

Для меня не было неожиданностью увидеть на фотографии очертания рыжеволосой девушки лет пятнадцати. Нет, я бы удивился, не найдя ее на этом снимке.

Однако мой взгляд зацепился и за небольшую, где-то три на четыре сантиметра, фотографию, прикрепленную в правом нижнем углу рамки.

На втором снимке был ребенок лет шести-семи на вид, не больше. Он имел довольно типичные, для Англии, черты лица и неопрятный ежик черных волос.

На его лице отражалась абсолютно детская улыбка, а прищуренные глаза были скрыты за стеклами довольно-таки изношенных очков, закрепленных резинкой так, что бы они не спадали при первой возможности.

Такие очки нередко дают маленьким детям с плохим зрением, когда они играют на детской площадке или еще где, чтобы не рисковать более дорогой и красивой оправой.

Я аккуратно вышел из класса, опередив профессора, закрывающего за собой двери и отправился обратно в башню.

Возможно, я зря совершил этот поход. Возможно, наоборот, я зря тянул с ним до конца второго года обучения, хотя я все еще не знаю, как отнестись к явным проблемам профессора.

Возможно…

Даже не знаю. В любом случае, сейчас мне нужно просто отдохнуть, ведь до экзаменов, а следовательно и до окончания учебного года, осталось не так много времени.

Комментарий к Часть двадцать четвертая или Сложные люди, которых я стараюсь понять

Все еще есть некоторые проблемы с переходом от действия к действию, однако, прогресс в сглаживании углов, я надеюсь, есть.

========== Часть двадцать пятая или Сложная судьба, которая преследует всех избранных ==========

Наблюдать за тренировками будущего мага иллюзий было довольно познавательно. Особенно, если этот маг уже разобрался с основами и способен создать нечто большее, чем небольшую статичную иллюзию.

Поэтому я в последнее время нередко задерживался у Флитвика подольше, наблюдая за прогрессом Гермионы и тренируясь самостоятельно.

На самом деле юная Грейнджер была далеко не единственным одаренным в чарах ребенком, но именно она выделялась на фоне ребят, упражнявшихся в чарах анимации, усиления и простейших манипуляциях стихиями, которые, к слову, так же являются далеко не самыми распространенными направлениями.

Да и атмосфера тут царила весьма приятная и, в какой-то степени, домашняя. Поэтому я нередко оставался на общие дополнительные занятия, упражняясь в производных левитации, практикуясь в отслеживании магии или просто отдыхая.

Честно говоря, я даже не знаю, как с Равенкло может выпуститься плохой маг, ведь профессор Флитвик делает все, чтобы ученики хорошо усваивали его предмет, да и факультетская библиотека снабжает бесценными, для нечистокровного мага, знаниями.

Хотя, как показывает опыт, не бывает правил без исключений, главным из которых, в данном случае, является наш, теперь уже бывший, профессор ЗОТИ, отношения с которым у нашего декана весь год были, мягко говоря, натянутыми.

Не знаю, что такого произошло между ними, ведь профессор Флитвик не из тех, кто будет долго держать обиду за нечто малозначимое, однако факт остается фактом.

Так что для меня все же был приятен момент, когда Локхарт за завтраком огласил, что больше не будет преподавать в Хогвартсе. Думаю, это было максимально спокойное окончание учебного года, даже учитывая тот малоизвестный факт, что в тот же день, после последнего в этом году урока ЗОТИ у третьего курса, который ему по какой-то причине дали провести, бывшего профессора забрали две довольно сильные ауры, скорее всего, принадлежавшие работникам аврората. По крайней мере, внешняя магия исходящая из какого-то артефакта (который, вроде как, носят все авроры) полностью совпадала с той, что я несколько раз замечал у стражей порядка в Косом Переулке.

Хотя, подобное решение со стороны Дамблдора (если это действительно результат его действий) было мне понятно, да и не имел для меня особого значения, теперь уже, бывший преподаватель. Сам факт подмены воспоминаний опытный легилимент найти, конечно, сможет, а вот вернуть память незадачливому вору дорогих камней сможет разве что человек, который стирал эту самую память.

Ну, а я, при всем желании, в легилеменции практически полный ноль, так что особой опасности для меня бывший профессор не представляет.

Да и незачем им проверять подобные мелочи, когда этого недогероя за одни Обливиэйты с его стороны можно весьма надолго посадить.

Хотя не мне, человеку, который за такое короткое время нахождения в мире магии сумел практически полностью забыть о том, что проблемы можно решать и немагическими способами, говорить про это.

С тараканами в голове и простые люди неплохо борются, иногда даже без посторонней помощи. Однако я решил заняться узконаправленной окклюменцией, в книге по которой не было ни слова о противопоказаниях или чем-то подобном, решив не ждать несколько недель до окончания учебного года.

Хотя, я здесь не один с тараканами в голове. Но, видимо, все же единственный, кто хочет этих самых тараканов выгнать.

Я прикрыл глаза, отгоняя от себя лишние мысли и сосредотачиваясь на желании спрятать что-то, проходя взад-вперед мимо картины и открывая таким образом проход в Выручай Комнату.

Возможно, мне от канонического Гарри передалось желание откладывать важные дела на конец года. Или же это просто мое здравомыслие решило отказаться от не внушающей доверия идеи прятать очередной крестраж на протяжении некоторого времени, ссылаясь на случай с камнем. Однако сейчас я стоял возле входа в, пожалуй, самый большой склад магических и не очень вещей, который я только видел. По крайней мере, в этой жизни.

– Ты зайдешь, или как? – раздался у меня в голове недовольный голос песца, занявшего мое плечо.

– Молчи. Знаешь ведь, что я не умею отвечать тебе мысленно, – шикнул я на лиса.

– Знаю, – покладисто согласился он, дождавшись, пока я спущу его на пол, давая полную свободу действий. – Поэтому и мотивирую тебя этому обучаться.

– Ладно, – я шагнул внутрь, заметив, как за нами сама по себе закрылась дверь, – я буду искать диадему, а ты пройдись здесь. Все же, за столько лет тут определенно накопился вполне нужный хлам.

– Встретимся у входа, – пробурчал лис, заставив меня негромко хмыкнуть.

Найти предмет, испускающий схожую с моей магию особой проблемы не составило, если конечно исключать тот факт, что от обилия магии в этом помещении мои сенсорные способности оказались сильно урезаны, так что ориентироваться приходилось лишь по направлению, в котором ощущался крестраж.

Я спрятался за очередной грудой хлама, мысленно ругая себя за медленное усвоение продвинутой окклюменции и все еще недоступное мне отрешение от эмоций, на которые никогда не скупилось подростковое тело.

– Я оставила ее где-то тут! – раздался спустя пару секунд голос девочки, аура которой практически стабилизировалась, наводя на мысли, что это ученица старших курсов.

– Это ведь был подарок, – устало выдохнула вторая девчонка, где-то на год младше первой.

– Мы тогда поссорились, чуть ли не расстались, а сейчас он спрашивает, где медальон, который он подарил. А я его оставила в этой комнате, которую, между прочим, ты мне показала! – вознегодовала первая, а я, слегка усмехнувшись, обошел двух подружек, продолжая свой путь к диадеме, что, к счастью, ощущалась в противоположной от спорящих стороне.

Я выдохнул. В отличии от вылазки в класс зельеварения или вечерней слежки за, видимо, арестованным Локхартом, поиск диадемы нельзя было причислить к подростковому выискиванию приключений и проблем. А обливиэйтить ни в чем не повинных людей у меня особого желания не было.

Поэтому я использовал все свое самообладание, чтобы максимально снизить влияние гормонов на мое эмоциональное и физическое состояние, придавая себе хотя бы подобие хладнокровности.

Слегка походив лабиринтами, я наконец вышел к заветной диадеме, которую, однако, не рискнул брать голыми руками или класть в свою сумку.

Поэтому она отправилась в специально заказанный для этого мешок, который блокирует и скрывает магию. Не так долго и надежно, как, например, ножны моего клинка, но хоть что-то, ведь мешок имеет практическую ценность в случае, когда нужно на короткое время скрыть предмет или уменьшить до минимума его влияние на окружающий мир.

На деле ощущался этот крестраж, даже несмотря на общий магический фон места, сильнее и опаснее дневника, что заставило меня еще раз обрадоваться тому, что я не стал лезть за ней раньше времени.

В магическом плане она ощущалась многим грязнее, а ее аура была весьма неприятна. Возможно, человек без сенсорных способностей мог бы и не заметить ее, но я почувствовал некое облегчение после того, как затянул мешок, куда секундой ранее поместил диадему.

Судя по ощущениям, Феликс находился в другом конце зала, хотя я толком и не видел стен в этой версии Выручай Комнаты, поэтому принял решение не особо спешить к выходу. Все же, для песца не составит труда определить мое точное местоположение даже в подобном перенасыщенном магией месте. Впрочем, и чересчур затягивать наше пребывание здесь у меня желания нет, ведь в подобных помещениях можно и счет времени потерять.

Как по мне, ценность этого места нельзя было переоценить, ведь, по сути, данная версия Комнаты по Желанию чем-то схожа с поиском сокровищ.

Вот лежит медальон, который может оказаться как гениальным творением древних артефакторов, являясь вещью, способной защитить практически от любых атак, так и просто безделушкой, брошенной здесь в какой-то момент истории каким-то учеником или преподавателем. Так же на этой вещице может быть какое-то темное проклятье или чего похуже, поэтому брать что попало в этой комнате, не узнав суть вещи – мягко говоря, неразумно.

В общем, прежде, чем трогать что бы то ни было, я осматривал предмет с магической стороны, подмечая, что, к примеру, этот медальон является самым простым украшением, с наложенными на него чарами, увеличивающими его прочность и термостойкость.

Я усмехнулся, осматривая еще несколько предметов и отмечая, что ни один из потенциальных артефактов не выходил за рамки ассортимента весьма посредственной лавки в Косом Переулке.

Нет, было, конечно, несколько заинтересовавших меня артефактов, однако так просто первому встречному в руки они не дадутся, а тратить на них лишнее время я посчитал неразумным.

– Что это? – ошалело поинтересовался я, наблюдая за Феликсом, что тащил на буксире немалых размеров саквояж, которому на вид можно было дать не менее сотни лет, даже несмотря на кипу чар, которыми он был обвешан как рождественская елка… Множество чар, в число которых не входили чары привязки