Текст книги "Reet-K (СИ)"
Автор книги: Хх Миро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Может водочки выпьешь после трудов? – посмеиваясь, спросил Сергей Игоревич.
Я отрицательно мотнула головой и достала из заднего кармана джинсов смартфон:
– Сейчас мастера вызову. У вас деньги-то есть ему заплатить, а то я одолжу.
– Деньги есть, вызывай.
Я быстро нашла вызов мастера на дом и оформила заказ.
– С трёх до пяти приедет, сказали.
– Хорошо. Наливай себе чаю. Ты вроде похудевшая какая-то, не заболела?
"Не похудевшая, а даже наоборот, а вот ростом пониже, – подумала я. – И голос другой. Даже на голос не обратил внимания. Хотя, я, вроде, не громко всё время говорила, а он, может, глуховат..."
– Давайте, я вам тоже налью. Простыла немножко, погода-то вон какая гадостная стоит – то снег, то дождь, то ветер. В пору с давлением мучиться.
– Тебе ещё рано. Я лет до шестидесяти не знал, что такое давление. А теперь без таблеток никуда. Погоди, у меня где-то шоколадка есть. Специально "няньку" Эльвиру, свою соцработницу, попросил купить на случай, если с кем из девчонок заигрывать буду.
Я улыбнулась, как Вера. Сергей Игоревич, не вставая с табурета, дотянулся до холодильника, открыл дверцу и достал маленькую шоколадную плитку в жёлтой обёртке. – Вот, "Алёнка" зовут, держи.
Я взяла шоколадку и положила на стол.
– Спасибо.
– Читал вчера вечером твой новый пост на АШ про феномен воли в алформационной модели. Если судить по комментариям, тебя там, за одним-двумя исключениями, никто не понял. Ты из алформационной модели всеми силами вымарываешь всё человеческое, а комментаторы, не покладая рук и сарказма, машут антропными дубинами.
Вот тут я чуть чаем не подавилась – это о чём таком Сергей Игоревич говорит?
– Тебе бы книгу написать, – сказал Сергей Игоревич, гася сигарету в пепельнице. – Не думала?
– И кто её будет читать? – сиплым голосом спросила я, лишь бы что-то сказать. Я не понимала, о какой книге речь. Быстро развернула шоколадку, отломила кусочек и сунула в рот. – Вкусная...
– Кто-нибудь да будет. Я бы что-то такое с удовольствием почитал, и ещё охотники найдутся. У тебя очень интересный подход – строгий, формальный, а подача наоборот, провокационная, будоражащая. Многим...
Тут на моё счастье зазвонил телефон. Звонила Вера.
– Как продвигается твой реферат? – поинтересовалась она.
– Всё хорошо, – заверила я. – Осталось начать и кончить.
– Не надумала, чего взять? Я как раз в бердском Лас-Вегасе – супермаркет такой – могу затовариться.
– Сейчас посмотрю, что у нас есть и через пять минут перезвоню, хорошо?
– Давай, – Вера отключилась.
Я тут же встала.
– Сергей Игоревич, мне срочно надо бежать. Спасибо за угощение. В три ждите мастера.
Сергей Игоревич тоже встал:
– Тебе спасибо за помощь. Идём, провожу.
Придя домой, я тут же набрала Веру.
– Записываю, – отозвалась она.
– Хорошо, что ты позвонила! – выдохнула я. – Я как раз у Сергей Игоревич была, сверху.
– Что ты там делала? С ним что-нибудь случилось?
– С ним всё в порядке, – заверила я. – У него шкаф упал с книгами. Был такой грохот, что я решила подняться и узнать, что произошло. Помогла собрать книги и вызвала мастера для установки шкафа на место.
– Познакомились? – спросила Вера.
– Нет, – ответила я. – Не успели. Он принял меня за тебя, напоил чаем и вдруг заговорил о чем-то таком, что я не поняла.
– О чем?
– О каких-то твоих постах в интернете и о книге.
– А, понятно.
– А мне вот ничего было не понятно. Так что ты очень вовремя позвонила. Это позволило мне срочно смыться.
– Странно, что он принял тебя за меня, – сказала Вера. – А так-то он умный, да, и знает меня уже давно, и общение у нас, я бы сказала, сугубо на высокие темы.
– Про что-то алформационное? – вспомнила я услышанный незнакомый термин.
– В том числе.
– Расскажешь?
– Конечно, расскажу.
Больше откладывать работу над рефератом поводов не было. Чтобы диван и телевизор меня не искушали, я со своим ноутбуком расположилась на кухне. Для начала вбила в поисковую строку "Алформация что это", но ничего внятного в ответ не получила и принялась за реферат.
Вера вернулась в девятом часу. К этому времени большая часть реферата уже была готова, а на столе рядом с ноутбуком стояли бокал из-под кофе, пакет с печеньем, тарелка с остатками ветчины, кусочком хлеба и яблочными огрызками – нельзя весь день просидеть рядом с холодильником и ни разу туда не занырнуть. Вера привезла мне парочку пирожков с луком и яйцом в бумажном пакете – я их любила.
– Ну и что ты вынаблюдела? – поинтересовалась я, когда она налила себе воды и выдавливала в стакан половинку лайма.
– Это что за слово такое – "вынаблюдела"?
– Не знаю, я его только что придумала, по аналогии с "высмотрела".
– Вынаблюдела я, что гражданин Торопов первую половину дня провёл на своей автомойке, потом поехал и пообедал в кафе "Хуторок", потом провёл почти два часа в офисе фирмы "Стофер" – насосное оборудование, потом на улице Озёрной забрал из дома подростка мужского пола 13-15 лет и отвёз его в школу номер 8, потом вернулся на Озёрную, через час снова съездил в школу и привёз подростка обратно и больше с Озёрной, пока я не уехала, никуда не отлучался – видимо, он там проживает с семьёй.
– Ты же говорила, он не женат?
– Официально не женат, – подтвердила Вера. – Возможно, мы имеем дело с гражданским браком.
– Ты на арендованной машине была?
– Да.
– Завтра опять поедешь?
– Да.
– И охота тебе, – заметила я.
– Не охота, но надо закончить.
Мы подались из кухни в гостиную – я с кофе, Вера со своей водой.
– А что там с Сергеем Игоревичем и твоим блогом? – поставив кофе на столик, я уселась на диван.
Вера села в кресло и тоже поставила воду на столик.
– Забегу к нему утром, посмотрю, что там твой мастер сделал. Скажу, что это не я была, а сестра. Наверняка же, видел нас вместе из окна, хотя, сверху же. Лиц-то не видно.
– А может он заметил, что я – это не ты, но не подал виду?
– Это с какой, интересно, целью?
– Откуда я знаю! Пусть лицами мы и схожи, но рост, но голос?
– Да старенький он уже, – сказала Вера. – Ничего толком не видит, ничего не слышит. Читает книжки, да интернет. Может у него прозопагнозия, откуда нам знать.
– Что-что у него?
– Лицевая слепота, – пояснила Вера. – Как он отличит, если дизайнер, отвечавший за внешность киборгов моей партии, при формировании конкретно моего облика воспользовался случайной фотографией девушки прошлых времён, которая оказалась твоей.
– У вас что, так делают?
– Нет, конечно. Наше сходство случайно. Не думаю, что у нас используют чьи-либо фотографии. Если только по какому-нибудь специальному заказу. Среди людей тоже встречаются похожие – я не имею ввиду родственников. И ещё я обратила внимание, что лица людей гораздо более разнообразны, чем лица киборгов, и я знаю почему.
– Почему?
– Среди киборгов нет экземпляров с откровенно несимпатичными, неправильными, некрасивыми лицами. Лица киборгов не содержат заметных неправильных черт, например, узко-посаженных глаз, больших носов, неправильных прикусов, отсутствующих подбородков, оттопыренных ушей. Лица киборгов правильны и оттого менее индивидуальны и более схожи, стандартны. Так уж случилось, что твои черты тоже правильны, без каких-либо ярко выраженных отклонений от нормы или даже от канона, но и без червоточинки, без изюминки, так сказать. Мы с тобой красивые, но при этом типичны. В наших обликах не хватает врождённой индивидуальности.
– Да, я знаю. Я уже думала над этим. Обидно. Я как манекен, идеальная маска. И все же, внешность в жизни не работает одна, она работает в комплексе с другим – манерой, поведением. Лицами мы схожи, но если нам сделать разные причёски, разный макияж, надеть разную одежду, и у каждой из нас своя манера смотреть, говорить, двигаться, жестикулировать, то в итоге мы окажемся совсем друг на друга не похожи. Когда мы встретились в первый раз в маршрутке и ты сказала, что мы похожи, то я сначала никакого сходства не заметила и лишь присмотревшись к тебе не целиком, а, так сказать, по частям, убедилась, что да, мы похожи, потому что если взять твои и мой губы, то они одинаковые, и глаза одинаковые, и нос, и лоб, и скулы, и подбородок, и уши… Возможно, у тебя, с твоими типовыми без изюминки чертами, в любом городе двойники есть и совсем не обязательно было попадать в Новосибирск. Кстати, почему именно Новосибирск, как думаешь? – во мне заговорила обида за свою внешность.
– Так я здесь и была, – сказала Вера. – Помнишь, мы с Витей ездили в Кольцово? Вот в Кольцово наше подразделение и дислоцировалось. Сейчас его ещё нет, но в наше время там будет "объект Щ", как микрорайон тут, в Академе. Может, по старой памяти и назвали, а мы его называли "Тамп", не знаю почему. Быть в Тампе, охранять Тамп, убыть из Тампа. Что там делалось, тоже не знаю. Нам ничего официального об этом не говорили. Функции охраны и всё. Там много всякого было, но про Кольцово и Вектор всегда говорили в плане разработок чего-то биологического, бактериологического, медицинского. Поэтому, и Тамп среди нас, не посвящённых, относили к этой сфере, а что там было на самом деле, неизвестно. Основное, как я знала, было под землёй, но мы под землёй не бывали. Там работали другие, а у нас всё было наверху – территория Тампа и внешний периметр.
– Большая территория?
– Не очень. Административка четырёхэтажная, подстанция, шесть складов, караулки, два контрольно-пропускных пункта, терминал, наше расположение – казарма, тренажёрный зал, хозкорпус, спортгородок – и так называемая "шахтная" зона, где сосредоточено оборудование для обслуживания подземки – зона повышенного внимания. Вот это всё мы и охраняли. Мы, это охранный батальон – люди, сигомы и киборги в соотношение пять-два-один. Киборги в армии обычно занимают должности командиров отделений и взводов или имеют какую-то узкую специализацию, например, сапёр, снайпер, медик, переводчик. Люди и сигомы в общем-то друг с другом нормально живут, а киборги как бы в сторонке – всё же немного "иные", в чем-то вроде лучше, чем люди, но при этом как бы второго сорта, не совсем живые. Нет родителей, нет детства, нет потомства, изготавливаются партиями по госзаказу. Хотя, если вдуматься, то и люди изготавливаются по заказу, но сейчас не будем об этом, а то слишком далеко зайдём.
– А ты кем была?
– Я комвзвода. Служба скучная, однообразная, нагрузка минимальная, развлечений нет, перспектив никаких, народ быстро расхолаживается и с одной стороны вроде как напрашивается частая ротация, а с другой, объект чуть ли не высшего уровня секретности и лишних привлекать и посвящать нельзя. Вот и балансируй, как хочешь, но это была не моя проблема, а проблема начальства. Мои же прямые обязанности заключались в обеспечении охраны шахтной зоны, т.е. развод и смена караулов, обучение и инструктаж личного состава, а непрямые – в негласном выявлении нарушений, несоблюдений, ненадлежащих исполнений и тому подобное. Этакий тайно внедрённый контролёр-стукач. И хотя никто не знает, что ты стукач, даже местное начальство, подозревать никому не запретишь. Таким контролёром может быть и человек, и сигом, но почему-то считается, что это обязательно киборг.
– И к тебе как относились?
– Нормально, как и к другим. Это здесь и сейчас я являюсь чем-то уникальным и в своём роде единственным, а там я была рядовой и одной из многих. Два совершенно разные положения и ощущения совершенно разные. Правда, о такой моей уникальности знаете лишь ты и Дмитрий и совсем не факт, что вы правильно ко мне относитесь, если посмотреть на это с какой-то более высокой колокольни.
Слушая Веру, я пребывала в некой прострации. Непривычно жёстко сегодня она вдруг заговорила, и о том, о чём я даже не задумывалась до этого момента, и не знаю, задумывался ли Дмитрий.
Может быть, нам стоило не помогать ей жить среди людей, а, наоборот, всячески этому препятствовать, стоило "сдать" её, уведомить соответствующие органы об её существовании. В первый момент нас, скорее всего, приняли бы за сумасшедших, но заполучив Ритку, они убедились бы в реальности происходящего и вся ответственность легла бы уже на них. А с другой стороны, если киборги представляют опасность для людей, то в будущем им тоже не дали бы ходу, а они, вон, есть. Ритка не делает ничего такого, что мной воспринималось бы, как опасность или диверсия. Она просто хочет жить и скорее люди нанесут ей вред, если узнают, кто она на самом деле.
– А ты домой хочешь? – спросила я и уточнила. – Под домом я сейчас имею ввиду то место и время, откуда ты сюда попала.
– Я не знаю точно, хочу или нет, – несвойственно для себя ответила Вера. Обычно, о своих желаниях-нежеланиях она всегда говорила вполне определённо. – Но даже, если бы очень и очень хотела, то я не могу туда отправиться и понятия не имею, как это сделать. Если только оттуда кого-то пришлют за мной, но я сомневаюсь, что там существуют такие технологии. Может только в будущем будущего. Но и для этого нужно знать, где я и когда, и вообще знать, что я куда-то попала, а, например, не взорвалась, разлетевшись на атомы, не сгорела, не провалилась в тартарары, заваленная огромной медной горой, и не вознеслась в небо в виде эльфийской радуги. Видимо, произошёл какой-то сбой, слом, или вовсе полный кердык в работе шахтного Тампа, побочным эффектом которого и явилось случившееся со мной, а может быть, со всеми. Значит, никто меня искать не будет, но даже если будет, то это я должна сообщить им, где я и когда. Вот, ты бы как сообщила?
– Не знаю. Тут нужно подумать. – Я чуточку подумала. – Книгу бы написала, которую потом там прочитают.
– Ты мгновенно взяла правильное направление. Мне для этого понадобилось гораздо больше времени.
Мне польстила её похвала, но я призналась:
– Я это не сама придумала. Я про подобное читала у Азимова в романе "Конец вечности". Там главному герою, не помню, как его звали, тоже понадобилось отправить в будущее информацию о том, где он.
– Я не читала, – сказала Вера. – Надо будет прочитать.
– Там фишка в том, что книг-то много, – сказала я, всё больше недовольная этим каким-то нелепым разговором. – А написать надо что-то такое, чтобы написанное однозначно выделилось из всех прочих "Песней о Буревестнике" и "Чаек по имени Ливингстон".
Вера кивнула:
– Именно поэтому я и завела на сайте "АфтерШок" страничку, где пишу блоги про алформацию. Сегодня, когда такого понятия и даже слова в обиходе человечества нет, а на метафизические темы пишут все, кому ни лень, на алформацию никто внимания не обратит, а в моё время незамеченным такое остаться не может.
– Почему?
– Потому что в моё время алформационная модель мироздания является превалирующей и повсеместно распространена. Она не какая-то более верная из бесчисленного множества других моделей, а просто позволяет все эти модели свести к единой, очень утилитарной и формальной аксиоматике. Конечно, я об этой алформации ничего толком не знаю и всех её нюансов даже не представляю, но вот использовать термин "алформация" как маркёр, как значок своего положения на карте мироздания, могу. Его ни с чем не спутают и сразу заметят. Некоторые, как курьёз, некоторые, как бред, как нелепость, некоторые как некий символ непознаваемости сущего, не важно. Просто, среди заметивших обязательно будут те, кто однозначно это воспримет, как знак моего местоположения. Для тех, кто понимает, как говорится.
– А Дмитрий про эту твою алформацию знает?
– Знает. Это он мне посоветовал заняться именно алформацией и даже детальный план разработал, как это дело продвигать и развивать. И сейчас помогает подсказками. Как себя вести в жизни, учишь ты, а как в интернете – он.
Я чувствовала, что стою на краю какой-то бездны и ничего не понимаю. От бессилия я попросила:
– Расскажи мне про Дмитрия. Ты обещала.
– А что рассказать? – Вера пожала плечами. Это я недавно её этому научила и она теперь пользовалась. У неё выходило так естественно, будто она всегда плечами и пожимала. Глядя на неё, я уже не понимала, то ли она, всё контролируя, так искусно и к месту имитирует, то ли привыкла и у неё теперь получается бесконтрольно, само собой. А ещё я заметила, что сама теперь гораздо больше контролирую свои жесты, движения, мимику и часто воздерживаюсь там, где раньше даже не задумывалась. Вера оживлялась, а я киборгизировалась, если так можно сказать.
– Он хорошо ко мне относится, – сказала Вера. – Но он не любит меня, как ты.
Меня поразили её слова, но я не подала виду. Я, конечно, любила её, но всё же она была киборг, а не человек. И человек, конечно, тоже, но... В общем, я не могла точно сформулировать. Я и сейчас не могу. Но я её люблю.
– А у вас... А вы, как мужчина с женщиной…
– Если ты о сексе, то это было в самом начале, но потом сошло на нет. Я для него не женщина. Он удовлетворил своё первоначальное любопытство и на этом всё кончилось. Думаю, с тобой ему было бы гораздо лучше, ты для него, в отличие от меня, была бы настоящей.
– Тебе от этого плохо? – спросила я. Мне показалось, что плохо.
– У нас нет ярко выраженного бесконтрольного сексуально влечения. Оно регулируемое.
– Как это?
– Да, в общем-то, так же, как у тебя, только я это осознаю и могу регулировать, а ты считаешь, что не можешь и потому осознанным регулированием не пользуешься. У людей всё время какие-то игры с собственным сознанием. Например, однажды Дмитрий сказал: "Я не знаю, в чём тебе верить, а в чём нет!" Странное, нелогичное высказывание. Если бы вокруг него кроме меня никого не было, тогда оно имело бы хоть какой-то смысл, но ведь он ежедневно взаимодействует с множеством людей! Неужели про всех он знает, в чём им верить, а в чём нет, и лишь я вызываю на этот счёт сомнения? Абсурд. Я такая же, как все. Или сказал: "Ты не искренняя со мной в своих словах и поступках!" Эта его фраза, сказанная с обидой и укором, ещё более абсурдна. Он не хочет понимать, что моя полная искренность сделает наше взаимодействие невозможным. Люди тоже никогда не бывают полностью искренними, и вы с Дмитрием не исключение. И вы совершенно не в состоянии контролировать большинство своих эмоций, а они часто производят куда больше разрушительной работы, чем созидательной. Возможно, мне нужно повысить уровень искренности до ноль двадцати шести, но не выше. Даже в этом режиме будут осложнения, ведь считая меня достаточно искренней, человек будет страдать от моей нетактичности, грубости и высокомерия, не вводя нужных поправок в своё эгоцентрическое восприятие происходящего. Помнишь, как ты сказала мне про свою маму, что не сможешь с ней жить?
Я кивнула.
– Ей бы ты так никогда не сказала. Вот и Дмитрий как-то, характеризуя одного из своих коллег, сказал: "У него изо рта ужасно воняет, а он при разговоре всё время придвигается вплотную! Терпеть не могу эту его манеру!" Я спросила, почему же не сказать коллеге об этом и не попросить его держать при общении определённую дистанцию? Спросила, провоцируя и предполагая наиболее вероятный ответ, мол: "Ты что, такое нельзя говорить! Он же обидится!" А ведь у него тоже пахнет изо рта. У любого человека пахнет. Неприятный это запах, или нейтральный, или приятный – мне показывает соответствующий анализатор, но кроме субъективно-эмоциональной оценки я могу получить анализ состояния зубов, слизистой оболочки ротовой полости, частично – пищевода и желудка, а так же узнать состав принятой в последний раз пищи. И вот перед тем, как лечь в постель, каждый из нас посещал ванну и чистил зубы. Он затем, чтобы у него изо рта не было неприятного запаха, а я затем, чтобы у меня изо рта хоть чем-то пахло, так как у меня нет такого рода физиологической особенности, как запах изо рта, а ему было бы неприятно не ощущать запаха моего дыхания. Это искренне или нет?
Я промолчала, вся внутренне сжавшись. Раньше Вера ничего такого и таким тоном мне не говорила. Она сегодня как с цепи сорвалась.
– Он при мне часто вспоминал свою жену. Фотографию показывал. Она там запечатлена сидящей на качели, подвешенной между деревьями. Он говорил, что его жена очень красивая. Мне трудно судить. На снимке было видно, что у неё толстые лодыжки. Не очень толстые, но толще, чем это обычно бывает у женщин по общепринятым человеческим канонам красоты и он тоже на это обращал внимание. Я знаю. Был такой эпизод, когда он на пляже посмотрел на девушку, загоравшую неподалёку от нас, и сказал: "Посмотри, какие красивые у неё лодыжки". Наверняка, он при этом мысленно сравнивал их с лодыжками жены. Не с моими, а с её. Мои идеальны. Но жене-то он, наверняка, никогда об её лодыжках не говорил. Конечно, он знает, кто я такая и чуточку представляет, как я устроена. Находясь там и тогда, где посторонние не слишком обращают на меня внимание, мне нет нужды во всех мелочах имитировать обычную женщину. Но, даже оставаясь с ним наедине, я ни разу не вела себя в соответствии со своим обычным функциональным назначением. Это было бы неэффективно и даже губительно. Я не специализировалась в человеческой психологии, касающейся взаимоотношения полов, и не могу всего объяснить, но, похоже, у него в сознании часто блокируется реакция на те мои черты и поступки, которые никак не укладываются в созданный им образ женщины и тогда он их как бы не замечает и от этого претензии и обиды. Но если бы я сказала ему "Я тебя люблю", то, по моим расчётам, у него возник бы диссонанс, ведь он считает, что знает, какие эмоции мне доступны, а какие нет. Но он очень много сделал для меня, и я всегда буду стремиться к тому, чтобы моё присутствие в его жизни и наше взаимодействие доставляли ему радость. И я не сомневаюсь, что даже с точки зрения человека сейчас все мои функции искренни.
Она замолчала.
– Ну, да, – только и смогла сказать я после затянувшейся паузы.
Мысленно я попыталась поставить себя на место Дмитрия или представить, что Витя – киборг, и воспринимает меня так, как только что описала Вера.
– Человек так не может, – наконец сказала я. – Для него это слишком непривычно.
Я хотела сказать "не по-человечески", но вовремя одумалась.
– У нас, там, – Вера мотнула головой, будто указывая куда-то туда, за пределы гостиной. – Отношения и браки между людьми и киборгами, или сигомами и киборгами, или между людьми и сигомами вполне обыденное явление.
Я опять почувствовала, что должна что-то сказать.
– Наверное, если… если для человека киборг или сигом уже не представляет чего-то неведомого и экстраординарного, то это нормально. Люди вообще быстро ко всему привыкают и адаптируются.
– Ты только не пойми меня не правильно, – сказала Вера. – Но если захочешь, то я всегда могу быть твоим секс-партнёром.
Она заставила меня покраснеть.
– Спасибо, Вера, – сказала я. Только бы не ляпнуть чего-то такого, что могло бы её обидеть или оскорбить. – Я ценю твою искренность, но я к такому сейчас не готова.
– Понимаю, – кивнула Вера. – Просто, я сказала, чтобы ты знала.
После занятий я пришла домой, перекусила и решила подняться на 13-ый этаж к Сергею Игоревичу – нужно было расставить упавшие книги по местам, ведь я обещала.
– Здравствуйте, Сергей Игоревич! – поздоровалась я, когда профессор открыл дверь. Клетчатая рубашка на нём была застёгнута, и он был выбрит. – Я Таня, Верина сестра.
– Здравствуй, Таня! Входи! – шаркая тапочками, Сергей Игоревич отступил вглубь квартиры. Сегодня на ногах у него были надеты светло-серые носки. – Очень приятно ещё раз познакомиться. Утром Вера мне сказала, что вчера, оказывается, заходила ты, а не она.
– Да, случайно как-то так получилось, – стала оправдываться я, захлопнув за собой дверь и вновь чувствуя, как в квартире всё прокурено. – Не успела сказать, что я не Вера из-за этого шкафа. Ой, у вас гости? – я увидела на вешалке чужую женскую одежду. – Давайте, я позже зайду.
– Нет-нет, проходи! – Сергей Игоревич поманил меня рукой за собой, направляясь в кухню. – Это мои подружки-веселушки, я вас познакомлю, а то всегда хвастаюсь перед ними своей молоденькой соседкой, а познакомить никак не получается.
Идя следом за ним, я заглянула в библиотеку, где накануне упал стеллаж. Стеллаж стоял на месте и книги на нём уже были расставлены.
– Ну, вот, – воскликнула я – А я пришла книжки расставить.
– Вера утром расставила, – сказал Сергей Игоревич, приостановившись. – Вы с ней шустрые, как белки, не успеешь глазом моргнуть, что ты вчера, что она сегодня. Идём...
Мы зашли на кухню. За столом сидели две пожилые женщины. Я не умею определять возраст старых людей. Одна выглядела немного моложе, но им каждой было явно за шестьдесят.
– Вот, знакомьтесь, девушки, это моя соседка Таня, – Сергей Игоревич указал на меня рукой. – А это Наталья Валерьевна, моя коллега, и Алевтина Игоревна, тёзка по батюшке.
– Здрасьте, – поздоровалась я с лёгким наклоном головы. – Мы с Верой под Сергеем Игоревичем живём, на двенадцатом этаже. Вера – это моя сестра.
– Садись, Татьяна вот сюда, – Сергей Игоревич поставил мне табурет. – Их с сестрой не отличить, так похожи. Как близняшки.
– Нет, мы не близняшки. Мы двоюродные. Просто, похожи сильно. – На столе стояли рюмки, шкалик водки "Тундра", наверное тот, что Вера принесла, початая бутылка с белым вином, тарелка с нарезанной кружочками колбасой, ломтиками сыра и маслинами, тарелка с нарезанными яблоком и апельсином. – Вера из Новосибирска, а я с Алтая, с Рубцовска, а сюда перебралась, когда в университет на юридический поступила.
– Так ты учишься? – спросила Алевтина Игоревна. – Тебе сколько лет?
– Двадцать скоро. Ага, учусь. Первый курс ещё только.
– Эх, – притворно вздохнула Алевтина Игоревна. – Где мои двадцать лет.
– Наташа, дай ещё одну рюмку, вон, сзади тебя, – Сергей Игоревич взял бутылку с вином и стал разливать. Мне тоже поставил поданную рюмку и налил вина. – А мы тут всемирный день борьбы с болезнью Паркинсона празднуем. Сейчас хорошо, праздников много – можно каждый день по нескольку штук праздновать, да всё диковинные.
– Где ты их только берёшь, – улыбнулась Наталья Валерьевна.
– Как где, в интернете. Там каждый день штук двадцать на любой вкус. Вот сегодня и Паркинсон, и день живого донора – живого! – и день неумелых рук. У нас, правда, это не так называется. У нас говорят не про сами неумелые руки, а про то место, откуда они растут. Много праздников – все не упомнишь. Гуляй – не хочу.
Сергей Игоревич налил в свою рюмку водки:
– Ну, девушки, с Паркинсоном нас!
Посмеиваясь, все чокнулись рюмками. Я вина лишь пригубила и взяла с тарелки дольку яблока.
– А ты, Танечка, по делу к Сергею Игоревичу или как? А то мы, может, задерживаем? – спросила Алевтина Игоревна. Едкая бабушка.
– У Сергея Игоревича вчера шкаф с книжками упал, – сообщила я. – Вы не рассказывали? – спросила я профессора и без паузы затараторила. – Так грохнуло сверху, что я испугалась. Сразу прибежала сюда, давай книжки собирать, мастера вызывать. А сейчас пришла книжки на место убрать, а их, оказывается, Вера, перед тем, как на работу уехать, уже составила.
– Что, правда что ли? – обратилась Наталья Валерьевна к Сергею Игоревичу. – Я тебе говорила, что нельзя столько книг наваливать.
– Куда ж их девать, – усмехнулся Сергей Игоревич. – Сколько раньше я на них деньжищ извёл, а теперь не нужны никому.
– Почему не нужны? – вступилась я за книги. – Я вчера, когда убирала, посмотрела, там не просто беллетристика какая, там серьёзные издания, таких в интернете, поди, и нет. Давайте, я узнаю в нашей университетской библиотеке. Думаю, они с удовольствием возьмут на свой баланс личную библиотеку профессора Тарасова, и эти книги ещё послужат людям. Сделаем каталог, всё оформим, экслибрис на каждую поставим, перенесём, перевезём. Хотите, сразу, хотите, потом, когда скажете.
– А что, Серёж? – согласилась со мной Наталья Валерьевна. – Девочка правильно говорит. Спроси у Юры, нужна ему эта библиотека по большому счету? Скорее всего, нет. Юра, это его сын, – пояснила она мне и продолжила, снова обращаясь к Сергею Игоревичу. – У тебя всё по экономике, в основном, а он совсем другим занимается. Для него что экономика, что термодинамика, если и читает, то детективы какие-нибудь или фантастику.
– Есть у меня и детективы, и фантастика, – Сергей Игоревич закурил. – Сам теперь всё больше их почитываю.
– Вот их ему и оставишь.
– Сберкнижку ему оставишь, – вставила Алевтина Игоревна. – Есть у тебя сберкнижка в трёх томах? – рассмеялась она.
"Ох, едкая!" – снова подумала я, стараясь не улыбнуться.
– Нет у меня никакой сберкнижки, – заявил Сергей Игоревич, стряхивая пепел в пепельницу. – Всё под матрасом храню, каждую ночь пересчитываю – вдруг прибавилось. И трачу лишь на шоколадки для своих молодых соседок. Думаете, почему они ко мне бегают, да, Танюш?
Тут уж я разулыбалась и кивнула:
– Да! – и сообщила собеседницам. – Сергей Игоревич только вчера меня "Алёнкой" угощал.
– А не мы ли эту "Алёнку" ему принесли? – смеясь, спросила Алевтина Игоревна свою подругу. – Вот старый ловелас. Мы, значит, с Валентиной к нему клинья подбиваем, а он на молодых наше добро изводит.
– Да, я такой, – гордо заявил Сергей Игоревич, наполняя рюмки. – Коварный.
– Однажды по молодости, – принялась рассказывать мне Алевтина Игоревна. – Когда мы все были такие же красивые, Таня, как ты, а Серёжа был в нас с Наташей влюблён, правда в неё всегда больше, чем в меня, он на восьмое марта где-то раздобыл букет из семи гвоздик – тогда это было практически чудо – и скорей бежал, чтобы подарить его Наташе. И вот, как сейчас помню, забегает он в отдел к Наталье и лицо у него делается прямо серое-серое от досады – это он увидел меня. Теперь никак было невозможно Наташе цветы подарить, а меня оставить без подарка. И тогда он разделил букет на две части и три гвоздики подарил ей, а четыре мне.
Я окинула взглядом их лица – они все трое улыбались.
– Так что, Таня, будь с ним осторожна, – Алевтина Игоревна подняла свою рюмку. Мы подняли свои.
– За правильное количество цветов, – сказала Наталья Валерьевна.
– Я сегодня в правильном цветнике, – сказал Сергей Игоревич, выпив свою водку.
– Угу, – хмыкнула Алевтина Игоревна. – Два чертополоха и одуванчик.
– А мне нравится чертополох! – сказала я. – Если засушить и поставить в хрусталь, он такой фактурный...
– Так уже засушили, – рассмеялась Алевтина Игоревна. – Осталось только в хрустальный гроб положить.
– Кажется, я что-то не то ляпнула... – смутилась я.
– Нет, Таня, всё верно, – Наталья Валерьевна коснулась моей руки. – И мне чертополох нравится, я тоже так делала.
– Вот видишь, Серёжа, – продолжала иронизировать Алевтина Игоревна. – Не гвоздики надо было дарить, а чертополох. Ничего ты не понимаешь в женской душе.
