Текст книги "Reet-K (СИ)"

Автор книги: Хх Миро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Давай сделаем тебе маникюр какой-нибудь сногсшибательный, – предложила я.

– Нет, не хочу, – улыбнулась Вера, отнимая руку. – Будут потом отвлекать от работы, мелькая перед глазами. И с длинными ногтями неудобно на клавиатуре, я пробовала.

И ещё, за всю зиму она ни разу не заболела. У меня были и насморк, и кашель, и температура, когда я подхватила грипп, и она методично выдавала мне таблетки и микстуры из холодильника, а сама за всю зиму ни разу не чихнула. Я, по крайней мере, не слышала.

На новогодние каникулы я хотела, чтобы мы вместе поехали в Рубцовск, к родителям. Когда я заговорила об этом, она отказалась, мотивируя это тем, что не может, так как у неё как раз в разгаре какой-то важный проект и потому очень много работы. Я обиделась, надулась и весь вечер с ней не разговаривала. Заперлась в своей комнате и смотрела на ноуте какой-то очередной бессмысленный фильм.

– Мы летом вместе в Рубцовск поедем, – услышала я из-за двери голос Веры. – На своей машине.

– На какой ещё своей машине? – крикнула я.

– А вот купим машину и поедем, – услышала в ответ. – Тебе какой цвет больше нравится, синий или красный?

Я вышла из спальни. Вера редко заходила ко мне в спальню и никогда без стука, в отличие от меня.

– Мы что, действительно купим машину? А деньги? А права?

– Деньги есть, права есть. Машины нет. Субару хочу. Нравятся тебе субару.

– Понятия не имею, – искренне призналась я.

– Там кресла с подогревом, чтоб попа не мёрзла.

– Тогда конечно нравятся, – рассмеялась я.

– Вот приедешь из Рубцовска и купим. И тебе права получим. Так что, учи ПДД.

– Клёво! Витька обзавидуется.

Из Рубцовска после каникул я привезла здоровенную папкину сумку со всякой всячиной. Вера меня не встречала. Накануне она звонила и сказала, что её пару дней не будет – она по работе поехала в Томск. Раньше она не ездила в командировки и, кажется, это было в первый раз, когда я оказалась дома одна. Я распаковала вещи, покусочничала и попила кофе на кухне, приняла душ и когда вышла из ванной, укутанная в полотенце, то прямо-таки непроизвольно открыла дверь Вериной спальни, вошла, остановилась и огляделась.

Закрытый белый ноутбук стоял на голом столе. Я приподняла его – под ним ничего не было. Стол – четыре ножки и столешница. Здесь нечего было искать. Я заглянула под столешницу – ничего. Я подошла к застеленной кровати, отвернула покрывало, подняла и ощупала обе подушки, откинула одеяло, провела ладонями по простыне. Поднатужившись, подняла и поставила на попа матрас. На полу под кроватью была лишь пыль и валялся электроудлинитель. Уложив матрас на место, я застелила кровать, стараясь сделать всё, как было.

На подоконнике лежали стопочкой несколько свёрнутых Вериных вещей и мой учебник "Обществоведение" – я не стала ничего трогать и перешла к плательному шкафу. В шкафу на плечиках сиротливо висели одно платье, одна кофточка и несколько футболок. Внизу стояли туфли, босоножки, кроссовки и пара обувных коробок одна на одной, закрытые крышками. Я открыла верхнюю – пустая. Картонки-вкладыши, смятый пластиковый пакет. Отставив её, открыла нижнюю. Коричневые кожаные ботинки на ребристой подошве в пакете, под ними жёлтый пластиковый конверт, закрытый на пуговичку-кнопку. Тяжёленький. Открыла. Деньги, рубли, много и две банковские карточки. Пересчитала деньги – два миллиона триста с копейками тысяч пятитысячными купюрами. Ого. Сложила всё и убрала на место. Прошлась по полкам, просовывая руку под простыни, полотенца, плед и бельё. Заглянула за шкаф, под шкаф и, взяв стул и встав на него, на шкаф. Остались туалетный столик с трельяжем и пуфик перед ним. В пуфике пусто. Совершенно. У меня в нём хоть электрогрелка лежит, старый фен и старая зарядка от смарта.

Я включила боковые лампы над трельяжем, уселась на пуфик и обшарила всё – ящичек за ящичком и обе тумбочки. Везде порядок, не то, что у меня, и почти всё, за малым исключением, не пользованное – в упаковочках, словно только что из магазина.

А чего я хотела найти? Деньги, они и есть деньги. Вера и не скрывала, что они у неё есть. Так и сказала – деньги есть – когда заговорила о покупке машины. Настроение у меня было не очень-то, всё-таки я только что обшарила комнату подруги. Волосы мои высохли как попало и напоминали копну. Полотенце слезло ещё в самом начале и я, пропустив концы через плечо и подмышку, связала их узлом и теперь сидела, глядя на себя в зеркало, и мне было противно.

"Вот приедет, и я ей скажу, что обшарила её комнату! – подумала я. – Наверное, улыбнётся и спросит, что же я нашла? А я ничего не нашла. Это и странно!"

А ведь, действительно, странно! А где её документы? Допустим, паспорт и права она носит с собой, а где всё прочее? Свидетельство о рождении, аттестат, диплом, СНИЛС, в конце концов, справки какие-нибудь, договоры, важные чеки? Человек обрастает этими бумажками, как ёлка иголками, а у неё ничего нет. В банковском сейфе она их, что ли, хранит?

Я выключила лампы, вышла из Вериной спальни и решила принять душ ещё раз. Смыть с себя, так сказать… Стоя в душевой кабине под тугими горячими струями воды, я решила, что пока не буду ничего говорить про "обыск". Просто понаблюдаю. Внимательно.

Вера приехала на следующий день вечером. Она выглядела как всегда – не лучше, не хуже. Если она и устала с дороги, то по ней это было не заметно. Я её обняла, и расцеловала, и приняла сумку, и помогла снять куртку. Я соскучилась и была очень рада видеть.

– Замёрзла? – я прижала её прохладные руки к своим щекам.

– Я же на такси приехала, Танюш. А ты как доехала? Всё нормально? Как там папа с мамой?

– Тебе привет от них! Ругают тебя, что не приехала. Стареют потихоньку. Чуть целый мешок картошки мне не загрузили.

– Серьёзно, что ли?

– С них станется. Переживают, что мы тут с голоду пухнем без картошки-то. У тебя, вон, пока меня не было, вся картошка проросла и подрябла. Выкинула вчера. Ты голодная?

– Самую чуточку.

– Так давай, я сейчас картошки и нажарю. Сегодня свежей купила. Я там сала привезла домашнего и солонины всякой…

– Нет, что это ты будешь кухарничать. Давай в ресторан сходим, отметим встречу. Я только сполоснусь и переоденусь. Я быстро.

– А куда пойдём?

– Давай в "Хлеб и Нино"?

Из ресторана мы возвращались часов в одиннадцать. Такси вызывать не имело смысла – идти было буквально два шага. Погода стояла замечательная – тихо, лёгкий снежок, на ёлках огромные снежные шапки, повсюду гирлянды и огоньки. У выхода из ресторана на ёлочной аллейке, сплошь увешанной фонариками, я сделала несколько селфи нас с Верой, чтобы отправить маме, и мы пошли домой. На мне был новенький голубенький пуховичок и вязанная шапочка с помпончиками, а Вера была в красной аляске с капюшоном, отороченном пушистым мехом. Мы разговаривали про покупку машины, что буквально завтра этим и займёмся. Мы перешли дорогу на Терешковой у памятника Зуеву и ещё посочувствовали ему, что, мол, холодно мужичку, вон как жмётся в своём пиджачке, и тут нас ослепило фарами, и машина остановилась. Кто там и что, видно из-за света не было.

– Девушки, – раздался явно не трезвый голос. – Давайте, мы вас подвезём.

Я сразу напряглась. Не люблю таких приставаний.

– Не бойся, – шепнула Вера. – Всё будет хорошо.

Мы вышли на дорожку и продолжили свой путь.

– Девчонки, – снова послышался голос. – А ну, стоять. Давайте знакомиться…

Фары погасли, хлопнула автомобильная дверца и стало видно, как от машины отделился тёмный силуэт и прямо по снегу пошёл нам наперерез. Мужик выбрался на дорожку, потопал, сбивая с обуви снег и остановился, поджидая нас. Я оглянулась. Сзади никого не было.

– Давай, убежим, – потянула я Веру за рукав.

– Не бойся, иди за мной.

Из машины вылез ещё один мужик и тоже двинулся к нам на дорожку. Когда мы подошли, он как раз остановился рядом со своим подельником.

Вера чуточку оттеснила меня назад, как бы прикрывая собой, и, придерживая в этом положении рукой, продолжила идти вперёд.

– Ну как, девчонки, договоримся? – мужик протянул руку, чтобы коснуться Веры. – Стой…

– С дороги исчезни, тварь, – услышала я её голос. Такого железного голоса никогда у неё не было.

– Полегче, подруга, – произнёс второй мужик и я увидела, что у него что-то в руке, а первый попытался поймать Веру за капюшон.

– Тпру-у-у…

И тут я даже ничего не успела понять, как Вера отбила руку нападающего в сторону, потом кулаком ударила его в район горла и одновременно ногой сбоку по ногам ниже коленей и он резко опрокинулся назад и было слышно, как ударился головой о дорожку. Казалось, в то же мгновение Вера ударила второго рукой в шею и ногой в грудь. Он отлетел с дорожки в снег. Мы словно и не останавливались, так быстро это произошло.

– Стой здесь. Не бойся, они не встанут, – сказала Вера, словно отдала команду, и я увидела, как она, обогнув лежащего в снегу, быстро метнулась к машине, открыла дверь, заглянула в салон и что-то там сделала. Потом она, оставив дверь открытой, вернулась ко мне и потянула за руку:

– Всё, иди за мной. Мне нужно было убедиться, что в машине никого нет.

Спустя несколько минут мы уже поднимались на лифте в свою квартиру. Я видела в отполированной до зеркального состояния лифтовой панели своё очень бледное лицо. Когда я посмотрела на Веру, её лицо было таким же спокойным, как всегда.

3

С этого момента моя жизнь круто изменилась. Внешне всё осталось так же – я училась в университете на первом курсе юридического факультета, ходила на занятия и лекции, сдавала контрольные работы и зачёты, по вечерам успевала посещать курсы в автошколе и встречаться с Виктором, жила в съёмной квартире на Коптюга с Верой, потихоньку знакомилась с Академгородком и Новосибирском, но теперь я уже была не та Татьяна Смирнова, что была раньше. Теперь я видела мир вокруг себя другими глазами.

Первый вопрос, который я задала Вере по возвращении домой после инцидента, был:

– Кто ты?

– А ты как думаешь? – спросила она.

Подумав, я сказала:

– Не знаю. Но в тебе есть что-то странное, нечеловеческое. Я не знаю, как это объяснить, но всякие мелочи, на которые я никогда особо не обращала внимания, они, если их собрать вместе, приводят к каким-то странным мыслям. Когда на каникулах я жила две недели с папой и мамой, то стала замечать, что самые обычные вещи, когда я живу с тобой и когда живу с ними, отличаются.

– Конечно, отличаются. Мы же разные.

– Нет, дело не в этом. Они странно отличаются.

– Например? – спросила Вера и села в своё кресло.

– Например, ты никогда не садишься в моё кресло, а я в твоё сажусь.

Она ничего не сказала.

– Например, когда я захожу в туалет сразу после тебя, там не пахнет.

– Ну, я же брызгаю освежителем, – возразила она.

– Освежителем пахнет, а тобой нет. – Парировала я. – Ты не чихаешь и не кашляешь. Ты мало ешь. Ты всегда одинаково выглядишь, и вечером, после дня работы, и утром, после сна. Ты не смеёшься. Никогда. Только улыбаешься. Ты не трёшь пальцами нос и глаза. Ты не почёсываешься. Ты не стрижёшь ногти и волосы. По крайней мере, я не видела. Ты можешь двумя быстрыми и точными ударами свалить с ног двух здоровенных мужиков. Вот я и спрашиваю, ты кто? Когда ты была в Томске, я сделала обыск в твой комнате и ничего там не нашла. Ничего такого, что помогло бы мне понять, кто ты, Вера.

– Я Ритка, тактический киборг, – улыбаясь, сказала Вера, глядя мне в глаза.

– Ты же не шутишь сейчас, да? – после некоторого молчания спросила я.

– Нет, не шучу. Я не умею полноценно шутить. Я лишь воспроизвожу шутки в подходящей ситуации или воспроизвожу реакцию на них.

– Ну, тогда мы с тобой не особо и различаемся, – сказала я.

– Это же шутка, да? – спросила Вера. – Если ты сейчас шутишь, то это говорит о твоей большой эмоциональной устойчивости, так как ситуация для тебя не шуточная.

– Да, ситуация не приведи господи, – согласилась я. – И ты извини меня, тактический киборг Ритка, но мне надо в туалет, иначе я сейчас описаюсь.

Мы проговорили всю ночь. Как ни странно, но где-то через час Ритке-Вере тоже захотелось в туалет и она позвала меня с собой.

Она вошла в туалет и оставила дверь открытой. Я смотрела, как она опустилась перед унитазом на колени и наклонила голову.

"Она блевать, что ли, собралась?" – только подумала я, и услышала, как в унитаз что-то льётся и падает.

Вера оторвала от рулона бумагу и вытерла рот:

– Посмотри, – она показала на унитаз и вышла из туалета, уступив мне место.

Я вошла и посмотрела. На дне чаши в красной лужице вина горочкой лежала пережёванная ресторанная еда. Я нажала на кнопку смыва.

– Вот так я испражняюсь, – сказала Вера. – Классическая пища мне не нужна, у меня нет желудочно-кишечного тракта. У меня есть ёмкость, куда попадает съеденная пища, когда я имитирую процесс её поглощения. Через какое-то время ёмкость необходимо опорожнить, иначе начнётся скисание. После опорожнения ёмкость необходимо ополоснуть водой. Можно с мылом, можно с искусственным или естественным ароматизатором, например, лимоном или лаймом. Вода частично поглощается. В небольших количествах она для моего организма нужна.

Говоря, Вера вошла в ванную, прополоскала свой "желудок" и рот, сполоснула руки, лицо и вытерлась полотенцем.

– Вот и всё, – сказала она. – Без твоего присутствия я делаю это немного тщательней.

– А вкус еды и напитков ты чувствуешь?

– Можно сказать, что и чувствую, но это не то, что ты имеешь в виду. Правильней сказать, не чувствую, а анализирую. Вкусы и запахи. То есть, для меня нет приятных или неприятных вкусов и запахов, есть лишь некий очень упрощённый анализ их состава.

– Господи, а я тебя пичкала картошкой и пельменями. Вот дура-то.

– Мне было приятно с тобой есть, – сказала Вера.

– Ну что ты такое говоришь, – безнадёжно махнула я рукой. – Какое ещё приятно.

Мы снова уселись в кресла друг против друга.

– Да, я испытываю эмоции и переживаю, – сказала Вера. – Я же тебе говорила, но ты, по-видимому, не всё поняла. Я не робот, не механизм, начинённый электроникой, вроде нашего пылесоса (я невольно посмотрела на робот-пылесос, прикорнувший в углу гостиной на своей площадке). Я киборг. Ещё у нас есть сигомы и иногда мы можем быть очень похожи, но я киборг. У меня есть и живой мозг, и эндокринная система, и кровь, вернее, лимфа, и гормональные железы, и мышечная ткань, только всё это в симбиозе с электроникой и механикой. Я испытываю эмоции и чувствую, только не так мощно и неконтролируемо, как ты.

– И ты испытываешь ко мне симпатию? – с надеждой спросила я.

– Да, ты мне очень нравишься, – сказала Вера и, наклонившись, протянула мне правую руку ладонью вверх.

Я тоже наклонилась и, протянув левую руку, накрыла её ладонь своею и сжала.

– Ты мне тоже нравишься, – сказала я. – Мне бы не хотелось тебя потерять.

– Тогда давай пока всё оставим, как есть, – сказала Вера. – Только оговорим некоторые важные моменты, хорошо?

– Хорошо.

– Момент, собственно, один-единственный.

– Какой?

– Ты никогда, никому, ни маме, ни папе, ни самому близкому на свете человеку, ни под каким предлогом, ни при каких обстоятельствах, не должна говорить или даже намекать, кто я есть на самом деле.

– Я это понимаю.

– Просто, если хоть кто-то узнает, или догадается, или заподозрит, кто я, то мне на этом конец. Может, меня и не уничтожат, даже, скорее всего, не уничтожат, но жить своей жизнью я уже не смогу, а вот ты, Танюш, можешь сразу бесследно исчезнуть. Таких свидетелей, опасных свидетелей, и таких источников потенциальных проблем не оставляют. Тебя уберут, вычеркнут, сотрут.

– Это ужасно звучит, – сказала я.

– Это и выглядит ужасно, но таковы реалии.

– А кроме меня ещё кто-нибудь о тебе знает? Дмитрий знает? Он тебя Ритой называл…

– Вот только он и знает. И ты теперь. Это он мне помог, когда я сюда попала. И он был против, чтобы я так близко подпустила тебя к себе и в итоге раскрылась.

– Но ведь ты это сделала намеренно? Почему?

– Какая же ты умница, Тань. Конечно, намеренно. У меня всё липовое. У меня липовые, случайно попавшие ко мне документы и я для них слишком молодо и совсем непохоже выгляжу. Я практически ничего не могу делать и если бы не Дмитрий, жила бы я сейчас в какой-нибудь суперсекретной лаборатории в качестве объекта пристального изучения. А с тобой я могу легализоваться. Ты моя жизнь, Тань, ты мне не просто сестра, мы с тобой одно целое, понимаешь?

– Да, начинаю понимать… А что означает "тактический"?

– Это специализация. Киборгов выращивают для разных целей. Может, в миллион раз было бы лучше, будь я по специализации юрист или секс-партнёр, а я военный киборг и изначально предназначена для ведения боевых действий. А чтобы не говорить "военный" или "боевой", у нас говорят "тактический". Эвфемизм такой.

– Но ты же совсем не похожа на вояку! – воскликнула я. – По крайней мере, я их не такими себе представляю.

– Среди военных тоже свои специализации. И в будущем Зои Космодемьянские и Лизы Чайкины нужны. Слышала о таких?

– Конечно, слышала! В школе учили. Ужас какой…

Мы помолчали. Я себя чувствовала выжатым лимоном, голова шла кругом.

– Нам надо поспать, – устало сказала я. – Ты же, надеюсь, спишь?

Мы встали.

– Вроде сплю, а вроде и нет. Гибернация это у нас называется. Заряжаюсь я.

– Как заряжаешься?

– От сети переменного тока через блок питания. Как твой смартфон.

– И где у тебя разъём?

– Их два. Глубоко в ухе и глубоко в пупке.

– Так вот почему у тебя под кроватью валяется удлинитель.

– Да, так незаметней. Ты же в любое время могла ко мне войти. Хороша бы я была с проводом в ухе, тянущемся по подушке к розетке.

– Ох, Вера… – только и смогла сказать я.

Мы снова друг к другу привыкали. Наверное, это больше относилось ко мне, ведь это Вера для меня стала другой, а не я для неё. Хотя, кто мне злобный Буратино, глаза-то у меня были и я всё, в общем-то, видела с самого начала, просто, не хотела задумываться над этим, не обращала внимания на разные странности. И если со всем остальным всё было более-менее нормально, то с едой никак не устаканивалось. Готовить теперь мне точно не хотелось. Даже те же пельмени варить. Ведь раньше я это делала для нас, для обеих. Есть при ней я, почему-то, не могла. Мне казалось, она на меня смотрит с превосходством, что ли. Заставлять есть её я тоже не могла, понимая, что для Веры это совершенно бесполезная процедура. Вера, видимо, замечала, что меня что-то мучает и не устраивает в теперешнем «трапезном» положении вещей и однажды сказала:

– Послушай, я должна уметь готовить, поэтому давай готовить вместе. Всё, что угодно, всё, что нам захочется. Пусть я не буду полноценно есть, но я всё буду пробовать, и с твоими подсказками буду знать все особенности разных блюд и напитков, и самых простых и незамысловатых и самых экзотичных и изысканных. Ты меня научишь понимать вкус. Как тебе такая идея?

Идея оказалась плодотворной, и мы вновь стали проводить много времени на кухне, готовя, пробуя и, главное, общаясь.

Однажды Вера сказала:

– Дима спрашивает, не надумала ли ты приехать к нему на экскурсию?

– Пожалуй, что надумала, – сказала я. – Дашь мне его номер?

– Только, звони ему в рабочее время. А то по вечерам или в выходные ему может быть затруднительно вести с нами телефонные разговоры.

– Поняла.

В тот же день я позвонила.

– Привет! Это Татьяна, сестра Веры.

– О, привет, Таня! Рад тебя слышать! Как дела?

– Да вот, решила, что пора к тебе на экскурсию съездить. Можно?

– С Верой?

– Нет, одна. Она-то, наверное, уже всё видела, и ей будет не интересно.

– Ну и замечательно, – согласился Дмитрий. – Завтра устроит? Часика в четыре?

– Вполне.

– Отлично! Подъезжай к четырём на Красный проспект, тридцать восемь. Как приедешь, позвони, я тебя встречу.

– Хорошо. До завтра.

– До завтра.

– Можем вместе поехать, – сказала Вера. – Я там погуляю, в Краеведческий музей схожу. Потом зарулим куда-нибудь, хоть в филармонию кофия хапнуть.

– Годится, – улыбнулась я, коснувшись её плеча.

– Скоро будем на своей тачке рассекать, – сказала Вера, тренируя употребление жаргонизмов. – На днях надо ехать оформлять покупку.

– Что нужно от меня?

– Твоё присутствие и твои документы.

Мы с Верой добрались на маршрутке до Речного вокзала и на метро доехали до площади Ленина.

– А тебе не опасно через рамки на метро и на вокзале проходить? – спросила я.

– Не опасно. В моём организме нет металла… Почти. Детектору не на что реагировать. Это мы с Дмитрием опытным путём на вахте его университета установили. А до этого я в метро ни ногой.

На площади Ленина Вера показала мне, куда идти.

– Как закончите, позвони, здесь опять и встретимся.

Дмитрий встретил меня на вахте.

– В гардероб не пойдём, – сказал он. – Давай пуховик, я понесу. Оставим у меня на кафедре, а сами побродим и поговорим.

– Доложат твоей жене, что ты со своей любовницей в открытую гуляешь.

– Уже не страшно, – отмахнулся он. – Мы скоро дооформим развод.

– Это из-за Веры?

– И из-за неё, но не только.

Народу на лестницах и в коридорах было довольно много, как в любом учебном заведении. С Дмитрием часто здоровались – он кивал в ответ. На меня поглядывали.

– Пусть тебя запомнят. Надо заместить тобой образ Ритки на всякий случай. А вот и моя конура, – он открыл ключом дверь в небольшой кабинет. – Здесь оставим твои вещи и пойдём на экскурсию. Начнём сверху и до подвала. У тебя сколько времени?

– Вся жизнь до самой смерти, – сказала я.

Не стану я описывать всё, что Дмитрий мне показывал. Будете в Новосибирске, сходите сами, если вас туда пустят, там есть, на что посмотреть и это не только стенды с образцами дипломных проектов. А разговаривали мы в основном о Вере. Он называл её Риткой – так ему было привычней.

– А почему она себя Риткой называет? – спросила я.

– Это не имя, ты не поняла. Так называется её модель. Вот так пишется, – Дмитрий вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и написал на ладони: "Reet-K". – Звучит, как Ритка. – Он сунул ручку в карман и тут же принялся смоченным слюной большим пальцем стирать написанное. – Не знаю, что это означает, но я её так услышал и так зову. А Вероникой Владимировной Голованёвой она стала позже, когда я документы раздобыл на это имя. Ну, как раздобыл, нашёл случайно, и не сдал в полицию, и владелице не вернул, а присвоил.

– А сама она как появилась?

– Ты у неё спроси.

– Спрашивала. Мне хочется твою версию услышать.

– Сбор показаний всех задействованных в деле сторон… понимаю, – усмехнулся Дмитрий. – Три года назад, летом, в июле жена с дочкой уехали на две недели в Таиланд отдохнуть. Я тоже был в отпуске, но с ними не поехал, а остался дома с намереньем закончить и подготовить к публикации одну свою работу. Живём мы в Строителе, в частном доме, который я построил по собственному проекту. Тебя, кстати, тоже как-нибудь надо будет туда свозить, раз уж и ты моя любовница.

– Угу, мы с Верой две в одной будем.

– Ну, и вот, – продолжил Дмитрий. – Как-то ночью стучится кто-то в мою дверь. Сильно так. А тогда в Строителе участки ещё толком не застраивались, почти никто не жил, дикий лес кругом, и у меня даже забора вокруг участка не было. Потому я невольно напрягся, кто бы это мог быть? Прихватил в прихожей из-под лавки какую-то палку и двинулся спрашивать, кто это там в три часа ночи ко мне ломится. Кто? Кто? ктокаю, на всякий случай держа палку наготове, а в ответ тишина. Постоял, прислушался. Померещиться мне не могло, стучали – так не оставишь. Открыл дверь, посмотреть. Ты же фильм Робокоп видела?

– Видела.

– Вот и я видел. И тут вижу, у меня на крыльце, вернее, на настиле из досок – крыльца тогда ещё не было – лежит кто-то, очень похожий на робокопа в своей амуниции. На боку лежит, ко мне спиной. Я через порог переступил, палкой осторожно потыкал в эту спину – не шевелится. Обошёл с другой стороны, там оружие под боком торчит. Вытянул, отложил подальше, в лицо посмотрел, а лица нет – маска или щиток закрывает. Нашёл застёжку под подбородком, что то там нажал, отстегнул, стащил шлем, а там девушка. На тебя похожая, между прочим.

– Я догадалась.

– Поднять я её не смог, волоком через порог в дом потащил, на свет. Пушку её тоже занёс и дверь запер. Потом из прихожей перетащил этого робокопа в столовую. Потом долго раздевал, снимая и отстёгивая ботинки, перчатки, щитки, доспехи. Не такое уж это простое дело оказалось – раздеть робокопа. Там целая гора амуниции набралась. А я всё думал, кто же это? Спецназовка, наверное, какая-то с парашютом не туда упала с манёвров каких-нибудь. Значит, искать её должны! Понаедут сейчас машины, поналетят вертолёты. А они всё не едут и не летят. Думаю, надо куда-то позвонить. В скорую, в МЧС, в полицию. Только у меня и адреса ещё нет, только название Строитель и тысяча гектаров леса. Никакая скорая сюда не поедет. А с ней же что-то делать надо! Она, вроде, целая, крови нигде нет, руки-ноги я ощупал, переломов тоже нет, сердце стучит, сама дышит. Может, хоть водой в лицо побрызгать? Кинулся к столу, взял кружку, набрал воды, повернулся, а она уже сидит, на меня смотрит и спрашивает: "Кто такой?" и голос – попробуй не ответь. А она озирается, встала, уже рядом стоит, уже держит за плечо. Ростом гораздо ниже, но чувствуется, что резких движений делать не надо и надо отвечать. Судницкий, говорю, Дмитрий, живу я здесь. "Здесь, это где?" Микрорайон Строитель, говорю и добавляю на всякий случай, город Новосибирск – мало ли откуда она упала. А она опять озирается. Дом у меня бревенчатый, новенький, ещё смола не обсохла, пол газетами застелен, на холодильнике электронные часы с датой, на стене календарь с ёжиками – дочь увлекалась ёжиками. Там Ритка год и срисовала и сразу всё поняла. Она тебе об этом рассказывала?

– Да, рассказывала.

– А я ещё несколько дней не мог поверить, что она тактический киборг Reet-K из будущего, его мать.

– Какая-то дурацкая история, правда? – спросила я.

– Трудно не согласится. – Усмехнулся Дмитрий. – Даже твоя, о знакомстве с киборгом в маршрутке, выглядит более реальной.

Теперь усмехнулась я.

– Может, Тань, мы с тобой сумасшедшие, а?

– Иногда мне именно так и кажется, – ответила я. – А дальше что было?

– А дальше её амуницию, оружие и всё до последнего лоскутка, что на ней было, мы, выкопав яму в гараже, пристроенном к дому по другую сторону от прихожей, закопали и поверх пол забетонировали. Я всё никак не мог собраться его забетонировать, а тут в полдня уложился. Ритке подобрали белье и одежду из гардероба жены и дочери. Прожила она у меня десять дней, а потом я снял ей квартиру однушку на окраине в Кировском районе и начались долгие дни её обучения нынешним реалиям. Каким бы пустынным ни был тогдашний Строитель, и каким бы ни был далёким от меня Кировский район, а жене кто-то доложил, что её муженёк завёл себе молоденькую пассию.

– А как Ритка убедила тебя, что она киборг, а не молоденькая пассия?

– Да никак. Я сам в этом убедился. Ничего не жрёт, в туалет не ходит, мимика минимальная, юмор отсутствует, знания усваивает очень быстро. Например, программирование она освоила буквально за пару недель и вообще в сети она чувствует себя как рыба в воде и зарабатывать стала почти сразу же. Глядя на её финансовые успехи я даже подумал, что не тем делом всю жизнь занимаюсь. А ещё мне пришлось на заказ изготовить адаптер для её зарядки от нашей сети, так как бывший к нашим розеткам и характеристикам тока не подходил…

– А ты с ней спал?

– Я думал, уж об этом ты её спросишь, – усмехнулся Дмитрий.

– Значит, спал.

– Ничего от тебя не утаишь.

– Выходит, жена по поводу молодой пассии не так уж и заблуждалась, – ехидно заметила я. – Ну и как она в постели? Все у неё там натурально?

– Вполне, – сказал Дмитрий.

Других комментариев не последовало.

– Думаешь, я прямо-таки специалист по обольщению боевых киборгов? – снова заговорил он после непродолжительного молчания. – Её пришлось учить почти всему человеческому. Как разговаривать, как смотреть, как улыбаться, как двигать руками и ногами, как есть, как пить, как реагировать на шутки, на гнев, на агрессию, на симпатию. А я сам порой не знаю, как реагировать, а она собралась жить среди людей. Кое-чему я её научил, но далеко не всему и не так хорошо, как надо бы. Если держаться на дистанции, то её уже могут счесть за человека, пусть и не без странностей. Но если близко, то ей нужно ещё очень многому учиться. Вот ты, при всём нашем с ней старании, раскусила её быстро. Конечно, женщина её сможет научить гораздо лучше всему, что касается женщин. Я даже подумывал посвятить в тайну Ритки жену, но нет, она не подходит. А когда Ритка встретила тебя и обратила внимание на то, что вы сильно похожи, удержать её от знакомства с тобой я уже не смог.

– А у неё есть настоящие эмоции, как думаешь? – задала я очень волнующий меня вопрос. – Она чувствует симпатию, приязнь?

– Я сам себе много раз задавал этот вопрос, но ответа не знаю. – Сказал Дмитрий. – Какие-то эмоции и чувства у неё, конечно же, есть, но на твоём месте, я бы не стал на них сильно полагаться. Мы-то и в человеческих чувствах и эмоциях часто не можем разобраться и даже в своих собственных, что уж говорить о Риткиных, о которых даже представления не имеем, что они такое.

– Она мне недавно сказала, что я ей нравлюсь, – поделилась я.

– Тигру антилопы тоже нравятся, а тебе устрицы.

– Я устрицы не люблю.

– Ты поняла, о чём я говорю.

– И ты понял, о чём я. Она же мне сказала, что я ей нравлюсь, не потому, что задумала меня съесть, а потому, что испытывает ко мне симпатию, приязнь.

– Ну, не знаю. Она боевой киборг. Может, если ей, как какому-нибудь слону из "Маугли", сказать, мы с тобой из одного подразделения, ты и я, то для неё ближе и родней тебя никого на свете не будет, но это же не любовь, да и не знаем мы такого приворота.

– По-твоему, она может тебя предáть?

– Таня, в каком смысле предать? Кому и зачем?

– Не знаю, – сказала я. – Вот возьмёт и избавится от нас. Станет мной и свидетелей никаких не будет.

– Нет, не сделает так, она же не дура. А родители твои? А твои сокурсники? А то, что ты всё время меняешься, растёшь, взрослеешь, а она нет? Никакого ей резона от нас избавляться, выбрось это из головы. И ты ей в самом деле нравишься, я же видел.

– Недавно она защитила меня от двух пристававших мужиков.

– Ну-ка, ну-ка, она мне не говорила.

– Когда я приехала из Рубцовска, а она из Томска, мы пошли отметить встречу в ресторан, а когда возвращались домой, к нам двое мужиков пристали на улице и она их за одну секунду вырубила.

– А вот это плохо. Нельзя ей светиться, Танюш. Следи за ней, не давай ей проявлять свою киборговую сущность. И ни в каком Томске она не была. Ей только и не хватает со своим липовым паспортом при покупке билетов залететь.