Текст книги "Where the bones disappear? (СИ)"

Автор книги: Head wind

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Мертвая паутина дорог, сужающаяся в округах Лондона, Бирмингема и Манчестера, меня не очень отвлекала, а вот графство Восточный Суссекс с слишком манящим приближённым изображением побережья действовало куда более прогрессивно. Достав из кармана сумки маркер, я прищурилась, ведя ярко-красную линию от Бристоля через самые удачные, как определял мой глаз, трассы категории А. Оставалось всего несколько километров до мнимого пункта назначения, когда маркер вдруг замер в моей руке. Чужое присутствие, нарушение личностного покоя было ощутимо слишком резко, но я все равно успела поймать себя на глупой, теплеющей в груди надежде.

– Прости, я… – залепетала девчонка, неизвестно откуда появившаяся на повороте в мой коридор. Темные кудри, стоящие пушистым облаком на голове (их явно кто-то пытался усмирить с помощью геля, что конечно не дало результата), темная кожа, из-за которой глазные яблоки больших карих глаз казались слишком белыми, что придавало вид еще более безумный… Она казалась знакомой.

– Стой, – неожиданно даже для самой себя вскрикнула я, и девушка сразу же замерла, хотя уже пятилась назад, и подняла на меня испуганный взгляд. – Ты ведь Рейчел, да? Кажется, мы ходим вместе на какие-то уроки?

Девушка медленно и неуверенно кивнула, а я мысленно улыбнулась своей удаче, ведь на самом деле я не помнила почти никого, с кем ходила на общие уроки.

– Ты что-то искала? – вежливо спросила я, поднимаясь с пола и небрежно расправляя свою мятую шотландку.

– Нет, вообще-то, – она замялась, косо наблюдая за тем, как собственность библиотеки летит ко мне в сумку, – я искала место, чтобы почитать… в уединении.

– Понимаю, – кивнула я, пытаясь остановить слишком бурный поток мыслей в голове и сконцентрироваться на той безумной идее, которая пришла в голову при появлении Рейчел. – Слушай, ты, наверное, увлекаешься всякой этой… этим? – спросила я, кивком головы указывая на толстую книгу в ее руках.

– Этим? – как бы удивленно спросила она, приподнимая том Дженни Рендлз и дожидаясь моего подтверждения. – Ну, не то чтобы увлекаюсь…

– Что ты думаешь о духах умерших?

– Умерших?.. Призраков? – В порыве девушка даже резко шагнула в мою сторону, но опомнившись, замедлилась, прижимая к себе “Паранормальные явления” и с нездоровым блеском в глазах смотря на меня. – Думаю, что они существуют! Это ведь доказано, что при переходе в другой мир души иногда…

– Как их может видеть кто-то? То есть… почему?

– Ну, – задумчиво протянула она, с видом знатока закатывая глаза, – это еще на стадии изучения, но принято мнение, что не все могут их видеть. Нужна непосредственно какая-то связь или отношение к духу умершего…

Отрицательно качая головой скорее своим мыслям, я облизнула обветренные губы. Рейчел сделала еще пару шагов в мою сторону и, кажется, продолжала что-то говорить.

– Почему они… остаются здесь? Что их держит?

На то, как я ее снова перебила, девушка реагировала совсем противоположно. Она улыбнулась, передернув плечами, и утвердительно закивала вслед своим следующим словам:

– У каждой души своя причина, по ней они и остаются… здесь. Это скорее определенные рамки: их могут держать люди, события или даже места! Все, что сыграло какую-то важную роль при жизни…

– И как же они могут освободиться? Из этих… рамок?

– Освободиться? – хмыкнула она. – Только если исчезнет то, что их держит. Но такое понятие, как “освобождение”, вообще малоизвестно…

– Но это вообще возможно… все это?

Немедля, Рейчел быстро и уверенно закивала, от чего облако ее темных вьющихся волос запружинило вслед за движением головы. Я сжала губы, глубоко выдыхая, а она, смотря на меня теперь уже с интересом, шагнула еще ближе и вытянула руку, предлагая взять обтрепанный том Рендлз, явно зачитанный ей самой же до дыр.

– Нет, спасибо, – попятившись назад, будто от надвигающейся опасности, я отрицательно мотнула головой. Девушка замерла на полпути и нахмурилась, переводя взгляд с протянутой книги на меня. – Мне уже пора, можешь читать здесь.

Я кивнула, пытаясь не смотреть в ее безумно белые глазные яблоки, и по пружинившему облаку темных волос отметила, что она кивнула в ответ, потом резко развернулась. Было похоже на побег, причина которого была бы никому не понятна. Было похоже на побег, гонимый одной лишь фразой, отдающейся в голове излишне высоким, раздражающим голосом: “…если исчезнет то, что их держит”.

========== Единственный смысл – исправление ==========

***

Я всегда ощущала полное бессилие, когда власть над сознанием брали запахи или звуки. Чувство глубокой опустошенности в самом разрыве вселенной – это неоправданное влияние пустых вещей: когда запах шампуня вдруг возвращает тебя в ботанический сад, прямо в отдел с кустами острого лемонграсса, о который ты оцарапала лодыжку, или когда шуршащий по ушам капюшон вдруг заставляет растерянно поднять глаза и в следующее мгновение искать шумный морской прибой прямо посреди безлюдного переулка старого Бристоля. Эдакий способ мироздания в очередной раз с грохотом посмеяться над тобой.

Едкий запах бензина, выедая слизистую оболочку глаз и обжигая дыхательные пути, возвратил меня в гараж на заднем дворе нашего дома. Мне было около пяти, когда я впервые пробралась туда и обнаружила старый полуразобранный кадиллак, предназначение которого мне так и не довелось узнать. Страсть хранения старых и ненужных вещей присуща многим, но я была удивлена, найдя подобную черту у отца. Хотя, наверное, мне было всё равно. У кадиллака отсутствовала задняя дверца, и я легко могла забраться на мягкое сиденье, обитое потертой крашеной кожей, и лёжа пытаться рассмотреть что-нибудь через плотную ткань откидной крыши. Нет, даже не пытаться, а скорее представлять, что лежу в палатке за тысячи километров отсюда, лучше на другой планете, и если все же открыть верх, за ним обязательно окажется самое бесконечное звездное небо. Бывало, я засыпала в своей “палатке”, и так как меня никто не искал, в запасе были нескончаемые часы, чтобы насквозь пропитаться парами бензина и машинного масла. Этот запах был в моих волосах, на коже, наверное, даже под кожей. Он не вымывался неделями, пока одним днем гараж не опустел. Запах со временем вымылся, а я так и не узнала, куда исчезла моя “палатка”.

Я поморщилась, закрывая нос рукавом вязанного свитера. Этот запах, эти воспоминания – они не должны были быть здесь, где угодно, но только не здесь. Стеллажи, хранящие десятки и сотни мелочей из истории школы, книги, коробки, дощатый пол – всё, что ранее несло лишь пыль, затхлость и обычный чердачный смрад, теперь насквозь было пропитано горючей жидкостью. Казалось, прошла целая вечность до того, как последняя капля перелилась на одну из коробок со старыми микроскопами. Все еще дыша через рукав, я выбросила очередную опустошенную пластиковую бутылку в сторону. Я не слышала, приземлилась ли она, ведь в ушах барабанной дробью отбивался пульс, и не видела куда, ведь весь чердак, и так погружённый в сумерки, отражался в моих глазах туманными и нечеткими образами.

“– Чёрт! – Мысленно выругалась я, отводя от лица руку и оглядываясь по сторонам, чтобы удостовериться, на самом ли деле все запасы были израсходованы. – Как я могла пропустить диван? Почему взяла так мало? Я же всё рассчитала!”

– Что происходит, Фрэнки?

Голос, от которого позвоночник забывает, что обязан держать тело, голос, от которого мозг отказывается обеспечивать любые жизненно важные процессы и больше не откликается на команды. Я не должна была оборачиваться; я была обязана бороться с этим чувством, как боролась со всеми другими чувствами, пока реализовывала эту безумную идею.

– Я нашёл записку…

– Ничего не говори! Я просто хочу избавиться от этого. Понимаешь?! Я больше не могу… Всё это время, наивно полагая, что всё закончилось еще тогда, я думала, я надеялась!.. Но продолжала видеть тебя везде, во всём! Почему я продолжаю видеть тебя? Почему это происходит? Почему я безумна?

Меня пробрала мелкая лихорадочная дрожь, показалось, что температура на чердаке мгновенно упала в несколько раз. Я умолкла, потому что не могла более выдавить и слова. Из легких словно выкачали сразу весь воздух. И как я могла думать, что справлюсь?

– Ты не безумней остальных.

Его вечно холодные пальцы осторожно коснулись моих плеч, но из-за собственного состояния мне довелось почувствовать это не сразу. Как в замедленной реакции я отскочила в противоположную сторону, впервые оборачиваясь и еле сдерживаясь при взгляде на его лицо и глаза, что были в миллион раз чернее самого темного угла чердака.

– Почему в записке ты сказала, что хочешь встретиться этой ночью в раздевалке? – Его лицо, эти идеальные черты, что не отпускали меня во сне и наяву все эти месяцы, исказила гримаса боли. Я не верила ей, не собиралась верить ему и ни единому его взгляду или жесту. – Что происходит, Фрэнки?

– Я хочу всё исправить, Тейт. Если я не безумней остальных, то почему… – Я запнулась, обхватывая себя руками в мнимой надежде хоть немного согреться. – Почему ты мне столько врал, когда обещал говорить только правду?

– Я пытался уберечь тебя! Я не хотел, чтобы всё обернулось так…

– Всё обернулось… так?! – В попытке мрачно усмехнуться, у меня вышло лишь какое-то сиплое карканье. Жалкое зрелище. – Кто ты такой, Тейт? Что ты такое?! А кто я, а? И как всё обернулось?! Отвечай же мне мою правду!

Я видела, как сжались его кулаки, как насупились светлые брови и насколько глубже стали черные кратеры – его глаза. Медленно создавалось такое чувство, что я бумажная салфетка, которую разрывают на тысячи мельчайших кусочков, разбрасывают и топчут. И отчего все еще теплилась надежда, что это существо может склеить мою разодранную двухслойную душу?

– Я так долго не мог ни до кого докричаться! Слишком долго. Попробуй понять. В этой тюрьме без решеток и замков я был один среди множества тех, кто не был заключенными. – Тейт смотрел прямо в мои глаза, ни разу не отведя взгляда. Во мне же медленно утихала дрожь, и совсем незаметно приходило осознание власти, которую он имел, кажется, с самого начала. – Я смирился с этой пыткой, с этим наказанием… И я не знаю, что заставило меня в тот день спуститься с чердака. Я так давно этого не делал. Но в тот день, в первый день, когда ты появилась в дверях этой школы…

– Но я впервые увидела тебя только в этом году!

– Нет, – он отрицательно мотнул головой, – в свой первый день. Ты посмотрела прямо мне в глаза. Я сначала не поверил, думал, что показалось. Тогда я решил проверить: проходил мимо, иногда едва касался твоей руки через толпу или звал по имени, когда разузнал… Ты всегда оборачивалась, всегда искала глазами.

Я продолжала отрицательно мотать головой, будто заведенная кукла, парень же шагнул в мою сторону, всё так же внимательно следя за моим лицом.

– Ты вспомнишь, если постараешься. – Он встал всего в паре метров, и я зажмурилась; до боли знакомый запах окатил с ног до головы, своей властью срывая петлю бензинного яда. – Ты всегда была в своем собственном мире, тех, кто вокруг, для тебя просто не существовало. Я ходил за тобой по пятам, наблюдал и… привязывался. Я еще тогда понял, что ты четко видишь меня только тогда, когда сама этого хочешь. Когда сосредотачиваешь внимание и ставишь себе цель. В остальных же моментах я оставался для тебя призраком… невидимкой, как и для всех остальных.

– Что случилось в тот день? Зачем ты заговорил со мной?

– Ты даже представить себе не можешь, что это за пытка, когда ты была так близка и так прекрасна. Я мог наблюдать, но мог и прикоснуться. – Тейт прервался, заставляя меня снова посмотреть на него. В его глазах уже не было той боли, теперь было что-то еще… что-то, что я уже замечала у него, и смысл чего не могла понять. – В тот день я больше не мог терпеть. Этот учитель и твои слова…

– Это ведь был ты, да? Мистер Фитчер…

– Это были мы. Я не смог бы ничего сделать без твоей помощи!

Он снова шагнул в мою сторону, тем самым сокращая расстояние до одного метра. Как бывало уже раньше, я почти ничего не чувствовала. Только если странный озноб, будто перед серьезным вирусным заболеванием; пульс в ушах отбивал едва учащенным ритмом, руки почти не потели и картинка предательски не расплывалась. Сглотнув, я уверенно подняла голову так, чтобы заглянуть в его глаза, которые теперь были на уровень выше моих.

– А Харрис? – Блондин кивнул, тем самым отвечая на мой вопрос. – А те люди… при жизни?

– Ты правда хочешь это знать?

– Я… – Я коротко прикусила губу, пока знакомый медный привкус не коснулся языка. – Правда хочу это знать.

– Да, я сделал это, – ответил он без замедления, подтверждая свои слова кивком головы, – сделал всё то, о чем ты слышала.

Он снова проделал это, как в тот раз в раздевалке: едва касаясь моей щеки, аккуратно заправил прядь волос за ухо. Теперь я даже не дрогнула, ведь он был так близок; я пыталась задержать дыхание, но соль наркотического аромата уже начинала разъедать губы, заставляя сдаться.

– Ты единственная, кто может понять меня, – тихо прошептал Тейт, немыслимым способом становясь еще ближе, – единственная, кто поверит, что всё, содеянное мной, имело свои причины.

– Потому что я такая же? Такая же, как ты?

Не знаю, ждала ли я ответа на этот вопрос. Он же точно не собирался мне его давать. Став за спиной, парень медленно коснулся руками моих плеч, потом скользнул вниз, переходя на талию и буквально заключая в свободные объятия. Я сама подалась к нему ближе; я почти не чувствовала холода его кожи, а желание прильнуть к его телу, чтобы вконец утопиться в запахе, было куда сильнее любого иного побуждения.

– Я думал, ты больше не придешь, больше не захочешь меня видеть. – Его дыхание колючим холодом обожгло где-то в области шеи, и я немного отстранилась, лишь чтобы повернуться к нему лицом и снова прижаться.

– Я должна исправить те ошибки, которые не получилось исправить у тебя. Но пока… – Голос вышел уверенней, чем когда-либо вообще у меня выходил. Я коротко выдохнула и перед тем, как блондин успел нахмуриться и задать свой вопрос, прильнула к его губам, преодолев те последние дюймы, разделявшие нас.

Кажется, он этого не ожидал. Холодные губы, на вкус как морская соль, ответили неуверенно, потом даже попытались оторваться от моих, и я мысленно восторжествовала – наконец то мне удалось застать его врасплох! Через минуту я дала ему то, чего он хотел, или скорее думал, что хотел. Я отстранилась. Тяжело дыша и, наверное с щеками цвета вишни, как обычно, отстранилась лишь для того, чтобы наскоро стянуть с себя ветровку, в которой раньше мерзла, а теперь чуть ли не варилась. Теперь меня точно лихорадило.

– Фрэнки, – пропустил Тейт сквозь поцелуй, когда я снова прильнула к нему, – что ты делаешь?

– Я не знаю, что случится после, поэтому я хочу сделать это сейчас!

Вслепую проскользнув руками под его футболку, я заставила парня снять её. Он больше не задавал вопросов и, отрывая меня от земли и перенося на диван, смотрел лишь в глаза, иногда прерываясь на поцелуи, ведь тогда невозможно было оставлять глаза открытыми. Наверное, он видел всё безумие моей улыбки и чувствовал весь жар, почти невозможный для человеческого тела. Мне было всё равно. Я совсем не ощущала твердость и неудобность старого узкого дивана; я настойчиво пыталась сдержать смех, когда его холодные губы щекотливо целовали меня за ухом.

– Ты самое прекрасное, самое идеальное, что я мог бы встретить в этом мире… – прошептал он, нависнув надо мной.

– Хоть ты и не видел много, думаю да, ты мог бы быть прав, – хмыкнула я, увлекая блондина обратно к себе, но он затормозил, помогая мне сначала стянуть свитер через голову.

Тогда я подумала, что, наверное, впервые могу разгадать эмоции в угольно-черном омуте его бездонных глаз, в них был и восторг, и желание, и страсть. Будь чуть больше освещения, я наверняка разглядела бы, как еще десятки оттенков чувств рассыпаются морской пеной, ударяясь об острые скалы – зрачки.

Я упустила тот момент, когда на наших телах ни осталось ничего лишнего и препятствующего. Легкая дрожь, пробежавшая по мне, заставила Тейта отстраниться от ключиц, которые он в тот момент покрывал своими безумно солеными поцелуями, и посмотреть на меня вопросительно, даже, наверное, с каким-то испугом. Я смущенно улыбнулась, обвивая руки вокруг его шеи, и убедительно кивнула в знак того, что эта секундная реакция ничего не значит. И она на самом деле ничего не значила, в тот момент вообще ничто другое ничего не значило.

Он улыбнулся мне в ответ, и я сама пошла ему навстречу. Это было похоже на то, как я впервые в своей жизни вошла в море: будоражащее покалывание от солёной воды в совместимости с самым внеземным ощущением прохлады и чуть ли не перерождением всего своего внутреннего мира. Я закусила нижнюю губу, приглушая глухие стенания, рвущиеся из груди, и едва расслышала, как простонал Тейт. Я была уверена, что звук в ушах был ничем иным, как шепотом взволнованного морского прибоя.

Сбивчиво дыша, я пропустила сквозь пальцы его вьющиеся пряди, что отдавали золотом даже в таком сумраке, и скользнула вниз по спине, притом подаваясь телом навстречу в знак полной интеграции с его действиями. Парень начал набирать темп, обжигая холодом дыхания мою шею; я думала, что корка льда не образовалась там лишь из-за безумного жара моей собственной кожи.

Я скользила по его лопаткам, пытаясь отыскать хоть намек на пот, но пальцы натыкались лишь на кристаллы морской соли; они забивались под ногти и кололи нежную кожу. Я боялась, что могу таким образом поранить самого парня, потому возвращалась, зарываясь обратно в его немыслимо мягкие волосы. Он покрывал каждый сантиметр моего тела влажными поцелуями, которые вызывали озноб. Наши тела, сплетясь воедино, с самого дна океана стремились наверх. Нехватка кислорода сводила обоих с ума, давление било по вискам. Я повторяла каждое его движение, в нужный момент прогибаясь, в нужный – выгибаясь. И когда до столкновения с поверхностью оставались считанные секунды, когда я уже готова была выпустить наружу всю скопившуюся гамму эмоций, Тейт накрыл мои губы своими. Его последнее движение, и моё тело, приобретая еще большую гибкость, зависло в его руках, в полной его власти. Сдавленный стон потонул в поцелуе, который продолжался после ещё целую вечность.

– Я люблю тебя, люблю, люблю… – шептал он, отпуская моё тело обратно на диван и покрывая шею новой порцией влажных поцелуев.

Я расслабила пальцы, которые всё это время цепко сжимали пряди его волос, и улыбнулась. Теперь я чувствовала соль на своём теле, она была везде; кристаллы приятно зудели, но не раздражали. Я будто только что вышла из моря… Мы вышли. Блондин оторвался от моей шеи и, нежно поцеловав в губы, буквально свалился на диван рядом. Неизвестно откуда взявшийся плед бережно укрыл меня, но я почти не чувствовала его. Все материальное сейчас было таким эфемерным, задвинутым на задворки духовных ощущений.

Я повернула голову и поймала на себе взгляд его бездонных кратеров. Так близко, что, казалось, в то же мгновение я могла бы снова занырнуть в них с головой и уже никогда не возвращаться. Мне хотелось это больше всего на свете. И теперь я была готова, теперь я знала, что точно должна делать.

– Ты должен послушать меня очень внимательно, Тейт, – уверенно начала я, выбираясь из его объятий и отказываясь от пледа, который парень предлагал взять с собой. – Ты должен послушать и ответить на мой вопрос, а потом, это очень важно, пойми, не мешать мне! Пообещай, что ни в коем случае не будешь мешать мне, слышишь?!

Долго и задумчиво он изучал мое лицо снизу вверх, но потом кивнул и даже улыбнулся, скользнув взглядом по обнаженной фигуре. Я тоже улыбнулась, хоть и слабо, и взяла его руку в свою, усаживаясь рядом.

– Я давно поняла, что события бывают всего двух типов: принудительные, общие, то есть во что попадают все люди и случайные, собственные, в которые попадаешь ты сам. Они идут поочередно, но иногда сбиваются, и ты, например, замечаешь, что только случайные, твои собственные события сменяют друг друга. – Я слегка сжала его пальцы, замечая, как светлые брови парня удивленно изгибаются. – Такая вот их череда делает время неким эскалатором, который поднимает тебя до последнего этажа, а может быть, и опускает. Не важно даже, в какую сторону он движется, главное – сам факт. И если начать движение обратно и попытаться бежать со всей силы туда, где ты был, взяв ориентир на какое-то дерево или столб, не может не ускользнуть единственная вещь – это движение на месте. А разве есть смысл в движении на месте? – Хоть это и был риторический вопрос, губы Тейта дрогнули в попытке ответить, но я отрицательно мотнула головой, прежде чем он успел. – Остается только один смысл, которому стоит потакать – это безвозмездный, отрешенный шаг в сторону противоположную самому потоку жизни.

Я говорила даже уверенней, чем могла бы поверить в то, что говорю. Лэнгдон продолжал хмуриться, но молчал, как и обещал. Я нагнулась, едва коснувшись его щеки губами, и снова отстранилась, теперь уже отворачиваясь.

– Я думаю, что наши истории и правда во многом схожи, – продолжила я, перегибаясь и нащупывая на полу у дивана свои джинсы. – Но разница всё же есть. Ты совершал ошибки, Тейт, а я… Что если я сама – ошибка? И вся моя жизнь направлена на одно большое её исправление?

– Что ты делаешь? – Он еще больше нахмурился, привставая на локтях, когда я выудила из кармана джинс зажигалку с пачкой сигарет. – Ты ведь не куришь!

– Может, ты не всё обо мне знаешь! – Мрачно усмехнувшись, я протянула ему зажигалку.

– Здесь пахнет бензином, Фрэнки, – произнес он медленно, скорее самому себе, нежели мне.

– Тот смысл и есть моё исправление, мой единственный смысл, Тейт. – Я уверенно кивнула, когда он всё же принял зажигалку, и распечатала новую пачку. – Ты обещал мне! В этот раз сдержи своё обещание.

Лэнгдон задумчиво переводил взгляд с зажигалки на меня и обратно. Сейчас он снова походил на ребенка: растерянный мальчишка со спутанным золотистым гнездом на голове, в котором так удачно отражались косые лучи лунного света. Я прерывисто выдохнула, прокручивая толстую сигарету в руках; у меня была идея, которая из-за своего безумия могла вполне сработать, и мне было всё равно, что Тейт сделал, ведь я могу сделать этот “шаг” для нас обоих…

– Ты ведь сделал это здесь, да? На чердаке? – Спросила я, уже поднося сигарету к губам.

– Убил себя? – Спросил он так, будто узнавал, сколько времени. – Да. Я…

– Мне всё равно, – перебила я его, придвигаясь ближе и на ощупь находя его свободную руку, – просто сделаем это вместе, как и начинали, ладно?

Он медленно кивнул, смотря прямо в мои глаза. Я кивнула в ответ и в то же мгновения сигарета была зажжена. Сделав неглубокую затяжку, я передала её парню, и он повторил моё действие. Я не чувствовала вкуса никотина, мои лёгкие были омыты морской водой и бережно защищены кристаллами соли.

– Я тоже люблю тебя, Тейт, – прошептала я, выпуская через нос слабый дым.

Когда он сжал мои пальцы в своей руке, окурок уже коснулся дощатого чердачного пола, с моей помощью ранее пропитанного горючей жидкостью. Я заглянула в его бездонные кратеры, что теперь больше походили на черные стеклышки, которые лизали огненные языки. Блондин притянул меня к себе, укладывая на колени, как младенца. Меня клонило в сон. Я так не хотела задыхаться едким дымом, который уже клубился, обвивая петли вокруг нас. Я терпеть не могла огонь, и насколько комично то, что именно он нас спасал?

========== Шаг ==========

Они безмятежно шагнули в будущее. С прошлого, которое было словно целую вечность назад, прыгнули в долгожданное расковывающее будущее. Период, который занимал тот отрывок между былым и грядущим – выдуман. Его будто совсем не существовало. Он был занавешен тяжёлой и толстой портьерной шторой, чтобы не давать проникать безликому солнечному свету, который всё равно не смог бы согреть. Он был сокрыт в защищённом футляре на школьном чердаке, которого, впрочем, теперь нет, а значит, можно предположить, не было и никогда.

Сейчас яркая вспышка солнечного света заставила Тейта впервые приоткрыть глаза. Веки были прозрачные и нежные, но вездесущий свет, врывающийся в глубину темноты чёрных зениц, всё равно было не остановить. После такой резкой перемены в балансе световых гамм первым его порывом было схватить лицо руками так, будто оно могло растечься под действием ультрафиолетовых лучей обжигающей звезды. Глаза начинали слезиться. Они наливались мякотью солёной влаги слёз, испытывая несгораемое удовлетворение от утоления жажды.

– Мы не подумали о солнцезащитном креме, – сонным голосом прошептала девушка, слабо цепляясь за его руку и придерживая хрупкими пальцами разлетающиеся на ветру волосы.

Всю жизнь она думала и никак не могла дойти мыслью до чего-то определенного, увесистого, такого, на что можно было положить будущий камень рождающейся мысли. Сомнения есть зыбкая и сыпучая субстанция, как трясина пролетающих будней. Только ими она могла подтачивать слабые основы воззрений. Отдельные отголоски синтезированной философии бытия с относительно монотонным и небогатым жизненным опытом не могли основать чёткую позицию её существования. Она давно определила себя как ошибку, опечатку мироздания. Каждый день она рождалась особью, проживала индивидуальностью и умирала посредственностью. Но тот отдельный момент, которых в копилке не было слишком много, Франческа не забыла бы никогда. Тогда случилось то, что бывает довольно-таки редко, то, чего другой бы опасался, а может, и боялся бы до кончиков холодных пальцев.

– Думаешь, мы теперь можем обгореть?

Юноша притянул её к себе, носом утыкаясь в холодный висок и с жадностью вдыхая такой знакомый запах бесконечности, свободы и его спасения.

– Растаять, – ответила девушка с короткой, будто неосознанной улыбкой. С каждой секундой она щурилась всё меньше, а глаза, отражавшие в то мгновение морскую игридовую гладь, всё стремительней привыкали к ярким пикселям происходящего.

Если раньше была мысль, которая терзала её такими муками, не давала покоя потому, что она оставалась без ответа, если раньше Фрэнки обманывала себя и видела лишь тропы, которые не были ей суждены и предначертаны; если раньше, куда бы она ни побежала и в какую бы книгу ни нырнула, возвращалась всё-таки туда, откуда пыталась бежать… Теперь она хотела совсем перестать думать, потому что поняла, что именно от мысли каждый становится несчастен. Все об этом догадываются, но не говорят. Давно. Все это знают. И только она теперь могла об этом кричать.

Тейту казалось, что он провалился намного глубже, чем все. На дне Марианской впадины он уже не искал тусклый огонек обветшалой надежды, он был уверен, что там никого нет. Он видел других, которые находились выше, в мутной воде, где лучи солнечного света образовывали вечер, и видел себя, попавшего в глубокую беспросветную ночь. Он считал, что органы зрения бесполезны. Можно было идти только на ощупь или не идти совсем. Но пустота впереди него расступилась. Внезапно. Там, где ничего живого и теплого не было, появился блик от восходящего солнца. Нужно было решиться, начать движение, полагая, что рука ощутит отзывчивое тепло. Вечные муки самообмана или надежда? И он решился.

– Давай войдём в воду? – Шатенка чуть отстранилась от парня, с интересом скользя взглядом по его лицу, впервые представшему перед ней при таком ярком освещении, по вьющимся волосам, в которых путались солнечные лучи, заставляя золотистую рожь чуть ли не гореть изнутри. – Мне кажется, от меня всё ещё разит воспоминаниями.

Блондин улыбнулся; его определённо забавляло то, как она недовольно морщила нос, усыпанный созвездиями мелких веснушек.

– Никаких следов: ни ожогов, ни гари, ни воспоминаний. Никакого прошлого. – Тейт попытался ухватить девушку за руку, но та уже отстранилась, игриво улыбаясь, и небрежными движениями, наступая пятками на носки своих кед, пыталась скинуть их без помощи рук. – Только море, до которого мы волшебным образом всё-таки смогли добраться.

Он вытащил из кармана мятый, сложенный в несколько раз путеводитель и посмотрел на него, будто тот был нематериальным, выдуманным. Будто только ярко-красная линия, вычерченная маркером на карте графства Восточного Суссекса, держала бумажные страницы, не давая им рассыпаться прахом и исчезнуть.

Франческа рассмеялась – легко и беззаботно, будто что-то внутри неё треснуло, открывая ту ячейку глубины души, о существовании которой она сама уже давно позабыла. Освободившись от обуви, её ступни наконец ступили на влажный и прохладный песок, игнорируя щекотливые покалывания, пальцы зарылись глубже, куда лучи солнца совсем не могли проникнуть, и где солёная вода пропитывала каждую песчинку. Лёгкая дрожь, пробежавшая, казалось, с щиколоток до самого горла, знаменовала рождение чего-то абсолютно нового.

– Волшебным образом? – спросила девушка, с наигранным удивлением взглянув на Тейта. – Разве так? Разве не к этому всё шло? Разве это не очевидно?

Франческа всегда думала, что душа, если она есть, не может вынести груз личностной истории своего тела, потому что всё физическое поддается изнашиванию и тлену. Теперь же она поняла, что её части, части души – раскиданы кусочками по другим, по тем, кто рядом, и с кем ты ощущаешь душевную интеграцию. Кусочки разделяются поровну и более никак не зависят от тела. Воспоминания о тебе падают густым туманом непонимания и иллюзии того, кем ты являлся, но не тем, кто ты есть на самом деле.

Парень последовал её примеру, скинув с себя обувь и ступив на свежую поверхность песка. Улыбка его была так же чиста, так по-детски проста; большие глаза цвета лесного ореха были светлее, чем когда-либо вообще могли быть, а ямочки на щеках дополняли совершенный образ.

Раньше, каждый раз, когда он сбрасывал с себя вымышленный сон, Тейт ощущал, будто времени становилось только больше. Будто оно стремилось не вперёд, а назад, будто неисправные часы шли в другую сторону. В те мгновения он существовал в каждом отдельном моменте своего прозаичного прошлого. Он дышал каждой секундой каждого часа каждого дня каждого месяца, которые опрокидывались в года десятилетий. Он был в самом забытом воспоминании своего прошлого и ощущал всё так, как будто только что родился. Сейчас парень чувствовал, будто откинул одеяло, а неисправные часы совсем исчезли с полки, их кто-то украл, и стрелки больше никогда не смогут пойти в обратном направлении.

– Знаешь, в детстве я читала книгу про мальчика, который жил с бабушкой у моря, – шатенка вдруг снова оказалась прямо около юноши и, сцепив их руки, потянула его вниз, туда, где песок под ногами ещё холоднее, где лишь слабая пенистая линия отделяет от них шуршащую тёмную гладь. – Однажды бабушка попросила его вскопать участок земли, что находился на ближайшем холме у пляжа, где они смогли бы засадить огород. Когда мальчик начал копать, то обнаружил сотни останков усопших. Кладбище без имён и дат, без памяти и истории… Там было столько костей, что можно было бы сложить из них дом. Целый дом, представляешь? Но герой нашёл другой выход. Он работал день и ночь, выкапывал косточку за косточкой, пока в земле ни осталось ничего.