Текст книги "Ошибка по Фрейду (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

========== 1. Большая проблема ==========

– Спасибо, мисс Грейнджер, – поспешно откликнулся Кингсли, когда Гермиона замолчала, дочитав свой доклад. В зале собраний было тихо и душно. Главы отделов нетерпеливо переглядывались между собой, как будто только что озвученное заявление о необходимости сохранить популяции глубоководных поющих слизняков, пятиглавых ящериц и жуков-трещетников было сущей нелепицей. А ведь они использовались в приготовлении жизненно важных зелий и вообще, как считала Гермиона, имели право на спокойное существование.

Поджав губы, начальница отдела регулирования магических популяций сложила руки на груди и сердито уставилась перед собой. Теперь ей не казалось – она знала, что работу её отдела ни во что не ставят.

– Мы готовы выслушать главу отдела международного магического сотрудничества. Мистер Малфой, прошу вас…

«Мистер Малфой», – мысленно передразнила Гермиона писклявым голосом и исподлобья взглянула на сидящего по другую сторону неширокого стола холеного павлина. Драко Малфой был ослепителен, как и каждую чертову секунду своей жизни. На его пальце, отбарабанивающем ритм по лакированной поверхности стола, сиял фамильный перстень. Казалось, сверкание изумруда в нем так и кричало: ослепни от моего великолепия! Время от времени в кругу друзей Гермиона любила называть Малфоя маленькой модницей, таскающей папины драгоценности, но каждый раз ловила себя на мысли о том, что не видела еще ни одного человека, с которым бы так гармонировало это излишество.

Гермиона много времени потратила на то, чтобы понять, почему женщины из её отдела странно пищат, когда мимо них проходит этот пижон, затянутый в безукоризненно сшитый костюм и форменную мантию. Какое-то время Грейнджер считала, что это из-за запаха его парфюма, кажется, сотканного из самих денег, но вскоре отмела это предположение. Сама она отплевывалась, едва до обоняния доносилось это мерзопакостное зловоние дерева и хвои.

И дело было точно не в его лице. Драко Малфоя нельзя было назвать красивым в традиционном смысле этого слова. Черты скул, носа и подбородка были, пожалуй, слишком резкими, из-за чего выражение его лица порой казалось властным и жестоким. Но стоило Малфою обворожительно улыбнуться и сморозить очередную лицемерную чушь, как все вокруг таяло, плавилось, начинался всемирный потоп, и Гермиона с недовольным лицом уплывала на волнах всеобщего сумасшествия. В конце концов, общими усилиями Гермионы, Джинни и Флер было установлено: Драко Малфой чертовски хорошо умел подать себя.

Вот и теперь, расправив широкие плечи, умелая подчеркнутость которых была заслугой дизайнерской одежды, Малфой поднял листы с отчетом и, взглянув в них всего раз, начал говорить.

– Сделка с южными провинциями Волшебного Китая проходит превосходно даже несмотря на то, что в одной из партий волшебной древесины моими сотрудниками был обнаружен изъян сердцевинных волокон. Разоблачение послужило нам на руку, и я сделал все, чтобы экспортеру пришлось заменить товар на условиях, выгодных для нас. Китайские коллеги обязались выполнить все наши требования взамен на обещание Министерства Магии Британии хранить молчание об этом досадном инциденте, – закончив фразу, Малфой окинул зашумевший вдруг зал собраний самодовольным взглядом. Гермиона закатила глаза и, не сдержавшись, громко фыркнула. Цепкий серый взгляд безжалостно впился в её зрачки. Малфой сморщил нос, как бывало всякий раз перед тем, когда он собирался назвать её грязнокровкой. И, хотя Гермиона не слышала подобного оскорбления со школы, каждый раз, сталкиваясь с Драко Малфоем, она все же боялась услышать это мерзкое слово.

– Прекрасно! – напряжение развеял Кингсли, наконец ожививший после доклада про ценность поющих слизняков, ящериц и кого-то там еще. – Назовите же нам эти условия!

– Южные провинции обязуются до конца действия установленного соглашения, а именно пять следующих лет, поставлять в Магическую Британию волшебную древесину высшего качества со снижением цены на тридцать пять процентов.

В зале для собраний послышалось одобряющее гудение, и Гермиона, не желая больше созерцать всеобщее одобрение дел Малфоя, перевела взгляд на сидящего рядом с ним Рона. Тот был бледен и наверняка почти не понимал, о чем идет речь. Гермиона шикнула, привлекая его внимание. Уизли неуверенно улыбнулся – день у него не задался.

В отделе магических игр и спорта, где Рон работал уже два года, прямо перед собранием отделов внезапно заболел начальник. Как заместителю, Уизли требовалось только прочитать уже готовый доклад, но, как назло, весь вчерашний день он провел в «Кабаньей голове» и теперь страдал от жуткого похмелья. Тяжелым и грустным взглядом Рон упирался в противоположную стенку, пытаясь сдержать приступы подкатывающей тошноты.

Сначала Гермиона злилась на него. Вчерашний вечер они планировали провести вместе, но все сорвалось, когда Рону повстречался какой-то там «старый друг, приехавший издалека всего на день». Как оказалось, на ночь этот друг тоже остался, потому что Уизли вернулся в их маленькую съемную квартирку в центре Лондона лишь рано утром – помятый, уставший и все еще пьяный. Пообещав Гермионе объяснить все позже, он завалился спать на диване в гостиной. Грейнджер промолчала, потому что знала: толка от разговора с Роном в таком состоянии не будет. Честно говоря, она уже сомневалась, был ли толк от разговоров с ним в принципе. И все же Гермиона была зла все утро, весь обед и все начало вечера, пока не увидела своего благоверного здесь, на собрании. Вид у Рона был подавленный и слегка зеленоватый, так что девушка тут же забыла про обиду и прониклась к нему искренним сочувствием.

Но на похмелье неудачи Уизли не заканчивались. Из-за опоздания ему пришлось занять последнее свободное место, и оно по стечению досадных обстоятельств оказалось рядом с Малфоем, не преминувшим тут же брезгливо сморщить свой аристократичный нос. Но дальше оскорблений мимикой в этот раз слизеринский уж не зашел, полностью погрузившись в процесс собрания. Гермиона несколько раз пыталась сдвинуть свой стул в сторону, чтобы оказаться прямо напротив Рона, а не между ним и Малфоем, но сидящая слева необъятная миссис Споуз могла пошевелиться только в том случае, если бы кто-то закричал про тележку с пирожными. Еще раз безрезультатно дернувшись, Гермиона глубоко вдохнула и выдохнула, а потом, обреченно уставившись в собственные бумаги, откинулась на спинку кресла.

– Таким образом, отдел международных магических связей выдвигает вопрос о заключении соглашения между магической Великобританией и магическим Ираном для взаимовыгодной торговли… – продолжал вещать Малфой, и Гермионе вдруг стало жаль тех бедолаг, которые практически выворачивали шеи, чтобы заглянуть ему в рот. Конечно, она не могла не признавать, что засранец говорил с увлечением и стопроцентным знанием дела, но слушать его не хотелось чисто из вредности.

Уголки губ девушки непроизвольно опустились, когда взгляд снова упал на посеревшего еще больше Рона. Самым ужасным в его соседстве с Малфоем было то, что они слишком контрастировали на фоне друг друга, и не трудно было догадаться, кто от этого выигрывает. Какие-то злые силы, думала Гермиона, посадили их вместе. С таким же успехом можно было поставить в один ряд новенький блестящий ягуар и разваливающуюся колымагу столетней давности. Грейнджер вдруг испытала острую неприязнь, перемежающуюся с тайным стыдом за своего партнера, но тут же испугалась её.

Все же Джинни оказалась права. Гермионе пора было насторожиться и взять все в свои руки, если она, разумеется, хотела сохранить эти отношения. Сцепив пальцы в замок, Грейнджер зажмурилась и попыталась вспомнить, когда в последний раз они с Роном хорошо проводили время.

В памяти тут же всплыл семейный вечер в Норе, случившийся по поводу дня рождения Билла в прошлом месяце. Гермиона помнила, с каким удовольствием собиралась, выискивая подходящие платье и туфли, укладывая волосы и нанося макияж. В тот вечер она нравилась самой себе и заслужила кучу комплиментов от Гарри, Джорджа и даже мистера Уизли, однако теперь не могла вспомнить, сказал ли что-то Рон по поводу её внешнего вида. В памяти осталось совсем другое: танец Джинни и Гарри, исполненный нежности, нечаянно подсмотренный страстный поцелуй Билла и Флер на кухне, глупое переглядывание Джорджа и его новой подружки, невесть чем занимающихся под столом. Но что же было с ней и Роном? Гермиона напряглась, чтобы вспомнить, и тут же пожалела об этом. Ведь в памяти тут же возродился тот неловкий момент, когда она, закусив губу, пригнулась к Рону и шепотом предложила уединиться, на что он, нисколько не смущаясь сидевших рядом гостей, пробасил: «Герм, зачем нам в мою комнату? Мама сейчас принесет мясной пирог, и я не хочу пробовать его остывшим». Сочувственные взгляды женской половины буквально придавили Гермиону к полу.

– Мисс Грейнджер, у вас возник какой-то вопрос? – Малфой изящно изогнул светлую бровь, недоумевающе смотря на её застывшее в злобе лицо.

– О, – она отмерла, с ужасом понимая, что все это время, думая о своем, смотрела сквозь Малфоя. – Нет! Пожалуйста, продолжайте.

Гермионе хотелось провалиться на месте, потому что даже миссис Споуз сделала над собой усилие и повернула голову, чтобы посмотреть на неё. Министр призывно прокашлялся, и Малфой, тихо хмыкнув, продолжил отчет. Гермиона заметно расслабилась и, чтобы успокоиться, решила вспомнить что-то более приятное.

День святого Валентина две недели назад. Девушка слегка покраснела, вспомнив тот развратный комплект, который она, заткнув природную скромность, все же купила. О, каким было это бельё! Черного цвета, с тонким кружевом и ажурными подвязками… Оно было создано для того, чтобы заново зажигать огонь потухшей страсти. Смотрясь в зеркало, Гермиона не могла не признавать, что сама себя заводит. Наверное, играли роль те возбуждающие чары, что были наложены на бельё, но даже сейчас, не будучи под их влиянием, Гермиона испытывала волнение, вспоминая о впивающихся в её кожу шелковых лентах. Но что же сказал Рон? Мечтательная улыбка тут же померкла, и Гермиона постаралась убедить себя в том, что он совсем не хотел её обидеть, сказав: «Герм, что за цвет? И вообще, такое бельё лучше носить девушкам с грудью побольше». Да, он вовсе не хотел её обидеть, но все же сделал это. Белье было заброшено в самый дальний ящик.

– Милая, с вами все в порядке? – псевдошепотом пробасила миссис Споуз, и Гермиона наконец расцепила пальцы, которыми все это время неистово впивалась в собственные волосы. Малфой не замолчал, но проследил за нервными движениями Грейнджер с подозрительной внимательностью.

Последнее время она казалась ему еще более психованной, чем в Хогвартсе. Проносясь мимо него, зазнайка постоянно кривилась так, словно съела конфету со вкусом ушной серы. Драко Малфой старался думать, что это его нисколько не задевает, но каждый раз удерживал себя от язвительной шпильки в её адрес.

Грейнджер была похожа на ураган, время от времени сотрясающий все десять этажей Министерства Магии. Она выступала с памфлетами в защиту лесных пикси, собирала подписи для петиции против рабства домовых эльфов и занималась прочей волокитой, которую Драко в глубине души считал полной чушью. Но он, чувствуя какую-то странную вину перед лохматой девчонкой из школы, каждый раз приказывал всем в своем отделе поставить подпись там, где заучка прикажет. Он делал это через своего заместителя, и потому никто не распускал слухи о том, что начальник отдела международного магического сотрудничества вдруг сделался заступником сирых и убогих. Грейнджер, конечно же, тоже не знала, а потому продолжала корчить свой ротик, едва Драко Малфой появлялся на горизонте. А там он маячил слишком уж часто для человека, работающего на другом этаже.

Он говорил себе, что ходит в министерский кафетерий ровно в полдень только для того, чтобы выпить чашку отвратительно сваренного кофе, а не потому, что Грейнджер спускается к обеду в это самое время. Нет, нет и еще раз нет! Вид её растрепанной шевелюры мог перебить аппетит у кого угодно, и Драко с удовольствием отмечал, что созерцание Грейнджер позволяет ему не набирать лишних килограммов. И именно свою строгую диету Малфой обвинял в том, что он не мог отвести глаз от смакующей крем с пирожного Грейнджер двумя днями ранее. И ему, разумеется, совершенно не понравилось то, как она неловко облизнула испачканные в сладости кончики пальцев.

Задержав взгляд на Грейнджер еще немного, он продолжил читать, пытаясь игнорировать острый запах перегара, навеваемый со стороны Уизли. Рыжий недоумок бесил Драко с каждым днем все сильнее, хотя казалось, что это уже невозможно. Даже с Поттером Малфою удалось установить более-менее приятельские отношения (ведь дружба с начальником Аврората еще никому не повредила!), но вот Уизли оставался тем морально непреодолимым препятствием, о которое Драко, чертыхаясь, всякий раз спотыкался.

Каждая черта в лице рыжего и каждая интонация его голоса бесила до белого каления, а потому Малфой старался избегать встреч с экс-гриффиндорцем. Но Министерство было не таким огромным, как хотелось бы, и несколько раз в месяц они все же пересекались. Это было неизбежным злом, и Драко мужественно стискивал зубы всякий раз, когда заставал Уизли в буфете, уплетающим сытный обед, или за разговором с пышной секретаршей своего босса, или просто за бесцельным просиживанием в отделе магических игр и спорта. Но, как бы ни бесил сам рыжий остолоп, Грейнджер, холящая и лелеющая его, бесила еще больше. Драко понимал, что надежда всегда умирает последней, но в случае отношений героев войны было ясно: её труп уже давно сгнил и источал смрадный запах, похожий на тот, что сейчас исходил от Уизли.

Малфой понимал, почему Грейнджер стала еще большей стервой, и про себя отмечал, что на её месте уже начал бы зверски убивать.

– У меня все, – Драко кивнул и, получив одобряющий взгляд Кингсли, отложил бумаги.

– Следующим выступит глава отдела магического правопорядка, – объявил министр, и все взгляды устремились в противоположный конец стола.

Гермиона все еще пребывала в подавленном настроении. Негативные воспоминания заставили её почувствовать странное одиночество и неполноценность. То, что их с Роном отношения давно перестали приносить радость, отрицать и дальше было невозможно. Она с досадой осознала, что их совместная жизнь стала похожа на поздние годы супружества престарелой пары. Они приходили домой, ужинали, смотрели телевизор или читали газеты, а затем ложились спать на разных концах кровати, каждый думая о своём. Гермиона больше не рассказывала о своих новых проектах, потому что со стороны Рона они вызывали интереса не больше, чем с её, когда он говорил о последних новостях спорта. Секс перестал приносить удовлетворение, а вскоре почти исчез из жизни, по-видимому, из-за того, что никто из них не видел в занятиях любовью никакого смысла. И, хотя Гермиона время от времени пыталась всколыхнуть их отношения, а Рон даже подыгрывал ей как мог, каждый понимал, что от былой страсти не осталось и следа.

А ведь Молли была свято уверена, что они скоро поженятся! Гермиона испуганно моргнула, уставившись на Рона во все глаза. При мысли о будущей жизни, похожей на эту, что-то в груди съежилось и заплакало. Перед ней сидел мужчина, с которым она уже давно не была так близка, как в начале отношений. Гермиона ощутила смутную вину за то, что до сих пор дурачила своих и его родителей, друзей, знакомых и даже саму себя, прикидываясь счастливой девушкой.

«Надо что-то делать», – как-то раз тревожно прошептала Джинни, заметив нарастающую между парой холодность.

«Надо что-то делать», – про себя повторила Гермиона.

Конечно, младшая Уизли дала несколько советов, но почти ни один из них не помог так, как этого бы хотелось. Например, месяц назад Гермиона, решив прислушаться к подруге, устроила романтический ужин при свечах. Она заказала еду из ресторана, купила прекрасное вино и надела новоприобретенное маленькое платье, которое, по словам продавца, не могло оставить равнодушным ни одного мужчину. Но в конце концов Рон обратил внимание лишь на еду, сказав: «Это потрясающе, Герм. Когда ты научилась так восхитительно готовить?». Она ответила, что недавно. В тот день она соврала ему и себе, чтобы сохранить иллюзию счастья.

Планом «б» была попытка введения в их жизнь новых сексуальных практик. Гермиона медленно умирала от смущения, пока Джинни объясняла ей (на личном опыте!), что некоторые мужчины любят «плохих девочек» в постели. Потом мисс Грейнджер так же долго репетировала перед зеркалом, чтобы научиться говорить пошлости, не заливаясь краской. Она даже приобрела какую-то плетку, надеясь использовать её в тех самых целях, на которые намекала подруга, но в день, когда Гермиона решилась осуществить план «б», до упомянутого инструмента дело так и не дошло. Рон недоумевающе наблюдал её разнузданное поведение весь вечер. Сначала, когда он спокойно смотрел телевизор, Гермиона вдруг встала напротив него, выронила книгу из своих рук, неискренне ойкнула и нагнулась, демонстрируя тонкие и почти ничего не прикрывающие трусики. Рон вежливо попросил её отойти, потому что приближался финал матча, и последний гол он пропустить никак не мог. Но Гермиона не отступила и, когда Уизли пошел на кухню, ловко запрыгнула на стол, преграждая путь к ящикам с продуктами. Рон попросил передать ему малиновый джем и хлеб, совершенно не заострив внимание на кожаной портупее, обвившей тело девушки под распахнутой рубашкой. В конце концов, Гермиона не выдержала и, шлепнув его по заднице, приказала себя немедленно трахнуть, за что получила обиженный взгляд и хлесткую фразу: «Ты сегодня какая-то грубая, Герм, но не надо срываться! Я не виноват, что у тебя “эти” дни!». В ту секунду Гермионе захотелось огреть Рона приготовленной плеткой далеко не в целях сексуального удовлетворения.

Четко составленного плана «в» не было, и поэтому ради общего спокойствия Гермиона отреклась от своих попыток зажечь прежний огонек. Но теперь, сидя напротив человека, бывшего когда-то любовью всей её жизни, и не наблюдая в нем уже ничего, что раньше привлекало, Грейнджер по-настоящему испугалась.

«Надо что-то делать!» – лихорадочно возопило сознание. Нет, Гермиона Грейнджер просто не могла забросить пять лет отношений в мусорную корзину! Она относилась к тому типу людей, которые не тратили впустую ни минуты жизни – что уж говорить о стольких годах?

«Удиви его, заставь испытать возбуждение в экстремальных условиях», – пронесся в голове голос Джинни.

«Мужчины любят опасность».

Закусив губу, Гермиона судорожно посмотрела на свои бумаги, потом – на руки и обреченно закрыла глаза. Мысль о том, что «надо что-то делать», внезапно завладела её мыслями, а теперь стремительно превращалась в паранойю. Внезапно в голову пришла странная и опасная идея. Несмотря на то, что она попахивала безумием, шанс перенести фантазию в реальность был только один – здесь и сейчас.

Гермиона замерла, затаив дыхание, и огляделась по сторонам. Так как за столом заседаний она занимала крайнее место, соседка у неё была одна, и в данную секунду она, повернув свою массивную голову в сторону докладчика, совсем не обращала внимания на происходящее справа от себя. На противоположной стороне с краю сидел только Малфой, но он что-то увлеченно чертил на чистом пергаменте. Никому не было дела до того, что происходило в конце стола.

Облизнув пересохшие губы и набрав в грудь немного больше воздуха, Гермиона осторожно высвободила правую ногу из туфли и слегка покрутила стопу, расслабляя уставшие мышцы. День, проведенный на каблуках, давал о себе знать ломотой в пальцах. На всякий случай еще раз оглянувшись по сторонам, она придвинула кресло ближе к столу и слегка съехала по спинке, вытягивая ногу. К тому времени, как носок её стопы прикоснулся к ткани мужских брюк, ладошки вспотели, а дыхание сбилось. Она чувствовала себя, как порой выражалась Джинни, «грязной девчонкой», но это почему-то совсем не мешало сладкой взволнованности разрастаться в теле.

Рассмотреть выражение лица Рона помешал неприятный скрежещущий звук, заставивший притаившуюся Гермиону побледнеть от испуга. Рон повернул голову влево, со злорадством посмотрев на сломанное перо в руках Малфоя, а потом нашел взглядом испуганное лицо своей девушки и довольно улыбнулся ей. Замершее было сердце Гермионы затолкалось в груди с новой силой, и она, наконец вдохнув, расслабила ногу и повела ею вверх, к мужскому колену. Рон прикрыл глаза, откидываясь на спинку кресла, и девушка захотела запищать от восторга: «Получилось!». Немного осмелев, она начала водить ногой вверх-вниз, дразня и раззадоривая. Посмотрев в сторону Министра, Рон нетерпеливо зажмурился и схватился за перо. На столе перед Гермионой тихо зашелестела магия, и чистый клочок пергамента проявил пять слов:

«У тебя большая проблема, дорогая».

Гермиона взволнованно закусила губу и подарила Рону восхищенный взгляд. Она столько лет заставляла его освоить чары тайного послания! Каждый раз Уизли отмахивался, но, видимо, все-таки взялся за ум и наконец-то овладел ими. Чары были хороши тем, что сообщения появлялись перед глазами адресата, недоступные прочтению других. Чтобы ответить, достаточно было наложить на свое перо заклинание, а потом написать что-то на том же месте, где появилось предыдущее послание. Ответ немедленно посылался тому, кто написал первое сообщение, где бы он ни находился, и это было очень удобно.

Гермиона схватилась за свое перо и, произнеся нужное заклинание, быстро написала:

«Большая и уже твердая, я полагаю?»

Сначала она устыдилась собственной вольности, но, увидев заинтересованное лицо Рона, расслабилась и продолжила путешествие по его ноге. Пальцами касаясь жесткой ткани брюк, она поднималась все выше и выше, пока наконец горячая мужская рука не остановила её, легко сжав стопу. Гермиона шумно вдохнула и снова огляделась по сторонам, не позволяя себе терять бдительности.

«Нравятся грязные игры? Вот уж не ожидал».

Гермиона лукаво улыбнулась и склонила голову, обнажая шею.

«Разве то белье тебе ни о чем не намекнуло?»

Она подняла на Рона томный взгляд, не веря своему счастью. Затевая все это, Гермиона даже не предполагала, что план по соблазнению сработает. Скорее всего, эту попытку она совершала ради самой себя, чтобы потом не чувствовать вины за бездействие. Но все в кои-то веки пошло не так, как предполагалось – это будоражило нервы и питало растущее возбуждение.

«То бельё?» – немного подумав, все же написал Малфой. Строчка исчезла с его пергамента, и в следующую секунду в умных глазах Грейнджер мелькнуло сомнение.

Драко не знал, чего он добивался. С одной стороны, стоило сейчас же прекратить эту попытку изнасилования со стороны Грейнджер, но с другой… Ох, как же все было сложно «с другой стороны»! Она не смотрела на него, но продолжала ласкать ногой до того момента, пока Малфой не перехватил её в опасной близости от той самой «большой проблемы». Он понимал, что если Грейнджер продолжит свои издевательства, то пути назад уже не будет. О да! Драко Малфой прекрасно себя знал. Он бы никогда не упустил такой шанс.

Мелкая зазнайка постоянно обитала в какой-то клетке, не подпуская никого к себе ближе, чем позволяет безразличие, и потому Драко ощущал себя изнуренным хищником, нарезающим круги около своей жертвы. Он мог рычать и биться в прутья сколько угодно – Грейнджер была неприступна. И вот, какие-то святые силы, в которые Малфой до сегодняшнего дня не верил, послали ему этот знак. Драко был растерян настолько же, насколько взволнован. Он видел: взволнована и она. Еще никогда Грейнджер не была такой беззащитной и очаровательной, как сейчас. Железная маска стервозности спала с её лица, обнажая скрытое желание разделить засевшую глубоко внутри тела страсть с кем-то еще. С кем-то, кто мог бы боготворить её, если бы она только позволила.

Малфой мог. Бросив взгляд на коллег, он осторожно опустил вторую руку под стол и провел большими пальцами вдоль ступни, ощущая дрожь маленькой ножки. Он знал, что Грейнджер стеснялась своего роста и каждый день носила каблуки только ради того, чтобы казаться выше. Часто Малфой замечал её, прислонившуюся к стене министерского коридора и поочередно поднимающую то одну, то вторую ногу. Каждый раз Драко думал, что Грейнджер плюнет на эти орудия пыток и сменит обувь на более удобную, но она упорно продолжала надевать каблуки изо дня в день.

Пробежавшись пальцами по подъему ступни, он принялся осторожно массировать лодыжку. Препятствие в виде тонкого капронового чулка раздражало Драко, потому что желание прикоснуться к её коже было невыносимее, чем когда-либо. Гермиона откинулась на спинку и блаженно выдохнула: сегодня с Роном творилось что-то необыкновенное. Мало того, что он так искусно ласкал её, так еще и прикидывался, будто не помнил того белья, чтобы заставить её описать все в деталях. Насладившись прикосновениями еще немного, Гермиона схватила перо.

«То самое, Рон. Черное, кружевное и очень развратное».

Некоторое время Драко тупо смотрел на свой листок, не желая верить своим глазам.

«Рон».

«Рон».

«Рон».

Чертов Уизли!

Не рассчитав силы из-за мгновенно вспыхнувшей ярости, он грубо сжал тонкую лодыжку пальцами, и Гермиона сдавленно охнула, привлекая внимание не только с чем-то там копошащегося Уизли, но и миссис Споуз. Все они смотрели на её нахмуренные брови с недоумением, и только Драко не знал, как ему следует реагировать.

Конечно, он с самого начала понимал, что эти прикосновения (скорее всего) предназначались не ему, но позволил себе окунуться в поток позорного самообмана. На какую-то секунду Малфой забыл, что Гермиона Грейнджер – чужая женщина, ведь её тело реагировало на его ласки так правильно, как будто только для них и было создано.

Соблазнять занятых леди было не в правилах Малфоев, и Драко искренне ненавидел тех мужчин, которые позволяли себе такие вольности. Но, даже понимая необходимость немедленно прекратить это безумие, он не мог отпустить её. Не мог – и все тут.

Очевидно, что Уизли был её недостоин, но Малфой наперед знал то, как могла бы ответить на это сама Грейнджер. Она бы сказала, что кому угодно, но не ему решать, кто кого достоин. …И все же Драко чувствовал, что он прав.

Посмотрев на Уизли, он понял, почему Гермиона так и не догадалась о своей фатальной ошибке. Руки рыжего недоумка также находились под столом, а глуповатое выражение лица, вероятно принятое Грейнджер за наслаждение, объяснялось присутствием в руках Уизли маггловской дряни под названием телефон. Драко с самого начала не одобрял проникновения немагических средств связи в волшебную среду, но разве его кто-то слушал? Теперь Уизли, тупо хмыкая, набирал кому-то длинные сообщения. Малфой прищурился и использовал невербальное заклятье приближения, чтобы различить слова.

«пупсик», «вечером», «возьми…», «…

бросишь её?»

Прочитанных отрывков было достаточно, чтобы понять суть дела. Драко разочарованно закатил глаза и снова перевел взгляд на Грейнджер. Она напряженно всматривалась в Рона, пытаясь понять, в чем дело.

– Грейнджер, – преодолев тяжелое оцепенение, прошептал Драко. – У тебя блузка расстегнута. Вот тут, – и ткнул пальцем себе в грудь. Гермиона отмерла и возмущенно запыхтела, принимаясь за вынутую из петли невербальной магией пуговицу.

Малфою был необходим этот маневр, чтобы отвлечь её от созерцания Уизли. Не тратя времени, он быстро нацарапал следующую фразу.

«Прости. Не смог сдержаться, представив тебя в этом».

Справившись с пуговицей, Гермиона рассеянно посмотрела на слова и поджала губы. Ею завладело смятение, а потому захотелось тут же свернуть всю эту авантюру.

«Ничего. Мне не стоило начинать».

Малфой чуть не заскрежетал зубами. Искоса наблюдая за движениями рук Уизли, он подтянул ногу Гермионы ближе и позволил носочку её ступни почувствовать его твердую плоть. Нельзя было закончить все сейчас. Драко подумал о том, что она должна была узнать, кого так нагло ласкала. Только немного позже.

«Тебе придется понести ответственность за это, маленькая шалунья».

Гермиона моргнула и поерзала на сиденье, пытаясь унять возникший между бедер зуд. Но на этом её искуситель не остановился.

«Хочешь все закончить?»

Она неосознанно помотала головой, не отрывая взгляда от бумаги, что было только на руку Малфою.

«Брось. Я знаю, что ты уже очень мокрая там».

Закусив губу, Гермиона судорожно выдохнула и неловко подняла глаза на Рона. Он продолжал смотреть вниз, предположительно туда, где его ладони уже вовсю прижимали её стопу к эрекции.

Малфой с жадностью ловил каждый неровный выдох Гермионы, потому что знал, что её дыхание сбивается из-за него и принадлежит тоже только ему. К счастью Драко, Грейнджер довольно скоро снова схватилась за перо.

«Угадал. Я готова взять ответственность. Встретимся в моем кабинете?»

Драко бросил торопливый взгляд на отчитывающегося перед министром начальника отдела и отметил, что тот уже заканчивает. Пора было спускать тормоза.

«Лучше в моем, милая. Хочу взять тебя на своем столе».

Малфой не упустил того факта, что у Уизли не было личного кабинета, но Гермиону, кажется, совсем ничего не смутило. Она продолжала осторожно стимулировать его своими пальчиками.

«Твой начальник просто заболел».

«Это не значит, что ты можешь называть его стол своим».

Драко чуть не расхохотался. Эта девчонка не переставала его удивлять.

«Вы мне дерзите, мисс Грейнджер?» – поспешно написал он, замечая, что министр уже отпускает финальный комментарий.

Гермиона находила странным то, что Рон внезапно стал таким искусным в словах соблазнения, но была настолько возбуждена, что старалась об этом не думать.

«Возможно… сэр? Или мне стоит назвать вас мистер…»

«Мистер М», – послание вспыхнуло, перекрывая недописанное сообщение Гермионы, и она ошеломленно уставилась на пергамент. Почему Рон решил назваться «Мистером М»? И когда он стал так искусен в магии?

– Мистер Рональд Уизли!

Бас Кингсли ударил громом по барабанным перепонкам. Все произошло слишком стремительно.

Раз.

Рональд вскакивает с места, у всех на виду убирая мобильник из рук в карман брюк.

Два.

Министр делает ему замечание и говорит, что подниматься совсем не обязательно.

Три.

Гермиона медленно бледнеет, опуская взгляд вниз, а потом неистово дергает ногу на себя, прекрасно понимая, что чьи-то горячие пальцы все еще массируют её лодыжку.

Четыре.

Улыбка Малфоя становится только шире, когда распахнутые карие глаза наконец находят его лукавый взгляд.