Текст книги "Daddy issues (ЛП)"
Автор книги: harryshickey
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
– Нет, Гарри. Жить было бы ужасно большим приключением. – Произнесла Аделаида и оставила легкий поцелуй на его сердце.
– Какое твое любимое время года? – Спросил он ее.
– Осень, потому что она делает мир золотым. – Ответила она. – Почему ты задаешь мне все эти вопросы? – Спросила девушка, снова положив голову ему на грудь. Гарри чувствовал, как ее ресницы трепещут на его коже, когда моргает. Это было похоже на бабочку, машущую крылышками.
– Потому что я чувствую, что знаю тебя лучше, чем кто-либо другой на этой земле, но если бы кто-то спросил меня, какой у тебя любимый цвет, я бы не смог ответь. – Сказал он. – И тогда я вдруг почувствовал бы, что совсем не знаю тебя. А я никогда не хочу чувствовать себя так
– Гарри, ты должен понять, что есть разница между знанием кого-то и знанием каких-то вещей об этом человеке. Когда ты знаешь чей-то любимый цвет или любимый фильм, то ты знаешь о каких-то вещах. Но когда ты знаешь, как кто-то выглядит, когда спит, или то, как загораются глаза этого человека, когда он говорит о том, что любит, ты знаешь их самих. Но ты также должен понимать, что ты никогда не узнаешь кого-то, а все сто процентов и, хотя ты можешь меня видеть под одним углом, то другой человек видит под другим. Но это не значит, что один знает меня лучше, чем другой.
Ее слова висели в воздухе несколько минут после того, как она произнесла их и, хотя они уже могли исчезнуть, но они навсегда запечатлелись в сознании мальчика, которому были адресованы эти слова.
Некоторое время после этого они молчали, пока живот Аделаиды не забулькал, как тонущий человек, и они не осознали, что их голод переместился в их разум и желудок.
– Думаю, настало время для завтрака. – Сказал Гарри, прежде чем завернуть ее в одеяло и понести вниз по лестнице, словно невесту. И когда за окнами взошло солнце и блинчики стали золотистыми, он взглянул на нее и понял, как ему повезло стать одним их тех, кто ее действительно знал.
Позже в тот же день, домой вернулась Эбигейл, ее нос был заложен от перелетов и холода, и она не могла чувствовать запах желтой краски, высыхающей в головах двух людей, которых она никогда не узнает по-настоящему.
========== 3.0 ==========
Он посмотрел на разводы краски на полу. Каждый цвет был располагался на нем: желтый, синий, красный, фиолетовый, розовый, черный, белый, зеленый, и он задавался вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как первая капля упала на пол и какого цвета она была. Следом он подумал, действительно ли это имеет значение, является ли достаточно важным для запоминания или это просто одна незначительная вещь из многих. Он задавался вопросом, означает ли тот факт, что это было забыто, потому что этого на самом деле никогда и не было, или это означало то, что это должно было быть забыто. Для него это не являлось действительно важным, потому что одно из этих пятен должно было быть первым, а если его нет здесь, то никаких других цветов никогда не могло быть тут.
Кисть, по которой были размазаны оттенки краски, покоилась в его правой руке. Однажды, когда-то она была чистой, белое дерево было видно ему, но сейчас она была покрыта цветами, слои которых, были настолько толстыми, что он не мог видеть то, что находилось под ними.
Он окунул ее в краску и фиолетовый цвет стал просачиваться сквозь мягкую щетину кисти. Он поднял руку, и прежде чем краска могла поцеловать белый холст, капля упала на пол и смешалась с остальными. И хотя мы никогда не узнаем, какого цвета капля первой упала на пол, все мы знаем, какая была последней.
Гарри стоял там часами, потерянный в своей работе, наблюдая, как белый цвет холста исчезал под его кистью. Солнце просачивалось в комнату и он почувствовал, как капли пота появились на его лбу. Юноша поднял руку, чтобы вытереть его и оставил синюю линию краски от ямочки до уха.
Аделаида снова сидела под мертвой ивой, но ее разум не был сосредоточен на глупой болтовне ее друзей. Он был в самом деле сосредоточен на чем-то более важном.
Список перед ней был коротким, он был недавно написан и синие чернила все еще блестели на белом листе. Ее палец прошелся по ним, а ее губы беззвучно шептали названия, когда она проходилась по ним. Некоторые были написаны, а потом переписаны, в то время как другие были написаны твердой рукой, ее мысли были решительны с того момента, как ручка поцеловала лист.
Ее глаза переместились от списка к другому предмету перед ней. На нем были нарисованы замысловатые линии, красные, синие и зеленые, отмечающие места, в которых она никогда не была ранее. Это напомнило ей о бледно-голубых венах под белой кожей его шеи, и ей хотелось, чтобы ее губы были прижаты к ней.
Блондинка посмотрела на своих друзей. Каждый из них был заключен в объятия человека, которого они любили, и хотя она знала, что должна была завидовать им, ее сердце было наполнено только счастьем, когда она смотрела на них.
Голова Кирана лежала на коленях Лейта, и белокурый мальчик пробежал пальцами по волосам другого. Небольшая улыбка покоилась губах Кирана и его глаза лениво закрылись, как будто он собирался заснуть.
Лея положила голову на плечо Джексона, ее волосы спадали ей на глаза, а их руки были переплетены и он рисовал маленькие круги пальцем по ее ладони.
– Ты уже решила? – Лея спросила ее.
Аделаида села и положила ручку за ухо.
– Да, я еще не закончила, но собираюсь. – Сказала она, глядя на предметы перед ней.
– Тогда давайте сделаем тост, – Сказал Лейт. – Давайте сделаем тост за Адди, которая наконец, может быть, почти решила. – Он поднял бутылку. Обычное клубничное вино было заменено дешевым шампанским по этому случаю, и наполнил пять стаканов, через края которых перетекла игристая жидкость.
Они все встали в круг, но как только все подняли свои стаканы, Аделаида внезапно воскликнула:
– Нет, подождите! Я кое-что забыла. – Прежде чем написать другое название, оставив синюю линию на своей щеке, от уголка рта до уха.
Когда она пришла домой в тот день, на ее лице все еще был синяя линия, а шампанское все еще пузырилось в ее венах. Дом был пуст и ни один звук не исходил из заброшенных комнат. Ее дыхание было тяжелым от езды на велосипеде и в тишине дома, единственной музыкой, сопровождающей ее вверх по лестнице – был звук ее дыхания. Она открыла дверь в свою комнату, а затем даже ее дыхание остановилось.
Потому что в углу, где накануне на старом мольберте, на котором покоился пустой холст, теперь располагалось красиво расписанное полотно. И когда она подошла ближе, у девушки перехватило дыхание, как и каждый раз, когда она видела его работы. Потому что там, на холсте, которого она так долго избегала, он написал свою версию ее любимой картины – «Водяные лилии – облака» Клода Моне. И на записке под ним, он написал адрес, сопровождаемый словами:
Приди и найди меня.
========== 3.1 ==========
Здание, находящееся прямо перед ней, когда-то давно было белым, но теперь, граффити украшали два метра от земли, а выше них были глубокие трещины, глубоко врезанные в фасад. На первом этаже не было окон, только дверь гаража и старая деревянная дверь с старыми ржавыми петлями.
Она посмотрела на смятую записку в руке, а затем на адрес, написанный на здании. Они были идентичны.
На мгновение она остановилась, единственный звук, доносившийся до ее ушей – это звук все еще вращающихся колес ее велосипеда. Он лежал на земле, будучи брошенным в ее стремлении найти это место. И сейчас она нашла.
Аделаида нервно вздохнула и постучала в дверь. Звук ее кулака по дереву раздался на тихой улице. Девушка в предвкушении начала царапать колено, но раны зажили, и под ее ногтями не осталось крови, как обычно, и она обнаружила, что царапает шрамы.
Она снова постучала, сглотнув комок в горле. Какое-то время никто не открывал, но как только она собиралась постучать в третий раз, дверь распахнулась и ржавые петли закричали от усилия, как будто их не открывали годами. Там стоял он. Ростом в шесть футов, в белой футболке и черных скинни джинсах. Его волосы были в полнейшем беспорядке и рубашка забрызгана краской, но улыбка ярко сияла на лице, а глаза горели, словно звезды.
– Странно видеть тебя здесь. – Сказал он и прислонился к косяку.
– Да, почти так же, как-то, что кто-то оставил мне таинственную записку, в которой говорилось, что я должна прийти сюда. – Сказала Аделаида и рассмеялась.
– Интересно, кем же я вдохновился, – Юноша поднял брови и улыбнулся ей. И неожиданно Гарри не смог больше держаться от нее дальше, поэтому он обнял ее так крепко, что у нее перехватило дыхание. – Я так рад, что ты пришла.
– Ты же знаешь меня, я не могу устоять перед приключением. – Прошептала блондинка ему на ухо и обняла в ответ.
– Итак, где же мы? – Спросила она, когда Гарри отпустил ее.
– Зайди и увидишь сама. – Сказал он и отошел в сторону, приглашая войти.
В здании была всего лишь одна комната, высотой в четыре этажа без каких-либо потолков. Единственным источником света были лампочки, висящие на проводах от балок крыши в двенадцати метрах над ними, а солнце, которое перетекало через окна, омывало комнату мягким желтым светом. Полки располагались вдоль северной стены, а деревянный стол стоял в середине помещения. Но когда ее взгляд пронесся по комнате, ее привлекла не архитектура, ни интерьер. Ее привлекли картины.
Огромные полотна, покрытые красивыми оттенками, которые она когда-либо видела, прислонялись к стенам, когда другие в это же время отдыхали на полу. Вокруг были разбросаны мольберты, каждый из которых был покрыт старой краской, как будто на них были нарисованы тысячи картин. Деревянный стол был домом для сотен кистей и палитр, угля и карандашей, а стопки бумаги лежали на полках.
– Добро пожаловать, – Сказал Гарри, убирая волосы с глаз. – В мою художественную студию.
– Меня не было здесь долгое время, но я проводил здесь по несколько часов, иногда даже оставался на ночь, потому что мне казалось, что если я уйду, образы в моем сознании исчезнут. – Его голос дрожал, когда юноша говорил, потому что за всю свою жизнь он приглашал сюда только двух людей. Аделаиду и Его.
Рот Аделаида слегка приоткрылся от удивления, а ее звездные глаза блестели в мягком свете комнаты.
– Ты не против, если я…? – Слова были слишком тяжелыми, чтобы ее губы могли произнести их, и они задрожали, прежде чем она сказала их.
– Вовсе нет. – Сказал Гарри и сжал ее руку.
Сначала ее шаги были маленькими, словно она не знала, куда ей поставить ноги, но затем, когда она обрела некоторую уверенность, они стали более решительными. Она чувствовала себя так, будто она бродила по музею, где она могла увидеть картины прошлых времен.
Ее глаза скользили по произведениям искусства. Некоторые были пейзажами, закатами и рассветами, написанные так нежно, что она чувствовала необходимость, чтобы прикрыть свои глаза от их красоты. Другие были людьми – мужчинами, женщинами и детьми, все с слегка повернутыми головами, так, что их глаза никогда не встречались с ее глазами. Не все из них были закончены, но каждая из картин сияла красотой, заставляя дыхание девушки сбиваться.
Ей казалось, что она бродила часами, звуки остального мира утонули, когда ее глаза плавали в высохшей краске.
В конце концов, она остановилась, словно нашла то, что искала. Она стояла к нему спиной, и хотя он не мог видеть картину напротив нее, он знал точные цвета, на которых покоились ее глаза.
Перед блондинкой было не одно, а целых три произведения искусства: картина, рисунок и акварельный эскиз. Она провела пальцами по засохшей краске на холсте, наполовину ожидая почувствовать мягкую поверхность воды под ними, потому что когда цвета танцевали вместе, они представляли собой образ мальчика в озере. Вода щекотала ключицы, и хотя он пытался убрать мокрые волосы с лица, пара свободных прядей все еще спадали на его лоб. Улыбка на его лице была такой огромной, что его глаза прищурились до такой степени, что она едва могла разглядеть их цвет, но они были голубыми. Мальчик поднял руку, словно он брызгал воду на кого-то и капли летели в воздухе. Было настолько все изящно прорисовано, что она не могла контролировать свое выражение лица.
Рисунок был портретом, тот же парень смотрел вниз и его длинные ресницы свисали на высокие скулы. С первого взгляда не казалось, что он улыбался, но когда девушка наклонилась ближе, то увидела легкую улыбку, играющую на его губах. Его волосы спадали на лоб, настолько, что щекотали его глаза. Аделаида никогда не видела его раньше, но знала, кто это был.
Наконец, ее взгляд упал на акварельных эскиз. У нее перехватило дыхание и девушка почувствовала каплю дождя на своем сердце, потому что этот рисунок был автопортретом. Он нарисовал волосы черным цветом, а в его глазах свирепствовал серый шторм, темные волны которого врезались в скалы его ирисов. Из его глаз падали букеты синих цветов, текущие по его щекам, словно слезы.
– Не забывай меня. – Прошептала она и на ее сердце приземлилась еще одна капля дождя. В картине не было ничего прекрасного. Линии были нарисованы слишком резко и цвета были слишком меланхоличны, чтобы что-то кроме боли могло пронзить ее сердце, когда она смотрела на нее. Но не черные линии или синие цвета заставили облака в ее сердце отпустить всю воду. На самом деле, не то, что было на картине, разбило ее сердце. Это было то, чего не было на ней, то, что разорвало ее на части. Рисунок не имел рта.
– Я не разговаривал тринадцать месяцев после его смерти. – Сказал Гарри и его голос дрожал, когда он ответил на вопрос, который она не задавала. – Я-я всегда хотел, чтобы мои последние слова были сказаны ему, и после аварии я подумал, что, если я не буду говорить до конца своей жизни, я получу то, чего желаю.
Она отвернулась от картины и посмотрела на него. Вода задерживалась в его глазах, но она не стекала по щекам.
– Что заставило тебя передумать? – Она выдохнула, слова были настолько тихими, что звук от них едва достиг его ушей.
– Я нашел это. – Юноша поднял папку со стола и она подошла к нему. Она была темно-бордового цвета, края в лохмотьях, а задней части не было, но внешность не имела значения. Гарри открыл папку и ее содержимое наконец было удостоено чьими-то другими глазами, кроме как его. Она была заполнена фотографиями, цвета которых потускнели так, что остались только черные, белые и серые цвета. На большинстве из них был Гарри, выглядевший намного моложе и с бесконечной улыбкой на лице. На некоторых он рисовал, на других готовил, смеялся или читал.
– Они прекрасны. – Сказала Аделаида, просматривая их, и каждая фотография сияла своей собственной красотой.
– Да, я всегда говорил ему, что он может зарабатывать на жизнь фотографиями. Он был настолько талантлив, что было бы стыдно не показывать людям мир с его точки зрения. Но он не хотел этого. Он сказал мне, что делал это только для себя и что если он начнет делать это для кого-то другого, то в этом не будет никакого смысла. – Гарри улыбнулся, посмотрев на старые фотографии и Аделаида увидела, как призрак юности играет в его чертах.
– Это, – Сказал он и указал на последнее фото. – Это то, что я нашел.
На фотографии был изображен Гарри, его голова покоится на подушке, а простыня покрывает половину его тела. Его ресницы свисали на скулы, а губы были слегка приоткрыты, когда он спал. У Аделаиды не было много времени, чтобы полюбоваться фотографией, потому что Гарри перевернул ее, показывая ей заднюю часть. Он был покрыт почерком, настолько неряшливым, что она едва могла прочитать слова, но вот что там было написано:
«Дорогой Гарри, сейчас я пишу это, а ты спишь, точно также, как и на этой фотографии, которую я сделал. Я слышу, как ты храпишь, и хотя завтра я могу жаловаться на это, сейчас нет звука, который я предпочел бы этому. Потому что этот звук свидетельствует о твоем бьющемся сердце и дышащих легких, потому что сейчас, в темноте этой комнаты, я могу слышать звук твоей жизни, точно также как и вижу ее каждый день. Я вижу ее в твоем лице. Я вижу ее в твоих ямочках и твоей улыбке. Я вижу ее в твоих глазах и в твоем теле. Я чувствую ее в твоих руках и в твоей груди. Я чувствую ее в твоих губах и в твоем сердце. Но я не могу не задаваться вопросом: «Как мне так повезло? Как мне так повезло, что я полюбил тебя?» Я не знаю, но я люблю тебя. Я люблю тебя, я люблю тебя. И всегда буду. Я люблю тебя.»
– Когда я прочитал это, я понял, что теперь это я задаю этот вопрос: «Как мне так повезло, что я любил именно его?» Но я так и не нашел ответа и, думаю, никогда не найду. Мне просто нужно было найти вопрос, чтобы знать, что это было самое большое приключение в моей жизни и что не рассказывать об этом людям – было бы самой большой ошибкой, которую я когда-либо мог совершить. – Пока Гарри говорил, он чувствовал океан в своих глазах, но от него не убежало ни единой капли. Говорить о Нем было хорошо. Голубоглазый мальчик с непослушными волосами и высокими скулами был частью его и независимо от того, сколько времени прошло, эта часть никогда не исчезнет. Тем не менее, он ждал, пока Аделаида спросит единственное, чего она не знает. Но у этого вопроса никогда не было достаточно сильных крыльев, чтобы его можно было перенести от ее губ к его ушам и, глядя, как она читает записку, он понял, почему ей это не нужно.
Голубоглазый мальчик был его прошлым, а Аделаида – его настоящим, а может быть, просто может быть, его будущим.
========== 3.2 ==========
– Давай, я хочу попробовать кое-что. – Сказал Гарри и взял ее за руку. Он отвел ее от черно-белой папки с черно-белыми фотографиями к грязным карандашам и свежей краске. – Прыгай. – Произнес юноша, разместив руки на ее бедрах. Она грациозно подпрыгнула от пола и приземлилась на стол. – Ты доверяешь мне? – Спросил он и девушка кивнула:
– Я доверяю тебе всё, ты же знаешь это. – Когда она произнесла эти слова, на его щеках расцвели розовые розы, точно также, как и на ее.
Он наклонился, прижимаясь губами к ее в нежном поцелуе. Одна рука была в ее волосах, а другая лежала на бедре. Юноша потянул ее за футболку и она разорвала поцелуй, видя, как она приземлилась на пол. Их губы снова встретились и его руки обвились вокруг нее. Блондинка хихикнула, чувствуя, как он расстегнул ее лифчик и вскоре он тоже упал на пол.
– Сейчас, – Сказал он, целуя ее грудь и его губы оставляли влажные следы на ее коже. – Я так много раз благодарил тебя за то, что ты посадила цветы в мою грудь, но я не думаю, что ты понимаешь, как они по-настоящему прекрасны. Поэтому я хочу показать тебе. Показать тебе как выглядит моя грудь изнутри.
Его губы покинули ее и дыхание Аделаиды было единственным доказательством того, что они когда-то находились там. Блондинка закрыла глаза и вздохнула, чувствуя себя голой без его объятий.
– Открой глаза. – Сказал Гарри и она открыла. В правой руке юноша держал кисть, с которой капала краска. – Ты готова? – Аделаида кивнула и почувствовала легкое прикосновение кисти к своей коже. Его мазки были легкими, почти как поцелуи, но когда краска распространилась по ее груди, она видела как прекрасные цветы принимают форму, потому что ее глаза были прикованы к мальчику перед ней.
Она чувствовала, что тонет в его красоте, и когда Гарри взглянул на нее, она блуждала в зеленых лесах его глаз. Деревья в них были высокими, и их зеленый цвет был таким ярким, что это почти причиняло боль ее глазам, но их корни были такими глубокими, уходящими в почву, и она знала, независимо от того, насколько сильна будет гроза, деревья никогда не упадут.
– Все. – В конце концов сказал Гарри и положил кисть. Аделаида посмотрела вниз и обнаружила, что ее грудь больше не видно. Синие цветы выросли из ее ребер, а зеленые листья вырвались из ее легких. Из ее сердца росли красные розы и на ее шее расположились фиолетовые колокольчики. Но из всех цветов выделялся лишь один. Он повторялся снова и снова, расплываясь между другими цветами, словно дерево, на котором они росли, было основой всех остальных корней. Цветок был маленьким и розовым. И он был нежным.
Это был вишневый цвет.
– Вау, – Сказала девушка, глядя на свое тело, покрытое краской. – Они прекрасны.
– Могу я? – Спросил Гарри и поднял старую камеру. Аделаида кивнула и когда она услышала, как он нажал на кнопку, она хихикнула, поднимая руку, чтобы прикрыть рот. Ее внезапное движение заставило ее лицо расплыться, и спустя годы, когда снимок наконец был выявлен, оказалось, что даже расплывчатая фотография не может притупить ее красоту.
Но когда фотография была сделана в темной комнате, они обнаружили, что она не была единственной, сделанной ими в тот день. На самом деле их было три. На первой была Аделаида, ее рука прикрывала рот, а цветы на ее груди цвели во всем своем великолепии. На второй была не только ее грудь, но и его тоже. Их тела были прижаты друг к другу и краска перешла с ее груди к его. Она смеялась, когда притягивала его к себе, чувствуя, как краска пачкает его чистую кожу. После этого девушка схватила камеру и сфотографировала блеклую краску на его груди.
– Теперь ты знаешь, как выглядят цветы в моей груди. Они могут быть не такими идеальными, как твои, и они могут быть немного неясными, цвета смешались друг с другом, но это ты посадил их там. И даже самый лучший в мире флорист не смог бы вырастить их такими сильными, как это сделал ты. – Сказала блондинка и его губы упали на ее. Их сердца тянулись друг к другу, краска пачкалась и перемешивалась, и снова цветы были только внутри их тел.
Из всех его работ, только эти три были теми, которые путешествовали по миру. Они висели в самых известных музеях мира бок о бок, позволяя людям увидеть внутреннюю часть их грудных клеток. И если бы они оба дожили до этого, то Гарри и Аделаида смеялись бы над ироничностью того, что это было только лишь изображением их любви, а не являлось их любовью воплоти, которая будет длиться вечно.
========== 3.3 ==========
Его голова покоилась на ее груди и полусухая краска покрывала его щеку. Цвета перемешались и их индивидуальность исчезла, когда краска стала перекрывать друг друга. Теперь все, что осталось от желтой, красной и фиолетовой палитры на их телах, было сине-серое пятно, покрывающие их кожу. Этот цвет не был красивым, он был мертвым, холодным, но он был только снаружи, а не внутри их тел.
Его руки располагались на ее полных бедрах, рассеянно поглаживая ее мягкую кожу. Солнце поцеловало ее тело, и когда-то молочно-белая кожа приобрела мягкий карамельный оттенок. Гарри хотел поцеловать ее, чтобы проверить, будут ли его губы сладкими после этого.
Ее бедра были такими прекрасными, такими мягкими и женственными, покрытые серебром ее юности, превращающееся в рассвет женственной зрелости. Это было частью того, что он любил в ее теле. Ее взросление было разбросано по ее коже, как на карте. Если бы он последовал по серебристым линиям, он мог увидеть, как узкие бедра превратились в округлые изгибы, и где плоская грудь превратилась в упругую и полную. Это было физическим свидетельством ее приключений, ее жизни, и юноша надеялся, что она знает, насколько прекрасны они были.
– Аделаида? – Спросил он, все еще не поднимая головы. Его дыхание щекотало ее кожу и девушка чувствовала, как мурашки поднимаются по ее рукам.
– Да, Гарри? – Ответила она.
– Теперь, когда я украсил твою грудь, ты не могла бы украсить мою? – Наконец, спросил он, глядя на нее. Пятно на его щеке было большим, простирающимся от виска до подбородка. Она погладила его по щеке и краска стерлась под ее ладонью.
– Что ты имеешь в виду? – Спросила блондинка и нахмурилась.
– Я хочу, чтобы ты сделала мне татуировку. – Когда он произнес это, ее рот открылся, образовывая губами букву «О». Но вскоре это прошло и на ее губах появилась улыбка.
– Ты уверен? – Спросила она, стирая остатки краски.
– Да, на сто процентов. – Когда он сказал это, их глаза встретились, зеленые деревья тонули в ливне, и он понял, что не против такой погоды сейчас.
– Когда ты хочешь это сделать? – Задала вопрос Аделаида и он на мгновение услышал серебро голоса ее матери-бизнесвумен в ее тоне.
– Так скоро, как это возможно. – Ответил Гарри.
– Тогда пойдем! – Воскликнула девушка и ее голос тонул в приключениях, когда она спрыгнула со стола и натянула рубашку. В этот момент Гарри осознал, что наши родители могут влиять на нас, они могут влиять на наше поведение и воздействовать на наши мысли, но в конце концов, кем являться на самом деле, зависит только от вас самих.
Солнце зашло за горизонт и тысячи звезд были разбросаны по небу, их свет отбрасывал сияние на молодую пару, которая ехала на велосипеде по темным улицам неназванного города. Девушка смеялась, ее волосы развивались на ветру, а на одежде были пятна краски. Юноша улыбался, его руки были обвиты вокруг тела девушки, а его сердце билось в груди по гораздо большим причинам, которые вы когда-либо могли узнать. Девушка ехала вперед и ее ноги болели от усилий, везя их. Она поворачивала на правильных поворотах, и эта дорога, по которой она ехала, пролетала мимо ее глаз слишком часто, что запечатлелась намертво в ее памяти. Мальчик никогда не бывал на этих улицах раньше и на каждом повороте хватка вокруг девушки становилась все крепче, пока она едва могла дышать.
– Гарри, – Сказала Аделаида, когда его руки выдавливали последний воздух из ее легких. – В отличие от распространенного мнения, я действительно хочу дышать, если собираюсь довести нас туда.
– Извини. – Пробормотал Гарри и его хватка ослабла. Аделаида немного рассмеялась, и, когда мелодичный звук достиг его ушей, они остановились.
Здание перед ними было построено из кирпича, его окна были темными и сквозь стекло не было видно никаких признаков жизни.
– Ты уверена, что это правильное место? – Спросил он, когда они встали с велосипеда. Его ноги тряслись от усилий, которые он прикладывал, чтобы удерживать их, но его стучащее сердце мешало сосредоточиться на чем-либо, кроме девушки перед ним.
– Конечно, я уверена. Пойдем внутрь. – Сказала она, взяв Гарри за руку и потянула к двери.
– И как ты думаешь, мы это сделаем? Просто вломимся или? – Начал он, но его слова растаяли в воздухе, когда увидел, как блондинка достала ключ и вставила его в замок. – О, у тебя есть ключ, это имеет смысл. – Гарри почесал затылок и почувствовал, как на его щеках горят большие костры.
– Ты идиот временами, ты знал это? – Сказала Аделаида, когда включила свет в маленьком тату-салоне.
– Да, знаю. – Подтвердил он. Его щеки были розовыми, а волосы были еще более запутанными, чем обычно, поэтому она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, и ее губы потушили огонь который горел на них.
– Итак, татуировка. Что именно ты хочешь и где именно? – Задала вопрос девушка, просматривая шкафы и вытаскивая баночки с чернилами.
– Я хочу пару ласточек. – Сказал юноша, кладя руки на ее бедра и притягивая ее к себе. – И я хочу их прямо здесь. – Его губы опустились на ее грудь, оставляя легкие поцелуи на ключицах.
– Хорошо, тогда предлагаю тебе сесть туда и позволить мне сделать свою работу. – Произнесла девушка, издав небольшой смешок, когда почувствовала, как его губы скользят по ее ключицам.
Гарри сел в кожаное кресло, чувствуя грубую бумагу на своем теле и запах антисептика, щекочущего его нос, когда она смывала последние мазки краски с его груди. Черные, как сажа, ресницы покоились на ее щеках, когда она смотрела вниз на рисунок на его коже; маленькие веснушки на носу; ее волосы были стянуты в хвостик и пара прядей свисали на уши. Он впитывал все это, когда сидел там, пытаясь запечатлеть в своей памяти, чтобы позже, в тот день, когда она легла спать и оставила его с Эбигейл, он смог закрыть глаза и вспомнить, как она выглядела в этот момент.
– Может быть немного больно. – Предупредила Аделаида, глядя на него, и тяжелая игла покоилась в ее маленькой руке. Некоторые люди нервничали, видя, что этот инструмент, который пометит их на всю жизнь, лежит в крошечной руке семнадцатилетней девочки. Но ее рука не дрожала и ее глаза не дрогнули, и хотя сердце Гарри колотилось в его груди, это было не потому что он нервничал.
Игла вонзилась в его кожу и он резко вздохнул. Вначале жгучая боль пронзила его в том месте, где жидкие чернила впивались в его плоть, но через некоторое время она превратилась в тупую боль, в точно такую же, как и любую другую, которую он когда-либо испытывал. Черные линии прорезались на его коже, которые никогда не сотрутся и не исчезнут, она навсегда пометила его, но на самом деле, она начала делать это задолго до того, как игла поцеловала кожу.
Комментарий к 3.3
дамочки, с праздником
========== 3.4 ==========
Горячая вода текла по его телу, излишки чернил стекали вниз, попадая в канализацию. Ласточки начали заживать и это были лишь последние слезы, которые утекали с водой. Они все еще болели, кожа была красной и раздраженной, но на них образовалась тонкая корочка, заключавшая в себе краску, которая навсегда останется под его кожей жидкой.
Он чувствовал жгучую боль, а ее дыхание обхватывало его лицо, пока она работала. Но самым сильным воспоминанием о ее весе на нем было то, когда она взяла другой угол. Гарри рассмеялся, спросив ее, не слишком ли она непрофессиональна. «Я – воплощение профессионала», – сказала Аделаида и юноша улыбнулся воспоминанию. Но когда Гарри вспомнил, как ее бедра прижимались к его, его улыбка пропала, а зубы впились в нижнюю губу.
Его рука покоилась на его животе, выводя ленивые круги по мокрой коже, но когда в его разуме всплыли воспоминания, пламя в его груди снова вспыхнуло и рука опускалась ниже, ниже и ниже. Когда грубая кожа коснулась мягкой, он закрыл глаза и почувствовал ее имя на кончике языка. Его разум заполнился звуком ее дыхания и конечности юноши задрожали, когда он вспомнил, как она касалась его, и когда он поддался одной из главных человеческих потребностей, ее имя вылетело из его рта и эхом отразилось на стенах ванной комнаты.
Ее мать находилась внизу и звук радио дразнил ее уши, когда она выходила из спальни. Но сквозь статический гул галактики можно было услышать что-то еще. Проточная вода.
Она улыбнулась самой себе и посмотрела на свои ногти. Черные чернила располагались под ними, как будто она царапала его кожу так тщательно, что из нее просочилась черная кровь. Это было единственное доказательство того, что она была именно тем, кто пометил его, и хотя чернила, покрывающие ее пальцы, поблекнут, чернила под его кожей – нет.
Когда девушка подошла к двери ванной, беззвучные следы от ее шагов остались на полу и невидимые слова слетели с ее губ, когда она заглянула внутрь. Гарри вышел из душа, капли воды были разбросаны по его коже, а волосы прилипли ко лбу. Солнце целовало его некогда молочно-белую кожу, словно оно тоже полюбило его, и его конечности пылали этой любовью.
