Текст книги "Самый теплый танец под дождем (СИ)"

Автор книги: Ghost1985_08

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Где вас носит? Уже все готово, – Наташа оставляет последний кусок, наконец, усаживаясь рядом с Максом.Мы с Кирой тоже садимся рядом, разливая по бокалам алкоголь.

Спустя час такого по-семейному дружного обеда, мы решаем поразвлечься чем поинтереснее, поэтому Надя предлагает поиграть в бутылочку на желание.Суть в том, что желания, написанные от руки, будут лежать в чьей-то кепке, и мы поочереди будем их вытягивать.Так по кругу, наконец, долшло до меня, но перед этим Илюха успел проорать весь текст «Молодости» с орехами во рту и без футболки, Макс попытался с открытым ртом произнести букву «Р», а Натали и Надя уже во всю производили слюнообмен.Выглядело эпично.И теперь очередь подошла ко мне – горлышко бутылки указывало прямиком на меня.Желаний осталось предостаточно, и поэтому я не раздумывая вытащил первое попавшееся.

– «Опиши свой последний секс».Вы серьезно? – я оглядел всю компанию, останавливаясь на смущенной Кире.В глазах горели искрометные огни веселья и лукавства.

– Давай, Незборецкий, не томи! – протянул Мирон, осушая стопку «Клюквы».Для храбрости я тоже хапнул рюмку «Финки» и откинулся на спинку стула.

– В смысле – опиши? Вам в деталях рассказывать? – смеясь и одновременно жуя огурец, я кинул листок в урну, попав точно в цель.Трехочковый.

– Кирюха, давай по-быстрому: с кем, когда, где.Че как дети малые, – краем глаза замечая, как Жукова выливает в себя бокал шампанского, решаю еще разок хихикнуть и выпить.

– М-м-м, ладно, – сдаюсь. – Около полутора часа назад, на столе, – шесть пар глаз вытаращиваются на меня, а потом все вместе взрываются хохотом, включая меня.

– А я думал, вы с Кирой вместе, – нравоучительно повествует Мирон, отправляя в рот еще один кусок мяса.

– Чувак, не тупи, – тяну я. – Это и была Жукова.Кто же еще? – притягиваю смущенную Киру ближе к себе, целуя в макушку.Вокруг раздаются смешки, и мы все вместе снова пьем за дружбу, любовь и так далее.В конце концов тосты уже заканчиваются, поэтому мы просто так в пустую хлебаем по стопке, лишь звонко чокаясь.

Где-то на периферии моего подсознания я слышу, как в калитку кто-то звонит.Мирон отправляется на разведку, хоть уже почти и не стоит на ногах.Смех заглушает все, и только спустя несколько минут, я понимаю, что на самом деле никто больше и не говорит.Тишина.Вильбушевич возвращается с такой бледной миной, что кажется, будто только что увидел покойника.Вслед за ним заходят два человека в ментовской форме.В горле встает неприятный ком.Все замолкают, Мирон садится на шаткий стул, покрываясь красными пятнами от стресса.Да что, мать его, здесь происходит?

– Цинкову Марию Дмитриевну позавчера обнаружили в целости и сохранности на периферии города.Если у вас есть какие-либо вопросы, мы сумеем обсудить их позже.Кто-то один сейчас должен проехать в отделение на опознание гражданки.

Блять.И что тогда получается?

Комментарий к Part 21. Нашлась ваша пропажа

Finlandia – водка, изготовляемая в Финляндии из шестирядного ячменя и талой ледниковой воды.

Спасибо всем большое за отзывы.Всех люблю больше жизни.Вы – моя самая большая мотивация.И именно поэтому,я взялась писать еще один фик.На этот раз ориждинал,который по сюжету должен зайти всем.

Ссылку оставлю тут и в шапке “Танца”.

Наслаждайтесь!

https://ficbook.net/readfic/6691045

========== Part 22. Внизу будь начеку, наверху смотри в оба ==========

На улице начало светать. Мы пробыли тут достаточно долго, чтобы глаза слипались на ходу, а ноги подкашивались под напором собственного тела. Под глазами залегли темные круги, голос срывался на хрип. Все это время мы тупо пытались выяснить последовательность событий, правда, в не очень лестной форме, как это делал Незборецкий-младший.

– Как так-то, еб твою мать?! – орет Кирилл так, что у меня аж уши закладывает. Да уж, от кого-кого, но от Цинковой я точно такого не ждала. Подруги, все-таки. Бывшие подруги. – Ты серьезно? То есть тебя вообще не смущает тот факт, что твоя лучшая подруга спит со мной, что Вильбушевич, мой друг, спит с тобой, и все мы чуть ли не кровно связаны, а? – я чувствую, как голос парня прямо-таки пропитан сталью. Тяжело вздохнув, я уселась в удобное кресло и прикрыла ладонями мокрое от слез лицо. Сердце будто колючей проволокой обмотали и стягивают с каждой минутой все сильнее и сильнее.

– Незборецкий, мне что сказали делать, то я и делаю. Можно подумать, за такую сумму ты бы не побежал сам про себя все рассказывать, – теперь я этот голос терпеть не могу. Это голос предателя, предателя, который за бабло сделает все, что угодно. Меркантильные твари. – А Жукова, как раз подходящий вариант для слива информации о тебе, – в этот момент я резко отрываю голову от рук, вонзаясь взглядом в лицо Цинковой. Что она несет?

– Слив информации? – будто сам себе проговаривает Кирилл. – Это правда? – встречаюсь глазами с голубыми глазами парня, замечая, как в них тешится надежда на то, что это все это неправда. Хватаю ртом воздух, поднимаясь с кресла, и подхожу к Незборецкому. Заключаю его красивое лицо в чашу своих ладоней, пытаясь подняться выше на носочках. Эта его холодность меня коробит еще как. Я не хочу, чтобы он становился таким, как в ту первую нашу ночь, когда он ясно дал понять, что я ему – никто.

– Посмотри на меня, пожалуйста, – прошу я, и он смотрит, сверху вниз. – Я ни за что в жизни не сделаю так, чтобы тебе было плохо. Я люблю тебя, слышишь? – и снова этот надменный взгляд и мертвая тишина. Сердце пропускает удар в ожидании ответа. Кирилл не двигается с места, только тяжело выдыхает. Впиваюсь в девушку яростным взглядом, под которым она стыдливо опускает глаза в пол. И почему-то с самого начала учебы мне казалось, что для лучших подруг у нас не самые теплые отношения, какие должны быть.

– Кто нанял? – коротко бросает Кирилл Цинковой, становясь непроницаемым, и убирает руки в карманы джинс. – Я еще раз повторяю…

– Слушай, не нужно было обижать Крис, тогда бы все шло, как надо. Никто бы тебя и пальцем не тронул.

– Кристина?! – восклицает парень, вмиг становясь мрачнее тучи. – Спасибо, что сдала. Идем, – он кивает мне в сторону двери, и я следую за ним.

Что же происходит? Неужели он и вправду подумает, что я могу быть причастна к этому всему?

***

Семью часами ранее

Поскольку нам всем было интересно, какого Маша жива, и что в принципе происходит, мы все уселись в довольно-таки вместимую машину Макса и направились в отделение полиции на Крондтштатской. Теперь статья «сто пятая» УК РФ переименовалась в «сто пятьдесят девятую», из убийства в мошенничество. Как оказалось Цинкова вовсе не была убита, все было подстроено. На фотографиях – бутафория, а в силу тогдашней моей психической неуравновешенности, я и приняла все это в за правду. Мы долго восстанавливали последовательность событий, но со временем все встало на свои места. Вот почему Маша совсем не была похожа на мою лучшую подругу, вот почему она мне разрешила жить с ней, ведь так же в разы удобнее сливать информацию Кристине, чтоб ее. И я даже не подозревала, что рассказывая ей о своих проблемах в отношениях с Киром, я подвергаю его и себя опасности. Притворяться мертвой ей надо было затем, чтобы было удобнее следить за нашими передвижениями, ведь никто и не догадывался, что это может быть неправдой. Так же только в фильмах бывает, да? Оказалось, что нет.

Мы с Кириллом и Мироном уселись на заднее сидение автомобиля. В салоне стояла мертвая тишина, и разрывал ее только звук шумящего мотора. Сердце колотилось, как бешенное, норовя проломить грудную клетку и выпрыгнуть мне в руки. Из-за жуткого волнения, охватившего меня, срочно нужно было успокоиться, дабы внезапный приступ гипервентиляции и панической атаки не застали меня врасплох. Аккуратно перебирая пальцами, я ухватилась за напряженную ладонь Кирилла, сидящего рядом. Он же, бросив на меня безразличный холодный взгляд, вернулся к созерцанию видов за окном. Всем сейчас было не до нежности, и я это понимала, но почему-то сердце больно укололо, заставив меня, замкнуться в себе и убрать руки на место.

В голове совсем не укладывалась череда событий. Почему? Зачем? Как? Мы ехали в центр, дабы разобраться со всей этой канителью. Хотелось обычной, нормальной жизни, где у всех все хорошо, либо по стандарту. Но вместо этого, я могла каждый день просыпаться с мыслью о том, что кого-то могут либо пристрелить, либо вообще, того хуже, убить. Я боялась за всех, но особенно за Кирилла. За такой короткий промежуток времени я успела привязаться к нему так сильно, что уже не представляла своей жизни без этого человека. Я любила его. Я хотела быть с ним всегда и везде, что бы ни случилось. И сейчас мои внутренности болезненно сжимались при осознании того, что таким незначительным жестом и колючим взглядом он меня не то, чтобы отверг, но задел за какие-то душевные ниточки, которые, по сути, лучше не трогать никогда. Я плохо переношу ссоры, не люблю это тяжелое ощущение на душе и постоянно, тянущийся, как патока, воздух, из-за того, что нутро скручивается в жгут и дышать нормально априори не позволительно.

Задумавшись, я совсем не заметила, как мутные дороги и лес сменились городскими видами отдаленных домов и шумный проспектов. С момента отъезда никто не проронил ни слова, оставляя все свои переживания и мысли при себе. Глубоко вдохнув сухой воздух, я хотела было вздремнуть, пока ехать оставалось около часа по московским пробкам, но не тут-то было. Кирилл, рядом со мной, нахмурился, поджал губы в сплошную линию, вытащив из кармана безразмерного худи, холодную ладонь, протянув ее мне, оплетая пальцами мою кисть. Судорожно замерев, я подняла осторожный взгляд на его непроницаемое красивое лицо, следом аккуратно прижавшись к тяжело вздымающейся груди, выслушивая четкие удары его сердца. Значит, все в порядке. Хотя бы на короткий промежуток времени.

Проснувшись буквально через час, голова гудела, а изнутри ее набили будто лежалой мокрой ватой. Ощущение противное и неприятное, хотелось пить и таблетку, но вместо этого в нос ударил неприятный запах сырости из-за открытой двери машины рядом с полицейским участком. В машине кроме Макса никого не было, поэтому, сев ровно и продвинувшись к середине между водительским и пассажирским креслом, я наблюдала вместе с Максимом разворачивающуюся картину на улице. Доносившиеся отголоски были едва разборчивы, поэтому я лишь тщетно пыталась усмирить сбившееся дыхание и колотящееся сердце, дабы вслушаться в слова. Через лобовое стекло отчетливо было видно, как Кирилл яростно жестикулировал руками перед испуганной Цинковой, которую за плечо удерживал полицейский, а Мирон то и дело пытался усмирить разбушевавшегося друга.

– Что случилось? – проговариваю я хриплым, из-за дремы, голосом. Макс едва заметно дергается, поворачивая голову ко мне, но не отрывая взгляда от сабантуя. – Где Наташа?

– За водой пошла, – проигнорировав мой первый вопрос, Макс снова развернулся, закидывая сигарету в зубы и затягиваясь. – Ну и подруги у тебя, – многозначительно заключил он, покидая салон. Выпрыгнув вслед за ним в открытую заднюю дверь, я направилась к Кириллу, ор которого был слышен, кажется, даже в помещении.

–… С головой совсем не в порядке? Тебе до этого в твой пустой череп не приходило, что это, блять, не игрушки? – рычал он.

– Незборецкий, боже мой, успокойся, ради Бога! Тебе все объяснят. За такие деньги мой отец, как два пальца об асфальт, вытащит меня отсюда. Штраф в две сотни и полтинник на руку начальству – дело закрыто! Ты действительно думаешь, что я не предусмотрела ничего до того, как взяться за эту канитель?

– Что происходит? – пикнула я, чем вызвала резкий взгляд парня, который чуть ли не метал молнии.

– Пусть вам все объяснит адвокат, нас заждались. До свидания, молодые люди! – низкий баритон полицейского резанул по ушам. Маша лишь бросила на меня мимолетный безразличный взгляд и скрылась в дверях отделения.

– Ты даже не представляешь, сколько пиздеца бы случилось, если бы ее не спалили, – заключил Незборецкий, потирая уставшее лицо ладонями, одновременно обращаясь ко мне. Нервно сглотнув, я, взяв парня за руку, направилась вместе с ним по мраморным ступеням внутрь огромного здания, где нас уже ожидал тот, кто в этом разбирается, целясь рассказать нам, в чем заключалась сделка между моей подругой и заказчиком.

Комментарий к Part 22. Внизу будь начеку, наверху смотри в оба

Знаю, что все сейчас чересчур запутанно и не разберешь, но так надо. В следующей главе постараюсь все разложить по полочкам.

И простите меня, пожалуйста, за долгое отсутствие и маленькую главу.

Всех люблю. Приятного прочтения.

========== Part 23. На темную сторону силы ==========

Мне придется убить тебя, ведь только тогда я буду знать точно,

Что между нами ничего и никогда

Уже не будет возможно.

После разговора в комнате с Машей, где Киру обвиняют в сливе информации про Кирилла.

Когда ты получаешь какие-то супер неожиданные шокирующие новости, тело напрягается, будто кол проглотил, голова мыслить ясно больше не собирается до тех пор, пока к тебе не придет верное осознание того, что ты где-то знатно проебался. Вот так и со мной. Полгода назад все началось, полгода меня водили вокруг пальца, полгода назад я встретила Кирилла и ровно, черт их дери, полгода назад, в декабре, я – непреднамеренно – все, что знала, рассказывала Цинковой, даже не подозревая о ее гребаных проделках. И сейчас, выслушивая от рослого тучного мужчины всяческие извернутые планы покушений и действий, я не верю своим ушам. Я не хочу принимать все всерьез, я не хотела бы этого знать, но по-другому не выйдет.

– Цинкова Мария Дмитриевна, – начинает зачитывать с первого заверенного листа адвокат, – обвиняется по статье «сто пятдесят девять» – мошенничество, и по статье «сто десять» – намеренное доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или унижения человеческого достоинства потерпевшего, – выдыхает мужчина, поднимая взгляд на, ошалевших, меня и Кирилла. – Карается принудительными работами с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до семи лет. То же самое, совершенное в отношении двух или более лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, наказывается лишением свободы от восьми до пятнадцати лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься какой-либо деятельностью до десяти лет и с ограничением свободы на срок до двух лет, – четкие, отработанные фразы, каменное, но понимающее, лицо, усталый вид, ибо до пяти утра с нами тут возиться ну больно тяжко. Как представлю, сколько всего еще нам придется пройти и оформить, сколько будет длиться эта канитель вообще представить сложно, честно говоря. Мы почти синхронно шумно выдыхаем, обреченно переглядываясь, откидываясь на неудобных стульях в кабинете представленного нам адвоката.

Через тонкий тюль едва начинают пробираться майские лучики солнца, освещая грязный паркет комнаты и потрескавшиеся бежевые стены. На часах пять часов сорок три минуты. Я незаметно зеваю, подпирая ладонью осунувшееся лицо, второй рукой переплетаю пальцы с пальцами Незборецкого, который тоже до жути уставший, ибо не спал более суток, начиная с больничной койки.

– Мы сможем как-то быстро это уладить, чтобы не было лишней шумихи? Все-таки мы с братом являемся достаточно публичными личностями, и нам бы не особо хотелось возиться с этими, не пойми откуда взявшимися, проблемами. Тем более, если это дойдет до туда, докуда не надо, все выльется в серьезную неразбериху и ненужные слухи. Мы на вашей стороне и принимаем любые условия, в пределах разумного, – многозначительно заканчивает парень, сжимая мою кисть и подбираясь ближе к дубовому устойчивому столу. Вот значит, как решаются все дела. Просто «давайте уладим без шумихи за несусветные бабки, и дело закрыто»? Да уж, без коррупции в России сейчас никуда.

– Мы обо всем договоримся позже, Кирилл Игоревич, – Илья Алексеевич, он же адвокат, складывает бумаги в единую стопку, одновременно вертя гелиевой ручкой, которая неприятно пачкает пальцы жидкими чернилами. – А сейчас я вынужден вам обо всем доложить, чтобы ввести вас в курс дела. Если не возражаете, наедине, – мужчина зыркает на меня, следом впиваясь взглядом серых, как асфальт, глаз, в лицо Кирилла. Последний кивает, склоняясь ко мне.

– Попроси Макса отвезти тебя домой, я тут надолго. И пусть он побудет с тобой, одна не оставайся, – кивая, встаю, одергиваю футболку, кидаю прощальный взгляд на адвоката, провожу, ободряюще, ладонью по плечу Кира и скрываюсь за дверью.

Конечно, уходить я никуда не собиралась.

Оглядываюсь по сторонам промозглого серого коридора, направляясь в самый дальний угол, пропахший сыростью, где расположился автомат с горячим не-совсем-кофе. Навряд ли тут есть что-то более бодрящее, чем пятидесятимиллилитровый стаканчик недо-кофеина. Опускаю ржавую монету в приемник, выслушивая, как гулко она падает на дно копилки, зачисляясь на табло цифрой «десять». Машина начинает издавать кряхтящие звуки, гудит, после чего – выдает помятый стаканчик с эспрессо без сахара.

Усаживаюсь на ближайший скрипящий стул, что, в принципе, попадаются на каждом шагу, по периметру здания. Подпираю собой стенку, шумно выдыхаю, снова затягиваясь холодным воздухом. Голова трещит, будто туда поочередно влетает и вылетает кукушка. Слышу отдаленные голоса, реальность смешивается с непонятной, густой, словно патока, полудремой. Хочется спать. Хочется уткнуться носом в мягкую подушку, пропитанную приятным запахом одеколона, и благополучно забыться сном. Но этого не происходит. Нам тут торчать еще, как минимум, часа два, а то и больше.

Пока оформим документы, пока Кирилл уладит все насчет того, чтобы вся эта ненужная информация не разлетелась по социальным сетям, а то и дошла до Васи Басты. Он, конечно, мужик толковый, поймет все от и до, но зачем его впутывать в свои же проблемы? Мальчики взрослые, сами разберутся.

Устало перевожу взгляд на часы. Стрелка двигается с такой неохотой, что хочется взять и перемотать ее на день вперед, когда все уладится. Надо ли верить, что завтра будет лучше, и будет ли оно вообще? Как оказалось потом – не будет.

К кабинетам потихоньку начинает собираться народ. Кто-то притащил пачку документов на подпись, кто-то держит в трясущихся руках одно помятое заявление, кто-то злостно цыкает, в сотый раз глядя на часы в приемной. Минуты сменяются минутами, секунды секундами, правда, не так быстро, как хотелось бы. Из кабинета «триста семьдесят два» никто не показывался уже около двух часов. Монотонные голоса адвоката и Кирилла изредка прерываются, иногда одновременно, иногда поочередно. Но только когда я уже слышу приближающиеся из-за двери шаги, поднимаюсь на ноги, одергивая одежду и заправляя лохматые волосы за уши.

–…Спасибо. Надеюсь, больше не понадобится, – Кирилл выходит из кабинета, пожимая руку мужчине. Поспешно кивает, разворачиваясь на выход, но сталкивается со мной. Белесые брови ползут к переносице. – Я же сказал тебе, едь домой. Почему ты до сих пор тут?

– Было бы несправедливо оставить тебя здесь одного. Мы все устали, поехали домой, – подхожу ближе, всматриваясь в светло-голубые потухшие глаза. Кирилл молчит, не двигается, будто активно переваривая какую-то важную информацию. Взгляд тяжелый, серьезный, ни намека на спокойствие.

– Нет.

– Прости? – растеряно промаргиваюсь.

– Кира, ты едешь домой. К себе домой, – четко, без единой эмоции. Чувствую, как внутри все скручивается в толстый напряженный жгут тревоги. – Между нами все кончено, – знаете, когда слезы подступают к горлу, а ты их сдерживаешь, то появляется саднящее и болезненное чувство в области шеи. Так вот. Эта боль распространилась по всему телу. А тот, кто стоит напротив меня, безразлично вытягивает мою душу, наматывая ее на кулак.

– Ч-что? – голос дрожит, пальцы нервно сжимают край футболки. – Почему? Что произошло? Кирилл, я не совсем понимаю…

– Мне не нужны отношения. Голый секс меня устраивал всегда и более чем. Из-за тебя слишком много проблем. Ты думаешь, я хочу с тобой возиться во всей этой кровавой каше? У меня нет на это времени, я работаю, а не сижу на месте. Мне не нужно все это. Мне не нужна ты, – чувствую на губах солоноватый привкус слез, а перед собой наблюдаю новый образ меркантильного и бесчувственного человека, который привык пользоваться всеми, кто ему не дорог. Стекла на розовых очках трескаются. Значит, очередной спектакль? Хорошая была игра, Кирилл Игоревич.

– Ты врешь. Ты не можешь так говорить. Ты не такой. Ты же… – качаю головой, не веря своим ушам. Он не может так говорить, он же… любит меня. А я люблю его, хотя уже должна его ненавидеть. Что за черт!

– Я такой, какой есть. И если ты до сих пор не разглядела во мне то, что давно всем известно, я никак помочь не могу. Кира, ты – игрушка, не заслуживающая ничего, кроме потребительского отношения. Мне было хорошо. Но, как говорится, хорошего понемногу. Надеюсь, ты поступишь умно и забудешь это все, как страшный сон. Тебе ведь не нужны проблемы, правда? – его до этого сладкий голос пропитался злобой и отвращением. Я вспоминаю, как он действовал в самом начале наших отношений, когда строил из себя ужасную привереду и брюзгу. И что я вижу сейчас? Точь-в-точь повторяющийся образ беспринципного мудака, думающего, что он все сделал правильно.

– Незборецкий, я знаю тебя. И сейчас я знаю, что ты врешь. Врешь и не краснеешь. Я не понимаю, что творится в твоей голове, но ты поступаешь наихудшим образом, отвергая меня. И я все равно тебя люблю, каким бы ты ни был. Потому что ты, придурок, думаешь, что сделаешь лучше, когда все наоборот, – качаю головой, опуская глаза в пол.

– Я изменил тебе, – шепчет, склоняется ниже, прищуриваясь, думая, что напугает. Вздергиваю лицо к нему и замираю, высматривая хитрую физиономию. Воздух выбивается из легких, оставляя ноющий жгучий вакуум, сковывающий движения. Он ухмыляется, понимая, что добился желаемого эффекта, а я залепляю громкую пощечину и испуганно прижимаю руку к груди. – Можешь придумывать себе все, что захочешь. Это твоя сказка, но я в ней больше не принимаю участие, – потирает пунцовеющую скулу, задевает меня плечом и ровным шагом направляется на выход. А я оседаю на пол в конце коридора, подпирая собой бетонную стену, и заливаюсь тихими слезами, разрываясь изнутри на мелкие кусочки.

Я тебя люблю. Я тебя ненавижу.

Комментарий к Part 23. На темную сторону силы

Ебашьте! Надеюсь, вы запаслись ложками для стеклышка. Я уже предвкушаю наплыв ярости, но что поделать. Опять нихера непонятно: что к чему, как и откуда.

Мне было важно передать вам ощущения и посыл. Фик близится к логическому завершению, поэтому по мере его приближения, я буду раскрывать вам всю суть.

Момент с обвинением Киры в сливе я опишу чуть позже и поподробнее. Сейчас это будет лишним. Мусольте то, что есть. Пища для размышлений, если так можно назвать.

Была бы благодарна, если бы вы оставили развернутые отзывы, как одна некая особа, чьи отзывы я обожаю из-за их необъятного объема. Лучшие!

Всем спасибо. Всех люблю.

Приятного чтения!

========== Part 24. Оставьте меня, блять, в покое ==========

Девочка-мечта

Кому-то наверняка знакомо чувство, когда ты полностью обессилен. Ты впадаешь в жутчайшую апатию и проводишь все свои сумрачные дни в четырех мрачных стенах.

Тем же утром я вернулась к себе в квартиру. В пустую обитель начала. А ведь пару недель назад я предполагала, что навещу ее еще не скоро.

Все мои вещи, точнее большая их часть, осталась в доме у него. И сейчас, лежа на диване в гостиной, свернувшись калачиком и закутавшись в пуховое одеяло, я медленно, но верно саморазрушалась.

В груди зияла пустота от вырванного и растоптанного сердца. Ничего не осталось. Меня будто осушили, разорвали душу на куски и выбросили на свалку. Я должна его ненавидеть, но я продолжаю любить его. Я продолжаю рыдать и орать в подушку, сжимать пальцы до боли, биться кулаками в стену и забывать есть. Мне хочется, как раньше, подойти к нему, такому высокому, светлому и лучистому, встать на мысочки, притянуть ладошками его лицо за острые скулы, всмотреться в лазурные глаза и мягко, сладко поцеловать. Но эти образы стеклами разбиваются об стенки моего сознания, когда приходит реальность на смену неправдоподобным грезам.

Этот вечер седьмого мая был таким же бесполезным и скучным. Я заболела, в конец сорвав себе глотку от душераздирающего крика от боли внутри. Голова, словно набита ватой, уши заложены, горло неприятно остро саднит, тело ломит, температура растет выше вместе с приближающейся к двадцати трем часам пятидесяти девяти минутам стрелкой настенных часов в том конце кухни. Я сижу на пресловутом диване, завернувшись в самодельный кокон из одеяла, медленно раскачиваюсь и жду. Я, черт побери, жду, когда Незборецкому Кириллу моему бывшему исполнится сучий двадцать один год, в который он успел перетрахать пол-Москвы, меня, разбить сердце, заработать миллионы, добиться невероятных высот и откатать сотню концертов.

На часах ровно двенадцать ночи. Я медленно закрываю глаза, чувствуя, как горячие слезы обжигают щеки. Качаю головой, пытаясь прогнать мысли, всплывающие невовремя, но все тщетно. В подсознании начинают всплывать самые теплые воспоминания, которые сейчас причиняют нестерпимую боль.

POW T-FEST

Осушаю энную стопку крепкого и самого дешевого виски, жмурясь от неприятного вкуса, сидя на полу в своем пустом доме, подперев спиной входную дверь. Свет везде выключен, и только лучи от фонаря пробираются по паркету в дом, оставляя призрачные разводы. Моя рубашка, пропахшая потом, одеколоном и спиртом, неопрятно расстегнута, губа разбита, один кроссовок на ноге, другой – в конце комнаты, ибо я только что им швыранул в стену из-за своей безысходности. Я один.

Телефон часто начинает вибрировать от приходящих на него сообщений. Хмурюсь, еле доставая его из заднего кармана светлых помятых брюк.

– Кого там еще… – шепчу, начиная пролистывать расплывающиеся на экране уведомления из социальных сетей. Время двенадцать, восьмое мая. С днем рождения, Кирилл Игоревич. Поздравляет кто угодно, но только не она. Не та единственная, которая могла поддержать в трудную минуту, которая всегла была рядом, которая любила меня. Внутри все рвалось на части, хотелось выть от негодования, разрывающего меня изнутри, но один неверный шаг мог все испортить. Если сейчас я поеду к ней, извинюсь, обниму – это ничего не изменит. Она ненавидит меня после всего того, что я наговорил. Она не подпустит меня ближе пушечного выстрела. Я испортил все.

Снова заливаю в себя последние капли алкоголя, начиная тяжело дышать. Подбородок подрагивает, провожу пятерней по взъерошенным платиновым волосам, опираясь головой об дверь. Стискиваю зубы до боли в челюсти, что аж жевалки начинают бегать по лицу. Хмурю брови, с нажимом потирая уставшее замотанное лицо. Что же я, еб твою мать, наделал? А все ради чего?..

Поднимаюсь кое-как на ноги, опираясь об трехногую тумбу, на которой расположилась фарфоровая ваза с сухоцветами и гербарием, и сплевываю прямо на пол, не заботясь ни о чем. По своей неосторожности и шатающейся походке опрокидываю данный предмет на пол, по которому в миг разлетается тысячи осколков. Невольно засматриваюсь на устроенный срач, хмыкаю и понимаю, что-то же самое сейчас творится у меня в голове и на сердце. Прокручиваю в руках телефон, заглядывая на дисплей, на обоях которого стоит симпатичная мордашка моей Киры. Такой хрупкой и маленькой, такой миниатюрной и красивой, такой особенной. Разблокировываю экран, залезая в бесконечный список контактов, задерживаюсь пальцем над именем той самой, но отбросив все сомнения, нажимаю и звоню.

Секунда до гудка, и я сбрасываю. Я не должен отступать назад. Я не должен возвращать все. Так будет лучше. По крайней мере, для нее.

Блядское утро началось с дичайшего похмелья. Редко, когда в жизни я мог проснуться с адской головной болью и тошнотворным привкусом на языке. Либо я должен был ужраться в хламину, либо я должен был ужраться в хламину паленым алкоголем. Второй пункт, кажется, был выполнен на отлично.

Даже не разобрав вчера кровать, я завалился спать в той же самой одежде, которая бонусом ко всему прочему, теперь еще была в слюнях. Допитая зеленая бутылка валялась со мной по соседству, штаны были на половину – видимо, я все-таки собирался раздеться – спущены.

С непонятным кряхтением я поднимаюсь на локтях, оглядывая спальню, находя себя на втором этаже своего пустого дома, в котором больше нет никого, кроме меня, такого ублюдка. В конец снимаю с себя брюки, оставаясь в носках, боксерах и рубашке. Ставлю бутылку на комод по пути на выход из комнаты. Шарканье ног отдается эхом от высоких стен. Открываю раздвижные двери в ванную комнату, попутно стягивая с себя носки, рубашку и последнее. Поворачиваю кран на самую холодную воду, дабы хоть как-то прийти в себя, подставляя лицо ледяным каплям воды. Шиплю от неприятного покалывающего чувства на коже и в области ребра, куда меня подстрелили в прошлый раз. Промаргиваюсь, обращая внимание на кровоточащий шов, который еще не до конца зажил. Алкоголь, сигареты и питание делают свое дело. Выругиваюсь в голос, но шум воды заглушает все звуки.

Наконец, вымывшись, покидаю душ, обмотавши бедра в синее махровое полотенце. Опираюсь руками на мраморное покрытие раковины, уставившись на свое отражение в огромном круглом зеркале, по ободку которого были выплавлены медные узоры. Тяжело вздыхаю, качая головой, будто слов и не требуется. Разговаривать самим с собой – это, похоже, уже клиника. Снова направляюсь в спальню, открывая тот самый комод из красного дерева, напяливая на себя чистую одежду, приятно пахнущую свежестью. Душусь одеколоном, надеваю все свои цепочки, браслеты, часы и выдвигаюсь вниз.

Из кухонного шкафа достаю самодельную аптечку, закидываясь парой таблеток от головы и желудка. Из холодильника выхватываю минералку и заваливаюсь на угловой диван. Тот самый. И снова в голове начинают проясняться все события, все поступки и деяния, и все они доставляют неимоверную душевную боль, которую заглушить нельзя даже спиртным. Прикрываю глаза, отдаваясь своим грезам и воспоминаниям, но мои раздумья прерывает настойчивый звонок в калитку.

Подрываюсь с места, отставляя бутылку в сторону. А вдруг она? Вдруг малая? Но каково мое удивление, когда в домофоне я вижу смазливое сучье лицо своей бывшей, Кристины. Что б ее…